CC BY
99
УДК 821.161.1
ДУХОВНЫЙ ОБЛИК А. Ф.ТЮТЧЕВОЙ
Е.О. Машкова SPIRITUAL SIDE OF A.F.TUTCHEVA
E.O.Mashkova
Московский государственный областной университет, sol.alen@mail.ru
В статье рассматривается внутренний мир старшей дочери Ф.И.Тютчева — Анны Фёдоровны. Представлены основные этапы формирования ее личности: жизнь в семье, воспитание, возвращение в Россию, пребывание в свете, замужество. Прослежено развитие в человеке лучших нравственных качеств и их проявление в общении с близкими людьми, прежде всего с отцом.
Ключевые слова: душа, родина, внутренний мир
The aricle focuses on inner life of the eldest daughter of F.I.Tutchev — Anna Feodorovna. The main stages in formation of her personality are described: her life with the family, upbringing, return to Russia, social life and her marriage. Anna Feodorovna's virtues and the way they are reflected in communication with her family, especially with her father, are shown. Keywords: soul, motherland, the Inner world
Знаменитый педагог и богослов И.Я.Ктитарев в своём труде «Вопросы религии и морали в русской художественной литературе», рассуждая о личности Ф.И. Тютчева, заметил: «Россия — душа человечества... Главное проявление душевной жизни человека, по Тютчеву, — любовь <...> В Тютчеве нет диссонансов — он весь гармония небесных звуков» [1].
Любовь была главной спутницей великого по -эта, как бесконечная сила перетекала она из жизни в поэзию. Два раза Тютчев был женат, и обе жены бы -ли немками знатного происхождения, великолепных манер и тонкой, чувственной души. Первая дочь поэта, Анна Фёдоровна, родилась в 1829 году, апрельским днём, в Мюнхене. В своём письме к старшей
дочери Тютчев вспоминал: «Ты была так спокойна и сосредоточенна, что твоей матери пришлось обратить моё внимание на то, что означает маленький спеленатый сверток, который лежит в её ногах» [2].
Анна Фёдоровна Тютчева росла нежной и впечатлительной девушкой, внешне похожая, скорее, на отца, чем на мать, в отличие от своих миловидных сестер Дарьи и Екатерины, о которых она замечала: «Дарья очень отличается от Кити. У неё есть недостатки, но они искупаются щедростью души и чувств, её душа обладает большими достоинствами, чем моя, и если она проникнется Богом, то будет прекрасно. А Кити страстная, эгоистичная в своих привязанностях, она всё меряет своим "я" — этой душе придётся долго трудиться, чтобы избавиться от своего кумира» [3].
Несмотря на невысокое жалование Тютчева (он был внештатным атташе при государственной миссии в Мюнхене), жена Элеонора сумела придать небольшому дому в Мюнхене, где они жили, домашний уют и творческую атмосферу. В гостях у Тютчевых бывали и коллеги по службе, и видные литературные дарования, например, поэты Генрих Гейне и П.А.Вяземский.
Коллега Тютчева И.С.Гагарин был очарован Элеонорой Тютчевой, покорен глубиной ее внутреннего мира: «Я чудесно провел утро за восхитительным разговором у г-жи Тютчевой. Она так хорошо понимает человеческое сердце; какой бы его струны вы ни касались, она всегда найдет в ней отклик» [4].
В атмосфере творческого Мюнхена проходило детство Анны Фёдоровны, шло формирование личности и души. С юношеских лет она открыла в себе не-угасающую потребность — вести дневниковые записи. Анна Фёдоровна глубоко переживала многие события в своей жизни, в жизни семьи и поясняла: «Я хочу регулярно вести дневник; когда моя жизнь или моя мысль заняты чем-то, я ничего не пишу, я чувствую, что так ничего не теряю, но теперь, когда вокруг всё так пусто, нужно непременно писать, чтобы в будущем удостовериться, что я, в самом деле, жила в это время» [3, с. 94].
С отцом Анну Фёдоровну роднило тонкое и трагичное восприятие жизни, поэзии и гармонии мира. На страницах дневника юная Анна изливает душу, самокритично отзываясь о своей меланхолии, перепадах настроения. В самокритике обнажается строгость её ума, молодая девушка наделена рассудительностью и серьезным отношением к жизни. Её занимали, скорее, вопросы религии, нравственности, доброты и чести, чем развлечения светского характера и поиск женихов. Она писала о себе: «В течение всей своей молодости я никогда не стремилась ни к развлечениям, ни к нарядам, и, несмотря на полную свободу в чтении и на любопытство, которое живо возбуждали во мне нарядные книжки романов, я никогда не находила удовольствия в французской литературе, в то время имевшей большой успех и оказавшей такое развращающее влияние на мысли многих молодых девушек» [3, с. 96].
