CC BY
62
www.hjournal.ru йй!: 10.17835/2076-6297.2018.10.4.125-144
ДЕПОПУЛЯЦИЯ И ВНЕШНЯЯ МИГРАЦИЯ КАК ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ РИСКИ КАДРОВОЙ БЕЗОПАСНОСТИ1
КАЛЮГИНА СВЕТЛАНА,
доктор экономических наук, профессор, Северо-Кавказский федеральный университет, Ставрополь, Российская Федерация, e-mail: s.kalyugina@gmail.com;
ПЬЯНОВ АЛЕКСАНДР,
кандидат социологических наук, доцент, Северо-Кавказский федеральный университет, Ставрополь, Российская Федерация, e-mail: alexpya2006@yandex.ru;
ТВАРОНАВИЧЕНЕ МАНУЕЛА,
доктор наук, профессор, Департамент бизнес-технологий и предпринимательства,
Факультет управления бизнесом, Вильнюсский технический университет им. Гедиминаса, Литва,
e-mail: manuela.tvaronaviciene@vgtu.lt;
СОРОКИН ГЕННАДИЙ,
кандидат социологических наук, доцент, Тюменский индустриальный университет, ^ Тюмень, Российская Федерация, о e-mail: sgenal@yandex.ru
Ключевым аспектом в исследовании институциональных рисков является формирование механизмов их государственного регулирования. Но формирование таких механизмов невозможно без наличия политических и экономических инструментов воздействия на факторы, которые их вызывают. Во всем многообразии этих факторов важнейшими являются те, которые определяют социальную устойчивость общества, то есть определяют его способность к воспроизводству его жизнедеятельности. Среди таких факторов особая роль принадлежит демографическим факторам, от которых зависит динамика численности населения и его половозрастная структура. Именно они определяют характер процесса формирования трудовых ресурсов, численность экономически активного населения, необходимость экспорта или импорта рабочей силы, а в целом - хозяйственную освоенность территории страны и безопасность государства. В нашем исследовании мы акцентировали внимание на изучение наиболее значимых демографических факторов, оказывающих существенное влияние на формирование
1 Исследование выполнено за счет гранта Российского фонда фундаментальных исследований, проект № 18-010-00732 A.
© Калюгина С., Пьянов А., Тваронавичене М., Сорокин Г., 2018
о с
О ■н
£
ф ш
ш <
о
ш
о <
ее
3
о
00 ■н о см
о
■н
X
J
X £
ш ш
ш
_J <
о 1— 3 t 1— со z
и_
О <
институциональныхрисков. Во-первых, анализ депопуляции показал, что сокращение рождаемости негативно отражается на численности трудовых ресурсов, ведет к сокращению предложения на рынке труда в регионах с отрицательной динамикой населения. Это существенным образом влияет на устойчивое функционирование рынка труда как экономического института общества. Во-вторых, анализ внешней миграции выявил, что отъезд высококвалифицированной рабочей силы наносит значительный ущерб научно-техническому потенциалу многих стран и является следствием низкого качества институциональной среды в сфере науки и образования. Рост трудовой иммиграции сопровождается усилением давления на ее социальную инфраструктуру, ростом социальной напряженности, и порождает в массовом сознании россиян мигрантофобию. Таким образом, депопуляция и внешняя миграция оказывает существенное влияние на количественную и качественную составляющие трудовых ресурсов, усиливая тем самым формирование институциональных рисков ее кадровой безопасности.
Ключевые слова: режим воспроизводства населения; депопуляция; рождаемость; смертность; демографическая нагрузка; трудовые ресурсы; миграции; кадровая безопасность.
DEPOPULATION AND EXTERNAL MIGRATION AS THE INSTITUTIONAL RISKS TO PERSONNEL SAFETY2
SVETLANA KALYUGINA,
Doctor of Economics, Professor, <g North Caucasus Federal University,
Stavropol, Russian Federation, e-mail: s.kalyugina@gmail.com;
3 ALEXANDER PIANOV,
X '
.0 <
tc
о North Caucasus Federal University,
Candidate of Sociological Sciences, Associate Professor,
Stavropol, Russian Federation, e-mail: alexpya2006@yandex.ru;
S MANUELA TVARONAVICIENE,
PhD, Professor,
Department of Business Technologies and Entrepreneurship,
Faculty of Business Management, Vilnius Gediminas Technical University, Lithuania, e-mail: manuela.tvaronaviciene@vgtu.lt;
GENNADII SOROKIN,
Candidate of Sociological Sciences, Associate Professor,
Tyumen Industrial University, Tyumen, Russian Federation, e-mail: sgenal@yandex.ru
2 This research was funded by the grant from the Russian Foundation for Basic Research, project No. 18-010-00732 A.
A key aspect in the study of institutional risks is the formation of mechanisms for their state regulation. But the formation of such mechanisms is impossible without the presence of political and economic instruments to influence the factors that cause them. In all the diversity of these factors, the most important are those that determine the social sustainability of society, that is, determine its ability to reproduce its livelihoods. Among such factors, a special role belongs to demographic factors, on which the dynamics of the population and its age and sex structure depend. They determine the nature of the process of formation of labor resources, the size of the economically active population, the need to export or import labor, and in general -the economic development of the country and the security of the state. In our study, we focused on the study of the most significant demographic factors that have the most significant impact on the formation of institutional risks. First, an analysis of depopulation showed that a reduction in the birth rate has a negative effect on the number of labor resources, leading to a reduction in labor supply in regions with negative population dynamics. This significantly affects the sustainable functioning of the labor market as an economic institution of society. Secondly, an analysis of external migration has revealed that the departure of highly skilled labor causes significant damage to the scientific and technical potential of many countries and is a consequence of the poor quality of the institutional environment in the field of science and education. The growth of labor immigration is accompanied by increased pressure on its social infrastructure, an increase in social tensions, and gives rise to migrant-phobia in the public consciousness. Thus, depopulation and external migration have a significant impact on the quantitative and qualitative components of the labor resources, thereby enhancing the formation of the institutional risks to its personnel security.
Keywords: regime of population reproduction; depopulation; fertility; mortality; demographic load; labor resources; migrations; personnel safety.
JEL: B25, J01, J11
Введение
В современных условиях имеются разнообразные группы факторов, определяющие темпы экономического роста и социального прогресса общества (Witt, 2008; Hodgson, 2016; Niño-Amézquita, Dubrovsky and Jankurová, 2017; Orlova, Gagarinskaya and Gorbunova, 2018). Главным из них становится человеческий потенциал, который задает оо качество развития общества и становится основной способом обеспечения безопасности о государства, важнейшей составляющей которой выступает кадровая безопасность. ^
Обеспечение кадровой безопасности направлено на уменьшение рисков и угроз, ó связанных с состоянием и развитием трудовых ресурсов, их профессиональным потенциалом и качеством институционального регулирования социально-трудовых ■н отношений (Mishra and Singhania, 2014; Streimikienè, Strielkowski and Bilan, 2016; Rausser, Strielkowski and Bilan, 2018). В этом смысле обеспечение кадровой безопасности ф представляет собой не только экономическую составляющую деятельности государства, но и функцию политического управления (Cábelková and Strielkowski, 2013; Strielkowski and Cábelková, 2015; Kritskaya and Sidelnikova, 2016; Chvátalová, 2016; Câmpeanu, Dumitrescu and Costicä, 2017; Périsse, 2017; Bordean and Sonea, 2018).
По всеобщему признанию важнейшей современной угрозой кадровой безопасности России является сокращение ее населения, обусловленное суженным режимом его воспроизводства (Bessonova and Gonchar, 2015). Этот демографический феномен ¡^ является следствием кризиса социального института семьи, его неэффективного функционирования в современной российских реалиях. Отрицательная динамика ~ численности населения негативно сказывается на стабильности рынка труда, ведет к увеличению иждивенческой нагрузки на экономически активное население, деформирует семейную структуру населения и т.д. (Koudelková, Strielkowski and Hejlová, 3 2015; Ehrenberger, Koudelkova and Strielkowski, 2015). °
Иными словами, депопуляция становится одним из главных социальных факторов институционального риска, под которым мы понимаем вероятность наступления нежелательного события, вызванной нерациональностью тех или иных социальных институтов (Grozova and Tsvetkova, 2012; Kalyugina, Strielkowski and Ushvitsky, 2015; Strielkowski et al., 2016). Для устранения этого риска от госудасрства требуется разработка политической стратегии, направленной на формирование институциональной среды, генерирующей благоприятные условия для воспроизводства трудовых ресурсов России и развития ее кадрового потенциала.
