Научная статья на тему 'Детектив: логика и игра (Продолжение)'

Детектив: логика и игра (Продолжение) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
864
162
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
Жанр / классический детектив / логика / Игра / творчество / сыщик / преступник / норма / Новелла / Притча / пуант / genre / classic detective / Logic / play / criminal / Norm / Grotesque / novella / parable / Turning point

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Кириленко Наталья Натановна

В статье обосновывается положение, что помимо логического, рационального начала классическому детективу как жанру присущ игровой, творческий аспект. Соответственно сыщик побеждает преступника не только благодаря анализу, дедукции, но и переигрывая его. Данная часть посвящена вкладу Г.К. Честертона в жанр классического детектива и фигуре отца Брауна как сыщика классического детектива.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

In the article the importance of play and creativity as well as logic and rationality for classical detective story is substantiated. So a detective defeats a criminal not for analysis and deduction only but for taking the upper hand. This part is about specifics of the detective novellas by G.K. Chesterton and the creature of Father Brown as a example of the classic detective.

Текст научной работы на тему «Детектив: логика и игра (Продолжение)»

Н.Н. Кириленко

ДЕТЕКТИВ: ЛОГИКА И ИГРА1

В статье обосновывается положение, что помимо логического, рационального начала классическому детективу как жанру присущ игровой, творческий аспект. Соответственно сыщик побеждает преступника не только благодаря анализу, дедукции, но и переигрывая его. Данная часть посвящена вкладу Г.К. Честертона в жанр классического детектива и фигуре отца Брауна как сыщика классического детектива.

Ключевые слова: жанр; классический детектив; логика; игра; творчество; сыщик; преступник; норма; новелла; притча; пуант.

Структура «Летучих звезд» сильно отличается от «Сапфирового креста». Повествование начинается от лица Фламбо, а позже продолжается, уже показывая его одним из основных действующих лиц - преступником: «И Фламбо начинал рассказывать всю эту историю изнутри, если можно так выразиться, с точки зрения одного из ее героев, но даже с этой точки зрения она казалась по меньшей мере странной. С точки же зрения стороннего наблюдателя история эта представлялась просто непостижимой, а именно с этой точки зрения и должен ознакомиться с нею читатель»2. Здесь мы видим несомненное сходство приема с тем, что позже попытаемся показать у Мориса Леблана. Сейчас же отметим характерную для классического детектива странность, необычность этого дела.

Самохарактеристика Фламбо в новелле «Летучие звезды» близка к тому, что говорилось о нем в «Сапфировом Кресте» повествователем и как его воспринимал Валантэн: «Как настоящий артист своего дела, я всегда старался, чтобы преступление гармонировало с определенным временем года или пейзажем, и подыскивал для него, словно для скульптурной группы, подходящий сад или обрыв» (С. 15). Он соотносит себя с литературной

традицией, характеризуя кражу бриллиантов под Рождество как «преступление в духе Чарльза Диккенса» (С. 16).

Признание своей исключительности он слышит в конце и из уст отца Брауна: «Это - самая виртуозная из всех ваших проделок, Фламбо. <...> Но в том, что за этим последовало, чувствуется уже не ловкость, а подлинный гений. Выкрасть камни для вас, конечно, не составляло труда. Но в остальном вы затмили самого себя. <...> Заурядный вор сказал бы спасибо за предупреждение и скрылся. Но вы - поэт» (С. 20).

В «Летучих Звездах» Фламбо лицедействует вдвойне. В течение какого-то времени он выдает себя за родственника семьи, в которую должны попасть бриллианты. А уже в качестве такового затевает «настоящую английскую пантомиму - с клоуном, Коломбиной и со всем прочим», которая должна способствовать разом и похищению бриллиантов, и избавлению от нагрянувшего полисмена. Сам Фламбо предстает в роли Арлекина, а полицейский не по своей воле оказывается в роли «знаменитого акробата и комика» Флориана, якобы изображающего полицейского. Таким образом, мы видим здесь целый ряд подмен: бриллианты прячутся среди фальшивых камней на костюме; преступник выдает себя за дядю жертвы, а полицейского за «комика-констебля», которого бьют во время представления. Осмеяние, которому в классическом детективе традиционно предается представитель официальных властей, здесь носит неприкрыто карнавальный характер.

