CC BY
49© Т.В. Назарова, 2003
ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ
В.Г. АВСЕЕНКО
Т.В. Назарова
При изучении литературной критики и журналистики 1870—1880 гг. предметом основного внимания исследователей длительное время являлись демократические составляющие национальной культуры. Литературной политике консервативно-монархического «Русского вестника» или давалась общая характеристика 1, или указывались отдельные положения «элитаристской» концепции2. В работах В.Н. Коновалова и В.В. Тихомирова3, специально посвященных этому периоду, имя Авсеенко, ведущего и до середины 1870-х гг. единственного литературного критика «Русского вестника», не упоминается. В статьях Э.Г. Гайнцевой4 характеризуется общественно-политический и нравственный облик журналиста, «возглавившего крестовый поход против демократической литературы», вводятся в научный оборот архивные материалы, связанные с организацией в журнале М.Н. Каткова критического отдела, но метод литературной критики Авсеенко не рассматривается. Его изучение может дополнить представление о литературном процессе последней трети XIX века и его закономерностях, уточнить имеющиеся в науке сведения о литературной политике «Русского вестника».
Авсеенко был приглашен М.Н. Катковым в 1873 году, когда в редакции была осознана необходимость систематических литературных обозрений. К этому времени он уже был известен как фельетонист газеты «Русский мир», и его взгляды на современный литературный процесс вполне оформились. Большие статьи Авсеенко в первые годы сотрудничества в журнале появляются ежемесячно, они едины по проблематике и структуре.
Доминирующим принципом их построения стала полемика с социологической критикой петербургских журналов. Каждая статья формально была заявлена как развернутая рецензия на определенное произведение, но истинным предметом всех выступлений Авсеенко неизменно становились критические принципы «Вестника Европы», «Дела», «Отечественных записок». В центре внимания критика постоянно оставалась одна и та же
проблема — утрата современной словесностью истинных представлений о сущности искусства, его целях и значении для общества. Полемика по этим вопросам подчиняла своей логике все структурные элементы статьи и была для Авсеенко способом выражения собственной позиции, поэтому в изложении эстетических взглядов он не был последователен. Систематизация теоретических суждений, рассеянных в его статьях, позволяет выяснить общеэстетические основы критики Авсеенко, характер взаимосвязи между литературной теорией и литературно-критической практикой.
Первое выступление Авсеенко в «Русском вестнике» состоялось в мае 1873 года. Статья «Нужна ли нам литература?» посвящена книге А.Н. Пыпина «Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов», в течение нескольких предшествующих месяцев печатавшейся в «Вестнике Европы». Объект критического анализа позволял Авсеенко дать резко негативную оценку литературной ситуации, охарактеризовав ее как «борьбу петербургского журнализма» с любым проявлением «художественного таланта», и указать наиболее уязвимые места теории «сознательной тенденциозности», которая в разных вариантах формулировалась также и на страницах «Отечественных записок» и «Дела». Основания к столь широким обобщениям у Авсеенко были. В конце 1860-х — начале 1870-х годов демократические журналы опубликовали ряд историко-литературных работ5, по своим основным положениям близких концепции Пыпина. В них отрицалось значение «дворянской литературы» для развития общественной мысли6. Негативизм был обусловлен спецификой функционирования критики в изданиях, имевших программу изучения социально-экономических отношений и пробуждения политической активности широких народных масс. Обоснование принципиально новых путей литературного развития шло через доказательство исторической исчерпанности «дворянской литературы», неприложимости вырабо-
танного ею метода в новых общественных условиях. Усиление социально ориентирующей роли литературы связывалось с рационализацией художественного мышления, обязательным присутствием «сознательной тенденциозности». Исключительное значение в утверждении этих идей приобретала литературная критика. С ее помощью создавалась программная заданность отношения новой литературы к действительности, регламентировались предмет изображения, основные типы конфликтов и героев, мотивировки (социологические и социально-психологические детерминанты). На страницах «Отечественных записок» в статьях А.М. Скабичевского доказывалось, что «поэт прежде всего должен быть ученым», а главная задача критики — «проверить умозаключения, к которым пришел поэт, <...> раскрыть неверность, исправить ее и показать, как нужно смотреть на факты, которые представляются писателю в искаженном виде»7. В журнале «Дело» П.Н. Ткачев выдвигал положение: «Образное выражение мысли всегда соответствует низшей ступени умственного развития»8, а Н.В. Шел-гунов настаивал на необходимости «теоретического домысливания» и «разрешения вопросов, нерешенных жизнью»9. Пыпин в качестве главного критерия оценки произведения провозглашал «сознательную идейность», предлагал отнести «художественность» к прошлому и в сближении современной литературы с «публицистикой», в ее «временном», а не «вечном» значении видеть литературный прогресс. «Произведения менее объективные связывают с общественной жизнью более тесным образом, они, может быть, действуют менее возвышенными средствами, но с большей силой убеждения и с более непосредственным влиянием на умы»10.
