CC BY
62
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2009. № 4
Т.А. Алексейцева,
аспирант, заведующая кабинетом устного перевода Санкт-Петербургского
государственного университета. E-mail: alexseytseva@mail.ru
ЭКСПЛИКАЦИЯ ИЛИ БЕСКОНЕЧНОЕ
ПОРОЖДЕНИЕ СМЫСЛА
В этой статье речь идёт об экспликации имплицитной информации в художественном переводе. Экспликация несёт в себе определённые риски, в силу того что этот процесс зависит от субъективного суждения переводчика и может превратиться в бесконечное порождение смысла. Экспликация рассматривается как частичная по своей природе, хотя в конкретном контексте она может быть необходимой, достаточной или, наоборот, избыточной и нерелевантной.
Ключевые слова: экспликация, имплицитная информация, релевантность, коммуникативные ключи.
T.A. Alekseitseva,
Head, Interpretation Laboratory, Saint-Petersburg State University
Explicitation or Endless Semiosis
This paper deals with shifts between implicit and explicit information in literary translation. Explicitation entails multiple risks since it relies on the translator's subjective judgment and on the endless interpretation of meaning. Explicitation is considered as being partial by definition, though in a specific context it may in fact turn out to be necessary and sufficient or, on the contrary, redundant and inadequate.
Key words: explicitation, implicit information, relevance, communicative clues.
Эксплицитная и имплицитная информация лежат в основе любой коммуникации. В нормальной ситуации общения говорящий сообщает только неизвестную часть информации, в то время как слушающий дополняет услышанное тем, что ему уже известно. Д. Селескович и М. Ледерер отмечают, что в случае полного отсутствия общих знаний коммуникация не могла бы состояться, поскольку попытка исчерпывающей передачи мысли не увенчалась бы успехом: "le discours aurait beau s'efforcer de rendre l'idée de façon exhaustive, il pourrait s'étendre à l'infini sans aboutir jamais" [Selesko-vitch, 2001, p. 38].
Как в случае одноязычной коммуникации, так и в случае двуязычной коммуникации уровень эксплицитной информации зависит от общих фоновых знаний. Тем не менее при одноязычной коммуникации баланс между имплицитной и эксплицитной информацией устанавливает сам автор сообщения, опираясь на фоновые знания слушателя, а при двуязычной коммуникации эту роль отчасти берет на себя переводчик. При этом переводчику приходится сталкиваться с рядом трудностей: субъективность лю-
бых интерпретаций и бесконечное порождение смысла (бесконечный семиозис).
С одной стороны, каждый текст, будучи законченным произведением, порождает бесконечное количество толкований и интерпретаций, зависящих от момента прочтения, от настроения читателя и еще от многих других факторов. Один и тот же читатель, читая один и тот же текст, может находить в нем каждый раз новые нюансы и новые смыслы. Переводчик также является читателем переводимого произведения. Если же, сравнивая ожидания и интерпрета-тивные возможности читателей языка перевода (ПЯ), переводчик решает что-либо эксплицировать для своего нового читателя, то он прежде всего опирается на своё собственное понимание исходного текста (ИТ) и замысла автора, даже если он и использует для подтверждения или углубления своего понимания различные другие материалы (критические очерки, справочные материалы, собственный опыт билингва).
С другой стороны, приняв решение об экспликации1 информации, отсутствующей у читателей ПЯ, переводчик должен определиться со способами её реализации (сноска, внутритекстовый комментарий, описательный перевод), а также с её границами, поскольку экспликация как процесс интерпретации и объяснения неизвестного не имеет объективного конца.
Таким образом, можно заключить, что присущий экспликации частичный характер является отражением неполноты речи, а также множественности и субъективности интерпретаций.
Бесконечность порождения смысла также представляет собой определённую опасность для переводчика.
Специалистами в области теории перевода уже признан тот факт, что переводы обычно эксплицитнее оригиналов (см. гипотеза экспликации Ш. Блюм-Кульки, гипотеза асимметрии экспликации К. Клауди) [Blum-Kulka, 2006, Klaudi, 2003]. Э. Пим объяснят эту тенденцию желанием переводчиков избежать множественных рисков, связанных с межъязыковой и межкультурной коммуникацией 2005, p. 41].
Переводчик тем не менее, стараясь облегчить для читателей понимание ИТ, может сделать свой перевод излишне эксплицитным, дать повод для интерпретаций, не предусмотренных автором оригинального произведения, или же задать неправильное направление интерпретации, если внесённые переводчиком смыслы окажутся ложными.
