CC BY
371
РАЗДЕЛ 2. РАБОТЫ В РАМКАХ ГРАНТА РОССИЙСКОГО ГУМАНИТАРНОГО НАУЧНОГО ФОНДА
И.И. Арсентьева
БЛИЖНЕВОСТОЧНЫЙ ВЕКТОР ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ КНР* CHINA'S FOREIGN POLICY TOWARDS THE MIDDLE EAST
В статье рассматривается политика Китая в отношении Ближнего Востока на современном этапе. Анализируются отношения с арабскими странами, Турцией и Ираном. Характеризуются проблемы и перспективы ближневосточного направления внешней политики КНР.
Ключевые слова: внешняя политика КНР, Ближний Восток, арабские страны, Турция, Иран.
The article covers China's foreign policy towards the Middle East at the present stage. The author analyses the relations between China and the Arab world, Turkey, Iran and characterizes problems and prospects of China's Middle East policy.
Key words: China's foreign policy, the Middle East, Arab states, Turkey, Iran.
Введение
Последние полтора десятилетия Китайская Народная Республика последовательно расширяет географию своих национальных интересов. Показательно в этом плане понятие «глобальное добрососедство», активно используемое в китайской политической науке и практике с середины 2000-х гг. наряду с уже ставшим традиционным понятием «пояс добрососедства» (под ним подразумеваются отношения с сопредельными странами). Параллельно с этим происходит внедрение в общественное сознание психологии «великой державы» и идеи «великого возрождения китайской нации». Подобные концептуальные установки свидетельствуют о том, что Китай постепенно отказывается от «стратегии 24 иероглифов», сформулированной Дэн Сяопином в начале 1990-х гг., и политики «избегать солнечного света, скрываться в тени» [1], т.е. претендует на более значимый международный статус, нежели региональная держава.
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект «Политика Китая в отношении "государств-изгоев"» (№ 15-37-01208).
В настоящее время во внешнеполитические приоритеты Пекина входит не только формирование механизмов двустороннего и многостороннего взаимодействия со странами Большой Восточной Азии (понятие введено российским китаистом А.Д. Воскресенским и включает Северо-Восточную, Юго-Восточную, Южную и Центральную Азию), но и расширение присутствия в более отдаленных в географическом отношении регионах, таких как Латинская Америка, Западная Европа, Ближний Восток, Африка, Арктика.
Ближневосточный вектор китайской внешней политики, который станет предметом рассмотрения в данной статье, никогда не значился в списке важных внешнеполитических магистралей. Однако сегодня ситуация меняется: Пекин постепенно наращивает свое присутствие на Ближнем Востоке, используя в первую очередь торгово-экономические и инвестиционные механизмы. Это обусловлено необходимостью решения «двух ключевых задач XXI столетия»: к 2021 г. (100-летие образования Коммунистической партии Китая) построить в стране общество сяокан - «общество среднего достатка», а к 2049 г. (100-летие образования КНР) создать «процветающую, демократическую, высококультурную и гармоничную социалистическую державу» [2]. Очевидно, что решение обеих этих задач предполагает активную и многовекторную внешнюю политику.
Факторы активизация ближневосточной политики КНР
Рост заинтересованности Китая в Ближневосточном регионе имеет в своем основании ряд объективных причин. Обозначу лишь некоторые из них, наиболее очевидные.
Во-первых, непрестанно возрастающая потребность в энергетических ресурсах. По оценкам специалистов, китайский «спурт» в области энергопотребления коррелирует с темпами развития национальной экономики. Если в 1980-е гг. КНР была крупнейшим восточноазиатским экспортером нефти, то уже с 1993 г. она становится нетто-импортером, несмотря на увеличение нефтедобычи внутри страны. В 2003 г. страна вышла на второе место в мире (после США) по потреблению нефти и нефтепродуктов [3]. К 2020 г., по прогнозам International Energy Agency, Китай будет импортировать как минимум 60 % необходимых ему объемов нефти и 30 % природного газа (по другим оценкам, 70 и 50 % соответственно), а к 2030 г. сравняется по энергопотреблению с Соединенными Штатами.