Отец Браун поначалу получает типичную (для всех новелл о нем) характеристику: «весьма скромная личность - католический священник из соседнего прихода <...> Священник этот был ничем не примечателен, даже фамилия у него была заурядная - Браун» (С. 17). Но в тоже время мы узнаем, что священник мазался сажей, играя для детей на Рождество, и охотно согласился присоединиться к рождественскому представлению, организованному «дядюшкой-Фламбо»: «Он (Фламбо - Н.К.) нахлобучил на

отца Брауна бумажную ослиную голову, а тот терпеливо снес это и к тому же изобрел какой-то способ шевелить ее ушами» (С. 18). При этом его игра, в отличие от искушенной игры Фламбо, сочетается с детской непосредственностью: «Хотя отцу Брауну, успевшему уже вызвать аплодисменты искусным превращением подушки в младенца, было отлично известно все происходившее за кулисами, он, тем не менее, присоединился к зрителям и уселся среди них с выражением торжественного ожидания на лице, словно ребенок, впервые попавший в театр» (С. 19). Но в сцене, во время которой Фламбо расправляется с полицейским, отец Браун не участвует, а является зрителем.

Пространство с самого начала организовано преступником так, чтобы сценой оказывался не только холл, но и, если открыть входные двери, освещенный луной сад. И поэтому уход Фламбо с украденными бриллиантами выглядит как естественное завершение спектакля: «С подлинным, хотя и грубоватым искусством Арлекин танцевал теперь в распахнутых дверях, потом стал уходить все дальше и дальше в глубь сада, наполненного тишиной и лунным светом. Его наскоро склеенное из бумаги одеяние, слишком уж сверкавшее в огнях рампы, становилось волшебносеребристым по мере того, как он удалялся, танцуя в лунном сиянии. Зрители с громом аплодисментов повскакали с мест и бросились к сцене»

(С. 19).

Поэтому и разговор отца Брауна с преступником (в данном случае это монолог) происходит в гротескной обстановке: «В дальнем конце сада сверкающие листвой купы лавровых и других вечнозеленых деревьев даже в эту зимнюю ночь создавали на фоне сапфирового неба и серебряной луны впечатление южного пейзажа. Ярко-зеленые колышущиеся лавры, глубокая, отливающая пурпуром синева небес, луна, как огромный волшебный кристалл, - это была картина, полная легкомысленной романтики. А вверху, по веткам деревьев, карабкается какая-то странная фигура, имею-

щая вид не столько романтический, сколько неправдоподобный. Человек этот весь искрится, как будто облаченный в костюм из десяти миллионов лун; при каждом его движении свет настоящей луны загорается на нем новыми вспышками голубого пламени. Но, сверкающий и дерзкий, он ловко перебирается с маленького деревца в этом саду на высокое развесистое дерево в соседнем и задерживается там только потому, что чья-то тень скользнула в это время под маленькое дерево и чей-то голос окликнул его снизу» (С. 20).

В такой обстановке и притча о том, что «можно держаться на одном и том же уровне добра, но никому никогда не удавалось удержаться на одном уровне зла» включает гротескное: «Я знаю, у вас за спиной вольный лес, и он очень заманчив, Фламбо. Я знаю, что в одно мгновение вы можете исчезнуть там, как обезьяна . Но когда-нибудь вы станете старой седой обезьяной, Фламбо. Вы будете сидеть в вашем вольном лесу, и на душе у вас будет холод, и смерть ваша будет близко, и верхушки деревьев будут совсем голыми» (С. 21).

