CC BY
157
УДК 81'373
А.С. Щербак
ДИАЛЕКТНАЯ ОНОМАСТИКА В ТРАДИЦИОННОМ И КОГНИТИВНОМ АСПЕКТАХ
В статье рассматриваются проблемы региональной ономастики с позиций когнитивной лингвистики, подчеркивается гносеологическая роль диалектного ономастикона, его функция как хранителя и транслятора специфического, в первую очередь культурно-исторического и локально-этнического знания. Выявляется специфика ономастического пространства диалекта по отношению к ономастикону русского литературного языка.
Ключевые слова: когнитивная ономастика, диалектные слова, репрезентация ономастического знания, прозвищные фамилии.
Активное развитие диалектных исследований, развернувшееся по всей России (работа над Лексическим атласом русских народных говоров при Институте лингвистических исследований РАН, СПб.), хотя и не везде с одинаковой интенсивностью, поставило перед специалистами по ономастике сложную задачу - оценить соотношение ономастических систем литературного языка и диалектов и дать характеристику материальной и в первую очередь структурно-организационной специфики ономастического пространства диалекта по отношению к ономастикону русского литературного языка.
Здесь особенности материала могут повлечь за собой необходимость совершенствования теоретического аппарата ономастики. Так, систематизация прозвищных имен по существу не актуальна для литературного языка, в то время как в диалектной антропонимике эти материалы занимают исключительное место, определяя во многом локальную антропонимику и закономерности ее развития до настоящего времени. Наконец, экстенсивное и интенсивное развитие когнитивной лингвистики, охватившей все сферы лексики на самом разном языковом материале, рано или поздно должно было привести к тому, что в обиход когнитивной лингвистики должна была войти и ономастика. Осознание когнитивной природы имени собственного вызывает необходимость в освещении традиционных проблем ономастики с позиции именно когнитивной лингвистики [Болдырев, Алпатов 2008; Демидова 2007; Пак 2004: 161-171; Хвесько 2008; Щербак 2008; 2012 и др.].
Известно, что диалектный материал в последние десятилетия в силу социальных изменений претерпевает колоссальные качественные изменения и сменяется региональными разновидностями литературного языка. Эти разновидности
русского литературного языка привлекали к себе внимание преимущественно там, где имели место контакты русского языка с иными языками, языками народов бывшего СССР и народов РФ, но отнюдь не там, где региолекты формировались на основе взаимодействия местных диалектов и русского литературного языка. Диалектный онома-стикон, прежде всего прозвищный антропоними-кон, обладает в этих условиях даже меньшей степенью устойчивости, нежели активный и даже пассивный словарный запас диалектоносителей.
Неоднородность концептосферы онимов исключительно важна не только потому, что ведущим принципом семиологии языка, как показали лингвисты Пражского лингвистического кружка, является принцип асимметричного дуализма языковых единиц, но и потому, что неоднородность культурной среды является необходимейшим из условий существования культуры.
При когнитивном подходе к описываемому материалу важно осмысление метафорических и метонимических отношений, например, в фамильных онимах. Это дает возможность говорить о том, что значительная часть лексических отличий в различных языках и говорах может быть вызвана различиями в структуре образности, которая находит свое воплощение на уровне антро-понимической системы при формировании ономастической категории. Речь идет о том, что оно-малексемы могут определять количество знания в общепринятых ментальных образах, имеющих устойчивый характер и разделяющихся большим количеством говорящих на данном языке. Системность метафорических и метонимических переносов можно проиллюстрировать следующими репрезентативными фамилиями, характерными для территории Тамбовской области.
