CC BY
110УДК 94(474.2) 94(47).084.3
А. И. Рупасов
Дело Петроградского отделения эстонской контрольно-оптационной комиссии. 1921-1922 гг.
2 февраля 1920 г. в Юрьеве (Тарту) был подписан мирный договор между РСФСР и Эстонией, согласно ст. 4-й которого проживающие на территории России лица эстонского происхождения могли оптировать эстонское гражданство. В Москву была направлена эстонская контрольно-оптационная комиссия. Отделение этой комиссии начало свою деятельность и в Петрограде, в него должны были обращаться эстонцы, проживавшие в Петроградской, Псковской, Новгородской, Архангельской, Олонецкой и Вологодской губерниях1. В Петрограде и на территории Петроградской губернии проживало значитель- ^ ное количество эстонцев. Среди них немало было тех, кто постарал- ^ ся держаться в стороне от политических баталий, но далеко не все. ^ В структурах Петроградского военного округа, Петрогубчека, органах ъ местной исполнительной власти на видных постах работали эстонцы. я В 1920 г. в так называемой Интернациональной школе в Петрограде § помимо финнов стали проходить военную подготовку эстонцы2. Дан- -а ное обстоятельство не могло не ставить перед эстонскими властями две взаимосвязанные задачи: не допустить в результате процесса оп- .гз тации получения эстонского гражданства политически опасными £)0
5—1
элементами и попытаться использовать этнических эстонцев и лиц, ^ претендующих на получение гражданства (в том числе русских, уро- й женцев Эстляндии), для получения информации о ситуации в пограничных с Эстонией губерниях. .3
Л
Отвечающие за обеспечение государственной безопасности структуры собственно Эстонии (в том числе военная разведка) еще проходили процесс становления3. Охранная полиция (Kaitsepolitsei) была основана 12 апреля 1920 г. Понятно, что представители «охранки» и военной разведки просто не могли не быть прикомандированы к Петроградскому отделению контрольно-опта-ционной комиссии, а сама комиссия не могла не оказаться под пристальным вниманием сотрудников Петрогубчека, Особого отдела Петроградского военного округа. Первым председателем комиссии был Ханс Эрьяпеа4. Причины последовавшей частой смены председателей комиссии неясны. После Эрьяпеа на этом посту побывали до весны 1922 г. Орг, Эрьянен, Бауэр. Для подавляющего большинства сотрудников комиссии пребывание в Петрограде оказалось сопряженным с большим искушением, которого не смогли избежать и представители военной разведки и охранки.
Параллельно с процессом оптации шло восстановление торгово-хозяй-ственных отношений между Россией и Эстонией. В бывшую имперскую столицу потянулись эстонские коммерсанты. Для них возможность возобновления торговых операций зависела от наличия разрешения не только советских, но и эстонских властей. В последнем случае это неизбежно подразумевало наличие знакомств во властных структурах нового государства. Однако ими не всегда принимался во внимание тот факт, что в России знание имен эстонских покровителей может оказаться серьезным поводом для проявления к их деятельности особого интереса. Так, в Петроград в 1921 г. приехал представитель фирмы Я. Пертселя5 Э. Грюнер, вскоре принятый на работу в оптацион-ную комиссию. Однако довольно скоро выяснилось, что приехал он из Ревеля благодаря протекции начальника штаба эстонской армии Пауля Лилля6, «который был торговыми делами заинтересован в его поездке». Считалось, что без протекции Лилля Грюнер не смог бы выехать, так как фирма Пертселя «не ^ пользовалась в Ревеле хорошей репутацией, считалась более спекулятивной, при этом у самого Пертселя были разные неоконченные судебные дела». Воз-^ можно, у советской стороны также имелись основания для допуска работы « этой фирмы в России. В Ревеле упорно ходили слухи о поставках большеви-
ей
кам предназначавшихся первоначально Греции крупных партий стрелкового ^ оружия. Якобы Грюнер и эстонская миссия в Москве вели об этом переговоры,
а но военный атташе Ринг7 поднял в Ревеле скандал 8.
у Хотя Эдуард Генрихович Грюнер и происходил из крестьян, однако его отец ^ имел «железную торговлю», а сам он обзавелся комиссионным магазином в Реве-
£ ле. В контрольно-оптационной комиссии он значился обыкновенным конторщи-
® ком по учету оптантов, заполнял анкеты, но этой работе уделял времени немного,
§ в основном занимался коммерцией. Позже он отрицал тот факт, что должность ^ в комиссии он получил благодаря полковнику Лиллю, в этом ему помог якобы юр юрист Пауль Адер, который выхлопотал ему заграничный паспорт за 400 тыс.
н эстонских марок. Выяснилось также, что Грюнер поддерживал переписку с нас
чальником канцелярии генштаба эстонской армии Аугустом Пяйтом. К моменту ареста загранпаспорт Грюнера был просрочен, и в Петрограде он жил по временному удостоверению Наркомата по иностранным делам РСФСР. Это обстоятельство он объяснял так: «Я не обращал на это должного внимания, так как вообще думал оптировать русское подданство ввиду моей невозможности к возврату в Эстонию, в списках Кайц-полиции я значусь разыскиваемым и подлежащим аресту. В октябре месяце 1921 г. я, находясь в Москве, получил письменное предложение от фирмы "Флемминг" продать в Советскую Россию 500 тысяч винтовок и 2000 пулеметов под видом (в упаковке) американских машин. Я был болен, а потому данная операция мне не удалась. Между тем, одно из моих писем было перехвачено Эстпосольством в Москве, военным представителем Ринк, и отправлено в Эстонию, что побудило Кайц-полицию к объявлению меня в государственных известиях неблагонадежным, подлежащим аресту. Моя жена писала мне, что Кайц-полиция хочет арестовать меня в пределах Советской России секретным способом. Письмо было перехвачено в конце октября 1921 г.»9.
Созданная Пертселем в Петрограде фирма Еезй КаиЬа^ше ЬШ («ЕКАЬ») с первых дней своей работы стала привлекать внимание ЧК. Скупка драгоценных металлов и драгоценных камней составляла существенную часть деятельности работавших в ней лиц. По словам Грюнера, на вырученные деньги Пертсель купил себе дом на Каменноостровском проспекте, 10 млн пудов железа, золото и бриллианты. Позже один из сотрудников оптационной комиссии рассказывал, что всеми суммами фирмы «ЕКАЬ» и их помещением заведовал представитель этой фирмы Август Иванович Янсон10, скупку драгоценностей производил помощник бухгалтера комиссии Эрикс по просьбе Янсона, Эрик-су же помогал Розенбаум11, который взвешивал, отмечал и выдавал деньги. Грюнер как доверенный Янсона принимал золото от Розенбаум по весу, золото зашивалось в пакеты (лом) приблизительно в тысячу золотников, запечатывалось и по распоряжению Янсона отправлялось в Москву, а затем в Ревель. Через руки Грюнера прошло 15-18 таких пакетов. Кроме золота было приобретено немного платины — около трех фунтов.
Привлекшие к себе внимание чекистов Грюнер и сотрудники «ЕКАЬ», боль- С! шинство из которых работали, хотя и на незначительных должностях, в эстон- ^ ской контрольно-оптационной комиссии в Петрограде, усиливали подозрения ^ в отношении деятельности последней. Спекулятивные операции, которыми за- | нимались в здании комиссии на набережной Жореса12, не способствовали на- ^ лаживанию отношений с городскими властями. Терпение последних лопнуло, -с когда ряд сотрудников комиссии решили воспользоваться новыми возможностями для личного обогащения, которые предоставлял набиравший темп НЭП, ^ и когда пустившиеся во все тяжкие представители эстонской военной развед- ^ ки, перестали соблюдать элементарные принципы конспирации. §
Начиная с февраля 1922 г. последовала серия арестов сотрудников эстонской контрольно-оптационной комиссии, эстонских коммерсантов и советских я
'3 со
граждан. Одним из первых был арестован гражданин Эстонии Александр Иванович Вессарт. В 1914 г. он был призван в российскую армию, а во время гражданской войны в Эстонии стал командиром 1-го запасного батальона в эстонской армии. По окончании войны в звании капитана был уволен в бессрочный отпуск, поступил в Тартуский университет на математический факультет. В 1921 г. стал сотрудником контрольно-оптационной комиссии. По его собственным словам: «Тянула меня в Советскую Россию возможность легко нажить деньги благодаря спекуляции с эстонскими товарами».
Безусловно, интерес следователей не мог не привлечь изъятый у Вессарта при аресте документ — расположение воинских и пограничных частей на участке советско-финляндской границы от Северного Ледовитого океана до д. Мартышкино на Карельском перешейке. На вопрос, кто передавал ему подобные документы, Вессарт не стал медлить с ответом. Он назвал довольно много имен — все служили в РККА. Из названных им имен — Аак и Лехт еще с весны 1921 г. хлопотали о получении эстонского гражданства, для чего и посещали контрольно-оптационную комиссию. Некоторых упомянутых им уже не было в Петрограде. Так, бывший начальник снабжения при 7-й армии в Петрозаводске Крумм в сентябре 1921 г., получив эстонское гражданство, выехал в Ревель. Большинство, однако, находилось на действительной службе, например Михаил Николаевич Потураев, во время Мировой войны направленный в Тифлисскую школу прапорщиков, дослужившийся до звания штабс-капитана и в конце Гражданской войны занимавший должность интенданта 56-й бригады 19-й стрелковой дивизии. Согласно данной начальником снабжения дивизии характеристике, «за всё время службы отличался энергией и трудолюбием, в бытность свою заведующим хлебопекарней дивизии сумел поставить отчетность и хлебопечение на должную высоту, ввел разумную дисциплину <...> в политическом отношении вполне благонадежен и честно исполнял свой ^ долг перед Республикой». В 1921 г. Потураев был интендантом Петроградской отдельной милиционной бригады. Его арестовали в Омске, где находился в от-^ пуске. От Потураева Вессарт получил тексты нескольких устаревших приказов « Петроградского военного округа, а от Ивана Аака — сведения о кронштадтских событиях, копии нескольких приказов, касающихся Кронкрепости во время ^ военных действий, информацию о расположении воинских частей на границе а с Эстонией. Какой-либо особой ценности эти материалы не имели13. у Названный Вессартом Александр Костыркин происходил из крестьян Кур-^ ской губернии. После окончания училища Св. Петра в Петербурге он посту-£ пил вольноопределяющимся в 198-й полк, затем — в Петербургское юнкерское ® училище и «вышел в 95-й пехотный полк», в 1911 г. вышел в отставку в звании § штабс-капитана, занял должность бухгалтера в Крестьянском поземельном ^ банке. В 1914 г. его мобилизовали и назначили командиром нестроевой роты юр 417-го Сестрорецкого полка, в 1915 г. он занял должность коменданта 110-й дин визии. После Октябрьской революции перемены в его жизни следовали одна С
за другой: начальник хозчасти 12-го железнодорожного батальона, смотритель продовольственного склада 41-го армейского корпуса, бухгалтер в Коломенском кооперативе Петрограда, заведующий хлебопекарней 66-й бригады, начальник финансовой части 47-й дивизии, с мая 1920 г. — начальник финансовой части отдела снабжения охраны «финмурграницы» — участка советско-финляндской границы под Мурманском. В 1921 г. Костыркин переехал в Петроград. Костыр-кин не находил ничего предосудительного в том, что он предоставлял Вессар-ту сведения, так как они являлись устаревшими, а «вознаграждение я получал по 2 миллиона и всего получил 4 миллиона [совзнаками]».
