CC BY
29
ДИНАМИКА НЕКОТОРЫХ СЛОВ РЕЛИГИОЗНОЙ СФЕРЫ
Лексика, история, религия, политика, эволюция семантики, идеология, пропагандистский
этос, смена духовных приоритетов.
Статья посвящена процессам перехода некоторых слов из религиозной сферы в область межличностных и политических отношений. В частности, слова «религия», «вера», «покаяние» и др., служившие первоначально для обозначения религиозных понятий, вышли за пределы конфессиональной сферы и стали функционировать в светских областях. Такой переход от «сакрального» к «профанному» объясняется переориентацией духовных устремлений общества.
A.D. Vasilyev
Dynamics of some words of religious sphere
Lexis, history, religion, politics, the evolution of semantics, ideology, propaganda ethos, changing
spiritual priorities.
The article is focused on the processes of transition of some words from the religious sphere in the area of interpersonal and political relations. In particular, the word «religion», «faith», «repentance», etc., originally served to denote religious concepts and then went beyond the religious sphere and began to operate in the secular area. The transition from the «sacred» to «profane» explains the shift of the spiritual aspirations of society.
Лексика, отражающая и выражающая все разнообразные события в жизни общества, закономерно является наиболее динамичным уровнем языка. При этом такие процессы, как создание слов из уже имеющихся морфем или заимствование из других языков, даже при очень заметной иногда их активности, носят лишь вторичый по степени важности характер. Гораздо более актуальным, причем актуальным постоянно, выступает переосмысление лексической семантики, которое справедливо считают основным путем изменения словарного состава [Трубачёв, 1984, с. 49].
Особенно показательны и интересны довольно многочисленные случаи, связанные с переосмыслениями слов, эксплицирующих компоненты универсальной семиотической оппозиции 'сакральный' / 'профанный' (в других вариантах — также 'свой' / 'чужой', 'внутренний' / 'внешний', 'хороший' / 'плохой' и т. п.). Обычно причинами таких изменений становятся радикальные трансформации в жизнедеятельности социума, обусловленные решительными (зачастую — революционными) сдвигами аксиологических, идеологических, культурных парадигм.
Так, с приходом на Русь христианства был переосмыслен, прежде всего за счет модифицированных коннотаций, ряд слов, ключевых для язычества. Например, по данным исторической лексикографии, семантика существительного болванъ (iблъванъ, бълванъ) претерпела следующие эволюции: 1) 'столб'; 2) 'изваяние, статуя’; 3) 'идол, кумир'; 4) 'обрубок дерева, чурбак’; 5) 'тупица, неуч, невежа'... [СлРЯ XI-XVII, 1975, с. 277-278].
Подобное происходило и с существительным истуканъ, первоначально — 'скульптурное изображение божества, идол’; ср. также: истуканный — 1) 'украшенный
резьбой или вырезанный, тесанный из камня, чеканный; относящийся к истукану, принадлежащий ему’.../ болванъ, идолъ, богъ истуканный— 'истукан, идол’; 2) 'предмет, которому поклоняются язычники; истукан’/ в знач. бранного слова о тупом, бестолковом человеке [СлРЯ XI-XVII, 1979, с. 338] - и современные дефиниции: болван - 1) обл. 'грубо отесанный обрубок дерева; чурбан'; 2) 'деревянная, картонная и т. п. форма, на которую натягивают головные уборы, парики, расправляя или изготовляя их'; 3) бран. 'о бестолковом, глупом человеке'; 4) устар. 'то же, что идол' (в 1 знач.) [МАСІ, т. 1, 1981, с. 104], то есть 'статуя, изваяние, которым язычники поклоняются как божеству, истукан, кумир' [МАСІ, т. 1, 1981, с. 631], а также: истукан -1) 'статуя, изваяние, которым язычники поклоняются как божеству; идол'; 2) прост, бран. 'о бессердечном или тупом, бестолковом человеке' [MAC 1, т. 1, 1981, с. 692].
Объяснение таких процессов, в общем-то, прозрачно: «на протяжении многих столетий традиционная религия (в данном случае — христианство, упорно продвигавшееся к тому, чтобы стать единственным в государстве конфессиональным ориентиром. — A.B.) всегда стремилась насадить единомыслие (разбивка здесь и далее наша. — А.В.), всегда отличалась большей или меньшей нетерпимостью к инакомыслию и поэтому, как правило, всемерно содействовала той культуре, которая отвечала интересам утверждения данной религии и осуждала ту культуру, которая не отвечала этим интересам. Это происходило со в с е м и религиями» [Каушанский, 1993, с. 7].
