CC BY
100
2. [Eh/r]. - R/d: http://googleblog.blogspot.ru/
3. [Eh/r]. - R/d: http://googlerussiablog.blogspot.ru/
Статья поступила в редакцию 16.03.14
УДК 811.111 ’42
Savina A.A. DIALECTICISMS AS A FACTOR OF STRUCTURAL-SEMANTIC INTEGRITY IN POLYPHONIC LITERARY TEXTS. The article supplies a complex analysis of dialecticisms in literary texts with the reference to the English regional novels of 19-20 c. The author specifies functions of dialectal words in literary texts. As a means of vivid characterization, dialecticisms express the personage’s point of view (thus contributing to text polyphony). They also function as nonce means of expressing text categories of locality and personality, being conducive to the coherence of a literary text.
Key words: dialecticisms, text categories, point of view, polyphony.
А.А. Савина, ассистент каф. основ английского языка ФГБОУ ВПО НГЛУ им. Н.А. Добролюбова,
г. Нижний Новгород, Е-mail: ann-owl@yandex.ru
ДИАЛЕКТИЗМЫ КАК ФАКТОР СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКОЙ КОНСОЛИДАЦИИ ПОЛИФОНИЧЕСКОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
В статье проводится комплексный анализ диалектизмов на материале английских региональных романов 19-20 веков, уточняются функции диалектных вкраплений в художественном тексте. Являясь способом яркой речевой характеристики, диалектизмы участвуют в экспликации точки зрения персонажа (создании эффекта полифонии), в то же время служат специфическим средством выражения категории локальности и персональ-ности, способствуя цельности художественного текста.
Ключевые слова: диалектизмы, категории текста, точка зрения, полифония.
К числу особенностей художественной литературы следует отнести возможность несовпадения субъекта речи, то есть говорящего, и автора. Фигура повествователя становится некой промежуточной инстанцией, которой автор доверяет повествование. Повествователь является обязательным условием успешной коммуникации посредством художественного текста [1, с. 199]. В теории нарратива всем потенциальным отправителям сообщения в коммуникативной ситуации «художественный текст» приписывают свой потенциальный голос. В соответствии с уровнем коммуникации различают внутренние (‘т^ехШаГ) голоса повествователя и персонажей и внешний (‘ех^ехШаГ), авторский голос [2]. Авторский голос в произведении наиболее отчетливо эксплицируется в лирических отступлениях, метатек-стовых комментариях, в случае, когда автор поручает повествование рассказчику, чью идеологическую позицию не разделяет. При сочетании двух противоположных оценочных позиций в тексте актуализируется авторская ирония.
Учет широкого контекста и совокупности содержащихся в художественном тексте субъективных значений позволяет сформировать вертикальную проекцию текста и дает возможность его многомерного прочтения. Полифоническим (полифо-ничным) текстом, по мнению О.И. Валентиновой, можно назвать текст, в котором отсутствует жесткая соотнесенность между высказыванием и субъектом высказывания; а также между высказыванием и значением высказывания [3, с. 10]. Эффект многоголосия (полифонии) возникает не в ходе простого восприятия линейного соположения лингвистических единиц, принадлежащих голосам разных субъектов речи, а в результате партитурного прочтения одной единицы - словосочетания или даже отдельного слова. И.Р Гальперин впервые относит к числу категорий текста партитурность, определяя ее как структурную категорию, которая выявляется на основе наличия в тексте двух видов информации: содержательно-фактуальной и содержательно-концептуальной информации, образующих соответственно горизонтальный и вертикальный срезы текста [4, с. 524-530]. Под парти-турностью мы понимаем функционально-семантическую текстообразующую категорию, базирующуюся на оппозиции точек зрения субъектов речи и/или восприятия. Ведущий немецкий нар-ратолог В. Шмид определяет точку зрения как «образуемый внешними и внутренними факторами узел условий, влияющий на восприятие и передачу событий», при этом повествуемые события служат объектом точки зрения [5, с. 121]. Выбирая определенную точку зрения, повествователь задает читателю некую перспективу восприятия описываемых событий. В. Шмид выде-
ляет основные планы, в которых может быть зафиксирована та или иная точка зрения: идеология (оценка), язык, перцепция, пространство и время [5, с. 122-127]. Данная типология представляется наиболее применимой к анализу художественного текста, так как на практике учитывает не только голосовой и визуальный аспект точки зрения, но и степень осведомленности повествователя/персонажа, которая наиболее отчетливо эксплицируется в пространственно-временном плане.