В этой новелле также, на наш взгляд, можно говорить о двойном пуанте. Поворот связан не только с раскрытием загадки пропажи бриллиантов, ведь Фламбо оказывается героем не только детектива (в котором он выступает соавтором), но и притчи отца Брауна. Слушая ее, он сохраняет необычайные статичность и молчание («Наверху было по-прежнему тихо; казалось, маленький человек под деревом держит своего собеседника на длинной невидимой привязи», С. 21), контрастирующие с его прежним инициативным и шумным поведением. При этом по имени его называет только священник, для повествователя он - «искрящаяся серебром фигура», «серебристая фигура», «сверкающая фигура». После последнего довода отца Брауна о том, что «подозрение пало на честного юношу», следует молчаливый ответ: «Три сверкающих бриллианта упали с дерева на землю. Маленький человек нагнулся, чтобы подобрать их, а когда он снова глянул

наверх - зеленая древесная клетка была пуста: серебряная птица упорхнула» (С. 21). Избавившись от бриллиантов, Фламбо перестает быть «летучей звездой»: «вы действительно похожи на летучую звезду, но ведь звезда летучая в конце концов всегда становится падучей звездой» (С. 20). Он словно меняет низменную прыгучую ловкость Арлекина и обезьяны («А вверху, по веткам деревьев, карабкается <.> ловко перебирается с маленького деревца в этом саду на высокое развесистое в соседнем», С. 20) на поэтическую способность летать. И только таким образом обретает настоящую свободу.

Остановимся подробнее на одной из лучших новелл об отце Брауне из сборника «Неведение отца Брауна» - «Сломанная шпага». Преступление, а, точнее, преступления, раскрытые в ней отцом Брауном, имели место в прошлом, что должно предполагать эпический, отстраненный тон повествования, тем более что дело было во время войны, когда убийство воспринималось как норма. Но, наоборот, и у отца Брауна и у Фламбо реакция необычайно эмоциональная, пожалуй, самая эмоциональная из всех новелл. (Мнение о том, что отец Браун всегда говорит тихим голосом4, - вообще ошибочно. Он, как правило, только начинает говорить тихо, но в кульминационный момент повышает голос, а потом снова понижает.)

Текст «Сломанной шпаги», более длинный, чем предыдущих новелл, можно разделить на три основных части: сцена на кладбище, рассказ священника по пути от кладбища до гостиницы (эта часть очень большая, сам отец Браун делит свой рассказ на две части) и заключительная короткая сцена в трактире.

Новелла начинается зимней морозной ночью на кладбище, и первое, что еще до появления главных героев представляется читателю, - это памятник, «который прославил всю округу». Читатель понимает, что это выдающийся памятник («Он резко выделялся среди неприметных могил, ибо создал его один из величайших скульпторов современной Европы») вы-

дающемуся человеку («однако слава художника померкла в блеске славы того, чей образ он воссоздал»; «исполненное достоинства лицо»5).

Появившиеся вслед за описанием памятника «путники» в черном, сразу данные как карнавальная пара («один из них непомерно велик, а другой (возможно, по контрасту) удивительно мал»), после осмотра памятника ведут себя неожиданно: «Начало их разговора, во всяком случае, было весьма странным» (С. 78). Разговор начинается с загадки, точнее с ряда загадок, вопросов священника и ответов Фламбо, на первый взгляд, никак не связанных ни с местом действия, ни с памятником: «Где умный человек прячет камешек? <...> На морском берегу. <...> А где умный человек прячет лист? <..> В лесу» (С. 78). Далее они читают надпись на памятнике, которая гласит: «В священную память <...> героя и мученика, всегда побеждавшего своих врагов, и всегда щадившего их, но предательски сраженного ими» (С. 79). Таким образом, читателю представляют устоявшуюся точку зрения, не содержащую никаких загадок: герой-жертва, его враг, совершивший вероломство, и символ - сломанная шпага. Но именно после чтения этой надписи отец Браун объявляет о предстоящих им пути и рассказе. Последняя фраза священника, являющаяся также последним предложением первой части, - «Видит Бог: только за кружкой эля у камелька осмелишься рассказать такую историю» (С. 79) - содержит пуант. Обещание рассказать что-то страшное (кстати, отец Браун рассказывает свою историю вовсе не «у камелька» в трактире, а во время пути, и это, как будет показано ниже, очень важно) противоречит описанию памятника и надписи на нем, но соотносится с картиной ночного холода.

