CC BY
285
Банкротство
как экономико-правовое явление и факторы, определившие установление уголовной ответственности за нарушение его процедуры
В статье рассматриваются основные экономико-правовые явления и факторы совершения криминальных банкротств. Анализируется российское и зарубежное законодательство в сфере предупреждения и пресечения преступных действий, содержащих признаки криминальных банкротств.
Ключевые слова: банкротство, несостоятельность, кредиторы, преступление, ущерб, должник, имущественная выгода.
N.N. Marjina, Master of Law, Deputy Chief of Faculty of Correspondence Courses of Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: 88612585026.
Bankruptcy as economical and legal phenomenon and factors, defined the establishment of criminal liability for violation of its procedure
In the article the main economical and legal phenomenons and factors of commission of criminal bankruptcies are considered. Russian and foreign legislation in the sphere of the prevention and suppression of the criminal acts containing signs of criminal bankruptcies is analyzed.
Key words: bankruptcy, insolvency, creditors, crime, damage, debtor, property benefit.
Марьина Надежда Николаевна
кандидат юридических наук, заместитель начальника факультета заочного обучения Краснодарского университета МВД России (тел.: 88612585026)_
Длительное время в России банкротство как экономическое и тем более как уголовно-правовое явление не представляло собой какой-либо проблемы и изучалось исключительно применительно к капиталистическим странам, что вполне объяснимо, учитывая, что в советском государстве при его концепции плановой государственной экономики и отсутствии частных хозяйствующих субъектов вопрос о банкротстве не мог быть поставлен по определению. Однако переход на рыночные отношения в начале 1990-х гг. в корне изменил ситуацию в этом отношении: банкротство как экономическое явление довольно быстро вошло в экономическую сферу, а вслед за этим и в сферу юридической ответственности за действия преднамеренного характера, приведшие к банкротству в интересах определенного круга лиц. Наука также не осталась в стороне и начала исследовать банкротство с разных сторон.
Однако, несмотря на то, что с тех пор прошло уже едва ли не двадцать лет, проблем, связанных банкротством, остается еще очень много. Это касается и сущности банкротства как экономико-правового явления, и, что для нас наиболее важно, его правовых последствий.
В ежегодном Послании к Федеральному Собранию Президент Российской Федерации В.В. Путин особо обратил внимание на недопустимость использования механизма банкротства для захвата собственности. «Поточное банкротство предприятий уже успело стать доходным бизнесом. Мы обязаны сделать механизм проведения процедуры и оздоровления предприятий прозрачным, рыночным, а значит - невосприимчивым к коррупции», - отметил Президент.
В этой связи следует заметить, что до сих пор нет четкости в том, насколько правильно считать тождественными понятия «банкротство» и «несостоятельность», а именно такой
110
подход определен в настоящее время в официальных решениях российских государственных органов. Так, Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве) предприятий» от 19 ноября 1992 г. и Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» от 8 января 1998 г. понятия «несостоятельность» и «банкротство» рассматривали как синонимы. Эта позиция сохранена законодателем и в новом Федеральном законе «О несостоятельности (банкротстве)» от 26 октября 2002 г. (в ред. от 01 декабря 2007 г.). Соответственно, и в других законах не происходит разграничения между банкротством и несостоятельностью (ФЗ «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций» от 25 февраля 1999 г., ФЗ «Об особенностях несостоятельности (банкротства) субъектов естественных монополий топливно-энергетического комплекса» от 24 июня 1999 г., Уголовный кодекс РФ, Кодекс РФ об административных правонарушениях).
Между тем очень важен ответ на вопрос, действительно ли несостоятельность означает банкротство (и наоборот), либо эти термины имеют самостоятельное значение, и, следовательно, их необходимо дифференцировать. Так, Е.В. Смирнова приходит к выводу о том, что несостоятельность по русскому дореволюционному праву была аналогом современного банкротства. При этом банкротством считалась другая ситуация, связанная с совершением преступления [1].
Необходимо отметить, что банкротство -неизбежное явление рыночной экономики. Однако радикальные экономические реформы сопровождаются рядом негативных процессов. В современной жизни наряду с традиционными правонарушениями: хищениями, мошенничеством, злоупотреблениями, - возникли новые виды преступлений, связанные с сокрытием имущества и денежных обязательств от кредиторов. Повышенную общественную опасность представляют те случаи, когда банкротство наступает в результате недобросовестной деятельности должника или сопряжено с различными неправомерными действиями с его стороны.
