CC BY
91
ИСТОРИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ
УДК 9(470-89+438)
Д.Л. МОРДОВЦЕВ И ПРОБЛЕМА НАРОДНЫХ ДВИЖЕНИЙ XVIII в. В НИЖНЕМ ПОВОЛЖЬЕ
© Вадим Михайлович Захаров
Урюпинский филиал Волгоградского государственного университета, г. Урюпинск, Россия, кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры истории и теории общественного
развития, e-mail: Hoper_Zaharov@mail.ru
Статья рассматривает проблемы истории народных движений XVIII столетия в анализе и оценке писателя и историка Д.Л. Мордовцева. Исследователь, один из первых в исторической литературе, обратился к данной проблеме. Он не только сделал народные движения объектом исторического анализа, но высказал мысль, что, несмотря на многочисленные негативные явления, они являются своеобразным выражением политических устремлений народных масс.
Ключевые слова: народное движение; Д.Л. Мордовцев.
Д.Л. Мордовцев - известный во второй половине Х1Х в. писатель, публицист, историк, автор многочисленных исторических романов. А.Е. Кауфман справедливо сказал, что «литературного наследства Д.Л. Мор-довцева хватило бы на известность и славу целой дюжины писателей» [1].
Он родился в 1830 г. в казачьей слободе Даниловке Усть-Медведицкого округа. Его предки были выходцами из украинского казачества. Прадед сотрудничал с гетманом Мазепой. Первоначальное образование будущий писатель получил в Усть-Медведиц -ком окружном училище, а в 1844 г. поступил во второй класс Саратовской гимназии. Здесь Мордовцев становится одним из лучших учеников. Он много читает, успешно развивает лингвистические способности, участвует в рукописном журнале, где помещает стихи, как на русском, так и на украинском языках. В гимназические годы Мордовцев тесно сошелся с будущими выдающимися деятелями русской культуры и науки А.Н. Пыпи-ным, Г.А. Захарьиным, П.А. Ровинским [2].
После гимназии Мордовцев продолжил образование в Казанском, а затем в Петербургском университетах. В 1854 г. он вновь возвращается в Саратов, где становится домашним учителем. Как явствует из его формулярного списка, Д. Л. Мордовцев с августа 1856 г. служил редактором «Саратовских гу-
бернских ведомостей» и начальником газетного стола, с июня 1859 г. - секретарем губернского статистического комитета, с августа 1861 г. - чиновником для особых поручений, а с июня 1863 г. - асессором губернского правления [3]. В период 1867-1873 гг. Д.Л. Мордовцев служил младшим помощником правителя канцелярии губернатора, правителем этой канцелярии, секретарем губернского статистического комитета [4].
В начале 90-х гг. Х1Х столетия Д.Л. Мордовцев так рассказывал о своей деятельности на посту редактора губернской газеты саратовскому краеведу Н.Ф. Хованскому: «За время моего редактирования почти в каждом номере я выступал с обличением всего, что требовало обличений, и каждую неделю обличаемые являлись к губернатору с жалобами на меня. Но я не унимался - это именно было время обличений и увлечений перед освобождением крестьян. И я дообличался до того, что за две мои заметки о квартировавших тогда в Саратове войсках (заметки юмористические) последовал высочайший выговор с высочайшим повелением подвергнуть наказанию редактора «Губернских ведомостей» и автора заметки, т. е. меня» [5].
В архивах саратовских канцелярий Д.Л. Мордовцев собрал большой материал о помещичьих злоупотреблениях и в 1889 г. выпустил книгу «Накануне воли», названную
А.Н. Пыпиным «одной из самых страшных книг, какие являлись в нашей литературе» [6].
Специальным постановлением особого совещания при министре внутренних дел книга Д.Л. Мордовцева была запрещена и сожжена, а автор был признан «безусловно политически вредным» писателем, который «не может быть терпимым на таком ответственном посту, как пост правителя губернской канцелярии» [7]. Еще в 1873 г. саратовский губернатор М.Н. Галкин-Врасский предложил Д.Л. Мордовцеву подать в отставку, после чего тот переехал в Петербург, где стал чиновником статистического отдела министерства путей сообщений.
Через А.Н. Пасхалову, ставшую в 1854 г. женой Мордовцева, он познакомился с Н. И. Костомаровым. «Первое знакомство с ним (т. е. с Мордовцевым. - В. 3.), - говорит
Н.И. Костомаров в «Автобиографии», - сделало на меня самое приятное впечатление: я скоро с ним сблизился и навсегда подружился» [8]. Общение с выдающимся историком способствовало тому, что в общественном движении 50-60-х гг. XIX в. Мордовцев занял позицию, справедливо охарактеризованную И.В. Порохом как либерально-демократическая [9].