Вторую часть новеллы как раз и занимает этот рассказ по пути в гостиницу, который отец Браун начинает с повторения своей загадки: «Умный человек прячет камешек на морском берегу, - сказал он. - Но что ему делать, если берега нет? Знаете ли вы что-нибудь о несчастье, постигшем прославленного Сент-Клэра?» (С. 79). Таким образом, загадка вдруг ока-

зывается имеющей отношение к генералу. Из слов Фламбо мы узнаем, что они с отцом Брауном, обходя все «места славы» генерала, словно заняты какими-то розысками: «Что Вы так упорно разыскиваете среди всех этих склепов и изваяний? - Я ищу одно слово <...> слово, которого здесь нет» (С. 80).

Браун сразу говорит, что разделит рассказ на две части: «первая часть - то, что знают все; вторая - то, что знаю только я» (С. 80). Сначала он пересказывает официальную версию, которая, по сути, является развернутым изложением надписи на памятнике: «В сущности, все, что известно широкой публике, сводится к следующему.» (С. 80). В отношении генерала оно изобилует штампами: «выдающимся английским генералом»; «блестящих, хотя и достаточно осторожных компаний»; «героического сопротивления». Что же касается его противника, то тут сразу же возникает противоречие между характеристиками его самого - «великий бразильский патриот» и его действий - «к негодованию всего цивилизованного человечества (генерал Сент-Клэр - Н.К.) был повешен на ближайшем дереве. <...> на шее у него висела поломанная шпага» (С. 80). Это версия как зафиксированная точка, от которой начинается движение.

При этом Браун, с одной стороны, называет ее далекой от истины, с другой, на вопрос Фламбо: «И эта версия неверна?», он отвечает - «Нет <...> все, что я успел рассказать, верно». Логичен вопрос Фламбо: «Если это верно, в чем же тайна?» (С. 80). Ответ типичен для детективов с участием отца Брана: «Тайна тут в психологии, вернее в двух психологиях. <...> двое знаменитейших людей современности действовали вопреки своему характеру. Заметьте, оба они, Оливье и Сент-Клэр, были героями - в этом не приходится сомневаться». Характеризуя обычное поведение генерала как осторожного военачальника, который «особенно негодовал, узнавая о бесполезных потерях живой силы», Браун подчеркивает, что «в этой последней битве» генерал «предпринял действия, нелепость которых оче-

видна, даже ребенку. Не надо быть стратегом, чтобы понять всю безрассудность его затеи. Вот первая тайна: что сталось с разумом английского генерала? <...> Один из разумнейших людей на свете без всякого основания поступил как идиот» (С. 81). Таким образом, священник указывает на ненормальность действий генерала, их несообразность с логикой.

Также странен поступок предполагаемого убийцы Оливье: «Вторая загадка: что стало с сердцем бразильского генерала? <...> Он отпускал на свободу почти всех, кто когда-либо попадал к нему в плен, а многих даже осыпал знаками своей милости. <...> Один из великодушнейших людей на свете без всякого основания поступил как изверг» (С. 81). И здесь детектив выявляет в поведении объявленного преступника отклонение от его же собственной нормы.

Священник добавляет к официальной версии две опубликованные точки зрения, которые, по его же словам, «еще более затемнили» дело: врача Сент-Клэров, который утверждал, что «покойный генерал был религиозным маньяком» (С. 82), и зятя генерала, заявившего, что действия генерала, «если их правильно понимать - едва ли не самые талантливые и дальновидные в его жизни. <...> Сент-Клэр вовсе не был таким глупцом, а Оливье таким злодеем, какими их изображают» (С. 83).

Тут Фламбо приходит в голову версия о наследственном сумасшествии: «в приступе безумия он (генерал - Н.К.) пожертвовал долгом ради своей личной чести». (Ср. версию рассказчика из «Убийства на улице Морг»: «Безумец, совершивший это злодеяние - бесноватый маньяк, сбежавший из ближайшего сумасшедшего дома»6.) Ответ отца Брауна - «Все значительно хуже» (С. 84).