Несколько иначе, по-видимому, происходили эволюции семантики таких слов, как обожатель, поклонник, угодник и некоторых других, связанные, по всей вероятности, с процессами секуляризации общества в конце XVII—XVIII вв. Ср.: обожа-ти — 1) 'наделять божественной сущностью'; 2) 'приближать, приобщать к богу' [СлРЯ XI-XVII, 1987, с. 115] - обожать - 'обоготворять, почитать богом, божеством, чествовать как бога' // 'чрезмеру любить, уважать; любить слепо, страстно // црк. делать причастным божьей благодати' (примечательна здесь иерархия значений. — А.В.); обожатель - 'обожающий кого', обожатели идолов // 'влюбленный поклонник, слепо, страстно кому преданный' [Даль, 1955, I, с. 609] - и современное толкование: обожатель— 1)разг. устар. 'тот, кто обожает, очень любит кого, что-л. '; 2) разг. шутл. 'мужчина, ухаживающий за женщиной, поклонник' [МАСІ, т. 2, 1982, с. 552]. Ср. также: поклонник — 'тот, кто поклоняется кому-л., почитает кого-л. как бога' [СлРЯ XI-XVII, 1990, с. 160] (также болванопоклонникъ - 'идолопоклонник' [СлРЯ XI—XVII, с. 278]) — поклонникъ — 'поклоняющийся кому, чему (богу, святым местам, мощам) ' // 'почитатель, обожатель, преданный слуга' // 'влюбленный' [Даль, 1955, т. I, с. 241] — поклонник — 1) устар. 'тот, кто поклоняется какому-л. божеству (божествам) '; 2) 'тот, кто восторженно почитает кого, что-л.; почитатель'; 3) 'тот, кто ухаживает за кем-л.; проявляет по отношению к кому-л. внешне свою любовь, симпатию и т. п.' [MACl, т. 3, 1983, с. 246]. Ср. также: угодникъ - 'угождающий кому или угодивший чем, на кого-либо'. Угодник божий, святой угодник — угодивший богу святою, непорочною жизнью. Царские угодники — любимцы, близкие, искательные слуги [Даль, 1955, т. IV, с. 467] - и: угодник - 1) разг. 'тот, кто стремится угодить кому-л., расположить в свою пользу, угодливый человек'; 2) 'в религиозном представлении — святой, угодивший богу безгрешной, непорочной жизнью' 0 дамский угодник - 'тот, кто любит ухаживать за женщинами' [MACl, т. 4, 1984, с. 458].
Перераспределения в иерархии значений приведенных слов наглядно свидетельствуют об изменениях приоритетов социальных ориентиров.
Кроме того, неоднократно отмечалось, что расплывчатое, нечеткое (иначе говоря, расширительное) употребление термина религия для объяснения явлений ду-
ховного мира и древних, и современных людей чрезмерно упрощает наши представления об истории человечества (например: [Поршнев, 1979, с. 199]). Таким образом, коллективные адресаты поклонения и обожествления постоянно меняются — и это в полной мере относится и ко многим изначально атеистическим устремлениям и движениям.
Например, «интересно, что поколение "нигилистов" 1860—1870-х гг., провозглашавших материализм и атеизм, отказавшись от "бесплатной отдачи себя" истине, идущей от Бога, тотчас же нашло другой адрес, которому можно было бы бескорыстно вручить себя. Таким адресатом оказался обожествленный Народ. Не случайно Максим Горький называл литературу народников "священным писанием о мужике"» [Лотман, 1996, с. 377] (ср. позднейшую переоценку подобных взглядов: «Ну, тут, понимаешь, я не вытерпел... Взял деда этого за манишку, так что из него чуть душа не выскочила... Ну, тут, понятное дело, святой землепашец, сеятель и хранитель (Мышлаевский, словно обвал камней, спустил страшное ругательство), прозрел в два счета» [Булгаков, 1989, с. 193]).
Ср. также в речи типизированного Ф.М. Достоевским революционера (который, впрочем, сам квалифицирует себя как не «социалиста», а «мошенника»): «...Солдат на общее (т. е. революционное. — А.В.) дело является всё больше и больше с каждым днем... Тут. ..новая религия идет взамен старой, оттого так много солдат и является, и дело это крупное» [Достоевский, 1957, с. 426].