В складывающейся ситуации, представляющей вполне очевидный вызов национальной безопасности, китайское руководство должно решать це-
лый ряд непростых задач, главная из которых - нахождение надежных и бесперебойных зарубежных источников нефти и газа. При этом стратегия Пекина заключается в том, чтобы избежать монопольной зависимости от кого бы то ни было. Исходя из этого, проводится постоянная диверсификация источников и маршрутов поставок энергоресурсов. Очевидно, что Ближний Восток с его огромными нефтяными запасами (по разным оценкам, от 60 до 70 % разведанных общемировых) представляет для китайцев огромный интерес.
Во-вторых, ближневосточные страны входят в орбиту китайской стратегии по возрождению Шелкового пути. Как известно, Великий шелковый путь, берущий свое начало во II в. до н.э., представлял собой не единый торговый маршрут, а разветвленную сеть, соединяющую страны, народы, цивилизации. Южная сухопутная ветвь проходила в том числе через Ближний Восток. Также существовал Морской шелковый путь. Шелк, фарфор, нефрит и другие товары доставлялись покупателям через порты вдоль берегов нынешних Вьетнама, Малайзии, Индонезии, Таиланда, Индии, Шри-Ланки, Пакистана, Ирана, стран Персидского залива, Аравийского полуострова и Восточной Африки. Кстати, есть работы китайских историков, доказывающие, что морской маршрут на несколько веков старше своего сухопутного «собрата» [4].
Последние несколько лет ознаменовались повышенным вниманием руководства КНР к идее реконструкции этих уникальных транспортных артерий. Во многих китайских городах проходят форумы, конференции, круглые столы, симпозиумы по этой проблематике; схожие мероприятия организуются при финансовом участии китайской стороны и за границей. В сентябре 2013 г. председатель КНР Си Цзиньпин совершил первое официальное турне по странам Центральной Азии. Выступая в Назарбаев-Университете, он предложил проект «Экономического пояса Шелкового пути», а спустя месяц в своей речи перед Советом народных представителей Индонезии озвучил идею «Морского Шелкового пути XXI столетия». Финансировать проект планируется из средств Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, где заглавную роль играет Пекин. Крайне важно, что «Морской Шелковый путь» призван гарантировать безопасность поставок через Индийский океан и Малаккский пролив, т.к. этим путем Пекин получает свыше 75 % импортной нефти.
Естественно, эти планы привлекают внимание ближневосточных государств, также заинтересованных в восстановлении Шелкового пути. Например, еще несколько лет назад Кувейт выдвинул масштабный проект по строительству The City of Silk (Madinat al-Hareer), который призван стать важной зоной свободной торговли между Европой и Азией. Город площадью 250 кв. км на 700 тыс. жителей построят к 2030 г. на одном из островов и соединят со
столицей страны 24-километровым мостом. Предварительная стоимость проекта - 132 млрд долларов США [5].
Китай же в настоящее время пытается запустить строительство железной дороги, конечной точкой которой станут иранские порты в Ормузском проливе. Рассматриваются два основных варианта маршрута - через Киргизию, Узбекистан и Афганистан либо же через Киргизию, Таджикистан и Афганистан. Особо можно выделить участие китайских компаний в модернизации египетского порта Саид, расположенного у северного входа в Суэцкий канал, а также строительство в Турции высокоскоростной железной дороги Анкара-Стамбул. Ее главный участок был введен в эксплуатацию в июле 2014 г., что стало первым реализованным проектом китайских компаний по строительству железнодорожных электромагистралей за рубежом.
В-третьих, что крайне важно для успешной политики в конкретном регионе, присутствие Китая на Ближнем Востоке не ограничивается лишь экономическим сектором. В настоящее время Пекин начинает выстраивать фундамент военно-политического участия в жизни Ближнего Востока. Так, например, активизируется его военно-техническое сотрудничество с Израилем. Согласно отчету комиссии Конгресса США по оценке американо-китайских отношений, Израиль является для Китая основным поставщиком сложных военных технологий: оборудование для перехвата целей и управления огнем для китайского ВМФ, крылатые ракеты YF-12A, YJ-62, YJ-92, радиолокационные системы, бортовые радиолокационные станции, оптическое и телекоммуникационное оборудование, беспилотные самолеты и авиационные тренажеры, танковые тепловизоры; самолеты китайских ВВС вооружены израильскими ракетами Python-3 класса «воздух-воздух». В последние годы наметилась тенденция укрепления прямых связей между армиями обеих стран. Также Пекин планирует использовать израильский опыт в борьбе с терроризмом в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) [6].
