CC BY
191
ДОЧЬ ИВАНА ПРОТИВ МАТЕРИ ИВАНА? (ОБРАЗ РЕКИ В ПОВЕСТИ В. РАСПУТИНА) И.П. Калинина
В статье анализируется многозначная семантика образа реки в повести В. Распутина. Структура и символическое значение данного образа связываются с эволюцией авторского мировоззрения и характера воссоздаваемой эпохи. На основе сопоставления образа реки и характера главной героини повести «Дочь Ивана, мать Ивана» определяется специфика всей структуры произведения.
Ключевые слова: «деревенская проза», распутиноведение, мифопоэтика, гендерное литературоведение.
Валентин Распутин - сибирский писатель, родившийся на берегах Ангары. Через все творчество проносит он любовь к этому суровому, но в тоже время величавому и щедрому сибирскому краю. При этом малая родина писателем не мыслится без «матушки-Ангары», на берегах которой прошли его детство и юность. В очерке «Откуда есть пошли мои книги», предваряющем двухтомник избранных произведений 1997 г., В. Распутин передает то впечатление, которое произвела на него в детстве могучая сибирская река: «Первые мои впечатления связаны с Ангарой, потом с матерью и бабушкой. Я понимаю, что должно быть наоборот, ведь не Ангара же вспоила меня грудным молоком. Но, сколько ни веду я в себе раскопки, ничего прежде Ангары не нахожу...» [1]. Можно закономерно предположить, что сибирская река, «по-матерински вспоившая и вскормившая» писателя, «напитавшая душу сказками», стала одним из доминирующих звеньев в формировании мировосприятия будущего писателя, а затем и одним из главных элементов его художественного мира.
Без образа реки, несущего на себе значительную смысловую нагрузку, не обходится, пожалуй, ни одно произведение прозаика. Этот образ, выражая мироощущение писателя, имеет многозначную семантику, связан с эволюцией его мировоззрения; его структура и символическое значение находятся в значительной зависимости от характера воссоздаваемой эпохи.
Для В. Распутина, как и для большинства «деревенщиков», характерно соотнесение времен («тогдашние» и «нынешние»), при этом предпочтение, как отмечает в своей работе П.А. Гончаров, отдается прошлому [2]. Река в этом смысле оказывается образом,
соединяющим времена, прошлое, настоящее и будущее. Здесь «хронологическая», а точнее - символическая функция распутинской реки и восходит к древнегреческой Лете -реке забвения. В Аид, согласно греческой мифологии, течет река забвения Лета, глоток воды которой заставляет забыть землю и жизнь на земле [3]. Распутинский образ реки в его прозе 1970-х гг. заключал в себе иные свойства, река изображалась как связующая времена субстанция, нить, тянущаяся из прошлого в настоящее и будущее. В «Прощании с Матерой» (1976) находим: «Текла в солнечном сиянии Ангара... текло под слабый верховик с легким шуршанием время. За спиной лежала Матера, омываемая той и другой течью <...> И билась, билась, короткая и упрямая, оборванная мысль: течет Ангара, и течет время.» [4]. А более ранний «Последний срок» (1970) воспроизводит такое восприятие времени, прошлого и настоящего, которое родственно чувствам и эмоциям старухи Анны, возвратившейся силой памяти к былому, к родным, но далеким берегам: «Она не старуха - нет, она еще в девках, и все вокруг нее молодо, ярко и красиво. Она бредет вдоль берега по теплой. парной после дождя реке, загребая ногами воду и оставляя за собой волну, на которой качаются и лопаются пузырьки» [5]. В ощущении полноты и гармоничности молодой жизни просматриваются знакомые очертания определенного архетипа. Подобно иному миру, прошлое предстает как страна осуществленных чаяний и желаний с молочными реками («парная река») и кисельными берегами («все. молодо, ярко и красиво»). И еще, память о молодости и девичестве закономерно оказывается здесь рядом с образом реки: река молодости Анны - это «молодая»,
полная сил и свободы река, в отличие от Ангары 1960-1970-х гг., закованной в бетон, остановленной, покоренной, лишенной молодого буйства.