Постановка проблемы
Важнейшим фактором социально-экономического развития общества являются трудовые ресурсы. Они принимают непосредственное участие в процессе производства товаров и услуг и при этом несут на себе основную демографическую нагрузку (Volchik, Klimenko and Posukhova, 2018).
Формирование трудовых ресурсов общества, их количественный состав напрямую
зависит от закономерностей и тенденций развития демографических процессов (Cajka
et al., 2014; Abrhâm, Bilan and Krauchenia, 2015; Jqdrzejowska-Schiffauer and Schiffauer.
^ 2017). Границы их численности формирует режим естественного воспроизводства о
см населения, так как «трудовые ресурсы зависят от соотношения численности лиц, ^ вступающих и выходящих из трудоспособного возраста» (Shobdoeva 2015). В идеале ^ воспроизводство трудовых ресурсов должно обеспечивать потребность рынка труда в рабочей силе. В силу данных обстоятельств, процесс воспроизводства населения в контексте его естественного движения приобретает значение экзистенциального фактора развития общества (Stojanov, Strielkowski and Drbohlav, 2011; Strielkowski and Weyskrabova, 2014; Mikalauskiene, Streimikiene and Mazutaityte-Cepanoniene, 2017).
В 1993 г. в России было зафиксировано начало процесса депопуляции. Специфическая
о
■н
X
го ш
< особенность этого процесса состояла в том, что он протекал в условиях глубокого
социально-экономического разложения советского общественного строя и политического краха прежней государственной системы. Население России сокращалось вплоть до 2009 г., к началу которого его численность снизилась до 141,9 млн чел. По сравнению с общей численностью населения в 1993 г. — 148,5 млн чел., сокращение численности населения страны составило 6,6 млн чел. (Щербакова, 2014).
Существенным аспектом данной проблемы является уровень политизации ■i демографического кризиса в России. Демографические трудности используются i оппозиционными политиками как популистский аргумент для критики правительства. < Весьма значительный вклад в возбуждение этой проблемы в общественном мнении х вносят СМИ. Это привело к тому, что данная проблема стала предметом политических спекуляций. В действительности представление о том, что на самом деле происходит ¡л с демографической ситуацией в России, каковы закономерности ее развития, имеют только ученые — специалисты в области народонаселения (Yormirzoev, 2017).
Анализ научной разработанности данной проблемы показал, что фундаментальные научные исследования кадровой безопасности государства отсутствуют, хотя ее отдельные аспекты затрагивались в работах как отечественных, так и зарубежных специалистов (Bordea, Manea and Pelligrini, 2017). ^ Вопросам воспроизводства населения, демографического кризиса посвящены работы
ш А. И. Антонова, В. Н. Архангельского, А. Г. Вишневского, В. В. Елизарова. Зарубежные ~ исследования этих проблем представлены в работах А. Блюма, У. Гуда, А. Карлсона, П. Сорокина, Р. Хилла и др.
Исследование социально-экономических факторов воспроизводства населения и демографических аспектов этого процесса нашли отражение в работах Н. А. Борисова, И. В. Соболевой, Ю. Ф. Флоринской, Н. В. Шобдоевой. Проблемы международной и
внутренней трудовой миграции рассматриваются в работах А. Зайончковской, Л. Л. Рыбаковского, С. В. Рязанцева, Д. В. Полетаева.
Следует отметить, что эти работы содержат достаточно противоречивые оценочные суждения о влиянии демографических факторов на количественные и качественные характеристики состояния трудовых ресурсов и кадрового потенциала России, степень их влияния на состояние ее кадровой безопасности.
Целью нашего исследования является анализ влияния депопуляции и внешней трудовой миграции на кадровую безопасность государства.
Анализ социально-демографических факторов: риски кадровой безопасности России
В период 2000—2014 гг. (кроме 2005, 2013 гг.), в Российской Федерации наблюдался рост рождаемости. Предпринятые государством меры в сфере демографической политики позволили повысить рождаемость. По сравнению со второй половиной 1990-х гг., естественная убыль населения уменьшилась в 3—4 раза (Архангельский и Елизаров, 2016).
В 2014 г. родилось почти 2 млн чел. и снизилась материнская смертность. Но уже в 2015 г. число родившихся сократилось на 0,01%. В 2016 г. этот показатель еще снизился и составил 2,6%. В течение 2017 г. годовой прирост населения РФ составил всего 0,04%. В то же время коэффициент смертности вырос по сравнению с 2016 г. на 1,5% (Новгородцева, 2017).
Во втором десятилетии 2000 гг. начался массовых уход из жизни людей многочисленных послевоенных поколений. Пиковая смертность приходится на поколение 1945 г. рождения (Блюм и Захаров, 1997). Во второй половине XX в. динамика численности населения СССР, особенно его европейской части, находилась под сильным воздействием прошлых демографических катастроф. Колебания количества родившихся в 50-е гг., их сильное падение в 60-е и в конце 80-х гг. в значительной степени были усилены перепадами рождаемости, обусловленными историческими событиями 30— 40-х гг. ХХ в. Эти колебания отражали характерную черту российской демографической реальности.
Эта специфическая демографическая реальность преломляется в различных вариантах экспертных прогнозов специалистов ООН и других зарубежных организаций. Например, по среднему варианту прогноза 2005 г., численность населения Российской оо Федерации к 2015 г. должна была составить 112 млн чел., а в более ранних перспективных о вариантах прогнозов численности населения мира до 2050 г. оценка числа жителей ^ России к этому году была еще ниже — 101 млн чел.. Это было связано «с более низкими показателями рождаемости, заложенными в прогноз» (Щербакова, 2006).
Улучшение демографической ситуации в России в 2010—2015 гг. было учтено в ■н средних вариантах прогнозов, сделанных специалистами отдела народонаселения Департамента по экономическим и социальным проблемам ООН и другими зарубежными ф организациями. Так, по медианному прогнозу ООН, численность населения России к ф середине 2030 г. снизится до 138,7 млн чел., а к 2050 г. - 128,6 млн чел. (Щербакова и Козлов, 2017).
По версии прогноза Population Reference Bureau в 2015 г., население России должно сократиться до 140,4 млн чел. к 2030 г., к 2050 г. — до 134,2 млн чел. (Архангельский и Елизаров, 2016). Версия демографического прогноза Population Reference Bureau 2016 г. предполагает меньшее сокращение численности населения России: до 142,6 млн чел. ¡^ к 2030 г. и до 136,4 млн чел. к 2050 г. (без учета населения Крыма) (Архангельский и ш Елизаров, 2016). ~
Тенденциозный подход к использованию данных таких вариативных прогнозов ® служит для некоторых политиков-популистов и ангажированных журналистов «научной ^ основой» для спекуляций на тему «вымирающей России». На самом деле, изменяющиеся ^ цифры различных вариантов прогнозов численности населения, разработанные ?
о с
00 ■н о см
о ■н
X
го ш
о <
ф <
о
о ^
X
х
л
<
го х
О ^
< го
X
£
ш ш
Ш
_J
<
О
как отечественными, так и зарубежными специалистами, отражают волнообразные колебания демографических процессов, которые свидетельствую о неустойчивости демографической системы России.
В 2016—2017 гг. в России ясно обозначилась новая тенденция сокращения населения. В целом по стране в 2017 г. число умерших превысило число родившихся на 8% (в 2016 г. число умерших превысило число родившихся на 0,1%), в 17 субъектах Российской Федерации это превышение составило 1,5—1,8 раза (Население России: численность, динамика, статистика). В первом полугодии 2018 г. естественная убыль населения увеличилась более чем на треть (38%) по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, составив 164,2 тыс. чел. против 119,4 тыс. чел. за январь-июнь 2017 г. (без учета Крыма — 159,2 против 114,3 тыс. чел.) (Щербакова, 2018).
По низкому варианту демографического прогноза в течение 2018 г. численность населения России увеличится всего на 60045 чел., и в конце года будет составлять 146510064 чел.. Естественный прирост населения будет отрицательным и составит 168418 чел.. За весь 2018 г. родится примерно 1861380 детей и умрёт 2029797 чел., то есть убыль населения составит 168417 чел. (Бюллетень Федеральной службы государственной статистики, 2018).
Сокращение рождаемости в ближайшие годы будет происходить из-за вступления в детородный возраст малочисленного поколения женщин, родившихся в 1990-е гг. Кроме того, падение рождаемости и рост смертности будет провоцироваться снижением среднего показателя ожидаемой продолжительности жизни при рождении.
