CC BY
98
References
1. Kursheva N.A. Rol' kommentariev v uglublenii vospriyatiya russkoyazychnym chitatelem poemy T. Eliota «Chetyre kvarteta» [The role of commentaries in deepening of perception of T. Eliot's poem "Four Quarters" by Russian readers]. Vestnik NII gumanitarnykh nauk pri Pravitel'stve Respubliki Mor-dovii [Bulletin of the Research Institute of the Humanities at the Government of the Republic of Mordovia], 2014, no. 4, pp. 119-125.
2. Eliot T.S. The Waste Land. N.Y. Horace liveright, 1922 (Russ. ed.: Eliot T.S. Besplodnaya zem-lya: Izbrannye stikhotvoreniya i poemy. Moskow, Progress Publ., 1971, 188 р.).
3. Eliot T.S. Izbrannaya poeziya. Poemy, lirika, dramaticheskaya poeziya [Selected poetry. Poems, lyrics, dramatic poetry]. St. Petersburg, Severo-Zapad Publ., 1994, 446 p.
4. Eliot T.S. Poeziya i drama [Poetry and drama]. Moskow, IP Galin A.V. Publ., 2012, 495 p.
5. Eliot T.S. Stikhotvoreniya i poemy [Verses and poems. collection], Moskow, AST Publ., 2013, 605 p.
КУРШЕВА НАТАЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА - преподаватель кафедры иностранных языков № 1, Российский экономический университет имени Г. В. Плеханова, Россия, Москва (nathalia@bk.ru).
KURSHEVA NATALIA - Lecturer of Foreign Languages Department, Plekhanov Russian University of Economics, Moscow, Russia (nathalia@bk.ru).
УДК 811.511.152.2 ББК Ш166.31
М.З. ЛЕВИНА, П.Е. СЕДОВА
ДИАЛЕКТИЗМЫ В ЯЗЫКЕ МОКШАНСКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Ключевые слова: диалекты и говоры мокшанского языка, язык художественной литературы, литературный язык, диалектизмы, языковые особенности. Рассматриваются особенности употребления диалектизмов в языке мокшанской художественной литературы писателями разных ареалов распространения диалектов мокшанского языка и выявляются их стилистические функции. Авторы отмечают, что мокшанский литературный язык, несмотря на долгий и плодотворный путь развития, пройденный им со времени появления вплоть до сего дня, все еще находится в поиске, вбирает в себя из диалектов и говоров элементы, необходимые для становления его системы. Через язык произведений диалектные слова привлекаются, опробуются в литературном языке, а при условии приемлемости некоторые из них включаются в словарь литературного языка.
M. LEVINA, P. SEDOVA DIALECTICISMS IN LANGUAGE OF MOKSHA FICTION Key words: dialects and subdialects of Moksha language, language of fiction, literary language, dialecticisms, language features.
The authors consider the peculiarities of using dialecticisms in Moksha fiction by writers from different areas characterized by use of Moksha language dialects and identify their stylistic functions. The authors note that even though the process of establishing the Moksha literary language has been long and quite successful, it never stops in its development, borrowing from dialects and subdialects the elements, necessary for the development of its system. First introduced in fiction, dialect words start to be used in the literary language and after being accepted by the speakers they are included into its active vocabulary.
Развитие художественной литературы тесно связано с развитием литературного языка, установлением, совершенствованием его норм. Нормиро-ванность относится, прежде всего, к письменному литературному языку, который представляет собой высшую форму общенародного языка, воплощающую наиболее характерные, основные черты строя языка. Однако непрерывное изменение языка, возникновение новых элементов под постоянным воздействием местных диалектов приводит к накоплению явлений, становящихся как бы «избыточными» и приходящих в противоречие с принятой нормой. По мнению В.В. Виноградова, «язык художественной литературы со свойственной ему «установкой на выражение» имеет законное право на деформацию, на нарушение общелитературных языковых норм» [2. С. 19].
Исследованию употребления диалектизмов в произведениях русских писателей посвящены труды И.А. Оссовецкого [10], В.Н. Прохоровой [11], А.И. Ефимова [5], В.В. Виноградова [2], Г.О. Винокура [3] и др. Многие вопросы функционирования диалектизмов в мордовских (мокшанском и эрзянском) языках отражены в работах Т.М. Шеяновой [16, 17], Д.В. Цыганкина [15], А.П. Феоктистова [13], М.В. Мосина [9] и др.
Актуальность темы определяется уровнем современного мордовского языкознания, изучением особенностей употребления диалектизмов в языке мокшанской художественной литературы, выявлением их стилистических функций.
В определении понятия «диалектизм» в справочной литературе обнаруживаются значительные различия. Предпочтение дается определению из «Словаря лингвистических терминов», где отмечается, что «Диалектизмы -это диалектные слова, употребляющиеся в языке художественной литературы как средство стилизации слога» [1. С. 131].
