CC BY
95
ИСТОРИКО-ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 39.069.01 (=511.1)
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ И ИДЕНТИЧНОСТЬ: К ПРЕДЫСТОРИИ ФОРМИРОВАНИЯ МУЗЕЙНЫХ КОЛЛЕКЦИЙ ПЕРМСКИХ НАРОДОВ (КОМИ И УДМУРТОВ)
И.Л. ЖЕРЕБЦОВ*, А.Е. ЗАГРЕБИН**, В.Э. ШАРАПОВ*, А.Ю. ЮРПА-
ЛОВ**
*Институт языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН, г. Сыктывкар
**Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, г. Ижевск
secr.hist@mail.komisc.ru. adm@ni.udm.ru
Статья посвящена истории идей этнографического музееведения у коми и удмуртов в финно-угорском научно-исследовательском контексте рубежа XIX-XX вв. Авторы анализируют общественно-политические условия и материальные возможности организации музеев, а также личные мотивации энтузиастов музейной этнографии среди коми и удмуртской интеллигенции.
Ключевые слова: финно-угорская этнография, музеи, национальная идентичность, традиционная культура, коми, удмурты
I.L. ZHEREBTSOV, A.E. ZAGREBIN, V.E. SHARAPOV, A.YU. YURPALOV. THE MUZEUM OF ETHNOGRAPHY AND IDENTITY: TO THE PREHISTORY OF MUZEUM COLLECTIONS FORMATION OF THE PERMIAN PEOPLES (KOMI AND UDMURTS)
The paper is devoted to the history of ideas of ethnographic museology in Komi and Udmurt peoples in the Finno-Ugric research context on the boundary of XIX -XX centuries. The authors analyze social and political conditions and material possibilities to the museums organization and personal motivations of enthusiasts of museum ethnography among the Komi and Udmurt intelligentsia.
Key words: Finno-Ugric ethnography, museums, national identity, traditional culture, Komi, Udmurts
Страсть к собирательству редких вещей, составлению коллекций и, наконец, экспонированию разного рода раритетов присуща человеку едва ли не с допотопных времен. Или, как остроумно заметили еще в XVIII в., возможно, что прародителем музеев был Ной, который собрал в своем ковчеге «каждой твари по паре»[1, с.36]. Ренессансная культура и эпоха Великих географических открытий сделали собирание антиков и диковин непременным занятием европейца, облеченного властью и денежными средствами. Наступившая следом эпоха Просвещения совместилась со временем колониального приобретательства, с одной стороны, давшего невиданный прирост этнокультурной информации, с другой - обозначив по сей день актуальную проблему «Иного/Другого».
В России, в Петровской Кунсткамере, по своему была реализована модель упорядоченного, каталогизированного мира вещей или, как заметил в свое время М. Фуко: «В классическую эпоху обна-
руживается, что хаос эмпиризма можно было обуздать с помощью «таблиц», связывающих вещи со взглядом и речью, что стало новым способом создавать историю» [2, с. 161]. Следует отметить, что финно-угорские материалы заняли свое место в музейном ряду уже в первые десятилетия XVIII в., благодаря открытию учеными-путешественниками внутренних пространств империи [3]. Вместе с тем, дискурс на(ино)родного явно обозначился лишь в Николаевское время, когда уваровская идеологема заняла почетное место в системе отечественной науки и образования, достигнув музейных пределов в ходе Всероссийской этнографической выставки 1867 г.
Романтический дух идентифицирующейся «русскости» повлек за собой с четким соблюдением иерархии движения и российских финно-угров. Визуализация и материализация этнографии населения империи стали принципами, коими, по всей видимости, руководствовались при создании Дашков-ского этнографического музея, а следом за ним -
этнографического отдела Русского музея, выводя финно-угорскую составляющую не только на экспозиционные шкафы и полки, но и на сложное пересечение научных и идеологических концептов. Это было закономерно, учитывая специфику поликуль-турной империи, постепенно утверждавшей национально-языковую доминанту, особенно в два последних царствования. Но применительно к этнографии финно-угорских народов России данная стратегия работала лишь частично.
