CC BY
18
эпидемиологические исследования в Восточно-Сибирском регионе. Новосибирск: Наука, 2001. 192 с.
10. Колокольцев М.М., Койпышева Е.А. Двигательные возможности студенток технического вуза с различными типами телосложения // Вестник ИрГТУ. 2014. № 1 (84). С. 210-215.
11. Кучма В.Р. Гигиена детей и подростков. М.: Медицина, 2004. 384 с.
12. Никитюк Б.А. Интегрально-антропометрические основы физического воспитания и детско-юношеского спорта // Физическая культура: воспитание, образование, тренировка. 1998. № 2. С. 6-8.
13. Николаев В.Г., Синдеева Л.В. Опыт изучения формирования морфофункционального статуса населения Восточной Сибири // Саратовский научно-медицинский журнал. 2010. Т. 6. № 2. С. 238-241.
14. Реброва О.Ю. Статистический анализ медицинских данных. Применение пакета прикладных программ БТАТСТЮА. М.: МедиаСфера, 2002. 305 с.
15.Савченков М.Ф. Здоровье населения и окружающая среда // Сибирский медицинский журнал (Иркутск). 2010. № 3. С. 124-127.
16. Физкультурный паспорт / А.Н. Тяпин, Ю.П. Пузырь, Л.А. Захаров [и др.]. // Методическое руководство по тест-программе. М., 1998. 25 с.
15. Ходаковски-Мальцевич Л. Зависимость спортивного результата от развития физических качеств и морфологических показателей юношей на этапах предварительной подготовки к бегу: автореф. дис. ... канд. педагог. наук. М., 1992. 18 с.
УДК 81'1
ДЕТЕРМИНИРОВАННОСТЬ СУБЪЕКТА ДИСКУРСА © О.А. Крапивкина1
Иркутский государственный технический университет, 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
Рассматривается проблема репрезентации субъекта юридического дискурса в целях позиционирования его различных ипостасей. Утверждается, что способы репрезентации субъекта определяются политическими и правовыми факторами, среди которых решающая роль принадлежит устройству государственной власти. Различные ипостаси субъекта юридического дискурса вербализуются с помощью различных языковых средств. Библиогр. 4 назв.
Ключевые слова: субъект; дискурс; политическая система; позиционирование; языковые средства.
SUBJECT OF DISCOURSE DETERMINACY O.A. Krapivkina
Irkutsk State Technical University, 83 Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia.
The article deals with the problem of representing the subject of legal discourse in order to position its different identities. The author argues that the ways of representing the subject are dependent on political and legal factors among which the crucial role belongs to a political system. Different identities of the subject of legal discourse are verbalized by different linguistic means. 4 sources.
Ключевые слова: subject; discourse; political system; positioning; linguistic means.
Способы репрезентации субъекта в юридическом дискурсе претерпевали значительные изменения по мере происходящих изменений в политико-правовом устройстве государства и общества. Изменения происходили кардинальные: мы можем наблюдать как максимально эксплицированного субъекта дискурса в период монархического правления, так и отсутствие субъекта речи вообще, что свойственно юридическому дискурсу постмодерна. Изменения в политико-правовом устройстве государства влекли за собой и изменения в статусе субъекта.
Так, в эпоху правления монархов, которым принадлежала абсолютная власть в государстве, субъект дискурса (монарх) брал на себя полную ответственность за высказываемое, репрезентируя себя в качестве источника суверенной власти, эксплицируя либо
свое личностное начало, либо божественное происхождение своей власти [3]. Смена формы правления с абсолютной на парламентскую монархию расширила список субъектов юридического дискурса, поскольку появился новый орган политической власти - парламент. С появлением парламента законы приобрели деперсонализированный характер, субъект стал обезличенным, он декларировал личную непричастность к ответственности за высказываемое.
Обратимся к конкретным примерам, которые демонстрируют изменения в характере позиционирования субъекта юридического дискурса. Английские законодательные тексты Средневековья отличались эксплицитным вмешательством субъекта, реферировавшего к себе с помощью местоимений первого лица единственного числа. В английских законодательных
1 Крапивкина Ольга Александровна, кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков № 2 для технических специальностей, тел.: 89041317565, e-mail: koa1504@mail.ru
Krapivkina Olga, Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of Foreign Languages no. 2 for Technical Specialties, tel.: 89041317565, e-mail: koa1504@mail.ru
текста XII века основным маркером субъекта, с помощью которого он позиционировал себя как средоточие абсолютной власти, было местоимение I и его вариативные формы. Эта закономерность отмечена, в частности, в следующем фрагменте Хартии вольностей 1110 года, изданной от имени английского короля Генриха I:
Know that by the mercy of God and the common counsel of the barons of thewhole kingdom of England I have been crowned king of said kingdom; and becausethe kingdom had been oppressed by unjust exactions, I, through fear of god andthe love which I have toward you all, in the first place make the holy churchof God free, so that I will neither sell nor put ot farm, nor on the death ofarchbishop or bishop or abbot will I take anything from the church's demesne orfrom its men until the successor shall enter it. And I take away all the badcustoms by which the kingdom of England was unjustly oppressed; which badcustoms I here set down in part.