1 Термин «экспликация» в несколько расширенном значении мы позаимствовали у В.Н. Комисарова. Под экспликацией мы подразумеваем любой перевод имплицитной информации, имеющейся в тексте оригинала, в явную, эксплицитную форму, будь-то на уровне грамматики, лексики или на уровне глобального контекста и фоновых знаний [Комиссаров, 1990, с. 251].
Э. Гутт говорит в этом случае о разных типах имплицитной информации, закладываемой автором в ИТ (сильные и слабые им-пликатуры) и о разделении ответственности за её интерпретацию между автором и читателями. Другими словами, использование имплицитных смыслов автором позволяет ему варьировать интенсивность идей, которые он хочет сообщить читателю: "In general, the less evidence the communicator gives that he intended the audience to supply a particular thought, the weaker the communication of that thought" [Gutt, 1992]. Из этого следует, что автор несёт ответственность только за сильные импликатуры, а ответственность за интерпретацию слабых импликатур полностью ложится на читателей.
В двух нижеследующих примерах, взятых из романов Э. Базена «Крик совы» и «Супружеская жизнь» и их переводов на русский язык, можно обнаружить разные по интенсивности импликатуры:
1. Un gamin grimpe pour lui porter son courrier et je reconnais... le mien: Aubin, que sa mère, voilà une heure, pour occuper son jeudi, a expédié chez le boulanger. Campé sur l'avant dernier barreau, il tend aussi un cabas [Bazin, 1980, p. 13].
Какой-то мальчуган взбирается по лестнице, чтобы передать мадам Сотраль почту, и я узнаю... своего собственного сына — это Обэн, которого мать уже час назад послала в булочную: сегодня четверг2, свободный от занятий день, и она не хочет, чтобы он болтался без дела. Добравшись до предпоследней перекладины, он подает соседке сумку с провизией.
2. Sous le lustre à pendeloques, la tante Meauzet, carabosse haute et noire, toussait, gloussait en secouant ses fanons.
— Voilà maître Patelin ! fit-elle, soufflant la malebouche [Bazin, 1967, p. 49].
Под люстрой с подвесками стоит тетушка Мозе, этакая длинная черная баба-яга, кашляет, кудахчет, трясет двойным подбородком.
— А вот и адвокат Патлен!3 — говорит она язвительно [Базен, 1977, с. 512].
В первом примере содержится имплицитная информация, доступная французским, но непонятная русским читателям. Поскольку дети в России ходят в школу с понедельника по субботу и не имеют выходных на неделе, импликатура, заложенная в слова о свободном четверге, будет недоступна для русского читателя, поэтому переводчик добавляет «четверг, свободный от учёбы день».
2 Французские школьники не занимаются два раза в неделю — в воскресенье и в четверг (с 1974 г. свободные дни — воскресенье и среда) [Базен, 1982, с. 319].
3 Персонаж французского фарса XV в.
Интересно отметить, что в издании 1982 г. этого перевода примечание переводчика исчезает [Базен, 1982].
В этом примере мы имеем дело с сильной импликатурой, Э. Ба-зен рассчитывал на то, что читатели легко поймут его коммуникативное намерение. Сильная импликатура достаточно легко поддается экспликации. Тем не менее тот факт, что в первом издании перевода присутствует двойная экспликация (в тексте и за текстом), и то, что часть экспликации была удалена (примечание переводчика), еще раз свидетельствует о частичном характере экспликации и об отсутствии у нее четких границ.
Поскольку четкие границы экспликации отсутствуют, вопрос о том, где нужно остановиться в процессе интерпретации высказывания, приобретает особую значимость при передаче аллюзий (пример 2). Для русских читателей, не знакомых с французской литературой XV в., имя адвоката Патлена ничего не значит, и связь между ним и главным героем романа ускользает. Прежде всего, переводчики объясняют в сноске, что речь здесь идет о персонаже фарса XV в. Связь между главным героем и адвокатом Патленом также является сильной импликатурой.
Тем не менее объяснение, предлагаемое переводчиками, хотя и весьма полезное, нельзя считать полным, поскольку оно не позволяет читателям ПЯ понять все мотивы данного сравнения. Если читатели ИЯ могут продолжить интерпретативный процесс дальше, сравнивая характеры обоих героев, их социальный и профессиональный статус, семейное положение и т.д., то читатели ПЯ вынуждены будут остановиться на следующих пресуппозициях:
— адвокат Патлен является комическим персонажем;
— он известен французской публике;
— герой романа тоже адвокат.
