CC BY
163
Проблемы геополитики стран Южной и Юго-Восточной Азии
А. И. Андреев БУДДОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
*
АКАДЕМИКА Ф. И. ЩЕРБАТСКОГО И ТИБЕТ
Хорошо известно, что основным направлением русской буддологии со времён её основателей И. П. Минаева и В. П. Васильева было изучение богатого философского наследия позднего буддизма — Махаяны. В этом же русле протекали и исследования их талантливого ученика Ф. И. Щербатского (1866-1942). Интерес Щербат-ского к собственно Тибету, так же как и его коллеги С. Ф. Ольденбурга — проявился довольно рано и был обусловлен несколькими факторами. Во-первых, буддизм являлся господствующей религией Тибета, и там сохранились многие письменные памятники, исчезнувшие в Индии. Во-вторых, в России проживали народы, исповедовавшие ту же разновидность северного буддизма, что и тибетцы, — буряты и калмыки. Это давало российскому исследователю возможность не только прямого общения, но и научного сотрудничества с живыми носителями буддийской культуры и учёности. К этим двум факторам в самом конце XIX в. добавился третий — Россия стала проявлять политический интерес к Тибету вследствие обострившегося англо-русского соперничества в Азии, что дало определённый толчок развитию российской тибетологии и буддологии.
Всё началось с того, что в 1898-1901 гг. Россию трижды посетил фаворит и советник XIII Далай-ламы Тубтэна Гьяцо (1876-1933) учёный бурятский лама Агван Доржиев (1853/54-1938). В ходе этих визитов между Российской империей и теократическим Тибетом впервые завязались политические отношения. Далай-лама, считая русского царя покровителем буддизма (т. е. царём-чакравартином), просил
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (код проекта № 07-03-00583а).
Николая II взять «Снежную Страну» под свою защиту от агрессивных происков англичан, и царь обещал Тибету помощь, по крайней мере на словах. В 1903 г. в городе Да-цзян-лу (Дарчендо) в Сычуани, вблизи границы с Восточным Тибетом, учреждается русское консульство «с целью установления непосредственных и постоянных сношений с высшими буддийскими властями Тибета»1. Тем временем сведения о «тибетских миссиях» Доржиева в Россию, проникнув в печать, вызвали переполох в Лондоне и Калькутте. В конце 1903 г. вице-король Индии лорд Д. Керзон отправил в Тибет военную экспедицию во главе с Ф. Янгхазбендом, чтобы разрушить «русскую интригу» в Тибете. В результате Далай-лама бежал из Лхасы в Ургу (столица Внешней Монголии), к «русским пределам», рассчитывая, не без основания, на заступничество России.
Тибет и судьба Далай-ламы глубоко взволновали русское общество. В этот период в С.-Петербурге в околоправительственных кругах образуется своего рода тибетское лобби при участии ряда видных географов, путешественников и востоковедов, таких как П. П. Семёнов-Тян-Шанский, А. В. Григорьев, П. К.Козлов, кн. Э. Э.Ухтомский, А. М. Позднеев, С. Ф. Ольденбург, Ф. И.Щербатской. Члены этого лобби призывали правительство занять более активную позицию в отношении Тибета, страны, хотя и далёкой от России географически, но близкой благодаря бурятским и калмыцким буддистам. С. Ф. Ольденбург, в частности, высказал мнение, что Россия должна «так или иначе» использовать «исторический момент» появления Далай-ламы у её границ, поскольку в будущем такой момент едва ли повторится. И вот, весной 1905 г. в Ургу к Далай-ламе отправляются П. К. Козлов и Ф. И.Щербатской, выступавшие соответственно как представители ИРГО и Русского Комитета для исследования Средней и Восточной Азии2 (далее — РКИСВА).
Надо сказать, что у С. Ф. Ольденбурга к тому времени завязались тесные дружеские отношения с А.Доржиевым, и он рассчитывал, что эти контакты помогут ему и другим русским востоковедам получить интересующие их тексты на тибетском языке и санскрите из богатейших монастырских книжных собраний Тибета. И действительно, посланец Далай-ламы, который был не только дипломатом, но и авторитетным буддийским учёным-богословом, обладателем высшей степени «парма-лхарампа» (‘Phar-ma Lha-rams-pa), передал Академии наук ряд рукописей и ксилло-графов, коллекции буддийских изображений и предметов культа и даже новый тибетский шрифт для её типографии3. Накануне отъезда в Тибет в начале 1903 г. Доржиев послал Ольденбургу из Забайкалья санскритскую рукопись и обещал поискать в Лхасе другие «древние рукописи на бумаге и на пальмовых листьях»4. В том же году в Петербурге учреждается РКИСВА, который с первого года своего существования стал готовить в лице вольнослушателя Петербургского университета бурята Б. Б. Барадийна (ученика Ольденбурга и Щербатского), «собирателя письменных памятников буддийской литературы и исследователя современных центров буддий-
о 5
ской учёности» .
