Научная статья на тему 'Диалектная база южнорусинского языка'

Диалектная база южнорусинского языка Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
139
42
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
русинский язык / сербия / диалектная база / восточнословацкий / шариш / земплин

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Чарский В. В.

В статье излагаются результаты лингвогенетического исследования южнорусинского языка (русинский Сербии и Хорватии), в ходе которого его системные фонологические и морфологические черты впервые сопоставлены с восточнословацкими и карпаторусинскими эквивалентами словацких райнов Шариша и Земплина, прародины южных русинов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The article «Dialect base of Southern Ruthenian» introduces results of a genetic investigation of Ruthenian language of Serbia and Croatia. For the first time phonological and morphological systematic features of this idiom are compared with their equivalents in Eastern Slovak and Ruthenian dialects of Slovak regions Saris and Zemplin, the historic motherland of its speakers.

Текст научной работы на тему «Диалектная база южнорусинского языка»

В. В. Чарский

ДИАЛЕКТНАЯ БАЗА ЮЖНОРУСИНСКОГО ЯЗЫКА

Работа представлена кафедрой славянской филологии Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор К. В. Лифанов

В статье излагаются результаты лингвогенетического исследования южнорусинского языка (русинский Сербии и Хорватии), в ходе которого его системные фонологические и морфологические черты впервые сопоставлены с восточнословацкими и карпаторусинскими эквивалентами словацких райнов Шариша и Земплина, прародины южных русинов.

Ключевые слова: русинский, Сербия, диалектная база, восточнословацкий, Шариш, Земплин.

The article «Dialect base of Southern Ruthenian» introduces results of a genetic investigation of Ruthenian language of Serbia and Croatia. For the first time phonological and morphological systematic features of this idiom are compared with their equivalents in Eastern Slovak and Ruthenian dialects of Slovak regions Saris and Zemplin, the historic motherland of its speakers.

Key words: Ruthenian, Serbia, dialect base, Eastern Slovak, Saris, Zemplin.

Наличие значительного восточносло- сегодняшний момент даже той группой

вацкого компонента в генетической струк- лингвистов, которые считают этот идиом

туре южнорусинского языка признается на гетерогенным, т. е. имеющим карпатору-

синско-восточнословацкое происхождение1. Однако характер и качество этого восточнословацкого компонента, как и диалектная база южнорусинского языка, до сегодняшнего момента оставались детально не изученными. Причиной тому во многом являлось отсутствие детальных описаний говоров восточнословацкого диалекта и карпаторусинского языка, которые появились лишь в последнее время а также недостаточно точно разработанная методика исследования2.

В качестве иллюстраций восточносло-вацко-южнорусинских связей в имеющейся литературе обычно приводятся разрозненные примеры из шаришских или земп-линских восточнословацких говоров. При этом, как правило, не учитывается то обстоятельство, что восточнословацкие говоры Шариша и Земплина не являют собой единого, четко очерченного пространства: различные группы этих говоров, несмотря на ряд общих признаков, находятся в сложной корреляции как между собой, так и с другими восточнословацкими говорами: абовскими, спишскими и ужскими. Восточнословацкий матичный ареал южнорусинского языка состоит, таким образом, из нескольких условных групп, в которые их можно объединить на основании совпадения большинства маркированных изоглосс: 1) северные шаришские говоры, в основном локализованные на север от г. Бар-дейов до польской границы, по ряду показателей приближенные спишским восточнословацким и шаришским карпаторусин-ским; 2) центральные шаришские говоры, расположенные частично в округах Пре-шов и Сабинов, среди которых особенно выделяется подгруппа юго-восточных говоров вокруг г. Прешов и некоторых говоров округа Гиралтовце (далее - прешов-ские); 3) западные земплинские говоры (частично округ Гиралтовце, Вранов, Бреков, Сечовце), по некоторым признакам смыкающиеся с шаришскими словацкими;

4) восточные земплинские говоры (округа Михаловце, Гуменне, Стропков), имеющие точки соприкосновения с ужскими словацкими; 5) юго-западно-земплинские, локализованные в большинстве районов округа Требишов и в юго-западных районах округа Сечовце (далее - требишовские), которые по многим признакам демонстрируют близость абовским восточнословацким говорам, с одной стороны, и прешовским -с другой. Следует подчеркнуть, что подобная классификация имеет условный характер, так как между собой эти группы говоров по некоторым признакам взаимно интерферированы3.

Нами было предпринято исследование диалектной базы южнорусинского языка, в ходе которого его маркированные фонетические, морфологические, словообразовательные, лексические и синтаксические показатели были детально сопоставлены с восточнословацкими и карпаторусинскими эквивалентами из Шариша и Земплина. Анализ показал, что в южнорусинском языке нет ни одного фонологического, морфологического, словообразовательного или синтаксического признака, который можно было бы однозначно квалифицировать как карпаторусинский4. В связи с этим нам предстояло выяснить, является ли южнорусинский язык «смешанным диалектом», содержащим элементы разных восточнословацких говоров, или его диалектная база практически в «чистом виде» унаследована от одного из этих говоров, т. е. установить, какие конкретно шаришские и земплинские восточнословацкие говоры и в какой пропорции принимали участие в формировании исследуемого идиома?

