CC BY
184
УДК 81'37
С.Ю. Дубровина
ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СЛАВЯН О ПТИЦАХ В СВЕТЕ НАРОДНОЙ БОТАНИКИ1
В данной статье подвергается этносемантическому исследованию один из участков ботанического словаря русского языка - названия растений орнитологического происхождения, производные от названия птицы «воробей». Привлекаются данные классических русских и славянских ботанических словарей. Задачей осуществленного исследования явилось выяснение причин мотивации тех или иных названий в связи со славянскими этнокультурными характеристиками птиц, моделирование терминов на основе принципов номинации общего для народной ботаники и частного характера.
Ключевые слова: народная ботаника, названия растений, портрет слова, зоонимные термины, этнокультурные представления о воле, культурная семантика растений, воробейник, воробьиная трава.
Изучение ботанической народной номенклатуры всегда привлекало внимание филологов. Интерес к исследованию этого насыщенного архаикой обширного пласта лексики объяснялся стремлением понять происхождение названий, их распространение в славянских языках, выявить словообразовательную структуру и семантическую регрессию названий в разных диалектах.
Славянские и русские названия растений представляют собой интересную и многочисленную лек-сико-семантическую группу слов, архаичную по своей генетической природе и прошедшую в своем историческом развитии сквозь разнообразные межъязыковые и искусственно-научные влияния.
Традиционные представления славян о зоо-космосе в ряде случаев оказали решающее влияние на формирование народных названий травянистых растений.
В «орнитологической ботанике» выделяются собственные приоритетные принципы номинации, активно действующие в пределах своего поля и трансформирующиеся в соответствии с его спецификой.
Так, большинство двусоставных названий возникло на основе метафорической модели «растение - подобие частей тела птицы частям растения», откуда такие наименования, как гусиная плоть, кукушкины слёзки, вороново око. Для выражения уменьшительности используется семантически ограниченная группа прилагательных-обозначений мелких птиц (птичий, цыплячий, воробьиный).
Утилитарный опыт и знания о съедобности и пользе той или иной травки обусловили ее соот-
1 Издание статьи осуществлено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 13-04-00017.
ветствующее именование. Так, трава Polygonum aviculare, являющаяся лакомством домашней и дикой птицы, получила в русских диалектах название гусятник или птичья гречиха.
Как показывают наши наблюдения, этнокультурная характеристика той или иной птицы имеет большое значение для создания и закрепления в языке народного названия.
В настоящей статье подвергается этносе-мантическому исследованию один из участков ботанического словаря русского языка - названия растений орнитологического происхождения, производные от слова «воробей»..Задачей исследования явилось выяснение причин мотивации тех или иных названий в связи с этнокультурными характеристиками птиц, структурной композиции названий растений «орнитологического» ряда, моделирование диалектных терминов на основе принципов номинации общего для народной ботаники и частного характера.
Обратимся непосредственно к рассмотрению названий растений. Рассмотрим этнокультурные представления о воробье и проведем как можно более объективные параллели с русской ботанической лексикой орнитонимного происхождения на более широком общеславянском фоне.
Количество ботанических терминов, производных от основы «воробей», невелико: в «Ботаническом словаре» Н.И. Анненкова приводится около 10 названий, многие из которых принадлежат нескольким растениям сразу. При ознакомлении выявляются две наиболее яркие особенности номинации: во-первых, «воробьиные» травы реализуют сему уменьшительности («воробьиный щавель» - невысокий щавель; «воробьиное просо -крошечная травка Anagallis; «воробьятник» -мелкое растение вообще); во-вторых, они же ука-
зывают на дикорастущие виды, имеющие схожесть с некоторыми культурами («воробьиный горох», «воробьиное просо»). Нельзя не заметить также, что «воробьиными» называются чаще всего гороховидные растения (Coronilla, Vicia, Lathy-ris, Medicago и др.).
Единичные названия образованы на основе метафоры по сходству («воробьиные язычки») и употреблению (Lysimachia).
Интерес представляет атрибутивная составляющая названия воробьиное просо растения Anagallis, способного, по мнению сербского ботаника Д. Симоновича, вызывать хорошее настроение, что, в свою очередь, согласуется с фольклорным образом воробья - веселого, молодцеватого парня, хвастуна, участника любовных похождений. Интересно в связи с этим, что в медицине растение известно благодаря своим секреторным свойствам.