Интерес для следствия представляли отношения Вессарта с Василием Мартыновичем Гендриксоном и его женой Луизой Тимм. Гендриксон в 19171919 гг. служил в Ревеле на Балтийском судостроительном заводе в качестве инженера-механика. 4 ноября 1919 г. он был арестован эстонской полицией и заключен в тюрьму, в которой просидел до суда в марте 1920 г. По решению суда, уличенный в противоправительственной деятельности, был выслан в Россию. Судя по всему, подозрения у эстонской полиции безосновательными не были, так как после пребывания в Детскосельском карантине (была эпидемия тифа) на должности писаря и начальника комендантской команды он как член компартии был направлен в распоряжение Эстонского отдела агитации и пропаганды Эстонского бюро при РКП(б) (во время чистки партийных рядов в том же году был из партии исключен «за выпивку»), а затем — назначен заведующим сборочным цехом на заводе «Нобель», выполнявшем заказы Морского ведомства. Именно от него Вессарт получал сведения о судах, вышедших из ремонта и поставленных на ремонт.
Супруга Василия Мартыновича — Луиза Ивановна Тимм была артисткой эстонского театра. Познакомился с ней Вессарт в Мариинском театре. В Петрограде она оказалась в силу того, что ей пришлось бежать из Эстонии из-за некоего «сахарного дела». В 1919 г. ее муж вместе с начальником интендантства эстонской армии Рейманом14 и несколькими подчиненными последнего занимался переправкой из Эстонии в Россию сахара эстонского интендантско- ^ го ведомства. Однако участники аферы «засыпались», в числе привлеченных а к ответственности оказался и ее муж. Рейман, якобы чтобы выкрутиться, стал ^ «собирать политическое обвинение» против Гендриксона, называя того сто- ^ ронником России. Показания супругов в одном пункте противоречили друг | другу. Муж утверждал, что был выслан по решению суда, супруга говорила ^ о внесении своим отцом залога и о нелегальном переходе границы под Ямбур- -с гом. После того как их выпустили из карантина, она устроилась работать учи- .¡д тельницей в эстонскую школу под Петроградом — в Шушарах, но затем ей была ^ предложена работа в Эстонском театре. Она просила Вессарта выхлопотать ей ^ разрешение вернуться в Эстонию. §
После ареста Вессарт дал следователям колоритные характеристики практически всех сотрудников оптационной комиссии. Если новый председатель я
комиссии Бауэр был удостоен им в целом положительной характеристики («Пока требовательный начальник. Со шпионажем ничего общего не имеет. Спекулятивной деятельности не проявлял. По натуре человек, любящий весело жить»), то прочих он не пожалел. Исполняющий должность секретаря комиссии Вельман, по его словам, был большим карьеристом, «получал на свое имя пакеты с продуктами, которые продавал, а деньги превратил в ценности, которые отправлял в Эстонию (опять-таки в дипломатических пакетах)». Впрочем, этим же занималось большинство сотрудников, а так как покупателей продуктов и продававших ценности было много, то у каждого имелась своя клиентура. Единственным человеком в комиссии, пытавшимся бороться с этого рода деятельностью, был комендант Ганс Метсамерт — «гроза спекулянтов, выгоняет каждого, кого может, из коридора Миссии, подразумевая в каждом шпиона». Его помощник Янулайтис, «бывший хозяин ресторана», в противоположность начальнику был «большим спекулянтом», но поскольку якобы оказался уличен как агент ЧК, то был отозван в Ревель. Вильман, Ситам, Эрикс и Саарм представляли собой, по словам Вессарта, «компанию комиссчиновников, которые вместе устраивают кутежи. К ним — "молодым" иногда присоединяется "старик" — Розенбаум... Есть у них знакомые артистки, с которыми они в городе где-то кутят».
На большинство своих информаторов Вессарт выходил случайно. Так, пьянствуя под Рождество 1921 г. на квартире у своих знакомых Паульбергов, он познакомился с их соседями — тремя морскими офицерами. Одним из них оказался 29-летний Сергей Андреевич Селезнев, выпускник юридического факультета Петербургского университета, окончивший также школу прапорщиков по Адмиралтейству в Ораниенбауме. Паульберги были родственниками его жены. В 1918-1919 гг. он был флаг-секретарем, с апреля 1919 г. работал в управлении начальника снабжения личного состава Балтийского флота, а в марте 1921 г. занимал должность делопроизводителя заготовительного от-^ деления хозяйственного отдела в управлении Петроградского военного порта.
К моменту ареста он был флаг-секретарем по комплектованию и учету неко-^ мандного состава в штабе начальника Минной дивизии. Селезнев согласился « предоставлять Вессарту сведения. Правда, тот якобы получил он него только
Л
один раз список военных судов15. ^ В Петроградском отделении эстонской контрольно-оптационной комис-
а сии, по данным ЧК, подбором агентов занимался Эрнест Августович Юргенс.
у В годы войны он работал на Балтийском заводе, а в 1918-1920 гг. жил в дерев-^ не. Еще в 1920 г. Юргенс поступил на службу в паспортный отдел комиссии
£ и «ведал отделом оптации по определению благонадежности оптирующихся»16.
® Помимо собственно сотрудников оптационной комиссии задержан был
§ и ряд советских граждан. Аресту подвергся бывший генерал Эдуард Алексан-^ дрович Верцинский (1873-1941 )17, уже успевший к тому времени получить юр эстонское гражданство. На одном из допросов он нарисовал такую картину
н «товарообменных операций» в оптационной комиссии: «Я был окончательно С
оптирован с семьей только осенью [19]21 г., когда уже наступили холода, и я побоялся везти семью с малыми детьми в холодное время в товарных не-топленных вагонах. Затем продолжал ходить в миссию от поры до времени, справляясь о появлявшихся в газетах сведениях об ограничении в перевозке своих вещей и о других возможных переменах в отношении переезда. Кроме того, попутно я пользовался всяким случаем, чтобы от приехавших из Эстонии узнать также об условиях жизни там, условия квартирные, стоимость продуктов, виды заработка, спрос на труд, как он оплачивается и т.п. Так как приехавшие на время эстонцы искали случая, чтобы что-нибудь дёшево купить и часто имели с собой кое-какие продукты, то это и был самый удобный способ для завязки с ними сношений. Так как мне приходилось для жизни продавать свои вещи, то я старался продать их приехавшим эстонцам или отъезжающим туда оптантам. Местные служащие в миссии подобными вещами мало интересовались и гораздо хуже платили. Иногда вещи удавалось обменять на продукты, как масло, копченый шпик, ветчина, кильки, какао, консервированное молоко и т.п., что было, конечно, выгоднее».
В сложной ситуации оказался профессор Петр Иванович Изместьев, среди знакомых которого также оказался Вессарт. «Октябрьская революция меня застала на должности коменданта Морской крепости Петра Великого, — рассказывал он о себе на допросе. — Образовавшийся Революционный комитет вызвал меня и спросил, признаю ли я Советскую власть, на что я ответил утвердительно и работал с ним в полном контакте, о чем в свое время была помещена в газетах статья. При введении выборного начала я был оставлен на своей должности, на которой и оставался до 18 февраля [19]18 г. За это же время тов. Позерн предлагал мне должность начальника снабжения Северного фронта, но я, ввиду своей тяжелой болезни сердца, просил освободить меня от назначения. Т[ак] к[ак] со мною в Ревеле была жена с 2-мя детьми, совершенно больная после смерти старшего сына 1 января [19]18 г., то я не мог при самочинной демобилизации войск, когда солдаты старой армии не пускали никого в поезда уехать, я попал в плен и 1 июня [19]18 г. я просил германское коман- ^
О
дование отпустить меня как инвалида в Россию, оно согласилось, и я 26 или С!
