CC BY
16
ПОРТРЕТ УЧЕНОГО
ДМИТРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ПОСТНИКОВ
(СУДЬБА СОЛДАТА И УЧЕНОГО)
Для воевавших война никогда не кончается. Никколо Макиавелли
Дмитрий Васильевич Постников родился 12 июня 1921 г. в г. Бугульма (Татарстан). В 1939 г., окончив школу с аттестатом отличника, он без экзаменов был принят в Ленинградский политехнический институт, но проучился всего месяц, был призван в армию. В то время началась война с Финляндией, и после трех месяцев ускоренного обучения Дима Постников был направлен на фронт связистом в артиллерийский полк. Участвовал в боях на линии Маннергей-ма, видел и руками трогал развалины мощных железобетонных дотов с гранитной облицовкой лобовой стороны. Видел сплошной серый вал из лежащих друг на друге советских солдат в шинелях и телогрейках вдоль колючей проволоки... Финны допускали до проволоки и открывали шквальный огонь.
Мир с Финляндией заключили 13 марта 1940 г. Рядовой Постников, как и все оставшиеся в живых участники той войны, получил в награду 300 рублей. Затем полк участвовал в восстановлении советской власти в Эстонии - месяц без боев, но в полной боевой готовности. После Эстонии войска были переброшены на запад, встали в 20 км от границы, в 40 км от Бреста. Там стояли до 22 июня 1941 г. С первых часов Великой Отечественной войны вступили в бой с передовыми частями немецкой армии. К 12 часам, как рассказывает Постников, погибло 50% личного состава дивизиона. На второй день, 23 июня, пытались закрыть дорогу немецкой танковой колонне, но были смяты и разбиты. Правда, два немецких танка успели сжечь. Как много позже узнал Дмитрий Васильевич, это было начало танкового прорыва Гудериана на
Минск - Смоленск - Москву. Постников был ранен (одна пуля прострелила насквозь левую руку ниже плеча, другая попала в стальную каску и оглушила), лежал в кювете и смотрел, как мимо идет немецкая танковая колонна. Раненого немцы подобрали и повели в село, сначала пешком, потом на попутной грузовой машине. Там хотели расстрелять вместе с другими ранеными пленными, но в последний момент подъехал старший офицер, расстрел отменил. Началась лагерная жизнь.
Благодаря знанию немецкого языка он оказался нужным человеком в лагере. Если объясняться по-немецки еще могли довольно многие из пленных, то, как выяснилось, из примерно тысячи людей в лагере читать по-немецки мог один Постников. Из-за этого на него обратили внимание врачи лагерного лазарета и, когда зажила рука, оставили санитаром, что, несомненно, спасло ему жизнь.
В 1944 г. Дмитрий Васильевич в составе рабочей команды попал на аэродром Лехфельд в Баварии, где производились испытания новой техники для реактивных истребителей. Американцы постоянно бомбили этот аэродром, и один раз бомба прямым попаданием разнесла в щепки стоящий в ангаре истребитель. Обломки валялись на дороге, по которой пленные ходили на работу. Среди них оказались технически грамотные люди, которые подобрали некоторые детали, в том числе лопатки от турбины реактивного двигателя, которые сумели переправить в СССР. Немцы причастных к этому делу людей отправили в концлагерь. Уже после войны одного из них Постников встретил в Москве и тот расска-
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/
/ 2012, том 17, № 3 111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111Н
зал, что на этом аэродроме действовала группа советской разведки. Сам того не зная, Постников, как оказалось, участвовал в этой подпольной организации, выполняя различные задания, требовавшие либо знания немецкого языка, либо умения молчать. В лагере заболел тяжелой формой дизентерии, чудом выжил, много раз простужался и валялся с высокой температурой, но сыпного тифа, которым болели многие, избежал.
В конце 1944 г. Постников был ранен при бомбежке лагеря американцами. Пробило голову, попала инфекция, возникло гнойное воспаление кости. Но ему повезло в очередной раз: попал в городскую больницу г. Мемминген, где старый доктор Цеприц лечил пленных. Перенес три операции.