С детства Анна Фёдоровна обнаружила в себе литературные способности. Детским неровным по-
черком вела она переписку с отцом, когда он отлучался из Мюнхена по долгу дипломатической службы. Фёдор Иванович рассказывал дочери про далекую Россию и во многом способствовал ее увлечению русской литературой. Анна Фёдоровна вспоминала: «В это же время я страстно исписывала многочисленные страницы, сочиняя историю о тринадцатилетнем пианисте, а после чтения одного романа Лафонтена у меня началась лихорадка с бредом. Тогда было решено, что мне следует остудить голову институтским режимом» [5].
В юности Анна Фёдоровна училась в католическом Королевском институте и внешне была вполне счастливым ребенком. Но бунтарская, ищущая душа часто не могла примириться со сложившимися устоями. Особенно удивляли Анну порядки и правила институтского воспитания: «Я была очень изумлена, оказавшись со всей своей гениальностью и великолепными идеями о свободе и человеческом достоинстве на институтской скамье, рядом с ученицами, механически зубрящими грамматику и названия столиц Европы; я то и дело подвергалась наказаниям, когда отказывалась поступать, как они. Поначалу я пыталась распространять свои идеи и вызывать протест среди учениц, но меня так отчитали, что впредь я предпочла молчать» [6].
Около восемнадцати было Анне Фёдоровне, когда двоюродный брат Тютчева, богатый помещик К.В.Толбухин, сделал ей предложение, столь выгодное небогатому семейству Тютчевых. Однако отец не стал принуждать дочь к замужеству, оставив право выбора за ней: «Сегодня вечером папа сказал мне: "Итак, ты всегда свободна в своем выборе. Немногие отцы поступили бы так, как я. Это была весьма выгодная партия. Любой другой отец употребил бы своё влияние, чтобы склонить тебя к этому браку. Я же предоставил тебя твоим собственным склонностям. Многие меня осудят; быть может, ты сама скажешь когда-нибудь: мне было восемнадцать лет, папа должен был решить сам и меня принудить". Нет, дорогой папа, я всегда буду бесконечно тебе благодарна за то, что ты не продал меня за тридцать тысяч ежегодного дохода» [3, с. 198].
Но в расцвете юных лет жизнь Анны Фёдоровны резко меняется. Семейство Тютчевых переезжает на родину отца, в Россию, о которой девушка так много слышала с детства. Немка со стороны матери, не говорившая и не очень хорошо понимавшая по-русски, она оказывается в совершенно не знакомой для неё среде. Первое время Анна плохо понимала русскую речь, скучала на православных богослужениях, казавшихся ей чересчур длинными, пока однажды не наткнулась на удивительную брошюру православных догматов А.С.Хомякова, которая перевернула её внутренний мир: «Я окончательно привязалась к своей новой родине после летнего пребывания в деревне отца в Орловской губернии. Вскоре я страстно полюбила русскую природу. Широкие горизонты, обширные степи, необозримые поля, почти девственные леса нашего Брянского уезда создавали самую поэтическую обстановку для моих юных мечтаний» [3, с. 203].
В двадцать четыре года в жизни Анны Фёдоровны произошли большие перемены: её назначили фрейлиной цесаревны Марии Александровны, будущей супруги наследника престола Александра Николаевича. Это событие было с восторгом встречено в семействе Тютчевых. Невысокий материальный доход тревожил Фёдора Ивановича, его очень беспокоила судьба трёх дочерей. В своём дневнике Анна Фёдоровна не раз упоминала о том, как трудно ей пойти на этот шаг: жизнь светского общества казалась ей искусственной. Но служба в качестве фрейлины помогла развиться литературному таланту Анны Фёдоровны, которая посвятила этому времени ряд дневниковых записей, исторически ценных в наши дни. Она духовно сблизилась с великой княгиней Марией Александровной, разделяла её литературные интересы, воспитывала её детей. В воспоминаниях об императоре и его семье Анна Фёдоровна предстает как прямолинейный, трезво смотрящий на жизнь человек, честный, прежде всего, перед собой. Объективный взгляд на события, волевой, деятельный характер — всё это позволяло ей видеть придворную жизнь такой, какая она есть, — с ложью и интригами. Эта жизнь её не удовлетворяла.