(■ч)
27-го выехал в Петроград. В начале июля я поехал в Москву в Морской ко- ^ миссариат, чтобы просить о назначении демобилизационной комиссии... Аль- ^ тфатер18, ныне покойный, принял меня и обещал внести дело в Коллегию. По- | сле этого я вернулся в Петроград, освидетельствован при Отделе Социального ^ обеспечения, где был признан потерявшим 100 % трудоспособности. В ночь с 1-е на 2 августа [19]18 г. я был арестован и отправлен в Кронштадт, но 3 августа был освобожден, в чем имеется удостоверение за подписью тов. Бокия19. Пос- ^ ле этого я служил в кооперативе "Свободный кооператив" <...> 2 месяца ле- ^ чился в больнице на Таврической ул. (полупаралич левой руки и ноги). Уже § в октябре [19]18 г. я начал читать лекции на 1 -х Арт[иллерийских] командных курсах и 1-х пехотных, с 25 ноября мне предложено было занять должность я
Заведующего Учебной частью 3-х финских командных курсов, на которую я был назначен 4 декабря [19]18 г. Комиссаром курсов был тов. Эйно Рахья (а затем тов. Юхо Рахья, погибший в [19]20 г.)20. Немедленно же я приступил к составлению учебника по тактике для финнов, который на финском языке выпущен в начале [19]19 г., а на русском летом [19]19 г., т[ак] к[ак] затянулось печатание. Этот учебник и был принят на всех командных курсах. В феврале [19]19 г. я начал читать лекции в Центральном комитете Финской Компартии, на которых бывали тов. Маннер, Сирола, Рахья, Куусинен и др[угие] деятели партии. В то же время я был приглашен в Редакционную коллегию «Красный командир» и в Издательский отдел Петроградского отдела Гувуза21. Весною же [19]19 г. я был приглашен научным сотрудником Научно-издательского отдела Петр[оградского] Отд[еления] Главархива без содержания. В декабре [19]19 г. мною был разработан проект, учебный план и программы школы совершенствования финских краскомов, и я был кроме того назначен управляющим Научно-издательским отделом Главархива. В [19]20 г. я начал читать лекции в Морской и Артиллерийской академиях, продолжая свою работу на финских курсах. В сентябре [19]20 г., когда финские команд[ные] курсы были преобразованы в Петроград[скую] пехотную школу, я был назначен начальником этой нормальной первой школы в Республике. <...> С 1 января [1921 г.] я был освобожден от должности начальника школы и оставлен штатным преподавателем. Школа разделилась на две: 1-ю Петрогр[адскую] и Интернациональную. Я остался в Интернациональной, ибо сжился с финнами, которых умел уже понимать. В мае [19]21 г. я был приглашен на должность редактора военно-научной редакции Петроградского отдела военной литературы при Реввоенсовете Республики. И согласился ее принять, т[ак] к[ак] это отвечало моему стремлению к научной работе. Вместе с тем я начал сотрудничать в газете "Вестник Милиц[ионной] Армии"22, а также приступил к работе в журнале ^ "Военная мысль" (Ташкент)23 <...> Осенью [19]21 г. я был приглашен читать лекции в военно-хозяйственной академии по стратегии. Кроме того, я был ^ назначен главным руководителем по тактике на повторительных курсах ком-« состава Петувуза24 (один раз в неделю), а с 1 февраля приглашен читать лекции в высшей Кавалерийской школе (2 раза в неделю). 21 февраля [19]22 г. я был ^ командирован в Москву в Высший редакционный совет для доклада тов. По-а лонскому25 производственного плана на [19]22 г. <...> В ночь с 6 на 7 марта был у я арестован»26.
^ В марте 1922 г. начальник Высшей кавалерийской школы Генштаба27 об-£ ратился к начальнику Особого отдела ПВО с просьбой: «По имеющимся ® в Высшей Кавалерийской Школе Республики сведениям, арестован генераль-§ ного штаба профессор Изместьев П. И. и содержится в настоящее время при ^ вверенном Вам Особом Отделе. Генерального штаба профессор Изместьев состоит в Высшей Кавшколе Республики преподавателем тактики, старшим н руководителем военной игры с комсоставом и слушателями школы и членом С
методической комиссии, разрабатывающей в данный момент важные и срочные задания ГУВУЗА. Отсутствие такого высококвалифицированного специалиста на лекциях, военных играх и заседаниях вышеуказанной комиссии крайне неблагоприятно отражается на ходе учебных занятий в Высшей Кавшколе. Ввиду вышеизложенного прошу Ваших распоряжений о скорейшем производстве и окончании судебного следствия над генштаба профессором Изместье-вым, и если позволят обстоятельства его дела, то освобождения его для продолжения прерванных арестом занятий». В отличие от начальника кавалерийской школы руководство Петроградского отдела Отдела военной литературы при РВСР28 было более осторожно, когда направило в апреле 1922 г. свой запрос в Особый отдел: «Военно-научная редакция Петроградского отдела Высшего военного редакционного совета просит отобрать у содержащегося при Особом отделе Генштаба П. И. Изместьева сведения, что им было предпринято при исполнении служебного поручения по переводу труда Отто Швинка "Сражение на р. Изере и у Ипра"29 по изготовлению к означенному переводу карт и схем: были ли таковые им составлены, кому даны для вычерчивания и, если всего этого еще не было сделано, то где находятся оригинальные карты к трудам Швинка и Пьера Дозе и каким образом их можно будет получить в распоряжение Редакции. Неимение их задерживает выход в свет перевода». Наличие положительных характеристик и того, как заявлял сам Изместьев, что он работает в особой научной комиссии по заданию товарища Ленина, не снимало с него подозрений, так как в распоряжении следствия имелась и другая информация, согласно которой Изместьев сочувствовал кронштадтским мятежникам и враждебно относился к коллективу и коммунистам финских курсов, выражаясь по адресу последних разными недопустимыми словами.
Следствие интересовали не только сведения об работавших в оптационной комиссии лицах. Вессарт отчасти удовлетворил интерес допрашивавших своим рассказом об эстонской разведке. «Вся разведка, как контр-, так и прямая сосредоточена в руках начальника Управления Генштаба (Тервальде 30 — полковник генштаба) <...> в прямом его подчинении находится разведывательный отдел. ^ Начальник отдела штабс-капитан Пальм31. Разведывательный отдел подразде- а ляется на 3 отделения: 1 отделение разведки — начальник отдела штабс-капитан ^ Пальм, 2 отделение контрразведки — начальник капитан Лауриц32, отделение ^ военной цензуры — начальник отделения штабс-капитан Граббе». Он, Вессарт, | «ввиду важности Петроградского военного округа как прилегающего к грани- ^ це Эстонии», был назначен постоянным агентом при ПВО. Его задачей было -с главным образом выяснение всякого передвижения скопления войск в Округе.
Более чем кто-либо из сотрудников контрольно-оптационной комиссии ^ следствие интересовал «друг и приятель» Вессарта Оскар Вальде. О нем Вес- ^ сарт первоначально лишь обмолвился, что тот, как и он, имел отношение к раз- § ведке. Позже он дополнил свой рассказ: «Вальде ведал политической частью шпионажа в Советской России, подчинен был Лаурицу, от Лаурица он получал я
письма, он имел сведения относительно эстонских коммунаров, проживающих в Петрограде. Он давал скверную информацию, поэтому был востребован в Эстонию». Отчасти характеристика была справедлива. Действительно, значительная часть информации Вальде была «скверной». Но не вся.
Эстонский подданный Оскар Вальде для разведчика был довольно молод. На момент ареста в Ямбурге — 15 марта 1922 г. — ему было всего 23 года. В кон-трольно-оптационной комиссии служил с июня 1921 г., на недолгое время выезжал по вызову в Эстонию. Вальде не повезло. В январе 1922 г. в Ямбурге чекистами был задержан дипломатический пакет, в котором находились письма Вальде на имя капитана Лаурица. В письмах содержались сведения об эстонских коммунистах. А 21 января в советской прессе появилась публикация «Организованный грабеж Эстонской дипломатической миссии». Срочно выехавший в Москву в Эстонскую миссию Вальде после переговоров по прямому проводу с Ревелем стал готовиться к отъезду из России, подал свой паспорт на визирование и даже успел получить выездную визу и сесть в поезд, уходящий в Ревель, но доехал только до Ямбурга33.
При задержании у него изъяли золотые часы, перстень с крупным бриллиантом, несколько колец с бриллиантами, сапфирами и рубинами и пр. На допросе он весьма пространно пояснил причину своего приезда в Советскую Россию, в которую, как выяснилось, он просто рвался. По его словам, причиной приезда в Россию было «желание выбраться из Эстонии в более обширную страну, чтобы тут узнать жизнь, искусство». «На первый взгляд представилась возможность до некоторой степени улучшить свое материальное положение, а не интерес к задачам, данным мне из Генштаба, и вообще интерес к службе, связь с Генштабом была только средством. Поэтому и объяснимо, что я на работу в пользу Генштаба смотрел, как на второстепенное дело и думал, как можно было бы от нее отделаться, — повествовал Вальде. — Перед приездом было мне между ^ прочим рассказано, что тут в Петрограде работает от Охранной полиции Эсто-
О
нии Петерсон, что он по каким-то причинам вызывается, в связи с этим я и слы-^ шал имя Куусклера <...> В первое время было у меня в Комиссии положение « довольно скверное. Знакомых у меня тут никаких не было, председателем (Орг) был принят довольно холодно, так как он боялся, что я буду слишком много ^ знать вообще о делах Комиссии и могу против него много чего написать». а На первом допросе Вальде стремился создать впечатление, что он был увле-у чен в России чем угодно, но только не шпионажем: «<...> первое время, то есть ^ в продолжение одного месяца, стали мы с Вессартом усиленно пьянствовать, £ были маленькие скандалы в городе и в Миссии, так что на нас жаловались в Ре® вель. Приблизительно в середине ноября стали мы жить несколько тише. Тогда § стал и я думать, как мне сделать с собиранием сведений». Помог ему якобы слу-^ чай. Когда потребовалась информация об эстонских коммунистах, он обратил-
^ ся к эстонскому коммунисту Александру Саммелю, и тот назвал ему несколько ^ 1 " н фамилий.
С
Желание поправить материальное положение было у Вальде, пожалуй, действительно сильнее чувства служебного долга. Накопленным на спекулятивных операциях деньгам нужно было найти применение. Решение было найдено, когда в ноябре 1921 г. он познакомился «поближе» с Э. Грюнером, который вел довольно крупные торговые дела. Грюнер предложил вложить средства в открытие ресторана, которое Вальде «показалось тем более выгодным, что тогда в Петрограде еще не было ни одного приличного ресторана». Вальде согласился стать пайщиком одного из первых, открывшихся в период НЭПа «приличных ресторанов» в Петрограде — «Праги». Ресторан в конце 1921 г. был открыт34. Находился он на Садовой ул., 9. «Ресторан-то открыли, а избранный Грюнером заведующий Строк совершенно не умел вести дело и поставить его более или менее прилично. В ресторане стали воровать, не было никакого порядка, так что из ресторана в скором времени образовался самой последней категории кабак. Конечно, были там самые разные недоразумения, скандалы и т.п. Выяснилось также, что с Грюнером вообще трудно вести какое-нибудь предприятие, раз он говорит так, на следующий день — иначе... В январе 1922 г. пошло это дело совсем в упадок, так что надо было его на время закрыть. Дали мы доверенность Тринклеру, он и начал там в конце января вводить порядок. ресторан снова хотели открыть в начале марта».