Помимо РКИСВА большой интерес к Тибету проявляло и ИРГО, которое со своей стороны рассчитывало на содействие Доржиева научным планам Общества, в частности, что с его помощью русские путешественники смогут получить доступ в «запретную» для европейцев Лхасу. ИРГО, как и РКИСВА, пыталось использовать благоприятную для него ситуацию, возникшую в результате «тибетских миссий» Доржиева, отправив в Тибет в 1899-1900 гг. экспедицию П. К. Козлова, бурята-востоковеда Г. Ц. Цыбикова и калмыка О. Норзунова. В результате Цыбикову уда-
лось приобрести и доставить в Петербург (в 1902 г.) огромную коллекцию книг на тибетском языке6. Таким образом, тибетские миссии Доржиева хотя и не достигли своей главной цели — протектората России над Тибетом, всё же принесли некоторую пользу российскому востоковедению.
Поездка Щербатского в Ургу весной-летом 1905 г. стала важной вехой в его научно-исследовательской деятельности. Учёный осваивает разговорный монгольский и тибетский языки, знакомится с книжными собраниями монгольских буддийских монастырей, но, главное, устанавливает столь нужный ему контакт с Далай-ламой. Это был бесценный опыт, поскольку Щербатской — первый из европейских буддологов получил возможность тесного, почти ежедневного общения с буддийским первоиерархом. Более того, он стал его первым западным наставником. В кратком отчёте Щербатского о поездке в Ургу мы читаем: «... мои беседы и сношения с Далай-ламой касались почти исключительно интересовавших его вопросов современной политики, группировки и значения великих держав, их интереса к Тибету и т. п. У Далай-ламы до того времени были лишь полумифические представления о географии и астрономии, заимствованные из санскритской литературы. Мне пришлось кратко изложить ему на тибетском литературном языке европейские представления о физической и политической географии, а также перевести все названия на картах учебного атласа Петри. Кроме того, по просьбе Далай-ламы я переводил для него все известия англо-китайских газет, касающиеся тибетского во-проса»7. Но Щербатской говорил с Далай-ламой не только на политические, но и на интересовавшие его научные темы — показал ему свой перевод с тибетского учебника логики Дхармакирти «Ньяябинду» (тиб. Rig-thigs)8, опубликованный незадолго до этого, рассказал об истории знакомства Европы с этим сочинением и значении философской системы Дхармакирти для европейской науки, упомянул о трактатах по логике этого философа, сообщил о своей находке (в библиотеке Кембриджского университета) санскритского оригинала трактата Майтреи-Асанги «Аб-хисамая-аланкара» (тиб. Mngon-rtogs-rgyan)9.
Огромная эрудиция русского учёного произвела большое впечатление на Далай-ламу, и он пригласил Щербатского совершить путешествие в Тибет в составе его свиты. В своём отчёте о поездке Щербатской писал: «.Далай-лама ... просил меня передать Комитету, что управляемая им страна впредь будет всегда открыта для всяких научных экспедиций и единичных путешественников и что содействие таковым экспедициям во всём, что от него зависит, всегда будет оказано. И, как доказательство такого своего расположения, Далай-Лама предложил мне сопровождать его во время предстоящего путешествия в Тибет, обещая всяческое содействие
моим научным целям. Далай-Лама заявил, что он всегда рад побеседовать со мною
10
по вопросам научным, и просил приходить к нему, не стесняясь, когда угодно» . Эта поездка, однако, не состоялась из-за противодействия со стороны российского МИД, опасавшегося, что присутствие русских в свите Далай-ламы, тем более сопровождение его конвоем из казаков-бурят, может вызвать дипломатические осложнения с Великобританией и Китаем. Сохранившийся Ургинский дневник Щербатско-го и его переписка этого периода проливают свет на политические взгляды учёного и в то же время на его научные планы. Щербатской, осознавая губительность авантюрной дальневосточной политики России, приведшей её к войне с Японией, в одном из писем к С. Ф. Ольденбургу с горечью восклицает: «Теперь, когда стало ясно, что нам нужно было базировать политику на Монголию, а не на Маньчжурию, не-
ужели потеряем и то, и другое!» В другом письме он развивает ту же мысль, выступая в роли прозорливого политика и прагматичного дипломата: «Я не вижу другого средства помочь ДЛ-е, как поддерживать его связь с Монголией — будущность Монголии должна теперь решиться, — а также попробовать поставить вопрос о нейтрализации Тибета на международную почву, заинтересовать в судьбах Тибета Германию, Aмерикy и хотя бы Японию. A если в то время ДЛ-а приедет в Россию, то это будет весьма недурно, лучше, чем ехать ему в Японию»11.
