CC BY
279
УДК 81’42; 801.7 ББК 81.2
Мещерякова Ольга Александровна
кандидат филологических наук, доцент г. Елец
Meshcheryakova Olga Alexandrovna
Candidate of Philology,
А88ое1а1е Professor Yelets Бунин-переводчик Bunin as a Translator
И.А. Бунин хорошо известен читателям как переводчик. В статье рассматриваются особенности сделанного им художественного перевода стихотворения Лонгфелло «Псалом жизни». Различие социокультурного опыта автора оригинала и переводчика определяет новые акценты переводного текста. Это позволяет исследовать специфику существования и проявления такого аспекта дискурса, который обусловлен экстралингвистическими факторами.
I.A. Bunin is well-known as а translator to the readers. The article focuses on the distinctive features of Bunin’s literal translation of the poem “A Psalm of Life” by Longfellow. Different socio-cultural experience of the author and the translator defines new accents in the translated text. This allows to study the existence and expression specificity of the aspect of discourse that is subject to extralinguistic factors.
Ключевые слова: И.А. Бунин, дискурс, социокультурный аспект дискурса, художественный перевод, литературная коммуникация.
Key words: I. А. Bunin, discourse, socio-cultural aspect of discourse, literary translation, literary communication.
В русской культуре имя Генри Водсворта Лонгфелло (англ. Henry
Wadsworth Longfellow) неразрывно связано с Иваном Алексеевичем Буниным: ведь именно им была переведена в 1896-1903 годах поэма Лонгфелло "Песнь о Гайавате" ("The Song of Hiawatha"), которая до сих пор печатается по этому изданию, а сам перевод считается лучшим и непревзойденным - не случайно за него Бунин был удостоен Пушкинской премии Российской Академии наук.
Однако между американским и русским авторами существует еще не одно связующее звено, в том числе и стихотворение «Псалом жизни», переведенное и опубликованное И.Буниным в 1901 году в журнале «Полевые цветы».
Причем, на наш взгляд, подходы Бунина-переводчика к этим двум произведениям, различаются.
При работе над "Песней о Гайавате" Бунин открыто провозглашает принцип близости к подлиннику: «Я всюду старался держаться возможно ближе к
подлиннику, сохранить простоту и музыкальность речи, сравнения и эпитеты, характерные повторения слов и даже, по возможности, число и расположение стихов» [3: 236]. Это объясняется тем, что основу произведения составили сказания индейцев. Фольклорная традиция подчинила субъективное начало как автора, собравшего легенды, так и их переводчика, определила те рамки, выходить за которые при интерпретации подлинника переводчику было невозможно.
Стихотворение «Psalm of Life» Г. Лонгфелло по своей художественной природе иное: это выражение субъективной, собственно авторской точки зрения на мир. Новый художественный вектор изменяет представленный в тексте произведения социальный образ мышления, а значит, изменяется форма и смысл дискурса, под которым понимается «текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие» [1: 136], а в итоге - как целостное лингвоконцептуальное образование.
Особенности художественного дискурса оригинала стихотворения определяют специфику его перевода Буниным. С одной стороны, он видит цель переводческой деятельности в воссоздании текста, не уступающего оригинальному произведению по эстетическому воздействию на читателя. Это означает, что как автор перевода Бунин стремится скрыть свое «ego», подчинившись «ego» автора оригинала. С другой стороны, через перевод автор выражает не только «чужое», но и «свое» - свои знания, представления о мире, вступая в особый вид опосредованного общения с создателем текста-оригинала и осуществляя тем самым «литературную коммуникацию» [4]. Поэтому дискурсивная организация перевода отражает и социокультурный портрет переводчика, и те культурно-исторические условия, в которых осуществляется переводческая деятельность.
При сопоставлении текстов оригинала [5] и перевода [2] нельзя не заметить идентичности как в названии («Psalm of Life» - «Псалом жизни»), в строфике (9 строф в оригинале и в переводе), так и в самом тексте. Уже первые две строки перевода подтверждают близость к подлиннику: Tell me not, in mournful
numbers, //Life is but an empty dream! - Не тверди в строфах унылых: // «Жизнь есть сон пустой!» <...> Почти полностью совпадает оригинал и перевод 7- ой строфы: Lives of great men all remind us // We can make our lives sublime, // And, departing, leave behind us // Footprints on the sands of time <.. > - Жизнь великих призывает // Нас к великому идти, // Чтоб в песках времен остался // След и нашего пути <...> Есть и другие семантические, грамматические и композиционно-синтаксические переклички.
Но И.А. Бунин не только воссоздает текст, близкий оригиналу в содержательном плане. Самое главное заключается в том, что он сохраняет в переводе те этические установки, которые в своем стихотворении провозглашает Лонгфелло.