Однако всё же требовалось не забывать и о прямых служебных обязанностях. Сведения об эстонских коммунистах Вальде в основном получал от вышеупомянутого Александра Саммеля. Последний ему прямо заявил, что «может мне дать списки членов эстонских коммунистических клубов, партийной школы, университета и т.д.». «Насчет вознаграждения за это мы условились так, что он временами получает от меня продуктами и денег, сколько нужно ему на пропитание. Потом обещал давать ему сахарину и кремней для продажи. Встретился я с ним не больше восьми раз в течение одного месяца, т.е. до этого времени, когда он был арестован», — рассказывал Вальде 35. Менее удачной оказалась вербовка еще одного эстонского коммуниста — Ламма, соглашавшегося «дать некоторые сведения», но так как он «был человек простой, необразован- ^ ный, одет был в обыкновенной шинели и валенках», то Вальде решил с ним С! более не встречаться. ^
Арест в дипломатическом вагоне был как для Вальде, так и для всей кон- ^ трольно-оптационной комиссии неожиданным. 7 марта из комиссии в пред- з ставительство НКИД в Петрограде поступило следующее послание: «Прини- ^ мая во внимание, что гр-ну Вальде был разрешен выезд из пределов РСФСР -с не только Наркоминделом, но и Особым отделом ВЧК Петроградского
военного округа, то действия местных властей явно незаконны и не соответствуют ин- ^ струкциям Наркоминдела, ввиду чего Комиссия в категорической форме про- ^ тестует против незаконного ареста»36. В тот же день председателю Комиссии § пришлось направить в представительство НКИД еще одно письмо — по поводу ареста другого сотрудника — Эдуарда Михайловича Паульберга37, попутно я
'3 со
с исполнением функций в контрольно-оптационной комиссии занимавшегося крупными коммерческими операциями. Однако осуществлявшаяся Особым отделом Петроградского военного округа операция еще только набирала обороты. Улучшению настроений сотрудников контрольно-оптационной комиссии не способствовал тот факт, что в эти же дни они столкнулись с крайне неприятным фактом — Особый отдел перестал визировать паспорта их, а также сотрудников эстонского министерства торговли и промышленности для выезда из пределов РСФСР.
Упомянутый на допросе Вальде Яан Петерсон (настоящее имя Пеэтер Китц-берг) был сотрудником тартуского отдела полиции безопасности («охранки») Эстонии. В середине февраля 1921 г. он был командирован в Петроградское отделение контрольно-оптационной комиссии. Как сообщал глава МВД Эстонии Карл Эйнбунд министру иностранных дел Антсу Пиипу, в задачу Китцберга входил контроль списков желающих оптироваться в Эстонию советских граждан, чтобы препятствовать приезду нежелательных элементов. После прибытия в Петроград Китцбергу удалось установить контакт с Сергеем Куусклером, эстонцем по национальности, работавшим начальником информационно-статистического отдела разведывательного управления штаба Петроградского военного округа. От него Китцберг стал получать довольно интересные сведения, но в мае, поскольку основная масса работы с оптантами в Петрограде и Москве была уже проведена, осуществление разведки на территории РСФСР, в соответствии с достигнутой между МВД и Военным министерством Эстонии договоренностью, было передано военному ведомству. В силу этого «петроградское и московское отделения» полиции безопасности ликвидировались. Китцбергу было приказано покинуть Россию. Он должен был временно передать все свои связи сотруднику контрольно-оптационной комиссии Николаю Сийтаму.
Арестованный чекистами комендант здания контрольно-оптационной ко-
^ миссии Ганс Метсамарт38 рассказывал о Китцберге: «Отличительной чертой
его шпионской деятельности была сугубая конспиративность. Днем он никого
^ не принимал, а ночью его посещал Куусклер... как-то весной Куусклер пришел
« к Петерсону и сказал, что в Эстонии каждого эстонца можно купить и в подЛ
тверждение своих слов представил план укреплений Нарвского фронта, продан-^ ный Региструпу РСФСР эстонцем и взятый им, Куусклером, для срочного фото-
а графирования из Регистрода Штаба ПВО. В то же утро указанный план в моем
у присутствии и при моем участии был сфотографирован для отправки. Тот план ^ совершенно случайно не получился на фотоснимке. Впоследствии я из газет
£ и судебного отчета узнал, что указанным эстонцем был Мартин Блейманн».
® В поле зрения следствия оказался также эстонец Андрей Яковлевич Грауэн.
§ Он был выпускником Морской академии. 14 декабря 1920 г. Отдел управления ^ Петроградского губисполкома (Гражданское отделение подотдела общих дел) юр выдал Грауэну удостоверение в том, что он оптировал эстонское гражданство.
н Всего за неделю до этого Грауэн в порядке совместительства занял в Морской С
академии должность адъютанта по кафедре морской тактики по отделу живучести кораблей. Однако только 30 марта 1922 г. корабельный инженер Грауэн как оптировавший эстонское гражданство был уволен от службы с исключением из списка флота. Приказ был подписан помощником по морским делам главнокомандующего всеми вооруженными силами республики Панцержанским39 и комиссаром Зофом40. О том, что им заинтересовались в ЧК, Грауэн узнал после ареста своих родственников в начале апреля. 9 апреля 1922 г. он направил письмо в Особый отдел ГПУ (Итальянская, 17): «Сегодня узнал, что из-за меня арестованы некоторые мои родственники и знакомые, которых вы намерены держать до тех пор, пока не явлюсь я сам. К сожалению, я не получил еще Вашего приглашения явиться; но от явки я отнюдь не уклоняюсь. Сим сообщаю, что буду у Вас 10-го или 11-го сего апреля в зависимости от того, как справлю неотложные дела по вверенным мне учреждениям». В то время Грауэн как инженер Мельничного отдела Петрогубпродкома занимал должность управляющего Елизаветинской паровой мельницей и Лесопильным заводом, а в 1915-1918 гг. занимался изготовлением непробиваемых стекол собственной конструкции.
Грауэн сдержал свое слово, он пришел на Итальянскую и поведал немало интересного: «Спекуляцией в широком смысле этого слова не занимался, так как на первых же порах потерпел неудачу и решил, что у меня нет для этого способностей; в дальнейшем это и оправдалось. Так как из деревни, как с хутора отца, так и с мельницы, имел хлеб, то я и не нуждался в спекуляции, а свободное время посвящал или техническим вопросам по [Морской] Академии или управлению мельницей, или бывал в театрах. оптироваться не хотел до осени 1920 г.41 Но тут помогли в этом два несчастья: 1) мое временное задержание по доносу одного моего кронштадтского рабочего (лодырь, каких мало, за что я его и не любил) за чтение эстонской газеты в поезде и 2) отъезд в Москву Главного Морского Технического Управления, ибо я не желал уехать из Питера. Я стал посещать службу постольку, поскольку требовали порученные мне дела. Между прочими делами самое большое было у меня об использовании старых кораблей Балтморя, сданных в лом порту за ненадобностью их флоту. ^ Ввиду того, что ни одно из учреждений Республики не захотело использовать С! эти суда, то было решено Высшим Начальством передать эти суда как лом ме- ^ талла за границу. Мне было поручено составить все расчеты, что я и выполнил. ^ Я лично принимал участие в осмотре и оценке этих судов комиссией тов. Су- | дакова. Ввиду того, что различные заграничные порты в первое время отказы- ^ вались от покупки этого плана, а Высшее Морское Командование очень было -с обеспокоено хранением этих судов, так как они грозили тонуть и запрудить ^ гавань, то у меня однажды блеснула мысль предложить эти суда приобрести ^ эстонцам, которые, по моему соображению, могли бы утилизировать у себя ^ этот хлам, частью на переплавку, а частью переделать в каботажные и дру- § гие суда. С этой целью я и написал в Ревель моему знакомому корабельному инженеру Эрнесту Ивановичу Мазик. чтобы он переговорил с тамошними я
финансовыми и промышленными кругами. Инженер Мазик был в Петрограде в ноябре 1921 г., и я его направил по этому делу в Смольный к тов. Судакову. Он был у него, но, кажется, ничего не вышло, т[ак] к[ак] Мазик нашел цены очень высокими, гораздо выше таковых за границей».
Грауэн упомянул, что Мазик писал ему о тех эстонских пароходах и лайбах, которые по мирному договору должны были быть переданы Эстонии, и просил его принять на себя хлопоты по приемке этих судов после того, как вопрос о передаче судов будет положительно решен в Москве. «За это он обещал мне выхлопотать 2 ^ % от стоимости судов. Я обещал ему это сделать только тогда, когда выйду совершенно из морской службы в Главмортехе 42 и окончательно перейду в эстонское подданство. в дальнейшем я предполагал всё же заработать около 2000 английских фунтов». В марте 1922 г. Мазик снова был в Петрограде: «Я с ним вместе ездил в Москву в вагоне эстонского курьера (так как не успел получить билет) и по дороге обсуждались вопросы дальнейшей совместной работы на поприще кораблестроения. Я развивал ему план постройки на Волге завода для деревянного судостроения, с этой целью направил его в Москве к заведующему делом постройки речных судов в Управлении речного транспорта тов. Антипову. 8 апреля Мазик написал из Эстонии, что тамошние круги заинтересовались проектом и просили Грауэна подробно его разработать и представить». С этим же вопросом Грауэн приставал к члену эстонской торговой делегации Августу Янсону, а тот рассказал о деле директору Харью банка43 Матвею Антоновичу Яксону.