Данному аспекту в теоретическом плане уделялось немало внимания в российской правовой литературе. Указывалось, в частности, что «компания может быть объявлена несостоятельною, конечно, без квалификации несостоятельности в банкротство» [2]. Автор этого высказывания П.П. Цитович уже в другой работе отмечал, что несостоятельность торговца может оказаться банкротством, а сам он -банкротом с видами на тюрьму, если не на лишение всех прав состояния и ссылку [3]. По мнению Г.Ф. Шершеневича, под банкротством следует понимать неосторожное или умышленное причинение несостоятельным должником ущер-
ба кредиторам посредством уменьшения или сокрытия имущества [4]. Как видно, этот автор считает, что банкротство предполагает несостоятельность, при этом для констатации банкротства необходимо только одновременное наличие несостоятельности и преступных действий, причинную связь между ними искать не следует. А.Ф. Трайнин указывал на то, что банкротство - это «деликт своеобразный: он слагается из двух элементов, из которых один (несостоятельность) - понятие гражданского права, другой (банкротское деяние) - понятие уголовного права. Эта сложность состава банкротства чрезмерно затемняет его юридическую природу» [5].
Следует заметить, что подобный подход рассматривался в других странах значительно раньше. Так, очень четко понятия «несостоятельность» и «банкротство» разграничивались во Франции на рубеже ХУ!!!-Х!Х вв. Из истории известен следующий интересный факт: при обсуждении проекта соответствующего закона Наполеон настаивал на том, что банкротом следует называть каждого несостоятельного, пока он не докажет отсутствие намерения причинить вред кредиторам и не получит от суда свидетельства, его оправдывающего. Однако это предложение было признано слишком суровым и не вошло в закон. В советском праве периода НЭПа наблюдались попытки разграничить указанные понятия. А.Ф. Клейнман писал, что сама по себе несостоятельность не рассматривается как банкротство, т.е. социально опасное действие, влекущее применение мер социальной защиты, но если в процессе ликвидации выявятся такие моменты в деятельности несостоятельного, которые свидетельствуют о злоупотреблении доверием или обмане со стороны должника с целью получения имущественных выгод, то суд должен будет возбудить против виновного уголовное преследование по ст. 169 УК РСФСР (злоупотребление доверием или обман в целях получения имущества или права на имущество или иных личных выгод) [6].
Следует заметить, что еще в процессе разработки Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» от 8 января 1998 г. обращалось внимание на необходимость дифференцировать понятия несостоятельности и банкротства. Отмечалось, в частности, что в законодательстве ряда стран используется термин «несостоятельность», термин же «банкротство» не употребляется. Вместе с тем, в других странах, к примеру, в США, напротив, используется только понятие «банкротство». И в результате возобладала точка зрения, выраженная одним из разработчиков российского закона П. Барен-бойма, полагающего, что «российский законодатель поступил правильно, подкрепив новый
111
термин "несостоятельность" распространенным и достаточно энергичным термином "банкротство"» [7].
Однако с такой позицией трудно согласиться. Дело в том, что речь идет не просто об употреблении терминов и не об эмоциональном воздействии на должников, а о принципиальной разнице между этими понятиями. Эта разница, будучи законодательно закрепленной, должна повлечь различные правовые последствия для несостоятельных и банкротов, разное отношение к ним. В рыночных условиях большое значение имеют вопросы деловой репутации, поэтому для должника будет очень важно называться именно несостоятельным, а не банкротом. Ведь в ряде случаев должник, находившийся в процессе производства по делу о банкротстве, будет продолжать свою деятельность. В такой ситуации квалификация положения должника как несостоятельность либо как банкротство будет иметь принципиальное значение не только для самого должника, но и для его контрагентов (как реальных, так и потенциальных) [8].
Российский законодатель, отказавшись от разделения рассматриваемых категорий («несостоятельность» и «банкротство»), вынужден использовать уточняющую терминологию. Так, Закон Российской Федерации «О несостоятельности (банкротстве) предприятий» от 19 ноября 1992 г. употребляет выражение «фиктивное банкротство» и определяет его как заведомо ложное объявление предприятия о своей несостоятельности, имеющее целью введение в заблуждение кредиторов для получения от них отсрочки и (или) рассрочки причитающихся кредиторам платежей или скидки с долгов. И выходит, что банкротством одновременно являются и состояние дел должника, и его действия. На наш взгляд, в столь сложной системе правоотношений, в которую попадает субъект предпринимательской деятельности при критическом положении его экономической и финансовой составляющей, влекущей применение государственных мер принуждения, предполагает использование более точных терминов.
