CC BY
20
ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ
А. Г. Бодрова (Санкт-Петербург)
«Что нас толкает в путь?» (интенции путешествий в югославских женских травелогах первой половины XX в.)
В статье исследуются константные мотивировки путешествия (познавательная, образовательная, дидактическая, эскапистская, гедонистическая, завоевательная) в травелогах югославских писательниц на сербском, словенском и немецком языках в контексте европейской культурной традиции. Ключевые слова: путешествие, травелог, Луиза Песьяк, Мари-ца Стрнад, Марица Грегорич-Стапанчич, Мария Кмет, Альма Максимилиана Карлин, Исидора Секулич, Елена Димитриевич, Шарль Бодлер
В заглавии статьи использована строка поэмы Шарля Бодлера «Путешествие» («Le voyage»), переведенной Мариной Цветаевой. Переводчица заменила «путешествие» в заглавии на «Плаванье», под этим названием произведение известно русскоязычному читателю. Привлечение текста французского поэта представляется оправданным, поскольку ему удалось обозначить константы мотивов путешествия, а также основные причины, заставляющие человека отправиться в путь. Похожий прием сопоставительного анализа использовал немецкий литературовед В. С. Киссель - в своей обобщающей статье о русских травелогах первой трети ХХ в. он приводит стихотворение в прозе «Аргонавты» (1904) Андрея Белого и утверждает, что в этом произведении «буквально на нескольких страницах собраны основные мотивы путешествия русского модерна»1.
Шарль Бодлер называет несколько причин. Самая первая - это бегство:
Что нас толкает в путь? Тех - ненависть к отчизне, Тех - скука очага.. .2 (Перевод М. Цветаевой). («Les uns, joyeux de fuir une patrie infâme; D'autres, l'horreur de leurs berceaux.»)3*.
* Дословно: «Одни с радостью бегут с постыдной родины, других гонит ужас домашнего очага».
Мотив «постыдной родины», фигурирующий в оригинале, требует отдельного рассмотрения (см. далее), а мотив ужаса перед своим очагом в случае женского путешествия приобретает гендерное измерение. Ведь женское путешествие имеет особый статус в культуре. В патриархальном обществе женщина является хранительницей очага, ей принадлежит пространство дома, а мужчине же - целый мир (социальная, политическая и др. сферы)4. Конечно, известны случаи нарушения данной парадигмы, однако самостоятельно путешествующие женщины были еще в XIX в., а на Балканах и в начале ХХ в., все-таки исключением из правила.
В данной статье пойдет речь о реальных путешествиях и о посвященном им литературном жанре - травелоге, который имеет свою традицию5. Интенции путешествия могли быть различные: религиозные (странствия по святым местам), дидактические (путешествия в образовательных целях) и т. д.
Предметом рассмотрения в статье являются травелоги югославских писательниц первой половины XX в. (будут упомянуты также феномены конца XIX в.), созданные на сербском, словенском и немецком языках. Данные тексты находятся на периферии литературного поля и, за редким исключением, не относятся к канону. Процесс поиска югославских женских травелогов не лишен сложности, так как многие из них не выходили отдельными изданиями, а публиковались только в журналах. На сегодняшний день удалось найти тексты авторов-словенок, среди которых Луиза Песьяк (Luiza Pesjak, 18281898, хотя это автор XIX в., привлечение ее текстов представляется оправданным), Марица Стрнад (Marica Strnad, 1872-1953), Марица Грегорич-Степанчич (Marica Gregoric Stepancic, 1876-1954), Мария Кмет (Marija Kmet, 1891-1974) и Альма Максимилиана Карлин (Alma Maximiliana Karlin, 1889-1950), и двух сербских писательниц: Исидоры Секулич (Исидора СекулиЙ, 1877-1958) и Елены Димитриевич Делена ДимитрщевиЙ, 1862-1945).
Наиболее известны И. Секулич в Сербии и немецкоязычная писательница А. Карлин в Словении. В последнее время объектом внимания исследователей (Светланы Слапшак6, Магдалены Кох7, Слобо-данки Пекович8 и др.) стало также творчество Елены Димитриевич. Другие авторы-путешественницы являются почти забытыми.
Исидора Секулич родилась в Воеводине, работала, как и все исследуемые писательницы (кроме Песьяк и Димитриевич), учительницей, что было знамением времени. Секулич была знатоком многих европейских литератур, переводила с английского, немецкого,
русского и других (Р. У. Эмерсона, Э. A. По, O. Уайльда, И. В. Гете, Г. Келлера, Ф. М. Достоевского и др.). Она первая сербская женщина-академик, первая женщина, возглавившая Союз писателей Сербии, создательница и почетный председатель Сербского Пен-клуба. Ей принадлежат не только художественные произведения, но и многочисленные эссе, а также критические статьи. Секулич считала, что для расширения кругозора человеку необходимо много путешествовать. Когда ей было девять лет, она посетила Стамбул. Позднее побывала во Франции, Германии, Англии, Скандинавии, Африке, Алжире, Малой Азии (в Бурсе и некоторых других городах).