Под влиянием Н.И. Костомарова
Д.Л. Мордовцев заинтересовался историей нижневолжского крестьянства. Он полагал необходимым «создать картину того, как пахал землю, вносил подать, отбывал рекрутчину, благоденствовал и страдал русский народ, как он коснел и развивался, как он подчас бунтовал и разбойничал целыми массами» [10]. В статье «Один из Лже-Константинов» Д.Л. Мордовцев указывает, что история не должна заниматься «исключительно войнами, генералами да законодателями, а поставила бы перед нами живым весь русский народ, с его нуждами и стремлениями, с его медленным ходом от одной исторической фазы к другой» [11]. По справедливому выражению Б.Б. Глинского, Д.Л. Мордовцев «впустил народ историческую науку» [7, с. 114]. Историк и публицист официального направления П.К. Щебальский заметит: «Он [Мордовцев] почитает себя историком «народа», он стоит на стороне «народа», но, как видно, «народ» в его глазах это исключительно те люди русской земли, которые выпускают рубашку сверх портков» [12].
Основным противоречием исторического развития России Д.Л. Мордовцев считал сохранение на протяжении многих столетий такого общественного устройства, при котором народные массы были лишены возможности проявить себя в общественной созидательной деятельности. Это приводило к массовым народным возмущениям, которые были «естественным продуктом всей России и плодом ненормального состояния всего государственного строя» [13]. Главное содержание исторического процесса, с точки зрения Д.Л. Мордовцева, составляет медленное, постепенное изменение, с одной стороны, государственного устройства, а с другой -еще более медленный рост политического и общественного сознания народа.
Наибольший интерес Д.Л. Мордовцева вызывали народные движения XVIII столетия. «Изучая историческую жизнь русского народа и ее более или менее массовые, стихийные проявления в прошлом веке, - говорит он, - мы почти исключительно вынуждены были останавливаться на темных ее рельефах - на явлениях «понизовой вольницы», «самозванщины» всех видов, «пугачевщины» и гайдаматчины» [10].
Ведущее место в исторических исследованиях Мордовцева занимало восстание Пугачева. Историк использовал как документы и материалы, переданные ему Н. И. Костомаровым, так и собранные им самим в местных архивах (преимущественно в Царицыне), записи рассказов старожилов, иностранную литературу, посвященную пугачевскому восстанию, главным образом работы биографа Суворова Фредерика Антинга. Существует свидетельство самого Мордовцева о сборе архивных материалов в период службы в саратовских губернских учреждениях [3, д. 341, л. 5]. Все это позволило ему нарисовать яркую картину восстания, когда «все села и деревни поднялись на ноги: иные вставали, когда приходили к ним пугачевские элементы; другие поднимались, не дожидаясь приказаний самозванца и его полковников» [14]. Главным регионом восстания Мордовцев считал Поволжье. «Собственно только по переходе самозванца на правый берег Волги началась настоящая пугачевщина, - указывает он. - Это был уже всеобщий разгар страстей, всеобщее ожесточение масс, повальная резня и поголовное восстание» [13, с. 93].
Особое место в заключительных событиях восстания, по мысли историка, принадлежала Царицыну. «Правительственные отряды... -говорит он, - все более стягивались к волжско-донскому перешейку. Этого перешейка Пугачев, ни в каком случае не должен был миновать» [13, с. 113]. Неудачный штурм Царицына, по словам Мордовцева, надломил волю Пугачева и определил его окончательное поражение.
Высокую оценку дает исследователь личности самого Пугачева. «Его жизнь, -говорит Мордовцев, - доказала, что человек этот обладал большими дарованиями. Он был и полководцем, и тактиком. Он умел с помощью ума и такта руководить огромными массами беспокойного и полудикого народа» [13, с. 243]. Полемизируя с А.С. Пушкиным, Мордовцев также высоко оценивает сподвижников Пугачева: «Историческая страница, на которой встречаются имена Екатерины, Румянцева, двух Паниных, Суворова, Бибикова, Михельсона, Вольтера и Державина не должна быть потеряна для потомства не потому только, что на ней встречаются эти имена, которые и без того не будут забыты потомством, а именно потому, что эти страницы вмещают в себя имена Пугачева, Чики, Хлопуши, Иванова, Череватого, Каменского и других вышедших из среды того народа, который в другие исторические этапы является таким великим народом» [13, с. 283]. Неслучайно официальный историк пугачевского восстания Н.Ф. Дубровин в историографическом обзоре литературы о Пугачеве скажет, что главная цель Мордовцева -компрометация русских государственных деятелей второй половины ХУШ в. [15]. Еще более откровенно высказался в этой связи саратовский историк А.Ф. Леопольдов: «Жалкому историку хотелось вымыть черного кобеля до бела, да не удалось» [16].
