Бизнес в историческом измерении: эффективность и социокультурные предпочтения Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

117

БИЗНЕС В ИСТОРИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ:

ЭФФЕКТИВНОСТЬ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ

М.Н. БАРЫШНИКОВ,

доктор исторических наук, профессор, Заслуженный деятель науки РФ, Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена

(Санкт-Петербург), e-mail: barmini@list.ru

В статье рассматривается история бизнеса с точки зрения индивидуальных и групповых интересов, экономических организаций (фирм), институциональных ограничений и процессов социокультурных изменений. Описываются семь ключевых аспектов бизнеса: социокультурное воздействие на поведение человека, организации и групповое поведение, процессы институциональных изменений, баланс интересов, формы экономической организации, механизмы разрешения конфликтов между группами и отдельными лицами, а также национальными и международными бизнес-структурами. Хотя многие идеи актуальны для всех стран, данная статья посвящена главным образом историческим характеристикам России.

Ключевые слова: история; Россия; экономика; бизнес; фирмы; группы интересов; социокультурные предпочтения; институциональные ограничения

This article covers the history of business in terms of individual and group interests, economic organizations (firms), institutional constraints and processes of sociocultural change.

The paper describes seven key aspects of business: sociocultural effects on human behavior, the organization and behavior of groups, the processes of of institutional change, balance of interests, forms of economic organization, mechanisms for resolving conflict among groups and individuals, and national and international business structures. Although many of the ideas are relevant to all countries, this article focuses chiefly on the historical characteristics of the Russia.

Keywords: history; Russia; economy; business; company; interest groups; socio-cultural preferences; institutional constraints

Коды классификатора JEL: N80

Институциональные ограничения социокультурных (в том числе этнических, земляческих, религиозных, языковых и семейных) предпочтений1, реализуемые фирмами в процессе организации рыночного взаимодействия, являлись одной из определяющих черт развития российского бизнеса в XIX — начале ХХ вв2. В данном отношении бизнес выступал в качестве ассоциированного предпринимательства3, осуществляемого с использованием организационной структуры фирм

1 Под названными предпочтениями понимаются ментальные ценности, определяющие долговременные групповые цели и нормы поведения людей.

2 Р. Коуз отмечает, что с точки зрения институциональной экономической теории необходимо изучать человека таким, «каков он есть на самом деле, — действующего в рамках ограничений, налагаемых реальными институтами» [45, Р. 231; 39, С. 92].

3 Ассоциированное предпринимательство — организационно-правовая форма (товарищество, общество) развития предприятий, используемая для согласования и реализации заинтересованными сторонами своих долгосрочных экономических и социальных потребностей.

© М.Н. Барышников, 2012

TERRA ECONOMICUS ^ 2012 ^ Том 10 № 1

ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2012 ^ Том 10 № 1

и ориентированного на повышение эффективности хозяйственной деятельности в рамках применяемой модели правового и неформального согласования внутри- и межгрупповых интересов. Отметим, что под понятием эффективности подразумеваются масштабы фирмы, ее прибыльность, продолжительность существования, конкурентоспособность и репутация. Центральным в статье выступает анализ исторического развития ассоциированного предпринимательства как механизма организационной координации индивидуальных и групповых предпочтений, используемого для привлечения необходимых ресурсов со стороны заинтересованных в успешной деятельности предприятия лиц. Данное положение согласуется со взглядом на основную задачу экономической организации, заключающуюся в «разработке контрактов и структур управления, цель и результат действия которых состоит в экономии на ограниченной рациональности людей при одновременной защите трансакций от рисков, создаваемых оппортунистическим поведением их участников» [38, С. 24]4.

Этноконфессиональные предпочтения, сдерживающие инновационные процессы, преодолеваются за счет совершенствования рыночных (т.е. имеющих отношение к институционально оформленному пространству конкурентного взаимодействия) и организационных стимулов достижения баланса интересов5. В условиях размывания национально-культурных границ бизнеса перспективы экономического роста зависят в первую очередь от качества организационной интеграции, и в данном отношении от степени удовлетворения ассоциированных потребностей применительно к меняющейся конкурентной среде и технико-технологической базе хозяйствования. В связи с этим важнейшим методологическим аспектом исследования бизнеса является разграничение и вместе с тем комплексное использование понятий «фирма» (организация) и «предприятие» (имущественная форма целевого потребления ресурсов с соответствующим выполнением работ определенного профиля, объема и качества). В полной мере это относится также к соотношению понятий «организация» и «институт». Первая представляет собой ассоциированную форму целевого поиска, привлечения и распределения ресурсов (сырьевых, производственных, финансовых, интеллектуальных, информационных, временных и т.д.)6, в рамках которой обеспечивается выработка и реализация стратегических и оперативных планов, направленных на повышение эффективности функционирования предприятия. В свою очередь, «институты» рассматриваются как неформальные и правовые регуляторы, используемые в процессе создания и развития организации для поддержания баланса индивидуальных и групповых интересов, и, соответственно, определенного уровня доверия, в условиях существующей ограниченности ресурсов. В концептуальном плане речь идет о том, что общества «отличаются по составу и доступности организационных инструментов» [23, С. 48].

Появление акционерной компании стало высшей точкой в складывании организационных основ современного бизнеса, поскольку обеспечило (по крайней мере, потенциально) наиболее результативное взаимодействие и тем самым реализацию индивидуальных предпочтений в условиях ограничения политического и социокультурного влияния на хозяйственную жизнь общества. В этом смысле фирма выступает как «видимая рука» рынка, самое оптимальное из того, что было создано человеком с целью организационного совершенствования внутри- и межгрупповых отношений применительно к перспективам инновационного развития экономики. Первая мировая война прерывала процесс универсализации экономических и социокультурных основ бизнеса, с закономерностью обусловив деградацию ассоциированных форм предпринимательства в их интернациональном содержании (подтверждением стал кризис 1929 г.). Лишь после 1945 г. организационное структурирование наднациональных интересов начинает обретать в экономическом пространстве Западной Европы и Северной Америки реальные очертания. Вполне логичен здесь вывод, что «современное экономическое общество может быть понято лишь как синтез групповой индивидуальности, вполне успешно осуществленный организацией». В свою очередь, «тенденция перехода права принимать решения к организации и необходимость защиты самостоятельности группы приводит к одному важному следствию: люди, занимающие высокий официальный пост

4 Далее Уильямсон поясняет: «Экономическая теория трансакционных издержек характеризует человеческую натуру такой, какой мы ее знаем, используя понятие ограниченной рациональности и оппортунизма. Первое отражает ограниченность наших познавательных способностей, второе — наличие у индивидов примитивного стремления к реализации личных интересов» [38, С. 93].

5 Здесь можно говорить о формировании организационной структуры отношений «заинтересованных сторон» (stakeholder concept) [47].

6 О ресурсах фирмы в контексте стратегии ее развития [8].

в организации... осуществляют лишь ограниченную власть, поскольку речь идет о существе принимаемых решений» [12, С. 100, 113-114]. На этом фоне попытки выйти за рамки реализуемых в транснациональной форме институциональных ограничений, вернуться в условиях складывания глобальной хозяйственной организации к модели эгоистического отстаивания индивидуальных и групповых предпочтений, с неизбежностью оборачивалось кризисом доверия и ростом нестабильности экономических и финансовых отношений (о чем в полной мере свидетельствуют события, происходящие с 2008 г.).

Издержки социокультурных предпочтений7 определяют цену, которую платят индивиды (группы лиц) за возможность реализовать свои цели в пространстве глобального хозяйственного взаимодействия. Ограничение предпочтений в процессе их универсализации уменьшает затраты и, соответственно, снижает цену, обуславливая успешную координацию внутри- и межгрупповых отношений. Напротив, при абсолютизации подобных предпочтений пропорционально возрастают издержки их согласования, что приводит к возрастанию цены и снижению стимулов к достижению баланса интересов. Последние будут играть либо значительно меньшую роль, либо потребуют выхода за границы социокультурной идентичности8. Можно утверждать, что в современном мире цена этнически ориентированного (и тем более поддерживаемого на государственном уровне) предпринимательства столь велика, что вряд ли сможет обеспечить формирование сколько-нибудь масштабного, конкурентоспособного, технологически продвинутого и организационно развитого бизнеса. Данный тезис в значительной мере объясняет существование в большинстве развивающихся стран институциональных границ, сдерживающих построение на базе индивидуального или семейного предпринимательства крупных, ассоциировано оформленных компаний.