Но Далай-лама не поехал в Россию, а, покинув пределы Монголии, проследовал в Восточный Тибет ^мдо), где на некоторое время поселился в монастыре Лавран. Туда же, вслед за Далай-ламой, в 1906 г. направился и ученик Щербатского Б. Б. Барадийн. Из своей поездки он привёз в Петербург большую коллекцию тибетских и монгольских ксилографов (ок. 200 томов), в основном сочинения амдосских 12
учёных .
Поражение в войне с Японией побудило Россию отказаться от проведения активной политики в Aзии и в значительной степени отойти от тибетских дел. Тем более, что англо-русская конвенция 1907 г. установила некий равнобалланс в отношениях держав-соперниц к Тибету: обе стороны признали сюзеренитет Китая над Тибетом, обязались воздерживаться от вмешательства в его внутренние дела и не посылать туда своих представителей, а также научные экспедиции. Таким образом, практически до 1918 г. Тибет стал недоступным для российских путешественников. Тибет — но не Далай-лама. В конце 1909 г. Ф. И.Щербатской отправился в научную командировку в Индию13, где год спустя в Даржилинге — на границе с Тибетом — вновь встретился с Далай-ламой. Здесь необходимо пояснить, что, находясь в Индии, Щербатской неожиданно узнал о новом тибетском кризисе, вызванном посылкой Цинским Китаем военного контингента в Тибет, чтобы привести эту непокорную страну в полное подчинение маньчжурским властям. В результате Далай-лама вынужден был вновь бежать из Лхасы и обосноваться почти на полтора года в Дар-жилинге. Но вот что любопытно: отправляясь в Индию, Щербатской захватил с собой несколько писем к Далай-ламе от A. Доржиева, который, переселившись в Россию (в 1905 г.), продолжал фигурировать там в качестве «посланца Далай-ламы»14. Это означает, что учёный определённо рассчитывал на личную встречу с Далай-ламой именно в Тибете, поскольку было известно, что после своих многолетних странствий по Aзии правитель Тибета, с санкции китайского императора, наконец-то возвращается на родину. Приехав в Даржилинг в октябре 1910 г., Щербатской сразу же обратился к англо-индийским властям с просьбой о разрешении посетить Далай-ламу, мотивируя это тем, что в Петербурге строится буддийский храм, а он является членом строительного комитета. Aнгличане не стали препятствовать, и таким образом состоялась новая встреча Щербатского с Далай-ламой. Благодаря этой встрече и беседам с другими тибетцами учёному удалось получить сведения о тибетских монастырях, в которых имелись большие собрания санскритских рукописей и ксилографов. Это, прежде всего, монастыри Самье и Тхолинг (в Западном Тибете) и Раден (севернее Лхасы). Щербатской тут же загорелся желанием отправиться в Тибет, намереваясь скопировать, вернее, сфотографировать имеющимся у него фотоаппаратом эти редкие тексты, тем более, что Далай-лама вновь повторил ему своё приглашение посетить Тибет. Однако ему не удалось получить необходимый для въезда на территорию Тибета китайский паспорт. «Aнглийская колония и официальные лица отнеслись ко мне крайне мило, не только не делали затрудне-
ний, но даже помощи и вниманию конца не было, — писал Щербатской в Петербург. — Не только виделся с Далай-ламой, но я уверен, что не было бы труда поехать и в Тибет. Ужасно досадно быть у самого Тибета, почти и даже совсем в Тибете и не быть в состоянии идти дальше»15.
