CC BY-NC-ND
61
В.А. Бондарев, И.А. Ревин
ЕДИНОЛИЧНЫЕ КРЕСТЬЯНСКИЕ ХОЗЯЙСТВА НА ЮГЕ РОССИИ В 1930-е годы
В статье на материалах южно-российского региона освещается история жизнедеятельности и взаимоотношений со сталинским режимом крестьян-единоличников. Представлена типология единоличных хозяйств, выявлена динамика численности единоличников на протяжении 1930-х годов, указаны причины изменения количественных параметров данной социальной группы. Особое внимание уделяется политике советского руководства и действиям местных властей по отношению к единоличному крестьянству.
Ключевые слова: крестьянство, казачество, коллективизация, сталинизм, аграрная политика, единоличник.
Коллективизация радикально изменила социально-экономическое устройство советской деревни, и в том числе сел и станиц юга России. Вместо индивидуальных крестьянских хозяйств доминирующие позиции в сфере аграрного производства заняли колхозы, а колхозное крестьянство превратилось в основную социальную группу на селе. Однако до середины 1930-х годов еще сохранялась и некооперированная деревня. Главнейшими ее представителями являлись единоличники, определявшиеся советским законодательством как крестьяне (крестьянские дворы), не состоявшие в колхозе, не являвшиеся рабочими и служащими и получавшие доходы в основном (или исключительно) от своего сельхозпроизводства1.
В настоящей статье предпринята попытка проанализировать особенности организации и деятельности единоличных хозяйств Дона, Кубани и Ставрополья. На протяжении 1930-х годов на юге
© Бондарев В.А., Ревин И.А., 2012
России неоднократно изменялись административно-территориальные границы. Несмотря на это, Дон, Кубань и Ставрополье характеризовались единством социально-экономических процессов.
С конца 1929 по начало 1933 гг. крестьяне-единоличники пережили «бурю и натиск», когда коллективизаторы стремились любыми методами загнать наибольшее количество земледельцев в колхозы. В период сплошной коллективизации крестьяне и казаки Северо-Кавказского края, отстаивавшие свое право хозяйствовать самостоятельно, подвергались «раскулачиванию», репрессиям, налоговому гнету. Более того, единоличники стали объектом дискриминации со стороны местного руководства и колхозников. Так, в станице Переяславской на Кубани совет в 1930 г. «предложил исключить из школы всех детей, родители которых не вступили в члены колхоза»2. Доходило до того, что выдвигались лозунги «Смерть единоличнику!»3.
Однако вовлечь всех крестьян в колхозы не удалось, ибо поспешно созданные и крайне слабые в организационно-хозяйственном отношении колхозы их не привлекали. Председатель Совета станицы Тифлисской Кононов эмоционально выражался по этому поводу летом 1933 г.: «Не идут черти никак в колхоз. То, что было лучшего, вовлекли, а оставшиеся категорически отказываются. Дальше с ними сколько работы не проводи, все равно без толку. Их осталось только выселить, чтобы не мешали колхозам»4.
В январе 1933 г. И.В. Сталин заявил о ненужности дальнейшего форсирования темпов коллективизации, и представители власти на местах перестали давить на некооперированных крестьян. Колхозная же администрация и рядовые колхозники даже противились вовлечению единоличников в колхозы: в это время в колхозы стремились в основном разорившиеся единоличники, не имевшие ничего, кроме своих рабочих рук, а такие люди колхозниками расценивались как нахлебники. В подготовленной сотрудниками Кубанского оперативного сектора (КОС) ОГПУ 8 июля 1933 г. справке «О положении и состоянии единоличников в районах Кубани» отмечалось, что «старые колхозники недружелюбно относятся к вновь принятым, как к молодым членам колхоза, принесшим только свои рабочие руки... усвоили взгляд на привлекаемого единоличника, как на врага колхозного строительства и не прошеного участника предстоящего осенью распределения доходов колхоза»5. Колхозники не желали видеть рядом с собой единоличников, которые совсем недавно высмеивали их, а теперь хотели прийти «на все готовое».