Опыт хозяйственного развития Западной Европы и США в XIX-XX вв. подтверждает факт того, что важнейшим элементом эволюции рыночной системы выступало ассоциированное предпринимательство, способное, в рамках реализуемого баланса групповых интересов, результативно аккумулировать и распределять необходимые ресурсы, в том числе в их транснациональном содержании. В условиях ускоренного экономического развития и общего роста благосостояния цена социально-культурной трансформации оказалась для большинства заинтересованных групп низка, что обеспечило стабильное и последовательное изменение институциональной среды. В свою очередь достигаемое в процессе ассоциированного взаимодействия согласование интересов повышало способность экономики к саморегулированию, и в данном контексте — к формированию открытых форм организации, отражавших потребности эволюции бизнеса в его социальном измерении. Осуществляемые при этом целевые инновации приобретали ключевую роль в развитии технологически ориентированных предприятий, обеспечивая трансформацию связанных с ними отраслей экономики, механизмов конкуренции и сфер потребительского спроса. Преобразования в хозяйственной жизни сопровождались изменениями социокультурных предпочтений и, соответственно, структуры и содержания институтов, призванных координировать данные предпочтения применительно к используемой организации межгруппового взаимодействия (в этом смысле неслучайно, что Ф. Хайек и Т. Веблен отводили значительную роль в экономических процессах этическим и культурным факторам [9, С.76]). Подчеркнем, что приоритетными являлись изменения в экономических стимулах, поскольку в этом случае нововведения обеспечивали преодоление культурных и политических барьеров, и в этом смысле, налаживание продуктивных организационных связей в пространстве единого рыночного взаимодействия9. Отказ от бюрократического покровительства отдельным лицам и компаниям, максимальная свобода в реализации частных и ассоциированных форм предпринимательства, налоговые и кредитные стимулы для развития среднего и малого биз-

7 Имеются в виду затраты, обусловленные расходованием различного вида ресурсов (сырьевых, производственных, финансовых, интеллектуальных, психологических, временных) для создания оптимальных условий хозяйственного взаимодействия лиц (групп) различной национальной и религиозной принадлежности. Исходно невысокие издержки характерны для традиционных, однородных в этноконфессиональном плане обществ с гипертрофированной значимостью такой принадлежности, что потенциально оборачивается отсутствием стимулов к налаживанию эффективных взаимосвязей с развитыми, поликультурными экономиками. В последних низкие затраты определяют прежде всего правовые регуляторы, в отличие от неформальных в традиционных социумах.

8 Использованы теоретические подходы [48; 22, С. 39].

9 Данный аспект объясняет успех экономической модернизации в ряде стран (Япония, Южная Корея, Сингапур и др.), сохраняющих культурную самобытность при сопутствующем утилитарном подходе к проблеме заимствования западных рыночных ценностей. Здесь отчетливо проявляет себя способность к ограничению имеющихся социокультурных предпочтений в отношении привлекаемых организационных форм ведения бизнеса.

ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2012 ^ Том 10 № 1

ТЕ1^А ЕС01\ЮМ!С118 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

неса, государственная поддержка инфраструктурных проектов, нахождение оптимального баланса интересов в сфере страхового и пенсионного регулирования — эти и другие мероприятия связаны с построением эффективно функционирующей ассоциированной структуры хозяйственных связей, в рамках которой происходит согласования внутри- и межгрупповых предпочтений, независимо от их социокультурного содержания.

Под воздействием организационных изменений в сфере привлечения и распределения ресурсов возникала более эффективная модель общественных отношений, отличавшаяся (от ранее существовавших или одновременно действующих) наличием качественно новых стимулов к совместной новаторской деятельности. Именно в этом контексте происходило в XIX в. складывание акционерных компаний, функционирование которых предполагало ограниченную ответственность собственников в соответствии со сбалансированными ограничениями (самоограничениями) индивидуальных и групповых предпочтений. Поскольку же ассоциированное предпринимательство имело в основе организационную структуру, результативность которой не зависела от национальных или религиозных связей, возникала возможность постепенного изменения социокультурных параметров хозяйственных отношений применительно к создаваемой модели согласования интересов. Отсюда следует вывод, что задачи модернизации требуют, с точки зрения эффективности их решения, последовательного совершенствования рыночных институтов в русле создания современных организационных (в том числе свободных от коррупционного влияния) механизмов стимулирования деловой инициативы. В обществе, которое трансформируется на демократических началах, решение подобных задач возможно при согласованной деятельности креативных групп, имеющих единого, легитимного и реформаторски настроенного лидера, а также необходимые стимулы, полномочия, знания и ресурсы для изменения традиционных норм хозяйственного взаимодействия с последующим использованием правовых регуляторов в деле реализации масштабных социально-политических проектов.

Изучение в единстве правовых и неформальных механизмов взаимодействия заинтересованных сторон позволяет с наибольшей степенью полноты раскрыть историю той или иной компании с учетом финансово-экономического, административного, технологического, социокультурного и общественно-политического пространства ее операций. В более общем плане речь идет о своеобразии капиталистического устройства как определенной исторической формы согласования внутри-и межгрупповых интересов в соответствии с потребностями хозяйственного и социального прогресса10. Результативное участие индивида в рыночной деятельности стимулируется в данном случае правовой защищенностью, развитием конкуренции, более широкими возможностями самореализации и роста материального достатка. В свою очередь, готовность и способность заинтересованных лиц выйти за рамки устоявшихся национальных, земляческих, религиозных или родственных предпочтений позволяют значительно ускорить интеграционные процессы в части доступности инновационных ресурсов, увеличения доходности от их использования и роста благосостояния на частном и коллективном уровне. Открытость и свобода выбора становится здесь важнейшим стимулирующим, в том числе для поиска оптимальных путей социального развития, фактором хозяйственного прогресса. Применительно к экономическому механизму функционирования фирмы можно говорить о наличии мотивов к соблюдению таких ограничений, которые обеспечивают необходимое, с точки зрения успешного развития предприятий, «равновесие» интересов, способствующих росту прибыльности, масштабов, конкурентоспособности и продолжительности хозяйственной деятельности. Особого внимания здесь заслуживает процесс трансформации семейного бизнеса в крупную корпорацию, сопровождавшийся использованием разнообразных форм ее организации [46]. С другой стороны, представляется важным анализ конкретно-исторических условий учреждения и деятельности фирм, когда институциональные ограничения порождают конкретные конкурентные преимущества [50]. История российского бизнеса свидетельствует о том, что наиболее успешными и перспективными становились те компании, которые были способны определять и поддерживать оптимальный баланс интересов как в экономическом, так и социокультурном его выражении. Речь идет, в частности, о снижении издержек, возникавших в процессе этнических и религиозных, а также политических взаимоотношений в среде заинтересованных в инновационной деятельности предприятия сторон.

10 О современных трактовках институционального многообразия путей капиталистического развития [51].

Структура ограничений, которая используется для упорядочивания конкурентной борьбы за ресурсы, определяет групповые правила игры. При этом создаваемые регуляторы не обязательно должны выступать в роли гаранта обеспечения индивидуальных потребностей, их цель — служить общим интересам групп, в организационных рамках которых происходит согласование данных потребностей. Здесь уместно сослаться на определение Дж. Коммонсом института как «коллективного действия по контролю индивидуального действия», которое соответствует «интересам организации» [18, С. 68]. Речь идет об исторической эволюции фирмы как процессе организационного оформления наиболее оптимальной модели правовых и неформальных ограничений, закрепляемых, например, уставными и контрактными требованиями и призванных регулировать внутри-и межгрупповые интересы с целью снижения трансакционных издержек11. Данный процесс непосредственно влияет на повышение эффективности экономической и финансовой деятельности в условиях трансформации индивидуальной собственности (в том числе в ее культурном отражении) в ассоциированную. По мнению Д. Норта, выстроенные людьми структуры отчасти представляют собой «эволюционный результат успешных мутаций, тем самым входя составной частью в генетическую структуру человека сюда, например, относится врожденная склонность к сотрудничеству в маленьких взаимодействующих группах; другая часть этого наследия — результат культурной эволюции, выражающейся, в частности, в развитии институтов, способствующих сотрудничеству более крупных групп». Впрочем, какая именно доля приходится на генетическую структуру, а какая — на культурное наследие в ее том или ином групповом оформлении, для Д. Норта остается вопросом «спорным» [49].

Изменения, происходившие в XIX в. в финансово-экономической жизни европейских стран и США, стимулировали переход к новым организационно-правовым формам ведения бизнеса. Лидирующая роль организационных изменений объяснялась в данном случае тем, что инновационная деятельность могла осуществляться и при отсутствии благоприятных институциональных возможностей (в значительной мере сдерживавшихся, например, социокультурной и политической ситуацией), о чем свидетельствовала деловая жизнь Российской империи во второй половине XIX в. В свою очередь, преобразования в организационной структуре хозяйственного взаимодействия являлись мощным стимулом к институциональному совершенствованию внутри- и межгрупповых отношений, благоприятствовавших инвестициям в человеческий капитал (в том числе в его интеллектуальном выражении), развитию изобретательства и инновационных технологий. В конечном счете изменения в балансе интересов складывались в пользу экономического роста, в том числе и потому, что непродуктивные ограничения поощряли организации (в данном случае фирмы) предпринимать усилия по совершенствованию институциональных моделей группового поведения. В полной мере это относится, например, к ситуации, связанной с изменениями в этнокультурном и конфессиональном облике собственников, а также управленческого и инженерно-технического персонала российских фирм в последней трети XIX — начале ХХ вв. [30, С. 13-171]. Ярко выраженная здесь тенденция к «космополитизму», представительству в составе владельцев акционерных компаний лиц различной этнической и религиозной принадлежности (хотя с правовой точки зрения действовал ряд запретов в отношении иностранцев и российских подданных иудейского вероисповедания, обычно преодолевавшихся на неформальном уровне) подтверждала значимость обновления действующих институтов для эффективной реализации хозяйственных целей.

Широкое распространение в XIX в. акционерных обществ обернулось подлинным прорывом в сфере институционального взаимодействия владельцев капитала. Возникла «безличная» ассоциированная собственность (в Российской империи выпуск безымянных, на «предъявителя», акций разрешен с 1871 г.), предполагавшая, с одной стороны, существование «публично» сбалансированной совокупности индивидуальных и групповых интересов, с другой, как следствие, — их институциональное закрепление при условии отказа государства от непосредственного вмешательства в деятельность компаний12. Функционирование акционерных обществ подразумевало взаимосвязанное развитие физического, человеческого и социального капитала, технологических, организационных и институциональных параметров хозяйственной деятельности, благоприятствовавших росту инвестиций и инновационной активности.