Так, фамилии Голованёв, Голованин, Голо-ванков, Голованов, Головатый, Головачев, Го-
ловин, Головкин, Головков репрезентируют следующие концептуальные области:
1) «верхняя часть тела человека» (человек с неразмерно большой головой (южн., сиб., во-лог., онеж.). Головач - «человек с большой головой» (Тут раньши был головач, тела маленькыя, галава бальшая) / с. Черняное, Тамбовский р-он, Вихляева Е.В., 1927 г. р., запись 1998 г. / Голову-ха - женщина с большой головой (Женщина ис сибя харошая, а галава бальшая, вот и звали гала-вуха) / д. Кугушево, Тамбовский р-н, Довцо-ва А.А., 1919 г. р., запись 2001 г.). Головастик -«ребенок с несоразмерно большой головой» [СТГ 2006: 58-59];
2) «ум, разум, умственные способности». Ср.: диалектное голованить - «мозговать, думать» (забайкл.) [СРНГ, вып. 6: 298]. Головастый - «умный сообразительный человек» (Ну и головастый мужик! Глянь че придумал /с. Красносвободное, Тамбовский р-н, Павлова А.Е., 1936 г. р., запись 1999 г. [СТГ 2006: 58];
3) «первенство» (главный человек в чем-либо, глава в каком-либо деле, глава семьи, хозяин (яросл., костр., свердл., ряз.): Муш мой был галава дома /тмб. повсеместно/;
4) «имя человека» (прозвища Головль, Голавль могли дать человеку с большой головой: головль - «рыба» от голова (Головлев, Головлин).
Соответственно, в сознании человека концепт ГОЛОВА отражает знания о частях тела человека, его умственной и мыслительной деятельности, его положении в социуме, а также его положительные и даже отрицательные качества: «глупый, пустой человек» (южн., сиб.) и даже нечто бранное (арх.).
Данный концепт в русских говорах отражает расширение референции характеристики человека. В связи с этим при осмыслении характеристики человека происходит объединение концептов ЧАСТЬ и ЦЕЛОЕ, в результате которого система знаний из одной концептуальной области перераспределяется в другую, о чем свидетельствует другой ряд фамилий: Лобырёв (Лобырь/Лабарь - «человек с большой головой»), Лобков (Лобок - «большеголовый ребенок»), Лобов (Лоб - «человек с крупной головой», «человек, наделенный недюжинной силой»), Лобанов (Лобан ^ лобан - «крупный, здоровый мальчик или мужчина» (ряз., тмб., воронеж., сарат., самар.); «упрямый человек» (новг.) [СРНГ. Вып. 17: 94]. В этом случае между концептами наблюдаются отношения синонимии.
При этом концептуальная область «характеристика человека», репрезентированная в язы-
ке словом лоб, представлена в ряде фамилий, основное значение которых передает концепт ЛОБ ЧЕЛОВЕКА: Лобанков (Лобанок ^ лобанок ^ лобан - «лобастый человек»), Лобачев (Лобач ^ лобач - «ребенок с крупным лбом»), Лобчиков (Лобчик ^ лобан - лобастый человек). В современных тамбовских говорах до сих пор употребительны слова лобастый, лобастик, лобан в значении «человек с большим лбом», т.е. «умный человек» [СТГ 2006: 16].
Прозвищные фамилии отражают концепты, репрезентированные многозначными диалектными апеллятивами, и каждое из значений многозначного апеллятива может стать внутренней формой антропонима. Выбрать значение, которое легло в основу фамильной антрополексемы, весьма затруднительно. Например, достаточно распространенная фамилия Бирюков имеет несколько версий происхождения. По словарю В.И. Даля, слово бирюк в оренбургских, астраханских, сибирских, воронежских землях означает «зверь, серый волк». Возможно, в основе этой фамилии лежит тюркское слово biredu в значении «некто, кто-либо, один, одинокий».
Фамилия Бирюков содержат семантическую структуру диалектной лексемы бирюк в значении «волк», обращенной к следующим концептуальным областям:
1) поведенческая оценка - характеристика человека через отношение к нему окружающих либо через отношение самого человека к окружающим: «нелюдимый», «одинокий», «молчаливый», «неразговорчивый», «злой», «замкнутый», «угрюмый» и т.п. Ср.: «Глядеть бирюком, угрюмо, исподлобья». В знаменитых «Записках охотника» С.И. Тургенева есть рассказ «Бирюк», героя которого так и зовут за нездешность, пришлость и нелюдимость.