Сокращение рождаемости влекло за собой изменения в возрастной структуре населения РФ. Неуклонно возрастала доля граждан в старших возрастных группах. Если в 2006 г. их доля составляла 20,5% от общей численности населения, то в 2014 г. — 23,5%. За период с 2006 по 2014 гг. доля старших возрастов в возрастной структуре населения РФ выросла на 14,6%. Одним из маркеров этого процесса является снижение предложения на рынке труда на 1 млн чел. в год (Новгородцева, 2017). По расчетам отечественных демографов, в течение 2018—2020 гг. доля старших возрастных групп в демографической структуре населения страны увеличится еще на 2,5 пункта.
Распределение населения России по возрасту по состоянию на начало 2018 г. (см. рис. 1).
Рис. 1. Возрастная структура населения России. Источник: Демографический ежегодник России (2017).
Ф ц_
О <
Исходя из данных, представленных на рисунке 1, возрастная пирамида населения России имеет регрессивный тип, свидетельствующий о его старении. Прогнозируемым следствием этих процессов станет увеличение коэффициента демографической нагрузки на работающее население. Изменение коэффициента демографической нагрузки в России по среднему варианту прогнозного сценария Федеральной службы государственной статистики РФ (см. табл. 1).
Таблица 1
Изменение коэффициента демографической нагрузки в России по среднему варианту прогнозного сценария (на 1000 лиц трудоспособного возраста приходится
нетрудоспособных)
2017 2019 2020 2025 2030 2035
755 792 808 843 831 834
Источник: Федеральная служба государственной статистики РФ. Демографический прогноз до 2035 года / Коэффициент демографической нагрузки.
Исходя из данных, представленных в таблице 1, предложение на отечественном рынке труда будет медленно сокращаться. Впрочем, тенденцию повышения спроса на труд и сокращение его предложения вследствие уменьшения численности населения в трудоспособном возрасте российские исследователи зафиксировали еще в 2006 г. (Коровкин, Долгова и Королев, 2006). Ее результатом является напряженная ситуация с обеспечением экономики рабочей силой в тех регионах РФ, где расширение спроса на труд протекает в условиях убыли населения. Причем возможности передвижения рабочей силы из регионов, где имеет место положительная динамика численности населения, обеспечивающая расширенное предложение труда, будет ограничиваться низким уровнем трудовой мобильности экономически активного населения России. По мнению экспертного сообщества, эта проблема усугубляется тем обстоятельством, что государство реально не поддерживает ее решение на институциональном уровне.
В целом же тенденция снижения предложения труда продлится скорее всего до середины 30-х гг. XXI в. В результате в структуре трудоспособного населения все эти годы будет расти группа населения старше трудоспособного возраста и уже через поколение это отрицательно скажется на процессе воспроизводства населения и на качестве человеческого потенциала.
Проблема суженного режима воспроизводства населения России уже в ближайшей исторической перспективе будет приобретать значение важнейшего стратегического фактора, определяющего будущее нашей страны.
Для перспектив развития российской экономики важно учитывать колебания суммарного коэффициента рождаемости (Хрипченко, 2007).
Изменение суммарного коэффициента рождаемости в России, согласно данным Федеральной службы государственной статистики (табл. 2).
оо ■н о см
Таблица 2
Изменение суммарного коэффициента рождаемости в России
Годы 1989 2002 2010 2013 2014 2015 2016
Суммарный коэффициент рождаемости 1,892 1,286 1,567 1,707 1,750 1,777 1,762
о с
О
■н
£
ф ш
ш <
о
ш
о <
СИ 3
о
Источник: Федеральная служба государственной статистики. (2017).
Демографический ежегодник России. С. 45.
Анализ данных, представленных в таблице 2, показывает, что по отношению к 1989 г. в 2016 г. произошло незначительное снижение суммарного коэффициента рождаемости (—0,13 пункта), а по отношению к 2002 г. произошло его повышение почти на 0,5 пункта. Эти незначительные колебания данного показателя в течение продолжительного периода времени свидетельствуют о его устойчивой стабильности.
Тем не менее, прогнозные показатели величины суммарного коэффициента рождаемости, согласно среднему варианту прогноза Федеральной службы
государственной статистики РФ предполагают его медленный рост в среднесрочной перспективе (см. таблицу 3).
Таблица 3
Прогнозные показатели величины суммарного коэффициента рождаемости (числа детей на 1 женщину фертильного возраста), согласно среднему варианту прогноза
Суммарный коэффициент рождаемости 2020 2025 2030 2035
1,599 1,647 1,665 1,700
Источник: Федеральная служба государственной статистики РФ. Демографический прогноз до 2035 г. / Суммарный коэффициент рождаемости.
оо ■н о см
о ■н
X CD ш
о <
ф <
о о
X
X
Л
<
CD X
О s
J
^
Главной причиной депопуляции населения России в период с 1993 по 2009 гг. следует считать изменение демографической структуры семьи в результате сокращения числа детей в ней. Изменение структуры семьи по данным всеобщих переписей населения в России 1989, 2002 и 2010 гг. (см. рис. 2).
6,6 ■ семьи с 1
ребенком
28,2 ■ семьи с 2
детьми
J В ■ семьи с 3
детьми и
W более
65,2
1989 год
2002 год
2010 год
Рис. 2. Изменение демографической структуры семьи в России в период 1989 - 2010 гг., %. Источник: Калабеков, И. Г. (2007). Российские реформы в цифрах и фактах; Федеральная служба государственной статистики (2018). Население России: численность, динамика, статистика.
<
CD
X
£
СЯ ш
ся
_J
<
о
I— 3 t I—
со 21
Ll_
О
_J
<
Кроме того, падение рождаемости в российских семьях связано с увеличением возраста первородящих женщин. Сегодня эктримум рождаемости в России приходится на возрастную группу женщин 26—29 лет (Щербакова, 2017). В соответствии с мировой тенденцией, он продолжит расти дальше, отрицательно сказываясь на количестве детей в семьях. При этом одни авторы в качестве причины падения рождаемости указывают на проникновение идеологии «child free», другие считают важным фактором снижения женской фертильности распространение феминизма и однополых связей.
Большинство ученых-фамилистов указывают, что причина развития малодетности современной семьи обусловлена демографическим переходом к современному типу воспроизводства, количественной стороной которого выступает простой или суженный режим воспроизводства населения. Помимо суженного режима воспроизводства населения, вызванного сокращением рождаемости, в России имеет место высокая для развитых стран мужская смертность и низкая средняя продолжительность жизни. В результате разница между количеством умерших и рожденных россиян в абсолютных показателях в 90-е гг. ХХ в. доходила до 900 тыс. чел. в год (Неклюдова, 2014).
Распространенное в российских СМИ мнение, что причина депопуляции населения России обусловлена исключительно развалом Советского Союза и последовавшей экономической разрухой и социальной аномией, ошибочно. На самом деле отрицательный прирост населения России прогнозировался демографами задолго до начавшегося в 1992 г. процесса резкого сокращения населения. Фактически рождаемость в России начала снижаться с 80-х гг. XIX в. и ускоренными темпами этот процесс продолжался в течение всего XX в. Мощными факторами ускорения этого процесса были: целенаправленная государственная политика разрушения семьи в 1920-е гг.; массовое вовлечение женщин в общественное производство; смена социокультурных норм детности и т. д. Новый виток снижения рождаемости в России, начавшийся со второй половины 60-х годов и продолжавшийся на протяжении 70-80-х гг. ХХ вв., привел к тому, что возрастная структура советского общества становилась все более «старой».
Для эффективного выхода России из суженного режима воспроизводства населения необходимо, чтобы уровень рождаемости в стране вырос не только до верхней границы простого воспроизводства (2,17%), а поднялся до уровня 2,4%. Это тот уровень рождаемости, который обеспечивает рост населения. Но даже в наиболее благоприятные годы (2010—2014) подъема рождаемости в современной России средний суммарный коэффициент рождаемости составил только 1,691 ребенка на 1 женщину (Население России: численность, динамика, статистика, 2018).
Подъему рождаемости 2000—2014 гг. способствовала такая мера, как денежная выплата по рождению второго ребенка и ежемесячные выплаты на третьего ребенка. Но средства материального стимулирования рождаемости, как утверждают ученые-демографы, недостаточно влияют на рост числа детей в семьях. Во-первых, эти средства не стимулируют к рождению ребенка все семейные пары, во-вторых — они лишены эффекта долговременного воздействия. Они действуют в течение 2—3 лет, а затем, после адаптации населения к новым условиям, все возвращается на круги своя. (Римашевская, 2010, с. 4).