Материалом для исследования послужили произведения А. Беннета и романы «Уэссекской серии» Т. Гарди, которые можно отнести к английским региональным романам рубежа Х1Х-ХХ веков. Региональный роман, действие в котором четко локализовано по месту и времени, на протяжении полутора столетий является одним из самых востребованных направлений в европейской и американской художественной прозе. Выбор материала для исследования обусловлен использованием указанными авторами значительного объема социально-и территориально-маркированных элементов с целью характеристики персонажей.
Стилистически маркированные языковые средства создают, по мнению М. Фладерник, иллюзию дословной передачи реальности, а «диалектные единицы становятся ядром дейктичес-кой и субъективной инородности» в повествовании [6, р. 261]. В связи с этим представляется интересным в рамках регионального текста оценить потенциал диалектизмов как полифонических единиц, т.е. единиц, участвующих в формировании категории партитурности текста.
Практическая ценность проведенного исследования заключается в релевантности его результатов для лекционных курсов по лингвистике текста, а также спецкурса по интерпретации художественного текста.
В ходе исследования применялись следующие методы лингвистического анализа: контекстуальный и трансформационный анализы, функционально-семантический анализ, элементы компонентного анализа семантической структуры слова, супрали-неарный стилистико-текстовый анализ. На отдельных этапах работы применялся синхронно-диахронический анализ языковых единиц.
Специфика жанрово-стилевого использования диалектизмов в художественных текстах обусловлена тем обособленным положением, которое диалекты заняли по отношению к литературному языку. Диалектный материал в литературных произведениях служит средством не только характеристики социальной принадлежности персонажа, но и характеристики обстанов-
ки, уточнения места и времени действия, выполняя в последнем случае этнографическую функцию, в соответствии с типологией М.А. Яковлевой. В поэзии диалектизмы применяются как средство архаизации стиля. Помимо вышеозначенных функций, М.А. Яковлева выделяет также идеологическую, или символическую, функцию диалектизмов в художественном произведении. Эта функция выполняется в случае, когда «автор сообщает образу и речи героя особые «идеологические» черты, отвечающие особой «идеологической» (философской) установке автора» [7, c. 19]. По мнению М.А. Яковлевой, функция создания социально-культурной характеристики присуща всем произведениям, в которых используется диалектная стилизация речи героя. Этнографическая и идеологическая функция могут ее дополнять в зависимости от характера произведения.
Как следует из определения жанра, в региональном романе этнографическая функция диалектизмов выходит на первый план. Изображая людей и нравы какой-то области, автор, естественно, передает своеобразие речи героев. В романах Т. Гарди повествование ведется от третьего лица, всезнающим рассказчиком, не вовлеченным в описываемые события. Однако отдельные фрагменты могут быть изложены самими персонажами, что посредством формы речи от первого лица позволяет автору дополнительно охарактеризовать героя-рассказчика, передать его точку зрения на описываемые события, его эмоции и оценки. Вот как, например, Рейбен Дьюи описывает визит участников деревенского хора к священнику, у которого робели попросить отсрочку закрытия хора:
«That’s true; and you see," continued Reuben, “at the very beginning it put me in a stud as to how to quarrel wi’ en. In short, to save my soul, I couldn’t quarrel wi’ such a civil man without belying my conscience. Says he to father there, in a voice as quiet as a lamb’s, ‘William, you are a’ old aged man, as all shall be, so sit down in my easy-chair, and rest yourself. ’ And down father zot. I could fain ha’laughed at thee, father; for thou’st take it so unconcerned at first, and then looked so frightened when the chair-bottom sunk in» [8].
В прямой речи возчика использованы архаизмы и диалектизмы: fain - диалектное наречие со значением «охотно, с готовностью», местная разговорная идиома «it put me in a stud» в значении «опешил», «остолбенел». Элементы уэссекского диалекта проявляются в том числе и в плане выражения категории персональности: личная форма глагола второго лица единственного числа hast в стяженной форме 'st (thou’st take), слабая форма объектного падежа местоимения третьего лица 'en (wi’en = with him), архаичные формы местоимения второго лица единственного числа thou, thee наряду с общеупотребительной you.
Однако в речи более образованных персонажей (местного пастора, школьной учительницы) независимо от ситуации общения фигурирует исключительно местоимение второго лица you. Подобное нормированное употребление является индикатором более высокого социального статуса говорящего. При этом своеобразное «двуязычие» некоторых персонажей выдает их социальное происхождение, о чем автор считает необходимым уведомить читателя в обособленном метаповествовательном комментарии: «Y’ll be fess enough, my poppet, when th’st know!» (Mrs Durbeyfield habitually spoke the dialect; her daughter, who had passed the Sixth Standard in the National School under a London-trained mistress, spoke two languages: the dialect at home, more or less; ordinary English abroad and to persons of quality) [9, p. 27].
