CC BY
323
Книги
Вестник ДВО РАН. 2007. № 3
Е.Г.Дэвлет, М.А.Дэвлет.
Мифы в камне: Мир наскального искусства России.
М.: Алетейа, 2005. 472 с.
Памятники монументального искусства - настенные росписи пещер и наскальные рисунки - изучаются уже более двух столетий. Созданные в бесписьменный период истории человечества, они содержат информацию бытового и мировоззренческо-религи-озного характера, являясь исключительно важными свидетельствами первобытности.
На необъятных просторах России, от Беломорья на западе и до Беринговоморья на востоке, открыто и описано множество местонахождений наскальных рисунков. Накопившиеся материалы создают многоплановое изобразительное «полотно» и позволяют перейти на новый уровень изучения наскального искусства. Предметом исследований все чаще выступают содержательная сторона творчества первобытного человека и семантика изображений, представляющие широкие возможности для исторических реконструкций.
Авторы книги «Мифы в камне (Мир наскального искусства России)» - известные исследователи Е.Г.Дэвлет и М.А.Дэвлет. Описания в книге сделаны обстоятельно, но лаконично, без излишеств. Энциклопедически исполненный труд знакомит читателя с мифами и легендами, запечатленными на скалах, погружает в сокровенный мир идей и представлений первобытного человека.
Рис. 1. Пегтымель. Скалы с петроглифами. Чукотка. Вид на р. Пегтымель. Слева скальная плоскость с изображениями оленей
Екатерина Георгиевна Дэвлет - доктор исторических наук, специалист в области мирового наскального искусства, автор книги «Памятники наскального искусства: изучение, сохранение, использование», вышедшей в 2002 г Марианна Арташировна Дэвлет - доктор исторических наук, известный петроглифовед, исследователь древностей Тувы, автор более 200 работ, из них 12 монографий.
В первой главе авторы выделяют локальные очаги монументального искусства. Описывая ареалы наскальных рисунков, они словно совершают виртуальное путешествие по необъятным просторам России вслед за движением солнца. Перед нами разворачивается грандиозная экспозиция под открытым небом, начинается она с пегтымельских петроглифов, локализованных на крайнем северо-востоке Азиатского континента, в зоне чукотской тундры (рис. 1, 2). Среди сюжетов - сцены охоты на оленей, китов, нерп, белух, выделяется своеобразный мотив ряда рисунков - грибовидные антропоморфные фигуры.
Затем авторы переносят нас на запад, в бассейн великой сибирской реки Лены. Отталкиваясь от территориального деления ленских наскальных изображений, предложенного
А.П.Окладниковым, они подробно представляют две группы писаниц - средней и верхней Лены, обращая наше внимание на фантастические антропоморфные фигуры, изображения шаманов в культовом облачении, с бубнами среди среднеленских росписей. На верхней Лене авторы знакомят нас с наиболее древними рисунками, открытыми близ деревни Шишкино, - мощным пластом средневековых наскальных изображений - курыканские петроглифы, большинство воспроизводят фигуры лошадей и всадников. В Ленском бассейне выделяют еще два очага наскального искусства - на реках Алдан и Мая.
Виртуальная экскурсия перемещается на Ангару, в места рукотворного Братского моря, поглотившего петроглифы. До затопления большинство рисунков было скопировано и изучено А.П.Окладниковым, некоторые из них он датировал эпохой палеолита, другие -^-Ш тыс. до н.э.
Далее мы переносимся на северное побережье оз. Байкал, в бухту Саган-Заба с ее немногочисленными, но выразительными и самобытными петроглифами. В книге показано, как нить времени связывает ранний пласт изображений II тыс. до н.э. со средневековыми сюжетами, в которых встречаются кибитки на колесах, верблюды, всадники на лошадях.
Путешествие продолжается в бассейне верхнего и среднего Приамурья, на р. Олекма. Здесь, в междуречье Шилки и Аргуни, авторы представляют три группы петроглифов таежной зоны: первая времени палеолита, вторая более позднего времени и третья с рисунками и геометрическими знаками XVTI-XVШ вв.