Интересовали Мордовцева также и другие проявления народной активности. Документы, извлеченные из царицынских канцелярий, позволили ему подготовить очерк о солдате Московского легиона Богомолове, объявившим себя в январе 1772 г. в Царицыне императором Петром III [10, с. 72-93]. К событиям мало изученным и в современной исторической литературе относятся очерки Мордовцева об атамане Иванове и есауле Юдине, об атаманах Кулаге и Заметаеве, о
разбойниках Филиппове и Сучкове. «Разбойники, - говорит он, - нападали на плывущие по Волге суда, разбивали обозы и жгли села, не боясь ни высылок из крепостей, ни войск...» [10, с. 49]. Широко в этих очерках использованы фольклорные материалы. «Архивные дела, - указывал Мордовцев, - не могли в такой полноте нарисовать передо мной картину этой жизни, как она могла сохраниться в памяти народа, и я старался изучить это время в разговорах со стариками». [10, с. 4]. «Для историка, - продолжал исследователь, - дороги эти рассказы, как ни много в них сказочного, неправдоподобного: тут дорог и факт, и колорит, в каком является этот факт в памяти народа» [13, с. 136].
Анализируя события восстания Пугачева, А. С. Пушкин пришел к выводу, что это «русский бунт - бессмысленный и беспощадный». «Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка» [17].
Д. Л. Мордовцев дает принципиально иную оценку восстания и причин, его вызвавших. «Господствовало мнение, - замечает исследователь, - установленное отчасти народным преданием, отчасти исторической монографией Пушкина, и на пугачевщину смотрели исключительно как на произведение яицких смут», а другие авторы, по словам Мордовцева, сводили причины восстания к различным дворцовым интригам и переворотам ХVШ столетия. «И то и другое мнение, - продолжает Мордовцев, - если не вполне ошибочно, то, во всяком случае, не представляет достаточных оснований» [18]. Он попытался доказать, что восстание Пугачева явилось следствием процессов, происшедшим «по неизбежным историческим законам» [13, с. 400]. «Оно, - приходит к выводу исследователь, - было результатом всего строя нашей истории, а не каким-нибудь частным явлением» [18]. Эту же мысль Д.Л. Мордовцев развил в работе «Русские государственные деятели. Пугачев»: «Пугачевщина была не продуктом какой-либо интригующей партии, а естественным продуктом всей России, а плодом ненормального состояния всего государственного строя» [13, с. 7]. Восстание стало «выражением. внутренней силы, таящейся в русском народе» [14].
Формулирует Мордовцев и цели восставших. Массу народа, говорит он, привлекала «таинственная личность, которую называют Пугачевым и которая называет себя царем, сулит им волю со всею прелестью безначального и безпомещичьего распоряжения землею, лугами и лесами, пастбищами, реками и озерами» [13, с. 19]. Именно это и было главным для основной массы восставших. «Не о великом государе, - говорит исследователь, - собственно засела в его (т. е. народа. - В. З.) голову неотвязная дума, а о той воле, которую сумел внушить неведомый странный человек» [13, с. 209].
Поражение восставших Мордовцев связывал не с военными слабостями пугачевских отрядов, не с успехами правительственных войск и их начальников, а с голодом, охватившим районы восстания. «Толпища Пугачева, - замечает он, - могли добивать отряды Михельсона, Мансурова, Муфеля и казацкие пики донцов - пугачевцы сами шли с повинною к начальству, потому что есть было нечего: начался голод. Уж если нужно кого-нибудь назвать усмирителем пугачевщины - так это голод» [13, с. 146].
Попытки народа с оружием изменить свою жизнь прекращаются к середине Х!Х в., что, по мысли Мордовцева, свидетельствовало о неуклонности «поступательного хода человеческих обществ к лучшему» [13, с. 101]. «Если в 80 лет так изменилось Поволжье, -говорит он в этой связи, - то нельзя не иметь глубокого убеждения, что следующие за нами 80 лет сделают то, чего мы и ожидать еще не смеем, как не смели ожидать, конечно, люди, жившие в конце прошлого века, чтоб было теперь то, что мы видим» [13, с. 102].
В разбойничьих шайках в Нижнем Поволжье Мордовцев так же видел проявление стихийной народной активности. «Продолжение всего прошлого столетия история Поволжья, - говорит исследователь, - да и всей юговосточной России представляет странную картину борьбы старого порядка с новым, необузданной воли с администрацией» [19].
Существенным событием, направившим народную энергию в нужное русло, Мордовцев считал реформы 1860-х гг. «Народ, - говорит он, - который при известной жизненной обстановке выделял из себя Пугачевых, Заметаевых, Брагиных, Зубакиных, Богомоловых, Ханиных и всю массу понизовой
вольницы, этот народ через 80 лет выделяет уже из себя представителей земства, которые управляют общественными и весьма сложными делами не хуже тогдашних воевод и комендантов крепостей» [13, с. 105].