В 1913 г., когда Сербия была на пике национального подъема, вызванного Балканскими войнами, Секулич отправляется в путешествие по Норвегии, а в 1914 г. издает произведение «Письма из Норвегии»9, которое считается одним из лучших образцов травелога в сербской литературе.
Творчество немецкоязычной писательницы Альмы Максимилианы Карлин, родившейся в г. Целье, довольно сложно соотнести с той или иной национальной литературой в силу гибридности его культурного контекста10. Словенка по происхождению, она родилась в Австро-Венгрии, впоследствии являлась гражданкой Югославии, писала по-немецки. Карлин, владея многими иностранными языками, зарабатывала себе на жизнь уроками и переводами, а также многочисленными публикациями. Осенью 1919 г. писательница отправляется в путь. За время восьмилетнего путешествия она побывала в Перу, Панаме, Гондурасе, Коста-Рике, Мексике, Сан-Франциско, на Гавайях, в Японии, Китае, Корее, Австралии, Новой Зеландии, на Фиджи, Новой Каледонии, Каролингских островах, Новой Гвинее, в Индонезии, Таиланде, Бирме, Индии и других странах. Она путешествовала без сопровождения и сама финансировала свои поездки. В 1929 г. в немецком издательстве Вильгельма Кёлера выходит первая часть травелога под названием «Одинокое путешествие» («Einsame Weltreise»), в 1930 г. - вторая часть «Под чарами Южного моря» («Im Banne der Südsee»). Оба произведения имеют подзаголовок: «Трагедия одной женщины» («Die Tragödie einer Frau»). Тираж был быстро распродан, и книги переизданы.
Писательница и поэтесса Елена Димитриевич11 родилась в княжестве Сербия, впоследствии оказалась гражданкой Королевства сербов, хорватов и словенцев (позднее Югославии). Принимала активное участие в работе сербских женских организаций. В творчестве Димитриевич травелоги широко представлены: «Письма из
Салоник» («Писма из Солуна», 1916), «Письма из Индии» («Писма из Инд^е», 1928), «Семь морей и три океана» («Седам мора и три океана», 1940), «Новый свет или год в Америке» («Нови свет или у Америци годину дана», 1934) и др.
Интересен тот факт, что ни один текст исследуемых писательниц не переведен на русский язык. Исключением является роман Ди-митриевич «Нове» (1912), вышедший на русском языке в 1928 г. под названием «Новые женщины» в переводе Б. И. Ярхо12.
О словеноязычных женщинах-путешественницах известно меньше.
Луиза Песьяк, самая старшая из всех вышеупомянутых авторов, родилась в Любляне в семье известного адвоката, была знакома со многими словенскими интеллектуалами и писателями своего времени. Писала стихи и прозу на немецком и на словенском, занималась переводами.
Поэтесса и писательница Марица Стрнад родилась в Штирии в семье нотариуса. Публиковала не только стихи, но и полемические статьи, посвященные положению женщин, в частности учительниц. В 1899 г. ее жизнь резко изменилась - она познакомилась с капелланом Алойзием Цизерлем, и они сбежали в Россию, где оба перешли в православие и женились. Однако их брак оказался непрочным. Муж Марицы уехал из России в 1905, а Марица лишь в 1920 г.
Писательница, поэтесса, переводчица Марица Грегорих-Степанчич родилась в крестьянской семье, недалеко от Триеста. Долгое время работала учительницей, пока не вышла замуж, после чего ей пришлось оставить любимую работу. «Учительская профессия, по ее мнению, была несовместима с семейной жизнью женщины и материнством»13, - пишет Марта Вергинелла в статье о Грего-рич. Однако всю свою творческую энергию Марица переключила на общественную, издательскую и публицистическую деятельность -была редактором ежемесячного издания «Ядранка». Грегорич путешествовала по Европе, Северной Африке и Малайзии.
Писательницу Марию Кмет литературовед К. Михурко-Пониж характеризует как «автора депрессивной прозы, писательницу, находившую утешение в религии и умолкнувшую из-за строгой кри-тики»14. Будучи студенткой педагогического училища, она три раза посетила Боснию, Ассизи и Рим.
Таким образом, всех этих женщин (кроме Песьяк и Димитри-евич) объединяла учительская профессия. Их семейное положение было различным. Секулич, Димитриевич, Песьяк, Стрнад и Грего-рич-Степанчич были замужем, Кмет и Карлин - нет.
По числу написанных травелогов и по количеству увиденных стран в некоторой степени сопоставимы Альма Карлин и Елена Ди-митриевич. Травелог Секулич обладает особым статусом, поскольку только этот текст, в отличие от других исследуемых произведений, вошел в канон национальной литературы. Произведения остальных авторов значительно скромнее по объему. И совершенные ими путешествия были не такими масштабными (по времени и расстояниям), многие можно назвать короткой поездкой.