Затем, уже на юге Дальнего Востока, в Приморье и Приамурье, авторы выделяют резко очерченную локальную провинцию петроглифов - «глубоко самобытный» (с. 29) художественный мир, в котором преобладают изображения антропоморфных личин (рис. 3, 4). Отмечают применение «в качестве основных формообразующих элементов спиралей, концентрических окружностей и орнамента» (с. 29).
С Дальнего Востока авторы переносят нас в лесостепное и степное Забайкалье и северо-восточную Монголию, в зону между таежной Восточной Сибирью и горными степями Центральной Азии. Знакомят нас с петроглифами 11-1 тыс. до н.э. с повторяющимся мотивом изображений «оград» или «дворов» различной формы, заполненных многочисленными пятнами и точками.
Затем, анализируя петроглифы среднего Енисея, авторы выделяют две изобразительные традиции: енисейскую (минусинскую) и ангарскую. Прослеживая смену культур от раннебронзового века до средневековья (окуневская, карасукская, тагарская, таштыкская), они отмечают изменение «репертуара» наскальных рисунков по характерным образам и сюжетам. И подробно представляют выдающийся памятник раннего средневековья - Су-лекскую писаницу, научная значимость которой обусловлена древнетюркскими «руническими» надписями.
В бассейне р. Томь выявлено несколько локальных групп наскальных изображений, наибольшую известность среди которых получила Томская писаница, изученная и опубликованная А.П.Окладниковым и А.И.Мартыновым (рис. 5).
Экскурсия продолжается на Алтае. Алтайский очаг наскального искусства в книге выделяется как своеобразная контактная территория, где «в репертуаре и стилистике петроглифов сочетаются южносибирские, центральноазиатские и среднеазиатские черты» (с. 48).
Следуя за авторами далее на запад, мы знакомимся с описанием уральского очага наскального искусства, объединившего более 80 памятников, среди которых четыре пещерных. В книге дается описание всемирно известных верхнепалеолитических росписей пещер Каповой (исследовали О.Н.Бадер и В.Е.Щелинский) и Ипатьевской (В.Т.Петрин и
В.Н.Широков). Памятники под открытым небом рассеяны по обоим склонам Уральских гор - от р. Вишера на севере до р. Белая на юге.
С Урала мы перемещаемся на Северный Кавказ, в Дагестан, где обнаружено значительное число местонахождений наскальных рисунков. Среди них авторы книги выделяют древнейшие - Чинна-Хита, Чувал-Хвараб-нохо и Харитани 1. На первых двух преобладают солярные символы, на Харитани 1 - крупные антропоморфные фигуры в позе адорации. Заканчивает экскурсию знакомство с неповторимым своеобразием и особенностями петроглифов северо-запада Европейской части России - на Онежском озере, Белом море и Кольском полуострове (рис. 6, 7). Петроглифы здесь локализуются на прибрежных наклонных скальных поверхностях, наиболее известные из них - на Бесовом Носу (Онежское озеро). В низовьях р. Выг (близ ее впадения в Белое море) известны петроглифы Залавруги (см. рис. 6), исследованные Ю.А.Савватеевым. Авторы обращают внимание на рисунки со сценами борьбы и морской охоты, загона лосей охотниками на лыжах. Из беломорских петроглифов широко известны Бесовы (Чертовы) следки.
Мозаичное полотно наскального искусства знакомит читателя с культурным многообразием на огромном временном отрезке древней истории России - от верхнего палеолита до эпохи позднего металла, а в отдельных случаях и до этнографической современности. В каждой ячейке этого полотна отражено жизненное пространство, окружавшее человека в определенную эпоху, его взаимодействие с внешним миром через посредство образов, реально существующих или рожденных его фантазией. Отдельные сюжеты демонстрируют высокий уровень мифопоэтического творчества древних охотничье-промысловых племен и способность первобытного человека создавать универсальные мировоззренческие концепции.
Наиболее сложной проблемой в интерпретации памятников древнего искусства остается дешифровка изображений. Авторы избрали, на наш взгляд, весьма плодотворный и перспективный подход в семантической реконструкции: прочтение зрительных образов исходя из самого изобразительного материала, с привлечением этнографических сведений, фольклорных текстов, исторических источников.