В восточнославянских сказках, быличках, легендах воробей олицетворяется и наделяется сатирическими чертами: легкомыслием, беспечностью, мошенничеством, воровством, плутовством, невоздержанностью в любви и пище, хвастовством и весельем [Анненков 1858: 92]. В словаре воровского жаргона: «воробей» - 'висячий замок'. В пословицах и поговорках: «до обеда соловей, а после обеда - воробей, т.е. хмелен» [Даль 1955, 1: 242]; «воробьиная память» - плохая память (вор., курск. [СРНГ, 5: 106]).
Не случайно к образу воробья прилагается эпитет «пьяный»: он варит пиво, пьет водку и вино [ВС 1978: 92, 233]. В восточнославянских сказках известный своими любовными похождениями воробей-ловелас домогается любви кобылы, но и терпя неудачу, считает себя молодцом [ВС 1978: 91-92, № 223, 229, 233Д].
Эротическая, брачная символика воробья раскрывается в русских свадебных песнях: воробей - холостой молодой парень, прилетающий к девице («Летит, летит, воробьюшка, извивается, молодёшенек. Он ко девице на воротичка» (ме-зен., арх); «Все-то воробьюшки женаты, как один-то воробейко Он и холост, неженатый» (смол.) [СРНГ, 5: 102-106].
Прилет воробья к конопле означает ухаживание («Повадился воробей в конопельку» [Даль 1955, 1: 242]. Считалось, что видеть воробья во сне, и, тем более, ловить его, предвещает начало знакомства и любви: «воробья поющего во сне слышать значит стыд иметь» [Волшебное зеркало... 1827: 11]. В народном снотолкователе Минской губернии: «Воробья видеть - кали жену, дак
забяременье». В связи с известной семантикой воробья как хитреца и пройдохи символическое толкование сновидений склоняется к незаконным отношениям полов, неверности, ср.: «Воробья видеть - люди хитруют. Воробья ловить и поймать -уличить вора» [Ляцкой 1989: 139-148].
Подобные фольклорные олицетворения воробья как ухажера, неверного любовника и повесы, скорее всего, являются мотивацией к созданию «воробьиной» терминологии растения Passerina (Steller) - воробинка. Мотивация поддерживается отмеченным В.И. Далем синонимичным наименованием Passerina (Steller) мужик-корень [Даль 1994, 1: 594].
Функциональное сходство с примером из снотолкователя, проецирующим связь воробья с деторождением, обнаруживается в народной рекомендации лекарственного употребления растения Lithospermum officinale L. По данным ботаника П. Крылова, работавшего в Пермской и Казанской губерниях, оно употреблялось во время родов для облегчения их: «Lithospermum officinale L. Воробьиное семя. ...Женщины едят семя этого растения перед родами для облегчения родов... Кроме того, дается на хлеб коровам, когда нет последа» (перм. [Крылов 1876: 36]). «Воробьиное семя. Lithospermum officinale. Собирают зрелые семена, их растирают и приготовляют отвар, которым поят женщин во время родов для облегчения последних» (каз. [Крылов 1882: 11]). По другим данным: «Lithospermum officinale L. Fam. Boragi-neae. Воробейник (Кузнецкий округ). ... Женщины едят семя этого растения перед родами, для облегчения родов.» (томск. [Горст 1894: 11]). «Воробьиное семя. Раст. Lithospermum officinale, сем. Бурачниковых: воробейник аптечный (Даль без указ. места). Зерна закатываются в мякиш хлеба и даются роженицам для усиления родовых потуг» (енис. Макаренко [СРНГ, 5: 105]).
Растение Polemonium coerutaum L. также употреблялось при родовспоможении в народной медицине. При этом отмечено его диалектное название воробьиная трава (курск.), известное и в научной ботанике. Помимо этого, с помощью растения лечили детские испуги, бессонницы: «В народной медицине употреблялось от многих болезней: от бессонницы, происшедшей от испуга, пьют пареную траву (вор.), после разрешения от бремени (влад.). На Вятке трава в виде настоя дается детям от родимца» [Анненков 1878: 262]. Чрезвычайную лекарственность Polemonium coeru-lum поддерживает архангельское название Егорье-во копьё, основанное на имени святого Егория (Георгия Победоносца) и вере в его защиту.