Прежде чем изложить свою версию, которая и составляет вторую часть его рассказа, отец Браун снова повторяет свой вопрос и, на этот раз, сам на него отвечает: «Он сажает лес, чтобы спрятать лист, - сказал священник приглушенным голосом. - Страшный грех!» (С. 85). Патер приво-

дит еще «три свидетельских показания», собранные им лично «с немалым трудом» (таким образом, расследование как элемент этой новеллы не вызывает сомнений).

Первое свидетельство - донесения предполагаемого преступника Оливье, в которых читателю бросается в глаза его удивление перед нелепостью поведения врага: «был ошеломлен»; «То, что англичане с такими силами решились на атаку, было само по себе невероятным, но Оливье увидел нечто еще более поразительное. Солдаты сумасшедшего полка, своей безрассудной переправой через реку отрезавшие себе путь к отступлению, даже не пытались выбраться на твердую почву <...> краткий рапорт Оливье заканчивается горячим восхищением загадочной отвагой этих безумцев» (С. 85). Таким образом, преступник, восхищающийся странными действиями англичан, сам выглядит все более странно в глазах слушателя и читателя.

Второе «показание» - рассказ солдата, который приводит слова некоего полковника о генерале: «Вон едет проклятый старый осел. Жаль, что он сломал шпагу, а не голову» (С. 86). Снижение лексики в отношении прославленного генерала бросается здесь в глаза.

Третье - записи другого солдата, обрывающиеся прямо перед боем. Тем не менее, в них есть важные, с точки зрения отца Брауна, детали, в частности, описание того, как генерал внезапно объявил о начале атаки: «изумительное зрелище. <...> круто осадив скакуна, генерал повернул к ним лицо, от которого, казалось, исходило пламя, и голосом, подобным звукам трубы в день страшного суда, потребовал к себе полковника» (С. 88). О генерале снова говорится книжным стилем, но это не возврат к героической характеристике, он явно приобретает демонический облик.

После снижающих слов Фламбо - «Надеюсь, вы потащили меня в эту полярную экспедицию не только из-за того, что два романтически на-

строенных человека видели сломанную шпагу Сент-Клэра?» - отец Браун задает вопрос, прозвучавший «резко, как револьверный выстрел.

- Но кто видел шпагу целой?» (С. 89).

Тут следует уже версия самого Брауна, который являет сначала среднюю часть разгадки - отломанный кусок шпаги «в северо-восточном углу кладбища при протестантском соборе в Белфасте», то есть в теле майора Меррея, убитого генералом. Таким образом, генерал уже не жертва, а убийца, а в новелле появляется новая жертва. Тайна странного сражения раскрыта - отец Браун возвращается к своей загадке: «Где умный человек прячет лист? В лесу. <.> Если нет леса, он его сажает. И, если ему надо спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес. <...> А если ему надо спрятать мертвое тело, он прячет его под грудой мертвых тел» (С. 91).

Это второй пуант новеллы. Жертвой генерала-убийцы оказывается целый полк. Инсценировка и подмена приобретают здесь, как кажется, эпический размах. Но, на самом деле, это размах детективного гротеска. (Ср. масштабную акцию увольнения рабочих в новелле «Острие булавки» из сборника «Скандальное происшествие с отцом Брауном» с целью сокрытия трупа в строящемся доме.) Соответственно, появляется новая тайна, связанная с причинами этого преступления.

