CC BY
92
12. Seibel N.E. The plot of the Knights of the Round Table in the dramatic tales of the twentieth century (E. Schwartz «Dragon», P. Hacks «Genoveva»). Filologicheskii klass, 2015. V. 4. P. 83-86. [in Russian].
13. Seibel N.E. Form of actualization of pretext in H. Muller's and P. Hacks's intertextual dramas. Herald of Chelyabinsk State Pedagogical University, 2015. № 1. P. 259-268. [in Russian].
14. Tlostanova M.V. Grotesque in western literatures. Art orientations of the 20th century world literature. M.: IMLI RAN, 2002. P. 408-440. [in Russian].
15. Chekhov N.V. Introduction to the juvenile literature. Children readings. St Petersburg: RAS Institute of the Russian language (Pushkinskiy dom), 2012. P. 10-40. [In Russian].
16. Sharypina T.A. The perception of Antiquity in the literary consciousness of the twentieth century Germany (The Trojan cycle of myths): Author's abstract. Dis. ... doctor of sciences (Psychology). M., 1998. P. 56. [In Russian].
17. Schmidt K.H. Afterword. Dramaturgy of DDR. M.: Iskusstvo, 1975. P. 589. [In Russian].
18. Hacks, P. Das Poetische: Anstatze zu einerpostrevolutionaren Dramaturgie. Frankfurt a./M.: Suhrkamp, 1972. P. 146.
Сведения об авторе: Кутузова Юлия Геннадьевна,
аспирант кафедры литературы и методики обучения литературе, Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет,
г. Челябинск, Российская Федерация. E-mail: ykutuzova@yandex.ru
Information about the author: Kutuzova Yulia Gennadievna,
Post graduate student,
Department of Literature and Methods
of Teaching Literature,
South-Ural State Humanitarian
Pedagogical University,
Chelyabinsk, Russia.
E-mail: ykutuzova@yandex.ru
УДК 8И ББК 83.3(4)
О.В. Ловцова
ЭСТЕТИКА ТРИЛЛЕРА В ДРАМЕ ДжО ПЕНхОЛЛА «одержимый РЕБЕНОК»
Статья посвящена анализу эстетики хоррора в пьесе Джо Пенхолла «Одержимый ребенок». В работе выявляются особенности конструирования и бытования специфических черт литературного и кинематографического триллера в современной британской пьесе. Автор данной статьи анализирует композиционный строй пьесы, ремарки и дискурс героев драмы, приемы создания психологической напряженности, свойственные хоррор-драме, а также культурный контекст, в который вписана пьеса «Одержимый ребенок».
Ключевые слова: Джо Пенхолл, массовая культура, современная британская драма, триллер, хоррор, эстетика триллера.
O.V. Lovtsova
THE ESTHETICS OF THE THRILLER IN JOE PENHALL'S DRAMA «HAUNTED CHILD»
The esthetics of the horror in Joe Penhall's play «Haunted Child» is analyzed. The paper identifies particular design and existence of specific features of the literary and the cinematic thriller in contemporary British play. The paper analyzes composition of the play, the remarks, the discourse
of drama characters, techniques for creating psychological tensions inherent for horror-drama, as well as the cultural context in which the play «Haunted Child» is inscribed.
Key words:Joe Penhall, mass culture, contemporary British drama, thriller, horror, the esthetics of the thriller.
Драма Джо Пенхолла «Одержимый ребенок» (Haunted Child,, 2011) - одна из пьес британского автора, что «имеет дело <...> с личным и семейным разрушением» [8, с. 3]. Предчувствиями краха покоя и надвигающегося ужаса определяется существование героев пьесы: девятилетнему Томасу, переживающему разлуку с отцом, по ночам слышатся пугающие скрипы и шорохи, чудится присутствие кого-то неизвестного и, вполне вероятно, ирреального, в доме:
«Томас. Дверь. Дверь была приоткрыта.
Д ж у л и я. Это же ветер.
Томас. Кто-то был вверху на лестнице.
Д ж у л и я. Да никого не было на лестнице.
<...>
То м а с. Я думаю, это был папа. Я думаю, что это его я видел. Я думаю, слышал его. Может быть, я правда его слышал на ступеньках.
Д ж у л и я. Это был не твой отец.
Т о м а с. А кто тогда ?
Д ж у л и я. Никого там не было. <...>
Т о м а с. Он умер? Это его призрак?» [12, с. 4-6].