Родильная символика воробья и отражение ее в народной медицине восходят к аспектам пра-славянской категории родства и теме пращуров. На основании сопоставления древнерусских текстов и восточнославянских обрядов исследователь-этнограф Л.А. Тульцева делала вывод о связи почитания воробья с аграрными культами и культом предков. Отношение к земледельческим обрядам устанавливается на основе фактов «обязательного разговления воробьями в строго установленное время» [Тульцева 1982: 164]. Примером таких ритуальных пиршеств служит, указывает ученый, например, тот факт, что еще в середине прошлого (19-го - С. Д.) века тамбовские переселенцы в Оренбургской губернии на Рождество разговлялись воробьями «на первом поданном блюде» с самою лучшею приправою, с целью восстановления физических сил, приобретения быстроты и легкости» [Тульцева 1982: 163].
Этнокультурные представления о воробье и его свойствах могли влиять на закрепление «воробьиных» названий у растений, обладающих тонизирующей и иной спецификой.
Таково диалектное русское воробьиное просо, относящееся к Anagallis. Н.И. Анненков пишет: «... от греч. ava-yeXdM 'смеяться' (ср. [Вейсман 1991: 82], 'засмеяться'); по употр. в прежнее время для возбуждения веселого расположения духа. Или от ava и yaKXos - то есть средство, восстанавливающее производительную способность» [Анненков 1878: 31]1. В других славянских языках названий, похожих на «воробьиное просо», относящихся к Anagallis, нам не встретилось.
Автор заметок о русской народной медицине Г. Попов приводит пример лечения мужских болезней с помощью растения под названием воробь-ёво семя: «мужчины. принимают в воде толчёное воробьёвое семя (Lithospermum arvense L.), толчёные семена спаржи и льна, едят анис и тмин» [Попов 1903: 316]. Параллельное название - воробин-ка, ж. - имеет растение Passerina (Steller) [Даль 1994, 1: 594]. Его синонимичный вариант по отношению к Passerina (Stelleri) мужик-корень (там же у Даля), появился, судя по названию, благодаря медицинским лечебным или секреторным свойствам растения, оказывающим афродиазиче-ское влияние.
1 Пояснение, аналогичное замечанию Н.И. Анненкова, приводит автор сербского словаря Драгутин Симонович: «се билка некад употреблавала као средство за изазиваще расположена» (это растение когда-то употреблялось в качестве средства для вызывания хорошего настроения) [Симонович 1959: 32].
Воробей передвигается, одновременно отталкиваясь обеими лапками от поверхности. В русском, украинском фольклоре существует множество рассказов, быличек, которые дают объяснение причинам необычной прыгучести этой маленькой птицы.
В восточнославянских сказках зоологического цикла объясняется, что воробей прыгает из-за того, что наказан за воровство: «из-за вороватого воробья всех птиц стали называть ворами; возмущенные птицы заковали воробья в кандалы и бросили в тюрьму; но злодей сбежал прямо в кандалах и с тех пор не может ходить шагом, а только прыгает» [ВС 1978: 91]. По русским легендам, возникшим, возможно, под влиянием апокрифической литературы, злокозненность воробья объясняется иначе: если ласточки предостерегали Спасителя от преследователей Его, то воробьи, напротив, пугали Его, крича «жив, жив», и приносили римлянам гвозди, которыми распинали Христа, - поэтому ноги воробьев спутаны невидимыми путами» [Даль 1880: 80].
Украинский вариант этой легенды был записан и опубликован П.П. Чубинским: «Горобьи -проклятии пташкы, их треба выдырать, бо воны казалы: «жив», як жиды прыйшлы, да дывылысь: чы же вмер Сус Хрыстос? Воны б не зналы, як бы не сказав горобей, а то як сказав вш: «жыв, жыв», до едень жыд узяв, дай проколов пикою бока Су-су Хрысту» [Чубинский 1872: 60]. По этиологическим рассказам жителей Ушинского и Литинско-го уездов, записанным П.П. Чубинским, «воробьи вышли из чертей, или из козьего помета, который прятали и держали в своих пуховиках подчиненные дьяволу жиды, а потому и воробьев нельзя назвать иначе, как только «чертовым насиньнем», они враждебны людям». «Воробьи, подобно жидам и чертям, не любят сало и потому советуют всякому, желающему отогнать воробьев от посева, при сеянии мазать руки освященным салом» [Чубинский 1872: 59-60].