Луиза Песьяк написала текст «В Дрездене» («V БгаЫапШ», 1877) и «Путевые воспоминания» («РороШе 8роште», 1884), во втором сочинении она рассказывает о поездке по Северной Италии и Швейцарии (озера Комо, Маджоре и т. д.). Марица Стрнад в 1898 г. в газете «Словенски народ» опубликовала травелог «В тумане» («V ше§Н. Ро-1ор1Б») о поездке на корабле из Триеста в Венецию. В 1899 г. она публикует там же «Письмо из России. Воспоминания о путешествии» («Р1зшо iz Я^уе. БрошШ 8 ро!оуагуа»), а в 1900 г. «О всяком разном из России» («Магак^ iz Яшуе»). Марица Грегорич-Степанчич писала о Скандинавии: «Путешествие по Скандинавии» («Izprehod ро Бка^таууЬ, 1922, опубликовано в журнале «Ядранка») и другие мелкие путевые заметки. Также ей принадлежит произведение «Поездка по Балканам» («Ые1 ро Ва1капи», 1912, «Наша бодочност»). Мария Кмет написала единственный травелог «Из Боснии» («к Во8пе», 1914, «Люблянски звон»).
Существенным вопросом является, с кем путешествовали эти писательницы. Ведь для женщины еще в начале ХХ в. было нетипично путешествовать без сопровождения. Елена Димитриевич путешествовала с мужем, а после его смерти одна. Исидора Секулич путешествовала по Норвегии одна. Луиза Песьяк ездила с дочерью в Дрезден и вместе с другой спутницей по Италии. Марица Стрнад из Триеста в Венецию плывет на корабле вместе с подругой и ее мужем. Интересно, что «Письмо из России» написано от первого лица единственного числа мужского рода и никакие спутники не указаны (хотя известно, что Стрнад бежала в Россию с капелланом). Мария Кмет и Альма Карлин путешествовали в одиночестве. Марица Гре-горич-Степанчич по Скандинавии ездит одна, а по Балканам путешествует в группе представителей спортивного общества «Сокол».
Одной из проблем исследования травелога является интенция путешествия. Какие цели преследовали женщины-путешественницы?
Целью путешествия Луизы Песьяк можно обозначить знакомство с красотами мира. Луиза Песьяк восторженно описывает как
культурные памятники, так и природные достопримечательности, иногда ее внимание сосредотачивается на людях, встретившихся на пути. Она успевает бросить на спутников «беглый взгляд»15, не имея возможности предаваться длительным размышлениям о них - ведь цель ее поездки - успеть насладиться красотой мира. Например, на протяжении всего пути ей и ее спутнице несколько раз встречается одна пара: «Дама очень молодая, живая, в самом расцвете своей красоты, господин нестарый, но бледный и худой, постоянно молчит и непрестанно кашляет. Он бедняжка! - подумали мы, но она тоже -бедняжка, она, может, еще больше. Но мы не успели предаться долгим размышлениям и сожалению, ведь все, что природа и искусство представили нашему взору, так пьянило, что нам только и оставалось, что смотреть и смотреть»16. Путевые воспоминания Песьяк изобилуют восторженными описаниями увиденных красот: «Быстро пролетели два часа до Комо, поднимающегося между зелеными горами на юго-западной стороне озера. Больше, чем когда бы то ни было, меня охватила такая неописуемая радость, которую я испытываю всегда, когда говорят: путешествуй по свету! И ведь стоило - о, радость! -
17
познакомиться с такими долгожданными чудесами природными»17. Так Песьяк, горячая поклонница словенского поэта-романтика Ф. Прешерна, делает акцент на красоте мира, что во многом встраивает ее текст в парадигму романтизма, для которого категория красоты была необычайно важной, также эмоции, чувства ценились не меньше, если не больше, чем рациональное познание.
Альма Карлин, напротив, познание и овладение пространством, информацией, знаниями ценила превыше всего. Целью своего путешествия Карлин считает освоение новых стран и изучение их обычаев. Вот как она описывает свое состояние после того, как она впервые очутилась в тропиках: «Я вернулась домой смертельно усталая и все-таки чрезвычайно довольная. Я приняла первое тропическое посвящение. Наверно, так чувствовал себя Колумб, когда ему, совсем близко от Барбадоса, открылся новый мир. Я не сожалела ни об одной жертве. Учиться хотела я, писать, рисовать, любым способом сообщить другим об испытанном чуде»18. Количество посещенных Карлин стран обескураживает. Идея освоения пространства становится почти навязчивой - несмотря ни на что, Альма Карлин не могла не продолжать свой путь. Данное стремление связано с ее сознательной интенциональной линией самоидентификации как первооткрывателя. Карлин постоянно сравнивала себя с Колумбом. Дими-триевич тоже имплицитно упоминает Колумба: «Я уезжаю из Генуи,
родного города того, что открыл Новый свет», - пишет она в «Семи
19
морях и трех океанах»19.
В поэме Бодлера имя Колумба не называется, но подразумевается, его слава как первооткрывателя иронически окрашена определениями: «пьяный матрос, выдумщик Америк» («Ce matelot ivrogne, inventeur d'Amériques»20. У Цветаевой мотив опьянения опущен, «пьяного матроса» она заменила «безвинным лгуном»21).