Своими страхами ребенок делится с матерью, чем приводит ее в схожее со своим состояние оцепенения. С первых же «ночных» сцен, открывающих пьесу, читатель распознает эстетику хоррора, «повторение освоенных приемов гип-нотики» которого «легло в основу его культурной трансляции» [6, с. 282]. «Испуганное ожидание зла» [13, с. 152], переживаемое героями, ощущение ребенком и матерью нависшей над ними необъяснимой и загадочной угрозы, нагнетание страха и ужаса через упоминание различных проявлений потусторонних сил, особый хронотоп (преимущественно ночное время, замкнутое пространство дома, погруженного во мрак, и заброшенного промышленного здания, где расположена секта эзотериков, почти
непрекращающийся дождь) - параметры, характерные для жанра триллера и эстетики ужаса в целом, нацеленные на формирование у героев произведения и его аудитории впечатления зыбкости действительности и создание эффекта колебания «между земными законами обычной реальности и возможностью сверхъестественного» [15, с. 2].
И хотя атмосфера мистицизма поддерживается на протяжении всего сюжетного действия, навевающие ужас своей алогичностью сюжетные ходы постепенно получают рациональные объяснения (согласно «правилам игры» художественного ужастика и триллера, призванных в первую очередь «щекотать нервы» читателя/зрителя). Источником загадочных звуков, которые пугали Томаса, оказывается его бесследно исчезнувший отец, внезапно покинувший семью, но тайно от сына и жены возвращающийся домой по ночам. Художественные особенности построения драмы, отсылающие к триллеру, «помогают созданию психологических и философских лабиринтов, связанных с исследованием зла, таящегося в глубинах человеческой личности» [5, с. 21], и органично сочетаются с натуралистическими традициями театра жестокости.
Причина кризиса сознания героя и истоки семейной драмы в пьесе озвучиваются Дугласом во время случайной встречи с женой, которая произвела на Джулию впечатление столкновения с призраком («Д у г лас. Ты выглядишь, словно увидела привидение. Тебя всю трясет» [12, с. 12]:
«Д у г л ас. У меня были очень деструктивные мысли. Я стал одержим идеей бесполезности всех вещей и собственной никчемности... На работе... Дома... (Пауза.) После смерти отца и рождения Томаса мне стало невыносимо тяжело справляться с повседневной рутиной. Я чувствовал, что никто не даст совет и не поддержит меня. Я ощущал себя очень одиноким на протяжении нескольких лет» [12, с. 17].
о
X
ф
ю ф
^ ф
ч О
го с; с; о
X
X
ф
1=
го
Ч СО ГО
Ф
с; с;
s ^
н го
Н Ф
н о О
го m
о ^
ш О
Ш
О
Привычный сценарий существования героя, замкнутый на дурном повторении одних и тех же шаблонов жизни среднестатистического человека, получающего стандартный набор благ цивилизации, становится пленом для души Дугласа, внезапно ощутившего «голод по вере» [7], осознавшего «трагичность его повседневности» [4, с. 103], и оказывается почвой для «формирования абсолютно неестественных моделей культурного поведения» [4, с. 103]. Мороку будней Дуглас предпочел пребывание в религиозной общине, разместившейся в полуразрушенном офисном здании, члены которой отрицают реальность, быт и рутину, утверждая возможность преодолеть «эру пессимизма и тоски» [12, с. 51] с помощью мистических практик, веры в переселение душ, слияния эзотерических учений с академической наукой, благодаря отказу от мирских благ и социальной жизни. Уход героя в пространство условно «дикое», освобожденное от оков цивилизации - свойственный для эстетики триллера сюжетный элемент: «сюжетика триллера, как правило, формируется вокруг нисходящих перемещений героя (вглубь, в бездну, в темноту, в глушь и т.д.), нарочито подчеркивая необходимость душевных и сознательных усилий по освоению фундаментальных принципов Бытия, которые оказались вытесненными современным человеком в бездну обывательского забвения» [4, с. 105].