В Саратовской губернии верили, что в виде воробья колдуны насылают порчу, отчего влетевшего в избу воробья непременно надобно разорвать и бросить в огонь» [Зеленин 1916: 1249].
Происками воробьев объяснялась головная боль: воробьи уносят разбросанные где попало волосы в гнездо, оттого и болит голова (иркут., нижнеудин. [Виноградов 1915: 341]).
Внешний вид растений.
К мелким растениям (10-20 см высотой) относится Lithospermum arvense L., научное назва-
ние которого («воробейник») совпадает с народными - воробейник, воробьино семя, горобейник, воробьиное зелье, воробьиное семя, воробьиное просо, также дикое семя, журавлиное семя [Анненков 1878: 196]. Очевидная связь научной номенклатуры с народной, а также тот факт, что растение в народе именуется «диким», позволяет предположить заимствование в национальную научную терминологию из говоров восточнославянских языков. Орнитонимное определение при этом призвано подчеркнуть второсортность Li-thospermum arvense L.
Растение имеет твердые, сухие семена (де-ребяшка). Об отличии семянок Lithospermum arvense L. от семян других растений по твердости пишет В. Махек: «a pn lístku kazdem semícko hladke ..., tvrde, jako kämen f okrnhle» («а при каждом листке семя гладкое. твердое, как камень, и округлое» [Махек 1954: 187].
Русское название воробейник ([Анненков 1878: 196, 257,754, 772; СРНГ, 5: 105; Горст 1894: 11] - Томск.; [Скалозубов 1904: 14] - Тобол.; [Мартьянов 1882: 5] - каз.) находит соответствие в других славянских языках: «в сербохорватском - врабje семе, врабчи]'е семе, врапсеме, птuчje просо; dв чешском - vrabí síme; в польском - wroble proso; в хорватском - vrebce proso; в болгарском - ptici pruso» (цит. по: [Machek 1954: 187; Zelinska 1957: 20, 58]); врабчево семе, враб-чено семе [Ахтаров 1932: 200; Козаров 1925: 441].
Диалектное воробейник выделяется из числа других названий своей повторяемостью, являясь основным. Как мы уже отметили, оно закрепилось в языке науки и употребляется здесь как родовое название к Lithospermum. Греческое именование этого рода восходит к Xi0oç - 'камень' и сттсрца, ато$, то - 'семя'.
Название воробьиное семя может относиться и к другим видам: Rumex acetosella из сем. гречишных, нижегор. (рис. 1) (Potentilla argentea L. (сем. розанных, вор.), Viola tricolor L. (рис. 2), сем. фиалковых, нижегор. [СРНГ, 5: 105].
Воробьиным горохом называют виды вики -Vicia sylvatica (рис. 3), Vicia villosa [Анненков 1878: 380], Vicia gracca [Анненков 1878: 379; Симоновип 1959: 497], Vicia angustifolia [Анненков 1878: 379], Vicia sativa [Симоновип 1959: 497]. Эти лесные растения с тонким голым стеблем и перистыми листьями, заканчивающимися усиками, с бело-розовыми цветами, очень похожие на настоящие горох. Воробьиный горох называют еще «мышиным», что соответствует принципу обозначения мелких растений с помощью назва-
ний маленьких зверьков и птиц. (Ср. в русских говорах: воробейник - «о мужчине маленького роста» [СРНГ, 5: 102]).
Рис. 1. Rumex acetosella. Воробейник, воробьиное семя
Рис. 2. Viola tricolor. Воробьиное семя
Рис. 3. Vicia sylvatica. Воробьиный горох
В сербскохорватском языке виды Vicia называют еще птичьи, голубиным горохом [Си-моновий 1959: 497], в чешском - ptaci vika, в болгарском - птича глушина, птичи фий (Vicia gras-sa - [Ахтаров 1932: 309]), в украинском - ptyca vyka [Machek 1954: 126]; а в русском - гусенцом [Симоновий 1959, без указ. места], по-видимому, оттого, что Vicia едят гуси. Как мы видим, в данном случае славянские названия объединяет общая семантическая модель: «дикое растение -птичье растение», чрезвычайно продуктивная в группе орнитологических фитонимов.
Трудно сказать, возникли ли «птичьи» названия вики под влиянием европейских Травников и Лечебников (ср. vicia, ae,f 'бобовина, журавлиный горох' [Петрученко 1994: 698]); во всяком случае единство и множественность русских диалектных и иных славянских названий свидетельствует о возможности славянского происхождения наименований этого растительного рода.