По мнению Е.В. Смирновой, банкротство является умышленным деянием, имеющим своей целью причинение ущерба кредиторам, и наказывается в уголовном порядке. Здесь не совсем точно отражена целевая установка: вряд ли правильно говорить о том, что при криминальном банкротстве преступник ставит цель причинить вред кредиторам; цель, как правило, заключается, в том, чтобы получить для себя имущественные выгоды, в данном случае - путем намеренных неправомерных действий, направленных на извлечение этих выгод путем искусственного банкротства либо иных действий, вытекающих
из состояния банкротства вопреки действующему экономическому законодательству. В этой связи следует заметить, что еще в конце 1980-х гг. А.Г. Лордкипанидзе отмечал тенденцию, которая заключалась в том, что в большинстве стран нормы, регулирующие уголовно-правовые вопросы банкротства, исключаются из законодательств о несостоятельности и инкорпорированы в уголовные кодексы [9].
Собственно, экономическое развитие России после распада СССР и перехода на капиталистические отношения хозяйствования лишь подтверждают эту тенденцию: если в самом начале 1990-х гг., как отмечалось выше, нормы за злоупотребления в процедурах банкротства содержались в законодательстве о банкротстве, то затем они перешли в административное и уголовное законодательство. Между тем в литературе встречается мнение о том, что термин «банкротство» имеет узкое, строго специальное значение, описывающее частный случай несостоятельности, когда неплатежеспособный должник виновно совершает уголовно наказуемые деяния, наносящие ущерб кредиторам [10]. Однако следует заметить, что прекращение конкурсного производства прекращает гражданско-правовые последствия, т.е. последствия несостоятельности, но не последствия банкротства. Уголовно-правовое преследование лиц, виновных в банкротстве, должно продолжаться и после окончания производства дела о несостоятельности.
Представляет интерес точка зрения О. Бул-ко и Л. Шевчук, которые полагают, что термины «несостоятельность» и «банкротство» следует разграничить, но по другому критерию, не связанному с уголовным правом. Они указывают, что понятия несостоятельности и банкротства необходимо дифференцировать по признаку неоплатности (в зависимости от наличия этого критерия) [11]. Согласно другому подходу несостоятельность - это неплатежеспособность, т.е. ситуация, когда должник не способен своевременно надлежащим образом исполнять свои обязательства. Постоянная и продолжительная несостоятельность приводит к абсолютной неплатежеспособности, при которой должник не может восстановить свое финансовое положение, продолжение его деятельности становится невозможным и нецелесообразным. Невозможность определяется отсутствием средств для ведения финансово-хозяйственной деятельности; нецелесообразность - отсутствием социально-экономической значимости, экономического и производственного потенциала, рыночной привлекательности и конкурентоспособности выпускаемой продукции такая несостоятельная организация становится банкротом, соответственно, банкрот -
112
это должник, в отношении которого принято решение о ликвидации [12].
Такая позиция находит поддержку. Отмечаются, в частности, следующие формулировки понятий несостоятельности и банкротства: несостоятельность - признанная арбитражным судом или объявленная должником неспособность в полном объеме удовлетворять требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей, повлекшая применение к должнику процедуры внешнего управления с целью восстановления его платежеспособности; банкротство - признанная арбитражным судом либо объявленная должником неспособность в полном объеме удовлетворять требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнять обязанность по уплате обязательных платежей, повлекшая применение к должнику процедуры конкурсного производства в целях соразмерного удовлетворения требований кредиторов в пределах имеющихся активов должника [13]. Как видно, данная группа авторов предлагает считать несостоятельностью просто неплатежеспособность (неисполнение обязательств), а банкротством - неплатежеспособность, признанную судом.
На наш взгляд, необходимо делать различие межу несостоятельностью и банкротством, поскольку речь идет не просто об употреблении терминов и не об эмоциональном воздействии на должников, а о принципиальной разнице между этими понятиями. Соответственно, в институте банкротства целесообразно выделять сам процесс признания или непризнания должника банкротом, который следует именовать несостоятельностью, и банкротство как финальную стадию этого процесса - в случае, если несостоятельный субъект не сможет исправить положение. То есть, иными словами, банкротство - это, по сути, экономический крах субъекта хозяйственной деятельности как следствие его несостоятельности за определенный промежуток времени.