В ночь на 25 апреля 1945 г. из окон лагерного барака стали видны взлеты сигнальных ракет, примерно в 10 километрах. Это означало, что подошли американские войска. Через два дня немецкая охрана внезапно исчезла, а на поле перед лагерем появились американские танки. Пленные кинулись к воротам, которые уже не охранялись, но были на замке. Общими силами их раскачали, замок сломался, и ворота открылись.
Ликование, шум, гам, поздравления, слезы.
Танки отъехали, появились представители американского командования. Начальником лагеря стал майор Джексон. У ворот стояли американские караульные, свободно пропускавшие всех туда и обратно. В этот же день всех пленных накормили хорошим обедом. Затем стали выдавать продукты из продовольственных посылок, которые американские пленные получали еженедельно от Красного Креста (с консервами, маслом, сыром, кофе, концентрированным лимонадом и т.д.). Хотели каждому дать сразу по коробке (8 кг), но врачи запротестовали, сказали, что могут с голодухи объесться и заболеть.
Американских пленных из лагеря забрали в первый же день, а посылки остались. Затем уехали англичане и французы. Через неделю в лагере остались одни советские. Старшим по лагерю стал подполковник Крюков, комендантом -майор Джексон. Через месяц началась отправка советских пленных на Родину. Сначала раненых и больных самолетом переправили в Мерзебург округа Галле, занятого американскими войска-
ми. Там переночевали в американских полевых палатках. На утро всех посадили в машины и привезли в советский госпиталь Торгау на Эльбе. Оттуда санитарным поездом в Харьков. Там случилось ЧП - у начальника поезда украли чемодан со всеми документами на раненых и больных. Харьковские власти дали всем по буханке хлеба и проездной билет до места, которое каждый сам указал. В стране в то время свирепствовал голод.
В середине июля Постников оказался дома, в Бугульме. Здесь долечивался и проходил все спецпроверки. Следователь, с которым он учился в школе в одном классе, ничего предосудительного в его действиях не обнаружил, но под подозрением оставил.
Военнопленные у нас считались, как известно, предателями, изменниками Родины. Согласно сталинскому приказу сдаваться в плен запрещалось, каждому попавшему в плен солдату и офицеру предписывалось тотчас покончить жизнь самоубийством. Сколько миллионов молодых людей должны были наложить на себя руки, если вспомнить, что две трети состава Советской Армии побывало в плену (в плен попал и сын Сталина Яков). Освобожденные из плена или вырвавшиеся из него направлялись в штрафные батальоны, из которых редко кто возвращался живым. После войны многих из немецкого плена отправили в советские фильтрационные и прочие лагеря, где условия жизни заключенных были еще хуже. Измученных войной солдат, попавших в плен по вине бездарного командования, дома встречали враждебно: унизительными допросами, лишениями гражданских прав, недоверием. «Позор предательства» и подозрение падали даже на их родственников. Страна таким образом «отблагодарила» своих воинов-защитников. Лишь через 50 лет после войны, в 1995 г., общество опомнилось, и бывшие военнопленные были признаны в России невиновными и реабилитированы, но уже другим несоциалистическим государством. Немногие из них к тому времени остались в живых.
Совсем иным было отношение к своим военнопленным у американцев. Страна встретила их с восторгом и торжественно, как и должно встречать победителей. Солдатам и офицерам выдали полное жалование за все годы плена, они считались такими же героями, как их соратники,
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
/ 2012, том 17, № 31111111111111111111111111111111111111111111111111НННННННННЕЗ
сражавшиеся на поле брани, их не оскорбляли недоверием. Они пользовались одинаковыми почестями и привилегиями, их воинские звания росли согласно выслуге лет за все время пребывания в плену. Для поддержания духа, всех бывших военнопленных наградили специальными почетными медалями, обеспечив в дальнейшем достойные условия жизни без всяких ограничений гражданских прав. Так было в США.
