Эволюция представлений россиян о демократии: от мечты до запроса на работающие институты Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Петухов В. В.

ЭВОЛЮЦИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ РОССИЯН О ДЕМОКРАТИИ: ОТ МЕЧТЫ ДО ЗАПРОСА НА РАБОТАЮЩИЕ ИНСТИТУТЫ1

Анализируя процесс развития демократии в нашей стране, многие специалисты довольно скептически оценивают как современное её состояние, так и её перспективы. В различных международных рейтингах, характеризующих уровень политических свобод, наша страна также находится далеко не на лидирующих позициях2. Одни это объясняют нарастающей олигархизацией власти, другие — особенностями национального менталитета.

В частности, некоторые исследователи обращают внимание на тот факт, что в России, в отличие от стран Центральной и Восточной Европы, переход к демократии не сопровождался «революцией ценностей». Запрос на демократию был краткосрочным и обусловлен, главным образом, осознанием большинством граждан СССР того очевидного факта, что демократические политические режимы в Северной Америке и Западной Европе более эффективны, с точки зрения развития экономики и социальных гарантий, чем система, существовавшая в стране последние 70 лет. Но как только выяснилось (а выяснилось это довольно скоро), что демократия сама по себе

1 Настоящая статья подготовлена на основе результатов всероссийского социологического исследования «О чём мечтают россияне», проведённого ИС РАН совместно с Представительством фонда Ф. Эберта в России весной 2012 г., а также результатов исследований других социологических центров.

2 Так, в 2011 г., по данным журнала "The Economist", политический режим России был признан авторитарным, а уровень её демократичности был оценён на 3.92 балла притом, что индекс стран развитых демократий составлял 10 и более баллов [см.: 1]. И хотя методика подобного рода исследований, равно как и критерии «рейтингования», выглядят часто сомнительными, сам факт дрейфа нашей страны в сторону, противоположную демократии, не вызывает сомнения не только у международной общественности, но и у многих наших сограждан.

не гарантирует быстрого роста жизненного уровня населения, не спасает от административно-бюрократического произвола, произошли быстрый откат и разочарование в её ценностях. Такая точка зрения, однако, лишь отчасти справедлива.

Действительно, подавляющее большинство россиян в те годы переход к демократии ассоциировали с надеждами на лучшую жизнь. Но эти надежды отнюдь не сводились лишь к мечтам о потребительском изобилии. Запрос на свободу также был достаточно силён. Не случайно, спустя 25 лет после перестройки, россияне по-прежнему признают важность реабилитации жертв сталинских репрессий, снятия запрета на публичную критику высших должностных лиц, расширения гласности и свободы слова, ликвидации цензуры, демократизации выборов и т. п. Сами же представления о демократии, особенно в конце 1980-х гг., базировались на мечте (если к идейно-политическому концепту применим данный термин) о справедливо организованном обществе, которое виделось как российский аналог «государства всеобщего благоденствия», органически сочетающий, с одной стороны, активную роль государства в экономике, сильную систему социальной защиты, а с другой стороны — невмешательство государства в частную жизнь граждан, политические и гражданские свободы. Совершенно ясно, что дистанция между этим идеалом и той реальностью, в которой жили люди в те годы, была огромной. Продолжала она оставаться таковой и в последующие годы.

Тем не менее и сегодня, судя по результатам настоящего исследования, россияне имеют если не мечту, то вполне отчётливо выраженное представление о том, что есть общественное благо и какая модель демократии смогла бы реализовать это благо практически. Среди ответов на прямой вопрос «Какая идея, лозунг в наибольшей степени выражают мечту о будущем России?» две первых позиции заняли «социальная справедливость, равные права для всех, сильное государство, заботящееся о своих гражданах» и «права человека, демократия, свобода самовыражения личности». В каком-то смысле этот запрос можно интерпретировать в качестве мечты, причём трудно достижимой, поскольку в нашей стране соединить идеи демократии, свободы, справедливости с идеей государственности, а её, в свою очередь, трансформировать в эффективную власть до последнего времени ещё никому не удавалось.

Любопытно, что когда речь зашла о ключевых слагаемых демократически организованного общества, респонденты отметили в качестве приоритетных те же позиции, только в иной последовательности. На первые два места они поставили (с огромным отрывом от всех остальных) «равенство всех граждан перед законом» (77% опрошенных) и «небольшую разницу в уровне доходов людей» (40%). Таким образом, можно констатировать, что желаемая модель общественного устройства и его демократического «оформления» базируется на двух «китах»: правовой защищённости граждан и социальной справедливости (рис. 1).

Причём запрос на правовое равенство как необходимый атрибут демократии был чрезвычайно устойчив все 2000-е гг., в то время как запрос на более равномерное распределение доходов актуализировался лишь в последние годы. Есть все основания полагать, что идея «демократии равных возможностей» в будущем получит ещё больше распространения, поскольку она является общемировым трендом, представляя собой новое видение демократии XXI в., главным предназначением которой становится обеспечение индивидуальных и групповых прав граждан, начиная от снижения уровня социального неравенства и заканчивая расширением возможностей политического участия более широким слоям населения, чем это имеет место сейчас. Повестка дня современной демократии ориентирована уже не на условия и предпосылки демократии, а на поиски форм социального порядка, расширяющих спектр общественно-политических альтернатив и генерирующих соответствующие социальные изменения.

