CC BY
45
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2015. № 1
РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ
З.А.Тажуризина*
«АТЕОФОБИЯ» В ИСТОРИИ ХРИСТИАНСТВА
И СВОБОДОМЫСЛИЯ
Статья посвящена анализу последствий неблагоприятного воздействия на духовную жизнь российского общества участившихся фактов нигилистического, агрессивного отношения к религии и верующим, которые вызывают протест у деятелей церкви и требование рассмотрения их в судебном порядке. Цель данной статьи — найти пути преодоления конфликтов, возникающих на мировоззренческой почве: одним из факторов является веками культивируемая монотеистическими религиями ненависть к инакомыслию, прежде всего к атеизму (безбожию), что оказывает негативное в моральном плане влияние на общественное сознание в целом. Осознание пагубности не только религиофобии, но и сохраняющейся в нашей жизни традиции атеофобии является одним из условий преодоления взаимной нетерпимости.
Ключевые слова: атеофобия, христианофобия, религия, христианство, безбожие, инакомыслие, свободомыслие, атеизм, традиция, нетерпимость, веротерпимость, свобода совести.
Z.A. T ash urizina. "Atheophobia" in history of Christianity and freethinking
The article is devoted to the analysis of adverse influence of facts of nihilistic and aggressive attitude to religion and believers on Russian spiritual life, and this attitude stimulates endeavors of churchmen to stop these actions judicially. The meaning of the article is the looking-for of ways to overcome worldview conflicts. One of the factors of worldview conflicts is hatred towards dissent (first of all, hatred towards atheism) that has morally negative impact on public conscience, including conscience of non-believers. Only by knowing of malignancy of religiophobia and atheophobia we can overcome problems of mutual intolerance.
Key words: atheophobia, christianophobia, religion, Christianity, atheism, dissent, freethinking, tradition, intolerance, toleration, freedom of conscience.
Принято считать, что монотеистические религии сформировали духовную культуру человечества, подняли на высокий уровень мораль народов, благотворно влияли и влияют на все стороны общественной и частной жизни. Эти представления, имевшие определенные основания в реальной истории человечества, и сегодня
* Тажуризина Зульфия Абдулхаковна — доктор философских наук, профессор кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: 8 (495) 939-27-94; e-mail: zulfia-ab@mail.ru
воспринимаются значительной частью общества в качестве непререкаемой истины. Соответственно религия как символ духовности противопоставляется безрелигиозной культуре, прежде всего атеизму как явлению бездуховному и порочному («атеизм — расщепившийся атом зла», как писал православный проповедник Дмитрий Дудко). Именно в нем религиозные идеологи усматривают причины бедствий, постигших современную Россию. Отметим, что духовность, понимаемая нами не только как достояние религии, но и как восприятие и усвоение личностью и обществом интеллектуальных, моральных, эстетических и прочих достижений человечества, ныне, действительно, по сравнению с советскими временами, находится в глубоком упадке. Одним из проявлений этого упадка является все чаще проявляющаяся агрессивность по отношению к религии и ее служителям, случаи хулиганства, нигилизма, безнравственного отношения к верующим, к сакральным книгам — крестоповалы, пляски в храме, христоборчество, циничные антирелигиозные ролики с использованием мата, издевательство над содержанием священных книг. Один из документов Русской православной церкви констатирует: «Христианофобия проявляется в унижении человеческого достоинства и оскорблении религиозных чувств христиан, в возбуждении религиозной вражды к ним и их дискриминации»1. К сожалению, такие вещи имеют место в жизни нашего общества. Естественно, что преодоление подобных отношений мыслится религиозными идеологами как всемерное расширение сферы религиозного влияния.
Но здесь не учитывается одно обстоятельство: значение сложившихся в истории монотеистических традиций, а они неоднозначны в ценностном отношении, что проявилось в сакральных книгах иудаизма, христианства и ислама, в их последующих богословских толкованиях. В Библии, как известно, отразилась жизнь народов Ближнего Востока в эпоху рабовладения. Как и в любом антагонистическом обществе, здесь имели место и насилие, и войны, и мирное течение жизни. В сложившейся тогда морали содержались самые разные предписания. Они нашли отражение, в частности, в представлениях о Боге, его свойствах и его действиях в отношении человечества, в описаниях существовавшего в те времена уклада жизни, в предназначенных для исполнения специфически религиозных (например, четыре первых нормы декалога) и простых нормах нравственности (не убий, почитай отца и мать и т.д.). В сознании и подсознании христиан, принявших Библию в двух ее Заветах в качестве жизненного ориентира, оседали и гуманистические, и антигуманные аспекты морали — и вдохновен-
1 Sobor.patriarchia.ru > db/text/353958.html
ные слова апостола Павла о любви, и положения о справедливости истребления целых народов по воле Божьей, о возможности издевательств над человеком во имя его «испытания»2, о жестоком подавлении любого сопротивления господствующим, установленным сверхъестественной силой порядкам.