Две линии финно-угорской этнографии
В просвещенном XVIII в., равно как и в первой половине XIX в., шел медленный, но верный процесс кристаллизации финно-угорской этнографии, выразившийся в опытах с языковыми классификациями и романтических экспедициях в поисках утраченной истории [4]. Особенно в этом преуспели находившиеся на имперской службе финляндцы -А.И. Шёгрен и М.А. Кастрен, проложившие своеобразные этнографические векторы, по сей день ведущие нас на Север и Восток. Этнографичность истории финно-угорских народов стала еще одним побудительным мотивом для размышлений нового поколения финских этнографов, озабоченных идеей национального музея как овеществленного средоточия идентификационных характеристик «финскости».
В 1856 г. финский лингвист А. Алквист приобрел комплект марийской народной одежды, позднее переданный им в Историко-этнографический музей (г. Гельсингфорс, ныне Хельсинки), вместе с обско-угорскими вещами, привезенными из поездок по Сибири. Одновременно финляндские университетские землячества занялись поиском «характерных» артефактов и организацией выставок, представляющих локальную культуру населения Великого княжества Финляндского. Примечательно, что основатель этнографического музея под открытым небом на о-ве Сеурасаари А.О. Хейкель, пройдя школу студенческого движения за пропаганду финских традиций, затем перенес свои собирательские инициативы к родственным народам, проведя полевые сезоны 1881-1886 гг. среди мордвы, марийцев и удмуртов [5, р. 39 - 42]. Таким образом, фундамент будущего музея возводился на синтезе собственно финского и финно-угорского, в динамике которых можно было выстраивать экспозиции, как это и было сделано в 1923 г. на I Финноугорской выставке Национального музея Финляндии.
Музейные перспективы материальной культуры финно-угорских народов России, занимавшие финских этнографов-эволюционистов, часто пересекались с начинаниями русских ученых, не в меньшей степени очарованных теорией развития. Взаимополезные научные контакты возникли между специалистами в области народоведения, работавшими под эгидой Финно-угорского общества в Гельсингфорсе, Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии в Москве и Общества археологии, истории и этнографии в Казани, что как нельзя более точно отражает переписка А.О. Хейкеля, Н.Н. Харузина и И.Н. Смирнова [6]. Финно-угорские коллекции, представленные в 1886 г. на Сибирско-Уральской научно-промышленной вы-
ставке в Екатеринбурге и в 1890 г. на научнопромышленной выставке в Казани, еще раз показали, что в обществе укоренялась мысль о ценности народной культуры вне зависимости от языка исполнителя той или иной вещи. Или, как отмечал профессор И.Н. Смирнов в обзоре этнографической составляющей Казанской выставки: «Благодаря выставке оказалось впервые возможным наметить ряд вопросов, разрешение которых должны взять на себя музеи и ученые общества края - таковы: например, вопросы о взаимных культурных отношениях финнов и тюрков Поволжья и типических особенностях инородческого орнамента, происхождении утвари с звериным орнаментом и мн. др.» [7, с. 36]. Но при всей методологической близости между финскими и русскими этнографами во взглядах на музейную композицию имелась существенная разница. В первом случае это был динамический принцип, опиравшийся на концепт «один народ -одна культура», правда, с множеством вариаций, во втором - сложное мозаичное полотно с проскальзывающими местами красками ассимиляционизма.
У.Т. Сирелиус и его «пермская экспедиция»
Казалось бы, какая связь между всем вышесказанным и темой настоящей статьи? Дело в том, что куратор I Финно-угорской выставки У.Т. Сире-лиус был одной из ключевых фигур в истории этнографии пермских народов (коми и удмуртов), человеком, сумевшим транслировать идею этнографического музея на аудиторию своих читателей, почитателей и даже критиков. В зените своей карьеры он -основатель кафедры финно-угорской этнографии Хельсинкского университета, заведующий этнографическим отделом Национального музея Финляндии, воспитатель плеяды финно-угроведов [8]. Выступая не только заинтересованным зрителем, но, порой, режиссером в театре «традиционной культуры» родственных народов, ученый прикладывал реальные усилия для вовлечения местных помощников и корреспондентов в научную работу, способствуя смене исследовательской парадигмы, идущей от «внешнего к внутреннему», к самоизучению.
