CC BY
49
© Larry Uffelman, 2007
© Перевод на русский язык. Л.И. Мусохранова, 2007
НАШИ ГОСТИ
ELIZABETH GASKELL: VICTORIAN MORALIST
Larry Uffelman
ЭЛИЗАБЕТ ГАСКЕЛЛ: МОРАЛИСТ ВИКТОРИАНСКОЙ ЭПОХИ
Ларри Аффельман (Пер. с англ. Л.И. Мусохрановой)
Like her friend Charles Dickens, who was also her editor when she published in his journals Household Words and All the Year Round, Elizabeth Gaskell (1810-1865) mirrored in her fiction the social, moral, and ethical concerns of that period. Her passionate interest in ethical behavior stemmed from her Unitarian background. As the wife of one of the leading Unitarian clergymen in Manchester, she helped minister to those suffering from the social problems that formed the ethical center of much of what she wrote.
Gaskell was, in short, an important midnineteenth century English moralist whose medium of communication was fiction. In what follows, I will comment briefly on two of her novels that brought her fame and established her credentials as a moralist. Then I will move to a fuller discussion of her novel Ruth, a work that created a furor and caused its author considerable unpleasantness because it portrayed a “fallen” woman with understanding and sympathy. Gaskell, however, regarded Ruth as a moral novel with the capacity to change minds - if readers would approach it openly and not judge its central character prematurely or narrowly. But writing fiction that advocated social justice wasn’t new for Gaskell.
Элизабет Гаскелл (1810-1865), как и ее друг Чарльз Диккенс (в журналах которого «Домашнее чтение» и «Круглый год» она публиковалась), отражала в своих произведениях социальные и нравственные проблемы того времени. Ее страстный интерес к этическим аспектам поведения в обществе возрос на церковной почве. Став женой одного из главных священников унитарианской церкви в Манчестере, она помогала мужу в его служении и своими глазами видела те проблемы, которые впоследствии стали этическим центром большинства ее произведений.
Гаскелл принадлежала к плеяде замечательных английских моралистов середины XIX в., для которых основным способом выражения своих взглядов стала беллетристика. Сначала я намерен кратко прокомментировать две ее новеллы, которые принесли ей известность и славу моралистки. Затем рассмотрим ее роман «Руфь», который произвел фурор и принес своему автору значительные неприятности, поскольку та описывала «падшую» женщину с симпатией и пониманием. Гаскелл создала «Руфь» как моралистическое произведение с целью преодолеть ограниченность и изменить представления читателей, заставив их взглянуть без осуждения и преду-
In her first novel, Mary Barton (1848), her moral and ethical concerns are prominent. This work of openly reformist fiction, concentrates on what Gaskell believed to be unjust in the treatment of poverty-stricken factory workers in Manchester. Feelingly and effectively she detailed contrasts between the working and living conditions of the laboring poor and those of the factory owners. And she described in detail the failed relationships between workers and owners.
In the course of that novel, the central character, Mary, is presented with a moral choice: her lover is on trial for a murder her father has committed. When she discovers this to be the case, she is confronted by a dilemma: if she tells the court the truth, her father will be found guilty; if she fails to tell the truth, her lover will be found guilty. Her moral problem is that no matter which choice she makes, someone dear to her will suffer. The resolution of this problem forces the climax of the novel. Fortunately for Mary, her heroine, Gaskell provides a path between the horns of the dilemma, and, although further suffering occurs, the novel ends peacefully with opposing sides moving toward reconciliation.
Sylvia’s Lovers, her last completed novel, appeared in 1863, only two years before her death. In this work, she turned her attention away from the problems of the industrial working-class and set her scene in a village on the northeastern coast of England. Regardless of the change of setting, however, Gaskell’s plot is structured by a moral choice that determines the lives of her three principal characters: Sylvia Robson and her lovers, Philip Hepburn, and Charley Kinraid. The story focuses on the blighted relationship between Sylvia and Philip caused by a lie Philip tells her only a few chapters into the story. The lie destroys his and Sylvia’s marriage, and their relationship is redeemed too late, only after Philip’s death.
бежденности на главную героиню. Однако не впервые Гаскелл в своих произведениях приходилось выступать против социальной несправедливости.
В первой повести Гаскелл «Мэри Бартон» (1848) особенно рельефно очерчен круг ее моральных и этических интересов. Это произведение носит проблемный характер, указывая на необходимость реформирования социальной действительности. Здесь Гаскелл говорит о том, как несправедливо обращение с беднотой - бастующими работниками фабрики в Манчестере. Образно и с большим чувством описывает она контраст между условиями работы и бытом неимущих рабочих, с одной стороны, и хозяев фабрики - с другой. Также детально она рисует те ложные отношения, в которых находятся владельцы и наемная сила.