Хотя Щербатской и не беседовал на политические темы с Далай-ламой, сама его поездка в Даржилинг имела некоторый политический подтекст. По возвращении в Петербург учёный обратился в МИД (весной 1911 г.) с докладной запиской по тибетскому вопросу «о необходимости установления непосредственных сношений между русским правительством и Далай-ламой». Щербатской призывал российские власти к поддержке, совместно с Aнглией, Далай-ламы, при этом, как и прежде, он акцентировал политические интересы России в Забайкалье и сопредельной Халха-Монголии, где «престиж Далай-ламы стоит особенно высоко». В то же время Щер-батской предлагал организовать научную экспедицию в Тибет через Даржилинг, которая положила бы начало «установлению правильных сношений» между двумя странами16. Это позволяет говорить о том, насколько тесно научные интересы Щер-батского переплетались с «тибетской политикой» России и какое значение Тибет вообще имел для развития российской тибетологии и буддологии.
Приобретение или копирование рукописей (списков) сочинений тех или иных классических буддийских авторов — это лишь одна проблема, стоявшая перед Щербатским как буддологом. Другая не менее актуальная проблема — найти специалистов среди носителей северобуддийской традиции, т. е. среди тибетских, монгольских и бурятских лам, тех, кто мог бы выступать в роли консультантов российских учёных и оказывать им помощь в работе над текстами ввиду особой сложности буддийской терминологии для понимания людьми западного менталитета. И если первую проблему Щербатскому более или менее удалось решить (из поездки в Индию он привёз немало редких рукописей, в том числе по логике ньяя, которой более всего интересовался17), то вторая проблема осталась практически нерешённой. Известно, правда, что учёный предпринимал энергичные усилия для отыскания подобного ламы-консультанта в буддийских монастырях Забайкалья. Так, в 1904 г. Б. Б.Барадийну удалось уговорить одного из учёных лам Aгинскoгo дацана Данзена Зарбайна, получившего конфессиональное образование в Лавране, приехать в Петербург, где он пробыл какое-то время. Зарбайн даже был принят в «члены-сотрудники» ИРГО — факт, более чем примечательный.
Надо сказать, что после создания РKИСВA забайкальские дацаны в летний период стали регулярно посещаться петербургскими студентами-восточниками бурятского происхождения (Б. Б. Барадийн, Ц. Жамцарано, Э. Д. Ринчино), ибо там можно было отыскать немало ценных рукописей и книг на монгольском и тибетском языках, некогда вывезенных бурятами-паломниками из Монголии и Тибета. Однако оригинальные тексты по буддийской логике на санскритском языке можно было найти только за пределами России — в Индии, Непале и Тибете.
Впервые самому Щербатскому удалось познакомиться с дацанами лишь в 1917 г. Дацанские ламы и их быт произвели на него весьма благоприятное впечатление. Особенно притягательным был Aгинский дацан, напомнивший ему о Налан-де, крупнейшем центре учёности и просвещения в древней Индии. Именно тогда у учёного зародилась мысль об открытии кафедры санскритской словесности при Иркутском университете и превращении последнего в большой центр изучения буддизма в России. Там можно было бы заняться изучением буддийской логики,
философии и таких философско-религиозных систем, как Калачакра. В одном из писем Ольденбургу учёный писал: «Проанализировав всю буддийскую литературу, мы создадим такую филологию, которая превзойдёт, как более молодая, классическую и вознесёт Индию выше Греции и Рима, на что она имеет полное право!»18
Буддологические исследования Щербатского не только не прервались после Октябрьской революции, но получили дополнительный стимул. Объяснялось это тем, что в большевистских планах мировой революции Индии и сопредельным с Индией государствам (Персии, Афганистану и Тибету) отводилось главное место. Известно, что осенью 1918 г. Ф. И.Щербатской составил проект экспедиции в Центральный Тибет, которую должны были возглавить он с коллегой Б. Я. Владимир-цовым. Цель экспедиции состояла в исследовании двух главных религиозных центров страны (Лхаса и Ташилхунпо) в «отношении лингвистическом, литературном и этнографическом». При этом, как писал Щербатской в своём проекте, «особое внимание должно быть уделено отысканию и спасению для науки оригинальных санскритских рукописей, о существовании коих в некоторых книгохранилищах имеются косвенные указания». Ещё одна задача экспедиции формулировалась как «собрание сведений о взаимоотношении, взаимном проникновении и влиянии монгольских и тибетских племён вдоль северной границы Тибета»19. То есть экспедиция, по-видимому, должна была попутно заняться рекогносцировкой местности в районе индо-тибетской границы, для чего в её состав предполагалось включить двух топографов. Проект Щербатского был одобрен РКИСВА, который после революции перешёл в ведение Наркоминдела. Примечательно, что одновременно с тибетской экспедицией планировалась отправка экспедиционного отряда в Северную Индию (по маршруту Кашгар — Яркенд — Кашмир). Руководство НКИД (Г.