Постникова спасли смягчающие обстоятельства: в плен попал раненым. Однако еще долгие годы он оставался под подозрением как политически неблагонадежный. Ему дали справку, в которой было указано, что « гражданин, называющий себя Постников, проживает в г. Бу-гульме, по адресу...». Долечивался дома еще три месяца.
У нефтяников пайка хлеба была самой большой по городу - 600 г в день, что в условиях жестокого голода явилось решающим фактором при выборе места работы. В октябре 1945 г. Постников поступил на работу в ЦНИЛ треста «Татнефтеразведка», находившегося тогда в Бу-гульме, в лабораторию В.И. Троепольского.
Знаний по геологии было мало, и В.И. Тро-епольский с директором ЦНИЛа М.С. Кавеевым почти все время обучали новых работников (при переезде в Бугульму из Чистополя в трест было принято много людей, ранее о нефти не слыхавших). После обучения элементарным знаниям и практическим навыкам сравнительно скоро они стали успешно работать. Изучали петрографию и коллекторские свойства нефтеносных пород Шугуровского и других месторождений в карбоне Татарии. Когда в 1947 г. была открыта девонская нефть в Ромашкино, стали исследовать строение и этого месторождения, явившегося одним из крупнейших в мире.
Первую попытку получить высшее образование Постников предпринял в 1946г., поступив заочно на 1 курс Уфимского нефтяного института. В 1948 г., после девятилетнего перерыва в учебе, Д.В. Постников поступает в Казанский госуниверситет на геологический факультет. В том же году в Казанский университет поступил и я, где мы впервые познакомились. Среднего роста, лобастый, со следами обморожения на лице, оставшимися после финской кампании, внешне ничем не примечательный, он, хотя и был стар-
ше остальных студентов, держался скромно и на равных. Спокойный, старательный, он уже тогда понимал, что самым ценным в жизни являются знания, и сторонился профсоюзной, комсомольской и партийной суеты, чрезвычайно модных и поощрявшихся в те годы. Впрочем, партийные руководители не забывали о «родимых» пятнах в его биографии. Не был он любителем и студенческих застолий, никогда в жизни не курил, вообще вел довольно аскетический образ жизни.
Время тогда было тревожное. После печально известной сессии ВАСХНИЛ, прошедшей осенью 1948 г., по всей стране шли чистки и гонения на биологов-генетиков. В Казанском университете сняли с заведывания кафедрой биологии крупного ученого профессора Н.А. Ливанова, а на его место назначили кандидата наук И.Н. Волкову, работавшую до этого ассистенткой. Даже студентам-первокурсникам бросалась в глаза ущербность ее интеллекта. «Вычистили» и других солидных профессоров-генетиков. Лекции по биологии на первых двух курсах нам читала упомянутая выше Волкова, запомнившаяся тем, что сильно ругала менделистов-морганистов. Студенты, ничего не смыслившие в генетике, охотно ей верили, главным образом потому, что отпадала необходимость «вгрызаться» в сложные вопросы теории наследственности. На экзамене было достаточно эмоционально покритиковать генетиков и хорошая оценка была обеспечена.
Постников, еще в средней школе освоивший учение о хромосомах, так и не понял, почему оно оказалось вредным и враждебным. Он сомневался, но другая освоенная им мудрость: «Язык мой - враг мой» не позволяла высказываться об этом вслух.
Постников оказался не обычным студентом, а совершенно уникальным, особо одаренным, с феноменальной памятью. До сих пор мне кажется, что предметы, которые нам читали, он тогда знал не хуже самих преподавателей. Во всяком случае, за годы учебы по всем вопросам и дисциплинам я консультировался у него и получал самые обстоятельные пояснения. Более того, эта практика сохранилась у меня на всю жизнь. Сам Дмитрий Васильевич особенно благодарен профессорам Л.М. Миропольскому, Е.И. Тихвинской, В.В. Чердынцеву, Б. А. Успен-
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/
/ 2012, том 17, № 3 111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111Н
скому, Ф.М. Ишмаеву, давшим ему основы геологических знаний.