Возникновение подобных идей Авсеенко объяснял нерешенностью вопроса о специфике литературы и об отношениях искусства к действительности. В статье «Нужна ли нам литература?» он выделяет два типа понимания литературы, представленные в петербургской журналистике. Одни учитывают только познавательную функцию, «считают литературу совокупностью общественных идей и выражения народного самосознания в данный момент развития», другие — видят в ней только способ распространения идей определенной «журнальной партии»11. Для Авсеенко искусство — это «высшее духовное творчество, объективно-художественное и верное натуре изображение характеров и типов»
(1875, 5, 302). Подобные формулировки тра-диционны для «Русского вестника», они присутствовали в статьях М.Н. Каткова 12, П.В. Анненкова 13, Буслаева 14. Но все три понятия: «верность натуре», «объективность», «художественность» — в статьях Авсеенко приобретают иной смысл.
Основным приемом демократической критики в доказательстве несостоятельности «дворянской литературы» («пушкинской школы») был упрек в незнании жизни, «замкнутости» или сознательном уходе в «область чистого искусства». Так, Пыпин утверждает: «Пушкин не даром заявлял свое пренебрежение к черни, то есть к обществу, которое вздумало бы ждать от литературы какого-нибудь участия к своим нравственным интересам, а не одного зрелища жертвоприношений Апполону, и, высокомерно выделяя привилегию поэта быть рожденным для вдохновения и сладких звуков <...>, удаляясь от действительности, эта литература переставала и понимать ее»15.
Авсеенко отрицает саму возможность существования «чистого искусства». Опираясь на факты биографии Пушкина и «гражданское» содержание лирики 1830-х годов, он доказывает, что поэт, считающийся родоначальником «чистого искусства», дал русской литературе самые глубокие «человечные» темы, позже разработанные Лермонтовым, Гоголем, отчасти Некрасовым. С опорой на пушкинское творчество критик формулирует цели и задачи искусства: «С “Евгением Онегиным” Пушкин овладевает высшей тайной искусства и главной художественной задачей — воспроизведением идеалов, стремлений и заблуждений современной действительности». Пушкин, по убеждению Авсеенко, указал русской литературе путь «содействия общественному самопознанию», и в дальнейшем «строгая художественность обратилась к анализу общественных язв» (1873, 5, 419).
Историко-литературные экскурсы присутствуют в большем или меньшем объеме почти во всех работах Авсеенко. Он последовательно доказывает несостоятельность деления литературы на «гражданскую» и «чистую». Судить о произведении, по его мнению, нельзя по «внешности», «теме», необходимо обращаться к «внутреннему содержанию»: запечатлены в произведении культурно-исторические реалии или универсалии вселенского, природного, человеческого бытия, «сверхтемой» в любом случае является современность писателя. Обращаясь в статье «По-
эзия журнальных мотивов» к любовной лирике Фета, Тютчева, Полонского, он находит и в ней «отрицание», чувства «больного сына века», «ощущение неудовлетворенности» и стремление в любви на время «притупить острую, душевную боль» (1873, 6, 896).