Неудивительно, что понятие религиозности с течением времени стали применять к взглядам, настроениям, убеждениям, не относящимся к собственно религии: «вера», «совокупность взглядов, принципов», «императив нравственности», «интенсивное чувство связи личности с универсальным коллективным бытием» и др. Такую трактовку возводят к суждению Н.К. Михайловского: «Религия есть та неразрывная связь понятий о сущем (наука) и долженствующем быть (мораль и политика в обширном смысле), которая властно и неуклонно направляет деятельность человека». Ср. комментарий В.И. Ленина: «Положение "социализм есть религия" для одних есть форма перехода от религии к социализму, для других - от социализма к религии» (цит. по: [Лексика..., 1981, с. 236]).
Впрочем, еще ранее персонаж цитированного выше романа, прозревший наконец либерал, заявляет по поводу насущной важности сакральных ценностей: «Весь закон бытия человеческого лишь в том, чтобы человек всегда мог преклониться пред безмерно великим. Если лишить людей безмерно великого, то не станут они жить, и умрут в отчаянии. Безмерное и бесконечное так же необходимо человеку, как и та малая планета, на которой он обитает...
Друзья мои, все, все: да здравствует Великая Мысль! Вечная, безмерная мысль! Всякому человеку, кто бы он ни был, необходимо преклониться перед тем, что есть Великая Мысль. Даже самому глупому человеку необходимо хотя бы нечто великое» [Достоевский, 1957, с. 690-691].
Впоследствии о постоянном богоискательстве С.Н. Булгаков выразился так: «Упразднив религию Бога, человечество старается изобрести новую религию, причем ищет божества для нее в себе и кругом себя, внутри и вне; пробуются поочередно: религия разума (культа разума во время Великой французской революции), религия человечества Канта и Фейербаха, религия социализма, религия чистой человечности, религия сверхчеловека в Новое время с перспективой религии сверхчеловека и т. д. В душе человечества, теряющего Бога, должна непременно образовываться страшная пустота» [Булгаков, 1990, с.58].
Подобные явления можно рассматривать и на примерах нашего недавнего прошлого, когда советской власти «прежде всего для успешного формирования
пропагандистского этоса (по Ю.В. Рождественскому, «этосом принято называть те условия, которые получатель речи предлагает ее создателю». - A.B.) потребовалось изъятие из культуры религии и церкви. Декретом церковь была отделена от государства. В результате этого гомилетика оказалась в ведении партии. В качестве инструмента формирования этоса был создан Агитпроп — отдел агитации и пропаганды при ЦК и местных комитетах партии, ведавший устройством этоса во всех областях культуры. В определенном смысле он взял на себя функции церкви, готовя риторов (проповедников) (т. е. культ- и политработников. —А. В.) и просвещая массы (паству)... В этом же русле происходили и репрессии, отнюдь не бессмысленные, многочисленные процессы над «врагами» [Романенко, 2003, с. 111]. Иначе говоря, новая власть, повсеместно насаждая таким образом единомыслие, по существу, действовала именно так, как действовала бы любая так называемая «традиционная» религия посредством собственных структурных подразделений.
Эту революционную смену духовных приоритетов социума подтверждают и воплощают судьбы многих слов, на протяжении веков связанных с его конфессиональными ориентирами.
Так, например, материалы толковых словарей русского языка советской эпохи демонстрируют заметные изменения в иерархии дефиниций слов поля вера / верить и иллюстраций к ним (вроде «вера в победу всемирной советской власти», «верить в мировую революцию» [СУ, т. I, 1935, стлб. 248], «вера в революцию», «верить в построение коммунистического общества» [БАС1, 1949, с. 163-164] и т. п.). Таким образом, в государстве, основанном на атеистических принципах, обнаруживается чуть ли не мистическое отношение к доминирующей идеологии, обретающей статус общегосударственной (и единственной) религии: сменился объект «веры».