В травелогах Карлин возникает тема славы. Так, она нередко, иногда с иронией, сравнивает себя с Колумбом: «.. .я заболела коварным недугом, называемым "опухшей головой", проявляла признаки мании величия, видела себя современным Колумбом, открывающим новый мир, и начала готовиться к завоевательной поездке»22. Далее она пишет: «Я стояла на пороге моего триумфального колумбовско-го будущего»23. Уже в начале пути она мечтает о своем могуществе и славе: «Через три года я хотела вернуться домой, увенчанная мудростью и славой.»24 В травелоге присутствует эпизод, в котором путешественница радуется, когда узнает, что вышел ее роман; Карлин не скрывает, что ей приятно внимание журналистов. При этом в тексте Карлин чувствуется самоирония, поскольку ее мечты о славе потребовали от нее много жертв, писательница столкнулась с многочисленными препятствиями (от испытаний голодом, жарой, безденежьем до угрозы жизни - ей чудом удалось спастись от людоедов на Новой Гвинее). В поэме Бодлера также появляется мотив славы, однако жаждущие ее путешественники натыкаются на препятствие, на риф: «"Amour. gloire. bonheur!" Enfer! c'est un écueil!»25 («"Любовь. слава. счастье!" Дьявол! Это риф!». Ср. у Цветаевой: «Крик вахтенного: - Рай! Любовь! Блаженство! - Риф!»26). Примечательно, что ни одна из писательниц не пишет о поисках любви и счастья, которые фигурируют в поэме Бодлера.
Карлин готова преодолевать препятствия, с которыми она сталкивалась вдали от цивилизации. Для ее травелогов характерен типично колониальный взгляд на посещаемые страны. Как и другие писатели, создатели колониального дискурса, Карлин изучает традиции местных жителей, собирает этнографический материал. Еще в предисловии она называет свое путешествие учебным. Неслучайно в свете колониальных теорий знание тесно связано с освоением.
Марица Грегорич-Степанчич, путешествуя по Скандинавии, тоже мечтает о превосходстве - она хочет быть первой словенкой, оказавшейся за Полярным кругом. До нее, по словам Грегорич, там уже побывал первый словенец, некий доктор Книфиц: «Я смирилась
с мыслью, что я буду первой словенкой, ступившей на северный мыс, как я стала первой, переступившей несколькими днями ранее границу Полярного круга»27.
Марицу Стрнад заставили отправиться в путешествие, как уже было сказано, обстоятельства личной жизни. Однако в «Письме из России» повествователь под псевдонимом Карандаш с иронией представляет себя в роли миссионера, достойного восхищения: «.. .Ох ты, варварская Россия! [.] Восторгайтесь мной как миссионером, продирающимся с крестом в руке - к дикарям! Ха-ха-ха.»28
У Димитриевич совмещается несколько целей. Она тоже путешествует в учебных целях: «В дороге человек учится»29, - пишет она. Также она хочет удостовериться в прочитанном, соотнести полученные знания с реальностью: «Но я еду, чтобы найти не какой-то другой Новый свет, а чтобы отыскать Старый, чтобы увидеть Восток, который всегда меня волновал. Чтобы увидеть Египет!.. Ох! Я увижу Египет, и тот из Истории, и тот из Библии! Особенно тот из Библии»30. Стремление увидеть своими глазами некую страну связано здесь с желанием удостовериться в полученной ранее из книг информации. В травелогах Димитриевич присутствует также интенция увидеть солнце, а также мотивы бегства и бездумного стремления: «Я все еще живу будто в каком-то трансе и действую будто по указаниям какого-то невидимого существа. Я еще бегу от катастрофы, мне угрожавшей, и не верю, что мне удалось сбежать от несчастья, чуть было меня не постигшего. И по указу смертных людей, которые для меня бессмертные боги, я брожу в поисках Зрения, Света, Солнца. Я еще бегу по белу свету, чтобы на него наглядеться. [.] Мне показалось мало солнца в солнечной Испании, в ее Андалузии, горящей на солнце, и вот я еду в Египет искать египетское солнце.»31 В конце отрывка повествовательница иронизирует над собой. Димитриевич, безусловно, едет в поисках визуальных впечатлений, что роднит ее тексты с сочинениями других путешественниц. Однако здесь присутствует мотив транса, невладения собой. Можно говорить о стремлении раствориться в солнце, о «потере самого себя»32. Путешественница Димитриевич признается в неутолимой жажде странствий, сопоставимой, по ее мнению, даже с азартными играми: «Нет, это не приключение, эта жажда путешествий, которую не могли утолить ни болезнь, ни годы»33. В другом месте она пишет: «И чем больше я вкушала этого напитка, тем большую жажду испыты-вала»34. Писательница признается: «Путешествие - как опиум, табак и алкоголь. Даже как игральные кости!»35.
Примечательно, что мотив опьянения, опиума мы находим и в поэме Бодлера:
Et se réfugiant dans l'opium immense!36.
(в переводе Цветаевой:
«И в опия морей нырнувших без раздумья»37).