Невольно на ум приходит высказывание А.В. Кураева: «"Служение Богу" бывает разным — бессовестно-инквизиторским, а бывает совестным» [Андрей Кураев, диакон, 2007, с. 197]. Первый аспект сказанного замалчивается ныне, а между тем он имеет длительную историю, до сих пор оказывающую влияние на жизнь общества, где религия занимает значительное место3. И одним из проявлений «бессовестно-инквизиторского» является ненависть к вольнодумцам, атеистам, вообще к инакомыслящим, выплескивавшаяся веками со страниц богословских и религиозно-философских сочинений.
В данной статье речь пойдет лишь об одном из элементов идеологии господствующих слоев — о нетерпимости в отношении к любым взглядам, подрывающим устои классового общества, что на практике выражалось в физическом и моральном насилии над инакомыслящими. Религия, которая использовалась для укрепления этого общества, не только не нейтрализовала нетерпимость в отношении инакомыслящих, но усугубила ее, придав ей сакральный смысл, превратив ее в догму. Ныне эта традиция получила название «атеофобия». Особо надо отметить, что семена ее въедались в плоть и кровь, в сознание и подсознание не только теологов и рядовых верующих, но и противников религии.
Термин «атеофобия» (от греч. «аОео^» — безбожник и «форёо» — устрашать, пугать, обращать в бегство) сравнительно новый, но начинает распространяться в религиоведческой литературе [Е.Г. Ботвинник, 1993; М.Г. Писманик, 2010, № 3; А.Г. Шелнин, 2012, ч. 2]. Общий смысл употребляемого ныне термина — выражение неприязни, доходящей до ненависти и преследований, к атеизму и атеистам, шире — к инакомыслящим, в том числе к инаковеру-ющим. С расширенным пониманием слов «атеизм», «безбожие», «атеисты» как понятий, включающих другие, не специфически
2 К.Г. Юнг, выявляя психологические особенности мифологических образов, в которых отражены реалии человеческих характеров, обрисовал психологический «портрет» ветхозаветного Бога в его отношении к Иову: Яхве «морально эластичен и ненадежен», «готов на клятвопреступление», предательство; несправедлив. «Он быстро предает своего верного раба в руки духа зла, погружает в бездну мучений...» (см.: [К.Г. Юнг, 2006]).
3 «Бессовестно-инквизиторский» характер «служения Богу» выявлялся в работах многих вольнодумных мыслителей последних трехсот-четырехсот лет. Одну из последних книг «Войны за Бога: Насилие в Библии» (М., 2013), посвященных этой проблеме, написал специалист по религиоведению Филипп Дженкинс.
атеистические формы религиозной оппозиции, мы встречаемся уже в сочинениях христианских апологетов: под «безбожниками» имеются в виду те, кто верит во многих богов (язычники); кто верит в одного Бога, но не признает христианского (например, иудеи); еретики; наконец, собственно атеисты.
Неприязненное отношение к инакомыслящим присуще в той или иной мере всем национальным и мировым религиям, каждая из которых считает себя исключительной, истинной, и в каждой присутствуют свои формы атеофобии, в основе которой лежит стремление господствующих слоев сохранить порядки, обеспечивающие их благополучие.
Традиция атеофобии в христианстве и, соответственно, в регионах его распространения восходит к Ветхому Завету: «Сказал безумец в сердце своем: "Нет бога". Они развратились, совершили гнусные дела» (Пс. 13:1; 52:2). Эта формула сакральной книги стала императивом в отношении к инаковерующим и шире — к инакомыслящим вообще4. Однако свою роль сыграло и учение одного из немногих философских авторитетов христианства — Платона, который противопоставил «благочестивых», верящих в богов, «нечестивым». «Нечестивые» — это те, кто не признает существования богов, а также те, кто, веря в их бытие, отрицает их вмешательство в человеческие дела. Философ считал «нечестивых» одержимыми болезнью. В то же время они расценивались им как государственные преступники, провоцирующие смуты в обществе. Платон обосновал и необходимость наказаний для безбожников: это смерть, в лучшем случае — тюрьма [Платон, 1972, т. 3, ч. 2, кн. 9,10].