На фоне указанных слагаемых демократии все остальные, как видно из вышеприведённых данных, актуализированы в гораздо меньшей степени. Это относится в первую очередь ко всему «пакету» политических прав и свобод, включая право на выборы в органы власти, независимые медиа, наличие политической оппозиции, а также такие инструментальные права, как участие рабочих в управлении предприятиями, право на забастовку. Снижающийся интерес к некоторым аспектам демократии вполне закономерен и связан с тем, что многие права и свободы стали неотъемлемой частью повседневной жизни страны и не вызывают какой-то особой озабоченности. Это, например, касается свободы перемещения, выезда за рубеж, свободы вероисповедания, наличия частной собственности,

небольшая разница в уровне доходов людей

Независимость суда Свободные выборы власти Избрание президента непосредственно народом Свободный выбор профессии

Наличие частной собственности

Наличие оппозиции, контролирующей президента и правительство

Свобода выезда за рубеж

Участие граждан в референдумах по важнейшим вопросам для страны

Свобода печати

Возможность свободно выражать свои политические взгляды

Свобода вероисповедания Свобода передвижения по стране Участие рабочих в управлении предприятиями Самостоятельность регионов страны Право выбирать между несколькими партиями

Право на забастовку

Свободное членство в какой-либо политической

партии

Другое

J 29

ПГ8"

Ёт^6

42

24*9

26

36

_ 20 79

■23

21

В*

18

44-

30

Ш.

48

18-

• зТ40

45

2024

^9"

17

4434

■16

112

£

■ 2012

□ 2007

□ 2003 ■ 1998

Рис. 1. «Что из вышеприведённого списка абсолютно необходимо для того,

чтобы Вы могли сказать: "Да, это и есть то общество, в котором воплотились мои мечты о демократии"», % (сумма цифр по каждому году может превышать 100%, т. к. допускалось до пяти ответов)

в какой-то степени и свободы СМИ. Большинство россиян не видят и особых препятствий для свободного выражения своих политических взглядов: 32% опрошенных оценивают имеющиеся для этого возможности на «хорошо», 59% — как «удовлетворительные» и лишь 8% — как «плохие»; а высоко обеспеченные респонденты и жители мегаполисов — ещё выше.

Деактуализация же некоторых других аспектов демократии обусловлена иными причинами. Так, снижение интереса к выборным процедурам легитимации власти связана, прежде всего, с особенностями последних выборных кампаний в Государственную думу и Президента РФ, которые оставили у многих россиян неприятное «послевкусие». Выборы многими начинают восприниматься как формальность, если и нужная, то главным образом для того, чтобы не допустить безвластия и хаоса. Кого и как при этом выбирают — особого значения не имеет.

То же самое можно сказать и об отношении к оппозиции. Системная, представленная в парламенте оппозиция многими гражданами воспринимается как часть властвующей элиты, роль которой заключается в том, чтобы канализировать общественное недовольство в нужное властям русло. А несистемная оппозиция вызывает пока настороженность. Затухающий же интерес к экономическим правам и свободам можно объяснить лишь невозможностью в нынешней России бороться за эти права законными способами.

Одновременно с этим, нельзя не признавать и то, что многие права и свободы были в своё время октроированы, т. е. «дарованы» свыше, и в обществе не сформировалось эмоционально окрашенное, бережное и, даже отчасти, религиозное отношение к ним и к демократии в целом, как у тех же американцев. Причём не только у рядовых граждан, но и у элит. Как показывает опыт функционирования развитых демократий, именно элите, прежде всего, необходима вера в демократические идеалы или хотя бы формальное следование демократической процедуре. Передача власти от Ельцина к Путину, а затем от Путина к Медведеву, а теперь опять от Медведева к Путину, лишь отчасти напоминала демократическое волеизъявление народа. Именно поэтому общество довольно равнодушно восприняло свёртывание в 2000-х даже тех небольших завоеваний демократии, которые были достигнуты ранее.

2

□ Безусловно, да

23

□ Скорее да

□ Скорее нет

■ Безусловно, нет

17

■ Затрудняюсь ответить

31

Рис. 2. Мнение россиян о том, является ли Россия демократическим государством, %

Это равнодушие можно объяснить и тем, что указанный откат до некоторой степени компенсировался позитивными сдвигами в уровне и качестве жизни если не всех, то весьма значительных слоёв населения. Однако к моменту выхода страны из кризиса в 2010 г. надежд у россиян, судя по результатам исследований, заметно поубавилось, а начавшийся было формироваться миф о России как успешной стране, где уже очень скоро большинство населения будет жить так же, как в ведущих странах Европы, начал рассеиваться. Хотя сам кризис, вопреки многочисленным пессимистическим прогнозам, и не привёл к социально-политической дестабилизации, он существенно поколебал уверенность значительной части общества в том, что страна в «нулевые» годы избрала стратегически верный курс, который приведёт её рано или поздно к экономическому процветанию и укреплению влияния в мире. Происходило постепенное осознание, что в стране не всё благополучно, а курс, проводимый властями, нуждается если и не в радикальной ломке, то в существенной корректировке. Вместо этого — «сентябрьская рокировка» 2011 г., которая обнажила то, что было видно многим и раньше: концентрация власти на её верхних этажах при очевидной слабости и неэффективности других «несущих» конструкций политической системы, экономических и социальных институтов является главным тормозом развития не только демократии, но и страны в целом. Как результат — лишь менее трети опрошенных (28%) назвали современную Россию демократической страной. Заметно больше тех (48%), кто так не считает, полагая, что наша страна сегодня так же далека от демократии, как и двадцать лет назад (рис. 2).