Употребление архаизмов и диалектизмов в повествовании от первого лица способствует субъективации повествования, служит способом яркой речевой характеристики персонажа.
Анализу использования социальных и территориальных вариантов языка в художественном тексте посвящен целый ряд работ по стилистике, лексикологии и переводоведению. В основном исследовательский интерес сфокусирован на диалектной речи в диалогах персонажей. Однако последовательную смену реплик в диалоге персонажей нельзя отождествлять с полифоническим текстом. По мнению О.И. Валентиновой, «эстетическая энергия, задействованная для создания полифонич-ного текста, по происхождению исключительно интенсивна: она возникает за счет изменения внутренних, структурных свойств текста, а не за счет освоения новых вербальных пространств, таких как диалекты и просторечия, ранее не вовлеченных в художественно организованную вербальную систему» [3, c. 9].
Бесспорно, диалектальные элементы, к которым прибегают авторы, употребляются в качестве ярких индивидуальных и социальных маркеров речи персонажей в ограниченном коли-
честве во избежание препятствий общему пониманию текста. Закономерно встает вопрос, насколько оправдана концентрация внимания языковедов, изучающих роль диалектизмов в художественном тексте, на прямой речи персонажей, и могут ли диалектизмы быть средством создания эффекта многоголосия в речи повествователя?
Голос персонажа в повествовании можно выявить, исследуя стилистически маркированные языковые единицы, отражающие социально-характерологические признаки субъекта речи и разговорный характер устной диалогической формы общения присущие персонажу и ситуации общения [10], - «somebody’s dialect, sociolect, idiolect, and genderlect» [2].
Полифонический потенциал диалектизмов заключается, по нашему мнению, в возможности создавать условия для диалога несколько иного рода - не персонажного, а, с учетом наличия уровней коммуникации в художественном тексте, диалога межуровневого - между повествователем (или даже самим автором, позиция которого проявляется посредством необходимых в таких случаях метаповествовательных комментариев) и персонажами.
Следующий фрагмент из романа «Мэр Кастербриджа» демонстрирует различие оценки повествователем и персонажем уместности диалектизмов в речи: One grievous failing of Elizabeth’s was her occasional pretty and picturesque use of dialect words -those terrible marks of the beast to the truly genteel [11]. - Точки зрения повествователя и персонажа, Майкла Хенчарда, графически разделенные тире, противопоставлены в плане идеологии. Если рассказчик считает использование диалектных слов милой особенностью речи Элизабет-Джейн, то для Хенчарда диалектизмы в речи девушки, которую он публично признал своей дочерью, неприемлемы - дочери мэра города не пристало выражаться подобно простолюдинке. Вульгарная речь дочери воспринимается Хенчардом не только как признак ее низкого социального статуса, но и возможное косвенное свидетельство его собственной необразованности: Henchard, being uncultivated himself, was the bitterest critic the fair girl could possibly have had of her own lapses [11]. Впоследствии резкая критика из уст отца заставила Элизабет-Джейн изменить манеру общения, и это привнесло даже некоторую искусственность в ее речь, как отмечает ниже повествователь: in time <...> when she had not slept she did not quaintly tell the servants next morning that she had been “hag-rid," but that she had «suffered from indigestion» [11].
Географической заданностью действия обусловлена еще одна функция диалектизмов в региональном романе. Диалектные особенности произношения (акцент) служат способом разграничения собеседников на «свой-чужой». Так, жители Кастер-бриджа сразу распознали в Фарфрее приезжего с севера - его выдавал необычный для юго-запада Англии шотландский акцент: Elizabeth-Jane had seen his movements and heard the words, which attracted her both by their subject and by their accent - a strange one for those parts. It was quaint and northerly [11]. - Субъектом речи во фрагменте является рассказчик, тогда как субъектом восприятия - персонаж. Точка зрения Элизабет-Джейн в плане перцепции актуализуется с помощью глаголов чувственного восприятия (had seen and heard). Языковым маркером персонажной точки зрения в плане идеологии служит прилагательное в предикативной функции quaint со значением «attractive with a slightly strange quality», семантически коррелирующее с основной партией повествователя (attracted, a strange one).
Персонажи романов А. Беннета, жители Стаффордшира, также безошибочно определяют выходцев с севера по акценту: Then he heard a voice say, “Good night." It was undoubtedly Dr Stirling’s voice. The Scotch accent was unmistakable [12]. - Эдвин Клейхенгер не мог никого разглядеть в ночном тумане, но определил по голосу, что пришел доктор. Второе и третье предложения фрагмента представляют собой внутренний монолог Эдвина, в котором его точка зрения в плане идеологии актуализируется маркированными в отношении эпистемической модальности уверенности модальным словом undoubtedly и прилагательным unmistakable в предикативной функции.