Дуглас воплощает собой характерный для триллера тип героя, которого характеризует внутренняя борьба мятущегося духа, ищущего примирения обуревающих его противоречий и находящего ответы на свои сомнения в следовании эзотерическому учению и потребности проповедовать «истины» непосвященным, т.е. своей семье. А разрыв Дугласа с семьей становится традиционной для ужастика коллизией, в основе которой лежит борьба противопоставленных друг другу двух типов героев. На одном полюсе конфликта оказывается демонический Дуглас, убежденный в необходимости разрушения обывательской жизни Джулии и Томаса, находящихся на другом полюсе
и воплощающих собой обыденность и прагматизм реальности:
«Д ж у л и я. "Эзотерика в техническом производстве и смежных сферах "? Звучит как взрыв. <...> "Духовный лидер"? Что ты несешь? У тебя нет никакого астрального тела. Что за черти все эти люди?» [12, с. 20].
Сцены, представляющие временное возвращение Дугласа в семью с целью передать дом общине и заставить Джулию и Томаса вступить вслед за ним в эзотерическую организацию, открывают не просто картину коммуникативного насилия героя над женой и ребенком. Отец и супруг, вновь пришедший в семью, занимает по отношению к ней позицию «злодея»: «демонические злодеи, играющие в богов, берут на себя роль Провидения, позволяя себе смелость кроить человеческие судьбы по собственному желанию. Однако было бы преувеличением считать, что на такие поступки у них есть этическая индульгенция» [5, с. 118]. Тревожному, боящемуся призраков ребенку отец внушает, что он не девятилетний мальчик, а сам призрак, реинкарнация умершего деда, которой уготован особый духовный путь и жизнь в кругу эзотериков, чем провоцирует регулярные вспышки конфликтов между сыном и матерью:
«Ду г л а с. Спиритуализм - это душа мироздания. Это то, что объединяет все наши души вместе. Душа моего отца во мне. Моя душа в тебе. <...> Смотри, я убежден, что у тебя есть духовная жизнь, религиозная жизнь, в которой я, как твой папа, несу ответственность перед богом за воспитание тебя. <...> Я верю, что когда дедушка умер, он реинкар-нировал и воплотился в тебе. Таким образом, на самом деле ты мой отец» [12, с. 26].
Убежденность героя в обладании неординарными, инфернальными способностями, регулярное упоминание ирреальных сущностей и предчувствие персонажами их присутствия навевают ассоциации с мистическими триллерами, важную роль в построении текстовой реальности которых играет «потусторонний элемент, которыми переполнены произведения жанра ужаса. <...> Зачастую герой и / или злодей обладает некоторыми психическими способностями,
или, по крайней мере, так утверждает» [2, с. 34]. Вместе с тем мистические триллеры оформились из такого жанра, как «история с привидениями»,неслучайно в рецензиях на постановки «Одержимого ребенка» театральные критики и сам автор называют пьесу «историей с призраками» [11] и «пьесой с элементами истории с привидениями» [10]. Вместе с тем зло, которое причиняет Дуглас семье, его демонизм и обладание «сакральным знанием» - скорее «плоды» общения с членами секты, нежели часть его натуры, поэтому злодеем, полностью вписывающимся в канон триллера, назвать его можно лишь с оговорками: «обыкновенные люди оказываются носителями демонических сил и сами играют роль демонов, вторгаясь в жизнь близких, <...> ломая эту жизнь и калеча судьбы. Обуреваемые недобрыми страстями, они оказываются сильнее своих жертв, хотя порой сами одновременно и палачи и жертвы» [3, с. 218-219]. Герой пьесы Пенхолла действительно не только разрушает уклад жизни своей семьи, но и сам оказался подвергнутым разрушению. Нахождение Дугласа в общине сопровождалось пытками и насилием, причиняемыми участниками секты друг другу с целью постигнуть через боль «истинный путь»: «Ду г л а с. Они сверлили мои десны... нижнюю прямо до кости. Боль была... неописуемая. Они говорили, что это психосоматическое. Они говорили, что я должен представлять ее себе образно... все соглашались. Это проблема с болью... ты не можешь увидеть ее... ты не можешь просто доказать ее... начни же. воображать ее. Ты представляешь. все ее разновидности. <...> Я ничего не соображал, я не мог... после этого я не мог вообще на чем-либо сосредоточиться. У меня не было сил, и я не спал. Если я вдруг засыпал, кто-нибудь подходил, будил меня и говорил мне, что мне надо сверлить зубы...» [12, с. 35-36].
Натуралистичные описания физического истязания Дугласа лежат в рамках традиции «театра жестокости», который, как и триллер, использует «тактику шока, <...> обращается к более примитивным чувствам, ломает табу, упоминает запрещенное, создавая этим дискомфорт» [14, с. 4].
