CC BY
73
НЕЭКОНОМИЧЕСКИЙ POST SCRIPTUM
Т. М. ПЕРМЯКОВА
Татьяна Михайловна Пермякова — кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков Пермского филиала Государственного университета «Высшая школа экономики».
В 1992 г. окончила Пермский государственный университет. Автор более 70 научных публикаций.
Сфера научных интересов — теория языка. ^ ^ ^
ДИСКУРСИВНЫЙ АНАЛИЗ МЕЖКУЛЬТУРНОГО КОНФЛИКТА
Подход к межкультурной коммуникации с точки зрения обоснования дискурса как деятельности подчиняется общим закономерностям деятельности: социокультурной детерминированности и коммуникативно-познавательной детерминированности [1]. И если в самых различных теориях деятельности такая категория дискурса, как личность (в частности, языковая личность) [2; 3; 4], нашла свое достойное отражение, то макроуровень исследований межкультурной коммуникации, предполагающий анализ коммуникативных систем на уровне институционального образования [5], по мнению Н. Фэаркло (1999), признается важным (например, общепризнанными являются практики политики, экономики, культуры, повседневности и др.), но ничем не ограничивается. Возникает вопрос: как найти баланс между эпистемическим релятивизмом (когда все дискурсы социально конструируются по отношению к социальным ролям включенных в дискурс людей) и решенческим релятивизмом (когда любой дискурс потенциально бесконечно открыт для всех теоретически существующих форм анализа, которым может не быть конца)? Этот вопрос весьма актуален для межкультурной коммуникации (МК).
Поскольку анализ дискурса в применении к конкретному тексту должен иметь значительный смысл, то ограниченность дискурса достигается за счет сопоставительной силы разных дискурсов [6, р. 136]. Интересно, что данное заключение аналогично решению о структуре языковой личности в профессиональном дискурсе [1].
При категориальном подходе становится очевидно, что межкультурная коммуникация, не имеющая специфических институциональных условий, выделяется на основании конструирования проблемы взаимодействия различного [6; 7]. Дополнительным фактом в защиту данного положения служит пример отсутствия объекта исследования языка международной психологии или педагогики, в то время как распространены исследования по межкультурной коммуникации в сфере образования. Аналогичным образом характеризуются и другие социальные сферы языка. Можно изучать национально-культурные особенности экономического дискурса или языка экономической науки, но этого будет недостаточно для обоснования объекта межкультурной деловой коммуникации.
Необходимо отметить, что конструирование проблемы различия для дискурса (в данном случае межкультурного) включает и противоположный полюс идентичности, в котором рассматриваются: репрезентация определенных социальных групп, жанры определенных дискурсивных позиций (например, для медицины — врачи и пациенты на осмотре); индивидуальное конструирование себя и собственного
ГРНТИ 16.21.33 © Т. М. Пермякова, 2009
коллективного в дискурсе; острые темы современности и конструирование собственной идентичности; коллективное и национализм/фундаментализм и локальное/глобальное; для деловой сферы — соотношение потребителя и бизнесмена и т. д. В полюсе различий изучаются диалог «мы» с другими, признание различий при переступании границ и др.
Поскольку анализ дискурса предполагает, что текст может быть понят по-разному в силу различных комбинаций свойств текста и интерпретатора (социального позиционирования, знаний, ценностей и др.), за счет наложения определенных теоретических рамок на размещение текста в практике возникает «гибридность текста». Вследствие социального функционирования языка гибрид потенциален во всех дискурсах и обозначает границы между социальными полями, где речевые практики ослабевают. Но в отношении межкультурной коммуникации гибридность, по-видимому, особенно важна, так как выступает как стратегия доминирования, противостояния, нейтралитета и т. д. Именно знак оценки гибридного текста «делает видимым» поле межкультурной коммуникации и, следовательно, объект межкультурного исследования и его методологические возможности. Отсюда следует, что многоаспектность МК и многорольность личности в МК предполагают следующие координаты взаимоотношения: а) оппозицию наивного — профессионального, индивидуального — массового, творческого — стереотипного, инструментального — рефлексивного; б) соотношения тождества и различий, универсализма и партикуляризма картины мира и др.; в) исторического развития социального института, не ограниченного развитием этноса/нации/государства и континуальных и полярных параметров в приложении к предметно-деятельностной сфере.