Христианство унаследовало подобный подход к «безбожию»: это социально-политическое зло; психологический и гносеологический изъян (безумие, невежество); наконец, нравственный порок. Но главным основанием для преследования инакомыслящих становится их обвинение в связях с дьяволом, искушающим нестойких в вере людей: «...противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Пет. 5:8). Кирилл Иерусалимский строго предупреждал: «Змей на пути наблюдает за проходящими; смотри, чтобы не угрыз неверием» [Кирилл Иерусалимский, 1883, с. 19]. С превращением христианства в официальную религию этот тон становится к тому же угрожающим; в соответствии с сюжетами Ветхого Завета обосновывается мысль о допустимости наказаний вплоть до смертной казни. «Добрым семенем» считаются «сыны Царствия», посеянные «Сыном Человеческим»; им проти-
4 «Как же не признать всякому безбожными тех, кого и божественное Писание обвиняет в нечестии», — писал Афанасий Великий [Афанасий Великий, 1902, с. 144]; далее: «Языческое идолослужение есть безбожие и нечестие» [там же, с. 178].
вопоставлены «плевелы — сыны лукавого: враг, посеявший их, есть диавол» (Мф. 13:37). Уже в этих словах заложено отношение ко всему нехристианскому как к дьявольскому, хотя на практике это далеко не всегда и не всеми последователями христианства ре-ализовывалось. Но обличение «дьявольского» как абсолютного зла оправдывало любые бранные слова и выражения в адрес «сынов лукавого» и соответствующие действия вплоть до физического устранения этих «сынов».
С самого начала христианства, когда оно вынуждено было защищаться, чтобы выжить, его образованные последователи — апологеты — отражали атаки своих противников, не стесняясь в выражениях. Неуважительный, оскорбительный, унижающий язычника ли, или еретика, или атеиста тон становится общепринятым и с течением времени все более и более изощренным. Слова «гнусный», «отвратительный», «развратный» и подобные им применительно к неверию, «язычеству», позже — даже к христианским ересям, становятся устойчивым штампом в сочинениях защитников христианства.
Для дискредитации «безбожников» прибегали к неимоверным измышлениям. «И Эпикур также, вместе с учением безбожия, — скажет Феофил Антиохийский (II в.), — советует совокупляться с матерями и сестрами», «и мужчинами, и таким учением наполняли библиотеки» [Феофил Антиохийский, 1999, с. 174]. При этом проявлялась неприязнь не только к отдельным безбожникам, но и к целым народам, которым приписывалась связь с нечистой силой. «Таковы вы, эллины, — писал Татиан (II в.), — на словах болтливы, а умом глупы», «демоны. обольстили неведением и пустыми вымыслами души ваши» [там же, с. 23]. Зло вышло первоначально из Греции, пишет Лактанций, это легкомысленная по своей природе нация, создавшая лживое святотатственное богословие; римская религия — позорная и гнусная. Иоанн Златоуст (IV — начало V в.) заметил, что до принятия христианства «народ языческий и не считался народом по своей презренности, по невежеству и безумию». О «гнусных египетских обычаях» пишет Афанасий Великий (IV в.) [Афанасий Великий, 1902, с. 156]. Особенно доставалось евреям. Лактанций клеймил их, называя «нечестивым и неблагодарным народом» [Лактанций, 2007, кн. I—VII, с. 251]. «Великим вероломством и бесстыдством» наделял иудеев Иоанн Златоуст; их, «распявших Христа», называл псами, животными, «годными только для заклания», а синагогу — «вертепом разбойников и логовищем зверей, жилищем демонов». «Как же иметь общение с распявшими Его? — говорил Иоанн. — Их надо ненавидеть вместе с их синагогами», они «мерзки и нечисты» [Иоанн Златоуст, 1898, т. 1, кн. 2, с. 649, 699 и др.].
Одним из эффективных средств борьбы против «безбожия» дохристианских религий было разрушение священных объектов — храмов, изображений, рощ, а иногда и поселений, «язычников». Трагические события, вызванные деяниями «людей, что носят черные одежды», которые в разных городах и деревнях империи разрушали предшествующую культуру, впечатляюще описал древнегреческий ритор Либаний (IV в.): христиане валили стены домов, «выдергивали из земли жертвенники, а жрецам приходилось молчать или умирать». Подобно бурным потокам, говорит Либа-ний, проносились они по деревням, унося с храмами и селения. Христиане сами и творили суд и выступали в роли палачей, добивались, чтобы приняли их веру [Либаний, 1914, с. 202—206]5.
К этому времени идеологическое оправдание таких действий было уже основательно подготовлено трудами христианских апологетов. Татиан, Афинагор, Мелитон Сардский и другие призывают к истреблению прежней культуры (и она истребляется реально), иные предрекают ее уничтожение судом Божьим. И даже Климент Александрийский (II в.), стремившийся к соединению христианства с философией (только не эпикурейской!), узнав, что натурой для скульптуры Фидия послужил «беспутный юноша», а «Афродита Праксителя оказалась подобием любовницы скульптора Фрюны, возмутился: «Тебе не остается, следовательно, иного выбора, как или разбить эти произведения на куски, или поклоняться гетерам» [Климент Александрийский, 1888, с. 116]. Общеизвестны факты уничтожения Александрийской библиотеки, сожжения библиотеки Константинопольской вместе с 12-ю учеными, зверского убийства ученого — математика и философа Гипатии...