Интересная ситуация, похожая на бесконечный бразильский сериал, складывается с поставками китайских зенитно-ракетных комплексов в Турцию. В 2009 г Анкара объявила тендер стоимостью 4 млрд долларов на закупку ЗРК большой дальности для системы ПВО. В сентябре 2013 г. было объявлено, что победу одержала китайская компания China Précision Machinery Import & Export Corporation (CPMIEC), которая обошла российских, американских и европейских производителей. В результате давления, оказанного на Турцию ее союзниками по НАТО, итоги тендера аннулировали. Однако лучшей в новом тендере опять оказалась китайская заявка. МИД КНР, комментируя сложившуюся ситуацию, выразил надежду, что Турция сделает
выбор, исходя из собственных интересов. В феврале 2015 г. министр обороны Турции Исмет Йылмаз заявил, что его страна планирует создать в сотрудничестве с Китаем систему противоракетной обороны. Также он добавил, что эта система не будет интегрирована в систему НАТО. Правда, позднее представитель турецкого президента Ибрахим Калын заявлял, что разрабатываемая система противоракетной обороны будет совместима с системами НАТО. В марте представитель компании СРМ1ЕС подтвердил, что Китай и Турция подписали контракт о поставках зенитно-ракетных комплексов HQ-9 (Hongqi-9 - «Красное знамя-9», экспортное обозначение FD-2000) [7].
Также Китай развивает военно-техническое сотрудничество с Саудовской Аравией, Ираком, Сирией, Катаром. Прослеживается устойчивый рост продаж малых вооружений практически всем арабским странам. Безусловно, китайское военно-политическое влияние в регионе не идет ни в какое сравнение с американским, однако с учетом короткого периода ближневосточной активности КНР можно смело утверждать, что сделано немало.
В-четвертых, немаловажную роль играют угрозы со стороны «Исламского государства» и других террористических организаций, стремительно распространяющих свое влияние на Ближнем Востоке. Пекин прекрасно осознает, что проникновение исламских радикалов в Центральную Азию и Синьцзян вполне вероятно. По сообщениям СМИ, члены «Исламского движения Восточного Туркестана», действующего на территории СУАР и соседних стран, планируют завоевать признание со стороны международных террористических организаций, наладить каналы связи и обзавестись боевым опытом, а затем вернуться в Китай, чтобы применять полученные знания на практике. В настоящее время, если верить оценкам тех же СМИ, в рядах боевиков ИГ воюет около 100 граждан КНР.
В-пятых, страны Ближнего Востока играют не последнюю роль в геополитической стратегии Китая, который рассматривает этот регион как важный компонент формирующегося полицентричного миропорядка. Некоторые эксперты даже полагают, что Пекин активизируется на Ближнем Востоке в ответ на непрекращающиеся попытки Вашингтона сформировать проамериканскую «ось» в АТР.
Краткая характеристика торгово-экономического сотрудничества
Если говорить о двусторонних экономических контактах, то среди китайских приоритетов можно выделить отношения с Ираном и Турцией, из арабского мира - с Саудовской Аравией и Египтом. Именно Иран и Саудов-
ская Аравия являются основными поставщиками нефти в Китай. Попутно отмечу, что до 2011 г. особую роль в ближневосточной политике КНР играла Ливийская Джамахирия: в последние годы своего правления Муаммар Каддафи открыл страну для китайских инвестиций, объем которых накануне Ливийской революции превысил 18,5 млрд долларов.
В настоящее время Китай является основным торговым партнером Исламской Республики Иран. В 2012 г. их товарооборот составил порядка 36 млрд долларов, а по итогам 2014 г. превысил 51 млрд [8]. Подавляющую часть этих показателей образуют закупки иранской нефти, доля которой в китайском нефтяном импорте составляет 11-14 %. Немаловажно, что с 2012 г. расчеты ведутся в юанях, которые иранская сторона тратит опять же на закупку китайских товаров. Кроме того, как уже отмечалось, Китай стремится интегрировать Иран в проекты формирования «Экономического пояса Шелкового пути» и «Морского Шелкового пути XXI столетия».