Из более сорока выделенных нами релевантных фонетических, морфологических и словообразовательных системных признаков большинство оказалось релевантным для восточнословацких говоров Ша-риша и Земплина в целом. В качестве примеров подобных явлений можно привести

• рефлексы *tort, *tolt, *tert, *telt (юр. крава5, вслв. krava, кр. korova ‘корова’; юр. сладки, вслв. slatki, кр. solotkÿjj ‘сладкий’; юр. брег, вслв. brix / вслв. тр. brex, кр. berix ‘холм, берег’; юр. млеко, вслв. ml’iko / вслв. тр. ml’eko, кр. moloko ‘молоко’);

• ассибиляцию *t и *d (юр. дзецко, вслв. dzecko, кр. d’(/g’)ityna ‘ребенок’; юр. дзеко-еац, вслв. dzekovac, кр. d’ak(u/o)vaty ‘благодарить’; юр. цесни, вслв. cesni, кр. k’isnyj ‘тесный’; юр. цинь, вслв. cin, кр. t’in ‘тень’);

• формы тв. п. ед. ч. существительных женского рода всех типов склонений (юр. зоз жену, вслв. zoz zenu, кр. zoz zenom / zoz zenou ‘с женой’; юр. зоз черешню, вслв. zos ceresnu, кр. zos ceresnom /zos ceresnou ‘черешней’; юр. зоз солю, вслв. zos sol’u, кр. zos sil’om / zos sil’oü ‘с солью’; юр. зоз мну, вслв. zoz mnu, кр. zoz mnom / zoz mnou ‘со мной’);

• презентные формы глагола 3-го л. ед. ч. (юр. чита, вслв. cita, кр. citat(’) ‘читает’; юр. роби, вслв. robi, кр. robyt(’) ‘делает, работает’) и мн.ч. (юр. читаю, вслв. citaju, кр. citajut(’) ‘читают’; юр. робя, вслв. robia, кр. земпл. rob(l’)at(’) ‘делают, работают’).

Несколько признаков указывают на словацкие шаришские и на западные земплинские говоры округов Вранов, Сечовце и Требишов:

• унифицированные формы род. и предл. п. мн. ч. существительных с флексией -ох (юр. хлопох, вслв. xlopox / сев. шар. xlopuf / вслв. юго-вост. земпл. xlopou, кр. xlopiü ‘мужчин’; юр. душох, вслв. dusox / вслв. юго-вост. земпл. dusoü, кр. dus ‘душ’; юр. дланьох, вслв. dlanox / вслв. юго-вост. земпл. dlanoü, кр. doloni ‘ладоней’; юр. дзве-рох, вслв. dzverox / вслв. юго-вост. земпл. dzver’ox / вслв. спор. dzvir, кр. dveri ‘дверей’);

• флексия -m в презентных формах глаголов 1-го л. ед. ч. (юр. будзем, вслв. шар. и зап. земпл. budzem, вслв. вост. земпл. и кр. budu ‘буду’; юр. идзем, вслв. шар. и зап. земпл. idzem, вслв. вост. земпл. и кр. idu ‘иду’; юр. гришим, вслв. шар. и зап. земпл. hrisim, вслв. вост. земпл. и кр. hrisu ‘грешу,

ошибаюсь’; юр. ходзим, вслв. шар. и зап. земпл. xodzim, вслв. вост. земпл. xodzu, кр. xodzu ‘хожу’);

• флексия -о в формах им. п. мн. ч. притяжательных прилагательных и местоимений (юр. братово руки, вслв. bratovo ruki / вслв. вост. земпл. bratovi ruki, кр. bratovjß rukj^‘руки брата’; юр. шестрино хусточки, вслв. s(/s)estrino xustockyü вслв. вост. земпл. s(/s)estrini xustocky, кр. sestryriyh xustockß ‘платки сестры’; юр. мойо ктжки, вслв. mojo kniski / вслв. moji kniski, кр. moji knysky^‘мои книги’; юр. нашо дзеци, вслв. naso dzeci / вслв. вост. земпл. nasi dzeci, кр. nasi d’(/g’)ity ‘наши дети’).

Совокупная рефлексация *ъ оказалась общей для всех земплинских восточнословацких говоров: юр. писок, вслв. шар. pisek / вслв. земпл. pisok, кр. pisok ‘песок’; юр. подобрац, вслв. podebrac, вслв. земпл. podobrac, кр. podobraty ‘подобрать’; юр. тот, вслв. шар. ten / вслв. земпл. tot, кр. tot ‘тот’; юр. деска, вслв. deska, кр. doska ‘доска’; юр. ценки, вслв. cenki, кр. tonk'yj ‘тонкий ’.