Атмосфера напряженности, таинственности и пугающего предвкушения непредсказуемой развязки, характерной для построения триллера, воссоздается в драме Пенхолла на различных уровнях организации драматического текста. Драматург оперирует стандартной для неоготики бинарной системой образов, согласно которой герои распадаются на две борющихся группы - инфернальных персонажей, опасных для действующих лиц, настроенных рационально. В моделировании интонационного строя и эмоциональных доминант драмы важную роль играют ремарками, используя которые драматург включает в текст «не только "дух" произведения, но и "дух" постановки» [1, с. 62], особое внимание уделено ремаркам, описывающим эмоциональное состояние героев и задающим темп развития действия. Среди ремарок, декларирующих поведение действующих лиц, преобладают отражающие кризисное, шоковое состояние героев, их испуг и оцепенение, при этом ритм развития событий намеренно замедляется, напряженное предчувствие непредсказуемой развязки поддерживается с помощью регулярно повторяющихся различных по длительности пауз, ремарок «тишина» и «молчание». Зыбкость и неустойчивость положения героев, их неуверенность в реальности происходящих с ними событий фиксируют их дискурсы: речь действующих лиц сбивчива, невыразительна, отличается обилием пауз, недоговоренностей, умолчаний, обмен репликами героев между собой осуществляется в режиме корректировки речи, что графически выражено через прерывистый синтаксис, неполные предложения, обилие многоточий, оборванные, недописанные или, напротив, несколько раз подряд повторяющиеся слова и фразы.
Кульминацией в развитии действия становится ссора Дугласа с Джулией по поводу передачи дома общине, после чего герой совершает очередной внезапный уход из семьи. Сюжетно-композиционный повтор (исчезновение героя) сопровождается спадом эмоционального напряжения и «откатом» событий к завязке. Однако на новом витке
о
X
ф
ю ф
и ^
ф
ч О
го с; с; о
X
X
ф
С
го
Ч ш ГО
Ф
с; с;
I-
го
I-
ф
I-
о О
сюжетного действия (повторное возвращение Дугласа домой) происходит отклонение от первоначального сценария (появление Дугласа, ссора с женой и сыном, уход из дома), которое и влечет ту неожиданную развязку, предчувствие которой держало и героев, и читателей / зрителей в напряжении. Развязка драмы (примирение героя с семьей, отказ от служения эзотерикам) выстраивается опять же в рамках эстетики триллера на эффекте обманутого ожидания и разрушает читательские и зрительские предчувствия катастрофы.
Восприятие пьесы «Одержимый ребенок» в качестве драмы с элементами хоррора подготовлено не только строем самой пьесы, но и той культурной, внетекстовой почвой, к которой апеллирует Джо Пенхолл. С одной стороны, «одержимый ребенок» - название психиатрического расстройства, которое случается у детей, переживших смерть одного из членов семьи, и проявляется в виде галлюцинаторных явлений умершего родственника [16]. Данный синдром описан психиатрами как механизм, помогающий ребенку восстановить близкие отношения с живым родителем, не способным преодолеть самостоятельно состояние траура и скорби по умершему. Однако Томас, герой пьесы, не является мальчиком, страдающим подобным расстройством, в болезненное состояние «одержимости» его искусственно погружает отец, внушая ему идею реальной возможности реинкарнации и встречи с призраками. Для
Дугласа смерть собственного отца (оставшаяся за пределами сценического и драматургического пространства) стала событием, серьезно пошатнувшим его представления о стабильности мироздания, другими словами, «одержимый ребенок» в драме Пенхолла - это не столько девятилетний Томас, которому по ночам чудятся привидения, сколько его взрослый отец, и, по справедливому замечанию театрального критика С. Клэпп, «ребенок, о котором идет речь, - не обязательно самый маленький человек на сцене» [9]. Уход Дугласа из домастановится эхом трагического разрыва межпоколенческих связей в семье, где герой сам был сыном, потерявшим отца. С другой же стороны, Пенхолл избирает в качестве названия своей драмы расхожее наименование целого ряда американских фильмов ужасов и триллеров, в основе сюжетов которых лежат истории о погибших и убитых детях, ставших призраками, о привидениях, переселениях душ и столкновениях реальных людей с инфернальными существами, благодаря чему драма британского автора оказывается встроенной не только в контекст мировой готической и неоготической литературы, но и современной массовой культуры триллера и ужастика, художественные особенности и приемы которой сведены, в конечном итоге, «к нескольким повторяющимся, но при этом безотказно действующим трюкам» [6, с. 282], которыми успешно оперирует и Джо Пенхолл в пьесе «Одержимый ребенок».
