CC BY
67
Кашкаров Алексей Александрович
кандидат юридических наук, старший научный сотрудник, начальник кафедры уголовного права и криминологии Крымского филиала Краснодарского университета МВД России
(e-mail: kashkarov79@ya.ru)
Экзистенциальные и морально-нравственные аспекты психолого-правовой характеристики преступлений, совершаемых должностными лицами органов публичной власти
В статье рассмотрены вопросы, связанные с установлением экзистенциональной и морально-нравственной природы преступного поведения должностных лиц органов публичной власти. Изучены мотивы преступного поведения должностных лиц органов публичной власти, что позволило установить морально-нравственные механизмы преступного поведения. Автор считает, что преступную деятельность следует рассматривать как симбиоз объективных и субъективных признаков, которые характеризуют как саму личность непосредственно так и ее жизнедеятельность.
Ключевые слова: преступление, прямой умысел, должностное лицо, орган публичной власти, мотив, морально-нравственная характеристика.
A.A. Kashkarov, Master of Law, Head of the Chair of Criminal Law and Criminology of the Crimea branch of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: kashkarov79@ya.ru
Existential and moral-ethical aspects of physiological-legal characteristics of the crimes, committed by the officials of the public power organs
The article deals with the questions connected with identification of existential and the moral-ethical nature of the offensive behavior of the officials of the public power organs. The main attention has been paid to investigation of the offensive behavior motives of the officials of the public power organs. It gave an opportunity to establish moral-ethical tools of the offensive behavior of the afore-said persons. The article concludes that criminal activity should be considered as symbiosis of objective and subjective signs. They characterize directly the person himself, and his activity.
Key words: crime, direct intention, official, public power organ, motive, moral-ethical characteristics.
Признание корыстного мотива основным мотивом преступной деятельности должностных лиц органов публичной власти является общеизвестным фактом. Корыстный мотив преступной деятельности должностных лиц органов публичной власти может наполняться разным содержанием: карьеризмом, эгоизмом и прочими устремлениями личности.
Психологически деяние либо бездействие (поступок, поведение, преступление) есть единство объективного и субъективного. В криминологическом, а соответственно, и в психологическом понимании без мотива не может быть преступления. Это общепризнанное положение юридической психологии имеет определяющее значение для расследования преступлений. Формирование мотива преступления и определение его цели осуществляется при помощи определенного процесса, алгоритма принятия
решения и обеспечивается соответствующими психологическими и социально-психологическими механизмами его совершения.
И если цели, задачи, мотивы, условия, действия и операции зачастую явно выражены в процессе преступной деятельности, то психологические механизмы не всегда отчетливо представлены в целостной структуре преступного деяния. В особенности в структуре сознания субъекта. Однако и те и другие в системной общенаучной парадигме являются структурными элементами деятельности и рассматриваются, в частности, в преступной деятельности. Таким образом, они относятся к числу дефиниций общепсихологического категориального аппарата, который и будет являться для нас методологическим фундаментом при описании данной проблематики.
Наиболее часто применяемый при описании различных видов деятельности указанный по-
71
нятийный аппарат описывает скрытую, имплицитную (существующую в свернутом (скрытом виде) структуру мотивационно-потребностной сферы субъекта преступления, процессов волевой регуляции, участвующих в реализации преступного действия,установок и стереотипов его участника(ов). Все это так или иначе относится к индивидуально-психологическим особенностям личности. В связи с этим автор одного из наиболее известных учебников по юридической психологии отмечает: «В системе «человек - право» в первую очередь реализуются личностные аспекты человека как общественного существа, включенного в социальные отношения, как носителя сознания, и в частности правосознания» [1, с. 7]. Уголовно-правовые и юридические процедуры, соответственно, требуют амплификации (прояснения) и структурирования особенностей личности и жизнедеятельности преступника. Однако следует подчеркнуть, что преступлениям с прямым умыслом в соответствии с методологическими постулатами криминологии и криминальной психологии в особенности присущи такие критерии, как мотив, цель, задача, потребность, операция, условия, действия. Это обусловлено тем, что данный тип преступлений, характеризующийся прямым умыслом, совершаемый представителями органов публичной власти, отличается по объективным критериям наличием достаточно большого количества времени для подготовки к их осуществлению.