Годы учебы Постникова прошли в основном в читальном зале университетской библиотеки, одной из самых богатых в СССР. Здесь забывались и чувство голода, и невзгоды реальной жизни. В перерыве между штудированием специальных учебников он зачитывался книгами по истории, географии, астрономии, физике, биологии. Читал И. Гете, И. Шиллера на их родном языке, навсегда запомнились ему слова Фридриха Великого, сказавшего: «Если бы наши солдаты понимали, из-за чего мы воюем, нельзя было бы вести ни одной войны». Кроме немецкого языка, который знает Дмитрий Васильевич в совершенстве, он говорит и читает по-английски, по-французски и по-польски, свободно объясняется по-татарски, знает наизусть множество украинских стихов.
Постников, как бывший в немецком плену, и я, сын «врага народа», числились в списках НКВД как потенциальные политические преступники. По этой причине нас дважды пытались исключить из университета, в 1949 и 1951 гг. в связи с чистками по «красноярскому делу», к которому мы, разумеется, не имели никакого отношения. Первый раз нас отстоял ректор КГУ К.П. Ситников и секретарь приемной комиссии А.Е. Бусыгин, бывший фронтовик, а второй - ректор Д.Я. Мартынов (сменивший в 1951г. Ситникова), заявившие, что если нет конкретных обвинений, то не следует отчислять. Да и само «дело», как потом выяснилось, было надуманным, подобно другим многочисленным политическим процессам, проходившим в нашей стране.
В СССР в те годы подозревали всех, постоянно кого-то разоблачали, чистили, сажали, расстреливали, запрещали научные открытия и новые направления. И каждый раз оказывалось, что по ошибке. Еще в 1938 г. расстреляли молодого магистра Казанского университета Г.Н. Фредерикса за открытие им на Урале шарьяж-ных структур, как не существующих в природе.
На четвертом курсе университета профессор Б.В. Селивановский читал нам курс геотектоники по учебнику профессора М.М. Тетяе-ва, осужденного по «красноярскому делу» на 25 лет лагерей. Фамилия автора на обложке учебника была вымарана, титульный лист вырван.
М.М. Тетяев был сторонником шарьяжного строения Сибирской платформы, что и ставилось ему в вину.
Сегодня известны некоторые подробности «красноярского дела», которое вкратце выглядит так. В 1949 г. корреспондент газеты «Правда», находясь в командировке в г. Минусинске, увидела в краеведческом музее образец уранита. Имея смутное представление о геологии, она из этого факта заключила, что месторождения смертоносного металла, столь нужного стране, должны иметься в Красноярском крае. Об этом она сообщила в органы госбезопасности, которые, после атомных бомбардировок американцами японских городов Хиросимы и Нагасаки, безуспешно стремились активизировать поиски урановых руд. Информация корреспондента была воспринята как сигнал к действию. Сразу же начались аресты среди геологов, в том числе среди крупных ученых. Забирали студентов вузов. Все они подозревались в сокрытии урановых месторождений. Сроки заключения давали по максимуму: 15-25 лет.
Несколько лет интенсивных поисков результата не дали. После этого догадались посмотреть, откуда происходит экспонат урановой руды в Минусинском музее. Оказалось, что музею этот камень подарил еще до революции сибирский купец-меценат Юдин, привезший его из Парижа, куда образец попал из Марокко - бывшей французской колонии. Геологов освободили из заключения только после смерти Сталина. Разумеется, возвратились далеко не все.
На нашем курсе только мы с Постниковым не имели допуска к секретным материалам, коими в то время считались любые деловые бумаги, необходимые для работы геологу. Это и геологические и топографические карты, и производственные отчеты, и описания месторождений полезных ископаемых, и даже упоминания об их существовании, и многое другое. Насколько серьезно к этому относились, видно из того факта, что перед войной в Ленинграде расстреляли крупного почвоведа профессора Н.И. Прохорова только за утерю им топографической карты (незадолго до этого такие карты свободно продавались в уличных киосках). Поэтому нас с Постниковым не посылали на производственную практику в геолого-съемочные партии, где тре-
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
/ 2012, том 17, № 31111111111111111111111111111111111111111111111111ННННШННшЕа
буется работа с картами и отчетами. Из-за этого с ним произошел следующий казус.
