CC BY
104
а
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ
§ 2. Информационное неравенство в евразийском экономическом пространстве и его социально-экономические последствия
§ 3. Процесс воспроизводства взятый в целом: новая роль науки и изменение характера экономического роста
§ 4. Денежное обращение, финансы и кредит в информационной экономике
РАЗДЕЛ V. ИНТЕГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ В ЕВРАЗИЙСКОЙ ЭКОНОМИКЕ
ГЛАВА 27. РАСПАД МИРОВОЙ СИСТЕМЫ СОЦИАЛИЗМА: ОСНОВНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ДЛЯ ЕВРАЗИИ
ГЛАВА 28. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРАЗИЙСКАЯ РЕГИОНАЛИЗАЦИЯ: ОБЪЕКТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ И БОРЬБА ИНТЕРЕСОВ. ВОЗМОЖЕН ЛИ МНОГОПОЛЯРНЫЙ МИР?
§ 1. Совместима ли глобализация и идея многополярного мира?
§ 2. Основные группировки стран Евразии, их интересы и экономические отношения
ГЛАВА 29. ИНСТИТУТЫ РЕГУЛИРОВАНИЯ ИНТЕГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ В ЕВРАЗИЙСКОМ ЭКОНОМИЧЕСКОМ СОЮЗЕ: НОВАЯ КОМБИНАЦИЯ ПЛАНА И РЫНКА
§ 1. Институты и механизмы регулирования интеграционных процессов в Евразийском экономическом союзе
§ 2. Соотношение национальных, интеграционных и глобальных институтов
§ 3. Особенности институционально-законодательного обеспечения Евразийской интеграции
§ 4. Евразийский союз как позитивная перспектива: выгоды для участников
ЧАСТЬ IV. ЭПОХА ПОСЛЕ РАЗДЕЛЕНИЯ ТРУДА - КОНЕЦ КАК ЗАПАДНОЙ, ТАК И ЕВРАЗИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ (вместо заключения)
ЭВОЛЮЦИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О РАЦИОНАЛЬНОСТИ И ЭКОНОМИКА ЗНАНИЙ
К.Д. Попов,
аспирант кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета
kirinfinite@mail.ru
В статье исследованы значение и эволюция представления о рациональности в экономической науке, а также развитие рационализации как экономико-управленческой практики. Показано влияние рационализации и теоретического представления о рациональности на воспроизводство человека в рамках экономики знаний.
Ключевые слова: рациональность, методология экономической науки, экономика знаний, макдональдизация, управление социально-экономической системой, интеллектуальный капитал, нематериальные активы, человек экономический.
УДК 330.101.3 ББК 65.011
Экономическая рациональность: культурно-историческое значение. Термин «рациональность» происходит от латинского слова «ratio» — «разум». Общая трактовка данного термина сводится к представлению рациональности как способности субъекта к разумному обоснованию, определению целесообразия и возможности критически мыслить.
Рациональность представляет собой культурно-историческое явление, специфичное для западноевропейской цивилизации. Обнаруживая предпосылки в интеллектуальной культуре Древней Греции, Средневековья, Эпохи Возрождения, рациональность как жизнеописательную категорию справедливо маркировать историческим Новым временем.
Описывая так называемое «разволшебствование мира», М. Вебер отмечал, что становление западноевропейской рациональности является одним из следствий изменения господствующего типа интеллектуальной культуры: на смену религиозного мышления приходит мышление линейное, формализованное и прогрессистское, что, в свою очередь, является предпосылкой экономизации общественной жизни [1, с. 733-734].
Рациональность и экономика знаний: постановка задачи исследования. Современные экономики развитых стран, равно как и глобальную, мировую экономику называют информационной экономикой или экономикой знаний. Подобное обозначение отражает ключевую роль, которую знания играют в обеспечении экономического развития [2, с. 450].
С точки зрения экономической теории экономика знаний означает необходимость анализа распространения экономических отношений на новые области сферы жизни общества, а также пересмотр определений ряда ключевых понятий экономической науки, в частности — таких понятий, как стоимость и труд [3, с. 12]. Отмечается необходимость новой антропологической модели в информационном обществе [4].