В данной проблеме наименее изученной и потому наиболее актуальной предметной сферой, эвристически углубляющей перспективу исследования субъективных признаков совершения преступлений представителями публичной власти, мы считаем индивидуально-психологические особенности личности субъекта, интегрированного в ситуацию преступления. Социально-психологические аспекты таковых не очень фундаментально и широко, но уже достаточно традиционно представлены в публикациях по криминальной психологии и криминологии. По нашему мнению, это яркий признак методологического преодоления современными науками уголовно-правовой направленности, однобокости материалистической диалектики (фактически не науки, а идеологии) и социального редукционизма, а также идеологической рецепции постулатов идеологов советского режима.
Таким образом, нравственные и экзистенциально-психологические способы измерения субъективных признаков совершения пре-
ступлений, имеющих прямой умысел, - наша основная задача. Постановка последней обусловлена тем, что именно эти составляющие личности в течение длительного времени были игнорированы, и до сих пор редко принимаются во внимание отечественными учеными, работающими в профессиях «человек -человек». Между тем, Л.В. Кондратюк отмечает: «Применительно к рассматриваемой нами проблеме криминальной деструктивности экзистенциальный подход продуктивен в том смысле, что позволяет, не идеализируя человека, выстроить элементы, сигнализирующие о его несовершенстве, в систему характеров человеческой личности и проследить в каждом из нормотипов те структуры страстей, архетипов, установок, которые и составляют психо-духов-ную цепь, выполняющую этиологическую роль в криминальном деянии» [2, с. 72].
Экзистенциальные и морально-нравственные аспекты личности и жизнедеятельности субъекта имеют особую значимость, т.к. цен-ностно-ориентационная сфера выходит на первый план в ситуациях принятия решения, осложненных необходимостью совершения выбора, в том числе выбора морально-нравственного. Не в изменчивости условий и фактов возникает для человека проблема экзистенции, но она порождается самой духовной природой человека. Человек способен не срастаться с ситуацией, он находится над ней и способен проявить свою волю, выдать импульс нового, самостоятельного направления причинности [3, с. 56]. Это подтверждается многолетней классической (см. работы философов и психологов Н. Аббаньяно, Л. Бинсвангера, М. Босса, С. Кьеркегора, Г. Марселя, Э. Мунье, Ж-П. Сартра, Э. Ноймана, Э. Фромма, К.Г. Юнга и др.) и современной (Б.С. Братусь, А.Ф. Бондаренко, Д.А. Леонтьев, А.Ф. Копьев, В.А. Татенко, и др.) традицией экзистенциально-гуманистических и глубинно-психологических направлений в науках о человеке. Осуществляя анализ проблемы мотивации совершения преступлений с прямым умыслом, подчеркнем наиболее значимые особенности этого базового понятия.
Во-первых, умысел (намерение, замысел, преступная идея) - его наличие по определению связывает цель и мотив злодеяния. В преступлениях с прямым умыслом, тем более совершенных представителями государственной власти, злодеяние редко совершается под влиянием одних лишь потребностей (эмоций, психических состояний и т.д.), т.к. их субъекты,
72
как правило, имеют развитое сознание и другие сформированные психические функции. Осознанная же потребность, согласно классической трактовке отечественных психологов [4; 5], перерастает в мотив (мотив - это предмет потребности). Отсутствие же осознания, например при включении интенсивной психологической защиты «Я», (процессы вытеснения и т.д.) однозначно указывает, по нашему мнению, на несоответствие субъекта (его психологического, культурного, ментального уровня) занимаемой должности в структурах публичной власти.
Таким образом, подход к проблеме требует целостного анализа потребностно-мотиваци-онной сферы личности, совершающей преступление. Этому анализу посвящено множество работ целой плеяды отечественных [6; 7; 4] и зарубежных [8; 9] авторов, занимающихся раскрытием специфики преступной мотивации.
Во-вторых, проблема раскрытия мотива усложняется законом двойственной детерминации, т.е. наличием множества как внешних, так и внутренних психофизиологических и экзистенциальных тенденций, влияющих на поступки человека. Это переменные, относящиеся к личностным, социальным, ситуативным и другим детерминантам. В зависимости от конкретной концепции и смыслового авторского акцента ее функций и роли в структуре названия мотивов различны. Перечислим лишь те из них, которые, по нашему мнению, пригодны для методологически адекватного прояснения специфики преступной мотивации. Это «двигатели преступного поведения» (В.А. Познышев), «влечения» (З. Фрейд), «архетипические побуждения» (К.Г. Юнг), «стремление к власти» (А. Адлер), «принуждения судьбы» (Л. Сонди), потребность в преступной самоактуализации (наша трактовка результатов исследования Ю.М. Антоняна и М.И. Еникеева), страсти как основы мотивационных тенденций и форм проявления преступной мотивации в частности (Л.В. Кондратюк, А.Н. Игнатов [10, с. 63-68]). Обобщая сложности проблематики мотивации совершения преступления и одновременно подчеркивая мощную социальную детерминацию коррупционных преступлений в настоящее время, большинство авторов однозначно и прямо указывают на их доминирующую роль. «При таком весьма подвижном и эластичном состоянии архетипно-мотивационной диспозиции субъектов поведения, характеризующейся определенной степенью готовности к деструк-
тивному поведению, изменения в социальной сфере в состоянии актуализировать указанную готовность, усилить, придать ей определенный смысл. Так, стимулирование рыночных отношений, рост массы богатства в частных руках, явное указание на обогащение как на положительную социальную ценность не только увеличили пропорционально диапазон возможностей проявления деструктивных оснований человеческого поведения, проявления деструктивных архетипов, но также увеличили «массу» деструктивной мотивации» [2, с. 167].