Отправной точкой наших размышлений является лето 1907 г., когда, тогда еще доцент Императорского Александровского университета г. Гельсингфорс, У.Т. Сирелиус отправился в свою «пермскую экспедицию», одной из главных целей которой был сбор предметов труда и быта, образцов народной одежды и других вещей, олицетворяющих коми и удмуртскую культуру [9]. Имея опыт обско-угорских экспедиций, знание скандинавских и российских музейных традиций, он, безусловно, мог справиться с задачей по комплектованию пермских коллекций строящегося Национального музея Финляндии. Примечательно, что стержнем маршрутизации своей экспедиции он избрал принцип языкового родства, наверняка, осознавая его уязвимость, учитывая природно-географический и хозяйственный факторы. Но, по всей видимости, влияние современности не было для него чем-то определяющим. Этнограф верил в существование архаичных пластов коми и удмуртской материальности и, конечно, в типологический метод.
Зырянский музей
В краеведческой литературе история Национального музея Республики Коми традиционно начинается с момента учреждения в октябре 1911 г. Усть-Сысольского музея. Исследователи отмечают, что музейное дело в Коми крае было связано как с развитием на Русском Севере в конце XIX - начале XX в. народоведческого движения, так и пропагандой идеи формирования национального самосознания у коми-зырян как финно-угорского народа [10, с. 29-30; р. 243-264]. В этом контексте особый интерес представляет период, непосредственно предшествовавший этому событию.
Прежде всего обращает на себя внимание переписка У.Т. Сирелиуса с представителями коми интеллигенции, с которыми он познакомился в ходе совместных изысканий. Известно, что в Коми крае исследователь в полевой работе опирался на помощь студента Московского университета В.П. На-лимова и его знакомых - молодых коми литераторов и сельских учителей. Так, в с. Усть-Кулом он работал вместе с учительницей А.Г. Кузивановой, в с. Скородум большую помощь в сборе полевых материалов оказал учитель начального земского училища Помоздинской волости А.И. Шомысов, в с. Выльгорт к нему присоединились в качестве переводчиков и проводников А.А. Чеусов и В.П. Налимов. А.А. Цембер помогал в сборе этнографических экспонатов в селах Мордино и Усть-Кулом [11].
Дневниковые записи У.Т.Сирелиуса, датируемые июлем 1907 г., красноречиво свидетельствуют о том, что он был несколько разочарован результатами поисков «аутентичной зырянской культурной традиции». В этом плане показательна запись, сделанная им накануне отъезда из Усть-Сысольска в Вятскую губернию к удмуртам: «Национальное самосознание у зырян, по моим наблюдениям, как правило, отсутствует... Но не могу не упомянуть о последних днях, проведенных у зырян и ставших для меня приятным сюрпризом. Около Усть-Сысольска в дер. Выльгорт я встретил нескольких молодых людей, которые бурно размышляли о национальном просвещении зырян и в качестве фундамента для этой деятельности намеревались основать на своей родине Зырянский музей» [12]. Судя по фотографии, на которой У.Т. Си-релиус запечатлел «прощальную» встречу, этими молодыми людьми были студент В.П. Налимов, литератор А.А. Чеусов и учительница А.Г. Кузива-нова [13, р. 99].
Впоследствии ученый поддерживал переписку со своими местными помощниками, получая от них необходимые консультации, и заочно руководил сбором сведений по материальной культуре у коми. Например, В.П. Налимов и А.А. Чеусов в течение нескольких лет собирали материалы по обширному своду вопросов, составленному финским коллегой, - об архаических типах жилищ, охоте и рыболовстве. Судя по переписке, А.И. Шомысов -учитель из с. Визинга - готовил для У.Т. Сирелиуса этнографический отчет о рыболовном промысле в селах Скородум и Визинга. В архиве исследователя
хранится датированная августом 1907 г. открытка от А.А. Цембера с известием о возможности приобретения ряда этнографических экспонатов в селах Подъельск и Усть-Кулом для музейной этнографической экспозиции по финно-угорским народам в Хельсинки [14].
