Научная статья на тему 'Автобиографический и мифологический дискурсы в поэтике Ю. В. Буйды (на материале книги рассказов «Все проплывающие»)'

Автобиографический и мифологический дискурсы в поэтике Ю. В. Буйды (на материале книги рассказов «Все проплывающие») Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
248
77
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ДИАЛОГИЧЕСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО И МИФОЛОГИЧЕСКОГО ДИСКУРСОВ / МОЗАИЧНАЯ ДВУСЛОЙНАЯ КОМПОЗИЦИЯ / ТВОРЧЕСТВО-СНОВИДЕНИЕ / СТРЕМЛЕНИЕ К ЦЕЛОСТНОСТИ / ДВОЙНИЧЕСТВО / КАТЕГОРИЯ ПАМЯТИ / DIALOGICAL INTERACTION OF AUTOBIOGRAPHIC AND MYTHOLOGIC DISCOURSE / MOSAIC TWO-LAIR COMPOSITION / CREATIVITY-DREAM / DESIRE FOR INTEGRITY / TWONESS / CATEGORY OF MEMORY

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Сорокина Татьяна Викторовна

Творчество современного российского прозаика Ю.В.Буйды проникнуто духом трагизма рубежа XX-XXI веков. Человек в художественной картине мира писателя уподоблен броуновской частице, бесцельно мечущейся в хаосе исторического времени. Своеобразие концепции истории, представленной в книге «Все проплывающие», обусловлено взаимодействием автобиографического и мифологического дискурсов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

ABTOBIOGRAPHICAL AND MYTHOLOGICAL DISCOURSE IN THE POETICS OF YU.V.BUIDA’S BOOK OF SHORT STORIES

The contemporary Russian writer Yu.V.Buida’s works reflect a tragic turn of the end of the 20 th – the beginning of the 21 st century. Man in his works is presented as a Brownian particle rushing about in the historical chaos. Autobiographical and mythological discourse contributes to the peculiarities of the author’s conception of history presented in his book “Everybody Passing By”.

Текст научной работы на тему «Автобиографический и мифологический дискурсы в поэтике Ю. В. Буйды (на материале книги рассказов «Все проплывающие»)»

ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2012. №4(30)

УДК 82.7.73

АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЙ И МИФОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРСЫ В ПОЭТИКЕ Ю.В.БУЙДЫ (НА МАТЕРИАЛЕ КНИГИ РАССКАЗОВ «ВСЕ ПРОПЛЫВАЮЩИЕ»)

© Т.В.Сорокина

Творчество современного российского прозаика Ю.В.Буйды проникнуто духом трагизма рубежа XX-XXI веков. Человек в художественной картине мира писателя уподоблен броуновской частице, бесцельно мечущейся в хаосе исторического времени. Своеобразие концепции истории, представленной в книге «Все проплывающие», обусловлено взаимодействием автобиографического и мифологического дискурсов.

Ключевые слова: диалогическое взаимодействие автобиографического и мифологического дискурсов, мозаичная двуслойная композиция, творчество-сновидение, стремление к целостности, двойничество, категория памяти.

Современный отечественный писатель Ю.В.Буйда достаточно давно зарекомендовал себя как создатель неординарной историко-философской и мифопоэтической прозы. Он является автором нескольких романов, множества рассказов и новелл, как собранных в целостные книги, так и опубликованных отдельными циклами в журналах. В данной статье материалом исследования стала новая книга прозаика «Все проплывающие», увидевшая свет в 2011 г.

Исследователям буйдовского творчества данное произведение, безусловно, знакомо: это увеличенная почти вдвое известная книга «Прусская невеста», удостоенная в 1998 г. литературной премии имени Аполлона Григорьева и попавшая в шорт-лист Букеровской премии. Книга рассказов Ю.В.Буйды органично вписалась в тематику «Первых Григорьевских чтений», проходивших под эгидой Академии современной российской словесности («На перекрестке истории и автобиографии: из опыта современной прозы»). Нынешнее обновленное переиздание не только развивает основную концепцию «Прусской невесты», но и значительно углубляет авторский замысел.

В аннотации ко «Всем проплывающим» совершенно справедливо говорится о том, что автор, Юрий Буйда, родился и вырос «на фронтире двух миров и двух культур - русской и немецкой. Попытка найти себя в этом двуполярном космосе, обрести точку опоры и свое место - вот основной мотив книги» [1: 4].