В результате в Северо-Кавказском крае «более или менее значительное вовлечение единоличников в колхозы приостановилось в 1931-1932 году»6. По статистике, в 1933 г. единоличники состав-
ляли в крае до 35,3 % от общего количества крестьянских хозяйств7. После разделения в новом Северо-Кавказском крае насчитывалось 263,4 тыс. хозяйств единоличников (44,4 % от общего числа крестьянских дворов), причем их позиции были наиболее прочны в ряде крупных станиц и особенно в пригородных и курортных районах, где сельхозпродукция находила гарантированный сбыт8. В Азово-Черноморском крае единоличники составляли «процент довольно солидный»9: к апрелю 1934 г. - 117,3 тыс. (19,8 %)10. Имелись районы с высокой численностью единоличников: восточные районы Дона (Сальский, Зимовниковский, Целинский), а также районы Черноморья (Крымский, Сочинский, Греческий)11. В них единоличники получали значительные доходы от садоводства и огородничества. В восточных районах Азово-Черноморского края укреплению позиций единоличников, помимо развитого животноводства и значительных земельных площадей, способствовало наличие общин сектантов, противившихся коллективизации. В июле 1935 г. Азово-Черноморский крайком фиксировал в Це-линском районе активизацию «отдельных наиболее зажиточных и фанатичных групп из молокан и духоборов, поддерживаемых идеологически и материально из зарубежья»12. Даже в мае 1936 г., когда по районам Дона осталось всего около 17 тыс. единоличных хозяйств13, в «духоборо-молоканском массиве» Целинского района среди духоборов насчитывалось 295, а среди молокан - 116 единоличных хозяйств14.
Отказавшись от форсирования темпов коллективизации, власти края не обращали на единоличников внимания до начала 1935 г. 1933 - первая половина 1934 г. стали «золотым веком» единоличного крестьянства.
Хозяйства единоличников власти делили прежде всего на «трудовые» (не прибегающие к наемному труду, не занимающиеся «спекуляцией») и хозяйства «спекулянтов» («кулаков»)15. Однако если классифицировать их по производственно-экономическим показателям, можно выделить такие типы: 1) потребительские, 2) наемно-батрацкие, 3) мелкотоварные универсальные и садово-огороднические, 4) примитивно-коммерческие.
Деление единоличных хозяйств на указанные типы являлось прямым следствием административного и налогового давления на некооперированных крестьян. По сравнению с колхозами и колхозниками, единоличники облагались гораздо более высокими налогами и поставками16. Не имея возможности выполнить многократно завышенные планы налогов и поставок, многие единоличники полностью или частично отказывались от возделывания колосовых культур.
Единоличные хозяйства потребительского типа ограничивали свои размеры потребительской нормой. Еще в 1932 г. единоличники станицы Полтавской на Кубани, якобы под влиянием «кулацкой агитации», стали «сеять черным до горы», что значило: «запахивая свой план, забороновывая, не сеять, не бросать в землю ни единого зерна, за исключением небольшой потребительской нормы, которая нужна для удовлетворения личных потребностей»17. Хозяйства потребительского типа зачастую не занимались полеводством и возделывали огороды, либо существовали за счет природных ресурсов (рыбная ловля, сбор ягод и т. д.), а также хищений продукции у колхозов и сельских жителей18. Так, из станицы Старо-Титаровской Темрюкского района переселились в плавни до 30 хозяйств «единоличников бедняков и середняков», испытывавших «боязнь ответственности за невыполнение хлебосдачи». В ответ «на приглашение возвратиться в станицу» единоличники мрачно говорили: «Вы забираете последний хлеб, а здесь хоть плохо, но нас прокормит Ку-бань»19. О хищениях же секретарь Азово-Черноморского крайкома партии Б.П. Шеболдаев в июле 1934 г. говорил: «единоличники в громадном количестве являются кадрами, поставляющими воришек, которые воруют с колхозного поля»20.