11 Под трансакционными понимаются прямые и косвенные издержки (финансовые, информационные, временные, психологические), возникающие при взаимодействии заинтересованных сторон в процессе реализации ими прав собственности (см. основополагающую трактовку трансакционных издержек [45]).

12 Сошлемся здесь на имеющуюся трактовку, согласно которой важнейшей закономерностью, которая отличает современные «общества открытого доступа», является «безличное право» доступа к организации [23, С. 47].

ТЕ1ЭДА ЕС0\0М!СУ8 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

ТЕ1^А ЕС0\0М!СУ8 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

С появлением фирмы решался вопрос о факторах добровольного хозяйственного сотрудничества без обращения к принудительной силе властных учреждений и социокультурных регуляторов. Другими словами, процесс неформального согласования групповых предпочтений, наиболее активно проходивший в XVIII в., завершился в XIX в. распространением акционерных обществ как качественно нового механизма организационного и правового взаимодействия13, имевшего в основе принцип неприкосновенности частной собственности и рыночных свобод при условии ограничения сфер влияния властных и этноконфессиональных структур. Если ранее, при неразвитости рыночных стимулов, важнейшим фактором инноваций и технологических изменений в Российской империи являлись неформальные отношения, прежде всего в сфере распределения казенных заказов, то к началу ХХ в. на первый план выдвигаются формальные регуляторы, обеспечивавшие защиту прав собственности (в том числе интеллектуальной) и снижение, с привлечением конкретных организационных возможностей, трансакционных издержек. При этом тенденция усиления роли акционерных компаний в крупной индустрии проявлялась на фоне быстрого развития индивидуального предпринимательства и малого бизнеса (последнего в организационных формах торгового дома — полных товариществ и товариществ на вере14) в перерабатывающей промышленности и торгово-посреднической деятельности, стимулируемого ростом потребительского спроса и минимальным уровнем правовых ограничений для подобного рода предприятий и фирм.

Примером изменений в институциональной среде и организационной структуре бизнеса в России в начале ХХ в. являлось участие женщин в ассоциированном предпринимательстве. В это время значительно возрастает количество торговых домов (на 51,8%) и акционерных компаний (на 43,9%), а также численность владелиц первых (на 53,5%) и членов правлений вторых (на 42,3%). При этом показатель роста числа акционерных компаний превосходил показатель роста численности женщин в составе правлений, в то время как показатель соответствующего роста полных товариществ и товариществ на вере уступал показателю по женщинам в составе владелиц. Подобный разрыв не был случайным. С одной стороны, он свидетельствовал об опережающем воспроизводстве акционерных компаний и об усилении концентрации управленческих должностей. Появление новых акционерных фирм не обязательно приводило к появлению новых членов в составе их правлений, поскольку эти функции порой переходили в руки уже действовавших женщин-руководительниц. Напротив, группа владелиц торговых домов увеличивалась значительно быстрее количества самих фирм, что свидетельствовало о возрастании числа кандидаток на посты полных товарищей за счет более обширного состава претендентов, в том числе из среды родственников [2, С. 62-63]. Можно утверждать, что в сословно-иерархической структуре российского общества сфера предпринимательства становилась для женщины одной из немногих областей относительно «равных возможностей» с мужчиной. В большей мере это относилось к женщинам из средних и низших слоев населения, получавших реальную возможность самостоятельно заниматься не только мелкой торговлей, но и открывать весьма крупные промышленные предприятия, транспортные и посреднические фирмы. Процесс вовлечения женщин в ассоциированное предпринимательство имел, безусловно, противоречивое содержание, подвергался воздействию как положительных, так и негативных экономических и общественно-политических факторов. Однако общая тенденция в развитии женской составляющей российского бизнеса носила в начале ХХ в. благоприятную направленность, потенциально способствуя крупным изменениям в социально-экономической структуре российского общества в этот период.

Подчеркнем, что накануне мировой войны этническая, религиозная и языковая неоднородность не являлась сдерживающим фактором экономического роста России в условиях сопровождавших хозяйственные процессы глубоких изменений институционального и организационного свойства. Используемое в данном ключе понятие «ассоциированный» подразумевает не столько конкретную форму (например, акционерную) хозяйственной интеграции, сколько организационный механизм, призванный обеспечивать оптимальное институциональное согласование внутри- и межгруппо-вых предпочтений (в том числе на региональном или международном уровне) заинтересованных в деятельности предприятий сторон. Создаваемая в результате модель экономического взаимодей-

13 Из исторического опыта российских фирм см.: [31; 16, С. 172-412; и др.].

14 В начале ХХ в. количество полных товариществ и товариществ на вере увеличилось на 68%. Из них подавляющее большинство (более 80%) было зарегистрировано за 10 лет — с 1902 по 1911 гг., когда Российская империя переживала период социально-экономический и политический нестабильности [6, С. 110] .

ствия рассматривается, соответственно, в виде той или иной институционально-организационной структуры «бизнеса».

В начале ХХ в. ряд крупных российских корпораций вышел на новый уровень экономической и социокультурной интеграции (в том числе в рамках этнической и конфессиональной принадлежности их владельцев), обеспечивший снижение трансакционных издержек, совершенствование инвестиционных, технико-технологических и управленческих процессов, рост надежности контрактов и информационную открытость бизнеса. В перспективе следовало ожидать дальнейшего сужения сфер государственного вмешательства в экономическую жизнь, что непосредственно определялось ростом значимости ассоциированных форм предпринимательства, позволявших использовать различные модели институционального и организационного взаимодействия для преодоления эгоистических («оппортунистических») настроений в их частном или сословном выражении. Таким образом, складывалась сбалансированная для своего времени структура ограничений внутригрупповых интересов, определявшая оптимальные варианты достижения целей капиталистического хозяйствования в пространстве универсализирующегося культурного поведения. Приведем здесь мнение П. Грегори, полагавшего (на основе проведенных им подсчетов), что если бы Россия после Первой мировой войны удержалась на пути рыночной модели развития, показатели роста ее экономики были бы не меньшими, чем до войны. Более того, темпы развития страны опережали бы среднеевропейские. В связи с этим есть «все основания считать, что за счет преодоления многих институциональных препятствий (путем завершения аграрной реформы, улучшения системы законодательства в сфере регулирования бизнеса) темпы роста послевоенной России превысили бы довоенные показатели. Любой из предложенных сценариев теоретически определяет позиции той гипотетической России как одной из самых развитых национальных экономик — не такой богатой, как, скажем, Германии или Франции, но близкой к ним» [10, С. 249].

Чем больше ресурсов (финансовых, интеллектуальных, информационных, временных) требуется для покрытия издержек, возникающих в процессе внутри- и межгруппового взаимодействия, тем большее вероятность того, что будет создана фирма. Если бы взаимоотношения людей не требовали ограничений (самоограничений), способных снизить эти издержки, то было бы трудно объяснить, почему акционерные компании стали играть ключевую роль в обеспечении баланса хозяйственных интересов. Преследуя те или иные цели своих участников, организации непосредственно воздействовали на институциональную среду инновационной деятельности. Как полагает Д. Норт, они «формируются как функция не только институциональных ограничений, но и других ограничений (например, технологий, дохода и предпочтений). Взаимодействие между этими ограничениями образует потенциальные возможности максимизации дохода для предпринимателей (экономические или политические)» [22, С. 97-98].

В историческом плане переход от индивидуального предпринимательства к фирме сопровождался использованием широкого спектра регуляторов (включая самоограничения), в том числе правового, этнокультурного, религиозного, семейно-родственного, возрастного и психологического свойства, определявших процесс привлечения и распределения ресурсов на фоне усиления конкурентной борьбы, роста неопределенности и рисков социально-экономического взаимодействия. Подчеркнем, что действовавшие при этом ограничения касались не только групповых предпочтений собственников, но имели непосредственное отношение к позиции всех заинтересованных в делах компании сторон (в том числе менеджеров, рабочих, поставщиков и потребителей продукции, государственных чиновников и представителей общественности), способных оказать воздействие на эффективность ее функционирования. Таким образом, если речь идет о существенной ограниченности знаний индивида и его способности к оптимальным расчетам, то мы должны иметь в виду различие между реальным положением вещей и качеством их восприятия со стороны заинтересованных лиц. Отсюда следует важность эмпирического исследования процесса неформального складывания и юридической реализации баланса интересов в его конкретном историческом выражении. Например, рассматривая институциональный облик российской модели экономического роста до середины XIX в., следует принимать во внимание преобладающие здесь семейно-клановые, сословные и бюрократические связи, по своему определению отрицавшие баланс интересов при неформальной заинтересованности в неограниченных правах отдельных групп влияния. Напротив, хозяйственная ситуация в стране к концу того же века демонстрировала уже достаточно разветвленную для своего времени структуру правовых регуляторов, обеспечивавших развитие капиталистической экономики, прежде всего за счет использования ассоциированной формы предпри-

ТЕ1ЭДА ЕС0\0М!СУ8 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

ТЕ1^А ЕС01\ЮМ!С118 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

нимательства как механизма согласования межгрупповых интересов. В это время высказывалось мнение, что акционерные компании являются «наиболее распространенной формой» российских «предпринимательских союзов» (к началу 1898 г. их численность достигла 1146)15. Но даже в этом варианте деятельность большого числа фирм (чаще всего «товариществ на паях») укладывалась в национальную модель бизнеса, которой соответствовала второстепенность фондового рынка и акционерной стоимости, узкоотраслевая специализация, высокий уровень концентрации капитала и самофинансирования, управленческая схема, отражающая предпочтения крупных акционеров и их партнеров, а также предполагающая совмещение позиций внутренних собственников и членов правлений. В большинстве своем российские фирмы не отказывались от ориентации на покровительственную политику властей, если последняя предлагала субсидии или тарифную защиту. В случае сохранении в стране эволюционного характера институциональных изменений данная организационно-хозяйственная модель не отрицала эффективности при условии учета интересов тех групп общества, которые были способны участвовать в реализации задач модернизации страны. Однако на фоне общей отстраненности интеллектуальных кругов от потребностей развития бизнеса, разбалансированности межгрупповых интересов16 и сопутствующего роста общественного недовольства в годы Первой мировой войны (вылившейся в революцию 1917 г.), реализация подобной модели в Российской империи оказалась невозможной.