Мировой опыт показывает, что поднять рождаемость в странах, вступивших в четвертую стадию демографического перехода средствами материального стимулирования рождаемости попросту нереально. Таких примеров история не знает. Не смогли поднять рождаемость даже такие благополучные страны, как Франция и Швеция, тратящие только на социальные пособия семьям с детьми до 6% ВВП (Россия оо
перед лицом демографических вызовов, 2009, с. 40-41). о
Проблемы сокращения численности населения и его старения являются особенно ^ актуальными практически для всех развитых стран. Их решение возможно лишь за счет миграции. Правда эта идея, по мнению некоторых демографов и социологов имеет значительно больше негативных, чем позитивных аргументов. Ее легко провозглашать, не прогнозируя последствий. Без их учета Россия может оказаться в таком же миграционном кризисе, как и Западная Европа. Тем более, что некоторые российские регионы уже ф испытывают значительную миграционную нагрузку на рынок труда и социальную ш инфраструктуру, которая приводит к росту социальной напряженности в обществе о
о с
О
■н
£
(Живов, 2016). Поэтому миграционная политика должна иметь целенаправленный и |—
избирательный характер и включать в себя ограничительные механизмы. _1
Если исходить из того, что общая убыль населения России с 1993 по 2009 гг. 2
составила 6,7 млн чел., а за счет вхождения Республики Крым в ее состав население р
страны увеличилось на 2,3 млн чел., то становится очевидным: разница в 4,4 млн ь
чел. была покрыта за счёт внешней иммиграции населения в Россию. В результате ^
миграционный прирост компенсировал естественную убыль населения РФ, маскируя
тем самым режим суженного воспроизводства населения в стране. ^
В ежегодном докладе Департамента по экономическим и социальным вопросам ^
ООН указано, что в России в 2015 г. жили и работали около 12 млн легальных з
о
иностранных граждан и лиц без гражданства (International Migration Report 2015: Highlights, 2016). Наша страна заняла по количеству мигрантов 3-место в мире после США и Германии. Одновременно Россия оказалась на третьем месте в списке стран — доноров мигрантов после Индии и Мексики. Численность легальных мигрантов из России в других странах, по данным ООН, составило 10,6 млн чел. (International Migration Report 2015: Highlights, 2016).
Обратимся к анализу тех проблем и тенденций развития миграционных процессов в России, которые были характерны в течение двух последних десятилетий. Начнем с анализа эмиграции, так как этот процесс играет достаточно существенную роль в ослаблении кадровой безопасности России.
Количество мигрантов, выбывших из России в период с 1990 по 2017 гг. (см. рис. 3).
оо ■н о см
о ■н
800000 600000 400000 200000 0
O^HCNm^LntDI^OOC^ OlQlOIOIQlOlOlfflQlQ
4 0 0
OHfSrn^miDN
_ _ *—I *—I *—I *—I *—I *—I *—I *—I
0000000000
Выбыло из РФ
x tc со
о <
ф <
о о
X -О X
-О
<
tc х О
J
< tc
X
ш ш
ш
_J
<
о
I— 3 h^ I—
ш 21
LL
о
_J
<
Рис. 3. Количество мигрантов, выбывших из России в период с 1990-2017 гг., чел.
Источник: Численность и миграция населения Российской Федерации.
Федеральная служба государственной статистики РФ.
Как видно из анализа данных, представленных на рисунке 3, наибольшее количество эмигрантов из России приходится на годы политических и социально-экономических реформ начала 1990-х гг. В этот период интеллектуальный и кадровый потенциал России понес наиболее существенные потери. Российские эксперты считают, что в 1990-е гг. Россия потеряла примерно треть своего научного потенциала и ежегодные потери составляли по 50 млрд долларов (Юревич, 1998). Ежегодно страну покидало до 15% выпускников ВУЗов, эмиграция специалистов (в основном, молодых) за весь период реформ стабильно сохранялась на уровне 10—15 тыс. чел. в год (Бояринцев и Фионова, 2010). В результате Россия вынуждена заимствовать инновационные технологии в разных областях науки и техники в других странах.
В 2010 г. этот тренд снизился до минимального показателя. Но, начиная с 2014 г., эмиграционная активность граждан стала возрастать. В развитые страны ежегодно эмигрируют из России около 50 тыс. чел.. Из них в среднем около 40% имеют высшее образование. В настоящее время общее количество эмигрантов с высшим образованием из России составляет около 800 тыс. чел. (Мкртчян и Флоринская, 2018, с. 17). Причем «выездной потенциал» россиян далеко не исчерпан. Доля тех, кто имеет высокие миграционные установки, колеблется от 8 до 23%. Наиболее высокие показатели зафиксированы среди молодых людей и людей среднего возраста с высшим образованием, проживающих в крупных городах (Воробьева и Гребенюк, 2016).
Основными причинами выезда научных кадров из страны является невысокий размер заработной платы, социальная незащищнность научных работниов, отсутствие эффективного законодательства, регулирующего отношения интеллектуальной собственности, отсутствие системы воспроизводства научных кадров, низкий уровень
финасирования научной сферы в России. Доля государственных средств на научные исследования и разработки в РФ составляет около 1% от ВВП (Индикаторы науки: 2017: статистический сборник), в то время как в развитых странах она достигает величины 2—3% от ВВП, при этом заработная плата российских ученых в десятки раз ниже по сравнению с их зарубежными коллегами.
Основными причинами выезда научных кадров из страны является невысокий размер заработной платы, социальная незащищнность научных работниов, отсутствие эффективного законодательства, регулирующего отношения интеллектуальной собственности, отсутствие системы воспроизводства научных кадров, низкий уровень финасирования научной сферы в России. Доля государственных средств на научные исследования и разработки в РФ составляет около 1% от ВВП (Индикаторы науки: 2017: статистический сборник), в то время как в развитых странах она достигает величины 2—3% от ВВП, при этом заработная плата российских ученых в десятки раз ниже по сравнению с зарубежными коллегами.
К этому следует добавить и социально-психологическую составляющую. Отсутствие на институциональном уровне государственной поддержки науки формирует у ученых ощущение невостребованности их творческих способностей и профессиональных знаний, неясность перспектив и возможностей использования на практике результатов их научных исследований. В современных условиях речь идет о «выживании» науки и научных работников, а не об их развитии. При этом «утечка мозгов», безусловно, снижает уровень развития отечественного научно-технического и производственного потенциала, а также наносит прямой экономический ущерб развитию страны и создает угрозы ее кадровой безопасности.
Но и отъезд за рубеж на ПМЖ позволяет профессионально реализовать себя только определенной части представителей научно-технической интеллигенции из России. Другая ее часть вынуждена работать в других профессиональных сферах. В результате их потенциал остается невостребованными ни в своей стране, ни за рубежом. Есть надежда, что именно эта часть эмигрантов, в случае улучшения социально-экономической ситуации, массово будет готова вернуться назад в Россию. Но это только в том случае, если наша страна преодолеет кризис в ближайшие годы.
В настоящее время в экспертном сообществе имеют место различные точки зрения относительно новой волны эмиграции населения из России. Одни эксперты считают, оо что она нарастает в связи с изменением социально-экономической и политической о ситуации в той или иной стране, другие утверждают, что ситуация далеко не ^ кризисная, так как вызвана глобализацией мирового экономического пространства, для которого вполне естественным является перемещение трудовых ресурсов из одних стран в другие.
Анализ статистических данных, предоставляемых Федеральной службы государственной статистики, позволяет выявить определенные количественные и ф качественные характеристики процесса эмиграции только за период с 2004 по 2017 ш гг. Это связано с тем, что только с 2004 г. ведется отдельный статистический учет о выбывших из страны граждан России на постоянное место жительства в зарубежные ¡2 страны. Количество выбывших мигрантов из России на постоянное место жительства с _| учетом гражданства в период с 2004 по 2017 гг. (рис. 4). 2
Анализ данных, представленных на рисунке 4, показывает, что основной р:
категорией населения выезжающего из России являются люди, не имеющие ь
российского гражданства, что и определяет географию эмиграции. Основное ^
количество эмигрантов приходится на страны СНГ (Украина, Узбекистан,
Таджикистан, Казахстан, Армения — более 83% и др.). Более 12 % приходится на ^
США, Турцию, Афганистан, Вьетнам, Грузию, Израиль, Индию, Китай, КНДР. На ^
страны Европы приходится около 4%. з
о
о с
О
■н
£
400000 300000 200000 100000 0
> «ХУ
V г г г V г т у г т т т т т
Все граждане ■ Граждане РФ
Рис. 4. Количество выбывших мигрантов из России на постоянное место жительства с учетом гражданства в период с 2004 по 2017 гг., чел. Источник: Численность и миграция населения Российской Федерации. Федеральная служба государственной статистики РФ.