В 1952 г. во время преддипломной практики Постников с однокурсником Рашатом Ха-митовым занимались обследованием берегов будущего Куйбышевского водохранилища. Ког -да составили отчет, сотрудники первого отдела, поставили на нем гриф «секретно», а фамилию Постников убрали из числа составителей, запретив выдавать ему из фондов полученные им же материалы. Р. Хамитов защитил диплом на отлично. Постникову же пришлось писать диплом по предоставленной профессором Б.А. Успенским коллекции пород кристаллического фундамента Восточно - Европейской платформы.
В 1953 г. Д.В. Постникова, окончившего университет с пятерками по всем предметам, направили на работу в Уфу, в Уфимский научно-исследовательский институт нефтяной промышленности (позже «БашНИПИнефть»). Одновременно с ним из Казани в Уфу приехало еще несколько выпускников КГУ, показавших хорошие успехи в учебе, которым доверялось заняться нефтяной наукой в стенах недавно созданного отраслевого института: Саша Надеж-кин, Валерий Голубев, Володя Комаров, Володя Фролов, Муза Жернакова. Это был первый крупный «десант» инженеров-геологов в нефтяную науку Башкортостана.
Р. Хамитов тоже был одним из лучших студентов и тоже имел направление в нефтяной институт, но выразил желание работать на производстве. Я же, напротив, просился работать в науке, но был направлен на производство: не подошли анкетные данные, и может быть недостаточно высокие показатели в учебе.
В Уфу мы вместе с Рашатом и моим младшим братом Равилем приплыли на пароходе. Вскоре Рашат уехал в г. Октябрьский, в распоряжение треста «Башзападнефтеразведка», а я с братом - в г. Стерлитамак, на работу в геологопоисковую контору треста «Башвостокнефте-разведка», где в то время начинались геологические съемки на западном склоне Южного Урала. Судьба тогда разлучила нас с Постниковым на долгие годы. В «БашНИПИнефти» он занимался петрографическим изучением разрезов недавно открытых месторождений нефти, расположен-
ных на западе Башкортостана, моя жизнь проходила в геологических экспедициях на Урале и в Зауралье, где мы открыли шарьяжные структуры, которые как уже отмечалось, были запрещены сталинским режимом. Открытие этих структур существенно повышало перспективы нефтегазоносности востока республики.
В эти годы Д.В. Постников особенно близко сошелся по работе с К.Р. Тимергазиным, перешедшим тогда на работу в Институт геологии Башкирского филиала АН СССР. К.Р. Ти-мергазин был крупным ученым-петрографом, и Д.В. Постников часто обращался к нему за научными консультациями. «Несмотря на сильную занятость, - вспоминает Постников, - Кадыр Рахимович ни разу не отказал мне в консультации. Казалось даже, был рад моему приходу. Отложив все дела, он тотчас садился за микроскоп для просмотра шлифов».
В начале шестидесятых годов К.Р. Ти-мергазин и Д.В. Постников вместе занимались подготовкой фациальных карт по терригенному девону для общей карты фаций, составлявшейся в Ленинграде под руководством академика Д.В. Наливкина. По этому поводу вместе, в качестве авторов карт, они неоднократно выезжали в Ленинград.
В 1958 г. за участие в боях под Брестом и за работу в подпольной организации Дмитрий Васильевич был награжден Орденом Красной Звезды и полностью реабилитирован за плен. Это событие обрадовало и его, и всех нас, его друзей. Вскоре после восстановления в правах Д.В. Постников смог защитить кандидатскую диссертацию на тему «Геологическое строение и нефтеносность Белебеевско-Шкаповского района Башкирии» в alma mater - в Казанском университете. В 1963 г. Кадыр Рахимович умер, и в исследованиях петрографии додевона образовалась брешь.