Латинское Vicia Д. Симонович производит от глагола vincere «связывать» (у Н. Анненкова: «может быть от vincere «обвиваться»), т.к. концами своих вершков вика хватает за стебель себя и другие травы. (При лат. vicis - чередование, смена, перемена [Петрученко 1994: 698]).
Из-за своей маленькой величины и сходства тонкой ниточки листьев с языком птиц растение Corrigola litoralis было названо воробьиными язычками [Анненков 1858: 34, 257, 268]. Латинское название происходит, вероятно, от corrigia 'кожный шнурок', оттого, что маленький, лежащий на земле стебель, имеет вид шнурка [Си-моновий 1959: 142].
Вытянутые ярко-зеленые листочки растения Lithospermum arvense также напоминают вытянутый язычок, что отражено в сербскохорватском названии вребчи ]език; в польском wroble j^zyczki к Polygonum aviculare [Симоновий 1959: 277].
Основа «воробей» является производящей для обозначения многочисленных видов мелкого щавеля Rumex. Самое большое количество «воробьиных» наименований мы обнаружили у невысокого щавеля Rumex acetosella - «Воробьёв щавель, воробьятник, воробьиный щавель («бол. ч. Рос.»), горобьячий щавель (мал.), горобь-ячий квасец, горобиный квасец (полт.), воробьиное семя (нижег.), воробьёвая кислота (вятск.)» [Анненков 1858: 81; Анненков 1878: 305], воробьиное семя [СРНГ, 5: 105].
Могли различаться «мужские» и «женские» особи травы. Н.И. Анненков указывает, что в Тамбовской губернии мужские особи называ-
лись щавель воробьиный, а женские - щавель цветущий [Анненков 1878: 305].
Народное название воробьиный щавель по отношению к Rumex acetosella закрепилось в языке науки.
Как уже отмечалось, в состав многих «воробьиных» названий в качестве второго компонента структуры названия входит существительное «семя» (воробьиное семя - Lithospermum, Rumex acetosella); ср. болг. врабчево семе, враб-чено семе [Ахтаров 1932: 347]. Это объясняется, во-первых, строением семянок растения. Как, например, у Lithospermum, имеющим гладкие, маленькие «орешки» в качестве плодов [Станков, Талиев 1949: 772].
Кроме того, понятно пристрастие воробья, как и любой другой птицы, к твердым, семянооб-разным плодам, что также является мотивацион-ным объяснением термина. Наличие семянок у «воробьиных» растений Lithospermum, Rumex acetosella сопоставляется с образом клюющего семя воробья и служит семантической основой именования. В русской детской дразнилке: «Андрей, воробей, не летай на реку, не клюй песку, не тупи носку: пригодится носок на овсян колосок», в пословице: «Повадился вор воробей в конопельку» [Даль 1955, 1: 242].
Компонент «семя» может быть заменен другим близким названием (например, «просо»): воробьиное просо - Anagallis [Анненков 1858, 15; ТР 1971, 2: 107]; чешск. vrabi semeno; польск. wroble proso; сербох. врабче просо, врабче цеме [Анненков 1878: 31].
На русской территории название воробьиное семя было отмечено в нижегородских говорах по отношению к Rumex acetosella и Viola tricolor, в воронежских говорах по отношению к Potentilla argentea [СРНГ, 5: 105].
Дикорастущие растения.
«Воробьиные» наименования указывают на бесполезность и дикость вида, часто схожего с культурным растением.
Воробьиный горох Vicia sativa называют и «диким» горохом, т.к. он является сорняком, растущим по окраинам полей, на земельных залежах, и засоряет посевы [ТР, 1: 483].
О воробьином просе Anagallis писал еще Феофраст: «Пословица гласит: «Воробьиное просо среди овощей»: как этому просу нет места среди овощей за его горечь, так нет места такому-то человеку или предмету среди таких-то людей или предметов. Удивительно, что это растение
попало в число овощей, т.к. оно считается ядовитым» [Феофраст 1951, кн. 7: 299, 478-479].
Воробьиным просом во владимирских говорах русского языка называли растение Echinoch-loa crus galli из семейства злаков [СРНГ, 5: 105]. В противовес настоящим гречихе и гороху и по сходству с ними появились названия воробьиная гречиха (волог.), воробьиный горох [Анненков 1858: 26].