Важнейшим показателем результативности функционирования акционерного общества выступает баланс внутри- и межгрупповых интересов, согласованность структурных элементов которого обеспечивает рост конкурентных преимуществ компании. С другой стороны, оптимальность соответствующего баланса в значительной мере определяется организационной гибкостью групп. По мнению М. Олсона, «чем больше группа, тем дальше она будет удаляться от обеспечения себя оптимальным количеством общественного блага, и обычно очень большие группы при отсутствии принуждения или внешнего воздействия вообще не смогут его обеспечить, даже в минимальном количестве» [29, С. 43]. В полной мере данный тезис можно отнести к проблеме зарождения и трансформации ассоциированного предпринимательства, рассматривая этот процесс в контексте складывания механизмов внутригруппового взаимодействия. Безусловно, малые группы сохраняли конкурентные преимущества за счет использования главным образом неформальных ограничений (например, в среде родственников, владевших небольшими фирмами — полными товариществами и товариществами на вере), в то время как более многочисленные группы собственников акционерных компаний участвовали в определении стратегических перспектив в условиях преимущественного применения правовых регуляторов (например, уставов или контрактов). Другими словами, речь идет об эффективности функционирования группы не столько в плане масштаба, сколько с организационной точки зрения, то есть ее способности принимать ту или иную форму в соответствии с целями деятельности фирмы. В любом случае стремление к минимизации трансакционных издержек подталкивала заинтересованные стороны в направлении развития таких форм организационной интеграции, которые стимулировали преодоление исторически сложившихся социокультурных границ группового взаимодействия. Результатом стало появление в начале ХХ в. целого ряда успешно действующих корпораций в США и Европе, деятельность которых сопровождалась (на основе активных эмиссионных операций) размыванием акционерных капиталов, нередко имевших этническое «лицо», при одновременном выстраивании эффективно функционирующих механизмов согласования межгрупповых предпочтений.

Актуальными, в плане изучения социально-экономических особенностей реализации групповых интересов, остаются до сегодняшнего дня работы И.Х. Озерова. Исследования, проведенные им в начале ХХ в., позволяют значительно обновить, как в теоретическом, так и практическом плане, имеющиеся трактовки места и роли хозяйственных и социокультурных параметров развития бизнеса. Речь идет, в частности, о необходимости ограничения индивидуальных и групповых предпочтений в контексте формирования надэтнических и надконфессиональных механизмов решения стратегических и оперативных задач, соотношении институциональных и организационных факторов эволюции частных и ассоциированных (акционерных) форм предпринимательства,

15 Оценка дана в «Энциклопедическом словаре» Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. (Цит.: [32, С. 323]).

16 Имеется в виду обострение взаимоотношений властных структур и оппозиционно настроенной интеллигенции, при активном использовании последней в своих идеологических интересах протестных настроений в среде крестьян и рабочих. Российская буржуазия, потенциально способная выступить в качестве созидающей силы, оставалась в общественно-политическом отношении изолированной группой.

о взаимосвязи процессов оформления баланса интересов в структуре собственности и менеджмента фирм, особенностей реализации на этом фоне эффективной инвестиционной и инновационной политики. Особое значение приобретает комплексный анализ используемых в хозяйственной сфере институциональных ограничений с точки зрения их соотношения с социокультурными и политическими реалиями группового поведения, а также оценка перспективности их применения в плане модернизации финансового и технологического потенциала современной экономики [4, С. 153-161].

Для Озерова не существует единых для общества интересов, есть только групповые. Речь идет о том, что в случае признания общественных интересов необходимо согласиться с особой ролью государства, призванного определять и регулировать эти интересы как нечто единое для всех. При ориентации на групповые интересы вопрос ставится о готовности и способности самих групп согласовывать свои предпочтения без вмешательства властных структур. Институциональные ограничения (регулирование) внутри- и межгрупповых интересов предполагают открытое, самостоятельное социальное творчество, не зависящее от государственного контроля. Роль государственных учреждений здесь нейтральна: заключается в поддержке (если отсутствуют соответствующие ассоциированные структуры в обществе) сложившегося в экономике баланса межгрупповых интересов, отвечающего потребностям социального развития. Вместе с тем нежелание индивидов публично согласовывать свои предпочтения, оборачивающееся ростом внутри- и межгрупповых издержек и рисков, объективно выводит бюрократию за границы нейтральности, придавая ее деятельности характер заинтересованной стороны с соответствующими функциями регулирования и контроля хозяйственных отношений [28, С. 28]. В 1898 г. в статье «Организация подоходного обложения в Англии и критический анализ его» И.Х. Озеров отмечал, что важнейшим фактором устойчивого, эффективного развития финансовых отношений, свободных от государственного вмешательства, должна стать их открытость, «публичность». В данном случае «имущественные отношения будут определяться самими заинтересованными лицами» [26, С. 174]. Это касалось и такой важной сферы хозяйственной деятельности как кредитные операции, затрагивающие интересы многочисленных групп населения. Преодоление негласных, закрытых норм взаимоотношений в этой сфере имело для И.Х. Озерова историческую «тенденцию»: «Это видно из того, что сама экономическая жизнь, в особенности область кредитных отношений, требует теперь этой публичности; кредитные отношения потеряли свой частный характер и перешли в область публичного интереса, это же значение их для всего населения, а не только для лиц, непосредственно заинтересованных, оправдывает внесение в них больше света и экономическая жизнь уже представляет теперь в этом отношении много любопытных попыток» [26, С. 167].

В начале ХХ в., на фоне последствий мирового экономического и финансового кризиса, И.Х. Озеров констатировал: «в общем и целом мы можем сказать, что на широком поле жизни люди действуют более под влиянием интересов». В связи с этим при анализе «творчества финансовых институтов» необходимо, прежде всего, исходить «из интереса и затем учитывать роль других моментов» [27, С. 15] (по мнению Озерова, «объяснять возникновение какого-либо института общим благом, понятием справедливости — это то же, что объяснять происхождение права народным духом» [27, С. 28]). В свою очередь, при выстраивании «финансовой структуры» следует разбить «интересы на группы». С другой стороны, «содержание» интереса определяется «экономической обстановкой». Таким образом, «интерес» и «группа» — вот исходный пункт исследования» [27, С. 16-17].

В методологическом плане последовательность анализа, осуществляемого И.Х. Озеровым, следующая: экономическое развитие ^ группы ^ интересы (хозяйственные, социокультурные, политические) ^ институты (регуляторы). Первоначально группы выступают со «своими отдельными интересами, и в результате движения, борьбы этих групп получается та или иная организация финансового хозяйства. Эта организация закрепляется в нормы — и мы имеем финансовое право». Институт выступает итогом «взаимных уступок», в нем находит отражение конкретный баланс групповых интересов, поэтому «тот или иной финансовый институт является результатом компромисса между этими группами» [27, С. 17]. При этом сами «уступки не бескорыстны: они подсказываются простым благоразумием, тем благоразумием, которое заставляет нас жертвовать частью достояния при страховании всего имущества» [27, С. 20]. В данном случае Озеров вновь возвращается к ранее выдвинутому им тезису [25] о наличии издержек в межгрупповых отношениях, возрастающих по мере усиления неопределенности в социально-экономической и политической ситуации в стране (группе стран). В этом отношении использование дополнительных ограниче-

ТЕ1ЭДА ЕС0\0М!СУ8 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

ТЕ1^А ЕС0\0М!СУ8 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

ний позволяло снизить «цену», которую платила лидирующая группа за возможность реализовать собственные предпочтения с минимальными для себя издержками. И.Х. Озеров сформулировал эту идею следующим образом: «Отказываясь от использования части своей победы, та или иная группа как бы страхует продолжительность своего хозяйственного счастья, и этот отказ от части полученной победы можно рассматривать как род страховой премии» [28, С. 27].

Для И.Х. Озерова особое место в институциональном исследовании занимает наследие немецкой исторической школы, под влиянием которой «финансовые вопросы начинают становиться на историческую почву. Вместо абстрактных положений, выводимых путем дедукции, наука пытается установить преемственность развития финансовых институтов» [27, С. 67]. Иначе говоря, «не вследствие теоретических соображений движется финансовая жизнь, нет, она складывается под влиянием интересов групп» [27, С. 18].