Вторая глава книги посвящена поиску архаических слоев мифов, запечатленных в древних петроглифах. Во введении раскрываются понятие «миф» и причины возникновения мифотворчества, его обусловленность биологической эволюцией человека, а наскальное искусство трактуется как закодированный хронологический срез «основных древних мифологических представлений» (с. 89).
Во второй главе рассматриваются космогонические мифы о происхождении Вселенной (которая, как подчеркивается в книге, является доминантой образного восприятия мира в первобытном обществе), получившие отражение в наскальном искусстве. Авторы констатируют существование двух концепций создания и упорядочения Вселенной в мифологических представлениях древних. По одной из них мир создан из хаоса, «выступающего в виде аморфной консистенции - яйца, мрака, первоначального океана». Согласно другой, «мир был создан демиургом - сверхъестественным творцом» (гагарой, вороном и др.) (с. 91). Исходя из этих представлений дается анализ изображений на Бейской стеле (Хакасия) с учетом определенной последовательности, согласно которой на двух противоположных каменных плоскостях четырехгранного столба выбиты изображения животных, птиц и тамгообразные знаки.
В книге скрупулезно прослеживается роль ворона в мифологии многих народов мира, где он выступает в разных ипостасях: и как демиург (творец света, небесных светил, земли, людей), и как культурный герой (у чукчей), и как первопредок (у коряков и ительменов) и т.д.
Исследуя орнаменты на изображениях оленей, авторы приходят к заключению о том, что небесная «солнечная» символика характерна для скифо-сибирского стиля, где космический олень выступает как объект религиозного почитания у многих урало-сибирских народов.
Космическую символику, по мнению исследователей Бейской стелы, имеет и группа из трех «лунорогих быков». В подтверждение приводятся аналогии из древнеиранской и древнеиндийской традиций, данные авестийской мифологии, касающиеся луны и крупного рогатого скота. Добавим, что, на наш взгляд, быков на Бейской стеле можно рассматривать как оплодотворяющее начало: фигура, изображающая рога (с «наполнителем» в виде точек), напоминает знак вульвы, а точки, размещенные внутри незамкнутого овала, вероятно, имитируют «семя быка». В целом набор зооморфных образов на стеле авторы трактуют как «зоологический код» (с. 115) для описания мироздания.
Весомый пласт в наскальном искусстве разных регионов России составляют изображения женщин-прародительниц и сцены «священного брака». Мифологема женщина-мать, родоначальница, хранительница домашнего очага является устойчивой универсалией в мифотворчестве начиная с палеолита.
Авторы обращают внимание на серии стилизованных схематичных антропоморфных фигур среди наскальных изображений Алтая и их аналоги, встречающиеся на среднем Енисее, в Туве, Монголии, на отдаленных территориях Дагестана и Ближнего Востока. Иконографическое сходство женских фигур порой из весьма отдаленных регионов они объясняют не только прямыми или опосредованными контактами древнего населения, но и «скорее всего общностью древнейших мифологических воззрений». Своеобразны петроглифы (на Алтае, в бассейне Енисея и в Монголии), на которых изображены рожающие женщины: иногда это пирамиды из многих фигур, как бы нанизанных друг на друга («ноги верхней фигуры одновременно являются руками нижней») (с. 144) и маркированных женскими символами (точечным изображением грудей). Как полагают авторы исследования, в подобных композициях «нашли графическое отражение женское созидательное начало и идея бесконечности поколений» (с. 144).
Развернутую трактовку в рецензируемой книге получила интереснейшая мифологическая тема «священного брака», образно воплощенная в наскальной живописи начиная с палеолита. Отталкиваясь от универсальных космогонических представлений об акте творения - разделении хаоса на две половины: мужскую (Небо, синонимом которого являлся бык в праиндоевропейской мифологии) и женскую (Земля), авторы раскрывают содержание мифологемы «женщина-бык», отмеченной в пещерном палеолитическом искусстве и более широко представленной в петроглифах Енисея, Монгольского Алтая, Ближнего Востока.