Выделение и дифференциация диалектизмов прежде всего определяются особенностями диалектов. В мокшанском языке выделяются пять диалектных типов (диалектов): 1) центральный, лежащий в основе письменно-литературного мокшанского языка и расположенный на территории Атюрьевского, Тем-никовского, Ельниковского, Краснослободского, Старошайговского, частично Ковылкинского, Рузаевского районов Республики Мордовия (РМ); 2) западный, охватывающий в основном Зубово-Полянский и частично Торбеевский районы РМ; 3) юго-восточный, занимающий территорию соседних районов РМ: Инсар-ского, Кадошкинского, частично Ковылкинского и Рузаевского; 4) переходный, включающий территорию Белинского района Пензенской области, частично Торбеевского и Ковылкинского районов РМ; 5) смешанный, географически расположенный за пределами Республики Мордовия (в Нижегородской, Пензенской, Саратовской и некоторых др. областях) в соседстве с эрзянскими говорами, которые имеют отличительные языковые явления и относительную территориальную очерченность [14. С. LXXI-LXXXVI].
В художественной литературе самое значительное место занимают диалектизмы, образованные на фонетическом, морфологическом и лексическом уровнях.
Фонетические диалектизмы - слова, передающие особенности звуковой системы говора и составляющие в среднем не более одной десятой части всех диалектных элементов в каждом произведении: кр-синдр. г. naksada(d), ельн.г. maksada(e), зап. д. naksade /maksu 'гнилой', 'трухлявый'. Из фонетических особенностей на всех этапах развития литературного языка и его диалектной базы наблюдаются: а) чередование в абсолютном начале слова: шайг. г. juvad'ems, атр. г. ivad'ems, м. лит. juvad'ems 'крикнуть'; центр. д. jumams, юго-вост. д. ju-mams, зап. д. imams, м. лит. jumams 'потеряться'; б) выпадение звука или звуков в начале слова: юго-вост. д. joladams, центр. д. joladems, зап. д. oladems 'юлить'; юго-вост. д. ñurams, центр. д. ñurams, перех. д. urams, зап. д. urams 'качаться'; в) апокопа или синкопа звука или звуков, например: зап. д. moLfam, перех. д. moLfam, центр. д. moLfama(e), юго-вост. д. moLfama 'пойдем'; темн.-атр. sär, юго-вост. д. sejer, м. лит. м säjär 'волос'; зап. д. pil', центр. д. pejaí/pijal', юго-вост. д. pijaí 'нож'; г) эпентеза звука или звуков: юго-вост. д. vire, центр. д. vir, зап. д. vir, м. лит. vir 'лес'; центр. д. kisfems, зап. д. kisfems, юго-вост. д. kstims, м. лит. ksfíms 'плясать, танцевать'; зап. д. kombiä(e), юго-вост. д. komíe, центр. д. komfä(e), м. лит. komiä 'хмель'; юго-вост. д. novla, центр. д. nola, зап. д. nola, м. лит. nola 'ленивый'; зап. д. kunckase, центр. д. kuckasa(e), юго-вост. д. keckasa, м.лит. kuckasa 'в середине'; город. д. sustams, центр. д. stams, юго-вост. д. stams, м. лит. stams 'шить'. Например: Орьгодсь (вм. м. лит. ворь-годсь) сон тоста лия мастору (Дорофеев, 1928). 'Убежал он оттуда за
границу'; Сембя сизь-кемонць страфтф (вм. м. лит. срафтф) ниля отделе-ниява. 'Все семьдесят разделены на четыре отделения'; А тонь тяряце учительница, тон рузкс бе-ме! (Мокша 1970/4: 68). 'У тебя мать учительница, а ты по-русски ни бе, ни ме' и др.
В произведениях же писателей-выходцев из регионов, в которых распространен центральный диалект, доля фонетических диалектизмов значительно меньше. Писатели и поэты включают лишь наиболее характерные особенности говора: и своего родного, и говора, присущего определенному герою.
Морфологическую систему мокшанского языка отличает высокая продуктивность слово- и формообразовательных элементов. Их усвоение происходит в большой степени через письменно-литературный язык, нормы которого допускают параллельное употребление исконных морфологических вариантов. Грамматическое варьирование может быть двух видов - формообразовательным и словообразовательным. Формообразовательные варианты слова характеризуются различными грамматическими формами без нарушения тождества значения слова. Отметим, что морфологические варианты в мокшанской художественной литературе весьма широко представлены писателями - выходцами из регионов, в которых распространены западный, юго-восточный и центральный диалекты: зап. д. moL'-t'am, (вместо м. лит. moL'-t'ama 'мы идем'); юго-вост. д. kud-nas'k, центр. д. kud-naka (вместо м. лит. kud-э n'ke 'наш дом'); темн.-атр. г. kel'ksa-n, (вместо м. лит. kel'ksa 'я люблю (его, ее)'; ельн. г. as s'/тэп' (вместо м. лит. аё-э-n' s'imэ 'я не пил(а)'); рыбк.-ммл. г. то1эИ'аг'ап, (вместо м. лит. af mol^n'd'ar'an 'если я не пойду') и т.д. Например: Кулевсь звоноксь, минь озсеме вастова-нок (вместо м. лит. вас-това-нк) (А. Тяпаев 1969: 18). 'Послышался звонок, мы расселись по местам'.