Чтобы понять процесс институционализации финансовых отношений, необходимо «знать удельный вес каждой группы, участвующей в процессе образования финансового права, роль той или иной группы, каково ее влияние на материальное содержание права», а также «в каком направлении идет развитие этих групп, т.е. будет ли относительная сила данной группы падать или развиваться, что в значительной степени лежит в экономике данной страны...». В качестве примера озеров ссылается на две группы буржуазии — «крупную и мелкую — с ярко противоположными интересами» [27, С. 19]. С другой стороны И.Х. Озеров выделяет «сильные» общественные группы (независимо от их численности и уровня дохода), которые «пользуются влиянием на государственную власть». Для таких групп свойственно стремление «некоторые из своих потребностей сделать коллективными потребностями, то есть удовлетворять их на общественный счет». Озеров не склонен критиковать подобное поведение, поскольку «в этом удовлетворении в той или иной степени заинтересовано все целое». Примером тому служат групповые потребности предпринимателей (в организации торговли, соответствующем оборудовании железных дорог и портов) и рабочих (создание фабричных инспекций, бирж труда, страховых и пенсионных объединений) [27, С. 6-7].

Еще одна особенность заключалась в разнообразии политических и социокультурных элементов, используемых в организации групповых интересов. И.Х. Озеров, признавая приоритет экономических изменений над институциональными («общественные идеалы связаны с судьбами нашей экономической жизни» [28, С. 144]), заявлял о реформаторском потенциале предпринимателей: промышленник в России «имеет крупное значение, и если не будут предпринимаемы паллиативы, то он выступит за реформы, более серьезные, в сфере нашей финансовой и экономической политики». Вмешательство властей в экономическую жизнь, в том числе путем распространения на «заинтересованные» группы заводчиков попечительских мер (например, казенных субсидий и покровительственных тарифов), ведет в конечном счете к «рутине» [28, С. VIII]. Все это — «вредные мероприятия, отдаляющие момент, когда промышленные группы должны будут стукнуться о нашу печальную действительность» [28, С. 124]. С другой стороны, Озеров предупреждал, что в представительстве групповых интересов «политические партии не вполне совпадают с экономическими группами: в объединении политических партий играет роль не только экономический момент, но он осложняется и другими моментами: национальным, религиозным» [27, С. 24].

Сопоставляя соответствующую ситуацию в групповых предпочтениях в начале ХХ и XXI вв., сошлемся на мнение Ф. Фукуямы: «способность к ассоциации зависит от существования внутри сообщества норм и ценностей, разделяемых всеми его членами, а также от готовности последних подчинять свои интересы интересам группы» [40, С. 27]. В этом смысле развитая капиталистическая экономика — это экономика, в рамках которой общество располагает количеством социального капитала, достаточным для того, чтобы позволить самоорганизацию корпораций и бизнеса в целом. Та же способность и готовность к ассоциированности (в том числе в социокультурном отношении), которая имеет ключевое значение для организации людьми, объединенными «общими интересами», устойчивых структур бизнеса, необходима и для создания эффективных политических организаций [40, С. 580-581].

Исходя из опыта исследования И.Х. Озеровым финансово-экономической ситуации в мире в XIX-начале ХХ вв., можно прийти к выводу, что современные проблемы бизнеса в значительной мере проистекают из подмены его сущностных характеристик: вместо развития ассоциированных хозяйственных связей, позволяющих использовать разнообразные ресурсы для реализации потенциала рыночных свобод (прежде всего в их интернациональном содержании), на первый план выдвигаются частные или государственные модели согласования интересов. В результате имеет

место либо безбрежный эгоизм индивидов, либо столь же безбрежный диктат бюрократических структур. И тот и другой вариант тесно взаимосвязаны, поскольку оба они отторгают любые формы ограничения своих устремлений. По сути, это — наследие эпохи средневековья, когда отрицается право и способность людей, независимо от их национальной, региональной или религиозной принадлежности, организовываться в самоуправляемые, открытые для пополнения и сотрудничества группы (ассоциации), создаваемые с целью выработки более эффективных механизмов экономического, социального и политического взаимодействия.

Бюрократический аппарат выступает, как отмечалось выше, в качестве нейтральной для экономического развития стороны, и уже в силу этого действует в рамках четко очерченного правового пространства. Инновационные процессы запускаются не благодаря политическим решениям, но прежде всего за счет изменений в организации и стимулах хозяйственной деятельности, наиболее эффективно осуществляемых фирмами. Данный тезис вполне применим к объяснению процессов глобализации, обеспечивающих в перспективе использование оптимальных форм экономического и культурного взаимодействя. В первые годы ХХ в. И.Х. Озеров подчеркивал: «Развитие хозяйства развивает и человеческую солидарность». В свою очередь, эволюция «общего интереса» способствует наступлению «международной заинтересованности», базирующейся на развитии мировых производственных и торговых связей. В конечном итоге экономические интересы выходят «из узких рамок своей собственной территории» и «вопросы о защите этих интересов приобретают в настоящее время крупное значение». Приток иностранных капиталов «создает новые общие интересы и еще более подчеркивает солидарность людей между собой, но здесь солидарность распространяется уже на целые народы» [24, С. 11, 14-15].

Работы И.Х. Озерова появились в то время, когда в Российской империи активно учреждались акционерные компании с участием иностранного капитала, представительством в их руководстве лиц различной национальной и религиозной принадлежности. Примером результативного соотношения индивидуальных и групповых предпочтений (учредителя фирмы, его семьи, российских и зарубежных партнеров по бизнесу, инженерного персонала, потребителей продукции, а также представителей общественных и властных структур) являлась, в частности, деятельность Общества электрического освещения 1886 г. (далее ОЭО) — крупнейшей в дореволюционной России энергетической компании, созданной немецкими промышленниками Сименсами. Чтобы представить вклад этой фирмы в развитие отечественной промышленности, отметим, что к началу 1913 г. из поставленной ОЭО электроэнергии только 31% приходился на освещение, в то время как 68% — на производственную сферу (1% — на электротранспорт)17.

Ситуацию в составе основных групп собственников ОЭО в 1912 г. (после проведенной при поддержке Deutsche Bank очередной эмиссии) проиллюстрируем на примере общего собрания, к которому из общего количества 80 тыс. акций было представлено 54 290, в том числе швейцарскими подданными — 30 139, германскими — 21 858, российскими — 2 139, голландскими — 100. Накануне Первой мировой войны собрание акционеров поддержало план нового увеличения акционерного капитала с 40 до 50 млн руб., что обосновывалось необходимостью дальнейшего расширения и модернизации электрической сети и производственных мощностей в России. В целом, из суммы в 10 млн руб. подписку на акции в России осуществили на 576 500 руб., Германии — 3 816 000 руб., Швейцарии — 5 548 500 руб. [33, ф. 23, оп. 14, д. 207, л. 152]. К этому времени издержки этнических предпочтений на внутри- и межгрупповом уровне были сведены к минимуму, что позволило даже в годы мировой войны сохранить за иностранными акционерами ключевые позиции в составе собственников фирмы. На общем собрании ОЭО в апреле 1916 г. стало известно, что из 55 064 заявленных акций швейцарским гражданам принадлежало 53 945. Наибольшим количеством акций располагали: Швейцарское кредитное общество в Цюрихе — 23 296 акциями, Базельский торговый банк — 11 170, Банк для электрических предприятий в Цюрихе — 8 260, Общество электрической промышленности в Базеле — 7 186, АО «Лей и К0» в Цюрихе — 4 033. Из российских акционеров крупнейшим оставалась баронесса М.К. Гревениц (дочь Карла Сименса), владевшая 556 акциями [33, ф. 23, оп. 14, д. 207, л. 143-144]. Сформировавшийся в ОЭО баланс внутри- и межгрупповых интересов не был связан с договоренностями исключительно иностранных или российских сторон. Достигнутые соглашения определялись стратегическими целями деятельности фирмы, которые оптимально вписывались в институциональное пространство ее деятельности, отвечали потреб-

17 К 1 января 1915 г. соотношение осветительного и технического использования поставляемой электроэнергии составило уже 27 и 73%.

ТЕ1ЭДА ECONOMICUS ^ 2012 ^ Том 10 № 1

ТЕ1^А ЕС01\ЮМ!С118 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

ностям развития российской электроэнергетики и соответствующим планам использования западного технологического и административного опыта.

Актуальным представляется также опыт деятельности Акционерного общества Брянского рельсопрокатного, железоделательного, сталелитейного и механического завода (АОБЗ), входившего в число ведущих в своей области (каменноугольная и железорудная промышленность, металлургия, металлообработка и машиностроение) отечественных корпораций. К концу первого двадцатилетия своих операций фирма (созданная в 1873 г.) имела 4 крупных российских собственников (в том числе ее основателя — В.Ф. Голубева), контролировавших более 50% акций [33, ф. 22, оп. 4, д. 147, л. 28-29]. Но уже к началу XX в. на фоне роста масштабов деятельности 7/8 объема акционерного капитала перешли в руки иностранных (главным образом французских) владельцев [33, ф. 22, оп. 4, д. 147, л. 163]; к 1906 г. численность акций достигла 120 875 [33, ф. 23, оп. 14, д. 42, л. 67] (в связи с невозможностью участия большинства зарубежных акционеров в работе общих собраний ни одно из них не могло открыться с первого раза из-за отсутствия кворума, все необходимые решения принимались на повторных заседаниях). Компания стала одной из немногих в России, имевших, в полном смысле этого слова, распыленную собственность, которая оформилась в рамках корпоративной модели регулирования деловых и этнических предпочтений. Так, на состоявшемся общем собрании летом 1907 г. из 1826 собственников, предоставивших 41 683 акции, лишь 52 лица были российскими подданными (им принадлежало 4789 акций) [33, ф. 23, оп. 14, д. 257, л. 66-116]. Накануне Первой мировой войны АОБЗ занимало в своей сфере деятельности первое место по размерам акционерного капитала, второе — стоимости активов [34, С. 152-153]. Вплоть до 1917 г. Общество занималось выработкой эффективного механизма согласования групповых интересов (прежде всего в среде российских и французских18, а также отечественных мажоритарных и миноритарных собственников). Этой задаче была подчинена, например, реформа руководящих структур Общества: наряду с «правлением» (пять директоров из числа российских подданных) был создан «совет» из пяти членов. С учреждением последнего, как полагали в компании, «управление предприятием сосредотачивалось в руках десяти избранных Общим собранием акционеров, разделенных на две самостоятельные группы, взаимно друг друга контролирующие и дополняющие» [33, ф. 22, оп.4, д. 147, л. 105]. Предполагалось, что в составе совета будут представлены интересы прежде всего французских акционеров.