Известно множество растений под названием воробьиный щавель. В России, на Украине это имя чаще всего принадлежит Rumex acetosella. («бол. ч. Рос.» у Анненкова); оно же воробьёвая кислота (вят.), кисличная (олон.), воробьёв щавей, горобячий квасец (мал.), горобиный квасец (полт.) [Анненков 1878: 305; СимоновиЙ 1959: 407]. Помимо Rumex, название щавель воробьиный отмечено у растения Silene nutans с пометой «воронежское». [Анненков 1858: 87], а также без латинской отсылки в Полесском словаре Д.А. Бейлиной [Бей-лина 1977: 217]. Название воробьиный щавель принадлежит невысокому, маленькому растению.
Если сравнить между собой «конский» и «воробьиный» щавель, то один только лист «конского щавеля» окажется примерно в два раза больше всего растения «воробьиный щавель» [ТР 1971, т. 1: 322, табл. 27].
Номинация по действию и свойствам.
Н.И. Анненковым отмечено название воробей трава с пометой «изм.» нижег. (измененное нижегородское - С. Д.) (также воробьиный горох (влад.), вербейник, вербенник (моск.), завивальная трава (тамб.) и мн.др. Принадлежат эти названия растению, которым истребляют мух, на что указывает автор: «Lysimachia vulgaris L... Трава употребляется против кровотечения, поноса и скорбута, а снаружи к ранам. Сушеная и сожженная истребляет мух» [Анненков 1878: 205]. Учитывая примечание Н.И. Анненкова («изм.»), с натяжкой можно предположить, что название воробей трава растение получило по аналогии с воробьем, охотно поедающим мух и мелких насекомых.
Названия воробьино око (укр.), воробьева кашка (екат., херс.), воробьиная кашица (сарат.) по отношению к Capsella bursa pastoris (рис. 4) свидетельствуют, что данное растение служит биологически ценным питанием птиц, в том числе воробьев. Это подтверждают синонимичные названия гречиха полевая (вил.), полева гречка, а также замечание Н.И. Анненкова об использовании растения: «.Листья могут быть употреблены в пищу, из семян может приготовляться горчица
и получаться масло» [Анненков 1978: 82]. То есть растение является как бы второсортной едой и для человека, его листья могут принести пользу в случае необходимости.
Рис. 4. Capsella bursa pastoris. Воробьино око, воробьева кашка, воробьиная кашица
Подводя итоги рассмотрению материала, отметим специфику семантики фитонимов орни-тонимного ряда «воробей», выделяющихся среди других народных названий растений:
- названия, включающие в свой состав детерминанты «семя», «просо» и принадлежащие невысоким растениям или растениям, имеющим мелкие семена и плоды. Таковы, например, именования мелкого щавеля Rumex acetosella - «воробьёв щавель, воробьятник, воробьиный щавель, горобь-ячий щавель, горобьячий квасец, горобиный квасец, воробьиное семя, воробьёвая кислота»; названия плодов воробьиного семени - Lithospermum;
названия, заключающие в себе указание на второсортность растения, принадлежащие, как правило, растениям, похожим на культурные. Такие наименования призваны отделить дикий вид от культурного растения и создаются в противовес названию полезного вида. Обычно имеют синонимы, указывающие на культурное растение или продукт (гречка, просо, кашка). Второсортность растений, выраженную посредством орнитонимных признаков, показательно демонстрируют, к примеру, славянские названия видов Vicia и Rumex;
- названия, заключающие в себе указание на кислый вкус (воробьиный щавель, воробьёвая кислота, горобиный квасец);
- названия с признаком «воробьев», «воробьиный» и под., принадлежащие растениям
с секреторными свойствами. Подобные свойства, возможно, обусловили наименования растений, наиболее интересные в этнокультурном плане, соответствующие традиционным представлениям о воробье как молодцеватом ухажёре, любовнике и повесе, с одной стороны, с другой - птице, связанной с архаикой рода и культом предков. Определить мотивацию подобных названий достаточно сложно, т.к. прямых свидетельств нет. Имеются только косвенные сведения, касающиеся медицины, а также синонимичные названия «воробьиных» растений (вороби'нка, ж. раст. Passerina (Steller), мужик-корень [Даль 1994, 1: 594].