Мотив опьянения, растворения в путешествии, в красоте присутствует и у Луизы Песьяк: «Я была опьянена от чуда и блаженства»38. «От радости я временами себя не узнавала, и сколько раз я прикладывала руку ко лбу, чтобы удостовериться, что это я, то счастливейшее существо, которому дано увидеть красоты мироздания»39. Димитриевич тоже не может поверить, что ее мечты наконец осуществятся: «И вот завтра я отправляюсь в Египет! Сон, один из прекраснейших моих снов, завтра станет явью. Но нет! Мне кажется, что это будет опять только сон, навсегда останется сном, желанием, которое никогда не исполнится»40.
Несомненно, основной «движущей силой» для многих путешественниц было любопытство*, стремление приобрести свой собственный опыт и удостовериться в полученной ранее информации. Так, Димитриевич, чья биография была связана с Турцией и турецкими гаремами (еще в юности, живя в южной Сербии, она познакомилась с жизнью местных гаремов, чему посвятила книгу «Письма из Ниша о гаремах» - «Писма из Ниша о харемима», 1897), в травелоге «Письма из Салоник» признается, что ее потрясла почерпнутая из газеты информация о Младотурецкой революции 1908 г. В заметке было написано, что турчанки с непокрытыми головами вышли на улицы. Сербскую писательницу это настолько взволновало, что она поменяла планы: «Хотела ехать в Европу, но передумала, более сильная любовь к Востоку победила»41. Большая часть данного травелога посвящена женскому вопросу в Турции. По словам Димитриевич, она спонтанно поменяла планы, изменила маршрут. Женским капризом писательница называет свое путешествие в другой книге: «В этот монент мне это кажется женским капризом: что хочу - сделаю, любой ценой.»42
Поездку Секулич на север, в Норвегию, с одной стороны, можно связать с распространенным тогда увлечением севером, скандинав-
* И этот мотив мы находим у Бодлера: «Любопытство нас мучит и нас гонит» («La Curiosité nous tourmente et nous roule». P. 109). В своем переводе Цветаева заменила «любопытство» на «лихорадку».
ской культурой43, а с другой стороны, север оказывался во многом созвучен ее индивидуальным особенностям, например, склонности к аскетическому образу жизни:
Ты спросишь меня, тяжело ли мне в стране камня, льда и бедных людей? Ты спросишь меня, почему я опять на севере, если есть места, где, когда ступаешь по цветам, из них вытекает нектар, и где солнце может скалу опалить и человеку светит прямо в сердце!
Почему!
Потому что я люблю тяготы и анафему! Я люблю, когда надо вставать на дыбы в погоне за каждой крошечкой жизни. Я люблю того, кто камень вспахивает, а все же у него есть хлеб44.
Секулич признается в любви к северу, который она противопоставляет югу, а Димитриевич - к Востоку: «У меня две любви, одна к Востоку, другая - к Западу; и перевесила, победила первая, та, что овладела моим существом в ранней молодости.»45 «Я вспоминаю, как мы, одна из вас и я, сидели в моей теплой комнатке в белградской крепости - где служил мой муж - и читали о Египте, в то время как за окном бесновался ветер и из снега наметал сугробы. Как мы тогда восторгались сфинксами, пирамидами и солнцем!»46 В данном отрывке, как и в предыдущем фрагменте из текста Секулич, присутствует антитеза «солнце, тепло, плодородная земля - сугробы, ветер, холод, скудная природа».
Димитриевич стремилась к солнцу, Секулич - ко льдам, их предпочтения довольно разные. Интересно, что Бодлер в одной строке объединил лед и солнце:
Pour n'être pas changés en bêtes, ils s'enivrent D'espace et de lumière et de cieux embrasés; La glace qui les mord, les soleils qui les cuivrent47. В Цирцеиных садах дабы не стать скотами, Плывут, плывут, плывут в оцепененьи чувств, Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя48.
Многие из исследуемых югославских писательниц-путешественниц преследовали, помимо прочих, дидактические цели. Они стремились не только расширить свой кругозор, но и поделиться знаниями или впечатлениями с читателями. Почти у каждой есть призыв к путешествию: вокруг света, в Скандинавию, в Россию,
в Боснию и т. д. Так, Грегорич, говоря о своем опыте, призывает и остальных последовать ее примеру: «Путешествие по Скандинавии привлекательно не только для тех, кто путешествует ради забавы, но для занимающегося естественными науками, и точно так же для каждого, кто хочет познакомиться со страной и ее экономическими и социальными особенностями. Поэтому я советую каждому, кому позволяют условия жизни, - как только он познакомится со всем самым прекрасным и величественным, чем обладает наша родина, отправиться в путешествие по Скандинавии. Он никогда не пожалеет о такой поездке!»49
У Карлин, кроме прочего, присутствует стремление предостеречь женщин, решивших вдруг отправиться в путешествие, она неслучайно очень часто пишет о трудностях в пути, подстерегающих особенно женщин. Во многом то, что она преодолевает такие сложности, повышает ее статус. Получение уникального опыта делает и ее уникальной. Таким образом, в ее тексте присутствует интенция презентации себя как отважной путешественницы.