Несколько позже Кирилл Александрийский (конец IV — первая половина V в.) предлагал не только «охотно нападать на идолов, разрушать капища и за ничто считать эллинские святыни», принадлежавшие «людям умоповрежденным», но и призывал осуждать их «на смерть, как диких зверей», ссылаясь при этом на ветхозаветные тексты (Исх. 21:17; Втор. 24:1) [Кирилл Александрийский, 1880, ч. 1, с. 303; Он же, 1882, ч. 2, с. 67].
Иоанн Златоуст настаивал на том, чтобы «уничтожить отеческие обычаи» народов; «свергнуть владычество сладострастия и
5 В тот же период император Феодосий II (первая половина V в.) издает указ: «Мы повелеваем и даем официальное распоряжение: все их святыни, храмы и святилища, буде таковые уцелели, разрушить и очистить установлением на их местах знаков уважаемой христианской религии» (цит. по: [К. Дешнер, 1999, т. 2, с. 41]). «Грамматиков, софистов, адвокатов, медиков без разбора кидали в тюрьмы, принудительно крестили, секли плетьми, а иногда казнили. Статуи богов и языческие книги публично сжиглись», — пишет известный германский исследователь К. Дешнер [там же, с. 343].
силу нечестия, как прах; жертвенники, капища, идолов и их службы. развеять, как дым» [Иоанн Златоуст, 1898, т. 1, кн. 2, с. 635— 636].
Библейские предписания позволяли и на Руси внедрять христианство посредством уничтожения предшествующей культуры.
Христианство ослабило благотворное влияние светской античной культуры (а она являла значительный пласт греко-римского духовного наследия) на мировую культуру6, в течение веков препятствовало свободному доступу к античному искусству, художественной литературе и вольнодумной философии, хотя интерес к последней проявляло немало схоластов. Тонкая струйка античной культуры с трудом пробивалась сквозь толщу фолиантов средневековых схоластов.
Заложенная в древние времена традиция морального и физического преследования инакомыслящих в последующие века взрастила жесткий авторитаризм, неприятие и насильственное отторжение неугодных официальным церковным властям мнений и суждений, а также стремление к физическому истреблению вольнодумцев, в первую очередь, неверующих. В XIII в. в Испании, в своде феодальных законов «Семь партид» партида о еретиках особо выделяла тех, «кто вообще не верует», и это — «негодные люди, думающие, что душа умирает вместе с телом, и те, кто так думает, хуже животных... Их надо передать светским властям, и те должны наказать их таким образом: если был закоренелым еретиком, то его надо сжечь на огне так, чтобы он умер» [История средних веков, 1969, с. 230].
Атеофобия поддерживалась не только государственной властью, но и авторитетом интеллектуалов высокого класса — богословов и религиозных философов, обеспечивших тем самым благополучные условия для самореализации и житейский комфорт. В течение веков атеофобия с ее моральным изъяном оседала в подсознании людей, принадлежащих самым разным социальным слоям, превращаясь в одну из характеристик общественного сознания. Атео-фобский стиль общения усваивался независимо от того, какие ми-
6 В то же время не следует забывать и о следах положительного влияния античной культуры на христианское богословие, о чем поведал в своем основательном труде «История христианского просвещения в его отношениях к древней греко-римской образованности» (вып. 1—3, 1885, 1890, 1892) еще В.В. Плотников (ар-хим. Борис), опиравшийся не только на первоисточники, но и на соответствующие работы зарубежных историков теологии и философии (книга переиздана московским издательством URSS в 2011 г). В наши дни эта тема успешно развивается в трудах В.Я. Саврея «Александрийская школа в истории философско-богослов-ской мысли» (М., 2009), а также в трех серьезных исследованиях в форме учебных пособий, посвященных Александрийской, Каппадокийской и Антиохийской школам (Саврей В.Я. Александрийская, Каппадокийская и Антиохийская школы в истории христианской мыскли: В 3 т. М., 2012).
ровоззренческие или политические позиции занимал человек. Многовековая практика атеофобии, во многом связанная с догматизмом монотеистических религий, отражалась даже во взаимоотношениях между последователями разных ветвей одной и той же религии, допуская возможность применения насилия по отношению к своим собратьям: официальная церковь и ереси, шииты и сунниты, католики и гугеноты, никониане и старообрядцы и т.д Конечно, не последнюю роль играли при этом экономические и политические притязания, нуждавшиеся в религиозном обосновании и оправдании.