Целью данной статьи является дискурсивный анализ текста о межкультурном (дипломатическом, межгосударственном) конфликте, относящемся к специальному типу дискурса МК. Институт дипломатии и международных организаций как тип специальной межкультурной коммуникации слабо представлен в теоретическом отношении [8]. Фрагментарно исследователями выделены субъекты международных отношений и организаций, например торговые представители, студенты по обмену и т. п. Исследователи предлагают считать процесс переговоров сущностным свойством международных отношений [9]. Материалом анализа послужили тексты СМИ о закрытии офисов Британского совета в России, опубликованные в журналах и газетах разной издательской и тематической ориентации: «Аргументы и факты», «Российская газета», «Комсомольская правда», «Коммерсант» «Русский Newsweek».
Вслед за Т. ван Дейком (1989) необходимо отметить, что особенность дискурс-анализа заключается в том, что он описывает текст в терминах теорий, разработанных для нескольких уровней дискурса. Каждый из этих уровней имеет собственные характеристики, которые могут быть интерпретированы на других уровнях как в русле традиционной лингвистики, так и вне ее рамок [10]. В соответствии с позицией Т. ван Дейка, будем придерживаться следующих направлений дискурсивного анализа материалов массовой коммуникации: макроанализа, т. е. исследования компонентов структуры текста, и микроанализа, заключающегося в изучении семантики взаимосвязей в тексте, образований значений в тексте [11].
Т. ван Дейк исходит также из когнитивных посылок к изучению газетных текстов. Исследователю нужно проанализировать когнитивные представления журналистов в процессе производства ими статей и когнитивные представления читателей во время осознания, понимания и запоминания текста публикации. Автор называет две ментальные структуры: а) понимание текста, значение самого текста, присутствующее в памяти как текст-представление; б) самих носителей языка и журналистов, которые имеют уникальное, личное представление о событии, новости, представленной в тексте. Это знание-представление в памяти читателя Т. ван Дейк называет ситуационной/событийной моделью. Осмыслив событие, описанное в тексте, мы строим ментальную модель этого события. Данная модель не только выражает информацию, представляемую через текст, но и содержит много другой информации об этом событии. Часть этой информации возникает из так называемых сценариев, конвенциональных знаний, представлений о хорошо известных эпизодах социальной жизни. Кроме того, по мнению Т. ван Дейка, люди имеют специфическую ментальную модель настоящего коммуникативного контекста (контекстуальной модели), которая включает информацию о целях дискурса, его коммуникативных актах и особенностях аудитории. Соответственно модели событий в памяти характеризуют не только знания, но также мнения, убеждения о событии и их участниках [10].
На наш взгляд, правомерно рассмотреть коммуникативно-целевую структуру текста (макроанализ) в аргументативном ключе, поскольку опосредованно журналистское задание предполагает создание убеждения у читателя в отношении представляемых событий [12; 13]. Аргументация понимается как иерархия целеустановок коммуникативно-значимых отрезков текста [14; 15]. Основная установка не всегда получает формальное выражение, однако ей подчинены все коммуникативные блоки текста. Поскольку развертывание аргументации происходит с опорой на логические отношения элементов, то в качестве составляющих текста аргументации рассматриваются логические схемы развертывания аргументации. Исходная логическая схема представляет собой трехчастное деление текста на тезис, многочленный аргумент и следствие. В основу членения текста положен семантический принцип [14; 15; 16].
Связь тезиса и аргументов бывает индуктивной, дедуктивной и традуктивной в зависимости от отношений между ними [13]. Рассмотрим типы связей в статье журнала «Русский Newsweek» от 27 января 2008 г. (в связи с ограниченностью объема невозможно привести анализ всех текстов) и проследим, какие из них превалируют.
Главный тезис статьи можно сформулировать следующим образом:
Москва преследует Британский совет по политическим мотивам и за нарушение российских законов.