Эта разница, будучи законодательно закрепленной, должна повлечь различные правовые последствия для несостоятельных и банкротов, разное отношение к ним. В рыночных условиях большое значение имеют вопросы деловой репутации, поэтому для должника будет очень важно называться именно несостоятельным, а не банкротом. Ведь в ряде случаев должник, находившийся в процессе производства по делу о банкротстве, будет продолжать свою деятельность. В такой ситуации квалификация положения должника как несостоятельность либо как банкротство будет иметь принципиальное значение не только для
самого должника, но и для его контрагентов (как реальных, так и потенциальных) [14].
Но поскольку законодатель пока не делает разницы между этими понятиями, мы в данной работе понятия несостоятельности и банкротства также будем считать синонимами.
В системе рыночной экономики с ее основополагающим принципом конкуренции с неизбежностью и непрерывно возникают ситуации, когда более слабые (или в силу объективных причин) субъекты предпринимательской деятельности становятся неспособными продолжать эту деятельность в воспроизводящем режиме [15]. Так, в США ежедневно разоряется (имеется в виду принятие решения о закрытии компании) несколько сотен хозяйствующих субъектов (вместе с тем примерно столько же и образовывается новых) [16]. В абсолютном большинстве случаев такое положение обусловлено недостаточными предпринимательскими способностями лиц, решивших заняться своим бизнесом. В случае разорения они, естественно, терпят убытки, и в истории капитализма немало примеров, когда такое положение заставляло бизнесменов совершать акты суицида. При этом положение, когда одни компании становятся банкротами (соответственно, другие успешно развиваются), признается вполне естественным и, собственно, определяет одну из важнейших характеристик рыночных отношений, объясняющей сущность движущей силы капиталистической системы хозяйствования.
В России в настоящее время само существование банкротства как неизбежной стороны капиталистической экономики также уже стало привычным и находит соответствующее закрепление в законодательстве. Анализ перечисленных выше соответствующих законов дает основание для следующих основных выводов. Так, Закон Россиской Федерации «О несостоятельности (банкротстве) предприятий» от 19 ноября 1992 г. был составлен на западных аналогичных актах (известно, что Россия в начале 1990-х гг. первые «капиталистические» шаги совершала, как правило, путем копирования соответствующих зарубежных образцов). И этот закон не помог решить проблему банкротства предприятий применительно к российской действительности, поскольку западная модель процедуры банкротства исходит из представления о стабильной экономике, в которой банкротство представляет собой механизм избавления от слабых хозяйствующих субъектов, вносящих дисбаланс в ее нормальное функционирование . В России же деформированное рыночное хозяйство того периода существенно искажало границы, спектр применения данного института. Нужно учесть также очень сложный и болезненный
113
процесс приватизации, распределения и перераспределения собственности, что существенно снизило роль и место отдельных предприятий в системе экономических отношений нашего государства. Наконец, в условиях всеобщего кризиса неплатежей 1990-х гг. неплатежеспособность предприятия далеко не всегда могла свидетельствовать о его экономической несостоятельности.
Нельзя не заметить и того, что формальное прекращение существования фирмы как юридического лица во многих зарубежных странах далеко не всегда означает ликвидацию предприятия как экономической единицы. В странах с развитой экономикой банкротство считается частью (элементом) нормального функционирования рыночной экономики. Всякий предприниматель, оказавшись в должниках, вправе рассчитывать на справедливую и объективную оценку его усилий и действий, а потому те бизнесмены, которые, действуя честно и добросовестно, потерпели финансовый крах в острой конкурентной борьбе, не лишаются возможности вновь заняться предпринимательской деятельностью [17]. То есть большинство экономически развитых стран стремится обеспечить защиту прав работников при банкротстве предприятий (иски работников пользуются приоритетом перед исками кредиторов; гарантийный институт берет на себя обязательства банкрота по искам работников; создание гарантийных фондов заработной платы - эти и другие положения вытекают также из Конвенции Международной Организации Труда 1992 г. «О защите требований трудящихся по причине неплатежеспособности предприятия») [18].