В. Чичерин и Л. М. Карахан) также поддержали проект Щербатского, однако его осуществлению помешала Гражданская война. Тем не менее тесное сотрудничество Щер-батского с НКИД продолжилось. Например, мы знаем, что летом 1919 г. по просьбе Л. М. Карахана Щербатской занимался переводом с тибетского языка ряда документов, доставленных в Москву каким-то буддийским паломником. Это была ценнейшая информация о Тибете — списки всех тибетских правительственных учреждений, префектур, заводов, арсеналов, монастырей, с полным указанием их штатов, а
20 тз
также списки гражданских чиновников и высших представителей духовенства . В этой связи хочу отметить, что несколько лет тому назад мне удалось обнаружить в архиве Академии наук в личном фонде Ф. И. Щербатского рукопись на русском языке, озаглавленную «Список лиц гражданского и военного управления Тибета» (4 л. большого формата). Её автором, согласно описи, считался М. И.Тубянский, хотя написана она характерным почерком Щербатского21. Таким образом, вполне возможно, это один из документов, переведённых Щербатским для Наркоминдела. Кто был информатором Москвы, мы не знаем, но, очевидно, этот человек имел доступ к правительственной документации и, возможно, даже находился в ближайшем окружении Далай-ламы.
Осенью 1920 г. НКИД вновь привлёк Щербатского в качестве консультанта при обсуждении планов советской дипломатической миссии в Лхасу — для восстановления отношений с Далай-ламой и его правительством. Более того, Карахан первоначально даже прочил Щербатского на роль руководителя миссии, принимая во внимание его прежние дружеские отношения с Далай-ламой22. От этой идеи, однако, вскоре отказались, поставив во главе «тибетской экспедиции» калмыка-
коммуниста В. А. Хомутникова, более подходящего для этой роли. Щербатской же вместо Тибета отправился в Западную Европу для восстановления связей Российской Академии наук с западными академиями. В Лондоне учёный, между прочим, также принял участие в англо-советских переговорах, которые возглавлял нарком внешней торговли Л. Б. Красин; в частности, обсуждал с министром иностранных дел Великобритании Дж. Керзоном вопрос о возвращении СССР российских научных коллекций, конфискованных англичанами в Индии23. Этот факт лишний раз свидетельствует о том, что Щербатской не был кабинетным учёным, но живо откликался на злободневные события. Будучи патриотом России и искренне заботясь о её интересах, он шёл на сотрудничество с властями, когда это было необходимо, в чём едва ли можно усматривать политическую ангажированность.
По возвращении в Петроград в 1923 г. Ф.И. Щербатской целиком отдаёт себя любимой науке — буддологии. Объединив и возглавив группу учеников и единомышленников (А. И. Востриков, Е. Е. Обермиллер, М. И. Тубянский, Б.В. Семичов, Б. А. Васильев), он создаёт в Ленинграде свою знаменитую «буддологическую школу». В 1920-е — начале 1930-х годов. Щербатской публикует свои главные труды: «The central conception of Buddhism and the meaning of the word “Dharma”» (London, 1923), «The conception of Buddhist Nirvana» (Leningrad, 1927), «Buddhist Logic» (Leningrad, 1930-1932), «Madhyanta-Vibhaga. Discourse on Discrimination between Middle and Extremes» (Leningrad, 1936). C 1926 г. до начала 1930-х годов ученики Щербат-ского, прежде всего Е. Е. Обермиллер и А. И. Востриков, практически ежегодно выезжают в летний период в Забайкалье, где трудятся над переводом сложнейших философских текстов при содействии дацанских лам. Это творческое содружество буддологов и буддийских учёных оказалось чрезвычайно плодотворным, способствуя реализации многих научных проектов как самого Щербатского, так и его учеников. Венцом этой деятельности стало создание в 1927 г. Института буддийской культуры под эгидой АН СССР во главе с акад. Ф. И. Щербатским24. В состав сотрудников института на должность научного сотрудника 2-го разряда зачисляется бывший бурятский лама Д. Мункуев25. Таким образом, удалось реализовать давнишнюю мечту Щербатского — привезти в Петербург для консультации буддологов представителя традиционной буддийской учёности в лице дацанского ламы.