Еще одной характерной особенностью проблематики мотивации является зависимость этого многосоставного психофизиолого-ду-ховного образования от целостного контекста взаимосвязи других объективно-субъективных составляющих умышленного преступления. Так, целый ряд как отечественных, так и зарубежных классиков и современных специалистов психологов идентифицируют мотивацию с волей и волевой регуляцией. В фундаментальной монографии по психологии воли прямо указывается на то, что это «...идея, позднее развитая А.Н. Леонтьевым в понятии о «смыс-лообразующих мотивах»» и В.А. Иванниковым во взгляде на волю как «произвольную мотивацию» [6, с. 20]. Основателем психологической теории установки [11; 12] она понимается следующим образом: «Механизмы воли таковы, что источником деятельности и поведения является не импульс актуальной потребности, а нечто совершенно иное, иногда даже противоречащее потребности. Побуждение к любому действию грузинский ученый связывает с наличием установки на действие (намерение)» [6, с. 21]. Если учитывать, что мы анализируем преступное намерение, то нельзя в данном случае не отметить, что оно будет характеризоваться таким образом:
отличаться способностью переноситься на другие объекты (например, привычка создавать условия для получения незаконного вознаграждения должностными лицами органов публичной власти при любой встрече с предпринимателями);
существовать в скрытом виде, «активизируясь при возникновении соответствующей потребности и ситуации ее удовлетворения, при встрече с соответствующим объектом» [1, с. 61]; это хорошо известный всем феномен постоянной нацеленности на «невинное вознаграждение», характеризующий большинство чиновников, которые обязаны строго выпол-
73
нять свои обязанности только за государственную зарплату;
отличаться избирательной ориентированностью (умением мгновенно «вычислить нужного человека» и предвосхищать ситуации, в которых есть малейший шанс незаконного обогащения.
Далее, перечисляя и другие характеристики психологической установки (добавим - преступной установки), т.е. готовности личности к противоправному поведению, А.Р. Ратинов и Г.Х. Ефремова [1, с. 83] усматривают в ней основу формирования так называемой преступной (противоправной) культуры. Выделяя в данном феномене ее глубинную основу - систему ценностей, укажем, что именно перечисленные особенности поступать определенным (противоправным) образом как нельзя лучше характеризуют субъектов преступления в органах публичной власти.
В этих коррупционных преступлениях подчеркивается также значимость внешних факторов, влияющих на актуализацию и спецификацию мотивов, детерминированных влиянием преступного окружения. Необходимо учитывать полимотивированность, идущую от преступного лидера(ов), влияние его (их) харизмы. Целостную обусловленность всей ситуации социально - психологическими механизмами влияния, заражения, давления и воздействия.
В завершение анализа компонента мотивации как одной из субъективных составляющих преступления процитируем ученых-криминологов, основная смысловая квинтэссенция значения корыстного мотива которых заключается в том, что «понятие корыстного мотива не может быть ни узким ни широким. Оно должно быть адекватным, то есть отвечать своему содержанию - эгоистичному интересу, который реализуется противоправно и аморально» [13, с. 66].
1. Юридическая психология / сост. и общ. ред. Т.Н. Курбатовой. СПб., 2001.
2. Кондратюк Л. В. Антропология преступления. М., 2001.
3. Кудрявцев В.Н. Генезис преступления. Опыт криминологического моделирования. М, 1998.
4. Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения: в 2 т. / под ред. В. В. Давыдова, А.А. Леонтьева, В.П. Зинченко. М., 1983. Т. 2.