Река в ее прежнем облике, как часть мифологического Беловодья, присутствует в поздней распутинской прозе лишь фигурально, в воспоминаниях персонажей. Так, главная героиня повести «Дочь Ивана, мать Ивана» (2003) в поисках крепости, где можно было бы найти спасение, вспоминала свою деревню на берегах Ангары. «Вынашивающее землю под собой, небо, а под ним на закатной стороне разлив ангарской воды, тяжелый и покорный, с глухими и все-таки родными берегами. И все это сходилось в одно, переливалось, играло, шумело. И все это так ярко, живо и больно влипло в Тамару Ивановну, подобно коже, не знающей забывчивости, что она боялась доискаться, у всех ли такое бывает и не дана ли ей эта неизнос-ная память в пытку» [5, с. 365]. Светлое - в прошлом. Но представление о стране красоты и молодости, олицетворенной в преодолевающей и интегрирующей пространства и времена реке, содержится в духовной памяти человека, является архетипом сознания русского человека. Неслучайно у Тамары Ивановны «точно изнутри» доносится песня, которую она когда-то слышала:
Тихая, тихая
Реченька текла.
Дождика, дождика
Много набрала [5, с. 362].
Река, напоенная и рожденная дождем, выступает, в соответствии с мифологическими представлениями, вещественным символом союза неба и земли. По наблюдениям
А.Н. Афанасьева, «признавая Небо и Землю супружескою четою, первобытные племена -в дожде, падающем с воздушных высот на поля и нивы, должны были увидеть мужское семя, изливаемое небесным богом на свою подругу; воспринимая это семя, оплодотворяясь им, Земля чреватеет, порождает из своих недр обильные, роскошные плоды и питает все на ней сущее. От небесных, дождевых потоков религиозное обожание перешло и на земные источники и реки.» [6].
Как дитя этого плодоносного союза выступает и юная Тамара. В патриархальных культурах вода символизирует женское на-
чало. Как тиха и светла вода в реке, так изначально добродетельна и гармонична натура Тамары Ивановны. Ее телесная нагота и эмоциональная «обнаженность» в тот момент, когда из «ниоткуда» (пространство слияния души и телесности?) возникает песня, символизирует принадлежность героини к тем, кто, живя в этом мире, не покорился злу и соблазнам, окружающим современного человека.
Тонкое сокровенное женское «свечение» взрослеющей Тамары выдает изначально природосообразное предназначение взрослеющей девушки. Не «помутись» воды в светлом течении реки (сохранение преемственности жизненного уклада), жизнь Тамары Ивановны прошла бы в гармоничной слитности с законами мироздания. Отсюда и обращение к реке:
Ой люли, ой люли,
Речка не бурли.
Воду свою светлую
Не му-ти.
В целом образ реки (в его разных ипостасях) определяет специфику всей структуры повести В. Распутина, от ее названия до финала. Название повести «Дочь Ивана, мать Ивана» заключает в себе некий логический «полиндром», напоминающий, помимо прочего, о круговороте и быстротечности человеческих судеб, связях родителей и детей, становящихся в свой черед родителями. Река в подобном контексте начинает восприниматься как олицетворение всей жизни. Символическое значение, присутствующее в этом мифологическом по генезису архетипе, буквализируется. Река воспринимается как река жизни, жизнь - как динамичное, но циклическое течение реки. Варьирующийся образ реки как нельзя точно этот полный динамики круговорот подчеркивает. Ее свободное течение (время реальное для героини «Последнего срока» и ирреальное для дочери Ивана) олицетворяет сложную, но гармоническую жизнь традиционного русского крестьянина, его семейства. «Запнувшееся» течение этой реки - покушение не только на честь малолетней дочери Тамары Ивановны, но на честь русской семьи (а через нее и на честь народа!).