По ходу действия повести главная героиня Мэри поставлена в ситуацию сложного нравственного выбора: ее возлюбленного подозревают в убийстве, которое совершил ее отец. Перед ней дилемма: если она скажет суду правду, то отца признают виновным, если солжет - осудят ее возлюбленного. Нравственные мучения состоят в том, что в любом случае, независимо от ее решения, пострадает дорогой ей человек. Напряженность ситуации выбора и становится кульминацией повести. К счастью для Мэри, Гаскелл припасла для своей героини тропинку в обход двух зол, и, несмотря на все дальнейшие страдания, противоборствующие стороны в конце концов приходят к примирению.
Ее последняя законченная работа «Поклонники Сильвии» появилась в 1863 г., за два года да ее смерти. В этом произведении она отводит свое внимание от проблем индустриальных рабочих и переносит место действия на северовосточное побережье Англии. Вне зависимости от смены обстановки основой сюжета для Гас-келл оказывается моральный выбор, которым и определяется жизненный путь трех главных персонажей: Сильвии Робсон и ее возлюбленных Филиппа Хепберна и Чарли Кинрейда. Внимание сфокусировано на гибнущих отношениях Сильвии и Филиппа, причиной разрушения которых стала ложь последнего. Ложь разрушила их семейную жизнь, и возродить их отношения помешала смерть Филиппа.
In this case, part of Gaskell’s point is the corrosive nature of a lie: had Philip lived in a manner true to his own moral convictions and told the truth, Sylvia would have left him and married Kinraid. Instead, guided by his own desires, Philip betrayed his principles and lied in order to gain Sylvia in marriage. But because the marriage was based on a lie and Philip was unwilling to set matters straight at the risk losing her, both he and Sylvia lived unhappily and finally separated shortly before Philip’s death. In short, this complex novel details the human deterioration and loss of happiness caused by basing relationships on anything other than the truth.
Between the publication of Mary Barton and Sylvia’s Lovers, however, Gaskell turned her attention to another subject. This one caused her considerable anguish in the writing and perhaps hurt her even more when it was subjected to the often virulent criticism it received once it was actually in print. In Ruth, a three-volume novel of 1853, Gaskell moralizes on the upperclass victimization of working-class seamstresses and the issue of unwed motherhood. Fundamentally, Gaskell rejected the so-called double standard by which women were held responsible and punished severely for their “fall” whereas the men, who had been equal participants, were regarded as innocent. Because these men were of a higher social order than the women they seduced, she saw the problems of “fallen” women as having a social class as well as a sexual dimension.
The problem of so-called “fallen” women had concerned Gaskell from the beginning of her career. In her first novel, Mary Barton (1848), noted above, and her early story, “Lizzie Leigh” (1850), published by Charles Dickens in his weekly periodical Household Words, she had featured young women who had been seduced and betrayed. Also in 1850, she had sought Dickens’s help in sending a sexually
В данном случае внимание Гаскелл сосредоточено на разрушающей природе лжи: если бы Филипп в своих нравственных убеждениях следовал голосу совести и сказал правду, Сильвия покинула бы его и вышла замуж за Кинрейда. Однако, руководствуясь только своими желаниями, Филипп презрел свои принципы и солгал в расчете на то, чтобы с помощью женитьбы получить Сильвию. Но поскольку их брак строился на лжи, в которой Филипп не желал честно признаться из опасения потерять ее, и он, и Сильвия были несчастливы, и в конце концов они расстались незадолго до смерти Филиппа. Коротко говоря, повесть описывает ухудшение человека и утерю счастья оттого, что отношения строятся на чем-то ином, кроме правды.
В промежутке между публикациями «Мэри Бартон» и «Поклонников Сильвии» внимание Гаскелл сосредоточилось на ином предмете. Эта тема причиняла ей страдания уже при написании самих произведений и едва ли не больше, чем когда эти произведения подвергались злобным нападкам критики, только выйдя в свет. В 1853 г. вышла «Руфь», роман в трех частях, где Гаскелл осуждает высший класс за издевательское отношение к работающим женщинам - модисткам (швеям), попутно поднимая спорный с точки зрения нравственности вопрос о внебрачных детях. По сути дела, Гаскелл отвергает так называемый двойной стандарт, согласно которому вся ответственность и тяжесть общественного порицания ложится на женщину, которая становится «падшей», тогда как мужчина, который, как минимум, виноват не менее, остается совершенно безнаказанным. Гаскелл рассматривает эту проблему не только как нравственную, но и как социальную, поскольку мужчины, как правило, стояли на социальной лестнице выше, чем соблазненные ими девушки.