If any of my barons, earls, or others who hold of me shall have died, his heir shall not buy back his land as he used to do in the time of my brother, but he shall relieve it by a just and lawful relief.
В данном примере прономиналы I и me реферируют к субъекту дискурса (монарху), который с его помощью позиционирует себя в качестве единоличного правителя, выступающего защитником и покровителем своих подданных (моих баронов, графов).
Следует отметить, что иногда субъект законов маркировал себя и с помощью местоимений первого лица множественного числа, имеющих сакральный смысл. Приведем пример из Великой хартии вольностей 1215 года:
In the first place we have granted to God, and by this our present charter confirmed for us and our heirs forever that the English Church shall be free, and shall have her rights entire, and her liberties inviolate; and we will that it be thus observed; which is apparent from this that the freedom of elections, which is reckoned most important and very essential to the English Church, we, of our pure and unconstrained will, did grant, and did by our charter confirm and did obtain the ratification of the same from our lord, Pope Innocent III, before the quarrel arose between us and our barons: and this we will observe, and our will is that it be observed in good faith by our heirs forever. We have also granted to all freemen of our kingdom, for us and our heirs forever, all the underwritten liberties, to be had and held by them and their heirs, of us and our heirs forever.
Мы видим, что субъект дискурса (король Англии Иоанн Безземельный) позиционирует себя с помощью местоимений первого лица множественного числа we, our, us, так называемой формы Pluralis Majestatis, которая символизирует божественное происхождение власти монарха, его функции наместника Бога на земле [2]. Как пишет С.И. Лучицкая, форма Pluralis Majestatis была впервые употреблена в английских законодательных текстах королем Генрихом II в 1169 году [3]. Представители теологической концепции утверждают, что данная форма символизирует идею
монарха как божьего помазанника, поскольку король рассматривался в Средневековье как сверхъестественное существо, причастное к сакральной власти. «По божественной власти, переданной ему освящением, он - милостью Божьей Христос, Богочеловек. На земной сцене он представляет живой образ Бога» [3]. Как писал Э. Канторович, ссылаясь на неизвестного нормандского юриста, «власть короля есть власть Бога; она принадлежит Богу по природе и королю по милости» [3].
В текстах монархов эпохи постмодерна, примерами которых могут служить официальные послания королевы Елизаветы II к членам британского парламента, используется прономинал единственного числа my:
My Lords and Members of the House of Commons, my government's legislative programme will continue to focus on building a stronger economy so that the United Kingdom can compete and succeed in the world.
My government's first priority is to strengthen Britain's economic competitiveness. To this end, it will support the growth of the private sector and the creation of more jobs and opportunities.
В данных высказываниях перед нами - симуляк-ризованный детерминатив my в посессивных конструкциях My Lords and Members, my government который дает ложную информацию о ее роли в британском парламенте в силу символичности ее властных полномочий.
Если обратиться к текстам законов российского государства, можно обнаружить, что репрезентированный с помощью Pluralis Majestatis субъект появляется в период правления Петра I. Такая репрезентация субъекта была обнаружена нами в его известных указах: Указе «О вотчинах» 1704 года, Указе «Об образовании» 1706 года, Указе «О единонаследии» 1714 года и ряде других. Приведем пример:
Божиею милостью, мы, Петр Первый, царь и самодержец всероссийский и прочая, и прочая, и прочая. Повелеваем всем обще нашим генералам, штаб-, обер- и унтер-офицерам и солдатам, как подданным, так и чужестранным, в службе нашей пребывающим, покорным и послушным быть по своей <...>, дабы им верно, честно, с доброю охотою себя содержать, и как сии последствующие пункты в себе содержат, как честным воинским людям благопристойно, против всех наших и государств наших неприятелей, телом и кровию <...>.
Форма Pluralis Majestatis помогает императору подчеркнуть свое величие, указать на источник своей власти, которая была дарована ему Богом. Помимо местоимений субъект в целях репрезентации использует имя собственное, выделяющее его из ряда других субъектов, а также дескрипцию, являющуюся обозначением бесчисленного списка его титулов в политической системе государства.
Идентичный способ репрезентации субъекта мы находим и в указах Николая II, последнего российского императора. Приведем пример из его Манифеста:
Божией милостью, Мы, Николай Второй, импе-
ратор и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всем Нашим верноподданным: волею Нашей призваны были к строительству законодательному люди, избранные от населения.