В 1907-1910 гг. ученый активно занимался формированием этнографических коллекций по финноугорским народам России, а также организационными вопросами, непосредственно связанными с музейным строительством. По мнению В.В. Сурво, сбор материала У.Т. Сирелиусом и его коллегами у родственных народов «был в первую очередь направлен на конструирование финской идентичности и финно-угорского родства. Из экспедиционных поездок к финно-уграм России финляндские исследователи привозили богатейшие коллекции традиционных вещей, которые впоследствии составили основу первой финно-угорской выставки в Национальном музее Финляндии» [15, с. 17-18]. Закономерно, что в ходе совместной работы с У.Т. Сире-лиусом и последующей переписки с ним В.П. Налимов и А.А. Чеусов советовались с финляндским профессором о конкретных деталях создания Зырянского музея и обсуждали роль музейной деятельности в формировании национального самосознания коми-зырян. Принимал участие в обсуждении планов создания Зырянского музея и А.А. Цем-бер - будущий директор Усть-Сысольского музея, который также отправлял в Финляндию этнографические, фольклорные и лингвистические сведения, собранные по просьбе Сирелиуса. В ходе этой переписки коми краеведы неоднократно благодарили его «за реальное сочувствие будущему зырянскому этнографическому музею».
В некотором смысле идею «зырянского музея» можно определить как план конструирования национальной культуры и идентитета, краеугольными камнями которого станут поиски в области коми мифологии и дохристианских верований, древних форм хозяйствования и базовых элементов материальной культуры, т.е. того, без чего народу невозможно двигаться вперед.
На пути к Удмуртскому музею
Так случилось, что среди удмуртской интеллигенции У.Т. Сирелиус не встретил тогда людей, близких по духу В.П. Налимову, в будущем профессору этнографии МГУ-2, или другому своему корреспонденту - Т.Е. Евсевьеву, позже возглавившему Марийский краеведческий музей. Впрочем, на отсутствие добровольных местных помощников он пожаловаться не мог. Первый удмуртский этнограф и писатель Г.Е. Верещагин, будучи отягощенным делами прихода в с. Бураново, препоручил заботы о госте сыну Ивану, с которым У.Т. Сирелиус переписывался и после экспедиции. В начале августа 1907 г. финский этнограф переехал в удмуртские селения западной части Сарапульского уезда, сделав длительную остановку в дер. Курчум-Норья. Помощником его стал сельский учитель Н.И. Васильев. Двигаясь к границе с Малмыжским уездом,
Сирелиус побывал в с. Нылга-Жикья и дер. Зумья, где собирал информацию с помощью учительницы А.И. Клавиковой [16, с. 63]. Нагруженный приобретенными вещами и впечатлениями, он выехал в стоящий на Каме г. Сарапул, откуда пароходом добрался до Казани и 21 августа был дома.
Становление музейного дела на территории Удмуртии (на рубеже XIX-XX вв. эти земли входили в состав четырех уездов Вятской губернии - Гла-зовского, Сарапульского, Малмыжского и Елабуж-ского) имело ярко выраженный «земский» характер, тесно связанный с ростом регионалистских настроений провинциальной разночинной интеллигенции. Первый удачный опыт был связан с основанием в 1909 г. Музея Сарапульского уездного земства (ныне Музей истории и культуры Среднего Прикамья). Учредители и сотрудники музея проделали серьезную работу по сбору этнографических коллекций, отражающих полиэтничный состав населения уезда. Создание в 1913 г. «Общества изучения Прикамского края» сделало участниками музейного процесса активистов вновь созданного общества. В Малмыже также предпринимались попытки организации этнографических исследований, первопроходцем которых стал местный уроженец, профессор С.К. Кузнецов. Но только в 1918 г. трудами известного в будущем этнографа и археолога М.Г. Худякова было создано «Историческое общество», поставившее целью открытие в Малмыже музея местного края [17]. Членом этого общества был К.П. Чайников (К. Герд) - удмуртский поэт и этнограф, ставший символом пробуждающейся «удмуртскости». Не случайно именно ему удалось начать строительство Удмуртского музея в прямом и образном смыслах.
Учеба в Москве, в Высшем литературнохудожественном институте им. В.Я. Брюсова, создание Общества по изучению удмуртской культуры «Боляк», одним из учредителей которого стал профессор В.П. Налимов, тот самый студент, 15 лет назад мечтавший о «зырянском музее» и совместно с которым К. Герд редактировал сборник «Вотяки», ставший одним из первых издательских опытов советского финно-угроведения [18]. Все это, наряду с Восточно-финской этнографической экспедицией, работой в Центральном музее народоведения и аспирантурой НИИ народов Востока СССР, подготовило его к вступлению в 1926 г. в должность директора Областного музея местного края. Пробыв на этом посту всего несколько месяцев, он заложил принципы, на которых во многом и сейчас строится работа Национального музея Удмуртской Республики им. К. Герда.