В статье «Практический нигилизм» (1873, 7) Авсеенко демонстрирует несостоятельность «исторической» критики. С этой целью он сознательно использует пыпинс-кие подходы к произведению, учитывает массу внелигературных факторов: общественно-историческую обстановку, общее состояние умов и нравов, биографии писателей, их социальные связи, демонстрируя недостаточность этих приемов. Авсеенко доказывает, что с их помощью можно затронуть только «внешние, поверхностные» слои произведения, объяснить идейное содержание, но не «художественную» суть.
Факты взаимосвязи и взаимовлияния творческой личности и общества позволяют Авсеенко обосновать только одну из составляющих творчества. Выявление живой связи «дворянской литературы» с действительностью было для Авсеенко очень важно. Он выдвигает тезис о существовании двух типов творчества. «Объективно-художественное» основано на «активном восприятии» художником фактов действительности, «тонкости наблюдений» и их непосредственности. Второй тип творчества критик называл «новой письменностью» (или «журнализмом»). Он базируется на «пассивном усвоении» журнальных идей, создает почву для надындивидуального тенденциозного фрагментарного отражения жизни.
Категория «объективность» в критике Авсеенко имеет значение независимости и самостоятельности целенаправленного наблюдения и постижения действительности и не имеет ничего общего с представлениями о бессознательном подражательном характере творчества. Он отрицает не субъективность творческого процесса, а изначальную априорную заданность мировоззренческих установок. Разбор любого «истинно художественного» произведения Авсеенко, как правило, начинает с доказательства оригинальности поэтического видения мира, который создается в результате непредвзятого наблюдения и анализа. В статье «Практический нигилизм», указав, что опирается на уже сложившиеся в русской литературе традиции, он пишет: «От беллетристики мы требуем прежде всего строгой жизненной правды, натуры, требу-
ем, чтобы писатель не выходил из сферы непосредственных наблюдений над жизнью, не подгибал бы ее под социальную доктрину, не олицетворял бы в образах отвлеченную идею, но в самих условиях жизни, наблюдаемой художественно, искал бы естественной постановки общественных вопросов» (1873, 7, 391). Как необходимое условие творчески индивидуального «свободного» поиска закономерностей жизни выдвигается понятие «образованность». Личность «полуобразованная» легко поддается любым внешним влияниям, а усвоение выработанных «веками цивилизации» идей и ценностей открывает простор для анализа. До прихода Авсеенко в «Русский вестник» об этом неоднократно писал П.К. Щебальский. В рецензии на книгу Д.Л. Мордовцева «Политические движения русского народа» (1870, № 9), рассуждая об объективности исследования истории или современности, он утверждает, что субъективность неизбежна и существует только стремление к объективности. Щебальский учитывает интерпретативность мышления и относительность познания истины. Выработать точку зрения, позволяющую «не извращать фантастически факты», по убеждению критика, можно только при очень высоком уровне образования и сознательном всестороннем изучении любого явления. Кроме этого, необходима установка на бесконечный поиск истины. Если же литература, «взяв на себя роль гувернера», ставит целью пропаганду определенного набора «прогрессивных» идей, то возможен только «тенденциозный подбор» фактов для их доказательства, исключающий творческое освоение действительности.