В связи с этим заслуживает отдельного замечания особая мозаичная композиция «Прусской невесты»: рассказы-«осколки», из которых автор стремится собрать воедино мозаичное полотно, не только наглядно демонстрируют свойственный мироощущению ХХ-го, а затем и ХХ1-го веков

трагический распад целостной картины мира, но и ощущение человеком себя как броуновской частицы, бесцельно мечущейся в хаосе истории среди таких же «беспричинных» (термин Ю.В.Буйды) частиц. Стремление к обретению целостности, как на уровне отношений с миром, так и внутри самой личности - вот лейтмотив буйдовского произведения. Об этом сам автор говорит в первой из автобиографических новелл, обрамляющих книгу: «В ХХ веке люди вновь осознали как неизбежность устремления к Целому, так и то, что путь этот трагический, путь через разлад, который, как ни парадоксально, является источником нашего стремления к Целому. Быть может, единственным источником» [1: 10]. Там же Ю.В.Буйда размышляет о том, что именно Слово стирает границы между своим и чужим, живым и мертвым, прошлым и будущим, пишущим и читающим. Писатель, с точки зрения автора «Всех проплывающих», есть «сновидец», который «живет не в Знаменске или Велау, но там и там одновременно, - в России, Европе, мире, поскольку «сновидения национальности не имеют» [1: 9]. Данный интертекстуальный посыл включает произведение Ю.В.Буйды в семантическое поле предшествующего литературно-художественного опыта. Приведем в этой связи несколько примеров.

Так, М.И.Цветаева в статье «Поэты с историей и поэты без истории» проводит аналогии между стихотворчеством и сновидениями: «То, что в тебе скрыто и закопано, а в стихах открыто и выражено, и есть твое поэтическое «я», сновид-ческое «я». Другими словами, поэтическое «я» проступает как преданность души поэта особым снам, и это не воля его, а тайный источник всей его природы. «Я» поэта есть "я" сновидца плюс "я" творца слова <...>. Таков закон особости поэта. Поэтому все поэты столь схожи и столь не-

схожи. Схожи тем, что все без изъятья сновидят. Не схожи - своими снами» [2: 866].

Известный философ и поэт Ю.В.Линник назвал О.Э.Мандельштама поэтом ноосферы, или пневматосферы: «Жизнь ноосферы-пневмато-

сферы еще мало изучена нами. Быть может, на ее уровне действуют какие-то неведомые формы наследственности? О.Э.Мандельштам пишет:

Я получил блаженное наследство -Чужих певцов блуждающие сны...

В этих строчках заключается целая гипотеза. И она захватывает воображение! Представьте себе, что наука будущего откроет закон сохранения снов - и покажет непреложно: нас могут питать сны и фантазии древних магов, поэтов, художников, которые они не успели записать, закрепить в материале. Мигрирующие - блуждающие, по Мандельштаму сны, - сны ноосферы!» [3: 16-17].

Как нам представляется, явное маркирование узнаваемых оригинальных первоисточников отнюдь не случайно. С одной стороны, очевидно, что состояние «творчества - сновидения» дает возможность современному художнику слова пережить чувство сопричастности к мировой культуре, ощутить столь важное для мозаично распавшейся действительности чувство соборности. С другой стороны, художественное сознание конца XX - начала XXI века, говоря словами современного исследователя О.А.Кривцуна, «ощущает бесструктурность и невыразимость современной реальности, невозможность ее объять уже имеющимися поэтическими формулами», а потому ищет «новые, подчеркнуто условные формы и способы ее выражения» [4: 418]. В связи с этим барочная формула «жизнь есть сон» на новом витке исторического развития человечества приобрела необыкновенную актуальность.

В известной работе В.С.Библера «На гранях логики культуры. Книга избранных очерков» приводится следующая интересная мысль: «В каждой культуре есть особая форма эстетической, даже резче, художественной деятельности, в которой человек конкретной эпохи сознает свои нравственные интенции, воображает, отстраняет и остраняет их и - именно на основе такого поэтического остранения - доводит эти интенции до полной силы и ума, обращает их на себя, превращает в феномен самоустремленно-сти» [5: 253]. В определенной степени эта философская мысль перекликается с известным высказыванием М.Павича о том, что всякий материал и всякая тема требует особой формы. Сказанное выше, на наш взгляд, может рассматриваться как своеобразный комментарий, касающийся формы, в которую облекает свои «снови-денческие» размышления Ю.В.Буйда.