Что касается отношений Китая с Турецкой Республикой, то в 2013 г. их товарооборот превысил 28 млрд долларов (в планах - повышение до 100 млрд к 2020 г.), Китай стал вторым по величине поставщиком товаров в Турцию и одиннадцатым в списке импортеров турецкой продукции [9], а в 2014 г. занял лидирующие позиции среди инвесторов в турецкую экономику. Как отмечает И.А. Свистунова, сближение Турции и Китая обусловлено рядом экономических и политических мотивов, как конъюнктурного, так и долгосрочного характера. Экономическая мощь и мировое влияние КНР, претендующей на обретение статуса сверхдержавы, притягивают внимание турецкого руководства, стремящегося к усилению международных позиций Турции как на Западе, так и на Востоке. В то же время Китай привлекает выгодное геостратегическое положение Турции, открывающее прямой выход на различные регионы, а также ее роль в мусульманском и тюркском мире [10].
Отдельного рассмотрения заслуживают отношения Китая с арабскими странами, товарооборот с которыми вырос с 25,5 млрд долларов в 2004 г. до 238,9 млрд в 2013 г. В настоящее время Лига арабских государств занимает седьмое место среди торговых партнеров КНР. По прогнозам, в течение последующих десяти лет объем китайско-арабской торговли достигнет отметки 600 млрд. Такие внушительные показатели имеют под собой реальную основу: с 2004 г. действует Форум китайско-арабского сотрудничества; в 2010 г. принята Тяньцзиньская декларация «Китайско-арабские стратегические отношения в интересах всестороннего сотрудничества и совместного развития»; с рядом арабских стран установлены «стратегические отношения» (Египет, Турция, Алжир, Саудовская Аравия, ОАЭ); учрежден механизм стратеги-
ческого диалога с Советом сотрудничества арабских государств Персидского залива [11]. Показательно, что Мухаммед Мурси, став в 2012 г. президентом Египта, с первым официальным визитом за пределы региона отправился именно в Пекин, где заключил восемь двусторонних соглашений на сумму порядка 2 млрд долларов. Линия усиления ориентации на Китай была продолжена и при новом египетском президенте - идеологическом противнике М. Мурси. В декабре 2014 г. Абдель Фаттах ас-Сиси совершил визит в Поднебесную, подписав в общей сложности 25 соглашений.
В июне 2014 г. на совещании, прошедшем в рамках Форума китайско-арабского сотрудничества, председатель КНР Си Цзиньпин призвал арабских коллег модернизировать стратегические отношения путем углубления двустороннего сотрудничества в различных сферах, начиная от финансов и энергетики и заканчивая космическими технологиями.
Совершенно очевидно, что КНР, интенсифицируя экономические контакты со странами Ближнего Востока, увеличивает влияние в регионе в целом и постепенно становится одним из гарантов его социально-экономического развития. Эксперты образно называют ближневосточную линию КНР «тихой» и «мягкой» дипломатией, или «дипломатией терпения». При этом главный принцип реализуемой Пекином политики - невмешательство во внутренние дела какого-либо государства. Однако, как ни странно, за подобный подход Китай всё чаще подвергается критике.
Проблемы и перспективы ближневосточной политики КНР
Несмотря на успехи ближневосточной политики КНР, существует ряд причин, которые препятствуют закреплению ее позиций в регионе.
Во-первых, конфликтогенный потенциал самого Ближнего Востока объективно затрудняет политику любого внерегионального актора.
Во-вторых, воздействие так называемого «американского фактора». Нельзя отрицать, что влияние Вашингтона на Ближнем Востоке несколько снизилось, однако он по-прежнему остается наиболее заметным игроком на «ближневосточной шахматной доске». Понятно, что возрастающая активность Китая в регионе вызывает у американского истеблишмента не энтузиазм, а стремление реализовывать политику сдерживания.
В-третьих, еще одним фактором, в какой-то степени затрудняющим проникновение Китая на Ближний Восток, выступает невысокий интерес китайцев к исламской культуре.
В-четвертых, как уже отмечалось, ближневосточная политика КНР строится на принципах невмешательства и нейтральности. Именно в этой плоскости кроются ключевые отличия китайской внешней политики от американской и даже российской. Но, по некоторым оценкам, такая политическая линия не вполне соответствует статусу ведущей мировой державы. Кроме того, сама ситуация на Ближнем Востоке не предполагает пассивной позиции. В этой связи эксперты доказывают, что пришло время менять прежнюю, слишком «тихую» и «мягкую» ближневосточную политику Китая.