«Хотя я имел возможность отправлять в Эстонию свои вещи, мебель и т.п., но я этого до сих пор не сделал, ибо я никогда не шел "за стадом". Я не поддался общей панике бегства из России, остался здесь. Перешел бы назад в Русское подданство, если бы мне могли гарантировать спокойную жизнь и работу, но меня вынудило выйти из флота <...> общая разруха, царящая везде, отсутствие продуктивной работы, бестолочь в учреждениях и вечные гонения <...> ^ Правда, я не восхвалял и Советскую власть, но я верил в ее неизбежную эволюцию, которая и совершается в последнее время. Считаю, что всякий контр-^ революционный переворот в России не дал бы ничего путного, ибо в народе « уже сильно укоренились советские принципы, и их не так-то скоро переделать,
Л
и всякая контрреволюция встретит уже настоящий отпор, если не в первый ^ день, то в первый месяц новой власти, почему та и сломит шею, после чего уже
а будет анархия. Я верю в предопределение, верю в то, что настоящая революция
у была исторической неизбежностью, что она не остановится в одной России,
а а пойдет дальше, что ближайшие годы принесут нам крушение всего капитали-
£ стического и материалистического мира и мировоззрения, что за этим настанет
® новая эра — эра новой культуры, когда люди, изверившись в прочности матери-
§ алистического мировоззрения, вынуждены будут искать только духовных иде-^ алов, довольствоваться, может быть, жизнью в бочке а 1а греческий философ юр Диоген, и стяжать себе бессмертие духа. И тогда будет эра коммунистического
н христианства. Мы — русские — наиболее подходим для этого». С
Грауэн категорически отвергал все обвинения в шпионаже и «в доказательство своей правоты» приводил следующие доказательства:
«1) если б я занимался шпионажем, то естественно, как это всегда и везде делается, за приличное вознаграждение, причем можно было бы заработать большие деньги, а денег и состояния у меня нет, а что имеется, то это заработано моими трудами за время с 1913 — 1920 год.
2) если б я занимался шпионажем, то сумел бы это поставить более широко и не стал бы вверять шпионажа таким мелким сошкам, как Метсамарт — простой клерк, а я нашел бы более солидных и компетентных.
3) соответственного знакомства у меня среди эстонцев не было, ни с кем я не сносился, кроме своего брата и инженера Мазика, все арестованные по делу шпионажа лица мне незнакомы.
4) если б я занимался шпионажем, я не мог бы так рисковать, как рисковал я, ибо я не отправил в Эстонию ни одной своей вещи, ни гроша денег, ни своей семьи, а всё оставил здесь. Человек, который занимается шпионажем, всегда должен считаться с возможностью попасться в руки правосудия или в крайнем случае под подозрения и рисковать для этого собою, всеми своими близкими и родственниками, всем своим достоянием, рисковать на все 100 %, это было бы совершенно абсурдным предположением для моей головы и сообразительности.
5) как я уже раньше писал, я не эстонский патриот и заниматься шпионажем ради какого-то смертоносного спорта в этом положении совершенно непонятно.
6) мне давно хорошо была известна организация ОО ВЧК по разговорам некоторых лиц, бывших в нем, и я прекрасно понимаю, что для ОО нет ничего тайного, что не стало бы явным, почему я никогда не стал бы рисковать и для чего.
7) я прошу опросить всех моих сослуживцев по Главмортеху и Морской Академии, а также моих знакомых <.>
10) если бы я был шпион, то естественно я поставил бы свои поступки в условия большей конспиративности, а не имел бы такого открытого общения с эстонцами (проезд в их вагоне, хождение в Миссию), как я имел, когда мне мои знакомые говорили, чтобы я остерегался, а я, не зная за собой вины против РСФСР, — не боялся ничего».
Постепенно круг арестованных расширялся. В числе их оказался гр-н Ни- ^ ландер. К этому человеку у сотрудников Особого отдела интерес был повышенный. Его супругой была Нина Ивановна Симонич, дочь расстрелянного в 1919 г. графа И. К. Симонича, бывшего начальника Сестрорецкого пункта военно-морского контроля. Как выяснилось, она через надзирателей довольно активно переписывалась с мужем, настойчиво хлопотала об освобождении супруга. С такими просьбами она обращалась к артисту-куплетисту Восхо-дову и брату председателя Петросовета Григория Зиновьева Радомышль-скому, который сказал Нине Ивановне, что из ее хлопот ничего не выйдет. «Откуда Вы знаете Радомышльского?» — «Меня с ним познакомил мой муж ^ Нилендер»44.
'3
СО
Еще одним оказавшимся в ДПЗ был 28-летний Август Альман. Уроженец города Нарвы до своего ареста служил сотрудником 4-й бригады Агентурного отделения ООГПУ ПгВО. До 1916 г. он жил в Эстляндии, был рабочим на парусиновой фабрике в Нарве, в 1918 г. поступил добровольцем в Красную армию в некий «отряд Павлова в Нарве», а затем в 4-й Коммунистический Нарвский батальон 2-го запасного полка в Петрограде, но по болезни был от службы освобожден и «на 2 месяца оптировав эстонское подданство (sic!), поступил в Совет Народного Хозяйства в Петрограде рабочим». В середине лета 1920 г., проработав с полгода в Совнархозе, он уехал с эшелоном в Эстонию, чтобы «пожить некоторое время с матерью, которая проживает в г. Нарве на прядильной фабрике, где она служит караульщицей бани». Там, в Нарве, он встретил некого Андронова, с которым был знаком с детства, предложившего Альману работать в разведке, так как «в то время он состоял сотрудником Разведупра Штаба Петроградского военного округа в Эстонии». «Я поступил к нему на службу и был назначен в числе сотрудников, с Андроновым я работал до 15 августа [19]21 г., а затем, опять придя в Советскую Россию, поступил в Морской отдел в Петрограде, находившийся в то время на Николаевской наб., д. 5, где я служил секретным сотрудником, в затем, ввиду ликвидации Морского отдела, перешел в Агентуру Особого отдела ПВО, где работал до дня ареста. В последнее время перед моим арестом мне были даны поручения наблюдать за сотрудниками эстмиссии в Петрограде, как то: Эрикс, Розенбаум, Сийтам, Пюргем и Эеги Александр, в поручениях на означенных лиц говорилось, что их можно арестовать на улице или же, как говорил уполномоченный, немедленно сообщить тов. Гольдштейну». Сийтам в комиссии отвечал за дела арестованных советскими властями эстонцев, в связи с этим был нередким «гостем» на Гороховой и в Петросовете.
Когда в феврале 1922 г. из Эстонии вернулись вышеупомянутый Андро-^ нов и его коллега Иванов, то Альман получил словесное задание установить G за ними наблюдение, «как прибывшими из Эстонии подозрительными со-^ трудниками Региструпа Штаба ПгВО». «Андронова я встретил случайно <...> ti и в разговоре выяснил, где он и с кем проживает, оказалось, что он, Андронов,
ей
проживает вместе с Ивановым в одном номере гостиницы, все сведения про
% Иванова я получил от Андронова, что Иванов — бывший белый офицер и что
s работали вместе в Эстонии от Штаба ПгВО Разведупра, полученные таким об-
& разом сведения я передал в форме сводки уполномоченному бригады». Иванов Ци оказался на удивление разговорчивым человеком, в том числе когда речь за-
£ ходила и о его работе за границей для Региструпа Штаба округа. Он, в частно-
s сти, упомянул, что его жена живет в Эстонии и ее никто не трогает, так как она
§ от всяких арестов и преследований гарантирована ввиду того, что он, Иванов, ^ знаком хорошо с начальником Нарвской контрразведки Мазиком. Когда Аль-хор ман сказал, что в Нарве живет его мать, которая преследуется Нарвской контр-
н разведкой, и он бы хотел привезти мать в Россию, то Иванов заметил: «Зачем С
ее, старуху, тащить сюда, когда она и в Эстонии сумеет хорошо прожить, только нужно чем-нибудь себя зарекомендовать перед Эстонией и помочь им». Альман якобы на это ответил, что может только давать сведения эстонской контрразведке, за кем здесь наблюдает Особый Отдел, кого из эстонцев хотят арестовать в Петрограде. Иванов ухватился за эту мысль, сказав, что «это одна из лучших помощей Эстонии, и этим только можно будет защитить свою мать от всяких преследований». Альман подготовил список лиц, за которыми велось наблюдение и в отношении которых рассматривалась желательность проведения ареста.
4 марта 1922 г. чекистами был арестован Ганс Юрьевич Террас. Основанием послужила неудачно проведенная им операция по продаже одному из сотрудников контрольно-оптационной комиссии фальшивой купюры в 5 английских фунтов стерлингов. Во время войны он работал на Машиностроительном заводе Зиновьева в Нарве подручным слесаря, затем перевелся слесарем в Петроград на картонажную фабрику «Прогресс». После революции служил в Союзе инженеров и техников, в конторе «Технолас» у инженера Трумма в качестве фотографа на постройке железной дороги, но был арестован за дезертирство и приговорен к 3 годам принудительных работ, освобожден, мобилизован в армию, служил в запасном инженерном батальоне переписчиком. После оптации в эстонское подданство был уволен из РККА. В Петрограде организовал «Трудовую производственную артель» — «Эстоман» и взял в арендное пользование от Петергофского совета народного хозяйства мукомольный и лесопильный заводы села Волгово Губанической волости Петергофского уезда. Договор был заключен в 1921 г. на 6 лет. Террас был выбран председателем правления артели.
После ареста Террас подробно остановился на своей жизни в Петрограде. Выяснилось, что в первый раз он был арестован в декабре 1918 г., попав в засаду. В ЧК на Гороховой он тогда не задержался, а был отправлен в Дерябинские казармы, где отсидел 3 недели, а затем был переведен в Новгородскую военную тюрьму. В тюрьме он работал в кочегарке, откуда «бежал через забор и нелегально жил в Петрограде на Васильевском острове». Некоторое время жил по купленным на имя Матвея Яковлевича Леппера документам, но вскоре был ^ арестован, так как нашелся их настоящий владелец. В результате он был осуж- С! ден на 3 года принудительных работ, однако через 5 месяцев распределитель- ^ ная комиссия освободила его из колонии. После этого он был призван в армию. ^ Каким образом он покинул ее ряды — остается неизвестным, но личные дела | у него в 1920-1921 гг. явно пошли в гору. Именно в этот период своей жизни ^ Террас приобрел сразу несколько комнат в Петрограде, а в июле 1921 г. купил -с столовую на 18-й линии Васильевского острова. Активно занимался скупкой ^ и перепродажей драгоценностей, коллекций марок. Ему довелось даже на этом ^ поприще познакомиться в Аукционном зале с Альбертом Николаевичем Бе- ^ нуа45. «Мы с ним немного говорили насчет картины, он спросил, где можно по- § лучить акварельные краски и наклейку. У нас было немного, и он сразу согласился со мной вместе идти на квартиру ко мне. Мы пошли. Он получил от меня я
клей для наклейки акварельных картин. Он меня приглашал к себе как старого известного мастера посмотреть его работы, которые он сейчас рисует для выставки. Мы провели у него вечер вместе с Христиной Карловной Суппе, были у него в мастерской и в квартире. после этого мы пригласили его на стакан кофе к себе в день рождения Суппе. Он принес свою работу — акварель — подарок Суппе — "Вид Мурмана", где он был с экспедицией46. У нас ужинал и играл на пианино».