Для восприятия жителями центральных графств непривычны как северные, так и южные говоры: Her aristocratic southern accent proved that she did not belong to the Five Towns, and to Maggie, in excuse for certain questions as to the district, she said that she had only been at Pirehill a few weeks. Her demeanour was extraordinarily cheerful [12]. Одновременно с голосом повествователя звучат голоса членов семьи Клейхенгеров. Точка зрения
персонажей реализуется в идеологическом и перцептивном планах: все домочадцы были несколько обескуражены решительностью и напором медсестры, которую наняли для ухода за главой семейства, а ее неместный акцент был воспринят как на-стораживающе-пугающий: The nurse’s accent intimidated all of them [12].
Реализация точки зрения персонажа четко прослеживается как двуплановая во фрагменте, повествующем о молодом Эдвине Клейхенгере, который воспринимал даже произношение своего школьного товарища, живущего в другом, более зажиточном районе города, как необычное: “Rats!" said the Sunday, with finality. In the pronunciation of this word the difference between his accent and Edwin’s came out clear. The Sunday’s accent was less local; there was a hint of a short “e" sound in the “a, " and a briskness about the consonants, that Edwin could never have compassed [Epi]. The Sunday’s accent was as carelessly superior as his clothes [Epi]. Evidently the Sunday had some one at home who had not learnt the art of speech in the Five Towns [Ei] [12]. На фоне речи повествователя точка зрения персонажа реализуется в перцептивном (Ep) и идеологическом (Ei) планах. Специфика регионального романа с его четко обозначенными географическими границами действия позволяет трактовать глагол compass по партитуре:
1. В первом значении сказуемое [could never have] compassed актуализирует точку зрения персонажа в плане перцепции: акцент друга казался Эдвину чужим, неместным, однако он никак не мог уловить, чем именно произношение Сандея отличалось от принятого в Пяти Городах.
2. В плане идеологии точка зрения Эдвина подкрепляется модальным словом evidently со значением обоснованного предположения. Познания Эдвина были слишком малы (he had never been instructed for five minutes in the geography of his native county), чтобы определить происхождение акцента друга. Он мог только предполагать, судя по его манере речи, что в его семье были уроженцы другого города.
Представляется очевидным, что не все рассмотренные ранее фрагменты содержат непосредственно диалектное слово, однако влияние социально-территориального «разноречия», по выражению М.М Бахтина, «распространяется далеко за пределы отведенного герою прямого слова» [13, c. 133]. Стилистически маркированные языковые средства создают в речи повествователя особые зоны влияния, которые М.М. Бахтин определяет как «район действия голоса героя, так или иначе примешивающегося к авторскому голосу». По мнению ученого, именно в зоне героя «разыгрывается диалог между автором и его героями» [13, c. 130, 134]. В этих персонажных зонах авторы используют все возможные формы передачи чужой речи, которые образуют различные гибридные конструкции, тесно спаянные семантически и синтаксически.
Тему нижеприводимого абзаца из романа «Клейхенгер» задает диалектное a-wakesing. Причастие I в стаффордском диалекте может иметь префиксальный элемент а-, который является ослабленным предлогом on. Структура ‘on+отглагольное существительное’ известна начиная с XV века. Конструкция с префиксом а- после глагола-связки и глаголов движения и состояния встречается в языке более позднего времени. Однако для литературного языка она не характерна. Форма a-wakesing со значением «отдыхать, праздновать» восходит к диалектному существительному wakes «храмовый праздник» (OE n. nihtwacu, -waecce f «night-watch», «vigil» [14, p. 125]). Семантическое развитие, своего рода секуляризация, данной формы (wake(s) «всенощное бдение как часть религиозного обряда» ! wakes week «праздники, каникулы»), обусловлено экстралингвистическими факторами. В каждой местности были установлены выходные на период престольных праздников. Со временем религиозные торжества стали сопровождаться широкими народными гуляньями, особенно в северных и центральных графствах. Отличительной чертой регионального романа является детальное воспроизведение не только манеры речи, но и образа жизни персонажей-обитателей определенной местности. Персонаж романа А. Беннета мистер Шушионс, житель центрального графства Стаффордшир, выступал против отъезда прихожан на долгие каникулы:
He had already been upset by news of a movement that was on foot for deferring Anniversary Sermons from August to September, so that people should be more free to go away for a holiday, and collections be more fruitful [N+E]. What! Put off God’s ordinance, to enable chapel-members to go ‘a-wakesing’! Monstrous! [Sh] Yet September was tried, in spite of Mr Shushions, and when even September would not work satisfactorily [N], God’s ordinance was shifted boldly to May, in order to catch people, and their pockets well before the demoralisation incident to holidays [N+Sh] [12]. (N -narrator, E - Edwin, Sh - Mr Shushions). - Если анализировать текст п горизонтали, то первое предложение можно было бы трактовать как партию повествователя, вводящего тему беседы персонажей: перенос религиозного праздника обсуждают мистер Шушионс и Дариус Клейхенгер. Однако учет вертикального контекста помогает восстановить еще одного участника коммуникации - имплицитным слушателем выступает Эдвин, который впервые увидел этого загадочного старика (“the mysterious old man”) и с интересом наблюдал за ним: <...> Edwin overheard that they were discussing a topic that had lately been rife in religious circles [12]. Это дает основание говорить о наличии текстовой интерференции в первом предложении, а именно о наложении перцептивной точки зрения персонажа, Эдвина, на партию повествователя.