Будучи наслышан о выдающихся способностях Постникова, профессор А.И. Олли пригласил его в 1965 г. на работу в Институт геологии Башкирского филиала АН СССР. Здесь он продолжил дело, начатое К.Р. Тимергазиным: изучал петрографию и возраст пород фундамента и верхнего докембрия, с которыми К.Р. Тимер-газин, А.И. Олли и другие крупные геологи связывали оптимистические прогнозы в отношении
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/
/ 2012, том 17, № 3 IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII
перспектив нефтегазоносности Башкортостана.
Семнадцать лет жизни сначала в немецком плену, затем с урезанными гражданскими правами в собственной стране, не прошли бесследно ни для здоровья, ни для научной карьеры Дмитрия Васильевича. Недаром говорят, что гению и таланту, чтобы состояться, нужно вовремя родиться. Тоталитарные режимы, когда продвижение по службе определяется не имеющими отношения к науке анкетными данными, социальным происхождением, членством в партии, активностью на собраниях, знакомством или родством с нужными людьми, умением угождать, не самые подходящие для ученых, Постниковым у нас не знали настоящей цены.
Дмитрий Васильевич через всю жизнь пронес любовь к науке, к поиску истины. По своему характеру и складу ума, он кабинетный ученый - энциклопедист, любит работу с книгой. Его переводы с иностранной литературы отличаются большой тщательностью и совершенством. Высокое чувство ответственности, надежность и обязательность, а также незашоренность псевдонаучными и политическими предрассудками - наиболее типичные черты Д.В. Постникова. Он не терпит конфликтов и совсем не карьерист. Когда зав. лабораторией, где он работал в шестидесятые годы, поставил условием, что сначала нужно сделать докторскую диссертацию заведующему, потом остальным, он не возражал, хотя понимал, что ничего из этого не получится. Слишком долго коверкали его душу то нацистская, то большевистская диктатуры, приучая к покорности и произволу со стороны власть имущих.
В 1969 г. я переехал из Стерлитамака в Уфу и поступил на работу в институт геологии Башкирского филиала АН СССР, где в то время уже работал Дмитрий Васильевич. Господство здесь фиксистких взглядов на геологию Урала поставило меня в сложные условия. Сам дирек-
тор института Б.М. Юсупов отличался передовыми взглядами и всячески меня защищал от воинствующих антишарьяжистов. В 1972 г. я защитил докторскую диссертацию по шарьяж-ной тектонике Урала в Геологическом институте АН СССР, в Москве, а еще через два года стал директором Института геологии БФАН СССР.
В 1977 г. Д.В. Постников перешел работать в лабораторию тектоники (которой я руководил) и благодаря большой эрудиции и широте научного кругозора смог сразу же активно подключиться к разработке проблем шарьяжной тектоники, гармонично влившись в наш коллектив, включивший таких геологов-новаторов, как Т.Т. Казанцева и Ю.В. Казанцев. Замечу, что достаточно сильная и агрессивная антимобилист-ская оппозиция в нашем институте и в других организациях Уфы не смогла его отпугнуть от изучения шарьяжей. С тех пор мы работаем вместе. Написали множество совместных статей и ряд монографий. Круг научных интересов Дмитрия Васильевича весьма широк: это и проблемы тектоники литосферы, и геология платформенных областей Земли, и сравнительная планетология, и генезис полезных ископаемых, и оценка углеводородного потенциала различных геологических формаций и структур, и другие фундаментальные проблемы наук о Земле. Причем он одинаково хорошо разбирается в вопросах как теоретической, так и прикладной геологии.
Всего за время научной работы Дмитрий Васильевич Постников опубликовал более 100 научных статей и участвовал в составлении 5 монографий. С 1985 г. он на пенсии, но и в свои 90 лет продолжает оставаться в курсе всех геологических новостей, посильно участвуя в работе лаборатории. А я, по старой привычке, прежде чем заглядывать в справочники, звоню ему домой и получаю исчерпывающие ответы на самые различные вопросы истории и естествознания.
М.А. Камалетдинов,
академик АН РБ
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
/ 2012, том 17, № 31111111111111111111111111111111111111111111111111Н||||||||||||||НЕ9