Известно, что в космологических мифах важную роль в описании параметров мира играл образ мирового дерева как опоры Вселенной, объединяющего верхний, средний и нижний миры. Исходя из этого в данной книге авторы соотносят вертикальную структуру мирового дерева с мифологической сферой, а горизонтальную - с ритуалом и его участниками. Сюжетом «кони у мирового дерева» авторы завершают мифологическую тему мироустройства и миропорядка. Далее они исследуют специфические сюжеты. Один из них включает антропоморфные фигуры с солнцеподобным ликом. Авторы, отталкиваясь от сведений о «солнцеголовых» из «Ригведы», «Авесты», из тибетско-монгольских сказаний, приходят к выводу, что «лучистый диск антропоморфных персонажей связан, вероятно, с представлениями об ауре или нимбе».
В отдельную группу в книге выделяются наскальные рисунки, изображающие реально существующих животных (но с увенчивающими их головы лучистыми дисками или рогами в виде древесных стволов, лестниц), которые могут рассматриваться как семантический эквивалент шаманского мирового дерева.
Особую роль в мифологии аборигенного населения Северной и Центральной Азии выполняли фантастические животные - многоногие, многорогие, многоухие и т.п. или имеющие крылья. Для семантической трактовки рисунков с подобными персонажами авторы привлекают фольклор саяно-алтайских народов, эвенков, якутов, русских. К данному ряду, по нашему мнению, можно добавить и северо-восточных палеоазиатов, в частности чукчей, в мифологии которых видное место занимает гигантский белый медведь-людоед, иногда изображавшийся восьминогим.
В описанных в книге ареалах наскального искусства есть петроглифы, связанные с мистическими персонажами. Это прежде всего очаг амурского искусства с его уникальным памятником Сакачи-Алян, где на каменных глыбах экспонирована серия черепообразных личин. Для их трактовки авторы приводят аналогии из Внутренней Монголии, мифы нанайцев и легенды, записанные этнографами в Якутии и на Чукотке. С «мистической реальностью» этих легенд, по мнению авторов, связаны и изображения на скалах «антропоморфных существ с грибообразными головами». Они также приводят образцы петроглифического искусства (и их микоморфную трактовку) на Алтае, среднем и верхнем Енисее, в Монголии, Казахстане, на Чукотке. Кроме того, привлекают свидетельства этнографов и краеведов (С.П.Крашенинникова, С.К.Патканова, В.Г.Богораза, Ю.Б.Симченко и др.) об употреблении мухоморов (у хантов, кетов, нивхов, коряков, ительменов, чукчей) не только шаманами в обрядово-ритуальной практике, но и в обыденной жизни остальными членами сообщества, раскрывая понятие «домашнее шаманство».
Два очерка в книге посвящены петроглифам, отражающим представления древних о путешествии человека в загробный мир после смерти (в мифологии многих народов этот путь усопший совершает на лодке). Авторы приводят разные точки зрения исследователей, трактующих изображения лодок на скалах.
В проделанном авторами анализе пегтымельских петроглифов (Чукотка) приводится наиболее верная, по нашему мнению, точка зрения Ю.А.Савватеева по поводу интерпретации некоторыми исследователями «солнечной ладьи» как иллюстрации египетского мифа: изображения лодок необходимо рассматривать как «следствие развития мировоззрения самого народа - творца петроглифов» (с. 216), а не пришедших извне идей.
На Евразийском континенте открыты сотни петроглифов с изображениями повозок и колесниц. Авторы предполагают, что на скалах представлены преимущественно рисунки не древнего реального транспорта, а ирреальных «небесных» колесниц ритуального назначения.
Заключает вторую главу очерк, посвященный теме дороги, символизирующей мифологическое восприятие «роли пути в освоении пространства и становлении героя (как субъекта странствия)» (с. 224). Авторы приводят сведения о значении человеческого следа в шаманско-обрядовой практике, а также о каменных выкладках на кладбищах - «жилищах мертвых» (известных в археологии нашего Северо-Востока как чукотские паляквыны, памятники нашего времени. - М.Д.).