Далее, в выделенном нами жирным шрифтом отрезке произведения, персонаж вытесняет повествователя и, по образному выражению Е.В. Падучевой, «узурпирует» экспрессивно-диалогическую область. Данный отрезок не вводится ремаркой повествователя, в нем отсутствуют формальные дейктические элементы, указывающие на время и место действия относительно участников коммуникативной ситуации. На первый план выходят такие свойства языка, как экспрессивность и диалогичность [1, c. 336-337]. Восклицательные предложения, выбивающиеся из общей повествовательной тональности, служат средством выражения субъективной экспрессивности и максимально приближают выделенное высказывание к прямой речи персонажей. Однако отсутствие обрамляющих повествовательских ремарок и графического (пунктуационного) обозначения прямой речи (кавычек, тире) позволяют идентифицировать фрагмент как несобственно-прямую речь, или, пользуясь принятой за рубежом терминологией, свободный косвенный дискурс (free indirect discourse). По мнению М. Фладерник, восклицательные предложения являются «верным индикатором свободного косвенного дискурса, особенно при передаче сознания персонажа». Восклицания не только выражают эмоции говорящего, но и способствуют установлению контакта с адресатом (слушающим) [6, p. 154-159]. Тест М. Тулана (FID test) [2] позволяет определить субъект несобственно-прямой речи. Из трех возможных коммуникантов-персонажей - мистера Шушионса и Дариуса Клейхенгера, непосредственно обсуждавших новости прихода, а также Эдвина Клейхенгера, подслушивавшего их разговор, подобное категоричное неприятие нововведений мог выразить только мистер Шушионс, обращаясь к своему собеседнику, Дариусу Клейхенгеру.
С точки зрения экспрессивного синтаксиса, реплика [Sh] по своей структуре может быть представлена как сочетание парцелляции с эллипсисом. В таком случае имеет место правая дислокация, когда значимый элемент - в данном случае смысловая часть составного именного сказуемого - выносится за границы предложения [6, p. 239], и опускается глагол-связка: *To put off God’s ordinance, to enable chapel-members to go ‘a-wakesing’ ]s monstrous! Данная конструкция выполняет характерологическую и эмоционально-выделительную функции. Суть характерологической функции усматривается А.П. Сковородниковым в воспроизведении речевой манеры персонажа при создании контекстов несобственно-прямой речи и характеристики состояния субъекта этой речи. Эмоционально-выразительная функция парцелляции заключается в усилении эмоциональности высказывания [15, c. 87-88]. Таким образом, эмоционально заряженная несобственно-прямая речь с иллокутивной функцией осуждения эксплицирует точку зрения мистера Шушионса в плане перцепции и идеологии. Употребление диалектизма ‘to go a-wakesing’ с целью имитации «подлинного» голоса персонажа в контексте несобственно-прямой речи реализует точку зрения персонажа в плане фразеологии.
Противительный союз yet вводит партию повествователя, на фоне которой звучит голос мистера Шушионса - его точка зрения в плане идеологии реализована посредством обстоятель-
[Edwin could never have] compassed
1) постигать, улавливать
2) очертить границы чего-л.
ства образа действия, выраженного наречием с семой отрицательной оценки boldly, и существительным demoralization в атрибутивной функции. Подчеркнутая категоричность идеологической позиции персонажа выдает ироничное отношение автора к ретрограду Шушионсу, о чем также свидетельствует противопоставление интенций персонажей. Дариус Клейхенгер почтительно и сочувственно соглашался (deferentially and feelingly agreed) со своим старшим наставником, но даже его сыну было известно его равнодушие к вопросам религии: the amused and non-committal impartiality of a man who only went to chapel when he specially felt like going [12].