оо ■н о см
о ■н
х го ш
о <
ф <
о
о ^
X X
л
<
го
X
о
< го
X
£
ш ш
ш
_J
<
о 1— 3
1—
ш
21 ц_
о <
Изучая количественные характеристики эмиграции из России в страны ближнего и дальнего зарубежья, мы столкнулись с тем, что показатели отечественной статистики отличаются от статистики других стран, в соответствии с которой, из России уезжает в 5,3 раза больше эмигрантов, чем фиксирует Росстат. Это связано с рядом причин. Во-первых, не все эмигранты официально регистрируются как уехавшие из России на постоянное место жительства, так как имеют двойное гражданство. Во-вторых, в странах прибытия способы регистрации различны (Эмиграция из России бьет рекорды. Кто уезжает из страны?). В-третьих, сложно объединить различные данные, чтобы получить достоверную информацию о числе российских мигрантов. Но даже с учётом проведенной корректировки, всего в страны дальнего зарубежья из России уезжает примерно 0,07—0,08% населения в год. Это меньше, чем уезжает из большинства стран мира, включая США и основные страны Евросоюза
Анализ статистических данных, характеризующих процесс иммиграции в Россию, показывает аналогичную картину страновой географии. Количество прибывших мигрантов в Россию в период с 1990—2017 гг. (см. рис. 5).
1500000 1000000 500000 0
о^нгмт^ьл^^оооч
о^нгмт^ьл^^оос^о^нгмт^ьл^^
ОООООООООО^Н^Н^Н^Н^Н^Н^Н^Н
оооооооооооооооооо
("МГМГМГМГМГМГМГМГМГМГМГМГМГМГМГМГМГМ
Прибыло в РФ
Рис. 5. Количество прибывших мигрантов в Россию в период с 1990-2017 гг., чел. Источник: Федеральная служба государственной статистики РФ. Численность и миграция населения Российской Федерации.
Так в среднем с 2014 по 2016 гг. в РФ ежегодно въезжало более 500000 чел.. Около 3/4 прибывающих в Россию людей являлись ее гражданами. В отдельные годы эта доля превышала 90%. Основное количество иностранных граждан приезжает из стран СНГ. Из них 89% составляют граждане Украины, Таджикистана и Узбекистана. На страны дальнего зарубежья (Вьетнам, Индия, Китай, КНДР и др.) приходится 9%. Из европейских стран прибывает около 2% мигрантов. В структуре иностранцев, прибывающих в Россию, увеличивается количество трудовых мигрантов — на них
приходится 40%. Доля граждан в общем потоке иммигрантов, въезжающих в частных целях, но впоследствии устраивающихся на работу в России на более короткий период составляет 39% (Мигранты и миграционные процессы в России).
Какие основные количественные и качественные тренды, характеризующие иммиграционный процесс в Россию, наиболее четко проявились в последнее время?
Во-первых, в первом полугодии 2018 г. в России ясно обозначилась новая тенденция сокращения населения, которая с конца 2017 г. стала сопровождаться небольшим снижением миграционного прироста населения в России. Первый из этих трендов будет довольно долгосрочным. Поэтому до того момента, как в трудоспособный возраст не войдет достаточно многочисленное поколение 2004—2014 гг. рождения, Россия продолжит нуждаться в дополнительной рабочей силе.
Второй тренд связан не столько с замедлением миграционного потока из республик Средней Азии, сколько с сокращением числа более квалифицированных «рабочих рук» из Украины. Впрочем, официально зарегистрированное сокращение трудовой миграции из Украины связано с уходом ее части в «серую зону». Современная трудовая миграция в Россию из республик Средней Азии стала более сельской и феминизированной. Эта тенденция свидетельствует о том, что квалифицированная рабочая сила из городской местности этого региона исчерпала себя. Надо открывать новые адаптационные программы по изучению русского языка и культуры в этих страх.
В целом радикальное сокращение миграционного потока извне произойдет только тогда, когда Россия перестанет быть экономически привлекательной. Можно быть уверенным, что в ближайшее десятилетие Российская Федерация останется перспективным рынком труда для мигрантов из стран СНГ.
Заключение
В этих условиях необходима государственная стратегия демографического развития событий, которая может быть сформирована на основе двух противоположных сценариев.
Первый прогнозный сценарий — это сценарий без иммиграции, ориентирующийся только на собственное население. Он предполагает функционирование экономики в условиях сокращения численности населения и трудовых ресурсов. Но по этому прогнозу экономический спад представляется неизбежным. Даже при условии роста производительности труда в период до 2025 г. на уровне 7,2% годовых, потери т ВВП превысят 10 трлн рублей из-за дефицита трудовых ресурсов (Архангельский, о Рыбаковский и Рязанцев, 2015). К тому же высокие темпы экономического роста требуют дополнительной потребности в работниках.
Второй прогнозный сценарий — это сценарий, ориентирующий на широкое привлечение в экономику России трудовых мигрантов. В условиях масштабной трудовой 3 иммиграции неизбежно падение уровня и качества жизни коренного населения России и раздувание мигрантофобии. ф
Таким образом, оба сценария носят экстремальный характер и пригодны скорее для ш
теоретического анализа. Ни один из них не стоит брать за точку отсчета формирования ^
государственной демографической и миграционной политики. Истина, как известно, ¡2
сг>
лежит посередине.
Важнейший демографический фактор, определяющий развитие страны на ^
о
десятилетия вперед — это поддержка рождаемости, снижение смертности, увеличение р
продолжительности жизни российских граждан. В то же время без широкого привлечения ^
образованных и квалицированных мигрантов и их семей из ближнего и дальнего о5
зарубежья нельзя будет решить основные демографические и экономические проблемы —
нашей страны. Поэтому помимо уже реализуемой по отдельным направлениям политики о
сбережения российского народа, государственная власть должна проводить активную < миграционную политику, направленную на формирование такой институциональной среды, которая будет привлекательна для иностранцев, желающих приехать в Россию
о с
О
на ПМЖ и способствовать их успешной адаптации. При этом особым ее направлением должна стать разработка преференциальных условий прежде всего для наших зарубежных соотечественников и русскоговорящих мигрантов других национальностей.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Архангельский В. Н. и Елизаров В. В. (2016). Демографические прогнозы в современной России: Анализ результатов и выбор гипотез // Научные труды Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, Т. 16, с. 524-544.
Архангельский В. Н, Рыбаковский Л. Л. и Рязанцев С. В. (2015). Стратегия демографического развития России. М.: Институт социально-политических исследований РАН. М., с. 84-87.
Блюм А. и Захаров С. В. (1997). Демографическая история СССР и России в зеркале поколений // Население и общество: информационный бюллетень Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, № 17.
Бояринцев В. И. и Фионова Л. К. (2010). Война против разума, гл. II. Разгром науки и образования. Академия без наук.
Бюллетень Федеральной службы государственной статистики (2018). Предположительная численность населения Российской Федерации до 2035 года. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/ catalog/doc_1140095525812 - Дата обращения: 15.10.2018)
Воробьева О. Д. и Гребенюк А. А. (2016). Эмиграция из России в конце XX — начале XXI века // Доклад Комитета гражданских инициатив.
Грозова О. С. и Цветкова Г. С. (2012). Природа и факторы институционального риска // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия «Экономика и менеджмент», № 22 (281), с. 54-59.
Живов А. (2016). Анализ: мигранты - новое население РФ, или угроза национальной безопасности.
Индикаторы науки: 2017: статистический сборник. Раздел 3. Финансирование о исследований и разработок. ВШЭ - Национальный исследовательский университет, 2017. ^ Калабеков И. Г. (2007). Российские реформы в цифрах и фактах. М.: РУСАКИ, 288 а
Коровкин А. Г., Долгова И. Н. и Королев И. Б. (2006) Дефицит рабочей силы в экономике России: макроэкономическая оценка // Проблемы прогнозирования, № 4, с. 34-52.
Крицкая А. А. и Сидельникова К. Н. (2016) Кадровая безопасность как объект кадровой политики // Ростовский научный журнал, № 12, с. 97-107.
Мигранты и миграционные процессы в России. (http://100migrantov.ru/migranty/) Мкртчян Н. В. и Флоринская Ю. Ф. (2018). Квалифицированная миграция в России: баланс потерь и приобретений // Мониторинг экономической ситуации в России. Тенденции и вызовы социально-экономического развития, № 1 (62), с. 15-18. ш Население России. (http://countrymeters.info/ru/Russian_Federation - Дата
§ обращения: 10.10.2018).