Следует отметить, что ряд суффиксов, употребляемых в художественной литературе, составляют синонимичные морфемы, которые неодинаковы по звуковому оформлению, но идентичны по значению. Чаще всего они являются словообразовательными. Суффиксы-синонимы, которые присоединяются к одному и тому же корню: а) -n'a и -ka - суффиксы со значением ласкательности: а^а-n'a -аСа-ка 'дедуленька', jalga-n'a - jalga-ka 'подруженька', ЬаЬа-n'a - ЬаЬа-ка 'бабуленька'; samol-ka - samol-n'a 'подхалим'; б) -n'a, -ks, -ka, -z - суффиксы со значением уменьшительности: c'ora-n'a - c'om-ks - c'om-ks-ka, com-z 'мальчик';
в) -ks, -f и -ma, -ks - суффиксы абстрактных и конкретных существительных: kan-ks - kan-f - kaпdэ-ma 'ноша', r'iz-ks - r'iz-f - r'izna-ma 'печаль, тоска', viz'-ks -viz'd^-ma 'стеснительность'; Ыа - Ыэ-f 'покойник', mоlэ-ma - mоl'-f-ks 'походка';
г) -ks, -fks, -ina, -unda - суффиксы в производных существительных, обозначающих названия плодовых и некоторых дикорастущих деревьев и кустарников: mar-ina-fks /umar-ina /umar-unda «яблоня»; д) -na, -za - суффиксы прилагательных, которые указывают на неполноту качества: s'enbma-na - s'еп'еmа-zа 'синеватый', ravza-na - m^-za 'черноватый' [6. С. 158].
В языке мокшанских произведений словообразовательные диалектизмы встречаются не так часто. Причины этого мы склонны видеть не в нежелании писателей и поэтов вносить их в свои произведения, и не в том, что при редактировании такие диалектные включения вычеркивались редакторами издательств, а в том, что диалекты и, естественно, составляющие их говоры располагают, возможно, ограниченным словообразовательным материалом. То есть большинство словообразовательных суффиксов говоров отличны от литературных лишь фонетически или совпадают с таковыми литературного языка. Например: суффиксы -en- и -ksn-: центр. д. к1'гэп-сп-эё, зап. д. Игэп-сп-эё, юго-вост. д. Шэп^-пэё, м.лит. Шэп^-пэё 'сокращался'; центр. д. kencka /kincke, зап. д. kencka /kincke, юго-вост. д. kinks, м. лит. kenks /kenkska 'дверь'; центр. д. sorma-cñ-ds, зап. д. sorma-cñ-os, юго-вост. д. sormat-ksñ^s, м. лит. sormat-
ksn-es 'писал'. Например, в произведении В. Мишаниной «Вальмафтома куд»: Ольга сявсь васоньгурмозь чивге и тусь ялганцты, а минь лядоме тядязень мархта кафо-ненк (вм. м.лит. кафо-нек). 'Ольга взяла целую горсть калины и пошла к подруге, а мы с матерью остались вдвоем'; Лувоськ марнек книгат-нень, налхкси-нек (вм. м.лит. налхксе-ськ) марнек налхксематнень. 'Прочитаны были все книжки, сыграны были все игры'.
Тем не менее нельзя полностью отрицать наличие словообразовательных диалектизмов. В произведениях мокшанских писателей встречаются лексемы, отличающиеся способом своего образования и, следовательно, могущие быть признанными как словообразовательные диалектизмы: vorl'u-gan 'воришка', vorg-aj 'беглец' nolg-ar 'сопливый', fur-gan 'драчун', cora-baj 'недоросль', nazo-la 'растяпа', kaze-ld'e 'со злостью' и т.д., в которых основной особенностью суффиксов является выражение экспрессивности и сниженности. Например: Кие пандсы командировкать? - Сядонга кяжельде (вм. м. лит. кяжда) мярьгсь директорсь (С. Ларионов 1989: 96). 'Кто выплатит за командировку? - Еще сильнее и со злостью сказал директор'; Туят, мярьгат? А коза? Эрька азка, церабай (вм. м. лит. цёрокш) (А. Тяпаев 1969: 23). 'Говоришь, уходишь? А куда? Ну-ка, скажи-ка, недоросль'; Финцне Максимнянь лангс варжакстсть ор-жаста, кяжиста: мрдась, кле, ворьгяйсь (вм. м. лит. ворьгодись) (А. Тяпаев 1969: 33). 'Одни смотрели на Максимку пристально, со злостью: вернулся, мол, беглец' и др.
Очень часто в языке художественной литературы авторов, представителей западного диалекта, при образовании сравнительной степени прилагательного и наречия функционируют частицы gern 'очень', 'чрезмерно', pack 'очень'. Например: Инголен путсть гърнь (вм. м. лит. пяк) салу лям. 'Передо мной поставили чрезмерно соленые щи'; Ваше сиятельство, - пшкядсь Савва пачк (вм. м. лит. пяк) кайгиста (Кирдяшкин 1953: 122). 'Ваше сиятельство, - окликнул Савва очень громко'.
В представленных примерах лексемы цёрабай, ворьгяй, кяжельде, гърнь салу, пачк кайгиста являются вариантами более распространенных форм, которые образованы при помощи кодифицированных элементов: цёрокш, воръгоди, кяжда, пяк салу, пяк кайгиста. При анализе этих вариантов следует отметить, что писатели иногда вкладывают подобные диалектизмы в уста своих героев, представляя индивидуальность и диалектную принадлежность своего героя.