К. Герду этнографический музей виделся не просто выставкой красивых старых редких вещей. Это было материализованное воплощение этнич-ности. Но для нормального функционирования музея были необходимы: приспособленное здание (Герд добился выделения особняка в центре Ижевска), фонды (приобрел сотни новых экспонатов в различных районах Удмуртии), полевые исследования (провел несколько фольклорно-этнографических экспедиций), техника (приобрел для музея
фонограф и фотоаппарат), научные связи (установил контакты с музеями и институтами Академии наук СССР), пропаганда (выступал перед «просвещенцами») и самосовершенствование. В части последнего директор музея шлет в Облисполком и Главнауку просьбы о научной стажировке, он пишет: «Для окончательно закругления моих работ по сравнительному изучению языка и культуры угро-финских народов мне необходимо некоторое время работать в финляндских, эстонских высших учебных заведениях. Как раз с октября по декабрь в Гельсингфорском университете читаются лекции по вышеуказанным предметам» [19].
Некоторые выводы и размышления
Три человека, три этнографа, три единомышленника оказались волею судьбы связаны идеей этнографического музея, идеей финноугроведения, идеей национального возрождения. В том же памятном 1926 г. К. Герд писал: «Каждый народ в период своего возрождения начинает интересоваться своей историей, своей культурой. Он тогда нетерпеливо и неустанно стремится познать самого себя, осознать себя как одно целое, отличающееся от других окружающих его народностей своеобразным, только ему присущим укладом быта, культуры и обычаев» [20, с. 91]. В.П. Налимов, побывавший летом того же года в поездке к удмуртам, сравнивая две традиции, еще более укрепился во мнении, что ценность народной культуры и значимость ее изучения были осознаны самими пермскими народами, когда из среды вчерашних просвещаемых выделились собственные просветители, для которых этнография стала тем средством, с помощью которого можно было заявить о себе научному миру [21]. Спустя почти 20 лет, минувших со времени «пермской экспедиции», У.Т. Сирелиус, скорее всего, и не предполагал, что резонанс от его собирательской деятельности коснется формирующегося идентитета родственных народов, сложно преломляясь в историографическом спектре и находя себя в музейных этнографических коллекциях [22].
Работая, полемизируя и строя, этнографы в те годы взяли на себя роль трансляторов новых ценностных ориентиров, одним из которых стала любовь к родному краю [23]. Можно сказать, что интерес к изучению и сохранению народной культуры и, в купе с этим к музейному делу, стал одним из важных стимулов развития современной финноугорской этнографии.
Статья подготовлена при поддержке Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Историко-культурное наследие и духовные ценности России». Направление 8. Музейные и архивные фонды: изучение, введение в научный оборот, обеспечение нового качества доступа к культурному наследию, проект ««Новые источники по истории и культуре финно-угорских народов Среднего Поволжья и Приуралья».
Литература
1. Станюкович Т.В. Этнографическая наука и музеи. Л.: Наука, 1978.
2. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб: A-cad, 1994.
3. Салмин А.К., Терюков А.И. Первая музейная коллекция одежды народов Волго-Камья в Кунсткамере Санкт-Петербургской Академии наук // Вестник Удмуртского университета. Серия 5: история и филология. 2010. Вып. 3. С.42-51.
4. Загребин А.Е. Финно-угорские этнографические исследования в России (XVIII - первая половина XIX в.). Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2006.
5. Vuorela T. Ethnology in Finland before 1920. Helsinki, 1977.
6. Museovirasto: Kansatieteen ^sikirjoitusarki-sto. Heikeliana. A.O. Heikelin kirjekokoelma.
7. Смирнов И.Н. Этнография на Казанской научно-промышленной выставке. Казань, 1890.