В общеэстетических рассуждениях Авсеенко просматривается представление о нескольких стадиях художественного познания. В основе творчества он видит «стремление войти в самую тесную связь с ежедневной действительностью», при этом недостаточность практического освоения жизни, ограниченность временем и пространством преодолевается с помощью образования (для обоснования этого положения используются факты биографии Пушкина, перечисляются все источники «энциклопедических» знаний поэта). Следующая стадия, по мысли Авсеенко, состоит в том, что художник «замыкается в себе» и в сфере своего «духа», путем «воображения» продолжает постижение явления, в ходе которого раскрывается «внутренний смысл» и взаимосвязи. И наконец, в результате работы «художественной мысли и
понимания» действительность предстает в ином, преображенном виде. Так, в статье «Нужна ли нам литература?» Авсеенко рассуждает: «Пушкин ушел в самого себя и во глубине своего творческого духа нашел избыток таких высоких вдохновений, которые уже не пришлись по плечу опереженного им поколения» (1873, 5, 414).
В работах Авсеенко постоянно фигурируют понятия «художественное прозрение», «угадывание», «поэтическое созерцание», «творческая фантазия». С их помощью он объясняет способность творческой личности расширить до бесконечности конкретно-чувственное освоение мира. В статье «Судьбы русского романа» он обосновывает различия между художественным и научным познанием. В основе его рассуждений — мысль о принципиальной невозможности чисто рационалистического понимания и объяснения действительности: «Беллетристический ум — не то же самое, что ум журнальной статьи или научного исследования. Роман имеет дело с живым материалом, который не только не подчиняется последовательности какой-либо теории, но перерабатывает и часто отвергает логические выводы строгого мышления. Умственная область романа есть философия жизни, в этой области нет научного метода, с помощью которого можно было бы, словно по расставленным вехам, добираться до вывода. Не напрасно беллетристика называется искусством: это слово предполагает действие прирожденной творческой способности, без которой никакой ум не был бы так широк и глубок, чтоб обнять собою беспредельную область жизни. Вывод отвлеченного мышления всегда покажется слишком беден в наготе своей перед многообразием жизни, только художественное проникновение, облекающееся в образы и соприкасающееся с практическими явлениями самой жизни, дает художественной мысли опору в жизненной правде» (1873, 10, 804). Философия, этика, наука, в понимании Авсеенко, способны охватить одну какую-либо сторону человеческого бытия. Они дают знания о мире, но не служат формой «целостного постижения».
Категория «целостности» является важнейшим критерием при разграничении публицистической фактографической образности и художественной: «Разница пушкинских общественных идей и современных заключается в том, что в первых художественная и гражданская стороны органически слиты, тогда как в последних <...> поэтическая форма притя-
гивается, так сказать, за волоса» (1873, 5, 412). В современной литературе он выделяет два направления: «новую письменность» (или «журнализм») и «художественное творчество». Понятие «целостности» в статьях критика приобретает несколько значений: 1) художественное творчество представляется ему как образное видение жизни в целом; 2) произведения искусства он воспринимает как сплав объективного и субъективного содержания (применительно к «подлинно художественным» явлениям Авсеенко не использует термин «субъективность», заменяя его понятием «творческая индивидуальность»); 3) целостная нравственно-эстетическая ценность произведения в понимании Авсеенко порождается единством содержания и формы. Это единство обеспечивается сочетанием художественной одаренности и ума и образованности. «Ординарным» умам, не способным к оригинальному поэтическому видению, он советует развивать свои мысли «в простом журнальном трактате». Для создания философского романа требуется ум «очень сильный и опытный, способный к прозрению». Идеальное сочетание «глубины мысли» и художественного видения Авсеенко находит только в Пушкине. Для критика он стоит на недосягаемой высоте и по способности «проникаться духом народа», и по «железной упругости и лаконизму» поэтического выражения. Таланты «негениальные» и могут, и должны наследовать выработанные Пушкиным «литературные формы», он указал пути образного постижения и воплощения жизни. Творчество Лермонтова, считает Авсеенко, доказало их жизнеспособность. «Удовлетворительные» по степени художественности произведения создаются, когда достигается хотя бы относительная целостность: «Мы имели бы самое ограниченное число удовлетворительных романов, если бы художественное дарование не приходило на помощь уму, и не сообщало бы литературного, поэтического значения таким произведениям, философское значение которых не обращает на себя внимания» (1873, 10, 805).