Наиболее многочисленны в художественных произведениях собственно-лексические диалектизмы, которые называют предметы и понятия, имеющие в литературном языке иные наименования, образуя синонимические ряды. Основой синонимичности служит «во-первых, общность номинативного значения, соотносящего данные слова с определенным понятием. При этом возможна или полная аналогия, или семантическая близость, которая допускает незначительные расхождения в оттенках значения» [7. С. 63]. Исходя из этого, следует отметить, что собственно-лексический диалектизм - это местные названия предметов и явлений, являющиеся синонимами соответствующих слов литературного языка с какой-либо другой непроизводной основой: центр. д. йаЬа -зап. д. t'ot'mak 'ребёнок'; центр. д. boxаr'am - зап. д. matf 'погреб'; юго-вост. д. konak - центр. д. inzi 'гость'; зап. д. дог - центр. д. с'еЬаг / ciber 'хороший'; центр. д. morks - зап. д. morks - юго-вост. д. sera 'стол'; центр. д. rasa /resa -зап. д. kaid'av - смеш. д. colak - юго-вост. д. kaid'av 'плохой' и др.
Наличие материала художественной литературы позволяет рассмотреть вопросы вариативности лексического уровня мокшанского литературного языка в хронологическом порядке.
На начальных этапах развития мокшанского языка издание художественной литературы затрудняло отсутствие литературной нормы. Писатели опирались на свой диалект, сдобренный лексическими интерполяциями из других мокшанских диалектов. Например, учебник З.Ф. Дорофеева (носителя западного диалекта) представлен на западном диалекте, а в скобках лексемы юго-восточного диалекта: Морозть эзда ловть потмос кяшендихть шумбасня (нумолхня). 'От мороза зайцы прячутся в снег'; Сявмясть мойньгя (моньге), монга пионерке ёран (вешян) арамс. 'Возьмите и меня, я тоже хочу стать пионером'; А илятти лисе-мя кавланять (лугать) лангс и крьвястемя толмар. 'А вечером вышли на луг и разожгли костер'; Сон нолязе тётьмакть (шабать) валомне (саворне) ведти. 'Он тихонько опустил ребенка в воду'; Шава шиста якамя тинги (пери). Во вторник мы выходили в огород' (С.З. Дорофеев, 1928).
В более поздний период (30-40-е гг. хХ в.) необходимость в скобках отпала, так как произошла более полная кодификация норм мокшанского языка. Были созданы грамматики, словари, отражающие как нормы языка, так и его диалектную основу. Но тем не менее формы западного диалекта продолжительное время характеризовали диалектную основу мокшанского литературного языка. Со временем формы юго-восточного диалекта, так же как и западные, прочно вошли как в художественные произведения, так и во все печатные издания. При помощи такого разнообразия любое печатное издание на мокшанском языке отмечалось образностью, колоритом языковых элементов. Писатели представляли читателю богатство лексики мокшанского языка и тем самым продолжали обогащать диалектную основу современного письменного литературного языка [12. С 41].
Позднее, т.е. в 1960-е гг., процесс обогащения словарного состава мокшанского литературного языка при помощи так называемых диалектных слов продолжался. В данном случае они являлись не чисто диалектными, т.е. употребительными на меньшей территории какого-нибудь мокшанского диалекта, а просто были малоупотребительными до этого времени. Вследствие этого мы наблюдаем картину лексического разнообразия, характеризующегося как синонимы, которые встречаются в разных говорах и диалектах. Например: центр. д. areksta(e)/jareksta(e) /çreksta(e) /araskedez, шайг. г. bojkasta(d), зап. д. bojkas-ta(e) /kenerdaz, юго-вост. д. kureksta 'быстро'; центр. д. gond'asfems /kondasfems, юго-вост. д. jarastems, зап. д. kond'asfems / kond'esfems 'пригодиться'; центр. д. savana / savane, юго-вост. д. savane, зап. д. carana /carane 'посуда'; центр. д. morks, юго-вост. д. sera, зап. д. morks 'стол' и т.д. Нагляднее эта вариативность представляется в контексте. Аш! Воспитателенди аф кондястян (Ф. Атянин 1958: 70). 'Нет! В воспитатели я не гожусь'; Эх, цера, кяттне золотайхть, а вага тонафтема аф яраштат (Ф. Атянин 1958: 25). 'Эх, парень, руки у тебя золотые, а вот в учебе не годишься'; Гоафуня куцсь кузовти и ушедсь цяранява лофцонь кайсема. А варжасак - аф стяват моркшть ваксста! (П. Левчаев 1967: 56). 'Агафья поднялась в кузов и начала наливать молоко в посуду. Попробуешь - не встанешь из-за стола!'.
В процессе развития письменного литературного языка эти языковые элементы являются следствием преднамеренного включения внелитератур-ных средств в авторскую речь. Наряду с подобными элементами могут оказаться и такие, которые действительно составляют индивидуальную особенность речи самого писателя - выходца из той или иной среды или местности. Индивидуальными элементами наполнены многие произведения мокшанских писателей, которые осознанно введены в авторскую речь. Например: Ну, сяда курок, ато фкявок васта аф иляды, - стардозе (вм. м. лит. эряскофтозе)
Шуркать (Ф. Атянин 1958: 28). 'Ну, быстрее, а то ни одного места не останется, - поторопил Шурку'. Лексема стардозе 'торопил' долго считалась диалектной формой, но со временем она прочно вошла как в художественные произведения, так и во все печатные издания.