Убийство майора оказывается следствием другого тягчайшего преступления - майор узнал, что прославленный генерал стал предателем. И вот разом объясняются все странности поведения героя: «Сент-Клэр был исчадием ада, сущим исчадием ада. Никогда - я готов поклясться! - не проявил он такой ясности ума и такой силы воли, как в ту минуту, когда бездыханное тело бедного Меррея лежало у его ног. Никогда, ни в одном из своих триумфов, <...> не был так прозорлив этот одареннейший человек, как в последнем позорном сражении. <...> Спокойно, так, словно он глядел на происходящее из окна клуба - Сент-Клэр обдумал все возможные последствия. Он понял, что рано или поздно люди найдут подозри-

тельный труп, извлекут подозрительный обломок, заметят подозрительную сломанную шпагу. Он убил, но не заставил замолчать. Его могучий разум восстал против этого непредвиденного затруднения» (С. 93).

Но остается еще одна тайна - почему же генерал Оливье не отпустил Сент-Клэра со всеми остальными пленными, а повесил. Разгадка - это дело рук англичан, разгадавших преступный замысел своего предводителя. Именно поэтому ему на шею повесили сломанную шпагу. Обратим внимание, что и это убийство имеет признаки экзотически-гротескного: «висел в лучах чужеземного солнца на зеленой виселице-пальме! И это англичане молились о том, чтобы душа его провалилась прямо в ад» (С. 95). На этом вторая часть новеллы заканчивается.

В третьей части священник объясняет мотивы, по которым казнившие генерала сохранили в тайне его преступления: «ради славы Англии и доброго имени его дочери, поклялись молчать о набитом кошельке изменника и сломанной шпаге убийцы. Должно быть - помоги им в этом небо! -они попытались обо всем забыть». И добавляет: «Попытаемся забыть и мы». На что Фламбо отвечает: «С удовольствием!» (С. 95).

Однако оказывается, что это не так легко сделать, - перед входом в гостиницу они видят вывеску, на которой «красовалась грубо намалеванная шпага с укороченным лезвием и псевдоархаичными буквами было начертано: “Сломанная шпага”». Интересна реакция Фламбо: «что за чертовщина!»; «А я-то думал, мы покончили с этим прокаженным! - вскричал Фламбо и сплюнул на дорогу» (С. 95). Можно сказать, что снижение, которым Фламбо сопровождал весь рассказ отца Брауна, достигает кульминации.

В ответе Брауна смешение героики, которая навсегда соединена с именем генерала, и грубого слова: «Он - кумир всей округи; добрая половина гостиниц, парков и улиц названа в честь генерала и его подвигов^. ..> Миллионы людей, никогда не знавших его, будут, как родного

отца, любить этого человека, с которым поступили, как с дерьмом, те, кто его знал. Его будут почитать как святого и никто не узнает правды - так я решил» (С. 95-96). На первый взгляд, здесь разграничены точки зрения -общая, что возвращает нас к началу произведения, и Брауна, совпадающая с оценкой выживших преданных англичан и Фламбо. Но в том, как имя генерала эксплуатируется в трактире, тоже есть элемент снижения: «грубо намалеванная»; «псевдоархаичными буквами» - это третий пуант.

В «Сломанной шпаге» самое большое значение из всех новелл приобретает событие самого рассказывания. Путешествие отца Брауна и Фламбо (а на протяжении всего рассказа они называются «путниками») разворачивается в двух планах: материальном - разговор, как говорилось выше, происходит по пути от кладбища к гостинице, и метафизическом -они продвигаются от неведения, заблуждения, неотделимых от официальной точки зрения, к познанию истины, которая, в данном случае, удел немногих. Время действия, что характерно для классического детектива, -ночь. Место действия двух первых частей - зимний лес, являющий картину гиперболизированного холода: «как осколки льда, холодным светом мерцали звезды. Весь этот лесистый и пустынный край был скован жестоким морозом» (С. 77). В первом же абзаце этот лес сравнивается с адом: «Черные промежутки между стволами деревьев зияли бездонными черными пещерами неумолимого скандинавского ада - ада безмерного холода. <...> Даже прямоугольная каменная башня церкви была обращена на север, как языческие постройки, и походила на вышку, сложенную первобытными племенами в прибрежных скалах Исландии» (С. 77). Не можем согласиться с мнением, что пейзаж здесь несет «прежде всего настроенче-ский смысл» . Из приведенного выше, как нам кажется, видно, что место действия сразу же дано как «сумрачный лес» Данте. А отец Браун, ведущий Фламбо сквозь мрак и холод и рассказывающий при этом о преступлении, выступает в роли проводника-Вергилия. В его рассказе очевиден