Закон о банкротстве включает в себя элементы французского, американского и германского права и исходит из основополагающего, более либерального по отношению к должникам по сравнению с прежним законом принципа: банкротство - это крайняя мера, применяемая к неплатежеспособному предприятию в последнюю очередь. В этой связи уместно заключить, что новый закон направлен на изменение экономической идеологии института банкротства. Его отличают высокая юридическая техника, тщательная проработка и уточнение задач различных процедур банкротства. Особенность этого закона заключается в том, что он не только содержит нормы материального права, но и регламентирует ход судебного разбирательства, причем процессуальные аспекты банкротства унифицированы с арбитражными процессуальными нормами. Закон предоставляет и кредитору, и должнику широкий арсенал инструментов для защиты их интересов в суде. В этом его принципиальное отличие от ранее действовавшего закона, который длительное время практически не при-
менялся именно потому, что в нем отсутствовали не только общие нормы, регулирующие вопросы ответственности при банкротстве, но и необходимые специальные процессуальные нормы. В законе содержался практически весь набор средств, необходимых для достижения согласия между должником и кредиторами, а также для успешного и быстрого устранения должника с рынка, если ситуация безнадежна. Дело в том, что процессы о банкротстве носили затяжной характер (что во многом объяснялось спецификой данной категории дел). И вот закон впервые установил предельные сроки различных процедур банкротства. Это очень важно в связи с тем, что многие меры, применяемые в ходе процесса о банкротстве, ограничивают свободу действий как должника, так и кредитора по сравнению с обычной рыночной ситуацией. Кроме того, это положение значительно сокращало процедурные сроки, что, в свою очередь, препятствовало неправомерному уводу имущества должника в иные формы и к другим собственникам [19]. Еще одной важной особенностью являлась так называемая унифицированная процедура. Например, внешнее управление могло быть прервано в любой момент по решению собрания кредиторов, после чего происходил переход к конкурсному производству. В случае достижения мирового соглашения можно прервать даже процесс ликвидации и возвратить к жизни несостоятельное предприятие. Однако в практике имели место случаи, когда процедуры банкротства не прекращались, даже несмотря на то, что должник выражал готовность погасить в срок и в полном объеме образовавшиеся долги [20].
Следует заметить, что законодательство о несостоятельности (банкротстве) и практика его применения действительно нуждались в реформировании, поскольку некоторые законоположения не только не препятствовали чисто механическому возбуждению дел о банкротстве, но, как оказалось, не исключали возможности различного рода злоупотреблений со стороны должников, кредиторов, арбитражных управляющих. Поэтому разумно было ожидать, что изменения и дополнения, вносимые в федеральный закон, будут направлены прежде всего на устранение выявленных недостатков и пробелов в правовом регулировании несостоятельности (банкротства). И целый ряд новелл действительно служит этой цели. Однако этим дело не ограничилось: он содержит ряд новелл, появление которых никак не может быть объяснено целью устранения недостатков в действующем законодательстве. Более того, некоторые новые законоположения при их реализации могут породить такие проблемы, с которыми ранее не сталкивались ни должники, ни кредиторы, ни арбитражные су-
114
ды. Например, в первой же статье Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» содержится норма о том, что действие указанного закона распространяется на все юридические лица, за исключением казенных предприятий, учреждений, политических партий и религиозных организаций. Суть изменения состоит в том, что значительно расширяется круг потенциальных банкротов из числа некоммерческих организаций; ранее под действие закона попадали лишь потребительские кооперативы, а также благотворительные и иные фонды. Трудно объяснить, зачем понадобилось распространять риск банкротства, скажем, на общественные организации и объединения, торгово-промышленные палаты, творческие коллективы и ассоциации и иные некоммерческие организации, которые в соответствии с Гражданским кодексом РФ (п. 3 ст. 50) могут осуществлять предпринимательскую деятельность лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых они созданы, и соответствующую этим целям. Кроме того, данная норма вступает в противоречие с п. 1 ст. 65 ГК РФ, а ведь согласно п. 2 ст. 3 ГК РФ нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать Гражданскому кодексу. Большие сомнения вызывает также предлагаемая законом новая организация деятельности арбитражных управляющих исключительно через так называемые саморегулируемые организации. Данное направление развития российского законодательства, когда арбитражный управляющий ставится в полную зависимость от своей саморегулируемой организации, расходится с мировыми тенденциями развития института несостоятельности, для которых, напротив, характерно стремление к независимости антикризисных управляющих. Хотя, конечно же, истинную оценку всем новым законоположениям даст практика их применения [21].