Этот взлёт русской буддологии пришёлся в основном на 1920-е годы и фактически совпал с активизацией советской политики по сближению с буддийским Востоком, прежде всего с Тибетом как метрополией северного буддизма. Осенью 1922 г., сразу же после возвращения из Лхасы В. А. Хомутникова, чичеринский НКИД учреждает при буддийском храме в Петрограде полуофициальную Тибетскую миссию во главе с А. Доржиевым — явный сигнал Лхасе, что СССР — единственная страна в мире, признавшая «независимый» Тибет26. В дальнейшем, стремясь укрепить дружеские отношения с Далай-ламой, НКИД ещё дважды направляет дипломатические миссии в Тибет (в 1923-1925 и 1926-1928 гг.)27 при участии лояльных властям представителей бурятского и калмыцкого буддийского духовенства. В то же время для того, чтобы создать привлекательный внешний имидж новой России, советское руководство было вынуждено проявлять некоторую толерантность в отношении буддийской религии и духовенства внутри страны (в Бурят-Монгольской АССР и Калмыцком АО). Власти оказывают покровительство начатому Доржиевым буддийскому реформаторскому (обновленческому) движению, которое проходит под лозунгом возвращения к первоначальному «чистому буддиз-
му», тождественному в своей основе коммунистическому учению, и поддерживают его другие инициативы. Например, содействуют реставрации буддийского храма, не возражают против организации Международной буддийской выставки в Ленинграде (1925), санкционируют проведение «Всесоюзного буддийского собора» в Москве (1927). Всё это должно было показать Далай-ламе, что буддийская религия не только не подвергается гонениям, но процветает при новом политическом режиме, и что, следовательно, должно было усилить его симпатии к СССР28. В этом контексте вполне можно говорить и об определённой заинтересованности властей в развитии буддологии наряду с другими востоковедными науками.
Приведу маленький пример: осенью 1928 г. планировалось отправить в Тибет к Далай-ламе делегацию советских буддистов-обновленцев, в состав которой входил активно сотрудничавший с буддологами лама Агинского дацана Галдан Жамцара-нов. По просьбе Щербатского Академия наук поручила этому ламе приобрести в Лхасе необходимые для ИнБука тибетские книжные издания и рукописи, при этом Наркоминдел не возражал против этого29.
Активный диалог Москвы и Лхасы, однако, прервался в конце 1920-х. Советская политика «сближения с Тибетом» потерпела неудачу. Дальнейшие отношения с Далай-ламой, в том числе и по религиозной линии, стали невозможными особенно после начавшихся в период массовой коллективизации (1930-1931) репрессий против буддийского духовенства в Бурятии и Калмыкии. В то же время в стране набирала силу культурная революция с её главным лозунгом — приблизить культуру и науку к пролетарским массам. Буддологические исследования Щербатского явно не вписывались в планы советской академической науки, ориентированной на изучение современного, а не древнего Востока, хотя ещё недавно (в 1929 г.) С. Ф. Ольденбург в годовом отчёте Академии приветствовал создание Института буддийской культуры30. Однако уже в следующем году ИнБук прекратил своё существования в результате реформы академических учреждений, будучи преобразованным в Индотибетский кабинет только что созданного Института востоковедения. Прекратились и прежние тесные контакты буддологов с бурятскими ламами, «носителями восточной учёности».
В этих условиях буддология как научная дисциплина была обречена, и Ф. И. Щербатской не мог этого не чувствовать. Выступая в 1934 г. на одном из заседаний Академии, посвящённом памяти С. Ф. Ольденбурга, он, вероятно, не без умысла особо отметил «одну крупнейшую заслугу» своего коллеги, за которую его имя высоко ценится в Европе, в Америке и почти во всех странах Азии, — это издание основанной Ольденбургом серии «Библиотека Буддика». Работа по изданию новых книг в этой серии, по словам Щербатского, «требует продолжения», при этом он подчеркнул, что советские востоковеды «научились отличать литературу религиозную от научной», буддология же занимается изучением именно научных сочинений, трудов по астрономии, математике, медицине, философии, логике и т. д. Более того, он предложил, со ссылкой на мнение английского буддолога Рис-Дэвидса, основать сеть исследовательских институтов не только на территории СССР, но также и за рубежом — в Монголии и Тибете. «Нашей прямой обязанностью является основание археологических институтов в так наз. “Сериндии”, т. е. в Тибете, Монголии и Китае»31.