ш Население России: численность, динамика, статистика (2018). (http://www.
< statdata.ru/russia - Дата обращения 10.10.2018).
о Неклюдова Н. П. и Мельникова А. С. (2014). Разработка механизмов исследования
з миграционных процессов // Современные проблемы науки и образования: электронный журнал, № 5.
Новгородцева А. В. (2017). Проспективный взгляд на политику рождаемости // ЭТАП: Экономическая теория, анализ, практика, № 5, с. 141-154.
Римашевская Н. М. (2010). Социальная политика сбережения народа: радикальное изменение тренда здоровья российского населения // Материалы Международного научно-практического семинара «Здоровье населения: проблемы и пути решения»
<
го х
со
(Вологда, 18—20 мая 2010 г.). — Вологда: Институт социально-экономического развития территорий РАН, с. 2—24.
Россия перед лицом демографических вызовов. (2009). // Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации 2008 / Рук. авторского коллектива: А. Г. Вишневский, С. Н. Бобылев. М., 209 с. (https://www.hse.ru/data894//747/1238/ NHDR_2008_Rus.pdf)
Федеральная служба государственной статистики РФ (2018). Демографический прогноз до 2035 года / Суммарный коэффициент рождаемости. (http://www.gks.ru/wps/ wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/ statistics/population/)
Федеральная служба государственной статистики РФ (2018). Население России: численность, динамика, статистика. (http://www.statdata.ru/russia — Дата обращения 10.10.2018)
Федеральная служба государственной статистики РФ. Демографический прогноз до 2035 года / Коэффициент демографической нагрузки. (http://www.gks.ru/wps/wcm/ connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/population/demography/ - Дата обращения 11.10.2018)
Федеральная служба государственной статистики РФ. Численность и миграция населения Российской Федерации. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat/).
Федеральная служба государственной статистики РФ. Численность и миграция населения Российской Федерации в 2015 году.
Федеральная служба государственной статистики. (2017). Демографический ежегодник России. 2017: Стат. сб. M.: Росстат, 263 с. (http://www.gks.ru/free_doc/)
Хрипченко В. В. (2007). Управление трудовой миграцией как фактор формирования совокупного работника мегаполиса : на примере города Москвы: диссертация кандидата экономических наук: 08.00.05 / Вадим Васильевич Хрипченко. М., 159 с.
ШобдоеваН. В. (2015). Демографические аспекты воспроизводства трудовых ресурсов на мезоуровне // Современные проблемы науки и образования, № 1 (ч. 1).
Щербакова Е. М. (2006). По среднему варианту прогноза в 2050 году население мира превысит 9 миллиардов человек // ДемоскопWeekly, № 233-234.
Щербакова Е. М. (2014) Россия: демографические итоги 2013 года (ч. I) // ДемоскопWeekly, № 587-588. (http://www.demoscope.ru/weekly/2014//0587/barom).
Щербакова Е. М. (2017). Средний возраст матери при рождении первого ребенка оо повышается, но различия в уровне рождаемости сохраняются // ДемоскопWeekly, о № 711-712. (http://www.demoscope.ru/weekly/2017/0711/barom). ^
Щербакова Е. М. (2018). Демографические итоги I полугодия 2018 года в России. Ч. I // о ДемоскопWeekly, № 779-780. (http://www.demoscope.ru/weekly/).
Щербакова Е. М. и Козлов В. А. (2017). Население России по прогнозам ООН // ^ ДемоскопWeekly, № 717-718. (http://www.demoscope.ru/weekly/2017/0717/tema05.). £
Юревич А. Ю. (1998) Умные, но бедные: ученые в современной России. М.: МОНФ, щ 121 с. ш
Abrham, J., Bilan, Y., Krauchenia, A. and Strielkowski, W. (2015). Planning horizon ¡5 in labour supply of Belarusian small entrepreneurs. Economic research-Ekonomska ¡2 istrazivanja, 28(1), 773-787. ^
Bessonova, E., and Gonchar, K. (2015). Bypassing weak institutions in a large late-comer g economy. Journal of Institutional Economics, 11(4), 847-874. F
Bordea, E, Manea, M and Pelligrini, A. (2017). Unemployment and coping with stress, t anxiety, and depression. Czech Journal of Social Sciences, Business and Economics, 6(2), 6-14. <s>
Bordean, O. N. and Sonea, A. (2018). Student satisfaction and perceived skills: any link to employability? Entrepreneurship and Sustainability Issues, 6(1), 356-370.
Cabelkova, I and Strielkowski, W. (2013) Is the level of taxation a product of culture? A cultural economics approach. Society and Economy, 35(4): 513-529.
o
■H
Cajka, P., Jaroszewicz, M. and Strielkowski, W. (2014), Migration Incentives and Flows between Belarus, Moldova, Ukraine and the European Union: a Forecasting Model, Economics and Sociology, 7(4), 11—25.
Cämpeanu, E., Dumitrescu, D., Costica, I. and Boitan, I. (2017). The Impact of Higher Education Funding on Socio-Economic Variables: Evidence from EU Countries. Journal of Economic Issues, 51(3), 748-781.
Chvátalová, I. (2016). Social policy in the European Union. Czech Journal of Social Sciences, Business and Economics, 5(1), 37-41.
Ehrenberger, M., Koudelkova, P. and Strielkowski, W.(2015). Factors influencing innovation in small and medium enterprises in the Czech Republic. Periodica Polytechnica Social and Management Sciences, 23(2), 73-83.
Federal State Statistics Service of the Russian Federation (2018). Demographic forecast until 2035 / Total fertility rate. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ ru/statistics/population/demography/)
Federal State Statistics Service of the Russian Federation (2018). The population of Russia: the number, dynamics, statistics. (http://www.statdata.ru/russia).
Federal State Statistics Service of the Russian Federation. Demographic forecast until 2035 / Demographic load factor. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/
oo
■H
cm ru/statistics/population/demography/)
Federal State Statistics Service of the Russian Federation. Population size and migration of the Russian Federation. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_/ru/statistics/ publications/catalog/doc_1140096034906)
Federal State Statistics Service of the Russian Federation. Population size and migration in the Russian Federation in 2015. (http://www.gks.ru/bgd/regl/b15_107/Main.htm)
Federal State Statistics Service. (2017). Demographic Yearbook of Russia. 2017. M. Rosstat. http://www.gks.ru/free_doc/doc_2017/demo17.pdf)
Grozova, O. S. and Tsvetkova, G. S. (2012). Nature and factors of institutional risk //
X CÖ
m
< Bulletin of the South Ural State University. Series "Economics and Management", 22 (281),
54-59.
Hodgson, G. M. (2016). The future of work in the twenty-first century. Journal of Economic Issues, 50(1), 197-216.
.0 X
< International Migration Report 2015: Highlights. (2016). United Nations, Department of
X
O
Economic and Social Affairs, Population Division. (http://www.un.org/en/development/desa/ j population/migration/pubhcations/migrationreport/docs/MigrationReport2015_HighHghts.pdf) | Jqdrzejowska-Schiffauer, I. and Schiffauer, P. (2017). New constraints on mobility
x in Europe: Policy response to European crises or constitutional ambiguity? Journal of < International Studies, 10(3), 9-23.
^ Kalabekov I. G. (2007). Russian reforms in numbers and facts. M.: RUSAKI, 288.
Kalyugina, S., Strielkowski, W., Ushvitsky, L. and Astachova, E. (2015). Sustainable and io secure development: facet of personal financial issues. Journal of Security & Sustainability Issues, 5(2): 297-304.
Koudelkova, P., Strielkowski, W. and Hejlova, D. (2015). Corruption and system change in the Czech Republic: Firm-level evidence. DANUBE: Law and Economics Review, 6(1), 25-46.
Mikalauskiene, A., Streimikiene, D. andMazutaityte-Cepanoniene, E. (2017). Employers'
t Openness to Labour Immigrants. Economics and Sociology, 10(3), 25-45.
w Mishra, U. S. and Singhania, D. (2014). Contrasting the Levels of Poverty against the
Burden of Poverty: An Indian Case. International Economics Letters, 3(2), 26-35.
° Nino-Amezquita, J., Dubrovsky, V. and Jankurova, A. (2017). Innovations and
^ competitiveness in regional development: a comparison of Latin America, Europe, and
3 China. Czech Journal of Social Sciences, Business and Economics, 6(1), 28-36. o
Orlova, L., Gagarinskaya, G., Gorbunova, Y. and Kalmykova, O. (2018). Start-ups in the field of social and economic development of the region: a cognitive model. Entrepreneurship and Sustainability Issues, 5(4), 795-811.