Таким образом, банкротство в самом общем понимании является категорией экономических отношений и, соответственно, последствия его регулируются нормами гражданского права и иных правовых институтов, вытекающих из этой отрасли права, прежде всего, если иметь в виду Россию, нормами специальных законов о банкротстве. При этом любые совершаемые субъектами хозяйственной деятельности сделки порождают юридические последствия, в том числе возможную несостоятельность (банкротство). При том как инициаторы совершения сделки или принятия другого решения, так и лица, непосредственно участвовавшие, могут преследовать личные, в том числе корыстные интересы, а также быть заинтересованы в криминальном банкротстве. То есть между принятием решений или совершением сделок и наступив-
шими последствиями существует причинно-следственная связь, и, соответственно, отдельные участники сделок, приведших к банкротству, могут и должны быть привлечены к ответственности. Однако вести речь об уголовной ответственности можно только при наличии вины лица, совершившего умышленные действия, приведшие к банкротству [22].
В связи с этим возникает вопрос о том, с какого момента должны применяться уголовно-правовые нормы к банкроту. С одной стороны, уголовное преследование не должно зависеть от решения гражданского суда, но если вопрос о банкротстве будет решаться уголовным судом до решения гражданским судом вопроса о несостоятельности, то возможно столкновение двух юрисдикций. Развивая эту тему, Г.Ф. Шершене-вич писал, что если «лицо, относительно которого гражданский суд отверг наличность несостоятельности, будет осуждено как банкрот уголовным судом, и наоборот, когда лицо, объявленное несостоятельным от имени гражданского суда, будет освобождено от уголовного преследования, несмотря на обнаружившиеся в конкурсном процессе улики, то такая ситуация будет вести к подрыву судебного авторитета и многочисленным ошибкам, вызванным хотя бы тем, что гражданский суд гораздо более компетентен в вопросах несостоятельности, чем уголовный» [23]. Автор полагал, что компетенция уголовного суда должна начинаться с момента признания несостоятельности и определения ее свойства судом гражданским. Как видно, в дореволюционном конкурсном праве обязанности по определению свойства несостоятельности лежали на органах конкурсного производства. Вопрос о наличии признаков криминального банкротства должника решался сначала конкурсным управлением, причем тогда, когда все гражданское производство было окончено, затем общим собранием кредиторов. Окончательно этот вопрос решал гражданский суд, вердикты которого были принципиальными для возбуждения уголовного преследования.
Такой подход вполне логичен, учитывая, первичность гражданско-правовых отношений в сфере экономики. Однако на практике такое решение вопроса о банкротстве не имело положительного значения, поскольку конкурсное управление должно было осуществлять несвойственные ему функции публичного обвинения, в связи с чем оно фактически бездействовало в этом направлении. В литературе указывается по этому поводу, что с 1902 по 1908 гг. в среднем по России за банкротство из общей массы дел было осуждено менее 2 % человек, причем количество оправданных по обвинению в банкротстве составило 87,7 %, в то время как средний процент оправданных по остальным пре-
115
ступлениям равнялся 36,5 % [24]. Эти факты говорили о том, что решить дело было крайне сложно, поскольку все материалы попадали в уголовный суд слишком поздно, уже на завершающем этапе конкурсного производства.
В общем виде проблемы дореволюционного российского капитализма вполне созвучны с современным российским капитализмом. В целом взаимосвязь экономики и права (имея в виду уголовно-правовую ответственность за криминальные виды банкротства) в контексте исследуемой проблематики может быть выражена в следующих основных положениях. Во-первых, поскольку банкротство представляет собой действие, совершенное несостоятельным должником, то обязательным его признаком является наличие несостоятельности. Во-вторых, банкротство как преступление может иметь место только тогда, когда причиняется вред кредиторам. В-третьих, вред, причиненный кредиторам, представляет собой уменьшение либо сокрытие ценностей, принадлежащих имуществу должника. Наконец, в-четвертых, об уголовной ответственности за банкротство можно говорить только в том случае, если имеют место преднамеренные действия должников, следствием которых и являются последствия в виде экономического вреда кредиторам.
И в этой связи нужно заметить, что в настоящее время институт банкротства следует рассматривать как комплексное правовое образование, сочетающее в себе нормы различных отраслей права (гражданского, налогового, административного, трудового, банковского, уголовного и др.). Столкновение интересов кредиторов, должника, социальных и государственных интересов порождает значительные сложности в правовом регулировании института банкротства. В этом плане основная цель применения процедур банкротства - это нахождение баланса между интересами кредитора, должника, общества и государства посредством применения к должнику различных предусмотренных законом процедур, сопровождаемых целью сохранения не столько отдельного предприятия, сколько макроэкономической системы в целом.