Библиографический список
1. Доценко, Е.Г. С. Беккет и проблема условности в современной английской драме [Текст] / Е.Г. Доценко. - Екатеринбург: Урал. гос. пед ун-т., 2005. - 391 с.
2. Дьякова, Т.В. Характеристика жанра «триллер» и его поджанры [Текст] / Т.В. Дьякова // Lin-guamobilis. - 2013. - №5 (44). - С. 32-36.
3. Ивашева, В.В. Эпистолярные диалоги [Текст] / В.В. Ивашева. - М.: Советский писатель, 1983. - 367 с.
4. Карабанова, В.А. Хронотоп дороги / пути в хоррор-культуре [Текст] / В.А. Карабанова // Вестник Новгородского государственного университета. - 2015. - № 81 (Ч. 1). - C. 102-105.
го 5. Локшина, Ю.В. Традиции готического романа в творчестве Айрис Мердок и Джона Фаулза
ей
° [Текст]: дис. ... канд. филол. наук / Ю.В. Локшина. - М.: ИМЛИ им. А.М. Горького РАН, 2015. - 161 с. о 6. Хапаева, Д.Р. Кошмар: литература и жизнь [Текст] / Д.Р. Хапаева. - М.: Текст, 2010. - 365 [3] с.
^ 7. Billington M. Haunted Child - review, 9 December 2011 [Электронный ресурс]. - Режим доступа:
О http://www.theguardian.com/stage/2011/dec/09/haunted-child-royal-court.
8. Boles W.C. The Argumentative Theatre of Joe Penhall. Jefferson, North Carolina, London: McFar-land & Company, Inc., Publishers, 2011. P. 209.
9. Clapp S. Haunted Child; The Bollywood Trip; The Canterbury Tales - review, 18 December 2011 [Электронный ресурс] / Режим доступа: https://www.theguardian.com/stage/2011/dec/18/haunt-ed-child-bollywood-canterbury-review.
10. Lawson, М. Joe Penhall: Regrets? Toofewtomention [Электронный ресурс] / M. Lawson. - Режим доступа: https://www.theguardian.com / stage/2011/ nov/29/joe-penhall-interview.
11. Marmion P. Haunted Child is a ghost story that fails to get into the Christmas spirit [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.dailymail.co.uk/tvshowbiz/reviews/article-2074855/Haunted-Child-review-A-ghost-story-fails-Christmas-spirit.html.
12. Penhall J. Haunted Child. - London: Bloomsbury Methuen Drama, 2011. P. 112.
13. Radcliffe A. On the Supernatural in Poetry [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https:// www.yumpu.com/en/document/view/12677575/quoton-the-supernatural-in-poetryquot-by-ann-radc-liffe-the-literary-gothic.
14. Sierz A. In-Yer-Face Theatre: British Drama Today. London: Faber and Faber, 2000. P. 256.
15. The Cambridge Companion to Gothic Fiction (Cambridge Companions to Literature). Ed. Jerrold E. Hogle. Cambridge, New York: Cambridge University Press, 2002. P. 354.
16. Yates T.T., Bannard J.R. The «Haunted» Child: Grief, Hallucinations, and Family Dynamics. Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry, 1988. Vol. 27. Issue 5. P. 573-581.
References
1. Dotsenko E.G. S. Beckett and the problem of the conventions in the modern English drama. Ekaterinburg: Ural. gos. ped. un-t., 2005. P. 391. [in Russian].
2. Dyakova T.V. Characteristics of the «thriller» as a genre and its subgenres. Lingua mobilis, 2013. №5 (44). P. 32-36. [in Russian].
3. Ivasheva V.V. Epistolary dialogues. Moscow: Sovietskii pisatel, 1983. P. 367. [in Russian].
4. KarabanovaV.A. The chronotope of the road / way in horror culture. Vestnik NovSU, 2015. №81. P. 102-105. [in Russian].
5. Lokshina Y.V. The tradition of the gothic novel in the works of Iris Murdoch and John Fowles. Dis. ... cand. of sciences (Philology) Moscow: IMLI, 2015. P. 161.[in Russian].