В третьей главе Е.Г. и М.А.Дэвлет предпринимают попытку реконструкции мировоззрения древнего населения верхнего Енисея на основе петроглифов Саянского каньона Енисея как наиболее информативных по исследуемой теме. Первый раздел состоит из трех блоков, дающих представления древних о трехсферной модели Вселенной, о душе (завершающий раздел), о круговороте жизни. В качестве иллюстрации идеи умирания и возрождения природы авторы избрали петроглифы на скале у подножия горы Алды-Мо-зага (верховья Енисея), «где трехчастное строение Вселенной маркируется животными, которые как бы совершают круговое движение» (с. 269). На скале экспонированы животные, соответствующие в мифологии древних трем сферам мироздания: птицы - верхнему миру, копытные - среднему, рыба - нижнему миру (рис. 7).
Рис. 2. Пегтымель. Рисунки на скалах. Чукотка. На скальной плоскости изображена байдара с гребцами Рис. 3. Петроглифы Сакачи-Аляна. Р. Амур, Хабаровский край. Изображение черепообразной личины Рис. 4. Петроглифы Сакачи-Аляна. Р. Амур, Хабаровский край. Изображение оленя в «скелетном стиле» Рис. 5. Томская писаница. Река Томь. Кемеровская область. Изображение оленей
Рис. 6. Залавруга. Белое море. Изображения лыжников, преследующих оленя
Рис. 7. Канозерские петроглифы. Северо-запад европейской части России. Изображение земноводных и рыб
Рис. 8. Тесеевский каменный идол. Красноярский край. Святилище, место поклонения «хозяину» гор
Исходя из того что в традиционном обществе в архаические времена главным объектом поклонения были предки, реальные и мифические, авторы останавливаются на особо почитаемых тем или другим этносом местах, связанных с «зонами обитания или сферами деятельности предков или духов» (с. 273) (рис. 8), образы которых «материализовались в виде антропоморфных изображений на дереве или камне» (с. 279).
В качестве объектов культа в книге отмечаются не только деревья, но и останцы необычной формы («старики» и «старухи»), а также отдельные камни, лежащие на путях сезонных миграций оленей, почитавшиеся как покровители промыслов.
Авторы рецензируемого издания приводят хакасский фольклорный сюжет о рождении героя (или героини и ее коня) из оплодотворенного камня. На наш взгляд, не менее интересны сведения этнографов о представлениях коренных жителей Чукотки и Камчатки, согласно которым камни антропоморфной формы воспринимаются ими как «муж» или «жена». Есть свидетельство В.Г.Богораза о том, что чукчанка почитала камень странной формы (с двумя развилками), называя его своим мужем, и утверждала, что от него зачаты почти все ее дети. С.П.Крашенинников отмечал существование подобных амулетов у коряков, которые «одевают их в платье, кладут спать вместе». Два таких камня он получил от коряка: больший камень тот называл женою, которую «любит больше настоящей», а меньший - сыном, которого всегда берет с собою в дорогу и на промыслы.
Обращая внимание на жертвенные места возле «писаных скал» на среднем Енисее, средней Лене и Байкале, авторы приходят к заключению, что «практически все памятники наскального искусства были культовыми центрами», а инициации, проводимые на святилищах, «сопровождались созданием новых петроглифов», передающих «условным, символичным языком сложные идеи и понятия».
Особое место в наскальном искусстве занимают петроглифы, иллюстрирующие сезонные праздники и связанные с ними обряды. Наиболее показательны в этом контексте петроглифы Большой Боярской писаницы (средний Енисей), на которых представлены, по мнению авторов, «ирреальные, идеальные поселки в момент традиционного календарного праздника».