Разворачивавшиеся вокруг петроградского отделения контрольно-оптаци-онной комиссии события вызывали серьезную обеспокоенность в дипмиссии Эстонии в Москве. 14 апреля 1922 г. полномочный представитель Эстонии в РСФСР Фердинанд Вельнер47 передал в НКИД ноту по поводу ареста ряда сотрудников контрольно-оптационной комиссии. Ответ был получен от члена коллегии НКИД Я. Ганецкого 23 апреля: «Сотрудники Петроградского отделения Эстонской контрольно-оптационной комиссии, упомянутые в Вашей ноте, задержаны в Петрограде по обвинению в шпионаже. Обоснованность этого обвинения доказана имеющимся в распоряжении наших следственных органов фактическим материалом, а также личным чистосердечным признанием указанных сотрудников и показаниями свидетелей. Необходимость обеспечить РСФСР от продолжения подобных дерзких попыток посягнуть на ее безопасность и интересы судебного следствия побудили Российские следственные власти избрать в отношении означенных лиц содержание под стражей в качестве меры пресечения. Ссылка Ваша на неподсудность сотрудников контрольно-оптационной комиссии Российским судебным органам и соображения, приведенные Вами в подкрепление Вашего взгляда, по мнению Российского правительства, не обосновательны <в1с!> и не находят подтверждения в международной практике. Вы сами в своей ответной ноте от 21 февраля с.г. изволили оградить дипломатическую миссию от нечистоплотности некоторых ^ сотрудников контрольно-оптационных комиссий и заявляли следующее: комиссии эти представляются учреждениями самостоятельными и в состав мис-^ сии не входят, а потому и ответственность за действия служащих этих комис-« сий не может быть возлагаема на сотрудников дипломатической миссии».
В тот же самый день, когда Вельнер передавал ноту в НКИД, в Особом от-^ деле ПгВО произошло чрезвычайное происшествие — бежали трое арестантов. а Десять дней спустя начальник Секретно-оперативной части Особого отдела у ПгВО И. К. Опанский докладывал об обстоятельствах побега из Арестного а дома Особого отдела трех арестованных граждан — Грюнера, Лехта и Какка: £ «14-го апреля около 6-7 часов вечера старший надзиратель гр-н Вольский по® лучил распоряжение от зам. начальника Отдела доставить вышеупомянутых § арестованных на допрос, действительно поднялся в помещение караула Особо-^ го назначения и попросил у старшего по караулу гр-на Беляева арестованных \ор для препровождения на допрос, каковые через 10 минут и были доставлены н в комнату № 63, причем их сопровождал старший надзиратель гр-н Вольский С
и красноармеец Боровков. После доставления арестованных граждан Грюнера, Лехта и Какка гр-н Вольский пошел доложить зам. начальника Отдела о том, что арестованные согласно вызова доставлены, оставив в это время у дверей той комнаты. красноармейца Боровкова. После того, когда гр-н Вольский возвратился обратно, чтобы предупредить часового о приходе зам. начальника Отдела, зайдя в комнату, арестованных уже не застал. Принятые меры к розыску арестованных не дали никаких результатов»48.
Масштабы противозаконной деятельности сотрудников Петроградского отделения Контрольно-оптационной комиссии следствием были выяснены к концу весны 1922 г. И 1 июля 1922 г. Распорядительное заседание Президиума Петроградского губернского революционного трибунала49 приняло к производству дело Эстонской контрольно-оптационной комиссии. К слушанию дело было назначено на 10 июля. В отношении Лехта и Какка дело было приостановлено впредь до их розыска. 10 июля была утверждена Судебная коллегия — Озолин, Кирзнер, Илларионов (запасной член — Рогаткин). Представителями защиты были допущены Бобрищев-Пушкин, Генкен, Рубинов, Равич, Элькин, Эндин. Открытое судебное заседание было назначено на 20 июля. А. Вессарт, О. Вальде-Риман, Э. Паульберг, Э. Юргенс, Г. Метсамарт, И. Аак, М. Потураев, А. Костырин, А. Саммель и П. Жуковский были приговорены к расстрелу и конфискации имущества. А. Альман и Г. Террас получили по 5 лет со строгой изоляцией, А. Грауэн — 5-летний срок без строгой изоляции, Э. Грюнер и П. Лаам — 3-летний (Грюнер с конфискацией имущества и строгую изоляцию), В. Генрихсон, Л. Генрихсон-Тимм, А. Промет, А. Василенко, Ф. Савельев, А. Кудреванов — 1 год, остальные — от 3 месяцев до 6 месяцев. В. Молебников был отправлен на принудительные работы на 6 месяцев, С. Селезнев — на излечение в больницу для душевнобольных, а Сийтам, Мосолов, Изместьев, Дунина, Кааресман, Миндаль, Апс, Эдгар и Августа Бреверн были оправданы. Народному комиссариату по иностранным делам трибунал предложил «путем дипломатических сношений с Правительством Эстонской Республики возбудить уголовное преследование против председателей Кон- ^
О
трольно-оптационной комиссии Эстонии в Петрограде Орга, Эрьяпеа и Бау- С!
(■ч)
эра, начальника канцелярии Военного министерства Пяйта и Министерства ^ иностранных дел». ^
Кассационная коллегия Верховного трибунала ВЦИК в составе Ульри- | ха, Усова и Никифоровского 14 сентября 1922 г. рассмотрела кассацион- ^ ную жалобу на приговор Петроградского революционного трибунала от 20 -с и 21 июля по делу сотрудников Контрольно-оптационной комиссии Эстонии в Петрограде, «обвиняемых в шпионаже в пользу Эстонии, в пособни- ^ честве шпионажу, недонесении властям об известных им лицах, занимаю- ^ щихся шпионажем, разглашением не подлежащих оглашению сведений, § скупке в виде промысла ценностей и отправке их в Эстонию контрабандным путем, сбытии спирта и фальшивых денег, нелегальном переходе границы я
и провозе контрабанды в нарушение уставных правил караульной службы» и определила «за отсутствием кассационных поводов приговор в целом оставить в силе, отменить лишь 1) приговор в отношении Терраса вследствие нарушения ст. 21 основного положения и ст. 281 Процессуального кодекса и с передачей в отношении его дела во второе слушание в тот же Трибунал в ином составе; 2) б[ывших] председателей Контрольной комиссии Орга, Эрьяпеа, Бауэра, начальника канцелярии Военмин — Пяйта и министра иностранных Эстонии дел вследствие 1) отсутствия конвенции между РСФСР и Эстонией о выдаче преступника, 2) совершенного Пяйтом преступления на территории Эстонии и не прибывающего в РСФСР и 3) неправильного возбуждения уголовного преследования против министра иностранных дел как нефизического лица».
Приговором трибунала не было удовлетворено руководство ГПУ в Петрограде. 13 октября С. А. Мессинг и начальник ОКРО А. И. Кауль направили помощнику начальника КРО ОГПУ Э. П. Салыню письмо: «По делу Эстонской Контрольно-оптационной комиссии проходил целый ряд лиц Эстонского происхождения и подданства, которые были или приговорены на разные сроки и теперь освобождены, или же были совсем оправданы. Этот элемент крайне нежелателен для РСФСР, так как они своими действиями немало приносили вреда, — как политически, так и экономически. В настоящее время все находящиеся на свободе продолжают свою гнусную работу и занимаются спровоциро-ванием и скомпрометированием органов Власти. Исходя из вышеизложенного, просим Вашего согласия на предмет выселения подобных лиц в административном порядке из пределов РСФСР, — как ныне находящихся на свободе, так и тех, которые, по отбывании срока наказания, будут освобождаться». Речь шла о Лидии Аак, Христине Супп, Антоне Янсоне, Карле Куклазе, Эдуарде Каббе-ле, Рудольфе Апсе, Карле Позендорфе, Карле Розенбауме, Елизавете и Августе ^ Промет, Иде Грауэн, Вильгельме Каресмане, Ольге и Альберте Рауд. Их предлагалось выслать в Эстонию. ^ Ответ из Москвы от 24 ноября гласил: «Принципиально мы не возражаем « против высылки данных 14 лиц, но для вынесения постановления по этому делу в нашем распоряжении мало материалов. Просим Вас прислать нам Ваше офи-^ циальное заключение по данному делу, с указанием основных данных об этих а лицах, как то: возраста, подданства и т.д. В особенности необходимо указать у подданство, так как иностранные подданные могут быть высылаемы простым а постановлением Коллегии ГПУ, тогда как дела русских граждан должны про-£ ходить через Межведомственную комиссию при НКВД». ® Ответная реакция из петроградского ГПУ последовала 21 декабря 1922 г. — § письмо от помощника Мессинга Кауля и заместителю начальника ОКРО Тол-^ ли: «Сообщаем, что дело на названных 14 лиц направлено в Губревтрибунал \ор и у нас остались только агентурные данные и копия обвинительного акта, а по-н сему выслать заключение по делу нет возможности. Обвинительный материал, С
против каждого в отдельности, согласно имеющимся у нас данным, при сем прилагаем». Результатом стало принятие 26 декабря 1922 г. судебным заседанием Коллегии ГПУ постановления, которым Лидии Аак, Хр. Супп, А. Янсону, К. Кукладзе, Р. Апсу, К. Позендорфу, К. Розенбауму, Е. Промету, Э. Каббелю было предписано в двухнедельный срок покинуть пределы РСФСР. Кроме того, на заседании ВЦИК 12 января 1923 г. было принято решение о замене высшей меры наказания (расстрела) в отношении Вессарта, Вальдэ-Риман, Па-ульберга, Юргенса, Метсамарта, Аак, Потураева, Костыркина, Саммель и Жуковского 10 годами лишения свободы со строгой изоляцией.