Примером поиска новых форм организации крупного бизнеса, учитывавших интересы различных групп отечественных и зарубежных промышленников, стала попытка создания в 1907 г. (при участии АОБЗ) Русского общества металлургических заводов и копей (РОМЗК). Инициатором объединения выступило Общество для продажи изделий русских металлургических заводов — крупнейший в российской промышленности синдикат, возникший на основе ряда договоров отечественных компаний в 1902 г. При обсуждении вопроса о предполагаемой структуре РОМЗК были предложены два варианта: либо группировки заводов «на манер немецкого стального союза, или слияния в одно предприятие, как в Америке». В итоге, вторая «комбинация» была признана «наиболее подходящей для понижения себестоимости изделий путем сокращения общих расходов, вследствие соединения всех управлений в одни руки и затем, вследствие рационального распределения заказов между теми заводами, которые будут продолжать работать». Акционерный капитал создаваемой корпорации должен был составить огромную для России сумму — 111 млн руб., при этом каждое предприятие, входившее в РОМЗК, имело бы в правлении своих представителей из расчета по оному на каждые 3,5 млн руб. капитала [34, ф. 23, оп. 14, д. 42, л. 203]. К весне 1908 г. в планируемом РОМЗК предполагали объединиться крупнейшие в империи металлургические компании, что означало на деле создание не только мощной промышленной, но и общественно-политической силы, способной оказывать непосредственное влияние на выбор путей экономического развития страны. В данном отношении отказ правительства поддержать учреждение РОМЗК (инициатива была оставлена «без движения») являлось наглядным подтверждением того, что набиравшие силу ассоциированные структуры российского предпринимательства, обладавшие достаточно высоким уровнем группового доверия, потенциально выступали в качестве реального инструмента обновления хозяйственной и политической жизни страны. Способность создать и использовать подобный инструмент свидетельствовала о характере и объеме складывающегося в России социального капитала, в данном случае в его конкретном организационно-хозяйственном выражении19.

18 О переходе Общества под контроль французского капитала см. [5, С. 62-65].

19 Под социальным капиталом понимается совокупность институциональных связей, способных формировать, качественно и количественно, организационное взаимодействие в обществе.

Безусловно, процесс финансово-экономической интеграции в среде российского бизнеса не мог не иметь специфических черт, определявшихся социокультурным обликом предпринимателей. Некоторые из этих особенностей подметил инженер Н.Н. Изнар, состоявший в руководстве ряда отечественных компаний. Представляются примечательными его суждения об этнокультурном облике отечественных деловых кругов, в том числе в плане готовности и желания участвовать в коллективной общественной деятельности. Оценивая, в частности, состав членов созданной в 1906 г. общероссийской организации предпринимателей — Съездов представителей промышленности и торговли, он отмечал то, что его «больше всего поражало в этом списке — это обилье представителей с нерусскими фамилиями. Людей явно нерусского происхождения, из которых некоторые, быть может, совершенно обрусели, было в этом списке более трех четвертей. Выбранные в главы Совета и Комитета также оказались представителями самых разнообразных инородческих элементов, и меньше всего — людей чисто русского происхождения» [14, № 12, С. 89-90]. Н. Из-нар затруднился объяснить подобный факт, заметив вместе с тем «равнодушие» русских промышленников к деятельности в общественных организациях. «Сколько раз в многолюдных заседаниях я вел статистику посещаемости, — вспоминал он, — и всегда оказывалось громадное преобладание исправно посещающих заседания среди немцев, евреев и всяких других инородцев и иностранцев — при крайне малом проценте русских». Некоторые из последних, как «мне случалось неоднократно наблюдать, появляются лишь в таких заседаниях, когда на повестке дня значатся вопросы, затрагивающие их личные интересы» [14, № 5, С. 76]. Скорее всего, индивидуалистические настроения в среде русских предпринимателей вытекали из отсутствия опыта и необходимых институциональных возможностей для самостоятельного группового сотрудничества, негативно воспринимавшегося царской бюрократией вплоть до 1917 г.20 (в отличие от разнообразных формальных деловых объединений в Германии, или неформальных, в рамках религиозной принадлежности — в еврейской предпринимательской среде). С другой стороны, широкое представительство в российском деловом мире лиц различной национальной принадлежности подтверждало высокий уровень доверия, существовавший между ними. Например, в составе членов Совета (72 человека) Петербургского общества заводчиков и фабрикантов — крупнейшего и одного из влиятельнейших в стране объединений работодателей, доля этнических русских составляла менее трети [39, 127-130]. Иначе говоря, в условиях роста значимости организационного объединения все большую значимость приобретали межэтнические и межконфессиональные связи, способные стимулировать не только экономическую, но и общественно-политическую активность заинтересованных в демократических преобразованиях групп.

Заметим, что в начале ХХ в. в России, в условиях кризисной социально-экономической ситуации, предпринимались попытки организовать мощные отраслевые объединения (в том числе в нефтепромышленной сфере), способные аккумулировать обширные финансовые, производственные и интеллектуальные ресурсы. Эта тенденция была замечена властями, опасавшимися дальнейшей концентрации собственности и соответствующих изменений в сложившемся в российской промышленности балансе групповых интересов. В записке, направленной председателю Совета Министров В.Н. Коковцеву, в связи с этим указывалось на попытки нефтяных фирм перейти от контрактных отношений к внутриорганизационной интеграции: «Вред, происходящий от синдикатизирования промышленности, на договорных началах, несомненен, но в договорах имеется всегда некоторое противоположение интересов сторон, входящих в договорные отношения, вследствие чего возможно, с течением времени, изменение договорных условий и даже отступление от договоров по судебному решению.». Но когда объединение возникает путем приобретения акций, с «органической связью между собой целого ряда нефтяных компаний, то, в существе, получится не синдикат, а связанность всех предприятий в одно органическое целое, со всеми отрицательными сторонами синдиката и с фактической невозможностью обратного обращения отдельных компаний в самостоятельные промышленные единицы». С другой стороны, развитие ассоциированных форм бизнеса, с сопутствующим ему созданием крупных организационных структур, могло обернуться серьезными изменениями в практике биржевых операций, что вызывало дополнительную обеспокоенность в среде чиновников [33, ф. 23, оп. 14, д. 254, л. 5].

К концу XIX века шесть фирм добыли в России свыше 50% нефти, при этом общее количество отечественных нефтяных компаний составляло 96. Лидирующие позиции занимало Товарищество

20 Об отсутствии опыта групповой «самодеятельности» и «совместной деятельности» российских предпринимателей. [28, С. 116].

ТЕ1ЭДА ЕС0\0М!СУ8 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

ТЕ1^А ECONOMICUS ^ 2012 ^ Том 10 № 1

братьев Нобель — 43 млн пудов, а также Бакинское нефтяное общество — 18 млн [35, С. 170]. В начале ХХ в. ряд крупных российских нефтепромышленных корпораций предприняли масштабные эмиссионные операции. Происходившие в связи с этим изменения в составе собственников сопровождались снижением издержек социокультурных предпочтений и ростом эффективности функционирования компаний. Например, еще в 1874 г. статский советник Петр Губонин и коммерции советник Василий Кокорев учредили первую в своей отрасли акционерную компанию — Бакинское нефтяное общество. Сохраняя позиции мажоритарных собственников, они полностью определяли как стратегию, так и пути решения оперативных задач. Спустя сорок лет состав собственников этой компании — одной из самых доходных в России — уже ничем не напоминал начальный период. Представительство здесь русских, еврейских, немецких и ряда других групп акционеров достаточно точно отражало разнообразие этноконфессионального облика заинтересованных в успешном функционировании Общества лиц. Только за период 1906-1907 гг. в деятельности Петербургского учетного и ссудного банка «разные интересные для участников комбинации» привели к тому, что для операций с акциями Бакинского общества состоялись пять синдикатских соглашений [11, С. 88]. В 1915 г. директорами компании были представители нескольких крупных петербургских банков, имевшие различную религиозную и этническую принадлежность. В число крупнейших собственников входили: Русско-Азиатский банк (4000 акций) и А.И. Путилов (1560), Азовско-Донской банк (1000), С.-Петербургский международный банк (1000), Д.Б. Бургафт (1000), Д.К. Золин (1000), А.З. Иванов (1000), П.Г. Шайкевич (800), Торговый банк (603), М.Н. Корсаков (600), Учетный и ссудный банк (550), И.А. Герценберг (500), М.Н. Корсаков (600), В.А. Маргулис (396), Банкирский дом Маврикий Нелькен (300) [37].