В подтверждение сказанного приведем отдельные примеры как ученых-классиков, так и современных исследователей, которые подчеркивали значимость и доминирующую роль указанных выше функций, делая акцент на их экзистенциальных характеристиках. Так еще И.М. Сеченов писал, что воля - это деятельная сторона разума и морального чувства. Следовательно, проявление волевых качеств зависит от нравственных черт характера [6, с. 91]. Е.И. Ильин в фундаментальной монографии «Психология воли» отмечает, что А.В. Иващен-ко говорит о зависимости нравственного воспитания от уровня развития воли [6, с. 91], а такие К.К. Платонов и Г.Г. Голубев пишут, что выбор высших социальных мотивов и решений свидетельствует о проявлении воли, а выбор низших, биологических и особенно противоречащих основной цели деятельности - о безволии [6, с. 99]. Таким образом, нравственная сущность воли и волевой регуляции проявляется в способности осуществить волевое усилие, «встать» над своими актуальными потребностями и желаниями, преодолеть эмоциональное состояние (страсть) и отдать предпочтение тому, что «надо», а не тому что «не хочется».
Учитывая вышеизложенное, можно утверждать, что экзистенциальные и морально-нравственные аспекты должны учитываться криминальной психологией и криминологией при исследовании мотивов и мотивации, целей и целеопределения, харизмы, стереотипов поведения, волевых моментов преступной деятельности, характеристики личности преступника.
Положения этой статьи могут быть использованы для дальнейшей научной деятельности в рамках изучения социально-психологических аспектов преступности в целом и коррупционной преступности в частности.
1. Legal psychology / comp. ed. and gen. by T.N. Kurbatova. St. Petersburg, 2001.
2. Kondratyuk L.V. Crime antropology. Moscow, 2001.
3. Kudryavtsev V.N. Genesis of a crime. Experience of criminological modeling. Mosco, 1998.
4. Leontyev A.N. The selected psychological works: in 2 vol. / ed. by V.V. Davydov, A.A. Leontyev, V.P. Zinchenko. Moscow, 1983. Vol. 2.
5. Leontyev A.N. Activity. Consciousness. Personality. Moscow, 1975.
74
5. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.
6. Ильин Е.П. Психология воли.. СПб, 2000.
7. Иванников В.А. Психологические механизмы волевой регуляции. М., 1991.
8. Маслоу А. Г. Мотивация и личность: пер. с англ. СПб., 1999.
9. Сонди Л. Учебник экспериментальной диагностики влечений: Глубинно-психологическая диагностика и ее применение в психопатологии, психосоматике, судебной психиатрии, криминологии, психофармакологии, профессиональном, семейном и подростковом консультировании, характерологии и этнологии: [пер. с нем В. И. Николаев]. М., 2005.
10. Игнатов А.Н. Страсть как фундаментальная составляющая мотива преступного поведения //Общество и право. 2015. № 1(51). С. 63-68.
11. Надирашвили Ш.А. Особенности закономерностей действия установки на различных уровнях психической активности человека // Психологические исследования, посвященные 85-летию Д.Н. Узнадзе / под. ред А. С. Пран-гишвили. Тбилиси, 1973. С. 266-273.
12. Узнадзе Д.Н. Экспериментальные основы психологии установки. Тбилиси, 1961.
13. Зелнський А.Ф., Коржаньський М.Й. Ко-рислива злочинна д 'яльн'ють. Киев, 1998.
6. Ilyin E.P. Psychology of will. St. Petersburg, 2000.
7. Ivannikov V.A. Psychological mechanisms of strong-willed regulation. M., 1991.
8. Maslou A.G. Motivation and personality: transl. from English. St. Ptersburg, 1999.
9. Sondhi L. Textbook of experimental diagnostics of inclinations: Deep psychological diagnostics and its application in psychopathology, a psychosomatics, forensic psychiatry, criminology, psychopharmacology, professional, family and teenage consultation, a characterology and ethnology: [transl. from German by V.I. Nikolaev]. Moscow, 2005.
10. Ignatov A.N. Passion as a fundamental component of the motive of the criminal conduct // Society and law. 2015. № 1(51). P. 63-68.
11. Nadirashvili Sh.A. Features of regularities of action of installation at various levels of mental activity of the person // Psychological researches devoted to the 85 anniversary of D.N. Uznadze / ed. by A.S. Prangishvili. Tbilisi, 1973. P. 266-273.
12. Uznadze D.N. Experimental fundamentals of psychology of installation. Tbilisi, 1961.
13. Zelinskyy A.F., Korzhanskyy M.I. Selfish criminal activity. Kiev, 1998.
75