Надеждам Щербатского на то, что буддология займёт достойное место в системе советской науки, не суждено было сбыться. В 1935 г. ушёл из жизни его наиболее
талантливый ученик — E. Е. Обермиллер. Год спустя Щербатской опубликовал по-английски в серии «Библиотека Буддика» одно из фундаментальных сочинений северного буддизма — «Мадхьянта-Вибханга»32, что послужило поводом для резких нападок на него со стороны некоторых его коллег в Институте востоковедения, обвинивших ученого в «обслуживании буддистов теологическими текстами»33. В результате издание серии было прекращено. В том же 1936 г., накануне «большого террора», А. Доржиев добровольно сложил с себя полномочия «представителя Тибета в СССР», и это позволило властям приступить к ликвидации «контрреволюционной» Тибето-Монгольской миссии («Японско-бурятского центра») при буддийском храме в Ленинграде. Вместе с группой лам в 1937 были арестованы и расстреляны А. И. Востриков и М. И. Тубянский, что фактически означало разгром «буддологической школы» Ф. И. Щербатского.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Андреев А. И. Тибет в политике царской, советской и постсоветской России. СПб., 2006.
С. 95.
2 Русский Комитет для исследования Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношении был создан в С.-Петербурге в 1903 г. по инициативе В.В. Радлова и при активнейшем участии С.Ф. Ольденбурга. По инициативе этого Комитета были организованы различные экспедиции, в том числе в Восточный Туркестан, Монголию, Забайкалье, Тибет, Северную Индию, Восточный Китай.
3 См.: Востриков А. И. С.Ф. Ольденбург и изучение Тибета // Записки Института востоковедения Академии наук СССР. М., 1935. Т. IV. С. 75.
4 Архив СПбФ РАН. Ф. 203. Оп. 3. Д. 196. Л. 1. — Письмо А. Доржиева из Ацагатского дацана, 10 января 1903.
5 Архив СПБФ РАН. Ф. 148. Оп. 1. Д. 52. Л. 9. — Отчёт РКИСВА за 1903-1908 гг.
6 Это были отпечатанные ксилографическим способом в монастырях Лхасы, Ташилхунпо, Шалу и других сочинения наиболее известных тибетских лам-писателей, в том числе Цонхавы, Хайдуба, Чжалцаба, далай-лам и панчен-лам, самого разнообразного соержания — трактаты по философии, медицине, истории, географии, астрономии и астрологии, биографии буддийских вероучителей, учебники монастырских школ и т. д., всего 82 названия по списку (333 тома). Полный список изданий, привезённых Г. Цыбиковым, см.: Известия Императорской Академии наук. 1904. Т. XXI. № 1. РГО.
7 Восток — Запад. Исследования. Переводы. Публикации. Вып. 4. М., 1989. С. 252.
8 Nyayabindu. Буддийский учебник логики, сочинение Дармакирти, и толкование на него Nyäyabindut/kä, сочинение Дармоттары. I. Тибетский перевод. СПб., 1904 (Bibliotheca Buddhica, VIII).
9 Восток — Запад. Там же. Ф.И. Щербатской. Из записей во время путешествия в Ургу. С. 253-254.
10 Там же. Ф. И. Щербатской. Краткий отчёт о поездке в Ургу. С. 251.
11 Письма Ф. И. Щербатского из Монголии и Забайкалья / Сост., вступ. статья и коммент.
А.А. Вигасина // Восток (Oriens). 2005. № 5. С. 121.
12 См.: Известия РКИСВА. 1908. № 8. С. 17-21.
13 Одними из целей индийской командировки Щербатского являлись поиск и копирование рукописей наиболее важных буддийских научных (философских) сочинений, для чего Щербатской собирался посетить прежде всего джаинские монастырские библиотеки (так называемые «бхандары») в городах Бомбейского президентства (Джессалмир, Ахмедабад, Патан и др.). Предпринятые годом ранее Академией наук попытки заполучить такие рукописи из Индии или хотя бы заказать с них копии оказались безуспешными (см.: Краткий отчёт Ф. И. Щербатского о его командировке в Индию (док. № 206) // Русско-индийские отношения в 1900-1917 гг.: Сборник архивных документов и материалов. М., 1999. С. 269).
14 30 января 1909 г. МИД официально уведомил министра внутренних дел П.А. Столыпина, что «Хамбо Агван Доржиев является посланцем от Далай Ламы». В этом отношении также отмечалось, что Доржиев продолжает оставаться «старшим советником Первосвященника и главою партии тибетцев, дружественно настроенных к России» (см.: РГИА. Ф. 821. Оп. 138. Д. 115. Л. 8).