Основным принципом художественного мышления автора «Всех проплывающих» является осознание разорванности мира, отсутствия в нем целостности, наличие двойничества, приобретающего мучительно-болезненные формы, и стремление преодолеть его, преобразовав «беспричинный» хаос в порядок. Этот принцип проявляется на всех смысловых уровнях текста. Двойственность, заданная уже на уровне хронотопа («Знаменск - Велау», «заколдованное место

- захолустный провинциальный послевоенный городок»), усугубляется своеобразными «ролевыми» номинациями героев: вместо собственного имени или вместе с ним персонажи наделены значимыми прозвищами, в которых зафиксированы их роли или амплуа. Одни из них связаны с культурной традицией: старуха «Синдбад Мореход», девочка «Магилена», «Чарли Чаплин», «Общая Лиза» и «Веселая Гертруда», «Тарзани-ха». Другие порождены низостью и абсурдом социальной среды, среды обитания героев, например: «Жопсик», «Чекушка» и «Чекушонок», «Урблюд», «Гадончик». Однако все эти прозвища - высокие и низкие, поэтические и грубопрозаические, литературные и социальные - растворяясь в мифологическом измерении, приобретают новую семантическую окрашенность.

Стремлением к целостности обусловлена и специфика диалогического взаимодействия документально-автобиографического и мифопоэтического дискурсов. Наиболее интересным в плане заявленной нами темы является рассказ «Замок Лохштедт», в котором автобиографический пласт (Ю.В.Буйда рассказывает историю приезда его матери из Саратова в Знаменск / Ве-лау после того, как ее, следователя прокуратуры, изгнали из органов военной юстиции, несмотря на отречение от мужа, объявленного врагом народа) накладывается на историю человечества, растворяясь в вечности. Это рассказ с подчеркнуто специфической («двуслойной») композицией: сюжетно-событийный, автобиографический пласт обрамляется с двух сторон эссеистически-ми отступлениями.

Примечательно, что современный автор использует в качестве эпиграфа строку «Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной...» из стихотворения И.А.Бродского «Я входил вместо дикого зверя в клетку.» [6: 224]. Многозначность эпиграфа задает магистральные проблемы рассказа: человек и время, смысл и цель жизни, время и вечность, судьба и предназначение художника. Вспомним, что речь идет об одном из самых пронзительных и, как отмечают исследователи, любимых стихотворений И. А.Бродского, написанных им к собственному сорокалетию.

ДОКУМЕНТ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Его итоговый характер не вызывает сомнений, однако для нас в данном случае важно другое: ключевые вехи жизни поэта (заключение, ссылка, вынужденная эмиграция, жизнь на чужбине) также растворены в плане вечности. Такие детали, как «жил у моря», «надевал на себя, что сызнова входит в моду», «играл в рулетку», «обедал черт знает с кем во фраке», «слонялся в степях, помнящих вопли гуннов», «сеял рожь», собственно и переключают лирическую автобиографию в общечеловеческий план, актуализируя мотивы вечного возвращения, игры с жизнью, искушения, постижения себя и своего места в мире. Более того, в стихотворении И.А.Бродского возникает мотив сна («Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя»), причем речь здесь идет о некоем внешнем и грубом вторжении в область бессознательного. Если вновь посмотреть на сон как на метафору творчества (основание для этого существует, поскольку дальше у поэта следует строфа, явно указывающая на присутствие такой аналогии: «Позволял своим связкам все звуки, помимо воя; / перешел на шепот»), то можно вести речь и о самоцензуре.