Автор оригинала не принимает рассуждений о жизни как о пустом сне и утверждает иное: жизнь - это реальность (Life is real!), в которой нужно быть активным и действовать.
В переводе «Псалма жизни» Бунин, идя вслед за автором оригинала, доносит мысль о жизни, в которой превыше всего ценится активная деятельность. С этой целью им используются языковые единицы, которые относятся к лексикосемантическому полю «Деятельность»: труд, действовать, работа. Строфическая схема их включения такая же, как и у Лонгфелло (3, 6, 9-ая строфы). Идею активности подчеркивают фразы, номинирующие целенаправленное движение (должны идти вперед), слова с положительной эмоциональной окраской (бодро, смело). Кульминационная 5-ая строфа переводится Буниным почти дословно, но ее метафорическое звучание усиливается, так как формула «жизнь -борьба» заменяется формулой «жизнь - битва»: На житейском бранном поле, // На биваке жизни будь - // Не рабом будь, а героем, // Закалившим в битвах грудь.
Таким образом, денотативный аспект содержания стихотворения «Psalm of Life» сохраняется в переводе, при этом этическая установка Лонгфелло развивается Буниным, который в реализации авторского призыва к активной жизненной позиции опирается на средства родного ему русского языка.
Но все же одна деталь уже в самом начале сопоставления двух произведений обращает на себя внимание, указывает на некую переводческую вольность: в переводе отсутствует подзаголовок, которым автор оригинала устанавливает мостик между названием и самим стихотворением. Подзаголовком служит фраза What the Heart of the Young Man Said to the Psalmist (Что Сердце Молодого Человека сказало Псаломщику). Почему Бунин опускает ее?
По нашему мнению, в оригинале подзаголовком вводится определенная речевая ситуация, указывающая на то, кто говорит, когда говорит, почему говорит. В представленном речевом действии 2 субъекта речи: псаломщик, читающий псалмы, и молодой человек, «сердцем» не соглашающийся с ним. Псаломщик читает «псалом смерти» по усопшему, молодой человек «сердцем» возражает ему, создавая свой «псалом жизни». Речевая ситуация диктует психокоммуникативную поведенческую схему несогласия, внутреннего возражения, которая определяется установками той социальной культуры, представителем которой является Лонгфелло.
Бунин как переводчик отходит от событийного аспекта текста - внутреннего несогласия молодого человека с песнопевцем, читающим псалмы.
Это происходит из-за иного, чем у Лонгфелло, отношения к псалму как важной составляющей культуры.
На Руси Псалтырь входила в сознание человека вместе с уроками грамоты и оставалась его спутником до конца дней. В XVIII веке благодаря переложениям библейских песнопений родилась как самостоятельный род русская лирическая поэзия. Библейские псалмы проложили дорогу и столь свойственной русской поэзии планетарности, космизму, широчайшим философским обобщениям.
Устранение подзаголовка из перевода связано с выражением иной, чем у автора оригинала, ментальности - ментальности русского человека, воспитанного в духе православной культуры, в духе уважения к каждой строчке Псалтыри, что не допускает какого-либо спора с тем, кто читает псалом. Поэтому при приятии этической установки исходного текста у переводчика возникает
несогласие с предложенной коммуникативной ситуацией и с той психокоммуникативной поведенческой схемой, которая определяется американской культурой. В результате меняется «жизненный контекст» (Н.Д.Арутюнова) художественного дискурса: текст перевода предстает уже не как спор молодого человека с псаломщиком, а как спор одного поэта с другим, один из которых утверждает, что «Жизнь есть сон пустой!», а другой - Не печаль и не блаженство // Жизни цель: она зовет // Нас к труду, в котором бодро // Мы должны идти вперед.
Теологическая позиция, усиленная эстетическими воззрениями Бунина, изменяет акценты в переводе. Переводчиком определяется новая речевая ситуация. Замена участников воображаемого спора ведет к усилению категоричности в общей тональности стихотворения.
На лексическом уровне текста-оригинала и текста-перевода это отражается в замене нейтральных слов и выражений на стилистически и эмоционально окрашенные единицы. Например, безоценочное tell me not в переводе заменяется разговорным выражением не тверди, в котором присутствует неодобрительная оценка. Выражения Life is real! Life is earnest переводятся словами, относящимися к возвышенной лексике: Жизнь не грезы. Жизнь есть подвиг! Эпитеты бодро, смело, включенные автором, имеют семантику высокой позитивной оценки.