Это сложный фактологический тезис, который выражен в статье имплицитно. Для того чтобы понять, как организована аргументация, необходимо представить эту сложную мысль как три простых суждения:
Москва преследует Британский совет.
Британский совет нарушает российские законы.
Мотивы преследования Британского совета — политические.
Каждое из них имеет свои подтверждающие аргументы. Начнем с рассмотрения первого суждения, составляющего главный тезис, т. е. с суждения:
Москва преследует Британский совет.
Авторы статьи посредством как фактологических, так и ценностных аргументов доказывают этот тезис. Первым аргументом выступает следующее утверждение:
Российско-британские отношения стремительно ухудшались весь прошлый год, а в этом году начались со скандала, от которого до разрыва отношений уже один шаг.
Это ценностный аргумент, который обладает характером истинности и представляет собой суждение обобщающего характера. Авторы дают общую оценку российско-британским отношениям. Следовательно, связь между тезисом и аргументом является дедуктивной.
Следующий аргумент — фактологический — раскрывает конкретные действия МИДа по отношению к Британскому совету:
В декабре российский МИД, ссылаясь на проблемы с правовым статусом, потребовал с 1 января закрыть филиалы БС в Екатеринбурге и Петербурге.
Этот аргумент связан с первым суждением индуктивной связью, так как дает представление о единичном факте.
В статье несколько раз приводятся слова чиновников, задействованных в разрешении российско-британского конфликта, а также сотрудников ФСБ. Их суждения представляют собой как фактологические, так и ценностные аргументы:
«Мы будем действовать через библиотеки и вузы, — говорил во вторник представитель МИДа в городе Сергей Иванов. — Если у Британского совета останутся какие-то партнеры, это будет скорее исключение, чем правило».
В речи Сергея Иванова можно выделить два аргумента к тезису о преследовании Британского совета. В первую очередь, это фактологический аргумент о действиях через вузы и библиотеки, который в силу того, что представляет собой суждение о единичном факте, связан с тезисом индуктивно. Что же касается второго аргумента, то перед нами оценка будущей ситуации, которая является оценкой не всего события, а лишь конкретной стороны предполагаемого положения Британского совета, в связи с чем этот ценностный аргумент также находится в отношении индуктивной связи с тезисом.
Следующим аргументом к первому суждению является ценностный аргумент, который также выражен в словах одного из заинтересованных лиц:
А министр Милибэнд прямо так и рассказал в четверг британским парламентариям: «[Российские сотрудники БС] стали объектом очевидного запугивания со стороны собственного правительства».
Этот аргумент в силу своего содержания связан с тезисом индуктивно, кроме того, данное суждение является не только аргументом по отношению к первому подтезису, но и вспомогательным тезисом, у которого есть свои фактологические аргументы, связанные с ним индуктивно:
Во вторник российских сотрудников питерского офиса тоже вызвали в ФСБ.
В Питере к каждому второму сотруднику БС с российским гражданством в ночь на среду еще и явились на дом милиционеры, чтобы вызвать их на следующий день в налоговую полицию.
Нижеприведенные аргументы будут также связаны с главным подтезисом посредством индуктивной демонстрации, поскольку они представляют собой единичные примеры:
Российские власти преследуют Британский совет довольно давно. Сначала по налогам, а с прошлого года были отменены курсы английского языка — российские власти посчитали их проведение коммерцией, и курсы не вписались в принятый в 2006 г. новый закон о некоммерческих организациях (НКО).
...в декабре российский МИД вообще потребовал свернуть всю работу региональных филиалов, указав на несоответствие их деятельности новым законам.
Перейдем к рассмотрению аргументов ко второму подтезису, который представляет собой утверждение о незаконности действий Британского совета:
Британский совет нарушает российские законы.
В первую очередь это имплицитный ценностный аргумент о том, что:
Британский совет ведет провокационные игры, втягивая в них российских граждан.
Этот аргумент связан с тезисом индуктивной связью — разъясняются незаконные методы британцев. Будучи аргументом, это суждение является также вспомогательным тезисом, так как имеет свои ценностные аргументы:
Англичане сделали вид, что не слышали [когда МИД потребовал закрытия филиалов].