Значительная часть обедневших единоличников предлагала нанимателям свои рабочие руки (хозяйства наемно-батрацкого типа). Такие единоличники обрабатывали свои приусадебные участки, держали скот и птицу, но основным источником средств для них являлась работа по найму. В рамках аграрного производства у представителей единоличных хозяйств наемно-батрацкого типа было три основных варианта трудоустройства: наняться в батраки к зажиточным единоличникам или колхозникам, записаться на сезонные работы в совхоз или уйти на заработки в колхоз.
Батрачество и наем сезонных рабочих частными лицами сохранялись в колхозной деревне, несмотря на правительственные запреты. Батраки чаще всего работали на хозяина постоянно, в основном за еду и одежду. Сезонные рабочие привлекались на период напряженных сельхозработ (сенокос, уборка урожая) и чаще всего получали за свой труд деньги или часть собранной продукции. Наемных рабочих и батраков использовали наиболее крупные хозяйства единоличников (и колхозников), которые не могли выполнить все работы трудом своих членов. Так, в 1934 г. в хозяйстве единоличника К. Божко (Северо-Кавказский край) имелось 2 лошади, корова, свыше 100 голов птицы, 5,5 га посева. Однако семья единоличника состояла (не считая его самого) только из 2 человек, почему Божко и приходилось нанимать сезонных работников21. Случаи применения единоличниками труда наемных сезонных работников или
найма постоянных батраков были частыми22. Так, в 1933-1934 гг. в селе Петровском «сезонной рабочей силой для обработки садов, виноградников и огородов» пользовались «до 1 000 единоличных хозяйств»23.
В первой половине 1930-х годов единоличники играли важную роль в колхозах и совхозах, так как в них часто не хватало работников для освоения значительных земельных площадей. Представители власти в 1934 г. печально замечали, что «в некоторых местах работа единоличников в колхозе занимает большой удельный вес в производстве, носит систематический характер и по существу говоря, превратилась в практику найма колхозами рабочей силы»24. Еще более выгодной для единоличников была работа в совхозах, где они, помимо заработка, получали дополнительные средства (часть урожая с обрабатываемых участков25). Кроме того, был предусмотрен ряд льгот единоличникам, работающим в совхозах: освобождение от сельхозналога, госпоставок, выполнения планов сева26. Эти льготы были важны для беспосевных и маломощных хозяйств единоличников, в большинстве своем относившихся к наемно-батрацкому типу.
Единоличные хозяйства садово-огороднического типа, сократив до минимума посевы зерновых (особенно колосовых) культур, сосредоточили усилия на выращивании фруктов, ягод и овощей. В 1934 г. члены обследовательских комиссий в Северо-Кавказском крае констатировали, что «немало единоличников "забросили" полевые земли и... переходят на высокоценные посевы и культуры: огороды, бахчи, виноградники. почти везде (даже в степных районах) идет процесс постепенного перехода единоличников на возделывание интенсивных культур (овощи, ягодники, сады) на приусадебных участках»27. В целом по краю такие хозяйства составляли 15-20 % в общей массе единоличников. Причем за 1934 г. число этих хозяйств «несколько увеличилось»28.
Преимущества садово-огороднических хозяйств были очевидны. Если в Северо-Кавказском крае в 1934 г. один гектар пашни приносил единоличникам 400 руб. дохода, то 1/3 гектара огорода -до 800 руб., 1/4 гектара бахчи - 650 руб., 0,18 гектара виноградника -5760 руб.29 По словам Б.П. Шеболдаева, единоличник «на своем сравнительно небольшом посеве, особенно овощей. может получить 3-4-5 тыс. руб. совершенно свободно, спекулируя на рынке»30. Садово-огороднические хозяйства единоличников (как, впрочем, и колхозников) концентрировались и успешно развивались в ряде сел, располагавшихся вблизи городов, райцентров или курортов31, где был постоянный рынок сбыта производимых ими овощей и фруктов. Они оказались наиболее живучими на юге России. Даже весной 1941 г. в Ростовской области наибольшее количество еди-
ноличных хозяйств (из 898 уцелевших32) было сосредоточено в районах, где находились селения, традиционно являвшиеся поставщиками овощей и фруктов: Азовском, Батайском, Багаевском (здесь было наибольшее количество единоличных хозяйств - 67), Новочеркасском33.