В художественной литературе имеет давнюю традицию парное употребление диалектного и литературного слов с одинаковым значением: visksta / bojkasta 'быстро', где visksta - литературное, а bojkasta - диалектное (шайг. г.); saba / fofmak 'ребенок', где saba - литературное, fofmak - диалектное (зап. д.); numdl /sumbas 'заяц', где numdl - литературное, sumbas - диалектное (зап. д.); konak / inzi 'гость', vene / veñez 'лодка', sormadems / fa(e)sfems 'писать', sargad'ems / fe(i)rd'ems / juvad'ems (ivad'ems) 'звать', keígefñems / vaskafñems 'обманывать' и др. Выявляются случаи, когда писатели употребляют их не только в одном и том же тексте, но и в одном и том же предложении. Такой процесс наблюдался в языке произведений Ф. Атянина. Например: Тяфтама ученикне кельготнихть, васькафнихть тядяснон, учительснон и эсь ял-гаснон (Ф. Атянин 1958: 72). 'Такие ученики лгут и обманывают родителей, учителей и своих друзей'; Сейчас терьдса. Тяниек серьгядьса (Ф. Атянин 1958: 92). 'Сейчас позову. Сию минуту позову'. В авторских приемах Ф. Атя-нина, представителя юго-западного диалекта, в полной мере выражаются: вариативность, внедрение внелитературных элементов, способствующих развитию и совершенствованию мокшанского литературного языка.
По мнению В.В. Виноградова, каждый писатель, используя общенародную лексику, одновременно прибегает к «строительному материалу» своего диалекта или говора, чтобы придать яркость языку героя или обстановке действия [2]. Очевидно, для характеристики обстановки действия своих героев, литературных персонажей авторы часто пользуются своим диалектом; с помощью диалектизмов демонстрируют особенности языка своего героя. Уместно приведенное слово никогда не бывает непонятным или чуждым. Например: Эсь умоцонза - эсь мяльсонза, кода ёрась, станя и тись (м. Бебан 1962: 64). 'По его намерению - желанию, как хотел, так и сделал'. Автор в данном случае с помощью варианта умоць уточняет, дополняет и придает дополнительную окраску общеупотребительному слову мяль 'желание, мысль'.
Употребление разнообразных лексических форм зависит также от умения пользоваться словом, чтобы оно было понятно всем. Поэтому на одной странице художественного произведения мы часто встречаем два разных слова с одним значением (одно слово мокшанское, другое - заимствованное с русского языка), поскольку в некоторых говорах мокшанского языка один из вариантов отсутствует. Например: Тон, Агра, вов мезе: ильхтьк цёрать скрось станци-яв! Тя прважамась тейне мзярдовок аф юкстави (А. Тяпаев 1969: 48). 'Ты, Агра, вот что: проводи парня напрямик до станции! Эти проводы мне никогда не забудутся'; Вов родниконять ароптсаськ, курок кармай работама мелен-цясь, содасасть кода кондясти тя эшинясь? (А. Тяпаев 1969: 22). 'Вот почистим родник, скоро заработает мельница, знаете, как понадобится этот родни-чек?' Следует отметить, что мокшанский и эрзянский литературные языки на всем протяжении истории своего развития испытывают непрекращающееся влияние не только местных диалектов, но и русского языка.
Отметим, что на языковых конференциях неоднократно рассматривали целесообразность использования не заимствованных слов, а диалектных, для дальнейшего развития мокшанского литературного языка как одного из постоянных источников его обогащения. При решении данной задачи необходимо было: 1) сохранить интернациональную терминологию; 2) разработать единую терми-
нологию для мордовских (мокшанского и эрзянского) языков [8]. Однако тенденция развития лексики мордовских языков за счет собственных ресурсов продолжалось недолго, так как решения, принятые конференциями 1933-1934 гг., были признаны антисоветскими, и уже во второй половине 30-х гг. был взят курс на усиление потока заимствований [9. C. 28]. Это прослеживается и в языке художественных произведений.
В настоящее время из образовавшихся параллелей более активизируются слова мокшанского языка, при этом явно уменьшается употребляемость заимствованных. Авторские элементы являются следствием преднамеренного включения внелитературных средств в авторскую речь. Наряду с подобными элементами в нем могут оказаться и те, которые действительно составляют индивидуальную особенность речи самого писателя - выходца из той или иной среды или местности. Например: Виде, тяса, карточкаса няеви сяда ажаняста, a moca - кезганаста (И. Девин 1991: 27). 'Правда, здесь, на фотографии смотрится тихоней (слабеньким), а там - коренастым'; Июлень мани шить сюролдан-зон ала трнаты - вачкаты куднек, ульцянек. Ванка, вирське вачкаты! (И. Девин 1991: 15). 'Под июльскими лучами солнца дрожат, трясутся дома, улицы. Смотри-ка, даже лес дрожит!'; И кулхцондоль пялевес тётьмаконь котьфти виряватнень колга (Мокша 1994/3: 35). 'И слушал(а) бы до полуночи рассказы о ведьмах'; Ся кода стане аф мувору? А докладнойсь? - сересь Опеч-кин (Мокша 1994/4: 57). 'Как это не виноват? А докладная? - кричал Опечкин'. В данном случае в языке произведений художественной литературы диалектизмы используются с целью более реалистического показа действительности.
