CC BY
98
i®
щ-щ
щМ КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Эвола Ю. Люди и руины: Пер. с итал. — М.: Русское Стрелковое Общество, 2002. — 286 с.
Долгое время серьезные нонконформистские работы были знакомы российскому читателю только в их «левом» варианте. Это связано не только с тем, что отечественная социальная философия была ориентирована на марксизм. На Западе «правый» нонконформизм также был маргинальным интеллектуальным течением вплоть до 70-х годов XX века. Однако, после того как студенческое движение, начертавшее на своих знаменах имена Маркса, Мао, Маркузе, потерпело политическое и теоретическое поражение, радикально настроенная часть западных интеллектуалов стала искать источники свежих идей, способных оживить антикапиталистические политические теории. И такие идеи обнаружились в результате переосмысления классики нигилизма. Как известно, соответствующая идейно-теоретическая база была заложена в «философии заката». Эта влиятельная тенденция западной мысли начинает оформляться в XIX веке в книгах Ратенау, Гаммахера, Панновица, Шпенглера и Ницше. Из нее вырастает и левое, и правое крыло европейской «негативной философии». Причем, право-консервативной спектр, как оказалось, обладает не меньшим идейным потенциалом для современной социально-философской версии нонконформизма.
Для читателя, не искушенного в перипетиях западной философии, политики XX века, сочетание «консерватизм» и «нонконформизм» может показаться странным.
Однако такой альянс вполне легитимен в рамках определенных социально-философских доктрин, опирающихся на идейный фундамент, заложенный последователями Меллера ван ден Брука, автора концепции «консервативной революции». Консерватив-но-радикалистские идеи Меллера ван ден Брука в начале прошлого века быстро находят последователей по всей Европе. В Италии признанным лидером этого интеллектуального направления становится барон Юлиус Чезаре Андреа Эвола.
Его философское наследие сегодня оказалось востребованным и в России. За последние 10 лет были переведены на русский язык три его книги (тремя разными переводчиками) и несколько статей 1. Актуальность его работ обусловлена тем обстоятельством, что Россия вступила в ту же реку модернизации, которая, прокладывая себе русло в Западной Европе, образовала два противоположных берега: левый и правый нонконформизм. В нашей стране левый берег долгое время был много круче правого. Более того, — правый берег до 90-х годов находился underground. Видимо, эта кособо-кость официальной социальной философии стала причиной обрушения (вслед за марксистской идеологией) мировоззренческих и культурных основ современного российского общества, которое на удивление легко погрузилось в пучину безудержного консьюмеризма.
В этой рецензии, однако, не место обсуждению проблемы издержек модерниза-ционного процесса. Речь о другом: так, или иначе все более актуальным будет становиться знакомство с зарубежными работами, посвященными критике теорий модерниза-
1 В 1992 году был опубликован первый текст Ю. Эволы на русском языке (отрывок из книги «Мистерия Грааля» в московском журнале «Милый Ангел», № 1). За это время вышли две книги Ю. Эволы (Эвола Ю. Языческий Империализм: Пер. с нем. и послесловие А. Дугина. М.: Историкорелигиозная ассоциация «Арктогея», 1994; Эвола Ю. Метафизика пола: Пер. с фр. В.И. Русинова. М.: Беловодье, 1996) и ряд фрагментов из книг разных лет в журналах в Интернете.
критика и библиография
ции и основ концепций «постиндустриального», «массового», «открытого», «информационного» обществ. Значение зарубежных первоисточников еще и в том, что современная отечественная литература этого жанра либо излишне публицистична, либо имеет откровенно вторичный характер. Кроме того, именно доктрины социальных философов «правой ориентации», на наш взгляд, будут наиболее привлекательны для российских интеллектуалов нонконформистского толка. Эвола — один из ярких популяризаторов этого направления.
Книга «Люди и руины» была написана им в начале 50-х годов для «потерянного поколения» послевоенной Италии. Выдержанная в легкой эссеистической манере, она напоминает учебное пособие для студентов. Однако за этой легкостью угадывается тяжелая задача, даже — миссия автора. Мессианский характер текста обусловлен особым типом философствования традиционалистов, к которым причисляют Эволу. Это — экзистенциально ориентированная «метафизика абсолюта», которая требует от автора вживания и проживания своих текстов. Таким образом, Эвола, вслед за Альбертом Швейцером, мог бы сказать: «Я сделал аргументом собственную жизнь». Миссия Юлиуса Эволы — сориентировать европейца в мире социального хаоса европейской современной культуры и политики. Грандиозность задачи состоит в том, что хаос носит не ситуационный характер во времени и пространстве: его силы, окончательно вырвавшиеся наружу во время падения европейских империй, разрушили не только пространство западноевропейской культуры, но и структуру сознания европейца. Xаос принял, по мнению автора, глобальный и необратимый характер. А доказательство тому — пришествие тоталитаризма, критике разнообразных форм которого и посвящена книга. Тоталитаризм — это социополитическая система, в которой принцип единства навязывается обществу извне; из центра, чуждого общественному организму. Истоки тоталитаризма он находит в индивидуалистической идеологии либерализма, а его законченные формы — в этатистской идеологии марксизма. Индивидуализм и этатизм, капитализм и коммунизм, национализм и интернационализм — стороны одной медали или стадии одного процесса, — процесса глобализации экономики и политики. Правда, Эвола не пользуется современным
термином «глобализм», а оперирует понятием из политологического лексикона 50-х годов — «тоталитаризм». Две супердержавы — США и СССР воплощают в себе два этапа становления тоталитаризма.