Диалектные элементы в речи повествователя можно разделить на две основные подгруппы. К первой относятся наименования профессий, рода занятий местных жителей и связанные с ними профессионализмы. Подобная контаминация (англоязычные термины ‘tainting’, ‘colouring’) может быть проиллюстрирована следующим образом: Through the open doorway of a small inner room on the right hand, of a character between pantry and cellar, was Dick Dewy’s father Reuben, by vocation a “tranter", or irregular carrier [8]. - Образованное по типу неологизмов диалектное существительное tranter со значением «возчик» осуществляет трансляцию языкового плана точки зрения жителей Мэллстока в речь повествователя.
В большинстве случаев диалектные названия профессий, фигурирующие впервые, вводятся в кавычках как чужеродные и сопровождаются комментариями по поводу их значения, затем ассимилируются повествователем и повторно используются без кавычек и пояснений: During the afternoon unusual activity was seen to prevail about the precincts of tranter Dewy’s house [8].
The traveller with the cart was a reddleman - a person whose vocation it was to supply farmers with redding for their sheep [16]. -Примечательно, что комментарий к названию профессии reddleman (также диалект., уст. ruddleman «someone who deals in ruddle» - «охряник», в переводе О. Холмской [17]) базируется на другом диалектизме - redding со значением «red ocher».
Ко второй подгруппе можно отнести диалектные лексические единицы, относящиеся к обиходно-бытовой сфере:
а) <...> a couple more men had elevated themselves on a chest of drawers; another rested on the oak-carved ‘cwoffer’, two on the wash-stand, another on the stool <...> [9, p. 32].
б) <...> she stood awhile, thoughtfully peeling the last bud; and then, awakening from her reverie, flung it <...> in an ebullition of displeasure with herself for her niaiseries <...> [9, p. 140]. - Подражая произношению жителей Дорсета, носителей диалекта югозападного ареала, повествователь вставляет в нейтральное описание диалектное слово: а) cwoffer соответствует литературному coffer («сундук»), б) диалектное niaiseries в значении «ребячество, неразумные поступки» является семантическим переосмыслением литературного nursery («детская комната»). Эти случаи употребления диалектизмов уже рассматривались автором статьи как примеры специфических средств выражения категории локальности художественного текста [18, c. 72-74]. Выполняя этнографическую функцию, диалектизмы в то же время маркируют субъектно-речевой план персонажа. При помощи графонов, курсива и кавычек автор графически выделяет «чужой» голос в повествовании. В обоих примерах из романа Т. Гарди «Тесс из рода Д’Эрбервиллей» партия повествователя вступает в имитационные отношения с партией персонажа. Точка зрения Тесс проявляется в языковом и перцептивном планах. Таким образом, диалектные элементы участвуют в создании полифонии, то есть служат средством выражения текстовой категории партитурности.
К этой же подгруппе принадлежат названия предметов, используемых в играх. В следующем фрагменте романа А. Беннета «Клейхенгер» диалектное rinkers - местное название пест-
Библиографический список
рых шариков для одноименной детской игры, не только вводит партию Эдвина в повествование, но и задает тему абзаца:
“Here,[E1]” he said [N2]. “And you may as well have these, too, [E3]’’ adding five more to the ten [N4], all he possessed [E5]. They were not the paltry marble of to-day, plaything of infants [N6], but the majestic “rinker", black with white spots, the king of marbles [E+N7] in an era when whole populations practised the game [N8]. Edwin looked at them half regretfully as they lay in the Sunday’s hands. They seemed prodigious wealth in those hands [E9], and he felt somewhat as a condemned man might feel who bequeaths his jewels on the scaffold [E+N10]. Then there was a rattle, and a tumour grew out larger on the Sunday’s thigh [N+E11] [12]. (N - narrator, E - Edwin). - Ремарка повествователя (N4) вступает в комплементарные отношения с перцептивной ТЗ персонажа, выраженной в придаточном пояснительном предложении (E5). Этот конституент периода (Е5) можно рассматривать как внутреннюю речь персонажа, несущую в себе иллокутивный потенциал сожаления. Эдвину жаль расставаться с последним «сокровищем» (prodigious wealth), которое проспорил другу (E9). Перцептивный план персонажа на протяжении всего эпизода также актуализуется посредством глаголов чувственного восприятия и ментальной деятельности (looked, felt, seemed) и звукоподражательным существительным rattle (Е11). Маркированное в отношении субъективной модальности неуверенного предположения сказуемое might feel передает ТЗ рассказчика в плане идеологии и фразеологии: рассказчик сравнивает Эдвина с обреченным на смерть, кладущим свои богатства у эшафота (E+N10). Такое гротескное сравнение в отношении бытовой сцены детского спора выявляет авторскую ироничную позицию. Находясь вне изображаемого мира, экзегетический повествователь может перемещаться по оси времени (to-day - in an era when whole populations practised the game) и давать ретроспективную оценку описываемых событий: the paltry marble (N6) - the majestic “rinker” (E+N7). На последнем отрезке (E+N7) Тз повествователя и Эдвина совпадают в плане идеологии и вступают в имитационные отношения в плане фразеологии, благодаря использованию диалектизма rinker для имитации голоса персонажа.