2) характеристика человека через его отношение к труду («ленивый человек»);
3) характеристика человека по внешнему виду («толстый», «крупного телосложения», «здоровый»); в Симбирской губернии (ныне Ульяновской) так называли медведя, а в Нижегородской -барсука. В саратовских, донских говорах слово бирюк означало «годовалый бычок»;
4) характеристика человека по его возрастному или семейному признаку («старый», «вдовый», «одинокий»). Отмечаются и частные диалектные системы, в которых слово бирюк имеет и другие значения (подробно см.: [Вендина 2004: 50-55]);
5) прозвищное имя Бирюк. Впервые имя Бирюк появляется в начале XVII в. В «Ономасти-коне» С.Б. Веселовского есть запись: «Бирюк
Гаврило, крестьянин, 1627 г., Беляев» (Беляев -город в Калужской области).
В современных тамбовских говорах слово бирюк отмечается в следующих значениях: 1) волк; 2) страшилище, которым пугают детей (перен.); 3) нелюдимый, угрюмый, одинокий человек (перен.).
Некогда в Орловской, Тамбовской и Воронежской губерниях слово бирюк употреблялось в значении вид рыбы ерша. Однако значение «один из видов рыбы - ерша», отмеченное словарем В.И. Даля с пометой тмб., на сегодня утеряно. Бирючиной называлось также растение из семейства жасминовых.
Обращает на себя внимание однокоренное слово бирюч. В Русском государстве до начала ХУШ в. бирючем называли вестника, глашатая, объявлявшего на площадях волю князя. Бирючем также называли помощника князя по судебным и дипломатическим делам. Вполне возможно, что со временем произошла трансформация бирюча в бирюка.
В настоящее время сложно определить, какое содержание стало основой для образования фамилии Бирюков, восходящей к прозвищному имени Бирюк от апеллятива бирюк. В то же время лексема бирюк служит для репрезентации содержания зооморфного характера (дикий зверь), мифологического характера (страшилище, которым пугали детей), антропонимического характера (прозвище человека).
Значительное количество тамбовских фамилий, контекстом понимания которых служит диалектный материал, отражает диалектные традиции образной номинации. Ввиду того, что имя собственное является дифференциатором, выделяющим человека из ряда ему подобных, традиционно это отмечается и в ономастиконах других народов, то осмысление признака «наличие/отсутствие чего-либо» во внешнем облике человека находит отражение в общих и особенных представлениях о человеке по разным характеристикам. Данные признаки объективируются различного рода апеллятивами, послужившими основой создания той или иной фамилии. Это дает возможность представить составляющие региональной картины миры прошлой эпохи, существующей в сознании номинатора.
Так, числовые и порядковые компоненты семантики личных имен в диалектной среде именования весьма ярко отражают этнокультурную специфику, определяя тем самым нумеративное сознание человека. Фамилии Семеринов, Семи-
кин, Симицын, Девятов, Девятаев, Девяткин, Десятов содержат в себе нехристианские личные имена Семерин, Семик, Девятай/Девятой, Девятка, Десятой/Десятай, которые давали седьмому (семому), девятому и десятому по счету мальчику в крестьянской семье. Человек, получивший фамилию Семеров (по прозвищу Семеро), имел семерых детей. В основе фамилии Се-милетов лежит прозвищное имя Семилет, которое могли дать ребенку, родившемуся на седьмом году брака, скорее всего, первому сыну. Пятому по счету ребенку (сыну) в семье давали прозвищ-ные имена: Пятак (Пятаков), Пятан (Пятанов), Пятаха (Пятахин), Пятка (Пяткин), Пятой (Пятов), Пятойка (Пятойкин), Пятко (Пятков), Пятибрат (Пятибратов).
Позднему ребенку в семье (или последнему, возможно, и после нескольких лет брака) давали имя Поздной (Позднов), Позднух (Позднухов), Поздныш (Позднышев), Поздняк; Маленкин («меньшой, младший в семье, последний сын или дочь, брат, сестра»); Пятибратов (имя Пяти-брат могли дать ребенку, у которого уже было пять братьев, или такую фамилию получил человек, имеющий пять братьев, либо пять братьев одной семьи, на момент получения фамильного именования не имеющие отца).