Авсеенко пытался по-своему раскрыть специфику художественной типизации, используя понятие «идеал». Все его обращения к истории литературы в конечном счете сводились к демонстрации умения представителей «пушкинской школы» выделить «истинные» начала из «временных», «конечных», «частных наблюдений» и оценить их с точки зрения «вечных идеалов добра и правды». Таким образом, в иерархии критериев художе-
ственности на первом месте оказывается способность к обобщению, выделению характерного в развитии человека и общества и «определенность» нравственной оценки.
Используя исторический комментарий, Авсеенко доказывает, что в русской литературе прошлых лет в концентрированном виде отразились основные «недуги общества» и выработалось верное — «отрицательное» — отношение к русской действительности. Целостность художественной картины русской жизни достигалась присутствием положительного начала. В комедиях Гоголя «среди выведенных им жалких и дурных личностей невидимо существовал единственный честный герой — смех, у Островского над грубостью и пошлостью самодуров чувствовалось незримое веяние просвещенной гуманности, во имя которой и осмеивалась грубость и пошлость. “Темное царство” противополагалось подразумеваемому светлому царству» (1875, 7, 425). В современной ему демократической литературе Авсеенко не находил «общественно значимого» отношения писателей к действительности: «Нравственная идея позднейших произведений как бы достигается туманом, читатель остается в неопределенном отношении к воспроизводимой перед ним действительности» (1875, 7, 425). Утрата целостного восприятия жизни, воспроизведение «частного», а не закономерного, по убеждению Авсеенко, возникает в результате искусственного противопоставления «стихийного» существования народных масс и жизни «образованного общества». Гармонизирующую цивилизаторскую функцию искусства обеспечивает только способность художника видеть общенациональные и общечеловеческие нравственные ценности. В статье «Нужна ли нам литература?» целостность поэмы «Мертвые души» он объясняет включением в сатирическое повествование лирических отступлений, в которых отразились глубоко народные идеалы, представления о том, чем должна быть Русская земля.
Авсеенко резко возражает против распространенного в демократической критике понимания типического как выражения сущности определенной социальной среды: «Верхний слой общества как бы объявлен вне покровительства литературы: выводить героев из этого класса разрешалось только ради осмеяния и казни. Сначала, конечно, предполагалось, что литература осмеивает пустоту и бессодержательность светской жизни, протекающей в праздности и в пожирании
доходов с крепостного труда; но мало-помалу понятия о так называемом «светском» обществе очень раздвинулись, так что сюда стали относить едва ли не каждого, кто носит перчатки и говорит по-французски» (1875, 7, 428).
Концепция художественности Авсеенко предполагает типизацию не узкосоциальных характерностей, «неполно» и потому «искаженно» представляющих жизнь, а «вечных» закономерностей и взаимосвязей. Примеры литературных типов, в которых общечеловеческое непосредственно, помимо узкосоциального содержания, воплощается в индивидуальном, он находит в современной европейской литературе: «Нашей публике очень знакомы некоторые романы Шпильгагена и Ауэрбаха, в которых выведены на сцену с положительной стороны демократы. Усилия того и другого автора заключались прежде всего в том, чтобы сообщить этим демократам общий отпечаток порядочности, и даже с значительною подмесью идеализма» (1875, 7, 428).
В понимании «руководящего идеала» художника у Авсеенко намечается очень характерная односторонность. В июльских «Литературных заметках» за 1875 год причину расцвета английской литературы он объясняет тем, что английские романисты выработали «положительное отношение к национальным нравам и обычаям», «установившемуся государственному и общественному складу» (1875, 7, 421). Современный упадок русской литературы, по мнению Авсеенко, вызван отсутствием каких-либо «общепризнанных начал», «объединяющего требования», «нравственной мерки». Почти в каждой статье критик настойчиво обосновывает необходимость поиска нравственных и общественных идеалов, способных объединить нацию.