В 1204 г. католические рыцари-крестоносцы, которым папа Римский Иннокентий III заранее отпустил все грехи, захватили и разграбили столицу православной Византии — Константинополь, кровью его жителей залили город. Все, связанное с православием, не было для «латинских пилигримов» священным — ни люди, ни храмы. Их страшные преступления, в том числе бесчинства в храмах, описал очевидец свершавшегося Никита Хониат: «Вот какая-то бабенка, гудок неприличных, соблазнительных и срамных напевов, хулительница Христова, уселась на сопрестолии, распевая свою визгливую мелодию, и потом бросилась в пляску, быстро кружась и потрясая ногою» [Никита Хониат, 1860—1862, т. 2, с. 322—323]7. Ясно, что поведение «бабенки» побуждалось и поощрялось «латинскими пилигримами», которые предавались «неистовству против всего священного».
В силу исторических обстоятельств не избежала гонений на инакомыслящих и православная церковь в России. Епископ Новгородский Геннадий в Послании к Зосиме через три столетия скажет о своих братьях-христианах, новгородско-московских еретиках: им подобают двойная казнь и проклятие; надо казнить еретиков, жечь и вешать, советуя поступать с еретиками так, как «король Гишпанский» очистил свою землю.
В аннотации к «полемически острой, богословски глубокой, живой и ярко написанной» книге Иосифа Волоцкого «Просветитель, или Обличение жидовствующих», говорится, что ее автор «актуален и сегодня», поскольку нападки на православное учение «повторяются в наши дни с новой силой со стороны бесчисленных
7 Умберто Эко, известный специалист по культуре Средних веков, описал эпизод с «бабенкой» в романе «Баусолино»: крестоносцы «стервенели у алтарей»; «в глубине, на амвоне, ныне открытом всем на свете взорам, похабничала какая-то блудница, по-видимому охмеленная дурманом, плясала босиком на причастном престоле, изображая церковную службу. Мужчины вокруг хохотали и подзуживали, чтобы она сняла последние одежды» [У. Эко, 2005, с. 24]. В принципе то же самое через восемьсот лет — пародию на церковную службу — воспроизвели девицы из «Пусси Райот».
сект, ересей и «новых» религиозных и безрелигиозных учений». Замечу, что сочинение Иосифа достойно того, чтобы с ним ознакомилось как можно большее число людей, это позволило бы более объективно оценить отношение церкви к инакомыслящим соотечественникам. «Слова» 13, 14, 15, 16 в «Просветителе» дышат жестокостью, пытками, смертью. Иосиф доказывает необходимость беспощадного отношения к еретикам многочисленными ссылками на Библию, на сочинения отцов церкви и на постановления церковных соборов. Собранные на небольшом книжном пространстве, эти ссылки производят жуткое впечатление. Здесь еретиков «секут мечом», «предают огню», «обрезают языки» или же «казнят иной казнью». И далее: «. сами православные, узнавшие о еретиках или отступниках, но не предавшие их судьям, подлежат смертной казни» [Иосиф Волоцкий преп., 1994, с. 323]. Собор 1504 г. принял решение о наказании русских инакомыслящих христиан сожжением и тюрьмами. В 1504 г. «сожгоша в клетке диака Волка Курицына, да Митю Коноплева, да Ивана Максимова декабря 27-го, а Некрасу Рукавову повелеша языка урезати и в Новегороде в Великом сожгоша его. Тое же зимы анхимандрита Касиана Юрьевского сожгоша и его брата и иных многих еретиков сожгоша. » [см.: Н.А. Казакова, 1970, с. 102; Н.А. Казакова, Я.С. Лурье, 1955, с. 54].
Укоренившиеся в обществе антигуманные традиции, особенно поддерживаемые его верхушкой, продолжают сохраняться в течение очень долгого времени. В начале 1990-х гг. по благословению патриарха Алексия II вышла в двух изданиях книга архиепископа Серафима (Соболева) «Русская идеология», написанная им в эмиграции в 1930-е гг., в которой автор выражал надежду на то, что советская власть в России когда-нибудь падет, и вот тогда «в будущем государственном законодательстве России нужно предусмотреть закон, сурово — вплоть до смертной казни — карающий пропаганду атеистических воззрений» [Архиепископ Серафим (Соболев), 1992, с. 100].