Задача вразумления европейского самосознания — почти безнадежная задача. Почти. Если смотреть вперед. Но Эвола призывает повернуться лицом к прошлому, к Традиции; он, оглядываясь в будущее, видит лишь руины. Руины — парафраз ницшевс-ких метафор «последние люди», «род земляных блох». Руины — это символ антропологической катастрофы, символ превращения отдельных индивидуальностей (автор использует термин «личность») в гомогенную массу индивидов. Основная причина «руинирования» культуры — «одержимость экономикой». Экономические интересы не только вульгарны, но и губительны, будучи поставленны близоруким обществом в центр системы культурной идентичности. А именно это произошло с современным обществом, считает Эвола. Именно это привело в этическом плане к атомизации общества, а в социальном — к «слипанию» людей-ато-мов в тоталитарное общество. Новоевропейский проект превращения корпоративного средневекового общества в свободное общество автономных индивидов не удался. Реализация утопии индивидуалистического общества обернулась кошмаром тоталитарности как в СССР, так и на Западе. Только Советский Союз прошел этот путь чуть быстрее. Интересно, что уже в начале 50-х годов Эвола пишет о том, что СССР начинает охватывать «трупное окоченение» (с. 71). Европа и США движутся к объединению по типу тоталитарного националистического государства.
Обезличивающий тоталитаризм коммунизма и капитализма — основная тема книги. С ними связано множество феноменов, ведущих к гибели Европы. Вот их краткий список: гуманизм, либерализм, монетаризм, индивидуализм, эгалитаризм, техницизм, трудоголизм, национализм, демократия, правовое государство. Каждый из врагов подвергается детальному анализу в 16 главах и 4 приложениях. Автору кажется, что, назвав демонов по имени, он их уничтожит, потому что они не выносят света разоблачения. Однако в этом угадывается вполне просветительская модель «вразумления действительности», против которой бьется барон Эвола. Стиль книги своей яркостью обязан
220
А. И. Макаров. Эвола Ю. Люди и руины
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
тому, что он замешан на образах битвы. Автор пишет, как бы руководствуясь девизом Абрахама Абулафии: «Возьми перо в руку свою как воин берет пику».
Еще один центральный (но не явный) сюжет книги «Люди и руины» — проблема манипуляции сознанием. Ю. Эволу по праву причисляют к родоначальникам этой научной дисциплины в ее философском аспекте. Он еще в 20-е годы XX века активно занимается исследованием истории эзотерических психотехник воздействия на сознание. Итогом его исследовательской и издательской деятельности в этом направлении стал трехтомник «Введение в магию как науку о Я». В рецензируемой работе эта проблематика только угадывается, однако общий подход к анализу буржуазной культуры как культуры манипуляции желаниями непосредственно опирается на наработки в этой области. Особенно, в этой связи, его беспокоят соотечественники-итальянцы, которым присуща опасная для них экстравертивность, желание «казаться, а не быть». XIV глава «Латинский мир. Римский мир. Средиземноморская душа», посвященная этой проблеме, несколько выбивается из космополитичной тематики книги. Это еще раз указывает на глубоко личный интерес Эволы к проблемам европейской культуры. Экзистенциальной задачей автора является мужество мыслить ясно и отчетливо в условиях декаданса. «К нам вторгается ночь», — под зна-
ком этого эсхатологического предупреждения и развивается вся «философия заката», ярким примером которой и является текст «Люди и руины».
Именно в контексте этой эсхатологической по своей сути парадигмы, «Люди и руины» может быть прочитана не в качестве текста в неомифологическом стиле «fairy», а как философско-политическая эссеисти-ка. Эсхатологическая мысль, конечно, во многом зависима от особой душевной организации мыслителя, однако не стоит сводить ее к неврозу. У нее есть очень важная для жизни культуры функция: она, наряду с другими формами мысли, выполняет роль иммунитета против постоянно мутирующих форм идеологической лжи. Эта ложь особого свойства: она порождена практикой сожительства человека с окружающими его формами власти — актуальной политикой, актуальной экономикой, актуальным искусством и прочими партикулярными формами Zeitgeist. XX век стал ареной соперничества грандиозных идеологических систем — от марксизма и нацизма до постмодернизма. Они сумели поставить и решить задачу сокрытия собственной идеологической сущности с помощью «тотальной критики» идеологий. Но так как XX век еще не кончился, то, видимо, следует ожидать новых форм эсхатологии и гиперкритицизма. Их роль тем значительнее, чем изощреннее становятся так называемые «социально-психологические технологии».
А.И. Макаров