□ Российское общество оказалось не готово к демократии

□ Российский правящий класс предпочёл демократии собственность и власть ■ Затрудняюсь ответить

Рис. 3. «Если надежды, мечты россиян о демократии не оправдались, то, как Вам кажется, почему?», %

Характерно, что россияне, в отличие от многих отечественных и зарубежных экспертов, первопричину замедления движения России к демократии видят не в косности, инертности, неготовности общества к ней, а в выборе российского правящего класса, который предпочёл демократии собственность и власть. Так считают 65% опрошенных. Существенно меньше тех, кто основную вину возлагает на само общество (27%). На общем фоне выделяются лишь сторонники М. Про-

хорова, более трети которых вину за несбывшиеся мечты о демократии возложили на общество (рис. 3).

В этом плане любопытна зарисовка, сделанная известным политологом В. Гельманом при посещении в середине 1990-х гг. одного старинного провинциального города. Внешний облик этого городка удивил своей неухоженностью, захламлённостью и замусоренностью. Когда же он поделился своими наблюдениями с местным начальством, то в ответ услышал, что первопричиной такого положения дел является местная культура, исторически сложившиеся традиции. Однако, посетив этот город вновь через несколько лет, В. Гельман увидел разительную перемену — город стал намного чище. Оказалось, что горожане избрали нового мэра, который сумел наладить эффективную работу коммунальных служб. Местная культура, по всей видимости, таким реформам не препятствовала. В связи с этим автор задаёт вполне резонный вопрос: может быть, нашей стране пора перестать сетовать на непреодолимость культурного «наследия прошлого», а просто учиться выбирать достойных правителей и создавать эффективно работающие институты? [см.: 2]

Обращает на себя внимание и то, что общество, с одной стороны, и значительная часть политического класса, включая политических экспертов, с другой, несколько по-разному определяют приоритеты развития российской демократии. Так, результаты экспертного опроса, проведённого в 2008 г. рабочей группой ИНСОР показали, что «главным, "пакующим" критерием [демократии], упоминаемым большинством экспертов, является политический плюрализм во всех его проявлениях: политическая конкуренция, состязательность, регулярные выборы и отсутствие партийной монополии» [см.: 3]. Политический класс, таким образом, настаивает на локализации демократии в основном сферой политики и выборных процедур, тогда как у наших сограждан более широкий и одновременно более «приземлённый» взгляд на желаемую её модель. «Демократический романтизм» конца 1980-х — начала 90-х, когда главную ценность представляла свобода, сменился запросом на прикладные аспекты демократии. Россиянам сегодня нужна «демократия на каждый день», т. е. не имитационные, а работающие институты (именно то, о чём говорит

Гельман), эффективность которых определяется степенью их влияния на политику властей, динамикой уровня и качества жизни, социальной защищённостью граждан, масштабами коррупции, реальным обеспечением не только политических, но и социально-экономических прав и свобод граждан и т. п.

Как видно из нижеприведённых данных (см. рис. 4), большинство наших сограждан привлекает в демократии надежда на установление такого социального порядка, который бы обеспечил, прежде всего, реализацию социальных и экономических прав граждан. Такого мнения придерживаются 79% опрошенных, тогда как политические права и свободы считают приоритетными лишь 21%. Этот показатель несколько выше у респондентов, проголосовавших на прошедших выборах за М. Прохорова, а также у молодых и хорошо материально обеспеченных. Но и в этих группах доля сторонников политической демократии не превышает 30—35%. Напротив, доли индифферентных к политическим правам и свободам выше всего в электоратах Г. Зюганова и В. Путина. Не случайно эта тема в их предвыборных кампаниях практически не звучала (рис. 4).

Причём, как уже отмечалось, россияне эту компоненту не сводят лишь к «толщине своего кошелька», а считают важным не декларативное, а реальное обеспечение гражданам равенства возможностей, когда индивиды, имеющие разный социальный опыт, разную систему ценностей, разные жизненные стратегии, могли бы сами выбирать сферу и способы приложения своих усилий.

В фиксации значимости социально-экономической компоненты демократии россияне отнюдь не одиноки. Исследования, проводимые во многих европейских странах, показывают высокий уровень корреляции между социальными завоеваниями трудящихся и «приязнью» демократии обществом. Прежде всего, в странах, где граждане на протяжении многих лет пользуются плодами социального государства (Голландия, Дания, Финляндия, Швейцария, Швеция). Многие исследователи отмечают и обратную зависимость, выводя социальную ориентацию указанных государств из их традиционной цивилизационной демократичности [см.: 4]. Не случайно, несмотря на постоянную критику неоконсерваторов и затяжной кризис, эти страны, а также и большинство дру-

СРЕДИ ВСЕХ ОПРОШЕННЫХ ВОЗРАСТ 16-25 лет 26-35 лет 36-45 лет 46-55 лет

МАТЕРИАЛЬНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ Хорошее Удовлетворительное Плохое

ГОЛОСОВАЛИ НА ВЫБОРАХ ЗА В. Жириновского Г. Зюганова С. Миронова М. Прохорова В. Путина ТИП ПОСЕЛЕНИЯ Мегаполисы

Областные, краевые, республиканские центры Районные центры ПГТ

Сельские поселения

□ Надежда на установление строя, который бы обеспечивал реализацию политических

прав и свобод граждан ■ Надежда на обеспечение социальных и экономических прав

Рис. 4. «Что, на Ваш взгляд, привлекает россиян в демократии?», %

гих государств Западной Европы, от социальных завоеваний 60-70-х гг. ХХ в. отказываться не спешат.