творческий элемент. Позже отец Браун по поводу генерала прямо напомнит Фламбо о последнем ледяном круге ада у Данте, где мучаются предатели: «Каждый такой поступок открывает новые двери, ведущие из круга в круг по аду. <...> Ко времени битвы у Черной реки он (генерал Сент-Клэр - Н.К.) пал уже так низко, что место ему было лишь в последнем кругу Данте» (С. 91).

Памятник генералу расположен на вершине холма, что вполне соответствует его героическому статусу. Приступив к рассказу, отец Браун со своим спутником начинают и спуск. По ходу повествования они оказываются все ниже: «Дорога сбегала вниз по залитой лунным светом поляне и, точно кролик, ныряла в стоявший сплошной стеной лес. Издали вход в этот лес казался маленьким и круглым, как черная дыра железнодорожного туннеля. Но когда Фламбо заговорил снова, отверстие было всего в нескольких сотнях ярдов от путников и зияло, как пещера» (С. 83); «Фламбо уставился на серую стену леса с единственным черным отверстием, похожим на могильную яму, - туда ныряла их тропа. Должно быть, в том, что дорогу проглатывал лес, было что-то жуткое; он еще ярче представил себе трагедию и вздрогнул» (С. 84); «они вступили в черную галерею леса, словно задернутую по бокам дымчатым гобеленом стволов, - такие темные проходы могут привидеться разве что в кошмаре. Вскоре они достигли самых потаенных недр леса» (С. 84). Путь этот очень тяжел: «Он (Фламбо -Н.К.) шел большими шагами, тяжело дыша, вытянув вперед бычью шею, как спортсмен, участвующий в состязаниях по ходьбе» (С. 83). Таким образом, параллели между падением героя повествования и движением рас-сказчика-священника и Фламбо по страшному и мертвому лесу очевидны.

Однако в момент, когда Браун привел слова полковника Кланси со снижающей характеристикой генерала и упоминанием сломанной шпаги (и прежде чем он перешел к следующему показанию), направление движения меняется: «Тропа, идущая сквозь лесную чащу, стала подниматься

вверх» (С. 86). И они продолжают восхождение вплоть до вопроса отца Брауна «кто видел шпагу целой?». Этот путь не менее труден: «Лесная тропа делалась все уже, круче и извилистей, пока не стала похожа на винтовую лестницу. Отец Браун шел впереди и теперь его голос доносился сверху» (С. 89). Параллельно это и движение к свету: «они снова приближались к тусклому свету открытого неба». Именно после вопроса о шпаге они выходят «из серых ворот леса на открытое место» (С. 89). Таким образом, между путями, проделанными генералом и священником с Фламбо, помимо сходства есть существенное различие: первый опускался только ниже и ниже, «путники» дойдя до дна, снова поднимаются. С другой стороны, именно после достижения самого дна генерал был посмертно вознесен.

Фламбо, слушая историю падения генерала, тоже воспринимает лес как адское место: «Фламбо бросил испуганный взгляд на луну, <...> ее пересекал изогнутый черный сук, похожий на рог дьявола» (С. 84), а себя -странствующим по нему не только в физическом смысле: «Он обвел взглядом безжизненные, дразняще-бесстыдные деревья и на миг вообразил себя Данте, а священника с журчащим, как ручеек, голосом - Вергилием, своим проводником в краю вековечных грехов» (С. 92). Таким образом, он тоже принимает участие в творчестве.

Мы уже видели выше, что на каждом этапе своего рассказа отец Браун возвращался к загадке о листе. Таким образом, пройдя отрезок своего метафизического пути, они возвращаются, делая круг. Между тем, в физическом плане они все время движутся вперед. Сочетание кумулятивного и циклического сюжетов здесь несет важнейшую смысловую нагрузку. А взаимодействие детективной новеллы и притчи создает то, к чему применима замечательная формулировка В.И. Тюпы, - «эффект конфликтной взаимодополнительности»8.