Единоличные хозяйства предпринимательско-производящего типа («кулацкие») стремились не к сокращению, а к наращиванию своих производственных показателей. Нарушая запрет единоличникам арендовать землю и использовать наемный труд, они расширяли площади колосовых культур и использовали для их обработки наемную рабочую силу. Обычными способами расширения земельных наделов являлись захваты (как правило, у колхозов и совхозов), аренда (у тех же колхозов и совхозов, у других организаций, у станичных и сельских советов, у колхозников и безлошадных единоличников) и - значительно реже - покупка земли. Судя по тому, что свидетельств о купле-продаже земли встречается немного34, этот способ был наименее распространен. Гораздо чаще единоличники арендовали землю у крестьян, сельхозпредприятий и сельсоветов. Причем, вопреки правительственным запретам, в отдельных районах «доходы от сдачи земли в аренду были предусмотрены утвержденной в райфо сметой, а райисполкомы устанавливают твердые ставки за аренду одного гектара земли»35. Аренда либо отрабатывалась36, либо оплачивалась: деньгами (50-100 руб. за «сотку» или даже гектар), продуктами и вещами (зерном, картофелем, даже фонарями «летучая мышь» и т. д.37), частью урожая38.
В итоге на юге России немало единоличных хозяйств засевало значительные площади. Так, некоторые единоличники села Алек-сеевского (Благодарненский район) засевали в 1934 г. участки от 6 до 14 га, что превышало средние площади колхозной земли, приходившиеся на каждый колхозный двор39. Благодаря усилиям предпринимательско-производящих хозяйств, единоличники в целом выполняли и перевыполняли посевные задания. В 1934 г. единоличники Северо-Кавказского края засеяли яровыми 428 тыс. га (105,2 % к плану в 407 тыс. га)40. Кроме того, расширяя земельные площади, единоличники передавали лишнюю землю в субаренду на условиях получения денег, части урожая или отработок41.
Зерновое производство не было ни единственным, ни самым доходным для единоличных хозяйств предпринимательско-произво-дящего типа. Такие хозяйства выращивали и реализовывали овощи и фрукты42, продавали «просяные веники». В 1934 г. в Северо-Кавказском крае один гектар «веников» приносил до 2 тыс. руб. (при средней урожайности проса с одного га можно было собрать сырья для 700 веников, каждый из которых на рынке стоил 3 руб.). В то же
время гектар ячменя при высокой урожайности в 12 ц приносил лишь 100 руб. (правда, по заготовительным ценам, уступавшим ры-ночным)43.
Некоторые доходы единоличники получали от животноводства. Правда, в большинстве единоличных хозяйств эта отрасль находилась едва ли не на последнем месте: сказывались громадные потери животноводства во время коллективизации и трудности с кормами. Исключением являлись лошади и вообще тягловая сила. Для единоличников, принципиально исключавшихся из числа клиентов МТС (не считая единичных случаев аренды единоличниками тракторов вместе с землей44), конь являлся важнейшей тягловой силой. Владельцы тягла получали неплохие доходы путем извоза, обработки земельных участков соседей. В 1933-1934 гг. плата за вспашку и посев составляла 100-150 руб. за га и в Северо-Кавказском45, и в Азово-Черноморском46 краях. Нередко вместо денег единоличники брали часть урожая (до 50 % и даже 75 %)47. Единоличники, занимавшиеся извозом, иногда совершали рейсы на значительные расстояния (в Тифлис, Баку, Москву)48, за что получали немалые деньги и «могли прекрасно жить»49.