Таким образом, ключевая идея рассказа Ю.В.Буйды задается уже в эпиграфе: время - это всегда отрезок вечности, творчество-сновидение поэта - всегда часть Божьего промысла, а плоть

- всегда временное пристанище вечного Духа. Об этом современный писатель говорит уже в первой строке рассказа: «Рождение и смерть, являющиеся всего-навсего событиями вечной жизни, не из тех произведений, которые могут иметь окончательную редакцию» [1: 603]. Если человек воспринимает отпущенную ему жизнь как отрезок вечности, размышляет о ее цели, смысле, то мысль о вечном возвращении («Я родился в такой-то раз») не будет восприниматься как нечто странное. В связи с этим Ю.В.Буйда вводит в художественную ткань текста цитату из Евангелия от Иоанна, содержание которой воспроизводит беседу фарисея Никодима, «одного из начальников Иудейских» (Ин. 3: 1 [7: 102]), с Иисусом. Никодим в ходе этой беседы высказывает сомнения относительно того, что «человек может родиться, будучи стар» (Ин. 3: 4 [7: 102]), что он может «в другой раз войти в утробу матери своей» (Ин. 3: 4 [7: 102]). Ответ Спасителя («Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие. Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух» (Ин. 3: 5-6 [7: 102]), безусловно, предполагает истолкование данной мысли с религиозной точки зрения: невозможно рассуждать о духовных предметах, исходя из человеческих представлений. Рождение земное есть рождение

от плоти, и только рождение от Духа, т.е. принятие веры и отказ от всего земного, «отверзает небесные врата».

Ю.В.Буйда сквозь призму евангельской истины пытается осмыслить историю человека и человечества. С его точки зрения, детство - это своеобразный утраченный рай, поэтому мысленно в него возвращается каждый человек. Силой памяти он способен еще раз «войти в утробу матери» и заново родиться, при этом мысленно человек может делать это столько, сколько позволяет его память. Однако в представлении Ю.В.Буйды, прошлое и наше представление о нем - понятия отнюдь не эквивалентные. Второе и есть то, что создается силой воображения, силой творческой мысли. Человек как бы сочиняет свое прошлое, собирая его из осколков, которых, возможно, и не было («История приезда моей матери в Знаменск / Велау точна до последней детали, но поскольку она передана словами и выстроена в порядке, который показался мне наиболее приемлемым, - эта история от начала до конца лжива» [1: 607]). Это касается и истории человечества, начавшейся, как известно, с изгнания Адама и Евы из райского сада, Эдема, и движущейся к неизвестности. Причем периодически эта история испытывает чужеродные влияния, все дальше отодвигающие нас от «исторической утробы» и лишающие возможности возвратиться туда силой памяти: «Золотой век - в прошлом, в будущем - Утопия. Трезвомыслящий Томас Мор выбрал точное название для идеальной жизни - Нет-Такого-Места (u-topos). Европейцы живут Сегодня, русские живут Всегда. В России никогда не было Золотого Века, ибо Византия погрузилась в него, как град Китеж, не оставив нам места в заветном, но оставшемся получужим для нас европейском Вчера» [1: 605].

Вывод, сделанный Ю.В.Буйдой, можно истолковать следующим образом: будущее есть тоска по прошлому, но если будущее - это утопия, то человечество вышло из места, которого нет, и движется к месту, которого тоже нет.

Эту идею писатель иллюстрирует автобиографическим материалом: «Она уехала из старой жизни. <...> она приехала в новую жизнь, где еще пылили под ветрами с моря развалины Восточной Пруссии и трое рабочих <. > сбивали с фасада станционного здания имя городка, обозначенное на ее билете - Wehlau. Приехала в город без имени. В город Нет-Такого-Места» [1: 605]. В ответе на ее вопрос, как он будет называться, и воплощена неизбывная тоска об утраченной целостности: «Это не имеет значения, Зоя. Но Где-То - имя нерусское. Самое подходящее для России название - Когда-Нибудь. На

22З

худой конец - Как-Нибудь» [1: 605]. Примечательно, что сразу после этих слов, Ю.В.Буйда упоминает о «призраке изумленного Аристотеля», который возник на «прокуренной немецкой кухне», где пили чай русская Зоя, татарка Роза и ее муж еврей Самуил Миркин [1: 606].