Вместе с тем положение банкрота, как показывает практика, нередко используется для получения прибыли явно в ущерб другим субъектам экономических отношений, и ущерб этот настолько велик, а действия по искусственному банкротству настолько целенаправленно противоправны, что, вполне естественно, такие деяния во всех странах являются наказуемыми, в том числе в уголовно порядке (что касается гражданско-правовой ответственности, то она презюмируется, т.е. является сама собой разумеющейся, и мы о ней не говорим). В
таком случае речь должна идти о преступном (криминальном) банкротстве.
Можно выделить лишь один важнейший аспект, связанный со сложным вопросом отграничения криминального банкротства от некриминального. Речь идет об упомянутой выше целенаправленности, т.е. важно определить субъективную сторону деяния, при которой криминальный банкрот должен в обязательном порядке предвидеть свое банкротство, и данное обстоятельство требуется доказать стороне обвинения. Кроме того, эти действия специально должны быть направлены на то, чтобы «предвидение» стало явью. Предвидение банкротства означает предвидение лицом возможности или неизбежности признания его в установленном порядке несостоятельным должником. Предвидение банкротства возможно как до принятия дела о несостоятельности к производству арбитражным судом, так и после принятия дела к производству, вплоть до вынесения судом решения о признании должника банкротом и об открытии конкурсного производства. Обстановка предвидения банкротства может быть установлена из объективных фактов хозяйственной деятельности должника (его обязательств, их размера и сроков их исполнения, наличия необходимых для исполнения обязательств товаров и денежных средств, иных возможностей исполнить обязательство) [25].
Между тем признак «предвидения банкротства» критикуется в связи с теми сложностями, с которыми сталкивается обвинение при доказывании наличия такой обстановки [26]. В действительности же установление умысла в совершении искусственного банкротства с учетом механизма причинения вреда, характерного для этого преступления, равнозначно установлению искомой обстановки. Умышленная вина всегда требует предвидения реальной возможности наступления последствий. Поэтому установление вины в совершении, например, неправомерных действий при банкротстве всегда требует уяснения обстоятельства, предвидело ли лицо, что, скрывая имущество, отчуждая или уничтожая его, оно причинит тем самым вред кредиторам, не исполнив обязательства перед ними, что равнозначно предвидению несостоятельности.
1. Смирнова Е.В. Банкротство несостоятельности рознь? //ЭКО. 1993. № 9. С. 141.
2. Цитович П. П. Учебник торгового права. Вып. 1. Киев, 1891. С. 92.
3. Цитович П. П. Очерк основных понятий торгового права. Киев, 1886. С. 74.
4. Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. М, 1912. С. 151.
5. Трайнин А.Ф. Несостоятельность и банкротство. СПб., 1913. С. 27.
116
6. Клейнман А.Ф. О несостоятельности частных лиц по советскому процессуальному праву. Иркутск, 1929. С. 94.
7. Баренбойм П. Правовые основы банкротства. М, 2002. С. 59.
8. Моисеева В. Квалификация преступлений по ст. 195, 201 УК РФ // Законность. 2006. № 2. С. 16.
9. Лордкипанидзе А. Г. Гарантии платежеспособности по законодательству Англии и Франции. М, 1979. С.98.
10. Васильев Е.А. Правовое регулирование конкурсного производства в капиталистических странах. М., 1989. С. 69.
11. Булко О., Шевчук Л. Законодательство о банкротстве. Вариант Белоруссии // Хозяйство и право. 1992. № 5. С. 42.
12. Хоа Л. Новый закон Российской Федерации о несостоятельности (банкротстве): взгляд зарубежного экономиста // Экономика и жизнь. 1998. № 11. С. 20.
13. Колб Б. Состав преступления и понятие банкротства // Законность. 1998. № 1. С. 48-49.
14. Ткачев В.Н. Термины «банкротство» и «несостоятельность»: сущность и соотношение // Адвокат. 2003. № 6. С. 19.
15. Панкратьев С. В. Экономические отношения на современном этапе. СПб., 2006. С. 14.
16. Кубанцев С. П. Фиктивное банкротство в США // Журнал российского права. 2004. № 12. С. 31.
17. Короваева И.В., Скробов А.А. Методы поддержки и реорганизации предприятий-банкротов (современный зарубежный опыт) // Дело и право. 1996. № 1. С. 23.
18. О защите требований трудящихся по причине неплатежеспособности предприятия: конвенция Международной Организации Труда 1992 г. № 173 // Конвенции и рекомендации МОТ. 1991-1997 гг. М.: Региональное бюро МОТ в Москве, 1997. С. 10-17.