Настоящая, а не формальная демократия, как свидетельствует мировой опыт, предполагает также более равномерное распределение богатств и ресурсов, чем это имеет место в современной России, и контроль над экономической деятельностью крупных корпораций со стороны общества в тех случаях, когда эта деятельность способна нанести вред человеку и окружающей среде. Если этого не происходит, то и демократия, по мнению, например, Б. Капустина, становится

дефектной, поскольку её институты перестают соответствовать тем задачам, которые они должны реализовывать, правилам и нормам, которым должны соответствовать. И, прежде всего, служить справедливости, содействовать облегчению положений низов, их защите от экономической эксплуатации, социальной дискриминации и политического угнетения, снижению уровня неравенства в обществе, облегчению доступа к благам культуры и образования [см.: 5].

Ложно и слишком буквально понятый лозунг «священности и неприкосновенности частной собственности» привёл не только к череде катастроф с многочисленными человеческими жертвами, но и обусловил абсолютную закрытость и непрозрачность корпоративного сектора и рынка труда. Между тем, в мире накоплен огромный опыт правовых, политических форм воздействия на экспансионизм крупного бизнеса. В современной же России, где сращивание крупного бизнеса с властью достигло невиданных размеров, создать их так и не удалось: профсоюзы уже давно «играют» на стороне работодателей и государства, а право на забастовку, если руководствоваться нормами нового трудового кодекса, практически не реализуемо в легальных формах. Именно поэтому массовые выступления трудящихся, которые получили широкий резонанс (Пикалево, Междуреченск и т. п.), высшим руководителям государства пришлось «разруливались» лично, в ручном режиме. Характерно и то, что российская оппозиция, за редким исключением, игнорируя социальные требования трудящихся, недоумевает, почему российская глубинка до сих пор ещё не присоединилась к столичным акциям протеста.

Тем не менее, в некоторых группах и слоях имеет место понимание взаимосвязи экономических и политических прав, того, что именно уровень развития демократии в стране, в конечном счёте, определяет возможность честно работать и хорошо зарабатывать. Из данных рис. 5 отчётливо видно, что чем выше материальное положение и социальный статус граждан, тем сильнее запрос на политические права и свободы. И, соответственно, наоборот.

Учитывая тот факт, что в высоко статусных группах преобладает молодёжь, городской средний класс, доля которого в социальной структуре общества постоянно растёт, перспекти-

10 65

9 70

8

7 79

6 80

5 80

4 83

3 111 88 1

2 85

1 ЯЩ 86

■ Надежда на установление строя, который бы обеспечивал реализацию политических прав и свобод граждан

□ Надежда на обеспечение социальных и экономических прав граждан

Рис. 5. Что привлекает в демократии представителей разных страт россиян, % (Сумма цифр по каждой страте может быть менее 100%, т. к. не указаны затруднившиеся с ответом)

вы российской демократии не выглядят такими уж мрачными, как это иногда представляется.

Хотя нельзя не видеть и того, что пока большинство населения, повторяя вслед за Д. Медведевым, что «свобода лучше, чем несвобода», одновременно настаивает не только на укреплении роли государства во всех сферах жизни общества, но и на необходимости «твёрдой руки», которая навела бы в стране порядок. При этом хотелось бы особо подчеркнуть, что запрос на порядок востребован в «пакете» с идеями свободы, справедливости и материального достатка в надежде на такой социальный порядок, который бы обеспечивал и то, и другое, и третье. Но поскольку большинство наших сограждан крайне скептически оценивают возможность его установления даже в отдалённом будущем, то исследования фиксируют довольно быструю (по историческим меркам) эволюцию взаимоотношений общества и власти.

Если в конце 1990-х ключевым общественным запросом было требование «вернуть государство» или хотя бы приостановить его бегство из экономики и социальной сферы, то уже к концу первого срока президентства В. Путина, когда стали просматриваться основные контуры выстроенной им «вертикали» власти, появились первые сомнения в её дееспособности, а взаимоотношения с государством стали строиться по принципу: «вы нас не трогайте — мы вас трогать не будем», или «лояльность — в обмен на невмешательство». С лета 2010 г., после целой серии техногенных, экологических катастроф, когда, благодаря Интернету, достоянием гласности стала вопиющая коррупция в органах власти и силовых структурах, отчётливо наблюдается стремление, особенно молодой, активной части населения, дистанцироваться от государства, свести к минимуму общение с ним и даже, если подвернётся такая возможность, — уехать из России. Ещё раньше и более стремительно с плюса на минус менялось отношение россиян к подавляющему большинству структур, которые должны были бы, с одной стороны, институционально оформлять гражданское общество, а с другой — от его имени вести диалог с властью (партии, профсоюзы, многочисленные общественных организаций, НКО и т. п.). Как видно из данных табл. 1, после пика общественных ожиданий весной 2008 г., к весне 2012 г. уровень доверия ко всем государственным и общественным институтам снизился, причём существенно. Особенно ощутимо это падение у президента и правительства — почти на 20%. По данным ведущих социологических центров, к лету 2012 г. рейтинг В. Путина снизился ниже важной в психологическом отношении отметки в 50%. У некоторых других государственных институтов это снижение не столь значительное, и то лишь потому, что просто ниже некуда. Так, судебной системе доверяют сегодня лишь 17% россиян, а правоохранительной — 21%.