Возможно, автор, вводя это сравнение, брал за его основу только профессию героя. Следовательно, все остальные импликатуры в этом контексте являются слабыми. В таком случае углубляться в дальнейшую экспликацию не стоит, так как это может привести к неверному толкованию фрагмента и появлению новых импли-катур, искажающих смысл оригинала [Старцева, 1999, с. 194]. Коммуникативные ключи ('communicative clues' в терминологии Э.-А. Гута, [Gutt, 1991, p. 127]), добавленные переводчиками (литературный персонаж, фарс), позволяют читателям получить достаточно релевантную интерпретацию первого уровня и продолжить чтение. Если же читатели готовы потратить больше усилий, то они могут самостоятельно обратиться к французской литературе XV в. и различным справочным материалам, чтобы получить доступ
до интерпретаций второго, третьего и т.д. уровней и самостоятельно проверить их релевантность для данного контекста.
Если же переводчик начинает эксплицировать слабые импли-катуры, то он тем самым берет на себя ответственность за их интерпретацию. Иногда это приводит к появлению новых смыслов:
[...] тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим в деревянном ящике. Окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи [Булгаков, 2003, с. 12].
[...] celui-là se retrouve soudain gisant, immobile, dans une caisse et son entourage, comprenant qu'il n'a plus rien à faire du gisant, le brûle dans un four [Boulgakov, 2004, p. 393].
В комментарии, относящемся к этому фрагменту, Ф. Фламан проводит параллели не только с рассказом «Смерть Ивана Ильича» Л. Толстого, но и с рассказом И. Бунина «Господин из Сан-Франциско». Поскольку Господина из Сан-Франциско, умершего во время путешествия, за неимением гроба помещают в ящик, Ф. Фламан усматривает в тексте М. Булгакова аллюзию на рассказ Бунина. Тем не менее в русском языке слово «ящик» входит в устойчивое выражение «сыграть в ящик» и в разговорном языке вполне может заменять слово «гроб». Таким образом, подобное сближение весьма спорно, и, с нашей точки зрения, не стоит усложнять переводный текст дополнительными и, более того, неподтверждёнными аллюзиями на другие иноязычные для французской публики произведения.
Несмотря на свой частичный характер, экспликация в конкретном контексте может быть достаточной.
Достаточной экспликацию можно считать в том случае, если она позволяет осуществить релевантную интерпретацию.
Le verre d'eau arrive qui tremblote et Mariette qui dit:
— Tiens, bois.
Le roi boit. Sa couronne de carton à fleurs de lis dorées, il la porte parfois quand il découvre la fève [Bazin, 1967, p. 285].
У неё в руках стакан, в нём плещется вода, и Мариэтт говорит:
— Держи, пей.
Король пьет. Его корона с золочеными лилиями, но она из картона. Может, он ее и наденет на святках, если найдет боб, запеченный в сдобную булку [Базен, 1977, с. 678].
В приведённом примере, содержащем аллюзии на католические традиции празднования Богоявления (Epiphanie), вновь про-
является частичный характер экспликации. Читатели ПЯ не получают из объяснений, привнесённых переводчиком, полной картины того, как празднуется этот праздник, но контекст позволяет им получить некое обобщённое представление об этом празднике. Переводчик не объясняет фразу «король пьёт», которая у французских читателей вызывает сразу ассоциацию с праздником Богоявления. Не объясняется также, и откуда происходит эта традиция, как выбираются король и королева, что значит боб и т.д. Эксплицируя только частично, переводчики тем не менее дают достаточно коммуникативных ключей, что производит «эффект близости», о котором говорит Ж. Ру-Фокар, когда сам текст вынуждает читателя воспринимать всё, как уже ему известное: "le texte le [= le lecteur] met de force dans la peau d'un lecteur qui connaît ce monde, même si, en réalité, il ne le connaît pas" [Roux-Faucard, 2002, p 283]. Таким образом, можно сделать вывод, что экспликация в данном примере является достаточной, поскольку позволяет читателям перевода получить несколько релевантных коммуникативных эффектов и продолжить свое погружение в культуру и традиции Франции.