На грамматическом уровне представлена идея долженствования: <...> она зовет //Нас к труду, в котором бодро//Мы должны идти вперед. В оригинале утверждение о движении вперед звучит намного мягче: <...> each to-morrow// Find us farther than to-day. Особое место в переводе занимают глаголы повелительного наклонения. Например, в последней строфе стихотворения Бунин использует эту форму трижды: Встань же смело на работу,// Отдавай все силы ей // И учись в труде упорном // Ждать прихода лучших дней! В оригинале призыв выражен через форму Let us, исключающую семантику категоричности: Let us, then, be up and doing, // With a heart for any fate, // Still achieving, still pursuing, // Learn to labor and to wait.
На синтаксическом уровне категоричность утверждения подчеркивается предложениями, эксплицитно выражающими определенные сентенции. Уже в первой строфе сложноподчиненное предложение в переводе приобретает широкое обобщающее значение и выражает авторскую оценку-приговор: В ком спит// Дух живой, тот духом умер. Весьма корректная для спора фраза things are not what they seem заменяется тенденциозной, выражающей бунинское понимание жизни: В жизни высший смысл сокрыт.
Подобная замена влияет на композиционно-синтаксический уровень: тезис представлен в первой строфе, поэтому все последующие строфы в переводе раскрывают его. В оригинале тезис развертывается только в 3-ей строфе: Not enjoyment, and not sorrow// Is our destined end or way //; But to act, that each tomorrow// Find us farther than to-day.
Новые акценты в переводе определяют новые пути интерпретации заглавия. У Лонгфелло «Psalm of Life» указывает на жизнеутверждающее содержание псалма, как бы созданного молодым человеком в противовес существующим. «Псалом жизни» Бунина указывает на особый жанр стихотворения - жанр песнопения, хваления и жизни, и Богу, дарующему жизнь. Бунин утверждает, что активное жизненное действие благословляется самим Господом. Не случайно в переводе цитата Dust thou art, to dust returnest сопровождается комментарием, где безличная синтаксическая конструкция, данная в оригинале Was not spoken of the soul, заменяется на личную рек господь, подчеркивающую Божественную предначертанность активного жизненного начала, бессмертие всего, что создано духовной деятельностью человека: «Прах еси и в прах вернешься», - Не о духе рек господь. Жанр псалма, ориентированный на богословский дискурс, также подчеркивается включением старославянизмов: рек, блаженство, на <...> бранном поле, о Грядущем и др.
Сопоставление текста-оригинала и текста-перевода позволяет взглянуть на ключевое понятия современной лингвистики - понятие «дискурс» - с точки зрения их практического воплощения в тексте.
Как видим, черты языковой личности Бунина, переводившего стихотворение американского автора, определяются этнокультурным пространством, в котором личность переводчика формируется. Основываясь на христианской культуре в целом, этнокультурное пространство для русского человека тесно связано с историей и литературой России, с ее культурной самобытностью и уникальностью. Специфические черты этнокультурной сферы формируют не столько мировоззренческую, сколько коммуникативную позицию переводчика, ограничивающую трансляцию культурного опыта автора оригинала при переводе его текста. Ограничение происходит в силу того, что алгоритмы американской культуры оказываются менее значимыми, чем нормы, налагаемые русской. Таким образом, субъективная обусловленность перевода лирического текста оказывается связанной не только с автором исходного текста, но и с переводчиком тоже.
Библиографический список
1. Арутюнова Н.Д. Дискурс [Текст] / Н.Д. Арутюнова // Лингвистический энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 136-137.
2. Бунин, И.А. Псалом жизни [Текст] / И.А. Бунин [Электронный ресурс] // URL: http://www.uspoetry.ru/poem/88
3. Бунин, И.А. Собр. соч. в 4-х т. [Текст] / И.А. Бунин. - М., 1988. - Т. 4.
4. Манкевич, И.А. Литературные коммуникации и культурологическое знание [Текст] / И.А. Манкевич // Вопросы филологии. - 2006. - № 1. - С. 168-175.
5. Longfellow, Henry. Psalm of Life/ H. Longfellow [Электронный ресурс] // URL: http://www.uspoetry.ru/poem/88
Bibliography
1. Arutyunova, N.D. Discourse [Text] / N.D. Arutyunova // Linguistic Encyclopaedic Dictionary. - M.: Soviet Encyclopedia, 1988. - P. 136-137.
2. Bunin, I.A. Collected Works: In 4 Vol. [Text] / I.A. Bunin - М., 1988. - Vol. 4.
3. Bunin, I.A. Psalm of Life [Electronic Resource] / I.A. Bunin. - Access Mode: http://www.uspoetry.ru/poem/88
4. Longfellow, Henry. Psalm of Life [Electronic Resource] / H. Longfellow. - Access Mode: http://www.uspoetry.ru/poem/88
5. Mankevich, I.A. Literary Communications and Cultural Knowledge [Text] / I.A. Manke-vich // Questions of Philology. - 2006. - № 1. - Р. 168-175.