В наши дни никто не требует смертной казни за пропаганду атеизма, за «оскорбление чувств верующих» были наказаны арестом, судом и заключением в тюрьму только три девицы, отплясавшие и пропевшие нехорошие частушки в православном храме. Архиерейский собор Русской православной церкви издал 4 февраля 2011 г. документ под названием «Отношение Русской православной церкви к намеренному публичному богохульству и клевете в адрес церкви»8. Богохульством названо «оскорбительное или непочтительное действие, слово или намерение в отношении Бога и церкви». Намеренное богохульство, согласно документу, — «стрем-
8 Официальный сайт Московской Патриархии: www.patriarchia.ru/db/text/1401 898.html
ление опорочить христианское вероучение», а одна из его форм — клевета на церковь. В связи с этим Архиерейский собор подчеркивает «противоправность богохульного или кощунственного высказывания» и предлагает «обращаться в правоохранительные органы с просьбой возбудить уголовное дело». Авторы документа ссылаются на слова ап. Павла, разъясняя, что под богохульством понимается также «всякое отпадение от веры», и далее называют его «одним из самых тяжелых нравственных преступлений». В другом документе9 говорится о праве церкви «давать нравственную оценку политическим программам и заявлениям, особенно тогда, когда речь идет об открытой или скрытой пропаганде безбожия.» Очевидно, эта оценка будет негативной, что допускает возможность возбуждения «уголовного дела» против «пропаганды безбожия»10. Расплывчатость понятий «богохульство», «отпадение от веры», «скрытая пропаганда безбожия» допускает возможность подвести под богохульство любое критическое высказывание в адрес религии и церкви. Возникает опасение, что авторы документов станут рассматривать и публичные высказывания типа «Бог есть творение человеческой фантазии» как «непочтительное слово», а уроки дарвинизма — как «скрытую пропаганду безбожия» со всеми вытекающими отсюда юридическими последствиями. Это к вопросу о силе религиозных традиций.
И в то же время в постановлении Архиерейского собора от 4 февраля 2011 г. есть положение о том, что «не должны преследоваться люди, допускающие критику тех или иных религиозных мировоззрений». Несмотря на туманную формулировку («тех или иных», под которыми может подразумеваться традиционно критикуемое православием иноверие), эта фраза дает надежду на то, что наказания за вышеприведенные публичные высказывания атеисты смогут избежать. Замечу, что заявленный даже в такой форме отказ от преследования тех, кто критикует «те или иные религиозные мировоззрения», есть результат свободомыслия, к которому, кстати, было причастно и немало богословов и религиозных философов.
В процессе развития европейского общества в сознании и поведении населения проявлялись противоположные тенденции:
9 Практика заявлений и действий иерархов, духовенства, монашествующих и мирян во время предвыборной кампании. Проблема выдвижения духовенством своих кандидатур на выборах // Официальный сайт Московской патриархии: www.patriarchia.ru/db/text/1400 896.html
10 В документе о богохульстве есть вполне здравая мысль о том, что самым действенным способом противодействия богохульству является личный пример жизни христиан. Было бы весьма полезным для нашего общества, если бы авторы документа, сосредоточившись на этой мысли, конкретно ее разработали.
с одной стороны, дискриминация инакомыслящих нередко приобретала все более жестокие формы, с другой — среди христиан находились люди, терпимо относившиеся к инакомыслящим, и их число постепенно увеличивалось. Так, в XII в. Пьер Абеляр считал возможным диалог между христианином, иудеем и язычником (философом) [П. Абеляр, 1995]. Движение итальянских гуманистов ХУ—ХУ! вв., многие из которых оставались христианами, открыло прямой путь к разработке идеи равенства различных религий, а следовательно, к веротерпимости и, шире, к терпимости и уважению к инакомыслящим.
В то же время традиция атеофобии в духовной жизни Европы и России преодолевалась с неимоверным трудом. Это сказывалось даже в том, что известные мыслители, заслужившие славу вольнодумцев, считали своим долгом не только «откреститься» от обвинений в атеизме, но и присоединиться к господствовавшей традиции. Когда мы читаем сочинения светочей европейской свободомыслящей философии XVII в., то обнаруживаем, что Джон Локк в сочинениях «Опыт веротерпимости» и «Послание о веротерпимости», заняв прогрессивную позицию веротерпимости, осуждает нетерпимость к разным мнениям и суждениям, но отказывает в терпимости атеистам (те, кто не признает существование Бога, не имеют права на терпимость), а Энтони Коллинз, из XVII в. уже перешагнувший в XVIII в., в «Рассуждении о свободомыслии», провозглашая, что «свободомыслие в отношении к религии есть долг всех людей», в то же время называет атеизм редким чудовищем, ложным суждением (ссылаясь при этом на те же сакральные слова: «Сказал безумец в сердце своем: нет Бога»). Это неудивительно: преобладающая атмосфера в обществе не всегда дает возможность выйти за пределы стереотипов — интеллектуальная сфера даже просвещенного XVIII в. заполнена теологическими сочинениями наподобие «Глупости атеизма», где суждения типа «нет ничего более черного, чем сердце атеиста, ничего более лживого, чем его ум», превратились в общее место. «Атеизм — плод нечистой совести», для атеиста добродетель — призрак, честность — пустой звук. Фрагменты подобных сочинений приводит Гольбах в «Системе природы» [П. Гольбах, 1963, т. 1, с. 616—624]11.