Добавление минимально необходимой для понимания и интерпретации информации даёт возможность читателям или ограничиться полученными коммуникативными эффектами, или самостоятельно продолжить интерпретационный процесс и, получив тем самым доступ к другим уровням интерпретации, проверить их релевантность в контексте.
Языковая единица обладает большим количеством потенциальных смыслов, которые становятся реальными только во взаимодействии с определённым контекстом. Экспликация будет достаточной, если переводчик раскроет с помощью коммуникативных ключей реальные смыслы языковой единицы:
elle découvrit la bonne, Anna, en coiffe d'Auray [Bazin, 1980, p. 43].
матушка остановила взгляд на служанке Анне — в чепце, какие носят уроженки Орэ [Базен, 1977, с. 333].
Чтобы не смещать акценты, переводчики предпочли не давать развёрнутого описания головного убора служанки, но они тем не менее более эксплицитным, чем в оригинале образом, дают понять, что речь идет о традиционном головном уборе одного из регионов Франции, что оказывается достаточным в этом контексте.
В то же время объяснения, добавляемые переводчиками, иногда оказываются недостаточными и не способствуют релевантной для контекста интерпретации.
В следующем примере переводчики столкнулись с проблемой перевода образного выражения:
Je regrette, mesdames. Mais votre étonnement tournerait à l'indignation si vous consultiez mon agenda 1950. J'ai la faiblesse de me relire et je m'y suis référé récemment. En haut, le texte : Voir Gustave à 13 h pour la moto. Odile, à 18 h rue d'Alsace. A 22 h, TT avec Mariette au Jardin des Plantes. TT, avouons tout, c'est l'abréviation de l'époque pour tête-à-tête. Quelques CC (nous ne faisons pas de miracles) illustrent ailleurs les corps à corps [Bazin, 1967, p. 13].
Сожалею, милые дамы. Но ваше удивление сразу бы обернулось яростью, если б вы заглянули в мою записную книжку 1950 года. Мне приятно ее перечитывать, и недавно я перелистал ее вновь. Там есть маленькая запись от 18 апреля, за которой следует пометка, несомненно, сделанная на следующий день. Наверху записано: Повидать Густава в 13 часов по поводу мотоцикла. С Одиль в 18 часов на Эльзасской улице. В 22 часа tt с Мариэтт в Ботаническом саду. Признаюсь откровенно, что буквами tt я в то время сокращенно обозначал «tête-à-tête»4. Буквы же cc (тут уж не было никаких чудес), записанные в другом месте, обозначали «corps à corps»5 [Базен, 1977, с. 467].
Переводчики оставляют в тексте перевода французские заимствования 'tête-à-tête' и 'corps à corps' и добавляют в примечании их словарный перевод. Если в случае с 'tête-à-tête' подобное решение допустимо (в русском языке это выражение существует в виде транскрипции в том же самом значении, что и во французском языке — «тет-а-тет»), то выражение 'corps à corps' Базен использует скорее в буквальном смысле, играя на структуре выражения и на его составляющих, поэтому то же самое решение здесь уже не работает. Смысл, который Базен вкладывает в эти слова, а именно интимные отношения, будет понятен читателям, только если им будет известен смысл составляющих это выражение слов ('corps' — по-французски 'тело').
В примечании переводчики приводят словарный перевод выражения 'corps à corps', но по-русски аналог этого выражения образуется с помощью другого образа — «рука» ('схватка в рукопашную'), что не позволяет читателям извлечь имплицитное содержание из этой фразы. Возможно, переводчики просто не решились (из соображений цензуры, например) предложить более эксплицитный перевод своим читателям. Тем не менее буквальный (пословный) перевод выражения (например: «буквально — тело к телу, выражение обычно используется в значении 'схватки врукопашную'») помог бы в большей степени читателям перевода понять истинный смысл сказанного.
4 Свидание наедине (фр.).
5 Буквально — схватка врукопашную (фр.).
Таким образом, экспликация, предложенная переводчиками в примечании, является недостаточной, поскольку она не способствует пониманию имплицитных смыслов и может даже ввести читателей в заблуждение.
Экспликация может оказаться и избыточной, если глобальный контекст произведения содержит достаточное количество информации для понимания как отдельного элемента повествования, так и всего произведения. Так, например, М. Ледерер подчеркивает объясняющий потенциал глобального контекста, отмечая, что в процессе чтения читатели самостоятельно пополняют свои знания и их осведомлённость растет по мере чтения [Lederer, 1998, p. 164]. Тем не менее переводчики часто излишне стараются помочь своим читателям, разворачивая эллиптические конструкции, устраняя двусмысленности, эксплицируя намеки и аллюзии.