Во многих культурах вода подразделяется на «живую» (т. е. небесную, плодородную,
пригодную для питья) и «мертвую» (подземную, соленую, застоявшуюся и опасную для жизни) [7]. У Распутина запнувшееся течение является не только «мертвой» водой, но водой мертвящей. Единственным персонажем, способным противостоять чарам «мертвящей» воды оказывается Тамара Ивановна. Это внешне мягкая, податливая женщина, таящая в себе до времени значительную энергию и волю. Интересно, что в даосист-ском учении вода является стихией, в которой за мягкостью и податливостью скрыта твердость и истинная сила [7]. Такое «поливалентное» наполнение образа воды в творчестве Распутина объясняется взаимодействием традиционно русского, основанного на языческой мифологии и православии, мировосприятия с элементами китайской философии. Это обусловлено объективными естественно-географическими причинами, этническими контактами, которые способствовали восприятию русским населением Сибири догматов, свойственных мировосприятию соседних народов.
Для даосизма свойственно представление о цикличности времени. И Тамара Ивановна свою силу черпает именно из кровной и духовной связи и с прошлым, и с настоящим. Название повести несет в себе и этот смысл. Только в Тамаре Ивановне, по мысли В. Распутина, не нарушилась связь времен, только она олицетворяет собой «живую воду» Ангары. Ее животворное течение ощутимо только в этом безусловно симпатичном автору персонаже.
В то же время «дочь Ивана» изначально отмечена особой печатью, некой сверхчувственностью, некой способностью самопро-никновения, в своем роде уникальностью. «Бывало, Тамара Ивановна стыдилась себя перед этой сокрытой в ней частью, где она возгорается не огнем желания, а огнем чистого вдохновения и вся-вся порывисто и неудержимо приготовляется для счастливого подвига. Одна из многих и многих миллионов женщин, похожих на нее, она. могла считать себя единственной: такая и не такая, кое-что есть и еще» [5, с. 362]. Таких людей
В. Распутин относит к «рудному телу» нации, несущему в себе главные задатки, основные ценности, врученные еще при рождении. «А руда редко выходит на поверхность, - рассуждает писатель, - и хранит се-
бя до определенного часа, в который и способна взбугриться, словно под давлением формировавших веков» [8].
Такой час в жизни «дочери Ивана», уязвимой и беззащитной, как легкая лодочка среди бурлящей реки жизни, наступил. В ее семье произошла трагедия - насилие над шестнадцатилетней дочерью. Помимо слома в судьбе дочери, из-за которого Светка, как «росток политый кипятком», не сможет развиться в полную женскую меру, «мать Ивана» столкнулась с вопиющей, покупающейся безнаказанностью насильника. От полной безысходности в поисках законного возмездия, не в силах пойти на сделку со своей совестью, Тамара Ивановна решается на отчаянный шаг: устраивает свой, материнский суд над насильником. «Виновата - буду ответ держать. Сделанного не воротишь. А я и не жалею о сделанном. Теперь мне каторга шесть лет, а если бы насильник ушел безнаказанным, - твердо подчеркнула она, - для меня бы и воля на всю жизнь сделалась каторгой.» [5, с. 507]. Этот выход «руды»
А. Смоленцев справедливо считает действием силы, «напоенной почвой, корнями, тысячелетней историей русского народа» [9].
«Все Ангарой пронесет - и детство, и старость, и радость, и горе» [5, с. 366], -вспоминала Тамара Ивановна народную мудрость. Но так было до тех пор, пока вода в реке была проточная, она и жизнь очищала, и долю намывала новую. Так было до тех пор, пока по сосудам текла кровь Земли. В мифологии южных славян их символизируют реки и ручьи [7, с. 93]. Теперь же все стало на дно уходить, илом затягивать, - рассуждает Тамара Ивановна, - «все уходит на дно безразбор-но и безразлично». Остановившийся поток символизирует остановившееся течение времени, его апокалипсическое окончание.