Но ведь подобные оценки атеизма — один к одному то, как через столетие отнеслись к неверию знаменитые русские религиозные фи-
11 Любопытно, что учитель Абеляра, Гильом из Шампо, в своем сочинении «Диалог между Христианином и Иудеем о католической вере» убеждал иудея принять католическую веру, «оставив нечестие иудаизма». Иудеи, по мнению Гильо-ма, «народ жестоковыйный», «презренные слепцы»; своему собеседнику он грозит адом: «ты, жалкий, будешь гореть в огне, покуда надменным умом отвращаешь благодать Божию» [Антология средневековой мысли, 2001, т. 1, с. 265, 272, 266].
лософы — Вл. Соловьев, С.Н. Булгаков, А.И. Введенский, В.В. Зень-ковский, не очень знаменитый Димитрий Панин и другие, в то или иное время несогласные с официальным православием. Они тоже скажут, что атеизм — духовная слепота, ведущая к разложению личности, глубокому параличу воли и нравственного чувства и, главное, к дьяволочеловечеству, к преступлению, убийству, физическому или нравственному и т.д. Эти по своему смыслу и даже по отдельным выражениям суждения — штампы, неизменные со времен Ветхого Завета. Они ограничивают взгляд философа на природу человека, препятствуя развитию науки о человеке, не позволяют вглядеться во внутренний мир вольнодумца. Вполне объяснимый пиетет и части нынешней интеллигенции перед русской религиозной мыслью способствует также усвоению ограниченных, примитивных взглядов на свободомыслие, а значит, на духовную культуру в целом.
Атеофобия оставила следы на свободомыслии и в другом отношении: религиозная ненависть к инакомыслящим, выражавшаяся в самых разных формах — в лексике, в насилии, физическом или нравственном, сказывалась и на особенностях мышления и поведения многих вольнодумцев. Конечно, в основном подобные процессы обусловлены классовыми отношениями, однако духовная атмосфера, отягощенная враждебностью в отношении некоей социальной группы, ведет к ухудшению природы всего человечества. К сожалению, атеофобия всегда вызывала, не исключая и наше время, ответную — зеркальную по своим формам реакцию многих (не всех, естественно) критиков религии, переходящих нормы здравомыслия и приличий. Так, в период французской буржуазной революции народ издевался над священниками, разрушал церкви, а революционные интеллектуалы не жалели оскорбительных слов в адрес религии и ее служителей. Примерно та же стихия захватила часть населения нашей страны в период революций 1905 и 1917 гг.
Как видим, зараженность общества недоброжелательством на почве различий в мировоззрении во многом определена традицией атеофобии, которая в свою очередь способствует появлению не менее агрессивной теофобии, хритианофобии. Вместе с тем свободомыслие постепенно вырывалось из этой своеобразной зависимости от христианской традиции отношения к инакомыслящим, вырабатывая собственный стиль вербальных, нравственных, поведенческих отношений с религией и ее последователями, который отличали научность, объективность, внимание к человеку, защита человеческого достоинства, гуманизм, высокая нравственность. Это ярко выражено уже Гольбахом в последней главе «Системы природы» («Резюме кодекса природы») — не случайно монах Лопухин (конец XVIII в.), восхищенный высоким зарядом нрав-
ственности этой части данного произведения, перевел ее на русский язык.
Свободомыслие прокладывало путь религиоведению: даже в Средние века в критике теологии содержались элементы знаний о религии, которые постепенно накапливались, хотя атеофобия ставила заслон на пути к развитию этих знаний.
В течение последних двух—трех веков в результате социального прогресса и распространения свободомыслия происходит некоторое ослабление атеофобии, что проявляется в основном в уменьшении числа грубых выпадов против атеизма в официальных документах, выступлениях служителей религии и рядовых верующих. Во многом это заслуга свободомыслия. Преодолевая пагубное влияние атео-фобии, становясь все более состоятельным в нравственном и интеллектуальном плане, свободомыслие оказывало положительное влияние на творчество многих теологов, гуманизируя христианство. Некогда Г.В.Ф. Гегель, говоря о переходе «превратных и неморальных представлений» иудаизма в теорию и практику христианской религии, заметил: «И за то, что ее мрачная сварливость, ее нетерпимость и ее самомнение были ослаблены, мы должны благодарить не священников, а философию, которая в силу этого вызывала их ненависть, и более мягкую атмосферу наших дней» [Г.В.Ф. Гегель, 1973, т. 4, с. 31]. Влияние свободомыслия отразилось в современных (ХХ — начало XXI в.) уходящих от ортодоксальности учениях ряда религиозных философов (Д. Бонхёффер, Тейяр де Шарден, Джон Робинсон, Г. Кюнг и др.), в теологии освобождения, в политической теологии и т.д. Б. Рассел не без оснований полагал, что «современный христианин менее злобен, но этим он обязан не христианству, а поколениям вольнодумцев, которые с эпохи Ренессанса и вплоть до наших дней заставляли христиан устыдиться многих своих традиционных верований» [Б. Рассел, 1987, с. 123].