6. Khapaeva D.R. Horror: literature and life. Moscow: Text, 2010. P. 365 [3].[in Russian].
7. Billington M. Haunted Child - review, 9 December 2011. Available at: http://www.theguardian.com/ stage/2011/dec/09/haunted-child-royal-court.
8. Boles W.C. The Argumentative Theatre of Joe Penhall Jefferson, North Carolina, London: McFarland & Company, Inc., Publishers, 2011. P. 209.
9. Clapp S. Haunted Child; The Bollywood Trip; The Canterbury Tales - review, 18 December 2011. Available at: https://www.theguardian.com/stage/2011/dec/18/haunted-child-bollywood-canterbury-review.
10. Lawson, M. Joe Penhall: Regrets? Too few to mention. Available at: https://www.theguardian.com/ stage/2011/nov/29/joe-penhall-interview.
11. Marmion P. Haunted Child is a ghost story that fails to get into the Christmas spirit. Available at: http://www. dailymail.co.uk/tvshowbiz/reviews/article-2074855/Haunted-Child-review-A-ghost-story-fails-Christmas-spirit.html.
12. Penhall J. Haunted Child. London: Bloomsbury Methuen Drama, 2011. P. 112.
13. Radcliffe A. On the Supernatural in Poetry. Available at: https://www.yumpu.com/en/document/ view/12677575/quoton-the-supernatural-in-poetryquot-by-ann-radcliffe-the-literary-gothic.
14. Sierz A. In-Yer-Face Theatre: British Drama Today. London: Faber and Faber, 2000. P. 256.
15. The Cambridge Companion to Gothic Fiction (Cambridge Companions to Literature). / ed. Jerrold E. Hogle. Cambridge, New York: Cambridge University Press, 2002. P. 354.
16. Yates T.T., Bannard J.R. The «Haunted» Child: Grief, Hallucinations, and Family Dynamics. Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry, 1988. Vol. 27. Issue 5. P. 573-581.
Сведения об авторе: Ловцова Ольга Валерьевна,
аспирант кафедры литературы и методики ее преподавания, Уральский государственный педагогический университет, Екатеринбург, Российская Федерация. Ктай: o_lovtsova@mail.ru
Information about the author: Lovtsova Olga Valeryevna,
Post graduate student, Department of Literature and Methods of its Teaching, Ural State Pedagogical University, Ekaterinburg, Russia. E-mail: o_lovtsova@mail.ru
УДК 4:8Р2
ББК 81.001.2:83.3(2Рос=Рус)6
Т.Н. Маркова
КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКИЕ ПРИЕМы КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ФОРМОТВОРЧЕСТВА СОВРЕМЕННОй ПРОЗы
В центре внимания статьи - важный аспект масштабной проблемы взаимодействия литературы и кино: влияние кинематографичности на словесность как таковую. Кинематографические приемы рассматриваются как проявление всеобщей тенденции формотворчества в современной прозе. Мы обнаруживаем эти приемы на самых разных уровнях поэтики художественных текстов В. Маканина, Л. Петрушевской и многих других современных авторов.
Ключевые слова: кинематографические приемы, современная русская проза, формотворчество, индивидуальный стиль художника.
T.N. Markova
PHOTOGRAPHIC TECHNIQUES AS A MANIFESTATION OF STYLING MODERN PROSE
The focus of the article is an important aspect of the problem of large-scale interaction between literature and cinema: the influence of the movies in the literature as such. Photographic techniques are considered as a manifestation of a general trend of styling in modern prose. We find these methods at various levels of the poetics of literary texts V. Makanin, L. Petrushevskaya and many other contemporary authors.
Key words: cinematic techniques, the modern Russian prose, form creation, individual style of the artist.
Культура ХХ века стала объектом экспансии со стороны аудиовизуальных и электронных средств коммуникации -кино, телевидения. ХХ век - век организованных иллюзий, коллективных, сознательно и четко организованных мифов - симулякров, как сказали бы постмодернисты. Кинематограф - этот «электрический сон» начала ХХ века, «иллюзион счастья» - уже в 1960-е годы занимает главенствующие позиции в мас-
совой культуре и культурном сознании человечества (правда, к концу столетия активно вытесняется компьютером).
На рубеже ХХ-ХХ1 вв. произошла смена культурного кода, преимущественно словесная национальная культура переживает кризис логоцентризма, предпочтение отдается визуальным и звуковым способам передачи информации. Академик В.Г. Костомаров обобщает: «... Становится все затруднительнее полно-