Русско-индийские отношения... С. 266 (док. № 202). — Письмо Ф. И. Щербатского
В. А. Жуковскому от 20 октября 1910 г.
16 Россия и Тибет: Сборник русских архивных документов, 1900-1914. М., 2005. С. 162-164 (док. № 99).
17 Например, в Пуне в библиотеке Deccan College (Пуна-колледж) Щербатской переснял две рукописи XII в. по логике ньяя «Ньяявартикататпарьятикапаришудхи» Удаяны.
18 См.: Письма Ф. И. Щербатского из Монголии и Забайкалья / Сост. вступ. статья и коммент. А. А. Вигасина // Восток (Oriens). 2005. № 5. С. 123 (письмо Щербатского С. Ф. Ольденбургу от
3 августа 1917).
19 Архив СПбФ РАН. Ф. 148. Оп. 1. Д. 97. Л. 84 (Проект экспедиции в Тибет РКИСВА).
20 Там же. Ф. 208. Оп. 3. Д. 685. Л. 164-165 об. — Письмо Ф. И. Щербатского С. Ф. Ольденбургу, не датироваго (судя по содержанию, было написано осенью 1919 г.).
21 Там же. Ф. 725. Оп. 4. Д. 74.
22 Об этом мы узнаём из писем Ф. И. Щербатского С. Ф. Ольденбургу (см.: Архив СПбФ РАН. Ф. 208. Оп. 3. Д. 685. Л. 162). В этом письме, в частности, Щербатской рассказывает о переговорах с Л.М. Караханом по поводу организации Наркоминделом экспедиции в Тибет.
23 См.: РГА СПб. Ф. 7179. Оп. 3. Д. 139. Л. 2 (письмо С.Ф. Ольденбурга в Василеостровский РИК от 20 февраля 1929 г. в защиту Ф.И. Щербатского).
Организован на основе постановления СНК СССР от 13 мая 1928 г. (протокол № 254, п. 17) «О составе научных учреждений АН СССР» с целью «всестороннего изучения буддийской культуры в её историческом развитии и современном состоянии в разных странах». Институт располагался в одном из помещений здания Академии наук (Университетская наб., 5, кв. 13) (Архив СПб Ф РАН. Ф. 280. Оп. 2. Д. 149. Л. 1-8 (О создании ИнБука, план работы на 1930-1934 гг., состав сотрудников, устав и т. д.)).
25 Дондуб Мункуев, лама-габжу Ацагатского дацана. Работал в Институте с 1928 по 1930 г. В феврале 1930 г. его заменил другой лама Галдан Жамцаранов, окончивший полный курс монастырской школы «чойра» при Агинском дацане. Состоял при Инбуке до 15 августа 1930 г. В 1933 г. Д. Мункуев был осуждён по ст. 58 на 3 года ссылки.
26 Вскоре после этого референт НКИД по Монголии и Тибету Л. Е.Берлин публикует статью явно заказного характера (Хамбо-Агван-Доржиев. К борьбе Тибета за независимость // Новый Восток. 1923. № 3. С. 139-156).
27 О советских миссиях в Тибет в 1920-е гг. см.: Андреев А.И. Тибет в политике.
28 См.: Там же. С. 282.
29 Архив Внешней политики РФ. Ф. 100. Оп. 1. Пап. 1. Д. 3.
30 Ольденбург С. Ф. Общий отчёт о деятельности АН СССР в 1928 г. Л., 1929. С. XI.
31 Щербатской Ф. И. С.Ф. Ольденбург как индианист // Записки Института востоковедения Академии наук. Т. IV. М.; Л., 1935. С. 28-29.
32 Madhyanta-Vibhaga. Discourse on Discrimination between Middle and Extremes ascribed to Boddhisattva Maitreya and commented by Vasabandhu and Sthiramati. Leningrad, 1936 (Bibliotheca Buddhica, XXX).
33 См.: Петров А. А., Радуль-Затуловский Я. Б. [Рец. на серию:] «Bibliotheca Buddhica» (14 апреля 1938) // Архив СПбФ. ИВ РАН. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 579. — Главные выводы авторов рецензии: «Первое — продолжение издания серии “Библиотека Буддика” в настоящем её виде дело политически вредное. Обслуживать буддистов теологическими текстами, а буржуазную науку кантиан-ско-махистианскими откровениями ак. Щербатского не к лицу Академии наук СССР. Отсюда второе — издание “Библиотека Буддика” прекратить» (л. 95).