Périsse, M. (2017). Labor Law in China: How Does It Contribute to the Economic Security of the Workforce? A Commonsian Reading. Journal of Economic Issues, 51(1), 1-26.
Stojanov, R., Strielkowski, W. and Drbohlav, D. (2011). Labour migration and remittances: current trends in times of economic recession. Geografie, 116(4), 375-400.
Streimikiené, D., Strielkowski, W., Bilan, Y. and Mikalauskas, I. (2016). Energy dependency and sustainable regional development in the Baltic states: A review. Geographica Pannonica, 20(2), 79-87.
Strielkowski, W. and Câbelkovâ, I. (2015). Religion, culture, and tax evasion: Evidence from the Czech Republic. Religions, 6(2), 657-669.
Strielkowski W., Tumanyan Y. and Kalyugina S. (2016). Labour Market Inclusion of International Protection Applicants and Beneficiaries. Economics and Sociology, 9(2), 293302.
Strielkowski, W.and Weyskrabova, B. (2014). Ukrainian Labour Migration and Remittances in the Czech Republic. Tijdschrift voor economische en sociale geografie, 105(1), 30-45.
Volchik, V., Klimenko, l. and Posukhova, O. (2018). Socio-economic sustainable development and the precariat: a case study of three Russian cities. Entrepreneurship and Sustainability Issues, 6(1), 411-428.
Yormirzoev, M. (2017). Determinants of Labor Migration Flows to Russia: Evidence from Tajikistan. Economics and Sociology, 10(3), 72-80.
Witt, U. (2008). Observational learning, group selection, and societal evolution. Journal of Institutional Economics, 4(1), 1-24.
REFERENCES
Abrhâm, J., Bilan, Y., Krauchenia, A. and Strielkowski, W. (2015). Planning horizon in labour supply of Belarusian small entrepreneurs. Economic research-Ekonomska istrazivanja, 28(1), 773-787. (https://doi.org/10.1080/1331677X.2015.1084238)
Arkhangelskiy, V. N. and Elizarov, V. V. (2016). Demographic Forecasts in Modern Russia: Analysis of Results and the Choice of Hypotheses. Scientific Works of the Institute
oo
■H
for National Economic Forecasting of the Russian Academy of Sciences, 16, 524-544. cm
(https://cyberleninka.ru/article/v/demograficheskie-prognozy-v-sovremennoy-rossii-analiz- ^ rezultatov-i-vybor-) °
Arkhangelsky, V. N., Rybakovsky, L. L. and Ryazantsev, S. V. (2015) Strategy of the o demographic development of Russia. Moscow: Institute for Social and Political Studies of the Russian Academy of Sciences. 84-87. >
Bessonova, E. and Gonchar, K. (2015). Bypassing weak institutions in a large late- ® comer economy. Journal of Institutional Economics, 11(4), 847-874. (https://doi.org/10.1017/ l2 S1744137415000041) §
Blum, A. and Zakharov, S. V. (1997). Demographic history of the USSR and Russia in the mirror of generations // Population and Society: informational bulletin of the Center for < Demography and Human Ecology of the Institute of Economic Forecasting of the Russian o Academy of Sciences, 17, February. (http://infran.ru/vovenko/60years_ww2/demogr1.htm) |5
Bordea, E, Manea, M and Pelligrini, A. (2017). Unemployment and coping with stress, anxiety, and depression. Czech Journal of Social Sciences, Business and Economics, 6(2), 6-14. (https://doi.org/10.24984/cjssbe.2017.6.2.1)
Bordean, O. N. and Sonea, A. (2018). Student satisfaction and perceived skills: any link to employability? Entrepreneurship and Sustainability Issues, 6(1), 356-370. (https://doi. org/10.9770/jesi.2018.6.1(22))
CD
Boyarintsev V. I. and FionovaL. K. (2010). War against Reason, ch. Ii. The defeat of science and education. Academy without sciences. (http://bourabai.ru/boyarintsev/ against12.htm)
Bulletin of the Federal State Statistics Service. (2018). Estimated population of the Russian Federation until 2035. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ ru/statistics/publications / catalog/doc_1140095525812)
Cábelková, I. and Strielkowski, W. (2013). Is the level of taxation a product of culture? A cultural economics approach. Society and Economy, 35(4), 513-529. (https://doi.org/10.1556/SocEc.2013.0007) Cajka, P., Jaroszewicz, M. and Strielkowski, W. (2014), Migration Incentives and Flows between Belarus, Moldova, Ukraine and the European Union: a Forecasting Model, Economics and Sociology, 7(4), 11-25. (https://doi.org/10.14254/2071-789X.2014/7-4Z1)
Cámpeanu, E., Dumitrescu, D., Costicá, I. and Boitan, I. (2017). The Impact of Higher Education Funding on Socio-Economic Variables: Evidence from EU Countries. Journal of Economic Issues, 51(3), 748-781. (https://doi.org/10.1080/00213624.2017.1359048)
Chvátalová, I. (2016). Social policy in the European Union. Czech Journal of Social Sciences, Business and Economics, 5(1), 37-41. (https://doi.org/10.24984/cjssbe.2016.5.1.4)
Ehrenberger, M., Koudelkova, P. and Strielkowski, W. (2015). Factors influencing innovation in small and medium enterprises in the Czech Republic. Periodica Polytechnica ^ Social and Management Sciences, 23(2), 73-83. (https://doi.org/10.3311/PPso.7737) ° Federal State Statistics Service of the Russian Federation. (2018). Demographic forecast
^t until 2035 / Total fertility rate. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ ü ru/statistics/population/demography/)
2 Federal State Statistics Service of the Russian Federation. (2018). The population of s Russia: the number, dynamics, statistics. (http://www.statdata.ru/russia)
l_ Federal State Statistics Service of the Russian Federation. Demographic forecast until
® 2035 / Demographic load factor. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/
ru/statistics/population/demography/) <g Federal State Statistics Service of the Russian Federation. Population size and migration
of the Russian Federation. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_/ru/statistics/ publications/catalog/doc_1140096034906)
Federal State Statistics Service of the Russian Federation. Population size and migration in the Russian Federation in 2015. (http://www.gks.ru/bgd/regl/b15_107/Main.htm)
Federal State Statistics Service. (2017). Demographic Yearbook of Russia. 2017. M.: Rosstat. (http://www.gks.ru/free_doc/doc_2017/demo17.pdf)
Grozova, O. S. and Tsvetkova, G. S. (2012). Nature and factors of institutional risk // Bulletin of the South Ural State University. Series "Economics and Management", 22 (281), 54-59. (https://vestnik.susu.ru/em/article/viewFile/1957/1899)
Hodgson, G. M. (2016). The future of work in the twenty-first century. Journal of Economic Issues, 50(1), 197-216. (https://doi.org/10.1080/00213624.2016.1148469)
International Migration Report 2015: Highlights. (2016). United Nations, Department of ^ Economic and Social Affairs, Population Division. (http://www.un.org/en/development/desa/ w population/migration/publications/migrationreport/docs/MigrationReport2015_Highlights.pdf)
3 International Migration Report 2015: Highlights. (2016). United Nations, Department of ^ Economic and Social Affairs, Population Division. (http://www.un.org/en/development/desa/
population/migration/publications/migrationreport/docs/MigrationReport2015_Highlights.pdf)
Jqdrzejowska-Schiffauer, I. and Schiffauer, P. (2017). New constraints on mobility in Europe: Policy response to European crises or constitutional ambiguity? Journal of International Studies, 10(3), 9-23. (https://doi.org/10.14254/2071-8330.2017/10-3/!)
Kalabekov, I. G. (2007). Russian reforms in numbers and facts. M.: RUSAKI, 288. (http:// o refru.ru/fam55.html)
< Kalyugina, S., Strielkowski, W., Ushvitsky, L. and Astachova, E. (2015). Sustainable and
SÉ secure development: facet of personal financial issues. Journal of Security & Sustainability o Issues, 5(2): 297-304. (https://doi.org/10.9770/jssi.2015.5.2(14))
X
<
CD X
Khripchenko, V. V. (2007). Management of labor migration as a factor in the formation of an aggregate employee of a megapolis: on an example of a city of Moscow: dissertation ... Candidate of Economic Sciences: 08.00.05. Moscow, 159.