Д. Л. Мордовцев принадлежал к той группе историков пореформенного периода (А.П. Щапов, И.П. Прыжов, В.И. Семев-ский), которые, по словам А.П. Щапова, полагали, «что главный факт в истории есть сам народ, дух народный, творящий историю» [20]. Они обратили внимание на историю социальных конфликтов, на гонения на старообрядцев, на пытки и прочие «прелести» тайной канцелярии, стремились, как справедливо заметил Мордовцев, «стать лицом к лицу с народом, войти органически в его жизнь, слиться с ним» [13, с. 96]. Здесь они обнаружили огромный пласт исторического материала, сохранившегося как в письменных источниках, так и в фольклоре. «Народ, - говорит Д.Л. Мордовцев, - почти ничего не помнит из прошедшего нашей родины, но хорошо знает все, что имело отношение непосредственно к нему и к его спокойствию: у него своя история и свои громкие имена». Изучая эту «иную историю». Д.Л. Мордовцев и сумел выявить политические выступления темной народной массы, принимавшие в силу исторических условий своеобразную и даже извращенную форму.
Историко-краеведческие работы Д.Л. Мор-довцева имеют важное значение не только для историографии Саратовского Поволжья. Его постоянное обращение к местным архивам, умение построить историософскую концепцию изучаемых явлений делают его исследования событиями общероссийской исторической науки. Однако некоторые очерки Д.Л. Мордовцева отличаются слабостью и небрежностью научного аппарата. Зачастую историк в большей степени обращался не к документам, а к силе художественного воображения.
1. Кауфман А.Е. Даниил Лукич Мордовцев. Из личных воспоминаний и рассказов // Исторический вестник. 191Q. № 1Q. С. 225.
2. Школьные воспоминания Даниила Мордовцева // Русское слово. 1863. № 2. С. 113-118.
3. ГАСО (Гос. арх. Саратовской области). Ф. 4Q7. Оп. 2. Д. 2Q41. Л. 1.
4. Момот В.С. Даниил Лукич Мордовцев. Ростов н/Д, 1978. С. 47.
5. Хованский Н.Ф. Саратовские губернские ведомости // Саратовский край, исторические очерки, воспоминания, материалы. Саратов, 1893. Вып. 1. С. 283.
6. Пыпин А.Н. Мои заметки // Вестник Европы. 1905. № 2. С. 474-475.
7. Глинский Б.Б. Среди литераторов и ученых. Спб., 1914. С. 111.
8. Костомаров Н.И. Автобиография. М., 1922. С. 221.
9. История СССР. 1979. № 5. С. 194.
10. Мордовцев Д.Л. Самозванцы и понизовая вольница. Спб., 1867. Т. 1-2. С. 3.
11. Отечественные записки. 1869. № 10. С. 433434.
12. Русский вестник. 1870. № 9. С. 342.
13. Мордовцев Д.Л. Политические движения русского народа. Спб., 1871. С. 7.
14. Мордовцев Д.Л. Типы современной понизовой вольницы // Всемирный труд. 1868. № 1. С. 83.
15. Дубровин Н.Ф. Пугачев и его сообщники. Спб., 1884. Т. 3. С. 388.
16. Леопольдов А.Ф. Исторический очерк Саратова и пугачевщины. Саратов, 1874. С. 8.
17. Пушкин А. С. Собрание сочинений: в 10 т. М., 1981. Т. 5. С. 359.
18. Мордовцев Д.Л. Пугачевщина // Вестник Европы. 1866. № 3. С. 301.
19. Мордовцев Д.Л. Понизовая вольница // Русское слово. 1860. № 12. С. 3.
20. ЩаповА.П. Сочинения. Спб., 1908. Т. 3. С. XXXI.
Поступила в редакцию 28.10.2010 г.
UDC 9(470-89+438)
D.L. MORDOVTSEV AND PROBLEM OF NATIONAL MOVEMENTS IN 18th CENTURY IN LOW VOLGA REGION
Vadim Mikhailovich Zakharov, Uryupinsk Branch of Volgograd State University, Uryupinsk, Russia, Candidate of History, Associate Professor, Associate Professor of History and Theory of Social Development Department, e-mail: Ho-per_Zaharov@mail.ru
The article deals with historical problems of the people movements of 18th century in the analysis and estimation of writer and historian D.L. Mordovtsev. The researcher was one of the first in the historical literature that drew his attention to the given problem. He not only made the movements of the people the object of the historical analysis but he expressed his opinion that in spite of numerous negative events they are the peculiar expression of political strivings of the national masses.
Key words: people movement; D.L. Mordovtsev.