Объемный раздел освещает наскальные рисунки, связанные с ритуальной практикой шаманов, их одеждой и атрибутикой. Авторы совершенно справедливо дифференцируют «шаманство» (понимая под ним ритуальную практику) и шаманизм (мировоззрение). В отношении дискуссионного вопроса, следует ли считать шаманизм религией, придерживаются точки зрения А.И.Мартынова: по его концепции, в основе шаманизма лежат «не вера, не канонические начала, а определенное мировосприятие... мифоритуальное отношение к жизни и соответствующие представления о вертикальной и горизонтальной модели мира.». Авторы поддерживают точку зрения выдающегося исследователя шаманизма М.Элиаде: «.идеология, мифология, обряды сибирских и центральноазиатских народов «не являются творениями их шаманов», а «предшествовали шаманизму или по крайней мере параллельны ему» (с. 316). О преемственности мировоззренческих идей первобытного общества на последующем историческом этапе писал А.П.Окладников. Представления и обряды шаманов, впитавшие, по его мнению, аборигенные охотничьи элементы мировоззрения неолитической эпохи (охотничью магию, культ страдающего, умирающего и воскресающего зверя и др.), получили развитие в бронзовом веке.
По мнению авторов, историю шаманизма корректно начинать с эпохи бронзы. Среди «шаманских» изображений на скалах среднего Енисея, средней Лены, Алтая они выделяют культовые объекты, ритуальные «одеяния», головные уборы, атрибутику. Как довольно редкое явление в шаманской практике, получившее отражение в петроглифах, отмечают бубен - неизменный атрибут шамана в этнографически обозримом времени. Авторы приводят петроглифические материалы и шаманские тексты об использовании лука как предшественника бубна в культовых действах. Они также раскрывают семантику других культовых предметов (плеть, посох, жезл), изображенных на скалах.
Заключительный раздел книги затрагивает некоторые аспекты генезиса ламаизма и подосновы зороастризма. Пантеон демонических божеств ламаизма раскрывается авторами через описание цама, религиозного обряда, совершавшегося в виде театрализованного представления (танца), действующими лицами которого были ламы в фантастических нарядах и устрашающих масках, соответствующих всевозможным божествам и сверхъестественным существам. Авторы рецензируемой книги ярко, образно и наглядно описывают маски участников цама, прилагая выразительные иллюстрации. Они подробно останавливаются на содержании и последовательности церемоний и характеристике их персонажей, приводят сведения о порядке проведения цама на юге Тувы. Наскальные изображения личин-масок, выбитых на скалах Мугур-Саргол (верхний Енисей), по мнению исследователей, имеют параллели в образах ламаистской мистерии цам, что позволяет рассматривать петроглифы «как древние прототипы масок докшитов - действующих лиц мистерии». Авторы книги приходят к выводу: в результате контактов «первобытная мистерия была ассимилирована северным буддизмом-ламаизмом и оформлена в храмовый праздник цам».
В заключительной части раздела делается акцент на памятниках наскального искусства с графическими символами солнца и других небесных светил, приводятся также сведения об археологических памятниках (каменных выкладках на земле в виде «распластанного солнца») в Центральной Азии, Туве и Монголии. По мнению авторов, они свидетельствуют «о существовании разработанной системы солярных культов у древнего населения пояса азиатских степей и предгорий» и (после того как в бронзовом веке получили широкое распространение) «могли иметь отношение к зарождению новой солнечной религии - зороастризма (огнепоклонничества. - М.Д.)» (с. 383).
В целом в книге помимо «ревизии» (обзора) наскальных рисунков - невероятно трудоемкой и кропотливой работы! - авторами блестяще проведен семантический анализ неизмеримого по объему изобразительного материала. Для дешифровки сюжетов привлечены данные археологии, этнографии, фольклорные источники, древние литературные памятники («Ригведа», «Авеста», «Махабхарата»), использованы личные наблюдения во время полевых работ на местах фиксации петроглифов. Книга написана прекрасным языком, в авторский текст гармонично вплетаются отрывки из эпической поэзии, мифов, легенд и преданий, а сопровождают его великолепные иллюстрации: графические прорисовки наскальных изображений сгруппированы по тематике и сюжетам. Впечатляет и обширная библиография.
Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся первобытным искусством, мифологией, вопросами зарождения ранних религиозных представлений. Для специалистов «Мифы в камне» - бестселлер, изданный, к большому сожалению, незначительным тиражом (800 экз.). Появление такого труда - событие в археологической науке.
МАДИКОВА, доктор исторических наук (Северо-Восточный комплексный НИИ ДВО РАН, Магадан)