Для экономики знаний принципиальное значение имеют исследования нематериальных активов, интеллектуального капитала и иных экономических инструментов обеспечения воспроизводства знаний. В силу дуализма понятия о раци-1 02
ональности, о котором пойдет речь ниже, представленный в данной статье анализ развития теоретических представлений об экономической рациональности имеет не только историческое значение, но и способен стать иллюстрацией специфики современных экономических отношений.
Дуализм понятия об экономической рациональности. С точки зрения обществознания, рациональность — это предпосылка поведения человека. Сложность исследования экономической рациональности заключается в дуализме, которое содержит данное понятие.
С одной стороны, экономическая рациональность — это одна из ключевых категорий методологии экономической науки, одна из «скреп идентичности» знания об экономике, с необходимостью представленная в каждом из направлений экономической мысли.
С другой стороны, экономическая рациональность, точнее — рациональность как мыслительная способность и рационализация как процесс — это значимые, исторически эволюционирующие метаинструменты управления экономическими системами.
Следовательно, изложение развития представлений об экономической рациональности справедливо вести по двум направлениям. Данные направления, несомненно, исторически и логически пересекаются и во многом взаимообусловлены, однако, решительно не тождественны.
Развитие представления о рациональности в экономической науке. Применительно к современной экономике роль экономической науки выходит за пределы дискуссии о нормативном и позитивном содержании научного знания. В наши дни очевидна значимость суггестивной (от латинского «suggestio» — «внушение») составляющей науки как общественного института. Суггестия означает то, что помимо традиционной функции критического накопления знаний о реальности, наука посредством сопряженной с ней системы образования также выполняет задачи по структурированию информационного пространства, вменению алгоритмов анали-
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ
Д
за и понимания окружающей действительности, обеспечению механизмов формирования ожиданий. Поэтому при анализе представления о рациональности будет уместно обратиться, прежде всего, к основным, наиболее масштабно институционализированным течениям современной экономической науки.
В качестве основной канвы для рассмотрения исторического развития представления об экономической рациональности примем эволюцию формально-аксиоматической трактовки рациональности, объединяющей теории неоклассического синтеза и ряд направлений неоинституциональной экономической теории. Поскольку указанные теоретические направления являются сегодня наиболее распространенными в научно-академических кругах, рассмотрение истории становления господствующего в рамках данных теорий методологического видения рациональности представляется уместным уточнением задачи нашего исследования.
В современном неоклассическом синтезе и примыкающей к нему совокупности направлений неоинституциональной экономической теории под рациональностью понимается принцип максимизации определённой целевой функции при заданной системе ограничений. В частности, В. С. Автономов за рациональность в основном течении современной экономической теории принимает оптимизационное поведение, сводимое к формальному критерию максимизации целевой функции [2, с. 13]. Д. Хаусман под рациональностью также понимает принцип оптимального выбора, однако, признает данное определение действенным не во всех случаях, рассматривая ситуации, требующие введения предпосылок риска, информационной неполноты и когнитивной некомпетентности [6]. М. Блауг понимает под рациональностью «выбор в соответствии с полной, транзитивной структурой предпочтений при наличии совершенной и полученной бесплатно информации; в тех же случаях, когда в отношении будущих результатов существует неопределенность, рациональность означает максимизацию ожидаемой полезности, то есть полезности результата, помноженной на вероятность его получения» [7, с. 348]. Следует отметить, что аналогично описывается и рациональность поведения коллективного субъекта.
Подобное видение рациональности закрепилось в основном течении экономической науки после формулирования Л. Робинсоном в его работе «Эссе о природе и значении экономической науки» концептуально сохранившегося до сих пор определения предмета экономической науки (1932 г., «экономическая наука — это наука, изучающая человеческое поведение с точки зрения соотношения между целями и ограниченными средствами, которые могут иметь различное употребление» [8, с. 18]).
Основными вехами этапа, предшествовавшего закреплению описанного видения рациональности в экономической науке, следует назвать «экономического человека» А. Смита и разработку с помощью математического инструментария представителями маржиналистской революции принципа принятия решения на основе императива максимизации полезности.
Для А. Смита являлось принципиальным обозначить наличие самостоятельного «природного» экономического закона, по аналогии с нравственным законом, который он исследовал в своей работе «Природа нравственных чувств». «Экономический человек» и стал отображением данного закона, учреждавшего экономику как особую реальность и, соответственно, обозначавшего потребность в отдельной науке для ее изучения.