Такая непроизвольная, ненамеренная передача диалектных особенностей - явление, казалось бы, в некоторых случаях отрицательное, следствие недостаточной культуры речи, но в настоящее время это один из путей обогащения языка исторически мокшанскими словами и словоформами. И если в ранние периоды шел процесс освобождения литературного языка от речевых элементов, то в настоящее время в связи с развитием социальных функций литературной речи и художественной литературы идет расширение границ мокшанского литературного языка путем словотворчества, т.е. создания «искусственных слов» и употребления диалектных. Например: Аш перьфпяльганк пцтай мезевок стама, конац кеподелезе ваймэрьгяньконь, эжделезе седиеньконь (Мокша 1994/2: 48). 'Нет вокруг ничего такого, что подняло бы наш дух и согрело бы сердце'; Морайсь ёфси аф «конень сельмот» моли сиде моронять морвайгяленц (мотивонц) мелъге (Мокша 1994/2: 93). 'Поющий совсем не «с закрытыми глазами» идет за мотивом частушек'.
Писатели, кроме новообразований, допускают еще и дословные переводы с русского языка: Кулезе - Фомарясь баба пели нонада, ну, шяйтанда-мезьда (Мокша 1994/4: 7). 'Он слышал - бабушка боится потусторонних сил, ну, шайтанов'; Мои щас тейть няфтьса коса ракатне тялонзайхть! (Мокша 1994/2: 63). 'Я тебе сейчас покажу, где раки зимуют!'; Бабанясь угадясь пяк ло-манень примай (Мокша 1994/2: 22). 'Бабушка оказалась очень гостеприимной'.
Следует также отметить, что в художественной литературе кроме неологизмов встречаются и архаичные формы, которые в тексте даны с объяснениями: Тяла потма вардодсь (покодсь) инксонза кати-кодама козялянди. 'Целую зиму батрачил на какого-то богача'; Ушедсть пуромкшнема атятне ораму (пуром-ксу) (И. Девин 1991: 244). 'Старики начали собираться на сходку'.
В последние десятилетия в художественной литературе широко стали употребляться диалектные формы, многие из которых стали общеупотребительными: урадомс (юго-вост. д.) 'умереть', 'сдохнуть'; кецямс (юго-вост. д.) 'радоваться';
утлок (зап. д.) 'вранье'; авазлафста (центр. д.) 'с благословенья'; тарькс (юго-вост. д., центр. д.) 'холодный'; витькстафнемс (центр. д.) 'сознаться, сказать правду'; арженя (зап. д.) 'оценочная характеристика человеку'; ямбар (центр. д., зап. д.) 'бедняга'; симонця (центр.д.) 'поздравления'; пакшт (зап. д.) 'волосы'; байтяк (центр. д.) 'всегда'; кенордамс (зап. д.) 'спешить, торопиться'; кондя-стомс (центр. д., зап. д.) - яраштомс (юго-вост. д.) 'пригодиться'; сабаргодомс (юго-вост. д.) 'сильно устать', 'изнуриться'; уромкшнемс (зап. д.) 'намереваться, хотеть' и др. Достаточно богаты подобными лексемами произведения И. Девина. Например: Вера кецясь (вм. м. лит. кенярдсь), мирдец тяштезе тя сёрмать! (И. Девин, 1991: 26). 'Вера обрадовалась тому, что муж написал ей это письмо'; Эрьдова, аванят, стирнят, поминандасаськ Иванорясь бабазень (И. Девин, 1991: 74). 'Ну, давайте, женщины и девушки, помянем бабку (досл. Иваниху)'; Тясовок, мзярда ни саме сей, станцияв, элякоткшнесь аляце, коли, аф няйса стирнязень? (И. Девин 1991: 9). 'Даже здесь, когда приехали на станцию, твой отец переживал, что не увидит свою дочь?'; Нява, ся куцеманятнень лангса корхтась аляце войнав тумстонза (И. Девин 1991: 10). 'Вон там, стоя на тех ступеньках, выступал твой отец, прежде чем отправиться на войну'; Тяфта са-барды (вм. м. лит. пяк сизи), лядемшкацка аф ули (Мокша 1994/4: 31). 'Так он устанет, что сил не будет косить'.
Использование авторами диалектной лексики во всех случаях оправдывается целью, которую ставит перед собой писатель. Нелитературные формы, вводимые в авторскую речь и речь персонажей, не нарушают целостность и стройность языка произведений и не могут характеризовать язык с отрицательной стороны. Отметим, известный драматург современной мокшанской литературы В. Мишанина, представитель юго-восточного диалекта, в своих произведениях использует как просторечные, так и диалектные слова. Например: А тяни шамазон ёрдазень валонзон и куроконе ворьфтезе шотонц (вм. м. лит. ворьгодсь) (В. Мишанина 2002: 85). 'А теперь бросил(а) мне в лицо свои слова и быстрее убежал(а)'; Плманжане кармасть сокодема (вм. м. лит. трнатома) (В. Мишанина 2002: 31). 'У меня стали дрожать коленки'; Тя ёткть сувась тядяц и аткардамань (вм. м. лит. апрякамань): «Тон тяни Натанян-ди аф ялгат, сон школав якай, а тон шорсят теенза уроконь тонафнемс...» (В. Мишанина 2002: 34). 'В это время зашла мать (его, ее) и стала упрекать: «Ты теперь Наташеньке не друг (подруга), она в школу ходит, а ты мешаешь ей делать уроки...»'.