Постепенно взрослея, Анна Фёдоровна ведёт переписку и беседы с отцом на общественные и нравственные темы. На протяжении жизни она никак не могла согласиться со многими суждениями Ф.И.Тютчева. «Папа отчаивается, ибо полагает, будто мир движется идеями и произволом людей», — формулирует Анна Фёдоровна позицию отца (это было сказано летом 1854 г., в разгар Крымской войны, когда Тютчев предвидел надвигающуюся катастрофу) и тут же ему возражает: «Но когда знаешь, что Провидение не только поэтическая метафора, начинаешь понимать, что все на свете имеет скрытую причину и цель» [7].
В своих дневниках Анна Фёдоровна — личность с тонкой душой и самокритичным характером. Приступы меланхолии и сплина, так часто случавшиеся у Тютчева, были присущи и ей. Но, в отличие от отца, предававшегося этим чувствам без остатка, Анна Фёдоровна всегда боролась с отчаянием и унынием. Душевное успокоение она находила в вере в гармоничное устройство мироздания, в Бога, в чтении богословских книг.
Постепенно Россия становится для Анны Фёдоровны настоящей родиной. Её супружеский союз с И.С.Аксаковым, впоследствии издателем и биографом Тютчева, казалось, был предопределён судьбой.
Они переписывались много лет, и эта переписка вселяла в Анну Фёдоровну необъяснимую энергию: «Я не могу отделить мою духовную жизнь от твоей. На этом мы сошлись, на этом мы и должны держаться и вместе бодрствовать, чтобы сделаться лучшими» [8].
У современников брак дочери Тютчева, наполовину немки, и славянофила Аксакова вызывал недоумение. Фёдор Иванович шутил, что ветка флер-д'оранжа слишком медлила, прежде чем быть приколотой к её волосам. И.С.Аксакову было сорок два года, а Анне Фёдоровне около сорока, когда они поженились.
Нежные и проникновенные строки посвящал Аксаков своей будущей жене: «Идеалы наши общие — вот что важно. Жизнь наша шла разными путями до сих пор, много потратили мы в ней сил духа, но не все они растратились, ещё сбереглись кое-какие силы, и как после кораблекрушения — мы спаслись на берег — израненные, изувеченные и спасли своё знамя — идеалы!» [8, а 204].
После замужества внутренний мир Анны становится по-настоящему светлым и глубоким. Этим духовным светом она делится со всей семьей, но прежде всех — с отцом. Любовь, которую она считала высшим благом, силой, преображающей человека, встретилась и ей. Любовь не только к людям, но и к своему, ставшему родным, отечеству. Духовная жизнь старшей дочери поэта — это жизнь ради своей родины, возможно, не той, где человек родился, но той, которую он чувствует сердцем.
1. Ктитарев Я.Н. Вопросы религии и морали в русской художественной литературе. СПб., 1914. С. 56.
2. Тютчев Ф.И. Письма. СПб., 1900. С. 320.
3. Тютчева А.Ф. Воспоминания. М.: Захаров, 2005. С.78.
4. Полонский А. Фёдор Тютчев. Двадцать два года вдали от России. М.: Классика, 2004. С. 54.
5. РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 212. Л. 104 об.-105 об. (Перевод с фр.).
6. Тютчев Ф.И. Собр. соч.: В 6 т. М.: Правда, 1980. Т. 2. С.105-106.
7. ЦГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 163. Л. 134. (Перевод с фр.).
8. Аксаков И.С. Письма. СПб., 1888. С. 250.
References
1. Ktitarev Ya.N. Voprosy religii i morali v russkoy khudoz-hestvennoy literature [Questions of religion and morality in the Russian literature]. Saint Petersburg, 1914, p. 56.
2. Tyutchev F.I. Pis'ma [Letters]. Saint Petersburg, 1900, p. 320.
3. Tyutcheva A.F. Vospominaniya [Memoirs]. Moscow, Zak-harov Publ., 2005, p.78.
4. Polonskiy A. Fedor Tyutchev. Dvadtsat' dva goda vdali ot Rossii [22 years away from Russia]. Moscow, Klassika Publ., 2004, p. 54.
5. RGALI. F. 505. Inv. 1. It. 212. L. 104 ob.-105 ob. (Translated from French).
6. Tyutchev F.I. [Works in 6 vols]. Moscow, Pravda Publ., 1980, vol. 2, pp. 105-106.
7. TsGALI. F. 505. Inv. 1. It. 163. L. 134. (Translated from French).
8. Aksakov I.S. Pis'ma [Letters]. Saint Petersburg, 1888, p. 250.