Екатеринбургские власти явно старались не пускать в ход тяжелую артиллерию, рассчитывая, вероятно, на более мягкую длительную осаду.
Оба аргумента связаны со вспомогательным тезисом индуктивно.
Что же касается последнего подтезиса, то он подтверждается следующим ценностным аргументом:
...глава МИДа Сергей Лавров пояснил: истинная причина — «недружественные действия британской стороны [предпринятые прошлым летом]».
Являясь одновременно вспомогательным тезисом, это утверждение подтверждается сложным фактологическим аргументом:
Летом англичане в ответ на отказ Москвы сотрудничать в экстрадиции обвиняемого в убийстве Литвиненко Андрея Лугового выслали четырех российских дипломатов, приостановили переговоры об ослаблении визового режима, прервали все контакты с ФСБ и усложнили визовую процедуру для российских топ-чиновников.
Связь между данным аргументом и вспомогательным тезисом является индуктивной.
Таким образом, в аргументативной структуре исследованной нами статьи между тезисом и аргументами преобладает индуктивная связь. Это связано, в первую очередь, с тем, что основанием аргументации в большей степени являются фактологические аргументы. Такая закономерность обусловлена спецификой данной статьи, направленной скорее на передачу информации, нежели на анализ ситуации в целом.
Вывод, следующий из функционально-аргументативного анализа макроструктуры дискурса, состоит в том, что для политики и официальной сферы не особенно важен выбор аргумента — фактологического или ценностного, поскольку обе стороны знакомы с позицией друг друга и в определенной степени эту ценностную позицию разделяют. Результаты анализа свидетельствуют о том, что важнее учитывать, какой вид связи используется между тезисом и аргументом. Официальные лица преимущественно используют индуктивную связь, а журналисты с ценностным суждением — дедуктивную связь, что способствует эмоциональному восприятию аргумента, но не разрешению конфликта.
Перейдем к анализу микроструктуры текста и рассмотрим, как реализуется понятие «субъект действия» через лексические единицы в функции подлежащего. Для удобства анализа представим базу данных в трех срезах: а) 1 — лексем, обозначающих российских субъектов в конфликте, б) 3 — лексем, обозначающих британских субъектов конфликта, в) 2 — лексем, обозначающих собственно конфликт.
1. Российская сторона мы, Москва, российские законы, российский МИД, представитель МИДа Сергей Лавров, российские сотрудники питерского офиса, ФСБ, каждому второму сотруднику БС с российским гражданством, милиционеры, налоговая полиция, российские власти, МИД, российские граждане, екатеринбургские власти, глава МИДа Сергей Лавров
2. Конфликт мотивы преследования, российско-британские отношения, разрыв отношений, конфликт, скандал, проблемы с правовым статусом, исключение (правило), объект очевидного запугивания собственного правительства, налоги, курсы английского языка, коммерция, новый закон о некоммерческих организациях (НКО), курсы, работа региональных филиалов, несоответствие их деятельности новым законам, российские законы, провокационные игры, закрытие филиалов, тяжелая артиллерия, мягкая длительная осада, истинная причина — «недружественные действия британской стороны, отказ Москвы, экстрадиция обвиняемого в убийстве Литви-ненко Андрея Лугового, переговоры об ослаблении визового режима, все контакты с ФСБ, визовая процедура для российских топ-чиновников
2. Британская сторона Британский совет, филиалы БС в Петербурге и Екатеринбурге, партнеры БС, министр Мили-бэнд, британские парламентарии, российские сотрудники БС, англичане
Указанный способ представления данных позволяет заключить, что наибольшее количество единиц вербальной репрезентации субъекта конфликта соотносимо с характеристикой самого конфликтного состояния, а именно: преследования, разрыв, конфликт, скандал, ухудшение отношений, исключение. В этой же группе лексем можно определить ряд лексем с семантикой «истоки конфликта — юридические»: мотивы преследования, несоответствие законам, новый закон. Этот пласт лексики тесно ассоциируется с пластом «экономической» семантики: коммерция, курсы английского, работа филиалов. Выделяется в данной группе и круг лексики «военной» метафорики: осада, тяжелая артиллерия, см. также убийство, ФСБ. Лексика, передающая непосредственную деятельность дипломатической службы, следующая: переговоры об ослаблении визового режима, визовая процедура для российских топ-чиновников.