Проблема так называемых «падших» женщин интересовала Гаскелл с самого начала ее карьеры. В своей первой новелле «Мэри Бартон» (1848) она мимоходом затрагивает эту тему, а в одном раннем рассказе «Лиззи Лэй» (1850), опубликованном Ч. Диккенсом в еженедельном «Домашнем чтении», выведена молодая женщина, которую соблазнили, а потом предали. В том же 1850 г. Гаскелл доби-
compromised young woman to Australia. She appealed to Dickens because he was deeply interested in such charitable causes and had recently used the pages of his weekly magazine Household Words to publicize Angela Burdett Coutts’ Urania Cottage.
This “cottage,” run by Coutts and subsidized by Dickens, was established to help young women who wished to escape from prostitution. The young woman who had attracted Gaskell’s attention had been employed as a seamstress and had been seduced by a surgeon while she was ill1. Aware of the difficulties such women faced, Gaskell wished to help her emigrate to Australia.
What were the particular difficulties faced by seamstresses in mid-Victorian England and how did Ruth reflect them?
According to Catherine Judd, Ruth’s occupation as a seamstress “represents the helplessness and exploitation of the working-class woman”, and employs sewing itself as “a metonymy for all morally dangerous forms of female labor”2. According to the Victorian view, sewing is morally troublesome as a vocation for three reasons: the employer can all too easily exploit the workers, the work itself excites female vanity, and the working conditions involve long hours, little pay, and unsupervised free time late at night. In addition, dressmaking presents opportunities for working women to meet and be seduced by wealthy men3.
In both Mary Barton and “Lizzie Leigh,” Gaskell had portrayed her “fallen” women sympathetically. But in each case she had made them secondary characters, focusing not on them but instead on those members of their family who remained concerned for them and affected by their error. In Ruth, however, she moved a “fallen” woman to the center of the story, knowing full well that such a placement would cause controversy. For this reason, even while she labored under duress to complete her
вается от Диккенса помощи в отъезде одной скомпрометированной женщины в Австралию. Она апеллировала к Диккенсу, поскольку была осведомлена о его глубокой заинтересованности в милосердных делах подобного рода: незадолго до этого он со страниц своего еженедельника рассказал о «Небесном Доме» Анжелы Бурдетт Коутс.
Этот «Дом», созданный Коутс на средства Диккенса, был основан с целью оказания помощи молодым женщинам, желающим расстаться с проституцией. Девушка же, которая привлекла внимание Гаскелл, работала швеей и была соблазнена хирургом больницы, где находилась на излечении 1. Осознавая трудности, которые ожидали эту женщину, Гаскелл решила помочь ей эмигрировать в Австралию.
Но какие особенные опасности подстерегали английских модисток в викторианскую эпоху и как новелла «Руфь» отражала их?
Согласно Кэтрин Джадд, тот факт, что Руфь - модистка, говорил о многом: «о беспомощности и эксплуатации работающих женщин» и о том, что самостоятельно зарабатывать на жизнь шитьем - «это женская работа, очень опасная с точки зрения нрав-ственности»2. В викторианскую эпоху шитье было сомнительной с точки зрения морали профессией по трем причинам: во-первых, работодатель мог слишком легко эксплуатировать работниц, во-вторых, самостоятельный заработок возбуждает женское тщеславие, и, в-третьих, условия работы таковы, что рабочий день длинный, зарплата маленькая и можно задержаться за работой до поздней ночи без всякого надзора. Кроме того, у работающих женщин под предлогом шитья платья скрывалась возможность познакомиться с богатыми мужчинами, а затем быть соблазненными ими 3.
И в «Мэри Бартон», и в «Лиззи Лэй» Гас-келл рисует портреты своих «падших» женщин с симпатией. Но в этих произведениях она выводит их как второстепенных героинь, и внимание фокусируется не на них самих, а на членах их семей, которые помнят и принимают участие в судьбе этих женщин. Несмотря ни на что, в «Руфи» Гаскелл делает «падшую» женщину центром повествования, хотя слишком хорошо знает, какие дискуссии вызовет подобный поворот событий. Именно
novel, she did not look forward to its appearance.
Her fears were justified, for when the three-volume novel was published, it was removed from circulating library shelves and declared by Richard Cobden to be “dangerous company for unmarried females.” On at least two occasions it was burned 4. What’s more, even the author, Gaskell herself, didn’t think it was appropriate for the young and impressionable and declared she wouldn’t allow her own daughters to read it unattended5.