Кризис доверия, который в последнее время проявляется всё в более острых формах, в свою очередь, порождает новые линии размежевания, которые касаются не столько целей общественного развития, сколько методов их достижения. Все россияне хотят примерно одного и того же — законности, достатка, эффективно функционирующих институтов, мо-

Таблица 1.

Динамика доверия россиян различным государственным и общественным институтам, % (Ответы на вопрос: «Вы в целом доверяете или не доверяете следующим государственным и общественным институтам?», приведены доли доверяющих каждому из институтов)

Доверяют: 2008 2009 2010 2012

Президенту России 73 63 71 55

Правительству России 60 54 57 43

Руководителю республики, губернатору вашей области, края 48 36 45 38

Церкви 52 51 56 55

Российской армии 63 50 49 50

Федеральной службе безопасности (ФСБ) 46 39 39 39

Телевидению 34 35 38 31

Прессе (газетам, журналам) 26 26 31 21

Государственной думе России 29 23 25 24

Совету Федерации 31 23 27 24

Полиции, органам внутренних дел 24 22 21 21

Судебной системе 21 20 19 17

Профсоюзам 23 18 23 21

Политическим партиям 13 11 12 15

Общественным организациям

(экологическим, ветеранским, женским 41 30 35 37

и т. п.)

рального оздоровления общества и т. д. Но если часть бизнеса, низовой бюрократии, бюджетников, городской молодёжи готова поддержать достижение этих целей через демократизацию и либерализацию общественной и политической жизни, то «традиционалистские» слои вектор возможных изменений усматривают в усилении «порядка» путем жёсткого, а в ряде случаев и силового подавления всех тех, кто якобы мешает властям этот порядок наводить.

Несмотря на то, что сторонников «сильной руки», «ручного управления» практически в два раза больше, чем тех, кто ориентирован на либеральные и демократические ценности, голос последних сегодня слышен гораздо отчётливее, чем ещё пару лет назад. Если совсем недавно повышенным активизмом отличались, прежде всего, пенсионеры и льготники — достаточно вспомнить массовые протесты против монетизации льгот, — то для настоящего времени характе-

рен рост участия со стороны молодёжи. Особого внимания в этом плане заслуживает «взрыв» гражданской активности в Интернете. Последний, а скорее даже социальные сети, являются на сегодняшний день наиболее эффективным механизмом массовой мобилизации и во многом единственным реально действующим инструментом горизонтальных связей в социуме. Кроме того, очевиден тот факт, что пользователи Интернета в гораздо большей степени осведомлены как о внутри-, так и о внешнеполитической обстановке, мыслят более критически, более склонны самостоятельно выбирать не только информационный продукт для себя, но и специфику его аналитического преподнесения.

При этом активные пользователи Интернета настроены гораздо либеральнее тех, кто пользуется им редко или не пользуется вовсе. Различие во взглядах этих групп опрошенных проявилось и в блоке вопросов, касающихся ценностей свободы и демократии. Активные интернет-пользователи заметно чаще отдают предпочтение политическим правам и свободам, чем те, кто им не пользуется, и, напротив, существенно реже ориентированы на материальное преуспевание (рис. 6).

Возникающие формы самоорганизации, в которых современные информационные технологии часто переплетены с молодёжной субкультурой, потому так успешны, что ком-

Все опрошенные

Пользуются интернетом ежедневно

Вообще не пользуются

66 34

75 25

51 49

□ Свобода - то, без чего жизнь человека теряет смысл

□ Главное в жизни - материальное благополучие, а свобода второстепенна

Рис. 6. Выбор в дилемме: «свобода — смысл жизни» или «главное — это материальное благополучие», % среди всех опрошенных и пользователей Интернета

пактны, создаются и действуют в логике, альтернативной крайне тяжеловесным и неповоротливым традиционным политическим институтам. Важно и то, что Интернет формирует новую генерацию молодых общественных деятелей, которые предлагают обществу темы для обсуждения, выходящие далеко за рамки тривиальных политических баталий, а главное — выдвигают всё новые инициативы, которые приводят к широкомасштабным коллективным действиям. Именно общественность настояла на добавлении к перечню классических прав и свобод право жить в незагрязненной окружающей среде и право более справедливого доступа к здравоохранению и образованию.

Смена общественных настроений начинает сказываться на уровне реального политического участия, включая протестные формы активности россиян. Как видно из данных рис. 7, если до 2004 г. он колебался в диапазоне 17—25%, то в 2005—2006 гг. он вырос до 29%, затем наступил некоторый спад. Новый рост был зафиксирован в конце 2011 г., но в начале 2012 г., на фоне непрекращающихся московских митингов, число готовых примкнуть к ним вновь заметно снизилось. То же самое произошло в разгар экономического кризиса. То есть опросы фиксируют обратную зависимость декларируемого уровня протестных настроений от накала реальных протестных действий. И это лишь на первый взгляд выглядит парадоксальным. Одно дело заявлять о своей готовности протестовать, когда в стране или конкретном регионе всё спокойно, и совсем другое, когда ситуация реально обостряется. Известный исследователь феномена протестной активности М. Мамонов выделяет три группы населения по степени сформированности и устойчивости мотивации участия в протестных акциях: «протестное ядро» — около 1% россиян

— это те, кто имеет опыт участия в акциях в течение последних двух-трёх лет; «протестная периферия» — около 5—6% — допускающие с высокой степенью вероятности личное участие в подобных мероприятиях; и «протестное болото» — около 20%

— те, кто декларируют участие в акциях, но вероятность такого поведения с их стороны низка [см.: 6]. Данная классификация в значительной степени условна и призвана лишь объяснить гетерогенность группы заявляющих о готовности к протестным действиям.