В представленных примерах просторечные слова и выражения как бы заполняют собой пустоту, которая возникает из-за малого количества разговорных слов. Их ненормативность нейтрализуется. На первый план выступает тот факт, что подобные элементы являются наиболее допустимыми в непринужденной обстановке общения. Благодаря их употреблению у читателя создается впечатление непринужденности «речевого поведения» повествователя: возникает чувство, что они с героями произведения общаются на одном языке. Поэтому лингвисты считают, что впечатления резкого отхода от нормативного повествования, несмотря на присутствие в тексте нелитературных элементов, не возникает.
Проведенный анализ позволяет прийти к выводу, что диалектные слова в произведениях мокшанских писателей используются главным образом в целях совершенствования стиля: 1) для избегания тавтологий (часто в качестве синонимов используются диалектизмы); 2) для индивидуализации речи героя, его характеристики; 3) для создания местного колорита, придавая художественной речи эмоционально-экспрессивную окраску.
Таким образом, в условиях современного развития мокшанского языка с его многодиалектностью, сохранившимся по сей день компактным расселением носителей конкретных диалектов и говоров, безусловно, диалектные слова и выражения используются в художественных произведениях для выполнения важных стилистических задач: служат для речевой характеристики героя и воспринимаются в тексте как экспрессивные средства, создающие выразительность произведения.
Список сокращений
атр. г. - говор атюрьевской подгруппы центрального диалекта мокшанского языка
город. д. - городищенский диалект мокшанского языка
ельн. г. - ельниковский говор центрального диалекта мокшанского языка
зап. д. - западный диалект мокшанского языка
кр.-синдр. г. - краснослободско-синдровский говор центрального диалекта мокшанского
языка
м. лит. - мокшанский литературный язык перех. д. - переходный диалект мокшанского языка
рыбк-ммл. г. - говор рыбкинско-мамолаевской подгруппы центрального диалекта мокшанского языка
смеш. д. - смешанный диалект мокшанского языка
темн.-атр. г. - говор темниковско-атюрьевской подгруппы центрального диалекта мокшанского языка
центр. д. - центральный диалект мокшанского языка
шайг. г. - шайговские говоры центрального диалекта мокшанского языка
юго-вост. д. - юго-восточный диалект мокшанского языка
Источники
Атянин Ф. Тунда. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1958. 135 с.
Бебан М.А. Тундань нармотть: роман. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1962. 195 с.
Девин И. Нардише: роман. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1991. 3б5 с.
Дорофеев З.Ф. Од веля. Васенце пялькссь. М.: Центриздат, 1928. 109 с.
Кирдяшкин Т. Мокша: роман. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1953. 299 с.
Ларионов С. Хрусталень пайкт: роман. Саранск: Морд. кн. изд-во. 1989. 256 с.
Левчаев П. Стирнят-якстернят: роман. Саранск: Морд.кн. изд-во, 1967. 182 с.
Мишанина В. Вальмафтома куд: повестть, азкст, пьесат. Саранск: Морд. кн. изд-во, 2002.
320 с.
Мокша: литературно-художественный и общественно-политический журнал. 1970. № 4.; 1994. № 2-4.
Тяпаев А. Ежу сява: рассказ. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1969. 56 с.
Литература
1. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Сов. энциклопедия, 1966. 607 с.
2. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. Избранные труды. М.: Наука, 1980. 360 с.
3. Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М.: Высш. шк., 1991. 448 с.
4. Горбачевич К.С. Нормы современного русского литературного языка. 2-е изд., испр. и доп. М., 1981. 208 с.
5. Ефимов А.И. История русского литературного языка. М.: Учпедгиз, 1961. 322 с.
6. Левина М.З. Интерпретация словообразовательных особенностей прилагательных в диалектах мокшанского языка // Вестник НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия. 2014. № 2 (30). С. 156-163.
7. Лексикология современных мордовских языков / под ред. Д. В. Цыганкина. Саранск: Изд-во Морд. ун-та, 1983. 296 с.
8. Материалы 1-й и 2-й языковой конференции. Саранск: Мордгиз, 1933; 1934. 266 с. (Рукопись. Архив НИИЯЛИЭ).
9. Мосин М.В. Мордовские языки: настоящее и будущее. Саранск: [Б.и.], 2010. 336 с.
10. Оссовецкий И.А. Диалектная лексика в произведениях советской художественной литературы 50-х - 60-х годов // Вопросы языка современной русской литературы. М.: Наука, 1971. С. 301-385.
11. Прохорова В.Н. Диалектизмы в языке художественной литературы. М.: Учпедгиз, 1957.
12. Седова П.Е. Диалектная вариантность в языке мокшанской художественной литературы // Финно-угорский мир. 2013. № 4. С. 40-43.
13. Феоктистов А.П. Из истории мордовской письменности второй половины 19 века // Финно-угристика. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1978. Вып. 1. С. 104-115.
14. Феоктистов А.П. Диалекты мордовских языков // Paasonen H. Mordwinisches Wörterbuch. Helsinki, 1990. Bd. 1. S. LX-LXXXV.
15. Цыганкин Д.В. Мордовские языки глазами ученого-лингвиста. Саранск: Крас. Октябрь, 2000. 316 с.