Впрочем, «экономический человек» является весьма отдаленным предшественником современной формальной экономической рациональности. В обоих случаях, речь идет о способе определения субъекта экономических отношений. Однако, если современная экономическая рациональность является доминантной категорией, претендующий чуть ли не на антропологическую подлинность, то субъектный мир «Исследования о природе и богатства народов» А. Смита весьма разнообразен. «Экономический человек» все же не переходит рамок методологической метафоры, а в тексте А. Смита раскрывается своеобразие хозяйственных мотиваций современных ему субъектов — как типичных для европейского Нового времени, так и
сохранившиеся в отдельных сферах социально-экономических отношений представителей обществ старого порядка.
В силу очевидной общности методологического аппарата (математизация, максимизационные задачи) именно в маржи-нализме обнаруживается ближайший предшественник современного формального представления о рациональности в экономической науке. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что идея полезности была привнесена в маржинализм из так называемой «утилитаристской этики», ярким представителем которой являлся И. Бентам [5, с. 85-87] Данная этическая позиция основывалась на гипотезе возможности квантификации субъективного эффекта от использования благ. Таким образом, возможность квантификации позиционировалась как синоним идеи универсальности.
На протяжении ХХ века влияние на дискурс, посвященный экономической рациональности, оказывали дискуссии вокруг теории полезности, основным вопросом в рамках которых являлся поиск аналитических механизмов измерения, отображения и сопоставления полезностей. Необходимо также отметить и отдельные попытки критического переосмысления представления о рациональности в рамках неоклассического синтеза.
Попытку сформулировать новую модель рациональности предпринял Г. Саймон. Согласно разработанной им теории ограниченной рациональности, с учетом жизненных реалий вернее не сводить рациональность к исключительному решению задачи максимизации, но представлять рациональным сам процесс поиска удовлетворительного решения [9, с. 24]. Таким образом, субъект может быть ориентирован на контрольные цифры, долю рынка и т.д. По сей день подход Г. Саймона продолжает развиваться, являясь, по сути, даже не моделью, но исследовательской программой, которую необходимо оптимизировать для каждого типового случая.
К вопросам рационального выбора в рамках теории перспектив обратились А. Тверски и Д. Канеман. Теория перспектив стала результатом изучения с использованием психологического подхода типических ситуаций отклонения поведения человека от его аналитической проекции в экономической науке. Формулируя теорию в соответствии с традициями неоклассического дискурса, А. Тверски и Д. Канеман обосновывают разделение уравнения ожидаемой полезности Д. Неймана и
О. Моргенштерна на две функции: функцию ценности и функцию вероятностных весов, имеющих не счётное, но скорее иллюстративное соотношение. Подобный подход, по мнению авторов, при возможно меньшей точности выводов в каждом конкретном случае позволяет охватить большее количество типических ситуаций поведения человека.
Следует отметить и разработку В. Смитом эмпирической экспериментальной экономики, в рамках которой аксиоматическое видение рациональности было заменено исследовательской программой.
Несмотря на новизну подобных исследовательских подходов, прежнее, находившееся в основании неоклассического синтеза формально-аксиоматическое представление о рациональности, не претерпело концептуальных изменений. В целом, критические предложения заключались либо в качественно ином и не подлежащим математической инструментализации видении рациональности, либо являлись не более чем попыткой эвристического дизайна, безотносительного к существующим базовым методологическим установкам.
Таким образом, представление о рациональности имеет непосредственное эвристическое значение и формулируется как часть исследовательской программы лишь в отдельных, зачастую — ультраэмпирических, направлениях современной экономической науки. В целом же рациональность является элементом «твёрдого ядра» (И. Лакатос) [7, с. 350], объединяющего совокупность теорий в рамках основного течения экономической науки и, в методологическом смысле, представляет собой общую предпосылку поведения субъекта, равно как и общий принцип принятия решения. В основном течении экономической мысли закрепилось именно формально-аксиоматическое определение рациональности, обладающее
103
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ
очевидными эвристическими недостатками, однако столь легко встраиваемое в «экономико-математическую логику» и способное стать интегрирующим основанием для весьма умозрительно абстрактной, но, тем не менее — универсальной системы анализа.
Подобное качество методологии и предопределило возможность тотальной экспансии экономической науки в сферы жизни, ранее не подпадавшие под рационализацию посредством экономического анализа. Как будет показано, именно это методологическое свойство формальной рациональности и является ключевым фактором, объясняющим ее историческое признание в рамках основного течения экономической мысли.