At the moral center of Ruth is the fall and redemption of a seamstress who is beautiful, innocent, and unprepared for the attentions of her seducer, a high-born gentleman. If Gaskell had made Ruth’s path after her seduction that of the typical “fallen” woman of the age, Ruth would have done one of two things: she would have become a prostitute following her initial lapse from virtue and/or she would have sought to emigrate, most likely to Australia. Plenty of stories in Victorian England took such a view of “fallen” women, especially of “fallen” seamstresses, who were generally recognized as living in situations that made them vulnerable to the classes above them.
Consider, for example, Eliza Meteyard’s story “Lucy Dean: The Noble Needlewoman” published in 1850 in Eliza Cook’s Journal or even “The Needlewoman’s Farewell,” published in Punch also in 1850. In both of these examples, the seamstress does the “honorable thing”: she leaves England for the colonies. And, at least in Meteyard’s story, the “noble needlewoman” provides honorable work in Australia for others like herself who choose to leave England and begin life anew.
The fundamental problem the conventionally moral Victorian reader had with Gaskell’s novel is that, having been seduced and abandoned, Ruth doesn’t fulfill either of her society’s conventional expectations: she neither falls into prostitution nor seeks to emigrate. Even Dickens himself in his novel David Copperfield sends the seduced and betrayed Little Emily to
поэтому она предпочитает не задумываться
о том моменте, когда роман будет написан и выйдет в свет.
Ее опасения оправдались - когда роман в трех частях был опубликован, его убирали подальше с полок публичных библиотек и вслед за Ричардом Кобденом называли «опасным спутником для незамужних девиц». Было, по меньшей мере, два случая его сожжения 4. Более того, сама Гаскелл как автор заявила, что роман совершенно не предназначен для молодых и впечатлительных особ и что своим дочерям читать его без присмотра она не позволит 5.
Нравственный центр романа - падение и возрождение швеи Руфи, прекрасной невинной девушки, оказавшейся совершенно неподготовленной к вниманию того благородного джентльмена, который и стал ее соблазнителем. Если бы Гаскелл отобразила в жизненном пути своей героини путь типичной «падшей» женщины своего века, то у Руфи была бы альтернатива: либо она стала бы проституткой, углубляя свое первоначальное уклонение от добродетели, и/или она могла бы эмигрировать, например, в Австралию. Множество историй викторианской Англии содержат подобное описание «падших» женщин, особенно модисток, которым-то в основном и приходилось существовать в положении, делающим их уязвимыми со стороны высшего класса.
Возьмем, к примеру, повесть Элизы Ме-тейард «Люси Дин: благородная швея», опубликованную в 1850 г. в «Журнале Элизы Кук», или «Прощание швеи» в журнале «Панч» того же года. В обоих случаях модистка совершает «благородный поступок»: она покидает Англию и отправляется в колонию. В конце истории «благородная швея» в Австралии обеспечивает достойной работой тех, кто, подобно ей, решил покинуть Англию и начать жизнь заново.
Фундаментальной проблемой для склонных к традиционной морали викторианских читателей стало в романе Гаскелл прежде всего то, что Руфь, соблазненная и покинутая, не выбрала какой-либо из путей, привычных общественному мнению: она не занялась проституцией и не эмигрировала. Даже сам Диккенс в «Дэвиде Копперфилде» выслал свою
Australia. Instead of following the example of countless Little Emiles, or “noble needlewomen,” however, Ruth relocates to another part of the country, to an area where she is unknown. There, with help from a dissenting minister and his sister, she gives birth to her child, rears him to be a kind and admirable young man, and redeems herself through honest labor first as a governess and eventually as a nurse.
Looked at another way, Gaskell created a new plot for an old story. As discussed above, in the conventional plot the “fallen” woman either collapsed into prostitution and died alone and largely unmourned, or she emigrated. In either case, she was out of sight. In Gaskell’s plot, by contrast, the “fallen” woman does not leave England. Instead she wins personal and social redemption at home, not in a land thousands of miles away reserved largely for criminals. Instead of abandoning her child, emigrating, or falling into prostitution, Ruth provides a fourth alternative: she engages in activities that redeem her and make her an attractive and valued member of her community.
This, however, is not the end of the story. Gaskell was a Victorian, after all, and could not let her “sinful” central character simply live out the rest of her life in untroubled harmony with her neighbors. She had to point a moral, and therefore Ruth’s redemptive process needed to be stern and Ruth herself could not be permitted to survive.