19 апреля 1923 г. Петроградский губернский суд по уголовному отделению50 в открытом заседании, рассмотрев дело в отношении Террас Ганса Юльевича, 33 лет, «нашел доказанным, что тот систематически в 1921-1922 гг. поддерживал непосредственную связь и продавал Контрольно-оптационной комиссии золото, платину, фарфор, драгоценные камни и другие ценности для перепродажи за границу, сбывал фальшивые деньги (10 000 руб. и 5-фунтовый билет)». Приговор гласил: лишить свободы со строгой изоляцией сроком на 5 лет с конфискацией всего имущества. В сокращении срока в связи с амнистией в годовщину революции ему было отказано. Последовало обращение Терраса с кассацией в Верховный суд РСФСР. Кассационная коллегия последнего 27 августа 1923 г. оставила приговор в силе, но в связи с амнистией по поводу 5-й годовщины Октября сократила срок наказания на одну треть.
31 мая 1923 г. Президиум ВЦИК вынес постановление об удовлетворении ходатайства ГПУ о приведении в исполнение приговора Петроградского губ-ревтрибунала от 31 июля 1922 г. в части осуждения к ВМН — расстрелу Поту-раева, Костыркина, Саммеля и Жуковского. Однако сведений об исполнении этого постановления не имеется.
В конце 1929 г. между советскими и эстонскими властями было достигнуто согласие по вопросу обмена некоторыми заключенными. Результатом достигнутой договоренности стал постановление Президиума ЦИК СССР от 3 января 1930 г. о высылке со спецконвоем из СССР, находящихся под стражей ^ в ДПЗ ПП ОГПУ в ЛВО А. И. Вессарта, Г. Д. Метсамарта, О. К. Вальде-Рима- § на и Г.Я. Перли51. ^
Ранее — еще в 1922 г. было достигнуто двустороннее соглашение об обмене ^ А. Я. Грауэна. Тот 1 сентября 1922 г. убыл на постоянное жительство в Эсто- | нию. В начале 2000-х гг. 36 осужденных были признаны привлеченными ^ к уголовной ответственности и осужденными законно и обоснованно за совер- -с шение конкретных действий, связанных со шпионажем в пользу Эстонской республики, пособничеством этому, недонесением властям о таких лицах, раз- ^ глашением сведений, не подлежащих оглашению, контрабандой, нарушением ^ правил несения караульной службы. Остальные 18 осужденных были реаби- § литированы.
я
'3
1 К сожалению, в работах эстонских исследователей затрагиваемый в данной статье аспект в деятельности Петроградского отделения контрольно-оптационной комиссии не затрагивается. См., напр.: Rohtmets H. The repatriation of Estonians from Soviet Russia in 19201923: a test of Estonian citizenship and immigration policy // Journal of Baltic Studies. 2011. Vol. 42. Iss. 2. Р. 169-186; Pilve Е. Eesti kodanike opteerimisest párast Tartu rahulepingu sólmimist // Akadeemia. 2009. Р. 2145-2155; Medijainen Е. Saadiku saatus: válisministeerium ja saatkonnad, 1918-1940. Eesti Entsüklopeediakirjastus, 1997.
2 Rupasov A. I. Seisukorrast Internatsionaalse Sójakooli Eesti osakonnas // Tuna. 2015. N 2. S. 90-95.
3 О становлении военной разведки Эстонии и охранной полиции см., напр.: Noormets Т. Eesti sójaváeluure tegevusest, meetodisest ja vahenditest aastal 1920-1940 // Luuramisi. Salateenistuste tegevusest Eestis XX sajandil. Tallinn: Kistler-Ritso Eesti Sihtasutus, 1999. L. 35-66; Rosenthal R., Tamming M. Sóda párast rahu. Eesti eriteenistuste vastasseis Nóuk-ogude luure ja pórandaaluste kommunistidega. 1920-1924. Tallinn: SE&JS, 2010.
4 Ханс Эрьяпеа (1870-1931) — эстонский адвокат, в 1894 г. окончил Петербургский университет, работал в Петербурге присяжным поверенным.
5 В 1920 г. Всероссийский центральный союз потребительских товариществ заключил с фирмой Пертселя при участии полпреда И. Э. Гуковского договор на поставку в РСФСР 3 тыс. пудов железных гвоздей и 16 тыс. бочек цемента; после поставки части товара советская сторона разорвала договор, что послужило причиной многолетних судебных и дипломатических разбирательств. Подробнее см.: Кен О. Н., Рупасов А. И. Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами. 1928-1934. М.: Алгоритм, 2014. С. 325-327.
6 Пауль Адольф Лилль (1882-1942) — участник русско-японской войны, в 1911 г. окончил Николаевскую академию генерального штаба, в 1917 г. оказался в германском плену, во время гражданской войны в Эстонии был начальником оперативного отдела Оперативного штаба, в 1920 г. возглавил штаб эстонской армии, генерал-майор (1921), генерал-лейтенант (1938), министр обороны (1925-1939). Насколько он покровительствовал Грюнеру, сказать трудно, но в сентябре 1921 г. он направил в МИД Эстонии письмо, в котором указывалось на то, что паспорт Э. Грюнеру может быть завизирован, и тот может ехать в Россию // Eesti Rahvusarhiiv (далее — ERA). 957. 11. 739.
7 Полковник Яан Ринк (1886-1927) — в феврале-декабре 1921 г. секретарь-атташе эстон-^ ской миссии в Москве (фактически военный атташе).
8 Архив Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и ленин-Ц градской области (далее — АФСБ по СПб и ЛО). Д. 22187. Т. 2. Л. 37 — 37 об., 69.
г^ 9 История с Грюнером имеет одну странность. Канцелярия Рязанско-Уральской желез-fk ной дороги 4 октября 1921 г. (т.е. за несколько месяцев до ареста упоминаемого Эдуарда £ Генриховича Грюнера) за подписью комиссара станции Рязань выдала «Уведомление», jÜ, гласившее: «„2-го октября 1921 г. на ст. Рязань заболел внезапно остро желудочными ^ припадками гражданин Эстонии Эдуард Генрихович Грюнер, рода по документам 1891 г. sg 28 авг. ст. ст., впоследствии при анализах оказавш[имися] холерой, и помер 2-го октя-§ бря 1921 г. Вещи и документы, хранящиеся при нем, были переданы в дезинфекционно-изоляционный пункт № 132» — ERA. 957. 11. 739.
10 А. И. Янсон — бывший надворный советник, гласный Петербургской городской управы. о В начале октября 1913 г. в «Петербургском листке» и «Новом времени» были опубли-^ кованы резкие статьи против Янсона. Хотя от его действий городская казна не понесла =s убытков, но созданная в управе комиссия признала его распоряжение казенными деньга-§ ми этически нежелательным. Собрание членов Управы признало его действия недопус-^ тимыми. Янсон основал Северное общество взаимного кредита для эстонцев, в котором, ^ согласно дневниковым записям петербургского городского головы И. И. Толстого, были ^ заинтересованы многие эстонские культурные учреждения, в которых видную роль играл Й Янсон. В качестве заведующего счетным отделением управы он повлиял в 1912 г. на при-
о
нятие решения положить на текущий счет Общества 200 тыс. рублей городских денег, а «в минуту нужды» Общества распорядился внести на краткий срок — 10 дней — еще 50 тыс. Янсон подал в отставку. Позже А. Янсон руководил Объединением эстонских торговцев, был членом совета Банка Эстонии, председателем Биржевого комитета в 1921 г.; осенью 1925 г. в Берлине он покончил жизнь самоубийством (Толстой И. И. Дневник в двух томах. Т. II: 1910-1916. СПб.: Лики России, 2010. С. 457-462; ValgeJ. Breaking away from Russia: Economic stabilization in Estonia. 1918-1924. Stockholm, 2006. P. 130).
11 Карл Юрьевич Розенбаум спекуляциями не занимался, но личностью был интересной: он не только служил электротехником завода «Бин» на Нарвской заставе, но имел торговлю «инструментами для заводских надобностей» на Бородинской ул. В 1920 г. он занял должность кассира продовольственного склада контрольно-оптационной комиссии для оптантов. Склад по требованию советских властей, как служащий в целях спекуляции, был закрыт в конце лета 1921 г. «Наше семейство мечтает остаться в России и не ехать в Эстонию, т[ак] к[ак] мое недвижимое и движимое имущество находится в России, и я ничего из России не вывозил», — говорил он на допросе.
12 До 1918 г. называлась Французской набережной.
13 АФСБ по СПб и ЛО. Д. 22187. Т. 2. Л. 40-43.
14 Рудольф Йоханнес Рейман (1884-1946) — полковник российской армии, в 1919 г. занимал пост начальника службы снабжения Военного министерства Эстонии, генерал-майор (1934).
15 АФСБ по СПб и ЛО. Д. 22187. Т. 5. Л. 41-44.
16 Там же. Т. 2. Л. 37.
17 Повышенный интерес следователей к Эдуарду Верцинскому был обусловлен тем, что его родной брат Николай Верцинский служил в Ревеле управляющим таможней, а его сын, Борис Верцинский, служил в Ревеле в немецкой импортно-экспортной конторе. Другой племянник Эдуарда Верцинского — Леонид Александрович Верцинский, «служил близ Ревеля на острове Нарген чертежником в строительстве», а двоюродный брат Урбан Эдуардович Верцинский — бывший врач Александровской больницы для чернорабочих, в 1921 г. выехал вместе с семьей в Польшу.
18 В. М. Альтфатер (1883-1919) — контр-адмирал; первый командующий РККФ РСФСР.
19 Г. И. Бокий (1879-1937) — в 1918 г. заместитель председателя Петроградской ЧК, председатель ЧК Союза коммун Северной области и Петроградской ЧК (с августа 1918 г.).
20 Подробнее см.: Рупасов А. И., Семенов Н. Ю. О попытке внутрипартийного переворота в руководстве финской коммунистической эмиграции (1920 г.) // Россия XXI. 1996. № 9-10. С. 155-162.