Другой пример — Товарищество нефтяного производства братьев Нобель, основанное выходцами из Швеции [13]. В 1875 г. Л.Э. Нобель ссылался на «старую истину, что и с большими капиталами ничего не поделаешь, когда страна неподготовлена» [21, С. 58]. Тем не менее, в 1879 г. он учреждает семейную фирму, которая выросла к началу ХХ в. (в том числе при сотрудничестве с берлинскими Deutsche bank и Disconto Gesellschaft [43]) в крупнейшую в Российской империи нефтепромышленную корпорацию. Накануне 1917 г. в связи с очередным увеличением уставного капитала стоимость «предприятия» Нобелей должна была, по оценке аналитиков, достигнуть на фондовом рынке «колоссальной» величины в 230-240 млн руб. [41]. В числе собственников Товарищества доминировали петербургские банки, позиции которых определялись интересами (в том числе этноконфессиональными) различных отечественных и зарубежных деловых кругов. Из представленных на общем собрании компании в мае 1917 г. паев и акций на 33 882 000 руб. семье Нобелей принадлежало ценных бумаг на 5 885 250 руб. В числе других крупнейших владельцев выступали петербургские банки, в том числе: Азовско-Донской банк (5 803 500 руб.), Международный коммерческий (4 339 250 руб.), Русско-Азиатский (3 334 000 руб.), Русский торгово-промышленный (2 820 000 руб.), Волжско-Камский (2 308 000 руб.) и др. [17]. Члены семьи Нобелей оставались одним из крупнейших держателей паев и акций Товарищества, а при наличии нескольких групп влияния в лице банковских структур, нередко конкурировавших между собой и уже в силу этого неспособных блокировать решения общего собрания, Э.Л. Нобель как глава правления оставался гарантом поддержания необходимого баланса интересов в составе собственников корпорации [3].

Обращаясь к истории крупнейших российских корпораций, отметим также масштабные производственные и коммерческие операции Товарищества нефтяного производства «Г.М. Лианозов и сыновья». Компания, созданная в 1907 г. на базе нефтяного дела армянских предпринимателей, уже спустя пять лет практически лишилась национального «лица». В 1914 г. на общем собрании пайщиков Товарищества, проходившем под председательством главы Русско-Азиатского банка

A.И. Путилова21, из представленных 130 433 паев С.Г. Лианозову принадлежало лишь 17 750, Л.А. Манташеву — 15 000, фирме «О.А. Розенберг и К°» — 10 160, И.М. Шадинову — 15 000, П.О. Гукасову и Сибирскому торговому банку — по 5 000, Русско-Азиатскому банку — 5 500, М.А. Соловейчику и И.М. Кону — по 4 000 [20, 1914, № 12, стлб. 42]. На собрании в сентябре 1916 г. крупнейший собственник — Русско-Азиатский банк имел 24,4% паев. Второй по значимости собственник —

B.Н. Троцкий-Сенютович — 19,5%. Сам С.Г. Лианозов представил только 3015 паев или 4,9% [41, 19 сентября, С. 2]. В том же году началась быстрая интеграция предприятий Товарищества в струк-

21 Алексей Иванович Путилов занимал посты председателя правления в семи российских промышленных компаниях, еще в семи — вице-председателя [7, С. 208-209].

туру концерна Нобелей [15, С. 343]. Со своей стороны руководство последнего поясняло, что «совместная работа» нефтяных компаний «облегчает ведение дела и создает общность интересов», что непосредственно влияет на успех деловых операций [20, 1912, № 4, С. 56].

Аналогичная ситуация имела место у другого известного армянского предпринимателя — А.И. Манташева. Он учредил семейный торговый дом, имевший обширные деловые связи с бакинскими нефтепромышленниками (в том числе Г.З.А. Тагиевым, представлявшим мусульманские деловые круги) [42, С. 28]. С 1899 г. компания действовала в форме акционерного общества, состав собственников которого носил ярко выраженный «космополитичный» характер. Спустя 15 лет из 78 013 акций, заявленных к общему собранию корпорации (проходило под председательством секретаря правления Петербургского международного коммерческого банка А.Е. Шайкевича22) Л.А. Манташеву принадлежало лишь 14,5%. В числе других крупных собственников значились:

С.Г. Лианозов — 6 740 акций, фирма «О.А. Розенберг и К°» — 6 700, С.-Петербургский международный коммерческий банк — 4 800, Русско-Азиатский банк — 4 085 и др. [20, 1914, № 12, стлб. 42]. В целом, приведенные исторические примеры показывают, что сочетание разнообразных этнических составляющих (русских, еврейских, немецких, армянских, шведских и др.) в используемой модели собственности и управления нефтяных фирм, на фоне их многочисленных эмиссионных операций и усиления финансово-экономического потенциала, свидетельствовало об устойчивости и эффективности складывающегося баланса внутри- и межгрупповых интересов в плане выработки и реализации оптимальных стратегических и оперативных планов развития компаний.

Важно отметить, что происходивший накануне мировой войны в Российской империи промышленный подъем обеспечивал дополнительные конкурентные преимущества крупным фирмам, способным аккумулировать разнообразные, в том числе по своему социокультурному происхождению, ресурсы. Другими словами, сбалансированная организационная структура являлась в развивающейся экономике своего рода компенсатором нестабильности или высокой рискованности институциональных механизмов согласования интересов. В данном отношении действовавшие в отечественной нефтяной промышленности компании (акционерные общества, товарищества на паях, торговые дома) давали следующую картину «выживаемости» в зависимости от масштаба и продолжительности существования [20, 1915, № 3, стлб. 3-4] (см. табл. 1 и рис. 1):

Таблица 1

Динамика изменений в составе нефтяных компаний в России в последней трети XIX — начале ХХ вв.

Период создания Число учрежденных фирм Из этого числа функционировали к 1913 г. В т.ч. с добычей 5 и более млн пудов Прекратили существова- ние В т.ч. издейство-вавших не более 5 лет

До 1890 59 17 10 42 24

1890-1894 47 12 2 35 17

1895-1899 102 21 7 81 40

1900-1904 70 20 3 50 39

1905-1910 136 50 2 86 67

1911-1913 65 61 - 4 4

Итого 479 181 24 298 191

Таким образом, за 23 года (после 1889 г.) из 479 фирм выбыло 298. Из числа выбывших 191 существовала не более 5 лет. С другой стороны, среди «выживших» долголетием отличались наиболее крупные компании. К 1913 г. свыше 23 лет действовали 17 фирм, из них 10 принадлежали к числу крупных, на долю которых приходилось 1429 скважин (41,5% общего числа) и 170 млн пудов добываемой нефти (43,4%). Таким образом, пример российских нефтяной отрасли подтверждал факт того, что успешная деятельность компаний была прямо связана с увеличением их возраста (и, соответственно, роста капитализации в ее материальном, финансовом, интеллектуальном и репутационном измерении) и масштаба производственного потенциала. Отмеченные факторы определялись в свою очередь наличием разветвленного и эффективно функционирующего организаци-

22 А.Е. Шайкевич, как и его отец и дядя, состоял членом правлений ряда российских компаний. Его двоюродная сестра Мария Шайкевич переписывалась с М. Прустом и А. Франсом, а ее брат получил за женой в приданое торговый дом «Нина Ричи» [19, С. 91].

ТЕ1ЭДА ЕС01\ЮМ!С118 ^ 2012 ^ Том 10 № 1

TERRA ECONOMICUS ^ 2012 ^ Том 10 № 1

онного механизма, призванного согласовать многочисленные внутри- и межгрупповые интересы не только в их экономическом, но и разнообразном социокультурном содержании.

Рис. 1. Динамика изменений в составе нефтяных компаний в России в последней трети XIX — начале ХХ вв.

Развитие крупного нефтяного бизнеса в России, сопровождавшееся распространением «космополитических» норм делового взаимодействия, проиллюстрируем на сравнительных данных по масштабам (акционерный капитал, активы, объемы нефтедобычи) и прибыльности ряда отмеченных выше корпораций (1915 г.) [1, С. 285, 294, 297, 301; 20, 1916, № 1, стлб. 5 (см. табл. 2)]:

Таблица 2

Показатели (руб.) Товарищество братьев Нобель Товарищество «Г.М. Лианозова сыновей» Общество «А.И. Манташев и К°» Бакинское нефтяное общество

Уставной капитал 30 000 000 30 000 000 20 000 000 7 785 500

запасной 13 268 845 13 195 389 3 888 162 3 892 750

погашения 39 731 490 2 088 605 12 126 535 11 915 634

активы 278 996 188 72 858 016 54 638 575 46 382 011

в т.ч. имущество 74 819 455 19 128 271 28 869 494 19 034 732

нефтедобыча (пудов) 52 700 000 12 900 000 15 200 000 25 100 000

дивиденд (%) за 1914 г. 26 не выдавался (чистая прибыль 2 744 729 руб.) не выдавался (чистая прибыль: 2 105 328 руб.) 50

В целом, перспективы роста нефтепромышленной отрасли (как и других отраслей российской экономики) отчетливо связывались в начале ХХ в. с приоритетным развитием технологически ориентированных предприятий23, при одновременном размывании семейных и этноконфессиональ-ных границ в структуре собственности и управления компаний, в составе их деловых партнеров,

23 Например, руководители Товарищества братьев Нобель поясняли, что стремясь удовлетворить разнообразные требования российского рынка, компания должна выпускать как высшие сорта нефтепродуктов, потребителями которых являются главным образом крупные промышленные предприятия, обладающие «новейшими ценными машинами и вообще технически усовершенствованные», так и сравнительно дешевые сорта, которые находят сбыт на небольших фабриках и заводах. Но в целом потребности коммерческих операций должны определяться общим ростом качества поставляемых на отечественный рынок товаров и соответствующим стремлением «потребителя относиться более внимательно к выбору» нужной продукции [37, С. 7-8].