Более того, недосказанность может участвовать в создании стилистического эффекта, а ее нейтрализация повлечет за собой обеднение авторского замысла.
Таким образом, экспликация является избыточной в том случае, если при достаточном контексте или при достаточных фоновых знаниях даётся объяснение имплицитной информации, которую читатели могли бы извлечь сами. С одной стороны, такая экспликация обедняет текст, лишая его стилистической окрашенности, с другой стороны, она привлекает избыточное внимание к второстепенным элементам повествования (особенно в случае примечания переводчика).
В следующем примере, ближайший контекст не оставляет сомнений по поводу значения латинского термина Musca domestica, но переводчики все-таки решают добавить примечание:
[...] au sein des chambres tièdes où dans un bruissement infernal tourbillonnaient des milliers de mouches (de la Musca domestica mélangée à de grosses bleues et même à quelques taons), j'épuisai la moitié d'une bombe [Bazin, 1980, p. 95].
[... ] в натопленных комнатах, среди адского жужжания бессчетного множества мух (Musca domestica6, круживших вперемешку с большими синими мухами и даже со слепнями), я снова наполовину опорожнил флакон дезинсекталя [Базен, 1977, с. 357].
«Жужжание бессчётного множества мух», а также остальные элементы перечисления — большие синие мухи, слепни — дают достаточное количество коммуникативных ключей, чтобы читатели смогли догадаться о том, что Musca domestica — это тоже вид мух. К тому же фонетическое сходство из-за общности индоевропейских корней поддержит догадку, подсказанную читателям контекстом.
6 Муха домашняя (лат.).
Примечание переводчика придаёт термину Musca domestica большее значение, чем то, что оно имеет в тексте оригинала, где употребление латинских слов вписывается в привычный для Э. Базе-на приём, который он использует на протяжении всей трилогии «Семья Резо», напоминая тем самым об образовании, которое главный герой получил от своего отца.
Учитывая тот факт, что примечания переводчика нарушают отношения читатель — текст, прерывая процесс чтения, необходимо, чтобы эти примечания по крайней мере привносили информацию, необходимую для восприятия и интерпретации. Если этого не происходит, то читатель чувствует себя обманутым в своих ожиданиях, поскольку потраченные им интерпретативные усилия не приносят релевантных коммуникативных эффектов.
Je ne suis pas médecin et le fait d'avoir potassé certaines questions, d'avoir même travaillé un moment pour l'O.M.S. ne saurait que m'en-courager à me méfier de mon sentiment [Bazin, 1980, p. 303].
Я не врач, а если я и изучал некоторые медицинские вопросы и одно время даже был связан с ВОЗ7, то тем более не мог позволить себе довериться своим предположениям [Базен, 1980, с. 446].
В примечании переводчика даётся расшифровка аббревиатуры международной организации, одинаково известной как французам, так и русским. Поскольку в любом тексте перевода прослеживается тенденция к большей эксплицитности по сравнению с исходным текстом, то можно понять желание переводчика (даже если оно в данном случае и необоснованно) максимально облегчить для читателей понимание переводимого текста. В данном случае более уместным было бы заменить аббревиатуру полным названием в тексте.
Избыточными могут быть не только примечания переводчика. Избыточная экспликация в тексте меняет отношения между автором и читателями, превращая последних из читателей, понимающих автора с полуслова, в тех, кому приходится всё досконально объяснять.
Ils apprendront peut-être un jour que groupe et entente ne sont pas synonymes, que le p'tit oiseau est souvent une pie-grièche, quand il ne s'agit pas d'un corbeau [Bazin, 1950, p. 67]
Возможно, в один прекрасный день они узнают, что слова «группа» и «согласие» отнюдь не синонимы, что маленькая птичка, которая, по уверениям фотографов, должна вылететь из аппарата, часто бывает сорокопутом, если только не вороном [Базен, 1977, с. 185].
7 Всемирная организация здравоохранения.
В этом отрывке речь идет о трёх уже повзрослевших сыновьях Резо, приехавших в Хвалебное после долгого отсутствия. Вся семья в сборе, и фотограф делает их первую и последнюю совместную фотографию.