Несколько ниже в тексте диалектное существительное rinkers оказывается интегрированным в речь повествователя и используется уже без кавычек: A little farther on the open gates of a manufactory disclosed six men playing the noble game of rinkers on a smooth patch of ground near the weighing machine [12].
Таким образом, расширяя влияние зоны героя на окружающий повествовательный контекст, диалектизмы, способствуют установлению семантической соотнесённости между разными типами композиционного членения текста, служат средством выражения целостности художественного текста. Это позволяет сформулировать еще одну важную функцию диалектизмов в региональном романе: композиционную функцию, которую можно назвать частным случаем текстообразующей функции категории партитурности (композиционную функцию партитурности подробно рассматривает А.Д. Прянишникова [19, c. 74-77]).
Очевидно, зона героя не ограничена только диалектальными вкраплениями. Фрагменты несобственно-прямой речи с использованием преферабельной персонажной лексики, выбивающейся из стилистически нейтрального повествовательного контекста, трактуемые нами как примеры имитационных отношений между партиями различных субъектов высказывания, также могут служить примерами подобной экспансии персонажной зоны.
Являясь специфическим окказиональным средством выражения категории локальности и персональности в региональном романе, диалектизмы также участвуют в экспликации точки зрения персонажа, способствуя тем самым партитурному прочтению художественного произведения.
1. Падучева, Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. - М., 2010.
2. Jahn, M. Narratology: A Guide to the Theory of Narrative. University of Cologne, 2005. [Э/р]. - Р/д: http://www.uni-koeln.de/~ame02/pppn.htm/
3. Валентинова, О.И. Семиотика полифонии: монография. - М., 2005.
4. Гальперин, И.Р Грамматические категории текста (опыт обобщения) // Известия Академии наук СССР - М., 1977. - Т. 36. - № 6. - Сер. литературы и языка.
5. Шмид, В. Нарратология. - М., 2003.
6. Fludernik, M. The Fictions of Language and the Languages of Fiction. Adobe eReader Format. - London, New York, 2005.
7. Яковлева, М.А. Компенсация при передаче стилистически сниженных высказываний на разных уровнях текста: дис. ... канд. филол.
наук. - М., 2008.
8. Hardy, Th. Under The Greenwood Tree [Э/р]. - Р/д: http://www.gutenberg.org/ebooks/2662
9. Hardy, Th. Tess of the D’Urbervilles. - Moscow, 1950.
10. Амвросова, С.В. Языковые средства полифонии в художественном тексте (на материале английских романов 20 века): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М., 1984.
11. Hardy, Th. The Mayor of Casterbridge [Э/р]. - Р/д: http://www.gutenberg.org/ebooks/143
12. Bennett, A. Clayhanger [Э/р]. - Р/д: http://www.gutenberg.org/ebooks/21249
13. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. - М., 1975.
14. Sweet, Henry. The Student’s Dictionary of Anglo-Saxon. - Oxford, 1897.
15. Сковородников, А.П. О функциях парцелляции в современном русском литературном языке // Русский язык в школе. - 1980. - № 5.
16. Hardy, Th. The Return of the Native [Э/р]. - Р/д: http://www.gutenberg.org/ebooks/122
17. Гарди, Т. Возвращение на родину / пер. О. Холмской // Гарди Томас. Избранные произведения: в 3 т. - М., 1989. - Т. 1.
18. Савина, А.А. О неконвенциональных способах выражения художественного времени и пространства (на материале английского регионального романа) // Вестник Челябинского государственного университета. Филология. Искусствоведение. - Челябинск. - 2009. - № 17(155).
19. Прянишникова, А.Д. О композиционной функции партитурности // Филологические науки. - 1983. - № 2.
Bibliography
1. Paducheva, E.V. Semanticheskie issledovaniya. Semantika vremeni i vida v russkom yazihke. Semantika narrativa. - M., 2010.
2. Jahn, M. Narratology: A Guide to the Theory of Narrative. University of Cologne, 2005. [Eh/r]. - R/d: http://www.uni-koeln.de/~ame02/pppn.htm/
3. Valentinova, O.I. Semiotika polifonii: monografiya. - M., 2005.
4. Galjperin, I.R. Grammaticheskie kategorii teksta (opiht obobtheniya) // Izvestiya Akademii nauk SSSR. - M., 1977. - T. 36. - № 6. - Ser. literaturih i yazihka.