Секулич также преследует дидактические цели, для нее Скандинавия - это образец для подражания. Неслучайно она сравнивает Сербию и Норвегию. Хотя некоторые современники упрекали ее, что она покинула Сербию в разгар Балканской войны, но в предисловии ко второму изданию она обосновывает свой поступок50.
В некоторых из рассматриваемых травелогов присутствует мотив путешествия как бегства. О нем пишет Димитриевич в начале «Семи морей». Привлекая для интерпретации биографические сведения, можно связать данный мотив с пережитым писательницей горем - смертью в 1915 г. во время Первой мировой войны ее мужа. Можно предположить, что она спасалась в путешествии от горя утраты.
У Карлин этот мотив также соотносится с биографической ситуацией - сложные отношения с матерью заставляют ее рано покинуть родной дом и все больше и больше от него удаляться. После распада Австро-Венгрии Карлин считает себя человеком без родины. Возможно, именно эта «неукорененность» гонит ее в путь. В своих воспоминаниях, изданных в переводе на словенский под названием «Одна», она передает свой диалог с матерью. На вопрос, почему она уезжает, Альма отвечает, что она не хочет ехать, но она должна так поступить, что-то внутри гонит ее в путь51.
Сербскую писательницу Секулич, как уже говорилось выше, даже упрекали в бегстве - она покинула родину в трудный момент.
Однако именно на севере Секулич приобретает уникальный опыт, которым она делится с читателем. Текст писательницы, предпочитающей свету южного солнца лунный свет, содержит фантастические картины севера, непривычные для жителей юга: «Все было хорошо
52
видно от звезд и от трех лун, и от снега.»52
«Сейчас он (месяц. - А. Б.) скроется. А с его заходом погаснут звезды и снега и воды. Придет мрачный день за светлой ночью, а мы будем смотреть друг на друга странными взглядами и говорить друг другу непонятные слова»53.
Именно этим отрывком заканчивается травелог Секулич. Финал, как известно, относится к так называемым «сильным местам» текста. Полученные впечатления оказывают на путешественников настолько мощное воздействие, что их невозможно передать «понятным» языком. В данном случае можно говорить о стремлении получить довербальный опыт, погружающий человека в сферу, находящуюся по ту сторону языка.
Отправившись в путешествие, писательницы получают уникальный опыт, впечатления, открывают для себя новые пространства, что неизбежно оказывает влияние на самих путешественниц. Посредством знакомства с «другим» (с другими странами и народами) формируется самовосприятие. В данном случае правомерно говорить об изменениях в социуме статуса женщины, покидающей привычную среду обитания, - путешествие символизирует переход границы, обретение свободы, стимулирует к поиску своей новой идентичности. Например, Луиза Пе-сьяк пишет о свободе: «Мы надышались драгоценного воздуха свободы»54. Женский вопрос, тема свободы женщин нередко фигурирует в данных травелогах и требует отдельного исследования.
Путешественницы преследовали разные цели, иногда сходные, иногда нет. Однако, как известно, путешествие может не иметь цели. Мотив бесцельного странствия мы находим у Бодлера:
Mais les vrais voyageurs sont ceux-là seuls qui partent Pour partir; cœurs légers, semblables aux ballons, De leur fatalité jamais ils ne s'écartent, Et, sans savoir pourquoi, disent toujours: Allons!55.
Но истые пловцы - те, что плывут без цели: Плывущие - чтоб плыть! Глотатели широт, Что каждую зарю справляют новоселье И даже в смертный час еще твердят: вперед!56
Мотив Вечного Жида, с которым сравниваются путешественники, появляется в поэме Бодлера: «Comme le Juif errant», «Оно как Вечный Жид» (перевод Цветаевой). К мотиву «le Juif errant» (именно на французском языке) Димитриевич обращается в травелоге «Семь морей» - по ее словам, так называла ее одна из адресаток57. Иногда в текстах Карлин появляется мотив путешествия как самоцели. Когда она отправлялась в путь, она собиралась в первую очередь посетить Японию, но обстоятельства сложились так, что Карлин отправилась в Южную Америку. Главным для нее становится продолжение пути. Бывало, во время путешествия ей очень не хотелось покидать понравившуюся страну. Например, покидая Пекин, она пишет о горечи расставания с новыми китайскими друзьями, но при этом «что-то ее постоянно гнало дальше»58.
Бесспорно, в поэме Бодлера путешествие может быть интерпретировано как весь жизненный путь, который в конечном итоге приведет к смерти. Именно в смерти человек, находящийся в погоне за неизвестным, получает то новое, к чему стремится всю жизнь.
Plonger au fond du gouffre, Enfer ou Ciel, qu'importe?
Au fond de l'Inconnu pour trouver du nouveau!59
На дно твое нырнуть - Ад или Рай - едино! -
В неведомого глубь - чтоб новое обресть!60 (перевод Цветаевой).