Между тем, современным типом рациональности в естественных науках согласно В.С. Степину является постнеклассический тип рациональности. Рациональность данного типа отличается, прежде всего, признанием необходимого влияния субъекта познания с его социо-культурными установками на результат исследования [11, с. 293]. Вполне очевидно, что тип рациональности, представленный на сегодняшний день в основном течении экономической науки, постнеклассическим не является. Закономерен эпистемологический вопрос: почему развитие определенного в рамках экономической науки типа рациональности отличается от развития представления о рациональности в естественных науках? При этом следует отметить, что степень математизации основного направления экономической науки очень значительна, и до сих пор предпринимаются попытки применения естественнонаучной методологии для реорганизации и перестроения знаний об экономике.
Для ответа на вопрос о причинах расхождения представления о рациональности в экономической и естественной науках следует вновь обратиться к дуализму, заключенному в понятии о рациональности, и охарактеризовать современный этап развития рационализации как одного из метаинструментов управления экономическими системами.
Эволюция рационализации экономических отношений. Исследование эволюции рационализации общественных отношений является ключевой составляющей концепции макдональдизации Дж. Ритцера.
Манифестацию роли рационализации в общественном воспроизводстве Дж. Ритцер возводит к работам М. Вебера, исследовавшего практики рационализации и рассматривавшего бюрократию как их частный случай. Анализируя историческую эволюцию рационализации, Дж. Ритцер обращает внимание на такие социально-экономические нововведениями как научное управление Ф. Тейлора, конвейер Г. Форда, развитие систем потребления в ХХ веке [12, c. 103], концептуальный анализ которого, обнаруживая свои истоки в трудах К. Маркса, приводится, в частности, в работах Ж. Бодрийяра.
Главными признаками выраженного в макдональдизации процесса рационализации на современном этапе по Дж. Рит-церу являются: эффективность (подбор оптимальных средств для достижения требуемой цели), количественная просчитывае-мость, полная предсказуемость (известные продукты и услуги в любое время в любом месте по предсказуемым ценам), строгий контроль за счет автоматизации и унификации систем управления [12, с. 75-79]. Указанные принципы стали основанием формально-рациональных систем управления, пронизывающих современные социально-экономические отношения.
Увеличение доступности широкого ассортимента товаров и услуг для самых разных слоев населения является основным выделяемым Дж. Ритцером положительным качеством, появившимся в развитии современных социально-экономических систем благодаря макдональдизации [12, с. 87-89].
При этом, по мысли Дж. Ритцера, описанные формально-рациональные системы, основанные на «сверхрационализации» и счетной экономизации, на практике не приводят к абсолютной эффективности и имеют ряд существенных недостатков. Эти тенденции Дж. Ритцер называет «иррациональность рационального» [12, с. 80]. Таким образом, и сами субъекты, и пользователи формально-рациональных систем сталкиваются с результатами, обратными ожидаемым, равно как и функцио-
нирование подобных систем в масштабах общества приводит к негативным внешним эффектам.
В частности, оптимизация расходов в рамках «макдональ-дизированных» систем во многом осуществляется за счет некомпенсируемого переложения ряда трудозатратных операций на самих потребителей, логика рационализации процесса создания стоимости зачастую противоречит требованиям поддержания режима безопасной эксплуатации окружающей среды, рационализация участия работников в процессе создания стоимости приводит к деквалификации труда и дегуманизации самих работников. Причем деквалификация может быть характерна как для работников сети ресторанов быстрого питания, так и для работников экспертных организаций, оказывающих интеллектуальные услуги.
На наш взгляд, рассуждения и примеры, представленные в работе Дж. Ритцера, являются хорошей иллюстрацией парадокса, который заключается в том, что хотя «макдональдизирован-ные» формально-рациональные системы и разворачиваются в постиндустриальной «системе координат» (превалирует сектор услуг, особое значение имеют нематериальные активы), функционирование данных систем обеспечивается за счет индустриальных (формально-счетные, нормативно-предписывающие) методов контроля и управления.
Применительно к экономике знаний это означает, что вопреки столь значительному вниманию к рационализации, когнитивным бизнес-процессам и нематериальным активам, следствием функционирования подобных систем является не расширение воспроизводства знаний, но ужесточение контроля за их обращением. При этом потребность экономики в новых знаниях постоянно возрастает.