Подобного типа фамилии отражают знания о старорусским именнике, который был вытеснен христианством, но длительное время еще оставался в употреблении в качестве второго имени, прозвища, послужившего впоследствии основой многих фамилий.
Одним из факторов, определяющих региональные особенности концептуализации мира и языковых способов категоризации действительности на разной территории функционирования русского языка, является социальный фактор. И в связи с этим концепт СЕМЬЯ/РОД репрезентируется терминами родства, в основе которых лежат своеобразные диалектные лексемы, отражающие различные представления о социальных приметах, связанных с появлением нового члена семьи, изменением состава семьи, т.е. о родственных и семейных отношениях жителей данной местности.
В большинстве своем тамбовские метрони-мические фамилии создают своеобразные синонимические ряды. Например, фамилии, которые характеризуют отношение человека к появлению нового члена семьи, так называемых «незаконнорожденных» детей: Бастраков, Бастрыкин (ба-страк, бастрыка; бастрак от бастрюк, байст-
рык в воронеж., тмб., ряз. говорах - «выродок», «пригульный, «небрачнорожденный», «незаконнорожденный», «внебрачный ребенок»); Маст-рюков (мастрюк, то же, что бастрюк); Кокин (кокин - ребенок крестной матери); Безматерных (безматерный ребенок, т.е. ребенок, живущий без матери, сирота); Зауголышев (зауголыш (о ребенке) - «незаконный»); Покидышев, Подкидышев (о покинутом на произвол судьбы, забытом в поле, в лесу ребенке, подкидыше); Сиротин (сирота); Родичев (сын кого-нибудь из родни), Вдовин.
Своеобразные синонимические ряды образуют фамилии, которые отражают порядок появления детей в семье и отношение к ним. Основы такого рода фамилий восходят к личным именам, образованным от числительных, которые имели широкое распространение в славянской традиции: Первуша, Первуха, Третьяк, Четверик, Пятак, Шестак, Шостак, Осьмак и т.п. Подобные личные имена, перешедшие в фамильные имена (фамилии), обладают способностью обрастать производящими суффиксами (ср.: фамилии Третьяков, Третьякевич, Четвериков, Четверухин, Шостакович). Подобные ономалексемы позволяют более адекватно представить специфику семантики онимов как класса слов и семантические свойства отдельных классов онимов.
Б.О. Унбегаун первым из исследователей обратил внимание на то, что в фамилиях находят отражение те или иные особенности диалектной фонетики: «южнорусское диалектное смешение [ф], [х] и [хв], например: Хатьянов ^ Фатьянов, народная форма Фотий. Ученый проследил другую диалектную черту - протетический (т.е. добавленное к началу слова) [в], например: Вуша-нов ^ ушан «длинноухий» [Унбегаун 1989: 32]. Однако ему не удалось проанализировать отражение в фамилиях лексических диалектных черт. Он констатировал: «Современное ... состояние исследований русского диалектного словаря и особенно его словообразовательного аспекта, а также почти полное отсутствие работ по исторической ономастике означает, что большое число фамилий, производных от личных прозвищ, остается этимологически неопределенным или вообще необъяснимым» [Унбегаун 1995: 119]. Речь идет о том, что объектом диалектной ономастики являются языковые единицы, специфические не в лексическом, а в фонетическом и словообразовательном отношении (фонетические и словообразовательные диалектизмы).
Таким образом, предметом изучения диалектной ономастики в когнитивном аспекте, в ча-
стности диалектной антропонимики, является ан-тропонимическая категория, формирующаяся на основе антропонимического концепта во взаимосвязи с диалектным концептом. Понятие «диалектный концепт» было введено в научный обиход как признание того, что с помощью диалектных концептов структурируется знание о регионах, их культурной и языковой специфике. «Диалектный концепт представляет собой особый тип языкового знания - знание о диалектных особенностях в языке». Он имеет достаточно устойчивый характер и фиксируется в антропонимиче-ских явлениях, представляющих собой типичные и характерные для региона языковые репрезентации. Репрезентацию диалектного концепта в языке сводят к трем основным типам: фонологический, лексический и грамматический [Болдырев, Куликов 2006: 12].