Но была ли в чем-либо позитивной атеофобия? Парадокс: ее позитивный аспект можно усмотреть в том, что она, будоража религиозный застой в культуре, своими притеснениями светской культуры и ее носителей невольно выковывала новый тип человека, героизм которого состоял вовсе не в самообожении, как об этом писал С.Н. Булгаков, а в гражданском и интеллектуальном мужестве, которое стало явным после суда над великими вольнодумцами Бруно и Ванини и их казни. Они во многом изменили мнение общества об атеистах. Это мнение отражено было в творчество П. Бейля, положившего начало научному, философскому интересу к внутреннему миру и поведению «безбожников».
Вывод: современная ситуация как никогда в прежние времена требует объективного, научного подхода к религии, атеизму и их традициям. Религиозные организации должны соблюдать Закон о сво-
боде совести, отказаться от попыток ущемления прав атеистов, от обвинений атеизма в бездуховности, агрессивности, аморализме, от стремления ограничить место и роль научных знаний в учебных заведениях. Требование наказаний за пресловутое «оскорбление чувств верующих» есть не что иное, как попытка возрождения в новой форме прежних традиций расправы с еретиками. И если в современном обществе обнаруживаются агрессивные формы проявления неприязни к религии и верующим, то подобное «оскорбление чувств верующих» во многом (не во всем, конечно) обусловлено традицией атеофобии и не идет ни в какое сравнение с многовековой религиозной традицией морального и физического истребления свободомыслящих. Как показывает исторический опыт, пока существуют антагонистические отношения между классами, преодолеть религиозную и антирелигиозную нетерпимость будет трудно.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Абеляр П.. Диалог между Философом, Иудеем и Христианином // Абеляр П. Тео-логические трактаты / Пер. С.С. Неретиной. М.,1995.
Антология средневековой мысли. Теология и философия европейского средневековья: В 2 т. / Под ред. С.С. Неретиной. СПб., 2001. Т. 1.
Архиепископ Серафим (Соболев). Русская идеология. М., 1992.
Афанасий Великий. Творения: В 4 ч. Свято-Троице-Сергиева лавра. 1902. Ч. 1.
Ботвинник Е.Г. Мировоззренческие ориентации творческой интеллигенции в отношении религии и атеизма. Пермь, 1993.
Волоцкий Иосиф, преп. Просветитель. М., 1994.
Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. М., 1973. Т. 4.
Гольбах П. Система природы // Гольбах П. Избр. произв.: В 2 т. М., 1963. Т. 1.
Дешнер К. Криминальная история христианства: В 2 т. М., 1999. Т. 2 .
История средних веков (У—ХУ века):Хрестоматия / Сост. В.К. Степанова, А.Я. Шевеленко. М., 1969.
Иоанн Златоуст. Против иудеев и язычников // Полн. собр. творений Иоанна Златоуста: В 12 т. Т. 1. Кн. 2. М., 1898.
Казакова Н.А. Очерки по истории русской общественной мысли. Л., 1970.
Казакова Н.А., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века. М.; Л., 1955.
Кирилл Александрийский. Творения св. Кирилла Александрийского Ч. 1. М., 1880; Ч. 2. М., 1882.
Кирилл Иерусалимский. Творения. Сергиев Посад, 1883.
Климент Александрийский. Увещание к эллинам // Климент Александрийский. Кто из богатых спасется: Увещание к эллинам. Ярославль, 1888.
Кураев Андрей, диакон. Диспут с атеистом. М., 2007.
Лактанций. Божественные установления: В 7 кн. СПб., 2007.
Либаний. К императору Феодосию в защиту храмов // Либаний. Речи. Казань, 1914.
НикитаХониат История: В 2 т. СПб., 1860—1862. Т. 2. Писманик М.Г. Сложные аспекты в преподавании религии и атеизма // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. М., 2010. № 3. Платон. Законы. Кн. 9, 10 //Платон. Соч.: В 3 т. М., 1972. Т. 3. Ч. 2. Рассел Б. Почему я не христианин. М., 1987.
Феофил Антиохийский. Три книги к Автолику // Соч. древних христианских апологетов. СПб., 1999.
Шелнин А.Г. Атеофобия и ателофобия // Проблемы российского самосознания: Религиозные, нравственные и правовые основы культуры: В 2 ч. Пермь, 2012. Ч. 2.
Эко У. Баусолино. М., 2005. Юнг К.Г. Ответ Иову. М., 2006.