90 80 70 60 50 40 30 20 10 0

69 ™ 67 69 68 «^И78 ■-■--65 66 _ ^4 |3 64 __■-■-НГ

29 29 28

17 16 ---20 22

Г- - -Ж - " -А - . 9 7 ,8 . ^ . .

Тг и" V " ■ - ' ЛГ ^13^10" *11- - 4.7. .

2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012

—♦— Скорее всего да

Скорее всего нет - -Ь ■ Затрудняюсь ответить

Рис. 7. Динамика уровня протестных настроений, % (порезультатам мониторинговых исследований ВЦИОМ, ответы на вопрос: «Если в Вашем городе/сельском районе состоятся массовые выступления против падения уровня жизни, в защиту своих прав, Вы лично примете в них участие или нет?»)

К числу факторов, ограничивающих протестное участие, традиционно относят неверие наших сограждан в эффективность такого рода действий, а также страх перед возможными репрессиями в отношении участников: более 39% респондентов в январе 2012 г. заявляли, что считают акции бесполезными; более четверти — не исключили репрессии со стороны органов власти либо работодателей (табл. 2.). В последнее время и в этом вопросе наметился определённый перелом. Менее чем за год на 18% сократилось число скептиков в отношении эффективности акций прямого действия, люди стали меньше бояться ответного противодействия со стороны властей или собственного начальства.

Обращает на себя внимание и то, что многих россиян сегодня уже не смущает тот факт, что жёсткие требования, выдвигаемые различными общественными группами перед правительством, могут нарушить общественную стабильность. Практически в два раза (с 61% до 32%) сократилась доля тех, кто согласен, что нужно быть умеренными при выдвижении своих требований.

Ещё больший радикализм демонстрируют наши сограждане в отношении акций прямого действия — демонстраций,

Таблица 2.

Причины, по которым, по мнению опрошенных,

большинство людей не принимают участие в протестных митингах и демонстрациях, % (по результатам исследований ВЦИОМ, 2011—2012 гг.)

Причины Март 2011 г. Декабрь 2011 г. Январь 2012 г. Динамика

Уверенность в бесполезности протестных митингов и демонстраций 57 42 39 -18

Боязнь получить проблемы на работе 36 27 28 -8

Боязнь применения силы сотрудниками правоохранительных органов 35 30 26 -9

Боязнь попасть за решетку 26 25 23 -3

Они заняты только своей жизнью, а к проблемам страны/города безразличны 25 21 23 -2

Отсутствие информации о протестных акциях 22 22 18 -4

Опасение, что никто не придёт на акции протеста 9 6 4 -5

Уверенность в том, что в протест-ных митингах участвуют только бездельники и глупцы 8 8 11 3

Неприязнь к массовым скоплениям людей 8 12 12 4

Они всем довольны, нет причин для участия в акциях протеста 6 9 8 2

Неприязнь к организаторам про-тестных акций 6 7 8 2

Другое 3 2 2 -1

Затрудняюсь ответить 4 9 12 8

забастовок. Чуть более 10 лет назад большинство россиян (60%) полагали, что граждане не должны иметь право на массовые выступления, если это как-то негативно скажется на общественной стабильности. Сегодня так считают лишь 37% (табл. 3).

Это, с одной стороны, позитивный сдвиг в массовых настроениях, свидетельствующий об изживании патерналистских комплексов, упования на власть если не у всех, то у значительной части населения. С другой стороны, готов-

Таблица 3.

Динамика представлений россиян о границах воздействия граждан на власть, %

Согласие / несогласие с тезисами | 1998 | 2004 | 2007 | 2012

Жёсткие требования различных общественных групп к правительству могут повредить всеобщему благополучию

Согласен 61 61 58 32

Не согласен 18 17 22 35

Трудно сказать 21 22 20 33

Гражданин не должен иметь право на забастовку и демонстраций, если есть угроза общественному по проведение рядку

Согласен 60 57 58 37

Не согласен 26 26 26 36

Трудно сказать 14 17 16 27

ность бороться за свои права и интересы на фоне девальвации большинства легальных и легитимных форм политического участия не может не вызывать тревогу, особенно в ситуации наметившегося общественного раскола. При определённых обстоятельствах это может привести к конфликтному противостоянию «протестных активистов» не только с властью, но и с молчаливым большинством. Хотя возможен и другой сценарий — постепенное «перетекание» части этого большинства, ещё недавно голосовавшего за В. Путина, в стан недовольных.