В примере субъект использует три различных механизма саморепрезентации:
- имя собственное Николай;
- институционально-ролевые маркеры император и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский;
- форму Pluralis Majestatis мы, Нашим, Нашей, реализующую идею Царя-Богопомазанника, которая, как и лексема Бог, пишется с заглавной буквы, добавляя субъекту сакральности и величия.
С приходом к власти Временного правительства и установлением в России республиканской формы правления персонализированного субъекта законодательного дискурса сменяет безликая маска Другого -институциональный субъект, репрезентированный коллективным именем:
Временное правительство объявляет, что государственный порядок, которым управляется Российское Государство, есть порядок республиканский, и провозглашает Российскую Республику (Постановление Временного правительства 1917 г.).
Как видим, имя субъекта служит механизмом идентификации его с Другим - Временным правительством. Используя коллективное имя с целью самореференции, субъект позиционирует себя в качестве агента дискурсивного экспертного сообщества.
В английском законодательном дискурсе расширение диапазона языковых средств маркирования субъекта началось в XIV веке: к эксплицитным маркерам добавились механизмы имплицитной репрезентации субъекта. Причина тому заключается в переходе к конституционной монархии и создании парламента, что привело к появлению еще одного законодательного жанра - парламентских статутов. Процедура издания статута предусматривала выработку билля (предложений нижней палаты). Затем билль, одобренный лордами, направлялся на подпись королю [1]. Начиная с XV века, ни один закон в королевстве не мог быть принят без одобрения палаты общин.
Данные новации не могли не отразиться на характере законодательных текстов, которые, утратив индивидуально-авторские черты, превратились в набор деперсонализированных установлений дискурсивного экспертного сообщества в лице законодательного органа [2]. Ярким примером подобного деперсонализированного продукта является один из документов эпохи Реформации в Англии - Sacrament Act. Приведем отрывок из данного закона:
The saide blessed Sacrament shoulde be ministred to all Christen people. Therfore be it enacted by our saide Souvarigne Lorde the King with the consent of the Lordes spirituall and temporall and the Commons in this present parlament assembled and by thauctoritie of the same, that the saide moste blessed sacrament be hereafter commenlie delivered and ministred unto the
people (Act against Revilers and for Receiving in Both Kinds).
Документ представляет собой систематическое изложение догматов англиканского вероисповедания. Акт был утвержден парламентом и подписан королем Эдуардом VI. Однако установить подлинного субъекта дискурса не представляется возможным в силу деперсонализированного характера высказываний. Указание в тексте на субъектов, так или иначе участвовавших в его создании, - короля и членов парламента (enacted by our saide Souvarigne Lorde the King with the cosent of the Lordes spirituall and temporall and the Commons) - не дает однозначного ответа на поставленный У. Эко вопрос «Кто говорит?» [4]. Пассивные конструкции (be ministred, be it enacted, be delivered and ministred) делают содержащиеся в тексте предписания независимыми от чьей-то субъективной воли и не контролируемыми ей.
Зародившийся американский законодательный дискурс проявил иную специфику вербализации субъекта: высказывания разворачиваются не без эксплицитного вмешательства субъекта, но языковые знаки, отсылающие к нему, чаще всего представляют собой симулякры, не позволяющие установить истинный источник дискурса. В качестве примера можно привести Закон штата Вирджиния «О свободе вероисповедания», принятый Генеральной ассамблеей в 1786 году:
And though we well know that this assembly, elected by the people for the ordinary purposes of legislation only, [has] no power to restrain the acts of succeeding assemblies, constituted with powers equal to her own, and that therefore to declare this act to be irrevocable would be of no effect in law; yet, as we are free to declare, and do declare, that the rights hereby asserted are of the natural rights of mankind, and that if any act shall hereafter be passed to repeal the present or to narrow its operation, such act will be an infringement [violation] of natural rights (The Virginia Statute for Religious Freedom).
Заполненная местоимением we позиция подлежащего не позволяет идентифицировать субъекта в силу своей размытости, возможности множественной интерпретации знака we. Форма множественности предположительно отсылает к народу, который в реальности не участвовал в создании данного акта. При этом автором законопроекта считается Т. Джеффер-сон, репрезентировать которого в тексте не позволяют правила законодательной техники. Возникает правомерный вопрос: к кому все-таки отсылает местоимение 1-го лица множественного числа?
Высказывания с симулякризованным we содержатся и в более известном творении Т. Джефферсона - Декларации независимости, что позволяет отметить регулярность такого способа маркирования субъекта в культуре представительной демократии, когда ограниченная группа выступает от имени мы, порождающего множественные интепре-танты.