Самой немногочисленной группой являлись единоличные хозяйства примитивно-коммерческого типа, занимавшиеся (преимущественно либо исключительно) торговлей и предпринимательством. Объективно торговцы и перекупщики были необходимы деревне, так как доставляли сюда городской ширпотреб (хотя и по завышенным ценам) и скупали сельхозпродукцию, избавляя сельских жителей от необходимости самим везти ее на далекие рынки, чтобы выгоднее продать. Так, члены обследовательских комиссий по Северо-Кавказскому краю отмечали в 1934 г., что перекупщики («в роли которых выступают наиболее предприимчивые из тех же самых единоличников») вывозят веники для продажи далеко за пределы региона50. Но в условиях запрета свободной торговли деятельность единоличников-предпринимателей обретала нередко полукриминальный оттенок: торговля похищенным зерном и мукой, тайный помол зерна и т. п.51
Итак, единоличники на юге России на некоторое время сумели приспособиться к условиям коллективизированной деревни, занять здесь свои ниши (извоз, торговля, садоводство и огородничество) и получать относительно высокие доходы. Однако очень скоро представители партийно-советского аппарата поняли, что допустили большую ошибку, предоставив единоличникам если не полную свободу действий, то, по крайней мере, возможность без помех приспособиться к колхозной системе. Они поняли, что «невнимание к единоличнику, нежелание с ним работать, вредит организацион-
но-хозяйственному укреплению колхозов, создает дополнительные трудности»52, так как единоличники, пользуясь ослаблением внимания к ним, продемонстрировали «свои преимущества перед колхозами и колхозниками в развитии сельского хозяйства и повышении своего благосостояния»53.
Поэтому в июле 1934 г. на совещании в ЦК ВКП(б) по вопросам коллективизации было решено направить большинство единоличников в совхозы или колхозы. На совещании Сталин отверг идею репрессий против единоличников («это будет нехозяйственный подход») и предложил создать для них невыносимые условия, дабы они, наконец, поняли, «что мы даем преимущества колхозу и колхознику перед индивидуалом»54. С этой целью он рекомендовал «усилить налоговый пресс» в отношении единоличников, хотя и высказался против полной ликвидации их хозяйств55.
После совещания налоговое давление на единоличников резко усилилось, был ужесточен контроль за их неземледельческими доходами. Кроме того, краевые власти решили давать «решительный отпор колхозам, отказывающимся принимать в члены колхозов единоличников»56, и изменить ситуацию в сельсоветах, где многие должности занимали либо сами единоличники, либо местные жители, зависимые от них (или подкупленные ими)57.
После июльского совещания 1934 г. численность единоличных хозяйств начала стремительно снижаться. Если в первой половине 1934 г. на Дону, Кубани и Ставрополье их насчитывалось 380,7 тыс., то на 1 января 1935 г. - 317,8 тыс., а на 1 января 1936 г. - всего 76,4 тыс.58 Лишь часть единоличников вступила в колхозы, а остальные ушли в совхозы и города.
Поскольку Сталин не давал местным властям установки на полную ликвидацию единоличников, рассчитывая, что они станут источником рабочей силы для совхозов и промышленности59, часть хозяйств уцелела. Более того, в 1936 г. право единоличников на существование было закреплено в Конституции СССР. После этого сталинский режим несколько смягчил свою политику по отношению к единоличникам. В 1937-1938 гг. случаи чрезмерно жесткого налогового и административного давления на единоличников квалифицировались уже как «вредительство»60.
В то же время последним активным и предприимчивым единоличникам, пытавшимся не только сохранить, но и (противозаконно) расширить свои хозяйства путем аренды или захватов колхозных земель, был нанесен сокрушительный удар весной 1939 г. 27 мая 1939 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания», согласно которому, в частности, предусматривалось ограничение полевых
наделов и приусадебных участков единоличников 0,2-1,2 га (в зависимости от хозяйственной специализации конкретного района), а также намечалось проведение обмера земельных участков единоличников с конфискацией обнаруженных излишков61. После обмера земель немало окончательно сломленных единоличников перешли в колхозы. В целом на Дону, Кубани и Ставрополье в 1940 г. оставалось примерно 8 тыс. единоличных хозяйств62. Совокупный удельный вес единоличников на юга России в общей массе крестьянских дворов в 1940 г. был ничтожен: всего 0,87 %63. Такое сокращение стало закономерным результатом политики сталинского режима.
Примечания
1 Вылцан М.А. Последние единоличники: Источниковая база, историография // Судьбы российского крестьянства. М., 1995. С. 375.
2 Государственный архив Ростовской области (ГА РО). Ф. Р-185. Оп. 3. Д. 4. Л. 51 об.