Однако здесь хотелось бы возразить. Не тихой и не мягкой является политика Китая в крайне чувствительных для национальной безопасности областях, где проводится так называемая дипломатия «красных линий» [12]. На практике это означает, что Пекин наметил ряд проблем, по которым занимает предельно жесткую позицию. Прежде всего, это вопросы, касающиеся его политики в отношении Тибета, СУАР, Тайваня. Во всех остальных случаях китайцы предпочитают не форсировать события, вполне обоснованно полагая, что когда китайские инвестиции достигнут значительных объемов, их партнеры, в том числе на Ближнем Востоке, станут более сговорчивыми и в других сферах. Китайская дипломатия, исходя из традиций своей политической культуры, не мыслит категориями «здесь и сейчас». Интересную мысль в этой связи высказывает С. Михеев: «Все, к чему прикасаются китайцы, становится китайским... Если... чего-то и стоит опасаться, так это именно того, что китайцы не теряют своей идентичности на протяжении веков. Они дружат с вечностью. В этом и есть главная китайская угроза и главный урок, который Китай преподносит. всему миру» [13].
Список использованных источников и литературы
1. Калишевский М. «Тао гуан ян хуэй». ШОС - нависающая тень Поднебесной // ЦентрАзия. - 22.03.2011. - Режим доступа: http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1300775880
2. Xi Jinping: The Governance of China. - Beijing, 2014.
3. Более подробно см.: Котлов М.В. Концепция нефтяной безопасности КНР // Энергетические измерения международных отношений и безопасности в Восточной Азии. - М., 2007. - С. 699-714.
4. Тавровский Ю.В. Шелковый путь возвращается на карту мира // Независимая газета. - 01.09.2014. - Режим доступа: http://www.ng.ru/courier/2014-09-01/9_silkroad.html
5. Kuwait Approves Silk City Masterplan // MEED. - 12.05.2014. - URL: http://www.meed.com/sectors/construction/real-estate/kuwait-approves-silk-city-masterplan/3191937.article
6. Шульман А. Китайский «дракон» из Израиля // Военное обозрение. - 25.04.2014. - Режим доступа: http://topwar.ru/45370-kitayskiy-drakon-iz-izrailya.html
7. Китай подтвердил подписание контракта на поставки ЗРК Турции // Взгляд. - 19.03.2015. - Режим доступа: http://vz.ru/news/2015/3/19/735239.html
8. Товарооборот Ирана и Китая в 2014 г. составил 51 млрд долларов // Iran Russian Radio. - 28.02.2015 - Режим доступа: http://russian.irib.ir/news/economica/item/246379-2014-51
9. Итоги внешнеэкономической деятельности Турецкой Республики в 2012-2013 гг. // Официальный сайт Министерства экономического развития РФ. - Режим доступа: http://www.ved.gov.ru/exportcountries/tr/about_tr/ved_tr/
10. Свистунова И.А. Об отношениях Турецкой Республики с Китаем // Институт Ближнего Востока. - 28.11.2010. - Режим доступа: http://www.iimes.ru/?p=11755
11. Кокарев К. К вопросу об интересах Китая на Ближнем Востоке // Геополитика. - 12.03.2015. - Режим доступа: http://geopolitics.by/analytics/k-voprosu-ob-interesah-kitaya-na-blizhnem-vostoke
12. Мамонов М. Инерция и новации во внешней политике Китая // Международные процессы. - 2010. - Т. 8, № 3 (24). - Режим доступа: http://www.intertrends.ru/twenty-four/005.htm
13. Михеев С. Китайская угроза как она есть // Политком.ш: информационный сайт политических комментариев. - 19.07.2006. - Режим доступа: http://forum.politcom.ru/3091.html
Коротко об авторе
Арсентьева Ирина Ильинична - доктор политических наук, профессор кафедры международных отношений и внешней политики России Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского. Электронная почта: airen1@yandex.ru
Briefly about author
Arsentyeva Irina Ilinichna - Doctor of Political Sciences, Professor of International Relations and Russian Foreign Policy Chair, Saratov State University. E-mail: airen1@yandex.ru