В группе лексических единиц, репрезентирующих субъекта деятельности с российской стороны, подчеркивается общественный, институциональный, государственный статус субъекта, например: МИД, российские власти, граждане. В этом же ряду отдельно могут быть выделены лексемы, обозначающие профессиональный статус субъекта; практически везде в тексте он соотносим с силовыми ведомствами (налоговая полиция, милиционеры, ФСБ).
Субъект деятельности с британской стороны представлен национальным статусом (англичане), должностными наименованиями (министр, представитель). Показательно, что с британской стороны в конфликтную ситуацию вовлечена законодательная власть (парламентарии), а с российской стороны — только исполнительная.
Резюмируя данные анализа и соотнеся их с теоретическими положениями, можно заключить, что кардинальными выводами в дискурсивном анализе межкультурного конфликта на специальном уровне служат: истоки конфликта, в частности, в исторической перспективе изменение российских законов, различия в юридических подходах к организации работы структур типа Британского совета в разных странах, вовлеченность силовых структур с российской стороны, недостаточность собственно дипломатической деятельности (переговоров, упрощения визовых процедур). Тот же анализ демонстрирует значительную степень тождества института государственной службы, дипломатии (МИД, парламент), что потенциально должно способствовать разрешению конфликта. Эскалация конфликта поддерживается преимущественно журналистами за счет негативно-оценочной лексики (скандал, разрыв, конфликт, ухудшение).
Таким образом, дискурсивный анализ одного только концепта субъекта текста о межкультурном конфликте приводит к глубинному представлению читателем природы конфликта за счет восстановления им «утраченных связей» между концептами, утверждениями и аргументами, когда в тексте выражена не вся информация на поверхностном уровне. Метод дискурсивного анализа помогает воссоздать продуктивные взаимосвязи разноплановых элементов исследований.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексеева Л. М., Мишланова С. Л. Медицинский дискурс: теоретические основы и принципы анализа. Пермь, 2002.
2. Леонтович О. А. Теория межкультурной коммуникации в России: состояние и перспективы // Вестник Российской коммуникативной ассоциации. 2002. Вып. 1.
3. Гришаева Л. И., Цурикова Л. В. Введение в теорию межкультурной коммуникации: учеб. пос. для студентов лингв. фак-тов. высш. учеб. завед. 3-е изд. М.: Академия, 2006.
4. Карасик В. И. Языковой круг. Личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис, 2004. 390 с.
5. Бергельсон М. Б. Лингвистические методы исследования в области (межкультурной) коммуникации // Коммуникация: концептуальные и прикладные аспекты. Ростов н/Д, 2004.
6. Chouliaraki L., Fairclough N. Discourse in late modernity: rethinking critical discourse analysis. Edinburgh University press, 1999. P. 136.
7. Грушевицкая Т. Г., Попков В. Д., Садохин А. П. Основы межкультурной коммуникации: учебник для вузов. М., 2002.
8. Newmark E. An analysis of diplomatic communication. Handbook of intercultural communication. Sage, 1979.
9. KorzhennyF., Tin g-To omey S., Ryan S. D. SCA, Communicating for peace: diplomacy and negotiation culture and interpersonal communication. International and intercultural communication annual. V. 14. Sage, 1990.
10. Шевченко А. Ю. Теория коммуникации и прикладная коммуникация // Вестник Российской коммуникативной ассоциации. 2002. Вып. 1.
11. Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989.
12. Кайда Л. Г. Эффективность публицистического текста. М., 1989.
13. Тертычный А. А. Жанры периодической печати. М., 2000.
14. Васильев Л. Г. Функционально-аргументативный анализ текста // Коммуникативно-функциональный аспект языковых единиц. Тверь, 1993.
15. Куликова О. В. Лингвостилистические средства развертывания аргументации в публицистическом тексте (на материале парламентских выступлений). Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1989.
16. Femeren van F. Y., Grootendorst R. A systematic theory of argumentation. Cambridge, 2004.