Для некоторых из исследуемых авторов путешествие стало проектом всей жизни. Особенно ярко связь автобиографии и путешествия проявляется в текстах Карлин - темы многих своих текстов она черпала в поездках. Так и Димитриевич написала не только различные травелоги, но и произведения по мотивам своих путешествий, она размышляет о смерти, старости. Димитриевич, пережившая Первую мировую войну, потеряв мужа, не боится смерти на чужбине, не опасается, что смерть застанет ее в пути, ей совсем не страшно покидать родной дом. «[...] неважно, где будет моя могила - в Индии, в Китае, Японии или на каком-то острове Тихого океана - когда могилы лучших наших сыновей рассеяны по белу свету»61, - пишет Ди-митриевич в травелоге «Семь морей и три океана». На момент этой поездки в 1926 г. ее можно назвать опытной путешественницей (ей 64 года). Писательница признается, что со временем она изменилась, что стала бесстрашной: «И вот, бывшая трусиха могла бы встать в ряд легендарных героев своей нации!»62 Ей не страшна ни смерть, ни потеря репутации из-за того, что она путешествует без сопровождения: «Прошли времена, когда женщины не путешествовали одни»63.
Рассуждая о смерти, вновь повторяя, что нет никакой разницы, где будет ее могила - «в Европе, Азии или Африке»64, так как земля везде одна, Димитриевич проводит параллель между смертью и путешествием: «А если бы пришла (смерть. - А. Б.) по моей воле, это совсем другое дело. Если бы я сказала "я хочу умереть", для меня это было бы тем же самым, как если бы я сказала: "я хочу путешествовать"»65.
Рассмотрение некоторых интенций путешествия в травелогах югославских писательниц делает очевидной необходимость более комплексного изучения не только самого жанра травелога, но и феномена путешествия, рефлексия о котором в изобилии содержится в исследуемых текстах. Иногда сложно провести четкую границу между интенциями травелога как жанра и интенциями путешествия как культурной практики, являющейся многоуровневым феноменом, имеющей разнообразные наполнения (от путешествия-познания, путешествия-завоевания, путешествия в «другие» новые миры до метафоры жизни - пути, приводящего к смерти).
При всем смысловом разнообразии феномена путешествия в нем можно обнаружить некоторые константы в разных национальных традициях. Анализируемые травелоги были созданы писательницами, принадлежавшими к разным культурным традициям, писавшими на разных языках, хотя волею исторических судеб ставшими гражданками одного государственного объединения - Югославия. Их понимание феномена путешествия удивительным образом совпадает с видением французского поэта Бодлера, поэма которого была переведена русской поэтессой Цветаевой, во многом переосмыслившей текст французского оригинала и внесшей в поэтическую картину путешествия иные смыслы; впрочем, сопоставление поэмы Бодлера и перевода Цветаевой представляет собой отдельную исследовательскую задачу. Что касается данного анализа, можно сделать следующие выводы: в травелогах югославских писательниц присутствуют такие константы мотивировки путешествия, как познавательная, образовательная, дидактическая, эскапистская, гедонистическая (у всех авторов), завоевательная (у Карлин, Стрнад, Грегорич-Степанчич). Ряд травелогов содержит представление о путешествии ради самого путешествия, о бесцельных странствиях (Димитриевич, Карлин). Также в сочинениях некоторых писательниц можно обнаружить метафору путешествия как жизненного пути, ведущего к смерти (Карлин, Димитриевич). Эти же константы содержит и поэма Бодлера «Путешествие». Данный факт поддается осмыслению в рамках общности европейской культурной традиции второй половины XIX - первой половины ХХ в.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Киссель В. С. Путешествие на солнце без возврата: к вопросу о модернизме в русских травелогах первой трети ХХ в. // Беглые взгляды. Новое прочтение русских травелогов первой трети ХХ века. М., 2010. С. 10.
2 БодлерШ. Цветы зла: Стихотворения. М.; Харьков, 2003. С. 183.
3 Baudelaire Ch. Les Fleurs du mal. La Fleche, 1996.
4 Habinger G. Frauen reisen in die Fremde. Diskurse und Repräsentationen von reisenden Europäerinnen im 19. und beginnenden 20. Jahrhundert. Wien, 2006. S. 43.
5 Обзор литературы на данную тему см. в работе: Пономарев Е. Р. Типология советского путешествия: «Путешествие на Запад» в русской литературе 1920-1930-х годов. Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2014.
6 Слапшак С. Хареми, номади: Jелена ДимитрщевиЬ // «ПроФе-мина». Београд. 15-16, ]есен-зима 1998. С. 137-149.
7 Koch M. Гендер дискурс у акцщ и. Наратолошке трансгресщ е код списателица на почетку двадесетог века. Случай Jелена ДимитрщевиЬ // Научни састанак слависта у Вукове дане (40; 2010; Београд). Београд, 2011. С. 255-268.
8 Пековик С. Jеленина писма // ДимитрщевиЬ J. Писма из Ниша о Харемима. Београд; Гораи Милановац, 1986. С. I-XV
9 Бодрова А. Г. «Письма из Норвегии» Исидоры Секулич // Славяне в неславянских странах. СПб., 2011. Вып. 2. С. 39-46.