На наш взгляд, притча в этой новелле имеет параболическую форму. В новелле, по выражению В.И. Тюпы, «господствует центростремительная тенденция к “свертыванию” сюжета, “сгущению” высказывания», а притче это свойственно еще в большей мере9. Но в «Сломанной шпаге» продвижение вперед так явно затягивается, что каждая из перечисленных ранее частей имеет свои пуанты. Может быть, такая протяженность данной новеллы и еще большая, чем в других произведениях об отце Брауне, роль в ней притчи имеют общее основание. Ведь и то, и другое характерно не для новеллы, а для повести10. В данной новелле не только генерал, его бразильский противник и его жертвы - Меррей и весь полк английских солдат - оказываются вместе героями и детектива и притчи. Но и Фламбо, и отец Браун - герои сразу двух планов.

Сквозь все произведение проходит образ-символ сломанной шпаги. И здесь мы считаем важным обратить внимание на название произведения

в оригинале - «The Sign of the Broken Sword». В переводах А. Ибрагимова

11 12 («Сломанная шпага» ) и Л. Романчук («Харчевня сломанного меча» )

слово sign опущено. Между тем, основные значения данного слова -«знак», «символ», а одно из второстепенных - «вывеска». И это в свете вышеизложенного, на наш взгляд, очень значимо, так как сломанный клинок также является и элементом детектива, и символом.

Поскольку притча апеллирует к всеобщему, у Честертона сложнейшим образом взаимодействуют исключительное (нарушение нормы, невероятное преступление, необычные преступник и сыщик) и универсальное. Герои произведений об отце Брауне действительно показаны «как субъек-

13

ты этического выбора» . Встреча жанров в каждом из детективов об отце Брауне (независимо от общего количества пуантов в каждой из новелл) создает двойной пуант.

Таким образом, продолжая традицию классического детектива в отношении гротескности преступления, преступника и детектива, понятий

нормы, преступления (как ее временного нарушения) и главного героя, находящегося на границе миров, разрушающего норму и восстанавливающего ее, Честертон в то же время соотнес детективную ситуацию с миром вообще. Насколько привнесенное им получило развитие в детективной литературе, еще предстоит выяснить.

(Продолжение следует.)

1 Продолжение. Начало см.: Новый филологический вестник. 2009. № 2 (9); № 3 (10).

2 Честертон Г. Летучие звезды // Честертон Г. Тайна отца Брауна. Рассказы. М., 1986. С. 15. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы. Здесь и далее все подчеркивания в цитатах сделаны автором статьи. - Н.К.

3 О гротескной традиции восприятия обезьяны как пародии на человека см.: Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. С. 390. В детективе именно в таком качестве мы видим обезьяну в «Убийстве на улице Морг». См.: Кириленко Н.Н. Детектив: логика и игра // Новый филологический вестник. 2009. № 2 (9). С. 27-47.

4 См.: Фрай М. Человек, который был Честертоном. Ц^: http://www.chesterton.ru/about-gkcZ0006.html (дата обращения 06.12.2009).

5 Честертон Г.К. Сломанная шпага // Честертон Г.К. Рассказы. М.,1991. С. 77. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы.

6 По Э. Убийство на улице Морг // По Э. Рассказы. М., 1980. С. 138.

Романчук Л. Новеллистический цикл Честертона. Ц^:

http://detective.gumer.info/txt/romanchuk.doc (дата обращения 23.09.2009).

8 Тюпа В.И. Анекдот и притча // Художественность чеховского рассказа. М., 1989. С. 13-32.

9 Там же.

10 Тамарченко Н.Д. Повесть прозаическая // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. М., 2008. С. 169.

11 См.: Честертон Г.К. Сломанная шпага // Честертон Г.К. Рассказы. М.,1991.

12

Романчук Л. Указ. соч.

13 Аверинцев С.С. Притча // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 305.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.