5. Shmid, V. Narratologiya. - M., 2003.
6. Fludernik, M. The Fictions of Language and the Languages of Fiction. Adobe eReader Format. - London, New York, 2005.
7. Yakovleva, M.A. Kompensaciya pri peredache stilisticheski snizhennihkh vihskazihvaniyj na raznihkh urovnyakh teksta: dis. ... kand. filol. nauk. - M., 2008.
8. Hardy, Th. Under The Greenwood Tree [Eh/r]. - R/d: http://www.gutenberg.org/ebooks/2662
9. Hardy, Th. Tess of the D’Urbervilles. - Moscow, 1950.
10. Amvrosova, S.V. Yazihkovihe sredstva polifonii v khudozhestvennom tekste (na materiale angliyjskikh romanov 20 veka): avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - M., 1984.
11. Hardy, Th. The Mayor of Casterbridge [Eh/r]. - R/d: http://www.gutenberg.org/ebooks/143
12. Bennett, A. Clayhanger [Eh/r]. - R/d: http://www.gutenberg.org/ebooks/21249
13. Bakhtin, M.M. Voprosih literaturih i ehstetiki. Issledovaniya raznihkh let. - M., 1975.
14. Sweet, Henry. The Student’s Dictionary of Anglo-Saxon. - Oxford, 1897.
15. Skovorodnikov, A.P. O funkciyakh parcellyacii v sovremennom russkom literaturnom yazihke // Russkiyj yazihk v shkole. - 1980. - № 5.
16. Hardy, Th. The Return of the Native [Eh/r]. - R/d: http://www.gutenberg.org/ebooks/122
17. Gardi, T. Vozvrathenie na rodinu / per. O. Kholmskoyj // Gardi Tomas. Izbrannihe proizvedeniya: v 3 t. - M., 1989. - T. 1.
18. Savina, A.A. O nekonvencionaljnihkh sposobakh vihrazheniya khudozhestvennogo vremeni i prostranstva (na materiale angliyjskogo regionaljnogo romana) // Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologiya. Iskusstvovedenie. - Chelyabinsk. - 2009. - № 17(155).
19. Pryanishnikova, A.D. O kompozicionnoyj funkcii partiturnosti // Filologicheskie nauki. - 1983. - № 2.
Статья поступила в редакцию 10.03.14
УДК 808
Toujani Bader. AN APPROACH TO THE FORMATION OF SOCIOCULTURAL COMPETENCE AS A LINGUODIDACTIC PROBLEM. The article focuses on the synergetic approach to the formation of sociocultural competence of foreign students in Russian. This approach involves the integration of sociocultural, linguistic and pragmalinguistic communicative potential for achieving success in work with mass-media texts.
Key words: synergetic, synergetic approach, sociocultural competence, linguistic potential, pragmalinguistic potential, foreign students.
Бадер Тужани, аспирант Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина,
г. Москва, E-mail: badertoujani@gmail.com
О ПОДХОДЕ К ФОРМИРОВАНИЮ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ КОМПЕТЕНЦИИ КАК К ЛИНГВОДИДАКТИЧЕСКОЙ ЗАДАЧЕ (ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ)
Статья посвящена синергетическому подходу к формированию социокультурной компетенции иностранных студентов на русском языке. Этот подход предполагает интегрирование социокультурного, лингвистического и прагмалингвистического потенциала для достижения коммуникативной успешности в работе с текстами СМИ.
Ключевые слова: синергетика, синергетический подход, социокультурная компетенция, лингвистический потенциал, прагмалингвистический потенциал, иностранные студенты.
Сейчас оформляется и развивается новое направление в лингводидактике - медиадидактика. Появление такого направления закономерно. Под этим понимается «технология использования СМИ в обучении, прежде всего - иностранных студентов» [1].
Современная медиадидактика во многом опирается на текст как коммуникативный продукт, создаваемый в процессе человеческого общения. При обучении русскому языку как иностранному проблемой является оптимизация использования текстов СМИ (в широком смысле) в качестве средства системного формирования различных видов коммуникативной компетенции.
Проблема эта многообразна - её составляют более частные дидактические и лингвистические вопросы.
Коммуникативная компетенция как способность к успешной деятельности общения в различных формах является системным феноменом, требующим синтеза нескольких компетенций, важнейшими из которых являются: социокультурная компетенция (СКК); лингвистическая (языковая) компетенция (ЯК); прагматическая (или прагмалингвистическая) компетенция (ПК).
Центральный аспект нашего предмета исследования - социокультурная компетенция - формируется, такими дисциплинами, как страноведение, лингвострановедение,_лигвокульторология.