Ряд признаков связывает южнорусинский язык только с требишовскими говорами. Среди них:

• рефлекс о < *о / *о (юр. пойдзем, вслв. pujdzem, вслв. тр. pojdzem, кр. pidu ‘пойду’; юр. дзвон, вслв. dzvun, вслв. тр. dzvon, кр. dzvin ‘звон’; юр. двор, вслв. dvur / вслв. тр. dvor, кр. dvir ‘двор’; юр. вон, вслв. шар. un / вслв. земпл. vun / вслв. тр. von, кр. vin ‘он’);

• изменение *s>i и *z>z (юр. шерцо, вслв. serco / вслв. тр. serco, кр. ser(’)ce ‘сердце’; юр. шлепи, вслв. sl’epi / вслв. тр. sl’epi, кр. s(/s)l’ipyß‘слепой’; юр. желени, вслв. zel’eni / вслв. тр. zel’eni, кр. z(/z)elenyj ‘зеленый’; юр. жем, вслв. z(i/e)m / вслв. тр. zem, кр. zeml’a ‘земля’);

• оформление инфинитива ряда глаголов (юр. чечиц, вслв. ce(s)c / вслв. тр. cecic, кр. teci ‘течь’; юр. тлучиц, вслв. tlusc / вслв. тр. tlucic, кр. toükaty / toloci ‘толочь, толкать’).

Наконец, два признака указывают на прешовские говоры:

• спрягаемые формы вспомогательно -го глагола буц ‘быть’ (1-е л ед. ч. -юр. сом, вслв. шар. преш. som / вслв. земпл. mi /smi, кр. jem; 1-е л мн. ч. - юр. зме, вслв. центр. шар. zme, вслв. тр. zme, кр. zme / zmi; отрицательная форма 3-го л. ед.ч. - юр. нет, вслв. шар. преш. net / вслв. земпл. и ост. шар. nit, кр. nit);

• формы причастий на -l (юр. спаднул, вслв. spat / вслв. шар. преш. spadnul / вслв. тр. spadnol, кр. upa(u/l) ‘упал’; юр. стрет-нул / вслв. strit / вслв. шар. преш. stretnul / вслв. тр. stretnol, кр. stryty(u/l)‘встретил’; юр. мог, вслв. mux / вслв. шар. преш. mox / вслв. тр. mohol, кр. mix ‘мог’; юр. упек, вслв. upik /вслв. шар. преш. upek/вслв. тр. upekol, кр. up(i/u)k ‘испек’);

• огласовка отрицательной частицы (юр. не, вслв. шар. преш. ne, вслв. земпл. nit, кр. ne ‘нет’).

Итак, южнорусинская ситуация оказывается чрезвычайно близка ситуации в югозападных земплинских говорах округов Требишов и Сечовце, за исключением двух признаков, связывающих южнорусинский

с шаришскими восточнословацкими говорами к югу от г. Прешова. Отступление от требишовской ситуации и южнорусинско-шаришские параллели демонстрирует и ряд лексем: юр. гарло, вслв. шар. преш. Иаг1о / вслв. тр. ИагМо, кр. Иог1о ‘горло’; юр. крип-ки, вслв. кпркл / вслв. тр. кгеркл, кр. кпрЩ ‘крепкий’; юр. угел, вслв. шар. ике1 / вслв. земпл. ико1, кр. ико1 ‘угол’; юр. дражка, вслв. шар. ёгаяка / вслв. земпл. реятк, кр. stesкa / ргтук ‘дорожка, тропинка’ и др.

Таким образом, южнорусинский язык сформировался в результате взаимодействия главным образом требишовских земплинских и прешовских шаришских говоров, удельный вес которых в его системе, однако, является неодинаковым. В целом она восходит к требишовским говорам, но была частично модифицирована под влиянием прешовских. Результаты нашего исследования подтверждаются историческими данными, так как большинство карпатских «переселенцев греко-католического вероисповедания» прибыло в Воеводину из округа Требишов и из других округов в нижнем течении реки Ондавы, в том числе и южной части округа Прешов6.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Чарский В. В. Проблема генезиса южнорусинского языка и пути ее решения // Славянский Вестник МГУ, 2007 (в печати).

2 Чарский В. В. Новая трактовка критерия релевантности/нерелевантности в лингвогенезе южнорусинского языка // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2008. № 3. С. 111-117.

3 Stieber Z. Zarys dialektologii j^zykow zachodnio-slowianskich z wyborem tekstow gwarowych. Warszawa, 1956; Stole J. Slovenska dialektologia. Bratislava, 1994.

4 Чарский В. В. Новая трактовка критерия релевантности/нерелевантности в лингвогенезе южнорусинского языка.

5 Южнорусинские примеры приводятся в соответствии с орфографией, принятой в литературном языке, а восточнословацкие и карпаторусинские - в фонетической транскрипции. В статье используются следующие нетипичные сокращения: вслв. - восточнословацкие, земпл.- земплинские, кр. - карпаторусинские, ост. - остальные, преш. - прешовские, тр. - требишовские, шар. - шаришские, юр. - южнорусинский.

6 Надь Г. Прилоги до истори! руского язика. Нови Сад, 1988. С. 84; Швагровски Ш. Гу питаню генези и констигуованя язика югославянских Руснацох // Studia Ruthenica 5 (18), 1996-1997. С. 88102; Жирош М. Бачванско-сримски Руснаци дома и у швеце 1745-1991. Т. I. Нови Сад, 1997. С. 23.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.