It is significant that Gaskell, a friend of Florence Nightingale, chose the roles of governess and nurse through which Ruth could work out her salvation. Both roles were seen at the time as appropriate for genteel women of insecure social station, and both roles involved caring for someone other than herself. What’s more, in Gaskell’s mind, nursing allowed Ruth to redeem herself through healing work at a time of crisis: an epidemic that claims the lives of people in her village as well as that of her seducer. Eventually Ruth falls ill herself and dies.
Крошку Эмили, соблазненную и брошенную, в Австралию. Вместо того, чтобы последовать примеру бесчисленных Крошек Эмили или «благородных швей», Руфь всего лишь переезжает в другую часть Англии, где ее никто не знает. Там с помощью инакомыслящего священника и его сестры она дает жизнь своему ребенку, ухаживает за ним, пока тот не превращается в замечательного юношу, и старается искупить свой грех честной работой сперва в качестве гувернантки, а затем -сиделки.
Другими словами, Гаскелл творит новый сюжет для старой темы. Как говорилось выше, общепринятым сюжетным решением для «падшей» женщины была проституция, или никем не оплакиваемая смерть в одиночестве, или же ее эмиграция. Так или иначе, но она исчезала из поля зрения общества. По сюжету Гаскелл, «падшая» женщина, напротив, остается в Англии. Она находит оправдание, личное и общественное, дома, вместо того чтобы отправиться за тысячу миль в страну, населенную в основном преступниками. Вместо трех вариантов - бросить своего ребенка, эмигрировать или заняться проституцией -Руфь выбирает четвертый: она занимается полезным делом и становится добропорядочным и ценным членом своего сообщества.
Однако это не конец истории. Гаскелл принадлежала к викторианскому обществу и никак не могла допустить, чтобы ее главная героиня-грешница провела остаток своих дней в спокойствии и умиротворении. Она желала указать на мораль этой истории, поэтому Руфь должна была до конца искупить свой грех -смертью: только это ей было позволено.
Очень характерен для Гаскелл, подруги Флоренс Найтингейл, выбор ролей гувернантки и сиделки, в которых Руфь могла заслужить себе прощение. Обе эти роли в то время рассматривались как предназначенные для приличной женщины, но с неустойчивым положением в обществе, и обе они подразумевали уход за кем-то, кроме себя. Более того, по мысли Гаскелл, возрождение Руфи происходит именно через ее служение делу исцеления больных в самое тяжелое и опасное время: свирепствует эпидемия, которая уносит жизни жителей деревни, а также и ее соблазнителя. В конце концов, Руфь сама заражается и умирает.
By the time she succumbs, however, Victorian readers must have been impressed by her strength at the end more than by her weakness at the beginning of her life. At the end, she is no longer the weak, innocent young victim she had been at the beginning of the novel. She has developed into a strong independent woman confident of both her strength and her now uncompromised social position.
Gaskell’s point, which is clear by the end of her story, is that girls fall, not because of an innate perversity, but because they are just not looked after. That society rejects a fallen woman it helped to create through sins of omission is, Gaskell suggests, where real perversity lies 6.
By drawing the portrait of such a young woman and by developing her gradual selfrealization and independence, Gaskell hoped not just to write a saleable novel but, more importantly, to change the minds and social practices of her contemporaries.
Именно в момент, когда она сражена смертельной болезнью, викторианские читатели должны восхититься ее стойкостью перед лицом смерти, помня о ее слабости в начале жизни. В конце романа она уже не та слабая и наивная жертва, что в начале. Она превратилась в сильную независимую женщину, нашедшую себя и свое новое, достойное положение в обществе. Точка зрения Гаскелл, которая становится понятной в конце истории, такова: не природная склонность к пороку подталкивает девушек к греху, но потому что они предоставлены сами себе. Более того, Гаскелл намекает, что на самом деле склонность к пороку присуща самому обществу, которое отворачивается от «падшей» женщины и тем самым толкает ее на путь греха и гибели 6.
Рисуя портрет подобной молодой женщины и указывая на возможность ее самореализации и независимости, Гаскелл пытается не столько написать бестселлер, но, что более важно, изменить стереотипы и социальные практики своих современников.
NOTES
1 Easson A. Elizabeth Gaskell. Boston: Routledge and Kegan Paul, 1979. P. 112.
2 Bedside Seductions: Nursing and the Victorian Imagination 1830-1880. N. Y.: St. Martin’s Press, 1998. P. 84.
3 Ibid.
4 Uglow J. Elizabeth Gaskell: A Habit of Stories. N. Y.: Farrar Straus Giroux, 1993. P. 339.
5 Ibid.
6 Watt G. The Fallen Woman in the Nineteenth-Century English Novel. Totowa, NJ: Barnes and Noble Books. P. 35.