3 Там же.
Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО). Ф. 166. Оп. 1. Д. 22. Л. 163. ЦДНИ РО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 22. Л. 164, 165. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 19.
Подсчитано по: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 82. Д. 272; Молот. 1934. 28 февр. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 18.
9 Молот. 1934. 23 янв.
10 Подсчитано по: Молот. 1934. 28 февр.; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы: В 5 т. М., 2002. Т. 4. С. 139.
Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 179. ЦДНИ РО. Ф. 8. Оп. 1. Д. 155. Л. 2-2 об. 13 РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 82. Д. 272. Л. 39. ЦДНИ РО. Ф. 8. Оп. 1. Д. 282. Л. 33. Вылцан М.А. Указ. соч. С. 375. Там же. С. 370.
Социалистическое земледелие. 1933. 9 янв.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 32; Д. 232. Л. 66; ЦДНИ РО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 22. Л. 76, 155, 156, 160, 161, 162, 181; Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 179. ЦДНИ РО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 22. Л. 76. Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 179. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 118. Л. 95.
22 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 24; Молот. 1934. 26 июня; 12 сент.; Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 179.
23 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 25.
24 Там же. Л. 4.
25 ЦДНИ РО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 112. Л. 48.
26 Молот. 1934. 28 марта; 2 июня.
27 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 118. Л. 83, 92.
28 Там же. Л. 83.
29 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 25.
30 Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 179.
31 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 118. Л. 92.
32 ГА РО. Ф. Р-4034. Оп. 8. Д. 4. Л. 75.
33 ГА РО. Ф. Р-4034. Оп. 8. Д. 3. Л. 1, 3, 7.
34 Молот. 1934. 14 мая.
35 Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 310.
36 Молот. 1934. 26 июня; 26 авг.; Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 310.
37 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 22-23; Д. 118. Л. 96; Молот. 1934. 21 июля; 5 окт.; Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 312.
38 Молот. 1934. 26 июня.
39 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 118. Л. 101, 102.
40 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 21.
41 Молот. 1934. 23 апр.; 14 мая; Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 179, 313.
42 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 23.
43 Там же.
44 Там же.
45 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 118. Л. 96.
46 ЦДНИ РО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 112. Л. 147.
47 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 118. Л. 96; Социалистическое земледелие. 1933. 9 янв.
48 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 23; Д. 118. Л. 10; ЦДНИ РО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 23. Л. 33.
49 Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 179.
50 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 23.
51 ЦДНИ РО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 22. Л. 81, 127-128; Д. 23. Л. 4, 6, 33.
52 Молот. 1934. 21 июля.
53 Зеленин И.Е. Коллективизация и единоличник (1933-й - первая половина 1935 г.) // Отечественная история. 1993. № 3. С. 40.
54 Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 190-191.
55 Там же. С. 191.
56 Молот. 1934. 23 авг.
57 Молот. 1934. 5 окт.
58 Подсчитано по: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 117. Л. 18; РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 82. Д. 272. Л. 39, 44; Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 139.
59 Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 191.
60 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 277. Л. 29.
61 Важнейшие решения по сельскому хозяйству за 1938-1946 гг. М., 1948. С. 285.
62 РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 82. Д. 272. Л. 14-15, 23-24; ГАРО. Ф. Р-4034. Оп. 8. Д. 4. Л. 75; Государственный архив Ставропольского края (ГА СК). Ф. Р-1886. Оп. 2. Д. 86. Л. 2; Государственный архив Краснодарского края (ГА КК). Ф. 1246. Оп. 1. Д. 9. Л. 4; Народное хозяйство Ростовской области за 20 лет. Ростов-н/Д, 1940. С. 150; Краснодарский край в 1937-1941 гг.: Сборник документов. Краснодар, 1997. С. 832.
63 Подсчитано по: ГА РО. Ф. Р-4034. Оп. 8. Д. 4. Л. 75; ГА СК. Ф. Р-1886. Оп. 2. Д. 86. Л. 2; ГА КК. Ф. 1246. Оп. 1. Д. 9. Л. 4.