Для нас важен тот факт, что диалектные слова и их формы могут служить средством репрезентации ономастического знания, поскольку диалектные концепты маркируются в концептосфере региональных онимов, обеспечивая концептуальную основу для возникновения оппозиций (диалектный/литературный язык) на разных языковых уровнях, в частности, в региональных антропонимах.
Следовательно, в настоящее время назрела необходимость в разработке базовых положений теории диалектно-ономастической концептуализации и категоризации для изучения принципов организации региональной концептосферы они-мов и способов ее репрезентации. Все вышесказанное позволяет говорить о необходимости выделения нового понятия в языкознании - диалектной ономастики.
Список литературы
Болдырев Н.Н., Алпатов В.В. Когнитивно-матричный анализ английских христианских топонимов // Вопросы когнитивной лингвистики. 2008. № 4. С. 5-14.
Болдырев Н.Н., Куликов В.Г. Диалектный концепт в когнитивной системе языка // Известия РАН. Серия литературы и языка. 2006. Т. 65. № 3. С. 3-13.
Вендина Т.И. СМ 187 Бирюк // Лексический атлас русских народных говоров. Пробный выпуск. СПб.: Наука, 2004.
Демидова К.И. Диалектная языковая картина мира и аспекты ее изучения: монография. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2007.
Пак С.М. Личное имя в лингвокогнитивном освещении // Вестник Московского университета. Филология. 2004. № 1. Серия 9. С. 161-171.
СРНГ - Словарь русских народных говоров. Вып. 1-39. М.; Л.: Наука, 1965-2007.
СТГ - Словарь тамбовских говоров (человек: анатомические особенности, социальные и семейные отношения, духовная культура) / авт.-сост.: С.В. Пискунова, А.С. Щербак и др. Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2006.
Унбегаун Б.О. Русские фамилии. М., 1989.
Фролов Н.К. Избранные работы по языкознанию: в 2 т. Тюмень: Тюмен. гос. ун-т, 2005.
Т. 1. Антропонимика. Русский язык и культура речи; Т. 2. Топонимика и этнонимика.
Хвесько Т.В. Лингвистические предпосылки формирования апеллятивного и ономастического ономастиконов // Вопросы когнитивной лингвистики. 2008. № 3. С. 70-76.
Щербак А.С. Региональная ономастика в когнитивном аспекте: монография. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2008.
Щербак А.С. Когнитивные основы региональной ономастики: монография. Тамбов, 2012.
A.S. Shcherbak
DIALECT ONOMASTICS IN TRADITIONAL AND COGNITIVE ASPECTS
The article shows dialect words and their forms that serve as a tool of representation of onomas-tic knowledge, as dialect concepts mark the sphere of concepts of regional onyms. This lets us make up conceptual basis for creating such opposition as dialect/literary language in regional anthroponyms.
The topic of the research is connected with studying the cognitive nature of personal names which helps to identify onomastics within the framework of cognitive linguistics.
The difficulties that can be brought out in discussing the ontology of personal names concern their role in individuals' consciousness which has not so often been the object of studying in a cognitive paradigm.
While comparing the meanings of regional personal names with dialect lexical material the author uses the etymological analysis, the method of cognitive interpretation and the analysis of the linguistic data involved in representing the anthroponymic knowledge.
The results the author comes up to serve a proof of the conceptual content of anthropolexemes represented by the anthroponyms formed and distinguished on the basis of dialect knowledge. The paper also supports the idea of anthroponyms (names and surnames) retaining special structures of knowledge and acting out as bearers and translators of the historic and local ethnic knowledge thus treasuring up the linguo-cultural heritage of the nation.
The area of using the results of the research extends so far as the creation of lecture courses in lexicology, Russian dialectology, linguistic culturology, regional geography and linguistic geography.
Conclusion: There may be a need to put emphasis on a new section of linguistics - dialect ono-mastics.
Key words: cognitive onomastics, dialect words, representation of onomastic knowledge, nickname surnames.