То же можно наблюдать на примере семантических эволюций существительного учитель. См.: «Также любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах, и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: "учитель! учитель!" А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель — Христос, все же вы — братья» [От Матфея..., 1923, с. 6—8]. О дальнейших значительных изменениях в семантике слова можно судить по [СУ], где они хорошо подчеркнуты иллюстрациями. Здесь учитель - 1) 'лицо, занимающееся преподаванием какого-н. предмета в низшей и средней школе, преподаватель, школьный работник'; 2) (мн. учители) чего. 'Глава, автор или распространитель какого-н. учения (в 3 знач.) '. «Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин — великие учители социализма»; 3) кого и чей 'тот, кто научил или учит чему-н., кто оказывает или оказал влияние на развитие кого- чего-н. ' «... Нас ковал великий Ленин, наш вождь, наш учитель, наш отец, который не знал и не признавал страха в борьбе». Стлн. «Маркс и Энгельс, великие учители пролетариата». История ВКП (б). «И за учителей своих заздравный кубок поднимает». Пушкин [СУ, 1940, стлб. 1039]. Интересно, что подаваемое этим же словарем лишь в качестве оттенка значение слова учение — 'религиозная система, вероучение' как бы оттеснено на задний план гораздо более актуальным - с официально доминировавшей тогда точки зрения — представлением об учении как системе идеолого-политических взглядов, в то время обладавшей, впрочем, ничуть не меньшей социальной ролью, чем сама религия [Там же, стлб. 1037]. Собственно, и провозвестники, носители и распространители политических учений обретают в глазах общества чрезвычайно высокий статус, сопоставимый лишь со статусом основателей и проповедников конфессий.
Аналогична и судьба словосочетания вождь и учитель, в древнерусских памятниках выступавшего как обозначение духовного наставника, а в советскую эпоху — как торжественное именование высшего партийно-государственного руководителя (иног-
да - и возглавляемой им партии). См. [СУ, 1940, т. IV, стлб.1039], а также [БАС1, 1949, с.257], где вождь — 1) полит, 'руководитель и учитель коммунистической партии и трудового народа, являющийся выразителем его воли, стремлений, желаний; общественный деятель, способный поднять на высокий уровень политическое сознание и активность масс и правильно определить пути рабочего класса за полную победу и обеспечение интересов всех трудящихся, руководитель, организатор и вдохновитель построения социализма и перехода в коммунистическое общество': «Сталин — мудрый вождь и учитель большевистской партии, советского народа... Сталин - вождь и учитель международного рабочего класса, трудящихся всего мира». Великий вождь и учитель Коммунистической партии и советского народа. К 70-летию со дня рождения. Отдел проп. и агит. ЦК ВКП (б). «Мы должны учиться жить и работать у наших учителей и вождей — Ленина и Сталина...» Калинин. Речь на собрании учащихся... 17 апр. 1941 г. «Партия... должна знать, что она является... руководителем, вождем, учителем рабочего класса». Сталин. К вопросам ленинизма и т. п.
В советской риторической системе в роли некоего символа веры, сердцевины святости, sancta sanctorum (опять же, в идеологически-атеистических параметрах!) фигурирует партийность (естественно, коммунистическая). Именно она характеризует советский образ ритора в целом и каждую его составляющую в отдельности; эта партийность оценивается в рамках данной системы как некая причащенность к высшим идейным таинствам, идеологическим святыням. «Партийность служит своего рода семиотическим разграничителем культурных категорий “свой” и “чужой”...; обеспечивает единство толкования идеологии через сведение всего многообразия идеологических текстов к партийному документу» [Романенко, 2003, с.74, 78—79] (т. е. в высшей степени сакральному тексту) и является основой советского образа ритора как носителя и транслятора коммунистической идеологии — своего рода новой государственной религии.
Разумеется, затем, в полном соответствии с хорошо знакомым главным перестройщикам и реформаторам партийным гимном («до основанья, а затем»), в Российской Федерации (которая, согласно ст. 14 действующей Конституции, — «светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной») влияние религии стало возрастать — прежде всего пока в сфере внутренней политики. Возникают интересные во многих отношениях дискурсивные феномены, отражающие нечто вроде аксиологических контаминаций, например: «Метлы хозяйственные к пасхальному субботнику» (ТВК. 20.04.95) (выделенное словосочетание особенно занятно, если вспомнить, что советская пропаганда именовала хронологически соотносимое с упомянутым почти ритуальное сакрализованное действо так: «ленинский коммунистический субботник»). «Милосердие — самое православное из всех православных чувств. Купец, как бы благодаря бога за то, что у него успешно идет бизнес, жертвовал на храм» (Доброе утро. ОРТ. 15.11.98). «Честный бизнес, основанный на православии, — он еще и доходный» (председатель клуба православных предпринимателей. Новости. 7к. 22.09.08). «День крещения Руси в Москве отметили р о к -концертом» (24. Ren TV. 28.07.11) и т. п. Возможны варианты: «В Гинзбурге воплощается вековая еврейская мудрость: живи праведно, и тебе воздастся...» (В. Соловьев. Тем временем. Культура. 09.02.04). Вероятно, российскую аудиторию ожидают и многие другие идеологические инновации, если учитывать, например, что по высочайшей рекомендации «в программу средней школы по литературе введен "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына» (Новости. ТВК. 08.09.09), а «Русская православная церковь за границей не считает генерала Власова предателем» (Новости. ТВК. 09.09.09) и т. п.