Итак, развитие интерактивных технологий, новых форм гражданской активности и самоорганизации переводит вопрос о перспективах российской демократии в иное русло. Ключевым её аспектом становится проблема взаимодействия гражданского общества и государства, но в принципиально иной ситуации — когда власть на всех уровнях деградирует, а гражданское общество резко активизируется. В её решении наметилось два принципиально разных подхода. Первый предполагает концепт своеобразной конвергенции государства и гражданского общества путём инкорпорирования гражданских институтов во властные структуры, особенно на местном уровне [см.: 7, с. 51], второй — прямо противоположный — их «развод», выстраивание альтернативных государству институтов и структур в недрах гражданского общества и максимально возможное игнорирование ими властных и околовластных структур. Практика последнего времени свидетельствует, что предпосылки для

реализации и того и другого концепта возникают. Всплеск гражданской активности конца 2011 — начала 2012 гг. дал мощный импульс развития гражданского общества в стране, институционализировав новые формы самоорганизации, существовавшие до этого лишь в зачаточном виде.

Власть, в свою очередь, оставляя за собой контроль за некоторыми, всем хорошо известными ключевыми сферами и областями жизни (финансы, нефть и газ, электронные медиа, силовые структуры и ещё кое-что по мелочи), с большим удовольствием готова переложить бремя ответственности за решение многих жизненно важных, прежде всего, социальных проблем, на «институты гражданского общества», а иногда и на отдельных граждан, а когда те сопротивляются, следуют упреки в избыточных «патерналистских притязаниях». Она как бы даёт сигнал: граждане России, особенно молодые и здоровые, теперь вы должны сами отвечать за то, чтобы в России не было пожаров, наводнений, чтобы был порядок на улицах российских городов; учить, лечить детей вы должны тоже сами, так же, как и заботиться о своих родителях. Но в ответ всё чаще слышит: хорошо, мы согласны это делать, но нам нужны ресурсы, в том числе и властные. Если вы (власть) сохраняете какие-то зоны и контролируете — ради бога, но если вы адресуете что-то гражданскому обществу, значит, оно должно каким-то образом эти зоны влияния зафиксировать и получить соответствующую ресурсную базу. И уже сейчас можно прогнозировать серьёзную борьбу за эти зоны влияния и ответственности, а также приход в самое ближайшее время во властные структуры большого числа гражданских активистов.

Что же касается развода государства и гражданского общества, то, если последнее рассматривать в качестве совокупности независимых от государства акторов и каналов коммуникаций, то его дистанцирование не только от власти, но также и от «политического общества» (по выражению Д. Коэна и Э. Арато [см.: 8, с. 8—9]) или «общества большой политики», являющегося сферой жизни партий, политических организаций и других субъектов публичной политики, уже началось. Достаточно наглядной в этом отношении является настороженность, которую демонстрируют многие лидеры

100 -80 -60 -40 -20 -0 -

*"88 _

4 61

□-23-^-0-22---- 27

О^ ■ ■ - - - -о^ - - - ■ ■

1998

2004

^^ "Согласен ■ О "Не согласен ~~О-~ Трудно сказать

Рис. 8. Доля россиян, согласных / несогласных с мнением о том, что настоящая демократия невозможна без политической оппозиции, %

протестного движения, не говоря уже о «рядовых» гражданских активистах, к традиционным политическим партиям, а также к новым возможностям партийного строительства. Сегодня в России происходит то, о чём А. Турен и Р. Инглхарт писали в конце 1990-х гг. применительно к европейским реалиям: отказ многих граждан служить дисциплинированным «войском» политиков, выражаемый в стремлении людей доводить общественные требования напрямую, благодаря отделённым от партий общественным движениям [см.: 9; 10]. Об этом же свидетельствует изменение отношения общества, отдельных социальных групп к роли и месту оппозиции в политической жизни страны. Если в 1998 г. 83% опрошенных считали, что настоящая демократия не может существовать без политической оппозиции, то в 2012 г. их доля сократилась до 61% (рис. 8).

Такое снижение обычно объясняют тем, как уже отмечалось, что её системная часть чрезвычайно сервильна, а несистемная — пока «далека от народа», не структурирована и не консолидирована. В действительности же главная причина состоит в ином — значительная часть общества сегодня уже просто не нуждается в посредниках и стремится самостоятельно донести свои требования до властей, действуя прямо и открыто. Понятно, что между «гражданским» и «политическим» обществом нет жёсткого «водораздела», как нет его между политическим и общественным участием. И ни в коем случае нельзя идею автономии гражданского общества доводить до

абсурда. Дело здесь не только в том, что в его недрах могут возникать и укрепляться самые разные структуры и институты, далеко не всегда демократические. Концепт, согласно которому гражданское общество само по себе формирует демократическую среду, точно такой же миф, как и миф о «среднем классе» как об оплоте стабильности. Ведь не секрет, что в стране действуют тысячи либо фиктивных, либо обслуживающих власть или бизнес общественных формирований и некоммерческих организаций, о существовании которых (не говоря уже о помощи с их стороны) наши граждане даже не подозревают. Поэтому запрос на эффективно функционирующие институты актуален для гражданского общества в такой же степени, как и для государства.

Гражданское общество, каким бы развитым и структурированным оно ни было, всего лишь площадка, где политические и общественные группы, которые способны предложить альтернативные варианты решения тех или иных проблем, могут получать беспрепятственную возможность донести свою точку зрения, как представителям власти, так и обществу. Но «живое творчество масс» не может и не должно заменять собой эффективно функционирующие государственные институты. А вот что оно действительно может, так это запустить механизм перевода частных, групповых интересов на язык общезначимых проблем, а также принуждать власти исполнять их прямые обязанности. Заметим, что наиболее успешны сегодня те общественные формирования, которые именно этим постоянно и занимаются. Речь идёт, прежде всего, о «движениях одного требования»: «синих ведёрках», обманутых пайщиках и дольщиках жилищных пирамид, экологах, защитниках архитектурного наследия и т. п. Созданная зимой прошлого года «Лига избирателей» наверняка самим фактом своего существования окажет серьёзное влияние на атмосферу будущих выборных кампаний. А если удастся привлечь волонтёров по всей стране, то и повлиять на её результаты.