Выводы. Системная хрупкость современной рационализации. Анализ развития представления о рациональности в основном течении экономической науки, а также анализ эволюции рационализации как метаинструмента управления экономической системой показал, что рациональность является одним из факторов, обусловивших экспансию экономического анализа на все сферы жизни общества.
Эволюция представления о рациональности и рационализации является одной из предпосылок такой принципиальной черты экономики знаний, как экономическая формализация сфер жизни общества, ответственных за воспроизводство знаний и человека. Речь идет о таких сферах как образование, наука, здравоохранение, то есть комплексе социальных отраслей, поддержание которых вплоть до гегемонии неолиберально — глобалистской парадигмы в экономической политике в 1980-х годах проходило за счет общественных, солидарных фондов, аккумулируемых и распределяемых посредством механизмов государственного управления.
Институциональные изменения предполагают не только субъектно-организационные сдвиги, но также и самостоятельную когнитивную составляющую, выражающуюся в смене господствующего в обществе нормативного видения данного института и аналитических отображений его функционирования. Именно поэтому посредством исследования понятия рациональности с учетом его дуализма можно сформулировать контуры тенденций актуального этапа развития социальноэкономической системы.
Тезис об универсализации и экспансии счетно-экономической, формальной рациональности можно проиллюстрировать следующими аргументами.
Прежде всего, необходимо отметить, что ХХ век ознаменовался созданием ряда синтетических теорий, в рамках которых обозначалась необходимая связь между системой организации знаний в обществе (наука и образование), экономическими свободами и демократической формой политического устройства. Иными словами, данные концепции универсализировали понятие об эффективном общественном устройстве, обосновывая с помощью науки эталонные комбинации институтов. Ярким примером такой концепции является книга К. Поппера «Открытое общество и его враги» (1945 г.). Предпосылкой устойчивости открытого общества, равно как и обоснованием необходимой связи рынка и демократии, является общая
1 04
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ
Д
«классическая» потребность данных институтов в независимом индивиде, обладающем частной собственностью на имущество, принимающем решения на свой страх и риск, по соображениям прагматико-критического разума, что, по существу, и означает утверждение социоорганизующей и универсальной роли рациональности.
В своем критическом очерке экономики знаний А. Корсани обращает внимание на роль американской неолиберальной модели экономической политики в процессе канонизации экономической рациональности. Так, по мнению А. Корсани, посредством политической воли, принявшей в рамках парадигмы неолиберлизма отказ от финансирования государством расширенного воспроизводства ряда общественных благ, в частности — системы образования, теоретические разработки человеческого капитала Т. Шульца и Г Беккера были инкорпорированы в социально-экономическую жизнь [13, с. 138-139]. В соответствии с теорией человеческого капитала, каждый человек провозглашался «самопредпринимателем», иными словами, каждому человеку вменялись критерии рационального поведения, которое должно быть направлено на обеспечение удорожания заключенных в нем самом разнообразных «активов». Принятие в качестве непреложной антропологической истины предпосылки о подобном рациональном поведении человека позволило пересмотреть ряд социальных обязательств, ранее обеспечиваемых государством, а ныне признаваемых патерналистскими и экономически не эффективными. Как представляется, А. Корсани весьма удачно удалось обозначить механизм экспансии счетно-экономической, формальной рациональности и социально-экономическое значение данной экспансии.
Описанная Дж. Ритцером макдональдизация распространяется сегодня на многие сферы жизни — в частности — и на высшее образование, и на сферу финансовых услуг, и на досуг, и на крупные торговые сети, и на рынок избирательных прав. Таким образом, рационализация, являющаяся основным содержанием макдональдизации, и выступает в качестве предпосылки универсальности и институциональной экспансии счетно-экономической логики.
Л. Эдвинссон и М. Мэлоун в своей концепции интеллектуального капитала под последним понимают новую меру стоимости, систему измерения, включающую в себя более широкий круг объектов: «она применима не только к коммерческим предприятиям, но и к правительственным и некоммерческим организациям» [14, с. 447]. Л. Эдвинссон и М. Мэлоун, отмечая необходимость и при этом — принципиальную новизну указанного подхода, полагают, что он позволит «сравнить ценность
всех организаций и учреждений, существующих в обществе» [14, с. 445]. Очевидно, что интеллектуальный капитал, точнее капитализация интеллектуальных благ — это процесс так или иначе связанный с подготовкой для публичной купли-продажи какого-либо нематериального актива. Соответственно, данный процесс не может происходить без стандартизации и оптимизации, иными словами — рационализации предмета отношений. Следовательно, формальная экономическая рационализация и в данном случае выступает в качестве метапредпосылки универсализации предлагаемой авторами аналитической модели.