8. Lehtonen J.U.E. U.T. Sirelius ja kansatiede. Helsinki, 1972.
9. Sirelius U.T. Matkakertomus kansatieteellisel^
matkalta permalaiskansain keskuuteen kesдllд 1907 // Journal de la Socrntó Finno-
Ougrienne. 1908. Vol. 25. S. 15-17; Загребин
А.Е., Шарапов В.Э. К истории «Пермской экспедиции» У.Т. Сирелиуса // Этнографическое обозрение. 2008. № 1. С. 110-117.
10. Рогачев М.Б. Общественная жизнь в Усть-
Сысольске (XIX - начало ХХ в.) // Повседневная жизнь Коми края. Сыктывкар, 2006. Вып. 1; Jddts I. Etnilised protsessid Vene im-peeriumi siseperifeerias 1801-1904. Komi rahvusluse sьnd. Tartu: Tartu University
Press, 2005.
11. Цембер АА. Дневник / Подгот. текста, вступ. статья и комментарий Л.П. Рощев-ской. Сыктывкар, 1997.
12. Сирелиус У.Т. Из путешествия по северо-востоку России / Перевод с финск. яз. А. Сурво // Арт (Лад). 1998. №3. С. 177.
13. Iso karhu: arkistokuvia existen kielisukulais-temme asuinsijoilta / The Great Bear: old photographs of the Volga-Finnic, Permian Finnic and Ob-Ugrian peoples. Ed. by I. Lehtinen, J. Kukkonen. Helsinki, 1980.
14. Сурво В. Культурные и идеологические аспекты «проблемы полевой работы» (на примере финляндской этнографии)// Полевая этнография - 2006. Материалы Международной научной конференции. СПб., 2007. С. 14-18.
15. Из письма АА Чеусова к У.Т. Сирелиусу от 01.09.1907 г. // Museovirasto: Kansatieteen ^sikirjoitusarkisto. Sirelius U.T. Permalais-matka, 1907.
16. Загребин А.Е. Финны об удмуртах. Финские исследователи этнографии удмуртов XIX -первой половины XX в. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1999.
17. Юрпалов А.Ю. Роль музея Сарапульского уездного земства в этнографическом изучении Среднего Прикамья // Ежегодник финно-угорских исследований. 2010. Вып. 2. С. 116-120; Он же. К истории Малмыжского исторического общества // Финно-угры -славяне - тюрки: опыт взаимодействия (традиции и новации): Сборник материалов Всероссийской научной конференции. Ижевск, 2009. С. 480-484.
18. Вотяки. М., 1926; Ермаков Ф.К. Кузебай Герд (жизнь и творчество). Ижевск: Полиграф-комбинат, 1996.
19. Из переписки Кузебая Герда // Как молния в ночи... К. Герд. Жизнь. Творчество. Эпоха. Ижевск: УдГУ, 1998. С. 549.
20. Герд К.П. К вопросу о происхождении вотяков // Труды научного общества по изучению Вотского края. 1926. Вып. 2. С. 91-95.
21. Отчет этнографической экспедиции за 1926 г. // В.П. Налимов. Очерки по этнографии финно-угорских народов. Ижевск-Сыктывкар: УИИЯЛ УрО РАН, ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН, 2010. С. 174-318; Загребин А.Е., Шарапов В.Э. Новые материалы об экспедиции
B.П. Налимова в Удмуртию (1926 г.) // Вестник Поморского университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2010. №6.
C. 10-14.
22. Lehtinen I. The Finno-Ugric collections at the National Museum of Finland. Helsinki, 1990; Idem. Museoesine ja kontekstit: “etnografista todellisuutta” kohtaamassa // Suomen Museo. 1995. S. 27-37; Suomalais-ugrilaisia kokoel-mia Venдjдn museoissa - Finno-Ugrian collections in Russia’s museums / Toim. I. Lehtinen. Helsinki, 1999.
23. Резолюции I Всероссийского съезда работников просвещения и социалистической культуры вотяков. Казань, 1921. С. 15-16; Жеребцов И.Л., Таскаев М.В., Кузнецова Т.Л. Их объединило краеведение. Сыктывкар: ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН, 2008; Загребин А.Е., Куликов К.И. Советское финно-угроведение 1920-х - начала 1930-х гг.: первые действия и противодействия // Проникновение и применение дискурса национального в России и СССР. Тарту, 2011. С. 163-176.
Статья поступила в редакцию 06.09.2011.