Распутинские герои живут в мире, в котором крик о помощи для равнодушной толпы становится сигналом разбегаться. По Распутину, истоки современной катастрофичности в национальном самосознании, в нравственности, в социальных отношениях. Они находятся в процессах разорения традиционного крестьянского уклада, спровоцированного индустриальным покорением Сибири, ее пространств, связанных, как артериями, реками. Усугубление распада до уровня катастрофы Распутину видится в «лихих девя-
ностых» - времени социального разобщения, общественной дезинтеграции, нравственного распада. Отчаянный поступок «дочери Ивана» - поднятое в защиту чести оружие - импульсивная попытка возвращения чистоты и динамики в жизнь, в ее течение. Попытка преодолеть «плывущую жару» свершающегося апокалипсиса с помощью обреза весьма сомнительна. Но обрез и выстрел здесь являются скорее символами решимости борьбы за собственное достоинство, за правду. Не случайно же Распутин не на выстреле ставит точку в своей повести.
Финал повести - желание Ивана младшего воздвигнуть храм, желание, идущее «поперек улицы» - олицетворяет в повести явление, родственное очищению, избавлению от скверны разлившегося мутным потоком греха. В этом потоке и дорогие ранее вещи воспринимаются чуждыми и враждебными. Лирическому герою рассказа «В непогоду» (2003) и «чернеющая внизу Ангара» кажется частью «злой кутерьмы», частью обрушившегося на развращенный мир Апокалипсиса. Сын Тамары Ивановны изображается и в качестве персонажа, продолжающего, подобно своей матери, противостояние с породившей пороки общественной средой, и в качестве героя, поднявшего голос против осуществленного матерью Ивана ветхозаветного мщения «око за око». Он намерен «строить в дальнем селе церковь». Неслучайной деталью оказывается и то, что это селение находится рядом с родным селом Ивана Савельевича - деда Ивана, отца Тамары. Однако эта тема оказывается в повести приглушенной, она вряд ли в полной мере определяет трагически противоречивую концепцию действительности В. Распутина 2000-х гг.
Река в повести олицетворяет собой не только социально-природное движение жизни. Река символизирует собой и природноженское начало, доминирующее в Тамаре Ивановне. Вот как Распутин изображает ее женское томление и «ожидание», завершающееся «баюкающей песней»: «Медленной волной, осторожно наплескивающей по бокам, проходила сверху вниз истома, пробуждала глубины и низы, сладко закручивалась в каких-то теснинах, снова распускалась и ответной волной, уже уверенней наглаживая, шла вверх» [5, с. 361]. Большая часть лексики, метафорически изображающей женское
волнение, может быть отнесена к реке, воде: «волна», «наплескивающая», «глубины»,
«закручиваться», «теснины». Но если течение Ангары направлено в плоскости земной, то вектор ожиданий и волнений дочери Ивана совершенно иной: «Ей представлялось, что женщина вся от начала до конца должна быть выстроена снизу вверх, к небу и солнышку» [5, с. 361]. Разнонаправленность движения реки и женских ожиданий подчеркивает здесь скорее не хаотичность, не противопоставленность, а цикличность бытия и единую основу природной жизни, в которой река и женщина, Ангара и мать, бабушка суть существа родственные.
Мать Ивана ощущает свое трагическое несоответствие времени, а также некую «спутанность» времен. Возвратившись после четырех с половиной лет заключения, она не чувствует себя вернувшейся домой: «Как можно оттуда вернуться после всего, что было? Все перепуталось, нигде ее сейчас нет» [5, с. 542]. Однако главное ощущение, которое несет повесть, связано с надеждой «приподнять верхнюю землю над землей исподней, незагаженной, стряхнуть с нее, верхней, могучим движением все, что взросло пагубой, и пустить, обновленную обратно» [5, с. 539]. Ощущение необходимости, возможности и неизбежности нравственного обновления жизни, вероятно, и составляет основу запечатленного в повести многомерного и многозначного образа реки.
Тихая, тихая Реченька текла.
Слезынек, слезынек Много пролила.
Трагическое и роковое в образе «реки жизни» купируется и дополняется движением и связанным с ним светом надежды.
1. Распутин В.Г. Избранные произведения: в 2 т. М.; Братск, 1997. Т. 1. Повести. С. 6.
2. Гончаров П.А. Творчество В.П. Астафьева в контексте русской прозы 1950-1990-х годов: монография. М., 2003. С. 119.