19. Бунич П. Новый Закон о банкротстве: шансов для спасения больше // Экономика и жизнь. 1998. № 4; Николаев С. Заказ на банкротство // Рос. газ. 2000. 23 нояб.
20. Рос. газ. 2001. 22 марта.
21. Научно-практический комментарий (постатейный) к Федеральному закону «О несостоятельности (банкротстве)» / под ред. В.В. Витрянского. М.: Статут, 2003. С. 12-14.
22. Моисеева В. Квалификация преступлений по ст. 195, 201 УК РФ // Законность. 2006. № 2. С. 16.
23. Шершеневич Г.Ф. Учение о несостоятельности. Казань, 1890. С. 26.
24. Трайнин А. Юридическая сила определения свойства несостоятельности // Вестник права. 1916. № 38. С. 72.
25. Клепицкий И. А. Система хозяйственных преступлений. М.: Статут, 2005. С. 87.
26. Колб Б. И. Ответственность за криминальные банкротства по УК РФ: дис. ... канд. юрид. наук. М, 2004. С. 15.
1. Smirnova E.V. Bankruptcy of insolvency discord? // EKO. 1993. № 9. P. 141.
2. Zitovich P. P. Book of the commercial law. Is. 1. Kiev, 1891. P. 92.
3. Zitovich P.P. Sketches of the main concepts of a commercial law. Kiev, 1886. P. 74.
4. Shershenevich G.F. Course of a commercial law. M, 1912. P. 151.
5. Traynin A.F. Insolvency and bankruptcy. SPb., 1913. P. 27.
6. Kleynman A.F. About the insolvency of individuals on the Soviet procedural law. Irkutsk, 1929. P. 94.
7. Barenboim P. Legal bases of bankruptcy. M, 2002. P. 59.
8. Moiseyeva V. Qualification of crimes according to the art. 195, 201 of the Criminal code of Russian Federation // Legality. 2006. № 2. P. 16.
9. Lordkipanidze A.G. Solvency guarantees by the legislation of England and France. M., 1979. P. 98.
10. Vasilyev E.A. Legal regulation of competitive production in the capitalist countries. M, 1989. P. 69.
11. Byulko O., Shevchyuk L. Legislation on bankruptcy. Option of Belarus // Economy and right. 1992. № 5. P. 42.
12. Hoa L. New law of the Russian Federation on insolvency (bankruptcy): look of the foreign economist // Economy and life. 1998. № 11. P. 20.
13. Kolb B. Structure of a crime and concept of bankruptcy // Legality. 1998. № 1. P. 48-49.
14. Tkachev V.N. Terms «bankruptcy» and «insolvency»: essence and ratio // Lawyer. 2003. №. 6. P. 19.
15. Pankratyev S.V. The economic relations at the present stage. SPb., 2006. P. 14.
16. Kubantsev S.P. Fictitious bankruptcy in the USA // Magazine of the Russian right. 2004. № 12. P. 31.
17. Korovayeva I.V., Scrobov A.A. Method of support and reorganization of the bankrupt enterprises (modern foreign experience) // Business and right. 1996. № 1. P. 23.
18. About the protection of requirements of workers because of insolvency of the enterprise: convention of the International Labour Organization of 1992. № 173 // Conventions and recommendations MOT. 1991-1997. M.: MOT regional bureau in Moscow, 1997. P. 10-17.
19. Bunich P. New Law on bankruptcy: for rescue is more than chances // Economy and life. 1998. № 4; Nikolaev S. The order for bankruptcy // Rus. news. Nov., 23, 2000.
117
20. Rus. newsp. 2001. March, 22.
21. The scientific and practical comment (itemized) to the Federal law «About insolvency (bankruptcy)» / ed. by B.B. Vitryanskiy. M.: Status, 2003. P. 12-14.
22. Moiseyeva V. Qualification of crimes according to art. 195, 201 of the Criminal code of Russian Federation // Legality. 2006. № 2. P. 16.
23. Shershenevich G.F. The doctrine about insolvency. Kazan, 1890. P. 26.
24. Traynin A. Validity of determination of property of insolvency // Messenger of the right. 1916. № 38. P.72.
25. Klepitskiy I.A. The system of economic crimes. M.: Status, 2005. P. 87.
26. Kolb B.I. Responsibility for criminal bankruptcies under the criminal code of Russian Federation: dis.... Master of law. M., 2004. P. 15.
118