Отметим, что в силу свойственной законодательному сообществу тенденции позиционировать себя
как безличного выразителя воли закона, современные законодательные акты отличает ярко выраженный деперсонализированный характер, поскольку непосредственное вмешательство индивида субъективировало бы дискурс и нарушило объективность изложения.
Таким образом, варианты позиционирования субъекта в законодательном дискурсе зависят от це-
лого комплекса факторов, среди которых особую роль играет политико-правовое устройство государства. На протяжении последнего тысячелетия субъект законодательного дискурса прибегал к разным вариантам самопозиционирования: от открытой экспликации Я до полной редукции, деперсонализации высказывания и отсутствия любых знаков, отсылающих к говорящему.
Статья поступила 10.09.2014 г.
Библиографический список
1. Гунтова Е.В. Английское государство в Х1У-ХУ веках // логии Средневековья // История ментальностей, историче-
Средние века: сб. М., 1987. Вып. 50.
2. Крапивкина О.А. Лингвистический статус субъекта в юридическом дискурсе (на материале английского и русского языков): дис. ... канд. филолог. наук: 10.02.19. Иркутск, 2011.
3. Лучицкая С.И. Два тела короля. Очерк политической тео-
ская антропология: зарубеж. исслед. в обзорах и рефератах: сб. М., 1996. С. 142-154.
4. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб.: Петрополис, 1998.
УДК 796.83
КОМПЛЕКСНАЯ РЕАБИЛИТАЦИЯ ГИРЕВИКОВ ПРИ ГАСТРОЭЗОФАГЕАЛЬНОМ РЕФЛЮКСНОМ СИНДРОМЕ
© В.Ю. Лебединский,1 А.О. Бреднев2, И.М. Утяшева3, Г.К. Хомяков4
13
' Иркутский государственный технический университет, 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83. 2Военно-медицинская академия имени С.М. Кирова, 190031, Россия, г. Санкт-Петербург, Суворовский проспект, 63. 4Иркутский государственный университет путей сообщения, 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Чернышевского, 15.
Тренировочный процесс у спортстменов-гиревиков в некоторых случаях затрудняется болезненным гастроэзо-фагеальным рефлюксном синдромом, который связан со спецификой техники выполнения упражнений. Данный синдром требует своевременной реабилитации. Тренеру необходимо обращать внимание на возможные симптомы и своевременно корректировать технику выполнения упражнений и тактику проведения тренировок, так как несвоевременная коррекция тренировочного процесса приводит к развитию заболевания желудочно-кишечного тракта. В статье приведены соответствующие методические рекомендации. Ил. 5. Табл. 5. Библиогр. 6 назв.
Ключевые слова: гастроэзофагеальная рефлюксная болезнь; дыхание; тренировочный процесс.
COMPREHENSIVE REHABILITATION OF WEIGHTLIFTERS SUFFERING FROM GASTROESOPHAGEAL REFLUX SYNDROME
V.Yu. Lebedinskiy, A.O. Brednev, I.M. Utyasheva, G.K. Khomyakov
Irkutsk State Technical University, 83 Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia. Kirov Military Medical Academy, 63 Suvorovskiy pr., St. Petersburg, 190031, Russia. Irkutsk State University of Railway Engineering, 15 Chernyshevsky St., Irkutsk, 664074, Russia.
The training process of weightlifters in some cases is complicated by a painful gastroesophageal reflux syndrome, which is associated with the specificity of exercising and requires timely rehabilitation. The coach should have regard to possible symptoms and timely correct the exercising routine and training tactics since ill-timed correction of the training process leads to the development of gastrointestinal diseases. The article provides some guidelines.
1Лебединский Владислав Юрьевич, доктор медицинских наук, профессор, тел.: 89834114100, e-mail: girya-irk60@yandex.ru Lebedinskiy Vladislav, Doctor of Medicine, Professor, tel.: 89834114100, e-mail: girya-irk60@yandex.ru
2Бреднев Антон Олегович, преподаватель кафедры физической культуры, тел.: 89834114100, e-mail: girya-irk60@yandex.ru Brednev Anton, Lecturer of the Department of Physical Education, tel.: 89834114100, e-mail: girya-irk60@yandex.ru
3Утяшева Ирина Мунировна, аспирант, тел.: 89834114100, e-mail: girya-irk60@yandex.ru Utyasheva Irina, Postgraduate, tel.: 89834114100, e-mail: girya-irk60@yandex.ru
4Хомяков Геннадий Константинович, кандидат медицинских наук, доцент кафедры физической культуры, тел.: 89834114100, e-mail: girya-irk60@yandex.ru
Khomyakov Gennady, Candidate of Medicine, Associate Professor of the Department of Physical Education, tel.: 89834114100, e-mail: girya-irk60@yandex.ru