Возможно, история о маленькой птичке, которая должна вылететь из объектива фотокамеры, и не известна во всем мире, но по крайней мере в России её рассказывают всем детям. Общий контекст и фоновые знания делают эту аллюзию вполне доступной для понимания русского читателя, даже если для этого читателю понадобится сделать небольшое интерпретативное усилие. Все это делает внутритекстовый комментарий излишним и более того, противоречит замыслу автора.
Экспликация остается предметом многочисленных споров в переводоведении, но поскольку при межкультурной коммуникации переводчики стараются максимально снизить риск неуспеха коммуникации, то маловероятно, что они смогут отказаться от этого приема. Экспликация, основывающаяся на субъективной интерпретации переводчиком смыслов произведения и на оценке переводчиком фоновых знаний читателя, может оказаться как необходимой, так и избыточной, она может как направлять читателей в процессе интерпретации текста, так и вводить их в заблуждение, изменяя отношения автор — текст — читатель.
Опора на контекст произведения и на нюансы смысла, активируемые этим контекстом, должна помочь переводчикам избежать бесконечного порождения смысла, в который может превратиться экспликация. Таким образом, если в процессе экспликации акцент ставится не на смыслы, поддерживаемые конкретным контекстом, то экспликация становится избыточной и недостаточной одновременно, поскольку она не даёт возможности читателям получить доступ к релевантным коммуникативным эффектам.
Список литературы
Базен Э. Смерть лошадки // Базен Э. Семья Резо. Супружеская жизнь / Пер.
с фр. Н. Жарковой. Кишенев: Картя Молдовеняскэ, 1977. 680 с. Базен Э. Смерть лошадки / Пер. с фр. Н. Жарковой М.: Прогресс, 1982. 512 с.
Базен Э. Крик совы // Семья Резо. Супружеская жизнь / Пер. с фр. Н. Бран-
дис, А. Тетеревниковой. Кишенев: Картя Молдовеняскэ, 1977. 680 с. Базен Э. Крик совы / Пер. с фр. Н. Брандис, А.М. Тетеревниковой. М.:
Прогресс, 1982. 512 с. Базен Э. Супружеская жизнь / Пер. с фр. И. Жукова, Р. Измайловой. Ки-
шенев: Картя Молдовеняскэ, 1977. 680 с. Булгаков М. Мастер и Маргарита. М.: АСТ, 2003. 446 с. Комиссаров В.Н. Теория перевода (лингвистические аспекты). М.: Высшая школа, 1990. 243 с.
Старцева Г.А. Проблемы экспликации импликатур при переводе художественного текста // Федоровские чтения. СПб: СПбГУ, 1999. Вып. 1. С. 191—198.
Bazin, H. La Mort du petit cheval. Paris: Grasset, 1950. 316 p.
Bazin, H. Cri de la chouette. Genève: Editions Famot, 1980. 337 p.
Bazin, H. Le Matrimoine. Paris: Editions du Seuil, 1967. 285 p.
Blum-Kulka, Sh. Shifts of cohesion and coherence in translation // Translation Studies Reader. London; New York: Routledge, 2006. P. 290—306.
Boulgakov, M. Le Maître et Marguerite // Le Maître et Marguerite et autres romans textes traduits, présentés et annotés par F. Flamant. Paris: Pléiade, 2004. 2016 p.
Gutt, E.-A. Translation and Relevance. Cognition and Context. Manchester and Boston: St Jerome, 2000. 271 p.
Gutt, E.-A. On the Nature and Treatment of Implicit Information in Literary Translation: A Relevance-Theoretic Perspective // Symposium on the Pragmatics of Literary Translation. Turku: Âbo, 1992. Режим доступа: http:// cogprints.org/2494/2/IMPINF8.htm
Klaudi, K. Languages in Translation. Budapest: Scholastica, 2003. 473 p.
Lederer, M. Traduire le culturel : la problématique de l'explicitation // Palimpsestes N°11 : Traduire la culture. Paris: Presses Universitaires,1998. P. 161—171.
Pym, A. Explaining Explicitation // New Trends in Translation Studies. In Honour of Kinga Klaudy. Budapest: Akadémiai Kiado, 2005. P. 29—43.
Roux-Faucard, G. Transtextualité et traduction : traduire le monde du récit / G. Roux-Faucard // Identité, altérité, équivalence, Colloque ESIT 2000. Paris-Caen: Cahiers Champollion, 2002. P. 277—292.
Seleskovitch, D. Interpréter pour traduire. Paris: Didier Érudition, 2001. 311 p.