Необходимо отметить, что в выведенных характеристиках развития представлений об экономической рациональности обнаруживается и предельность экономики знаний. Внешне — это нарастающая иррационализация при господствующей сверхрационализации, то есть деградация и нарастание системной хрупкости управленческо — организационного комплекса экономической жизни. Внутренне содержание данной предельности заключается в переходности и даже кризисности институтов, ответственных за воспроизводство социального вообще — как знаний, так и человека в целом. В этом контексте стоит обратить внимание и на снижение уровня творческой пассионарности хозяйственных субъектов [15].
Вернемся к вопросу о размежевании между исторической эволюцией представления о рациональности в естественных и в экономической науках. Ответ заключается в сравнении суггестивной роли различных наук и связанной с данной ролью функцией субъекта научного знания, также специфичной для каждой науки. Категория экономической рациональности объединяет в себе и интенцию научного анализа, и метаинструмент социообразующей власти и экономико-управленческой прагматики. Видимо поэтому, вопреки очевидной эвристической нелогичности, обозначенные В.С. Степиным современные формы естественнонаучной рациональности не находят адекватного отображения в «основном русле» экономической науки.
Современная экономика — это экономика гиперскоростей, виртуальности, многофакторности, сложной синергетики и очень внимательного поиска неслучайностей — прежде всего в сфере знаний, а также точек взаимоперехода материального и нематериального. Анализ развития представлений об экономической рациональности показал, что, даже имея дело, на первый взгляд, с сугубо «идеальным» объектом, следует признать вполне прагматичную реальность его влияния на содержание не только теоретической экономики, но и на экономико-управленческие и властно-регламентирующие практики.
Литература
1. Вебер М. Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990. — 808 с.
2. Макаров В.Л. Экономика знаний: уроки для России // Вестник РАН. — 2003. — N 5. — С. 450-456.
3. Горц А. Нематериальное. Знание, стоимость и капитал. — М.: Изд. дом Гос. ун-та — Высшей школы экономики, 2010. — 208 с.
4. Румянцев М.А. Антропологический подход к исследованию экономики: постановка проблемы // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер.5. Экономика. — 2007. — Вып. 4. — С.25-35.
5. Автономов В.С. Модель человека в экономической науке. — СПб.: Экономическая школа, 1998. — 230 с.
6. Hausman D. Philosophy of Economics // The Stanford Encyclopedia of Philosophy, 2013. —URL: http://plato.stanford.edu/archives/ win2013/entries/economics (дата обращения: 23.04.2015).
7. Блауг М. Методология экономической науки, или Как экономисты объясняют. — М.: НП «Журнал Вопросы экономики», 2004. — 416 с.
8. Роббинс Л. Предмет экономической науки // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем. — 1993. — Вып. 1. — С. 10-23.
9. Саймон Г. Рациональность как процесс и продукт мышления // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем. — 1993. — Вып. 3. — С. 16-38.
10. Белянин А.В. Дэниел Канеман и Вернон Смит: экономический анализ человеческого поведения // Вопросы экономики. — 2003. — №1. — С. 4-23.
11. Степин В.С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Киященко Л.П., Степин В.С. (ред.) Постнеклассика: философия, наука, культура. — СПб.: Изд. дом <^ръ», 2009. — С.249-295.
12. Ритцер Д. Макдональдизация общества 5. — М.: Изд-во Праксис, 2011. — 592 с.
13. Корсани А. Капитализм, биотехнонаука и неолиберализм: Информация к размышлению об отношениях между капиталом, знанием и жизнью в когнитивном капитализме // Логос. — 2007. — №4. — С. 123-143.
14. Эдвинссон Л., Мэлоун М. Интеллектуальный капитал. Определение истинной стоимости компании // Новая постиндустриальная волна на Западе / Под ред. В.Л. Иноземцева. — М.: Academia. — 1999. — 640 c.
15. Румянцев М.А. К созданию политической экономии империи //Философия хозяйства. — 2004. — №2 — С. 41-53.
105