10 Бодрова А. Г. Между славянским и германским: проблема национальной идентичности в биографии и творчестве Альмы Карлин // Бодрова А. Г., Бразговская Е. Е., Князькова В. С., Котова М. Ю., Раина О. В. Сегменты идентичности в творчестве зарубежных славянских писателей / Отв. ред. М. Ю. Котова СПб., 2014. С. 49-64.
11 Биографию и краткий обзор творчества Димитриевич см. в работе: Ст]ел>а А. Jелена J. ДимитрщевиЬ - трагом прве признате српске каижевнице // Каижевна исторща. 147. Београд, 2012. С. 341-354.
12 Димитриевич Е. Новые женщины. М., 1928. 293 с.
13 Verginella M. Marica Gregoric StepanciC // Pozabljena polovica. Portreti zensk 19. in 20. stoletja na Slovenskem. Ljubljana, 2012. S. 140 -141.
14 Mihurko Poniz K. Marija Kmet // Pozabljena polovica. Portreti zensk 19. in 20. stoletja na Slovenskem. Ljubljana, 2012. S. 243.
15 О беглости восприятия увиденного и теме бегства см., например, в статье: Гроб Т. Писатель в бегах: путешествие Антона Чехова на остров Сахалин и на окраину литературы // Беглые взгляды. Новое прочтение русских травелогов первой трети ХХ века. М., 2010. С. 38.
16 Pesjak L. Popotni spomini // Ljubljanski zvon. 1884. St. 7. S. 417.
17 Ibid. S. 416.
18 Karlin A. Einsame Weltreise. Minden in Westfalen-Berlin-Leipzig. 1930. S. 39.
19 Димитри]евик J. Седам мора и три океана. Путем око света. Београд, 1940. С. 11.
20 Baudelaire Ch. Les Fleurs... P. 110.
21 Бодлер Ш. Цветы. С. 184.
22 Karlin A. Einsame. S. 11.
23 Ibid. S. 11.
24 Ibid. S. 22.
25 Baudelaire Ch. Les Fleurs. P. 109.
26 Бодлер Ш. Цветы. С. 184.
27 Gregoric StepancicM. Izprehod po Skandinavji // Jadranka. 1922. St. 7. S. 76.
28 Strnad M. Pismo iz Rusije. Spomini s potovanja // Slovenski narod. 1899. St. 268. S. 1.
29 Димитри]евик J. Седам. С. 13.
30 Ibid. С. 11-12.
31 Ibid. С. 9.
32 Киссель В. С. Путешествие. С. 14.
33 Димитри]евик J. Седам. С. 11.
34 Ibid. С. 18.
35 Ibid.
36 Baudelaire Ch. Les Fleurs. P. 112.
37 Бодлер Ш. Цветы. C. 187.
38 Pesjak L. Popotni spomini // Ljubljanski zvon. 1884. St. 10. S. 616.
39 Ibid. St. 9. S. 548.
40 Димитри]евик J. Седам. С. 11.
41 Димитри]евик J. Писма из Солуна. Сара]ево, 1916. С. 6.
42 Димитри]евик J. Седам. С. 11.
43 Бодрова А. Г. Миф о севере в творчестве Исидоры Секулич // Serbian Studies Research. 2011. Novi Sad. Vol. 2. № 1. P. 143-152.
44 Секулик И. Проза. Српска каижевност у сто каига. Нови Сад; Београд, 1971. Ка. 73. С. 87.
45 Димитри]евик J. Писма. С. 6.
46 Ibid.
47 Baudelaire Ch. Les Fleurs. P. 109.
48 Бодлер Ш. Цветы. C. 183.
49 Gregoric Stepancic M. Izprehod po Skandinaviji // Jadranka. 1922. St. 12. S. 143.
50 Бодрова А. Г. «Письма из Норвегии». С. 39-46.
51 Karlin A. M. Sama: iz otrostva in mladosti. Celje, 2010. S. 307.
52 Секулик И. Проза. С. 240.
53 Ibid. С. 241.
54 Pesjak L. Popotni spomini // Ljubljanski zvon. 1884. St. 9. S. 551.
55 Baudelaire Ch. Les Fleurs. P. 109.
56 Бодлер Ш. Цветы. C. 183.
57 Дцмитрц]евик J. Седам. С. 11.
58 Karlin A. Einsame. S. 250.
59 Baudelaire Ch. Les Fleurs. P. 113.
60 Бодлер Ш. Цветы. С. 188.
61 Дцмитрц]евик J. Седам. С. 13.
62 Ibid.
63 Ibid. С. 15.
64 Ibid. С. 16.
65 Ibid. С. 16-17.
A. G. Bodrova
«What gives us the desire to travel?»: the intentions to travel in Yugoslav women travelogues of the first half of the 20th century
The article shows constant motivation of the travel (comprehensive, educational, didactic, escapist, hedonistic, conquering) in the travelogues of Yugoslav female writers in Serbian, Slovene and German in the European cultural context.
Key words: travel, travelogue, Luiza Pesjak, Marica Strnad, Marica Gregoric-Stapancic, Maria Kmet, Alma Maximiliana Karlin, Isidora Sekulic, Jelena Dimitrijevic, Charles Baudelaire