В условиях быстрой политизации общества, есть все основания полагать, что к следующим парламентским выборам Россия будет иметь иную, чем сейчас, конфигурацию партийно-политической системы. Вполне вероятным представляется, например, формирование широкой конвенции

на базе остатков «путинского большинства», технократически ориентированного чиновничества и умеренных националистов, разделяющих идею «рынка без демократии». Ещё пару лет назад А. Чубайс утверждал, что отсутствие развитых демократических институтов не является препятствием для модернизации России. Его точку зрения разделяют многие, не только во власти, но и в обществе. Вполне вероятным видится и всё большее сближение «Единой России» и КПРФ, тем более что различия между ними всё в большей степени приобретают стилистический, а не сущностный характер.

Ну а альянс несистемных «левых» и значительной части оппозиционно настроенных либералов можно считать уже состоявшимся. Причём он носит не только тактический характер, но и является, в определённой степени, выражением «лево-правового» запроса значительной части общества на свободу и справедливость. Неприятие российской версии капитализма, мода на «левизну» в творческих и интеллектуальных кругах очевидна, хотя и не всегда отрефлексирована. Достаточно полистать прозу и особенно публицистику таких современных «властителей умов», как Д. Быков, З. Прилепин, М. Веллер, не говоря уже об Э. Лимонове.

Причём изменения могут коснуться и организационного устройства партий. Наряду с традиционными, вертикально интегрированными партиями с фиксируемым членством, «партийными ячейками», лидерами и т. п., могут появиться более гибкие образования. Например, «партии одного интереса», «общественно-партийные холдинги», межпартийные альянсы и т. п. Но при условии если будут устранены формально-бюрократические препоны для политической самоорганизации граждан, которые уже доказали свою неэффективность и даже вред с точки зрения обеспечения политической стабильности общества.

Первым, кто понял бесперспективность в новых условиях «классических» партий, стал М. Прохоров, предложивший проект формирования разветвлённой структуры, которая могла бы интегрировать самые разные образования, начиная от дискуссионных клубов, аналитических структур, общественных объединений широкого спектра и заканчивая компактным партийным ядром, роль которого должна состоять в организации выборных

кампаний и вовлечении в их проведение широкого актива, причём не обязательно партийного. Перспективы реализации такого проекта пока не очевидны, но то, что предпринимаются попытки как-то изменить архаичный политический контент, безусловно, заслуживает внимания.

Итак, российское общество подошло к рубежу, когда либо оно окончательно согласится с существующим порядком вещей, либо люди начнут искать пути и способы более активного влияния на окружающую их жизнь. В целом, оставаясь не включёнными в «большую» политику, не доверяя большинству государственных и общественных институтов, россияне, тем не менее, как уже отмечалось, демонстрируют интерес и реальную готовность к коллективным действиям и самоорганизации. Начинают «просыпаться» молодёжь и средние слои населения. То есть всё не так мрачно, и можно с определённой долей уверенности констатировать, что эти группы и слои населения не только включатся в общественную и политическую жизнь, но и востребуют для реализации своих интересов демократические институты и процедуры.

ЛИТЕРАТУРА

1. The Democracy Index 2011: Democracy under stress // The

Economist. URL: https://www.eiu.com/public/topical_report. aspx?campaignid=DemocracyIndex2011 (19.07.2012).

2. Гельман В. В чём виновата культура? // Слон.Ру. 23.08.2010.

URL: http://slon.ru/russia/v_chem_vinovata_kultura-442402. xhtml (19.07.2012).

3. Демократия: развитие российской модели. М.: ЭКО-

НИНФОРМ, 2008 // Библиотека Института современного развития. URL: http://www.insor-russia.ru/files/ LowResDemocracy_Books_final.pdf (19.07.2012).

4. Храмцов А Ф. Перспективы социального государства: Европа

и Россия // Социально-гуманитарные знания. 2007. № 3. C. 131-143.

5. Капустин Б. Г. Почему демократия перестает работать.

Политэкономический взгляд на современный мир // Русский журнал. 11.11.2011. URL: http://www.russ.ru/ Mirovaya-povestka/Pochemu-demokratiya-perestaet-rabotat (19.07.2012).

6. Мамонов М. В. Протестная активность россиян в 2011—

2012 гг: основные тренды и некоторые закономерности // Мониторинг общественного мнения. Январь — февраль 2012. №1 (107). URL: http://wciom.ru/fileadmin/ Monitoring/107/2012_107_2_Mamonov.pdf (19.07.2012).

7. Гражданские инициативы и модернизация России: (сборник

статей) / Л. И. Никовская, В. Н. Якимец, М. А. Молокова. М.: Ключ-С, 2011. - 336 с.

8. Коэн Д., Арато Э. Гражданское общество и политическая

теория / пер. с англ. М.: Весь мир, 2003.

9. Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк со-

циологии. М.: Научный мир, 1998.

10. Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изме-

няющиеся общества // Политические исследования. 1997. № 3.