21 Правильно — Петроградская инспекция главного управления военно-учебных заведений ^ (ГУВУЗ), учрежденная 1 марта 1920 г. о
22 Издание Петроградского окружного управления всеобщего военного обучения. ^
23 Издание Революционного военного совета Туркестанского фронта. z;
24 Петроградское окружное управление военно-учебными заведениями. 13
25 Вячеслав Павлович Полонский (Гусин) (1886-1932) — критик, журналист, историк. | 5 октября 1919 г. в составе Политического управления РВСР был учрежден литературно- Д издательский отдел (Литиздат ПУР). После Гражданской войны Литиздат ПУРа был 13 расформирован. Вместо него при РВСР был учрежден отдел военной литературы (Ли- -д тревсор). Редакционной работой отдела руководил Военный редакционный совет (ВРС), -2 председателем которого был И. Т. Смилга, его заместителем и начальником отдела воен- щ ной литературы В. П. Полонский.
26 АФСБ по СПб и ЛО. Д. 22187. Т. 9. Л. 29-30. J
27 Находилась на Шпалерной ул., в так называемых Аракчеевских казармах. £
28 Находился на пр. 25 Октября, д. 4, кв. 1. tj
29 Книга вышла в 1922 г.: Швинк О. Бои на р. Изер и у Ипра осенью 1914 г. (перевод с не- ^ мецкого сочинения Отто Швинка; с дополнениями по трудам П. Дозе и Э. Гамильтона; -5
под ред. и с предисловием Генштаба проф. П. И. Изместьева). Пг.: Государственное изд-во, 1922.
30 Полковник Иван Терванд (Юхан Тырванд) (1883-1942).
31 Рихард Теодор Пальм возглавлял II отдел с октября 1920 по конец 1926 г.
32 Карл-Йохан Лауриц (1892-1941) — в 1921-1933 гг. возглавлял II отдел (разведка) штаба эстонской армии (с 1923 г. — майор).
33 АФСБ по СПб и ЛО. Д. 22187. Т. 2. Л. 37.
34 Там же. Л. 48 об. Помимо пайщика ресторана «Прага» Вальде являлся пайщиком комиссионной торговли «Медведь» на Невском пр. Вероятно, ему также принадлежал пай кафе «Черный кот» на Невском пр., другими пайщиками были представители эстонской фирмы «Промит» Рейман и Нилендер.
35 В мае 1922 г. А. Саммель на очной ставке с сотрудником оптационной комиссии Э. Г. Юргенсом заявил, что как-то в разговоре с последним упомянул, что его брат служит в Пскове в разведке. Именно тогда Юргенс попросил его узнать расположение пограничных постов и фамилии советских резидентов в Эстонии. Юргенс на дорогу в Псков передал Саммелю 300 тыс. руб. и бутылку спирта. Юргенс признал, что получил от Саммеля список из 12-15 фамилий.
36 ERA. 957. 11. 739.
37 Э. М. Паульберг (1892-?) — в 1913 поступил вольноопределяющимся в 3-й гусарский Елисаветинский полк, в 1914-1917 гг. был в плену; осенью 1918 поступил в Рижский политехнический институт, месяц спустя уехал в Ревель, был офицером связи у представителя американского общества помощи. В июне 1920 демобилизован и в октябре 1921 приехал в РСФСР в качестве сотрудника контрольно-оптационной комиссии.
38 Г. Метсамарт проживал в Петрограде с 1913. В Эстонию за это время выезжал один раз — в августе 1921 на две недели. До 1918 он был заведующим текущими счетами и бухгалтером в Северном обществе взаимного кредита, затем поступил на работу в товарищество «Новатор» бухгалтером, а с 15 февраля 1921 работал в контрольно-оптаци-онной комиссии.
39 Э. С. Панцержанский (1887-1937) — в 1921-1924 гг. командующий Морскими силами республики.
40 В. И. Зоф (1889-1937) — комиссар при командующем Морскими силами республики (1921-1924).
^ 41 Оптационные документы были получены Грауэном в апреле 1921.
42 Главное морское техническое управление.
43 Основателем Банка Харью (Harju Pank) был Константин Пятс. В 1924 находившийся оа на грани банкротства банк был куплен Армандом Хаммером (судя по всему, на советские fk деньги).
£ 44 К кругу близких и знакомых главы Петросовета Григория Зиновьева в Эстонии проявля-Ü^ ли повышенный интерес. Так, Вальде получил в ноябре 1921 задание разузнать о некой ^ Берте Коаш (?), возможно, проживающей в гостинице «Астория», и установить, какие s g отношения у нее с Зиновьевым.
§ 45 Альберт Николаевич Бенуа (1852-1936) — русский художник, архитектор, академик <и и преподаватель акварельной живописи в Академии художеств, в 1918 заведовал музеем
прикладной живописи Комиссариата торговли и промышленности. о 46 А. Н. Бенуа принимал участие в мурманской экспедиции в августе-октябре 1920. Во вре-^ мя экспедиции им были написаны 76 акварелей, которые были выставлены в Доме ис-! s кусств в Петрограде в 1921. g 47 Ferdinand Adam Vellner / Velner (1886-1941).
^ 48 Грюнер был найден, и 31 июля 1922 г. петроградским Губревтрибуналом осужден ^ по ст. 97 ч. 2 к 3 годам лишения свободы со строгой изоляцией. В 1935 Народный суд ^ Нарвского района Ленинграда приговорил Грюнера по ст. 109 УК РСФСР к одному году Й исправительно-трудовых работ. Найти двух других беглецов чекистам не удалось.
49 Председатель — Озолин, заместитель — Березовский, члены — Кирзнер (наблюдающий за следственным отделом), Томашевский, секретарь Максимов.
50 Председатель Яковченко, народные заседатели — Афанасьева, Бурухина.
51 АФСБ по СПб и ЛО. Д. 22187. Т. 2. Л. 86.
References / Список литературы
MEDIJAINEN E. Saadiku saatus: valisministeerium ja saatkonnad, 1918-1940. [Medijainen E. The fate of the envoy. The Estonian Ministry of Foreign Affairs and the korps of Estonian envoys. In Estonisan]. Eesti Entsuklopeediakirjastus publ., 1997.
NOORMETS T. Eesti sojavaeluure tegevusest, meetodisest ja vahenditest aastal 1920-1940 [Noormets T. Activity methods and means of military intelligence of Estonia in 1920-1940. In Estonian] // Luuramisi. Salateenistuste tegevusest Eestis XX sajandil. Tallinn: Kistler-Ritso Eesti Sihtasutus, 1999. L. 35-66.
PILVE E. Eesti kodanike opteerimisest parast Tartu rahulepingu solmimist [Pilve E. Optation of estonian citizenship after the conclusion of the peace treaty in Tartu. In Estonian] // Akadeemia. 2009. Р 2145-2155.
ROHTMETS H. The repatriation of Estonians from Soviet Russia in 1920-1923: a test of Estonian citizenship and immigration policy // Journal of Baltic Studies. 2011. Vol. 42. Iss. 2. Р. 169-186.
ROSENTHAL R., TAMMING M. Soda parast rahu. Eesti eriteenistuste vastasseis Noukogude luure ja porandaaluste kommunistidega. 1920-1924. [Rosenthal R., Tamming M. War after the peace treaty Intelligence services of Estonia against the Soviet investigation and a communistic underground. 1920-1924. In Estonian]. Tallinn: SE&JS, 2010.
VALGE J. Breaking away from Russia: Economic stabilization in Estonia. 1918-1924. Stockholm, 2006.
KEN O. N., RUPASOV A. I. Zapadnoe prigranich'e. Politbyuro TsK VKP(b) i otnosheniya SSSR s za-padnymi sosednimi gosudarstvami. 1928-1934. [Ken O. N., Rupasov A. I. Western frontier. Politburo of the CPSU(b) and the relations of USSR with Western neighboring countries. 1928-1934. In Russ.]. Moscow: Algoritm publ., 2014.
RUPASOV A. I., SEMENOV N. Yu. O popytke vnutripartiinogo perevorota v rukovodstve finskoi kom-munisticheskoi emigratsii (1920 g.) [Rupasov A. I., Semenov N. Yu. About the attempted intra-party coup in the leadership of the Finnish Communist exile (1920). In Russ.] // Россия XXI. 1996. № 9-10. С. 155-162.
TOLSTOI I. I. Dnevnik: V 2 t. [I. I. Tolstoy's Diary: In 2 vols. In Russ.] Т. II: 1910-1916. St Petersburg: Liki Rossii publ., 2010.
А. И. Рупасов. Дело Петроградского отделения
эстонской контрольно-оптационной комиссии. 1921-1922 гг.
В начале 1922 г. в Петрограде был произведен ряд арестов советских и эстонских граждан, работавших в Петроградском отделении Эстонской контрольно-оптационной комиссии и обращавшихся в комиссию по вопросу о получении гражданства Эстонии. Им были предъявлены обвинения в шпионаже и незаконной предпринимательской деятельности. Спустя 80 лет был поставлен вопрос о пересмотре этого уголовного дела. Реабилитированы были только 18 человек из 55, обвинения в отношении остальных были признаны обоснованными.
Ключевые слова: Россия, Эстония, контрольно-оптационная комиссия, Петроград, процесс 1922 г.
A. I. Rupasov. The case of the Petrograd branch
X tg d
of the Estonian Control-Optation Commission. 1921-1922 -g
In early 1922 in Petrograd were arrested a few dozen Soviet and Estonian citizens, who worked in the office of the Petrograd branch of the Estonian Control-Optation Commission and came to the Commission on the issue of Estonian citizenship. These citizens were charged with espionage and illegal business activities. 80 years
later the question was raised about rehabilitation. Rehabilitated were only 18 citizens from 55. The charges against the remaining citizens were substantiated.
Key words: Russia, Estonia, Petrograd branch of the Estonian Control-Optation Commission, trial of 1922.
Рупасов, Александр Иванович — д.и.н., ведущий научный сотрудник, Санкт-Петербургский институт истории, Российская академия наук; член-корреспондент Финского исторического общества (Suomen Historiallinen Seura).
Rupasov, Aleksandr Ivanovich — Dr. of Sciences (History), St Petersburg institute of History, Russian academy of Sciences; corresponding member of the Finnish historical society. E-mail: rupasov_ai@mail.ru
И rt К CP
«
s «
о
v s
CP
о
H о
S «
S «
о p
\o