Эстетические взгляды Авсеенко не сложились в стройную концепцию искусства, хотя определенный интерес представляют его попытки определить сущностные свойства художественной литературы, выявить этапы творческого процесса, установить грань между публицистической и художественной образностью и способами типизации.
Проявившийся в решении ряда теоретических вопросов эклектизм, стремление Авсеенко соединить отдельные положения «эстетической» и «реалистической» критики были частным проявлением общих для журналистики всех направлений процессов. Печать второго пореформенного десятилетия
постоянно прогнозировала пути развития не только общества, но и литературы. Стремление обосновать принципы изображения, адекватные новым общественным условиям, стимулировали интерес к специфике мысли в искусстве, к социально ориентирующей функции литературы. «Художественная» критика, подобно «реальной», все более занималась не специфическими эстетическими аспектами произведений, а вопросами отражения и «верного понимания» жизни.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Маслов В.С. «Русский вестник» и «Московские ведомости» // Очерки по истории русской журналистики и критики. Л., 1965; Смирнов В.Б. Литературная история «Отечественных записок» (1868—1884). Пермь, 1974.
2 См.: Бабаев Э.Г. Лев Толстой и русская журналистика его эпохи. М., 1993; Твардовская В.А. Достоевский в общественной жизни России (1861—1881). М., 1990.
3 См.: Коновалов В.Н. Литературная критика 70-х — начала 80-х годов XIX века. Саратов, 1996; Тихомиров В.В. Русская литературная критика середины XIX века. Н. Новгород, 1997.
4 См.: Гайнцева Э.Г. Вопрос о литературной критике и литературно-критических жанрах в редакционной политике «Русского вестника» конца 1860-х — 1870-х гг. // Она же. Проблемы жанров в русской литературе. М., 1980; В.Г. Авсеенко и «Русский вестник» 1870-х гг. // Русская литература. 1989. № 2.
5 См.: Скабичевский А.М. Очерки умственного развития нашего общества // Отечествен-
ные записки. 1870. № 10, 11; 1871. № 1, 2; 1872. № 4; Шелгунов Н.В. Русский индивидуализм // Дело. 1868. № 7; Он же. Глухая пора // Дело. 1870. № 4; Он же. Бесхарактерность нашей интеллигенции // Дело. 1872. № 11; и др.
6 Подробно об антиисторизме и субъективизме в оценках творчества Пушкина, Тургенева, Гончарова, Толстого см., напр.: Коновалов В.Н. Литературная критика народничества. Казань, 1978; Тихомиров В.В. Русская литература 60—80-х гг. XIX века в свете историко-функционального изучения. Иваново, 1988; Назарова Т.В. Интерпретация творчества А.С. Пушкина демократической журналистикой конца 1860-х — начала 1880-х гг.: Автореф. дис... канд. филол. наук. Волгоград, 1999.
7 Скабичевский А.М. Новое время и старые боги // Отечественные записки. 1868. № 1. Отд. 2. 70.
8 Ткачев П.Н. Подрастающие силы // Дело. 1868. № 10. 2 паг. С . 22.
9 Шелгунов Н.В. Глухая пора. 2 паг. С. 27.
10 Пыпин А.Н. Очерки общественного движения при Александре I // Вестник Европы. 1871. № 5. С. 234.
11 Авсеенко В.Г. Нужна ли нам литература? // Русский вестник. 1873. № 5. С. 391. Далее ссылки на «Русский вестник» даны в тексте статьи с указанием в круглых скобках года, номера и страницы журнала.
12 Катков М.Н. Пушкин // Русский вестник. 1856. № 1, кн. 1, 2; № 3, кн. 2; Он же. Роман Тургенева и его критики // Русский вестник. 1862. № 5.
13 Анненков П.В. О значении художественных произведений для общества // Русский вестник. 1856. № 2.
14 Буслаев Ф.И. Задачи современной эстетической критики // Русский вестник. 1868. № 3.
15 Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 371.