16. Шеянова Т.М. Языковое строительство и формирование системы лексики мордовских литературных языков в 20-30-е годы // Проблема грамматического строя мордовских языков: труды МНИИЯЛИЭ. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1984. Вып. 77. С. 130-138.
17. Шеянова Т.М. Формирование лексики мордовских языков. История лексики. Языковые контакты. Саранск: Изд-во Морд. ун-та, 1989. 92 с.
References
1. Akhmanova O.S. Slovar' lingvisticheskikh terminov [Dictionary of linguistic terms Dictionary of the linguistic terms]. Moscow, Sovetskaya entsiklopediya publ., 1966. 607 p.
2. Vinogradov V.V. O yazyke khudozhestvennoi prozy. Izbrannye trudy [About language of the fictional prose]. Moscow, Nauka publ., 1980. 360 p.
3. Vinokur G.O. O yazyke khudozhestvennoi literatury [About language of the fictional prose]. Moscow, Vysshaya shkola publ., 1991. 448 p.
4. Gorbachevich K.S. Normy sovremennogo russkogo literaturnogo yazyka [The standards of the modern Russian literary language]. Moscow, 1981. 208 p.
5. Efimov A.I. Istoriya russkogo literaturnogo yazyka [The history of the Russian literary language]. Moscow, Uchpedgiz Publ., 1961. 322 p.
6. Levina M.Z. Interpretatsiya slovoobrazovatel'nykh osobennostei prilagatel'nykh v dialektakh mokshanskogo yazyka [Interpretation of wordbuilding features of adjectives in dialectsof the moksha language]. Vestnik NII gumanitarnykh nauk pri Pravitel'stve Respubliki Mordoviya [Vestnik by the Research institute of humanities under the government of Mordovia], 2014, no. 2(30), pp. 156-163.
7. Tsygankin D.V., ed. Leksikologiya sovremennykh mordovskikh yazykov [Lexicology modern Mordovia languages]. Saransk, Mordovia State University Publ., 1983. 296 p.
8. Materialy pervoi i vtoroi yazykovoi konferentsii [The works of the 1st and 2nd language's conference]. Saransk, Mordgiz publ., 1933; 1934.
9. Mosin M.V. Mordovskie yazyki: nastoyashchee i budushchee [Mordovian languages: present and future]. Saransk, 2010. 336 p.
10. Ossovetskii I.A. Dialektnaya leksika v proizvedeniyakh sovetskoi khudozhestvennoi literatury 50-kh 60-kh godov [Dialect vocabulary in the works of Soviet literature in the 50th and 60th years]. Vo-prosy yazyka sovremennoi russkoi literatury [Modern Russian literature questions]. Moscow, Nauka publ., 1971, pp. 301-385.
11. Prokhorova V.N. Dialektizmy v yazyke khudozhestvennoi literatury [Dialects in the language of fiction]. Moscow, Uchpedgiz Publ., 1957.
12. Sedova P.E. Dialektnaya variantnost' v yazyke mokshanskoi khudozhestvennoi literatury [Dialectal Variation in Fiction in the Moksha Language]. Finno-ugorskii mir [The Finno-Ugric world], 2013, no. 4, pp. 40-43.
13. Feoktistov A.P. Iz istorii mordovskoi pis'mennosti vtoroi poloviny 19 veka [The history of the Mordovian literature in the second part of the 19th century]. Finno-ugristika [Finno-Ugric]. Saransk, Mord. kn. izd-vo, 1978. Vyp. 1. pp. 104-115.
14. Feoktistov A.P. Dialekty mordovskikh yazykov [Mordovian dialects]. In: Paasonen H. Mordwinisches Wörterbuch. Helsinki, 1990. Bd. 1, pp. LX - LXXXV.
15. Tsygankin D.V. Mordovskie yazyki glazami uchenogo-lingvista [Mordovian language through the eyes of the language expert]. Saransk, 2000. 316 p.
16. Sheyanova T.M. Yazykovoe stroitel'stvo i formirovanie sistemy leksiki mordovskikh literatur-nykh yazykov v 20-30-e gody [Organisation of the mordovian literary language]. Problema grammati-cheskogo stroya mordovskikh yazykov. Trudy MNIIYaLIE [Grammar difficulties of the mordovian language]. Saransk, Mordvinian Publishing House, 1984, vol. 77, pp. 130-138.
17. Sheyanova T.M. Formirovanie leksiki mordovskikh yazykov. Istoriya leksiki. Yazykovye kontakty [The history of the mordovian language]. Saransk, 1989. 92 p.
ЛЕВИНА МАРИЯ ЗАХАРОВНА - кандидат филологических наук, старший научный сотрудник кафедры мокшанского языка, Мордовский государственный университет им. Н.П. Огарева, Россия, Саранск (Lev.Mariya@mail.ru).
LEVINA MARIYA - Candidate of Philological Sciences, Senior Researcher, Moksha Language Department, Ogarev Mordovia State University, Saransk, Russia.
СЕДОВА ПОЛИНА ЕГОРОВНА - кандидат филологических наук, доцент кафедры мокшанского языка, Мордовский государственный университет им. Н.П. Огарева, Россия, Саранск (polya.sed@maii.ru).
SEDOVA POLINA - Candidate of Philological Sciences, Аssociate Professor of Moksha Language Department, Ogarev Mordovia State University, Saransk, Russia.