- названия по внешнему сходству: русск. воробьиные язычки Corrigola litoralis, сербско-хорв. вребчи je3UK Lithospermum arvense, польск. wröble j^zyczki к Polygonum aviculare и др.;
- названия, возникшие в связи с представлением о том, что птицы, в том числе и воробьи, охотно едят растение.
При этом отсутствуют (неизвестны) названия, связь с птицей в которых подтверждалась бы прямым текстом легенды.
Отдельные растения имеют названия, мотивация которых проходит по целому ряду признаков. Так, Lithospermum arvense - мелкое растение, имеющее твердые мелкие семянки (воробьиное семя), обладающее, к тому же биологическими секреторными свойствами, позволяющими комментировать наименование некоторыми этнокультурными традиционными представлениями о воробье. Такие названия растений мы определили как созданные по комплексному принципу номинации signatura rerum, особенность которого заключается в том, что он связывает воедино внешний вид растения, его употребление, знаковое выражение реалии и легенду о ней воедино [Дубровина 1991: 79-86].
Словарь народной ботаники предстает перед нами как раскрытая книга природы, вобравшая в себя именования, образы и понятия древнего славянского и христианского миров, опыт выживания, лечения, биологических взаимосвязей и метких характеристик, без которых невозможно осмысление неизмеримого мира живых существ, в центре которого находится человек.
Список литературы
Анненков Н.И. Простонародные названия русских растений / собрал Н. Анненков. М., 1858.
Анненков Н.И. Ботанический словарь или собрание названий как русских, так и многих иностранных растений на языках латинском, рус-
ском, немецком, французском и других, употребляемых различными племенами, обитающими в России. М., 1878.
Ахтаров Б. Материал за български ботани-чен речник. София, 1932.
Апокрифические сказания об Иисусе, святом семействе и свидетелях Христовых / авт.-сост. И.С. Свенцицкая, А.П. Скогоров. М., 1999.
Бейлина Д.А. З баташчной тэрминалогн Па-лесся // Народная лексика / рэд. Крывщю А.А., Мацкевiч Ю.Ф. Минск: Навука i тэхшка, 1977. С. 216-221.
Волшебное зеркало, открывающее секреты великого Алберта... (Сонник). М., 1827.
ВС - Восточнославянские сказки. Сравнительный указатель сюжетов. Л., 1978.
Виноградов Г.С. Самоврачевание и скотоле-чение у русского старожилого населения Сибири. Материалы по народной медицине и ветеринарии // Живая старина. 1915. Вып. 4. С. 325- 432.
Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. М.,
1991.
Горст М. Материалы для исследования народных лекарственных растений Томской губернии. Томск, 1894.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка в четырех томах. М., 1994.
Дубровина С.Ю. Русская ботаническая терминология в этнолингвистическом освещении: дис. ... канд. филол. наук . М., 1991.
Дубровина С.Ю. «Ласточкина трава» в славянских этнокультурных представлениях // Славянские языки и культуры в современном мире: Международный научный симпозиум. Труды и материалы / под общ. руков. М.Л. Ремнёвой. М., 2009. С. 216-217.
Дубровина С.Ю. Зоонимные названия растений. Воловики и «воловьи» травы // Этноботаника: растения в языке и культуре. СПб., 2010. (ACTA LINGUISTICA PETROPOLITANA. Труды Института лингвистических исследований РАН / отв. ред. Н.Н. Казанский. Т. VI. Ч. 1). С. 62-69.
Зеленин Д.К. Описание рукописей ученого архива Императорского Русского Географического общества. Петроград. Вып. I. 1914. Вып. II. 1915. Вып. III. 1916.
Козаров П. Български народни названия на растенията. София: Печатница П. Глушков, 1925.
Крылов П. О народных лекарственных растениях, употребляемых в Пермской губернии Порфирия Крылова // Труды Общества естествоиспытателей при Императорском Казанском университете. Казань, 1876. С. 1-103.
Крылов П. Некоторые сведения о народных лекарственных средствах, употребляемых в Казанской губернии // Труды Общества естествоиспытателей при Императорском Казанском университете. Казань, 1882. Т. 11. С. 1-72.
Ляцкой Е. Материалы для народного снотолкователя Минской губернии // Этнографическое обозрение. 1989. С. 139-148.