В связи с этим представляется необходимым оговорить семантику заглавия рассказа. В нем, на наш взгляд, маркирована идея, о которой говорилось выше. Согласно сохранившимся преданиям, замок Лохштедт задумывался как крепость между Кенигсбергом и Бранденбургом. Он был построен на берегу пролива, соединявшего море и залив. Пруссы (народ балто-германского происхождения) считали его заповедным «ключом» к их стране. В течение многих веков он переходил из рук в руки, и его собственная история оказалась настолько «стертой», что его стали называть «замок, которого нет». Замок Лохштедт знаменит не столько как орденская крепость, сколько как «янтарная кладовая» [1: 606]. У Ю.В.Буйды живущие в прапамяти обывателей представления складываются в следующую картинку: «.однажды пруссам удалось выловить со дна залива огромную глыбу янтаря, мерцавшую ядовитым жидким светом, - внутри, как установили монахи, был заключен дьявол» [1: 606]. Командор замка приказал растопить янтарь и вернуть в мир зло, без которого «немыслимо существование добра» [1: 606]. Сочиненную

Ю.В.Буйдой фантазию можно истолковать, исходя из символики данного минерала. Как известно, янтарь - это окаменелая смола, которая выделилась из стволов древних деревьев. Одним из важных символических свойств янтаря является способность наладить связь с прошлым, соединить в единое целое разрозненные части. В этом смысле растворение янтаря можно прочитать как разрушение естественной связи, а зло, олицетворенное в образе дьявола, есть не что иное, как распад связей между прошлым и настоящим, разлад между людьми в широком смысле слова (разлад национальный, языковой, сословный - любой!).

И только писатель, не имеющий, по мысли Ю.В.Буйды, ни национальности («национальность писателя - четверг» [1: 607]), ни собственной биографии (она «сжигается» в творчестве), ни Родины («писатель - иностранец в любой стране» [1: 607]), способен «связать воедино место, время и действие и, претворяя все это в историю, оживить, то есть рассказать, сделать случившимся» [1: 607]. Только его «мучает распад Аристотелева триединства - и поэтому он писатель. <...> Восточная Пруссия, в силу уникальной исторической судьбы, заставляет, быть может, чуть острее чувствовать этот распад (или разлад), только и всего» [1: 607].

Итак, подводя итоги авторским размышлениям о глубинных вопросах существования человека и человечества, можно сказать следующее: добро не иссякнет в мире до тех пор, пока жива память. Память способна приобщить человека к вечности, дав ему возможность как рожденному от воды и Духа, возвращаться в прошлое и стремиться к будущему. Кроме того, память, воображение, творчество как сновидение становится той силой, которая может преодолеть разлад и сделать мечту об искомой Целостности явью, рассказанным, а значит свершившимся фактом.

1. Буйда Ю.В. Все проплывающие. - М.: Эксмо, 2011. - 704 с.

2. Цветаева М.И. Полное собрание поэзии, прозы, драматургии в одном томе. - М.: АЛЬФА-КНИГА, 2008. - 1214 с.

3. Линник Ю.В. Поэзия Осипа Мандельштама // Мандельштам О.Э. Стихотворения. - Петрозаводск: Карелия, 1990. - С. 5 - 32.

4. Кривцун О.А. Эстетика. - М.: Аспект Пресс, 2000.

- 434 с.

5. Библер В. С. На гранях логики и культуры: книга избранных очерков. - М.: Русское феноменологическое общество, 1997. - 440 с.

6. Бродский И.А. Письма римскому другу: стихотворения. - СПб.: Азбука-классика, 2002. - 288 с.

7. Евангелие от Иоанна // Библия: книги Священного писания с параллельными местами / Синодальное издание. - М.: Библейская Лига, 2002. -С. 100 - 129.

ABTOBIOGRAPHICAL AND MYTHOLOGICAL DISCOURSE IN THE POETICS OF YU.V.BUIDA’S BOOK OF SHORT STORIES

T.V.Sorokina

The contemporary Russian writer Yu.V.Buida’s works reflect a tragic turn of the end of the 20th - the beginning of the 21st century. Man in his works is presented as a Brownian particle rushing about in the historical chaos. Autobiographical and mythological discourse contributes to the peculiarities of the author’s conception of history presented in his book “Everybody Passing By”.

ДОКУМЕНТ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Key words: dialogical interaction of autobiographic and mythologic discourse; mosaic two-lair composition; creativity-dream; desire for integrity; twoness, category of memory.

Сорокина Татьяна Викторовна - кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой литературы и межкультурной коммуникации Казанского государственного университета культуры и искусств.

E-mail: malvil@inbox.ru

Поступила в редакцию 26.05.2012

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.