определяя в конечном итоге успех бизнеса вне зависимости от социокультурных предпочтений участвующих в нем сторон. В данном отношении ограничение внутригрупповых (в том числе семейно-родственных, национальных или религиозных) интересов являлось необходимым и важным элементом трансформации частных предприятий в корпорации, обеспечивая в перспективе наиболее эффективное решение стоявших перед отечественной экономикой проблем. Последнее отчетливо проявлялось в условиях масштабных социально-экономических изменений, происходивших в стране в начале ХХ в.

В историческом контексте фактор институционального ограничения социокультурных предпочтений имел решающее значение для развития бизнеса, поскольку обеспечивал солидарную заинтересованность в обеспечении эффективности хозяйственной деятельности. Результативность баланса интересов на уровне компании можно трактовать в этом случае как соотношение затрат на его поддержание (прежде всего в плане дивидендной политики и социально ориентированных мероприятий) и доходности от использования (для аккумулирования средств в целях развития предприятия). Таким образом, достигнутые преимущества фирмы (в соответствии с ее масштабами и продолжительностью существования, конкурентоспособностью и репутацией, долей материальных активов и прибыльностью, а также инвестиционным и инновационным перспективам роста) подтверждали эффективность осуществляемого согласования внутри- и межгрупповых интересов. В целом, используемые правовые и неформальные ограничения этнических, религиозных или семейных предпочтений позволяли выстраивать модель оптимально функционирующей организации (фирмы), потенциально стимулируя необходимое взаимодействие заинтересованных сторон при решении стратегических и оперативных задач развития бизнеса.

ЛИТЕРАТУРА

1. Акционерно-паевые предприятия России. Торгово-промышленные, фабрично-заводские и торговые предприятия. М., 1914.

2. Барышников М.Н. Женщины в структуре российского предпринимательства в начале ХХ века // Факты и версии: Историко-культурологический альманах. Книга II. Из истории экономики». СПб.: ИМИСП, 2001.

3. Барышников М.Н. Компания Нобелей: баланс интересов и эффективность функционирования // Российский журнал менеджмента. 2008. Т. 6. № 2. С. 133-156.

4. Барышников М.Н. У истоков российского институционализма (из творческого наследия И.Х. Озерова) // Journal of Institutional Studies (Журнал институциональных исследований). 2010. Т. 2. № 3. С. 153-161.

5. Бовыкин В.И. Французские банки в России. Конец XIX-начало ХХ вв. М.: РОССПЭН, 1999.

6. Боханов А.Н. Крупная буржуазия России. Конец XIX в.-1914 г. М.: Наука, 1992.

7. Боханов А.Н. Деловая элита России. 1914. М.: ИРИ РАН, 1994.

8. Вернерфельт Б. Ресурсная трактовка фирмы // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия Менеджмент. 2006. № 1. С. 103-118.

9. Вольчик В.В. Институционализм: торжество междисциплинарности // Journal of Institutional Studies (Журнал институциональных исследований). 2009. Т. 1. № 1. С. 73-78.

10. Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX-начало ХХ вв.): новые подсчеты и оценки. М.: РОССПЭН, 2003.

11. Гиндин И.Ф. Банки и экономическая политика в России (XIX-начало ХХ вв.). Избранное. Очерки истории и типологии русских банков. М.: Наука, 1997.

12. Гэлбрейт Д. Новое индустриальное общество. СПб.: Terra Fantastica, 2004.

13. Дьяконова И.А. Нобелевская корпорация в России. М.: Мысль, 1980.

14. Изнар Н.Н. Записки инженера // Вопросы истории. 2004. № 5, 12.

15. Калмыков С.В. «Лианозова Г.М. сыновья», товарищество нефтяного производства // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года. Энциклопедия. Т.3. М.: РОССПЭН, 2000.

16. Китанина Т.М. Развитие концерна Путилова-Стахеева-Батолина и трансформация его финансовопромышленной стратегии в годы Первой мировой войны // Очерки истории российских фирм: вопросы собственности, управления, хозяйствования. СПБ.: Изд-во Высшей школы менеджмента, Изд. дом СПбГУ, 2007. С. 172-412.

17. Коммерческий телеграф. 1917. 25 мая.

18. Коммонс Дж. Институциональная экономика // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2007. Т.5. № 4.

19. Лебедев С.К. С.-Петербургский Международный коммерческий банк во второй половине XIX века: европейские и русские связи. М.: РОССПЭН, 2003.

TERRA ECONOMICUS ^ 2012 ^ Том 10 № 1

TERRA ECONOMICUS ^ 2012 ^ Том 10 № 1

20. Нефтяное дело. 1912, 1914-1915.

21. Нобель Л.Э. О причинах застоя в нашей механической и железной промышленности // Записки Императорского русского технического общества. 1875. Вып.1.

22. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997.

23. Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. М.: Изд-во Института Гайдара, 2011.

24. Озеров И.Х. Развитие общечеловеческой солидарности. М., 1902.

25. Озеров И.Х. Итоги экономического развития XIX века. СПб., 1902 [2-е изд. Озеров И.Х. Куда мы идем?

Лекции по мировой экономике. СПб., 1911]

26. Озеров И.Х. Очерки экономической и финансовой жизни России и Запада. Сб. статей. Вып. II. М., 1904.

27. Озеров И.Х. Основы финансовой науки. Вып.1. Учение об обыкновенных доходах. М., 1905.

28. Озеров И.Х. Экономическая Россия и ее финансовая политика на исходе XIX и в начале ХХ века. М., 1905.

29. Олсон М. Логика коллективных действий. Общественные блага и теория групп. М.: Фонд экономической инициативы, 1995.

30. Очерки истории российских фирм: вопросы собственности, управления, хозяйствования / М.Н. Барышников, В.Ю. Гессен, А.Л. Дмитриев, Т.М. Китанина, А.А. Семенов; под ред. А.Л. Дмитриев, А.А. Семенов. СПб.: Изд-во Высшей школы менеджмента, Изд. дом СПбГУ, 2007.

31. Поткина И.В. На Олимпе делового успеха: Никольская мануфактура Морозовых, 1797-1917. М.: Изд-во объединения «Мосгорархив», 2004.

32. Россия: Энциклопедический словарь. Л.: Лениздат, 1991.

33. Российский государственный исторический архив (РГИА).

34. Сборник сведений о действующих в России акционерных обществах и товариществах на паях. СПб., 1914.

35. Симонович В.Ф. Нефть и нефтяная промышленность в России: историко-статистический очерк. С приложением краткой биографии В.И. Рагозина. СПб., 1909.

36. Торгово-промышленный вестник. 1915. № 5 (май).

37. Труды IV съезда заведующих районами Товарищества братьев Нобель. СПб., 1907.

38. Уильямсон О.И. Экономические институты капитализма: Фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация. СПб: Лениздат; CEV Press , 1996.

39. Ульянова С.Б. «Профсоюз» капиталистов: Петербургское общество заводчиков и фабрикантов в 19061914 гг. СПб.: Нестор, 1997.

40. Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. М.: ACT, ЗАО НПП «Ермак», 2004.

41. Финансовая газета. 1916. 19 сентября, 21 сентября.

42. Фурсенко А.А. Нефтяные тресты и мировая политика. 1880-е гг.-1918 г. М.-Л.: Наука, 1965.

43. Фурсенко А.А. Нефтяные войны (конец XIX- начало ХХ вв.). Л.: Наука, 1985.

44. Coase R. The New Institutional Economics // Journal of Institutional and Theoretical Economics. 1984. Vol. 140. March.

45. Coase R. The Nature of the Firm // Economica. 4 (1937): 1, 386-405 [рус. перев.: Коуз Р. Фирма, рынок и право. М.: Дело. 1993].

46. Colli А. The History of Family Business. 1850-2000 / Cambridge University Press, The Economic History Society. 2003.

47. Freeman R.E. Strategic Management: A Stakeholder Approach. Pitman Publishing. London, 1984.

48. Nelson D., Silberberg E. Ideology and Legislator Shirking // Economic Inquiry. 1987. № 25

49. Nort D. Understanding the Process of Economic Change Princeton: Princeton University Press, 2005 [рус. перев.: Норт Д. Понимание процесса экономических изменений. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2010.]

50. Streeck W. Beneficial constraints: on the economic limits of rational voluntarism // Contemporary Capitalism: the Embeddedness of Institutions / Ed. by J. R. Hollingsworth, R. Boyer. N.Y., Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 197-219

51. Varieties of Capitalism: The Institutional Foundations of Comparative Advantage / Ed by P. Hall, D. Soskice. Oxford: Oxford University Press, 2001; «Varieties of Capitalism» Roundtable / V. R. Berghahn, Gary Herrigel, Martin Jes Iversen, Cathie Jo Martin, Rory M. Miller, Kathleen Thelen, Richard Whitley, Mira Wilkins, Jonathan Zeitlin // Business History Review, 2010. Vol. 84 (Winter). Р. 637-674.