Korovkin, A. G., Dolgova, I. N. and Korolev, I. B. (2006). Labor shortage in the Russian economy: a macroeconomic assessment. Problems of Forecasting, 4, 34—52. (https://ecfor.ru/ publication/defitsit-rabochej-sily-v-ekonomike-rossii/)
Koudelková, P., Strielkowski, W. and Hejlová, D. (2015). Corruption and system change in the Czech Republic: Firm-level evidence. DANUBE: Law and Economics Review, 6(1), 25-46. (https://doi.org/10.1515/danb-2015-0002)
Kritskaya, A. A. and Sidelnikova, K. N. (2016) Personnel Security as an Object of Personnel Policy // Rostov Scientific Journal, 12, 97-107. (http://rostjournal.ru/?p=748)
Migrants and migration processes in Russia. (http://100migrantov.ru/migranty/ obshhaya-informaciya / migration-v-rf.html)
Mikalauskiene, A., Streimikiene, D. and Mazutaityte-Cepanoniene, E. (2017). Employers' Openness to Labour Immigrants. Economics and Sociology, 10(3), 25-45. (https://doi. org/10.14254/2071-789X.2017/10-3/2)
Mishra, U. S. and Singhania, D. (2014). Contrasting the Levels of Poverty against the Burden of Poverty: An Indian Case. International Economics Letters, 3(2), 26-35. (https:// doi.org/10.24984/iel.2014.3.2.1)
Mkrtchyan, N. V. and Florinskaya, Yu. F. (2018). Qualified migration in Russia: the balance of losses and acquisitions. Monitoring of the economic situation in Russia. Tendencies and Challenges of Socio-Economic Development, 1(62). (https://www.ranepa.ru/images/docs/ monitoring/2018_1-62_January)
Neklyudova, N. P. and Melnikova, A. S. (2014). Development of mechanisms for the study of migration processes. Modern problems of science and education: electronic journal, 5. (https://www.science-education.ru/ru/article/view? id = 15176)
Niño-Amézquita, J., Dubrovsky, V.and Jankurová, A. (2017). Innovations and competitiveness in regional development: a comparison of Latin America, Europe, and China. Czech Journal of Social Sciences, Business and Economics, 6(1), 28-36. (https://doi. org/10.24984/cjssbe.2017.6.1.4)
Novgorodtseva, A. V. (2017). A prospective view on the birth rate policy. ETAP: Economic theory, analysis, practice, 5, 141-154. (http://etap.instet.ru/images/etap/Etap_05_2017.pdf) oo
■H
Orlova, L., Gagarinskaya, G., Gorbunova, Y. and Kalmykova, O. (2018). Start-ups in the o
field of social and economic development of the region: a cognitive model. Entrepreneurship ^
and Sustainability Issues, 5(4), 795-811. (https://doi.org/10.9770/jesi.2018.5.4(7))
Périsse, M. (2017). Labor Law in China: How Does It Contribute to the Economic Security
of the Workforce? A Commonsian Reading. Journal of Economic Issues, 51(1), 1-26. (https://
doi.org/10.1080/00213624.2017.1287475)
Population of Russia. (2018). Population of Russia: number, dynamics, statistics. (http://
countrymeters.info/ru/Russian_Federation) co
Rausser, G., Strielkowski, W., Bilan, Y. and Tsevukh, Y. (2018). Migrant remittances ¡5
and their impact on the economic development of the Baltic States. Geographica Pannonica, ¡2
22(3), 165-175. (https://doi.org/10.5937/gp22-16988) ^
Rimashevskaya, N. M. (2010). Social policy of saving people: a radical change in the g
health trend of the Russian population // Proceedings of the International Scientific and f
Practical Seminar "Public Health: Problems and Solutions" (Vologda, May 18-20, 2010). - t
Vologda: Institute of Socio-Economic Development of Territories of the Russian Academy of w
Sciences, 2-24. (http://library.vscc.ac.ru/Files/books/12997417441897V.PDF) ^
Russia in the face of demographic challenges. (2009). Human Development Report °
in the Russian Federation 2008 / A. G. Vishnevsky, S. N. Bobylev. (https://www.hse.ru/ ^
data/894/747/1238/NHDR_2008_Eng.pdf) ^
o
о с
О
■H
£
Science Indicators: 2017: a statistical compilation. Section 3. Financing research and development. HSE - National Research University, 2017. (https://www.hse.ru/ data/2017/06/21/1170250021/IN%202017.%2203.%20Finansirovanie%20issledovanij% 20i% 20razrabotok.pdf)
Shcherbakova, E. M. (2018). Demographic results of the first half of 2018 in Russia. Part I. Demoscope Weekly, 779-780. (http://www.demoscope.ru/weekly/2018/0779/barom02.php)
Shcherbakova, E. M. (2014). Russia: Demographic Results of 2013 (Part I). Demoscope Weekly, 587-588. (http://www.demoscope.ru/weekly/2014/0587/barom0587/barom01. php.)
Shcherbakova, E. M. (2017). The average age of the mother at birth of the first child increases, but differences in the birth rate remain // Demoscope Weekly, 711-712. (http:// www.demoscope.ru/weekly/2017/0711/ barom03.php)
Shcherbakova, E. M. and Kozlov, V. A. (2017). The population of Russia according to the UN forecasts // Demoscope Weekly, 717-718. (http://www.demoscope.ru/weekly/2017/0717/tema05.php.)
Shcherbakova, E. M. (2006). According to the average version of the forecast in 2050, the world's population will exceed 9 billion people. Demoscope Weekly, 233-234. (http: // www. demoscope.ru/weekly/2006/0233/barom02.php)
Shobdoeva, N. V. (2015). Demographic aspects of the reproduction of labor resources at 2 the mesolevel. Modern problems of science and education, 1 (Part 1). (http://www.science-8 education.ru/ru/article/view?id=18598)
^ Stojanov, R., Strielkowski, W., and Drbohlav, D. (2011). Labour migration and
remittances: current trends in times of economic recession. Geografie, 116(4), 375-400.
Stratfor (2017): Emigration from Russia is breaking records. Who is leaving the country? Private correspondent. 06.25.2017. (http://www.chaskor.ru/article/stratfor_emigratsiya_iz_ rossii_bet_rekordy_42108)
Streimikiene, D., Strielkowski, W., Bilan, Y. and Mikalauskas, I. (2016). Energy dependency and sustainable regional development in the Baltic states: A review. Geographica Pannonica, 20(2), 79-87. (https://doi.org/10.5937/GeoPan1602079S)
o
■H
x CD m
< Strielkowski, W. and Cabelkova, I. (2015). Religion, culture, and tax evasion: Evidence
<
CD X
from the Czech Republic. Religions, 6(2), 657-669. (https://doi.org/10.3390/rel6020657)
Strielkowski, W., Tumanyan, Y. and Kalyugina, S. (2016). Labour Market Inclusion of International Protection Applicants and Beneficiaries. Economics and Sociology, 9(2), 293-
X -Û
I 302. (https://doi.org/10.14254/2071-789X.2016/9-2/20)
X
O
Strielkowski, W.and Weyskrabova, B. (2014). Ukrainian Labour Migration and j Remittances in the Czech Republic. Tijdschrift voor economische en sociale geografie, 105(1), 30-45. (https://doi.org/10.1111/tesg.12052)
Volchik, V., Klimenko, l. and Posukhova, O. (2018). Socio-economic sustainable development and the precariat: a case study of three Russian cities. Entrepreneurship and Sustainability Issues, 6(1), 411-428. (https://doi.org/10.9770/jesi.2018.6.1(25))
Vorobieva, O. D. and Grebenyuk, A. A. (2016). Emigration from Russia at the end of the co 20th - beginning of the 21st century. Report of the Civil Initiatives Committee. (https:// komitetgi.ru/analytics/2977/)
Yormirzoev, M. (2017). Determinants of Labor Migration Flows to Russia: Evidence from Tajikistan. Economics and Sociology, 10(3), 72-80. (https://doi.org/10.14254/2071-789X.2017/10-3/5)
Yurevich, A. Yu. (1998). Smart, but poor: scientists in modern Russia. Moscow: MONF, t 121. (https://docplayer.ru/65774294-Umnye-no-bednye-uchenye-v-sovremennoy-rossii.html) w Witt, U. (2008). Observational learning, group selection, and societal evolution. Journal
^ of Institutional Economics, 4(1), 1-24. (https://doi.org/10.1017/S1744137407000823) ° Zhivov, A. (2016). Analysis: Migrants - a new population of the Russian Federation, or a
threat to national security. (https://www.ridus.ru/news/215351)