3. Мифологический словарь / под ред. Г. А. Стра-тановского. Л., 1961. С. 10.
4. Распутин В. Живи и помни: Повести. Рассказы. М., 2004. С. 328-329.
5. Распутин В. Деньги для Марии: Повести и рассказы. М., 2005. С. 296.
6. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: в 3 т. М., 1995. Т. 1. С. 70.
7. Энциклопедия символов, знаков, эмблем / сост. В. Андреева, В. Куклев, А. Ровнер. М., 2000. С. 94.
8. Кожемяко В.С. Валентин Распутин. Боль души. М., 2007. С. 58.
9. Смоленцев А. И свет во тьме светит (О повести
В. Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана»: опыт прочтения) // Подъем. 2004. № 12. С. 171.
Поступила в редакцию 26.02.2008 г.
Kalinina I.P. Is Ivan’s daughter against Ivan’s mother? (The image of the river in V. Rasputin’s story). The article deals with the polysemantic image of the river in the Rasputin’s story in this article. The structure and the symbolic meaning of the image is connected with the evolution of the author's world outlook and the character of recreated epoch. The specific structure of the whole story is determined with the help of comparison by the river's image and the nature of the main character in the story “Ivan’s Daughter, Ivan’s mother”.
Key words: «rural prose», Rasputin literary heritage research, mythological poetics, gender literary criticism.
«ПАДЕНИЕ СЕЯНА» БЕНА ДЖОНСОНА КАК ОБРАЗЕЦ АНГЛИЙСКОЙ КЛАССИЦИСТИЧЕСКОЙ ТРАГЕДИИ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ Т.В. Щербакова
В статье на примере трагедии «Падение Сеяна» рассматриваются особенности жанра в творчестве Бена Джонсона. Обращение автора к читателю, предшествующее трагедии, свидетельствует о компромиссной позиции Джонсона-классициста, а история постановки трагедии доказывает невозможность примирения требования догматической поэтики классицизма со вкусами публики общедоступного театра.
Ключевые слова: трагедия, Джонсон, классицизм.
Бен Джонсон (1573-1637) известен нашим зрителям и читателям прежде всего как драматург, младший современник Шекспира. Его перу принадлежат многочисленные комедии, маски, трагедии, а также лирические стихи и эпиграммы. Многие отзывы Джонсона о современных ему писателях вошли в анналы английской литературной критики.
Бен Джонсон был одним из самых образованных драматургов и большим знатоком античных классиков. «Действительно, Джонсон изучал Петрония, Плиния Младшего, Тацита, потому что находил великолепным их стиль, постоянно читал и перечитывал Горация и Квинтилиана, т. к. они сказали много полезного о теории поэзии. Ювенал, Марциал, Персий, Пиндар занимали его из-за того, что давали пищу как уму, так и воображению» [1]. Внимание к вопросам теории объяснялось новаторскими замыслами драматурга, поскольку он хотел реформировать английскую драму, которая казалась ему во многом примитивной и наивной. Свои взгляды на драму Бен Джонсон изложил в посвящениях, прологах, вводных сценах к пьесам, в посланиях «К читателю», в высказываниях
различных персонажей его произведений. Кроме того, сохранились его суждения по многим вопросам поэтики в сочинении «Леса, или Открытия и наблюдения над людьми и явлениями, сделанные во время ежедневного чтения и отражающие своеобразие отношения автора к своему времени», изданном посмертно в 1641 г.
Затрагивая вопрос о современной трактовке пьес Шекспира, Роберт Вейманн в одной из своих статьей замечает, что «наши современные ценности происходят из того же самого исторического процесса, что и ценности в произведениях Шекспира» [2]. В головах поколения Шекспира прочно закрепилось осознание того, что явления современности и прошлого имеют сходные причины, и это сходство делает возможным лучше понять прошлое и настоящее. В Италии в пьесах мести вопросы современности связывались с самыми вопиющими примерами тирании и бунта в средневековой Европе. Чапмэн, используя примеры из недавней истории Франции, отражал более утонченной формой государственный абсолютизм собственной страны. Но ни Италия, ни Франция не