Переосмысление слов религия и вера, как и многих тематически и ассоциативно связанных с ними (ортодоксальный, правоверный, догматик, сектантство, еретичество, ересь, отступник, диссидент, проповедовать, исповедь, покаяние и др.), конечно, отнюдь не случайно. Так и многие тематически близкие слова первоначально служили обозначениями лиц, связанных с религиозно-мистической деятельностью (например, неофит, прозелит, сектант, фанатик, отчасти - адепт и др.), но с течением времени вышли за пределы конфессиональной сферы и столь же успешно стали функционировать как именования людей, занятых в чисто светских областях. Такой переход (на первый взгляд от «сакрального» к «профанному») может быть, по-видимому, объяснен осуществлявшейся переориентацией духовных устремлений общества, в процессе которой традиционная религия под воздействием различных факторов постепенно утрачивала свои главенствующие позиции. Высвобождавшаяся вследствие этого ниша в общественном сознании, однако, не опустела, но заполнялась информацией, казалось бы, совершенно иного свойства — идеолого-политичес-кой. По мере политизации социума такая информация и воплощающие ее вербальные символы сами превратились (или были превращены?) в сакральные ценности.
Библиографический список
1. Булгаков М.А. Белая гвардия // Булгаков М.А. Собр. соч.: в 5 т. М., 1989. Т. 1. С. 179-428.
2. Булгаков С.Н. Интеллигенция и религия // Русский вестник. Л., 1990. № 1. С. 55—58.
3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1955. Т. I. 700 с.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1955. Т. II. 779 с.
5. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1955. Т. III. 555 с.
6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1955. Т. IV. 684 с.
7. Достоевский Ф.М. Бесы // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: в 10 т. М., 1957. Т. 7. С. 5-704.
8. Каушанский П.Л. К проблеме соотношения культуры и религии // Язык и культура. Вторая междунар. конф.: доклады. Киев, 1993. С. 3-12.
9. Лексика русского языка XIX - нач. XX вв. М., 1981. 360 с.
10. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М., 1996. 464 с.
11.0т Матфея святое благовествование// Новый завет господа нашего Иисуса Христа. Лондон; Чикаго; Берлин; Варшава; Петроград; М. 1923. С. 1-27.
12.Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. Изд. 2-е. М., 1979.
13. Романенко А.П. Образ ритора в советской словесной культуре. М., 2003. 432 с.
14. Словарь древнерусского языка (Х1-Х1У вв.). М., 1989. Т. II. 494 с. (СДРЯ Х1-Х1У).
15. Словарь русского языка: в 4 т. М., 1981. Т. 1. 698 с. (МАС1).
16. Словарь русского языка: в 4 т. М., 1982. Т. 2. 736 с.
17. Словарь русского языка: в 4 т. М., 1983. Т. 3. 752 с.
18. Словарь русского языка: в 4 т. М., 1984. Т. 4. 794 с.
19. Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1975. Вып. 1. 371 с. (СлРЯ XI—XVII).
20. Словарь русского языка XI—XVII вв. М. Вып. 2. 320 с.
21. Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1979. Вып. 6. 359 с.
22. Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1987. Вып. 12. 384 с.
23. Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1990. Вып. 16. 295 с.
24. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. М.; Л., 1949. Т. 2 (БАС1).
25. Толковый словарь русского языка: в 4 т. М.; Л., 1935. Т. I (СУ).
26. Толковый словарь русского языка: в 4 т. М.; Л., 1940. Т. IV.
27. Трубачёв О.Н. Приемы семантической реконструкции // Международный симпозиум по проблемам этимологии, исторической лексикологии и лексикографии: тезисы докладов. М., 1984. С. 47-51.