Мартьянов Н.М. Материалы для флоры Минусинского края Николая Мартьянова // Труды Общества естествоиспытателей при Императорском Казанском университете. Казань, 1882. Т. X. Вып. 3.
Петрученко О. Латинско-русский словарь. Репринт 9-го издания 1914 г. М., 1994.
Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. СПб., 1903.
СимоновиЬ Д. Ботанички речник имена билака са именима на русском, англеском, немачком и француском jезику. Београд, 1959.
Скалозубов Н.Л. Материалы к вопросу о народной медицине. Народная медицина в Тобольской губернии // Ежегодник Тобольского губернского музея. 1904. Вып. XIV. Ч. 2. С. 1-30.
СРНГ - Словарь русских народных говоров. М.-Л.: ЛО АН СССР, 1965 -.
Станков С.С., Талиев В.И. Определитель высших растений европейской части СССР. М., 1949.
ТР - Травянистые растения СССР / Алексеев Ю.Е., Вехов ВН., Гапочка Г.П. и др. Т. 1-2. М., 1971.
Тульцева Л.А. Символика воробья в обрядах и обрядовом фольклоре (в связи с вопросом
о культе птиц в аграрном календаре) // Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982. С. 163-179.
Феофраст. Исследование о растениях. Кн. 1-9. М., 1951.
Чубинский П.П. Труды этнографо-статисти-ческой экспедиции в Западно-Русский край: материалы и исследования. Т.1. СПб., 1872.
Machek V. Ceska a slovenska jmena rostlin. Praha, 1954.
Zelinska R. Polske I lacinskie nazwy krajo-wych rostlin leczniczych. Panstwowy zaklad wydaw-nictw lekarskich. Warscawa, 1957. С. 61.
Латинские названия:
Anagallis. Воробьиное просо Capsella bursa pastoris
Corrigola litoralis. Из-за своей маленькой величины и сходства тонкой ниточки листьев с языком птиц растение Corrigola litoralis было названо воробьиными язычками
Echinochloa crus galli
Lithospermum officinale. Воробьиное семя. Собирают зрелые семена, их растирают и приготовляют отвар, которым поят женщин во время родов для облегчения последних Lithospermum arvense Lysimachia vulgaris L. Passerina (Stelleri) Polygonum aviculare Polemonium coerukum L. Potentilla argentea Rumex acetosella Viola tricolor
S.Yu. Dubrovina
THE SLAVS' ETHNO-CULTURAL VIEW OF BIRDS IN TERMS OF THE FOLK BOTANY
In the paper we analyse in the ethnosemantic context a fragment of the Russian botanic lexis -ornithological plants' names, derived from the word "vorobey" (a sparrow).
The aims the research pursues are as follows:
- to find out a) a cause of some names' motivation in terms of ethnocultural characteristics of birds and b) a structural scheme of ornithological plants' names;
- to present a model of dialect terms based on the principles of the folk botanic nominations (general/particular).
A certain part of the folk botany vocabulary is used exclusively for medical purposes, thus constituting a layer of professional knowledge and entering both literary and scientific botanic language.
The number of names describing one culture of plants being diverse, their nomination depends on ethnocultural connotations.
Botanic terms derived from "the vorobey" word-stem are not numerous: N.I. Annenkov's botanic dictionary gives approximately ten names many of which relate to different plants simultaneously. Our research allowed us to discover most significant nomination regularities:
- sparrow-herbs realize a diminutive seme (sparrow sorrel - a little sparrow, sparrow millet -a tiny herb Anagallis, vorobyatnik - a small herb (generalised nomination));
- these names point out to the wild-growing species that look like some botanic cultures (sparrow pea, sparrow millet), sparrow names often belonging to pea crops (Coronilla, Vicia, Lathyris, Me-dicago).
A few names are based on the association by similarity (sparrow tongue) or by application (Lysimachia).
In the sparrow millet (Anagallis) nomination we find the connotational component relating to a folk image of the sparrow as a cheerful and dashing guy, a braggart and love affair hero; the plant can excite the mood (according to D. Simonovich) and medicine makes use of its "secret" characteristics.
In conclusion we sum up ethnocultural observations devoted to the sparrow and try to examine the Russian botanic lexis of ornithonomic nature in a broader Common Slavic context.
Key words: folk botany, names of herbs, word image, zoonymical term, ethnocultural conceptualization of will, cultural semantics of herbs, bugloss, ox-like windows, ox tongue, ox tail, owse.
