CC BY
89
© 2008 г.
А.Р. Панов
АРМЯНСКИЙ ЦАРЬ ТИРИДАТ I: ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С РИМОМ И ПРОБЛЕМЫ ОФОРМЛЕНИЯ ЕГО ВЛАСТИ
В длительной истории римско-армянских отношений одним из ключевых эпизодов является, безусловно, период закрепления на армянском троне основателя династии армянских Аршакидов Тиридата I, добившегося признания со стороны Рима весьма нелегким путем. Именно урегулирование отношений Рима, Парфии и Армении в первой половине 60-х гг. I в. н.э., заключительным аккордом чего стало прибытие Тиридата в Рим, на многие десятилетия определило как характер развития внешнеполитической ситуации на восточных границах Римской империи, так и статус Армянского царства, зажатого между Римом и Парфией.
Впервые в поле зрения римлян Тиридат попадает около 52 г. Вступивший к тому времени на парфянский престол Вологез I решил укрепить свои внешнеполитические позиции и одновременно обезопасить себя путем удовлетворения честолюбивых помыслов своих родственников за счет соседних областей: одного из своих братьев Пакора Вологез сделал царем Мидии Атропатены, а права на Великую Армению он передал другому своему брату Тиридату (Jos., Ant., XX, 3, 4; Tac., Ann., XII, 50). Вторжение в Армению облегчалось тем обстоятельством, что внутри иберийской династии, которой римляне передали контроль над Армянским царством, разгорелась усобица, в результате которой армянский царь Митридат был убит своим племянником Радамистом, причем римляне в ходе этого конфликта повели себя довольно двусмысленно, не погасив смуту в самом зародыше, что, бесспорно, несколько подорвало их позиции в Армении1.
Итогом произошедших событий стало занятие армянского трона Тиридатом и утрата римлянами контроля над Армянским государством, которое оказалось на некоторое время в сфере прямого влияния Парфии. Впрочем, Радамист был полон решимости отстаивать свои права на Армению, и окончательный исход его борьбы с Тиридатом долгое время был неопределенным, так как Тацит пишет относительно сложившейся ситуации, что Радамист «не раз завладевал этим царством и бежал из него (saepe regni eius potitus, dein profugus)» (Tac., Ann., XIII, 6). Тем не менее, самостоятельно Раламист не мог прочно закрепиться на троне, и ему была крайне необходима прямая поддержка римлян, которые со своей стороны стали проявлять все большее беспокойство по поводу развития ситуации в Армении и в 54 г. решили вмешаться в события более активно.
Безусловно, вторжение парфян в Армению было явным посягательством на римские интересы, поскольку римляне со времен победы над Тиграном II рассматривали Армянское царство как часть сферы своего влияния, и непосредственные предшественники Тиридата на армянском троне были прямыми римскими ставленниками. Очевидно, что римско-парфянское противоборство
из-за Армении в основе своей являлось столкновением политических амбиций правящих кругов обеих держав. С одной стороны, Тацит недвусмысленно указывает на то, что Вологез воспринимал Армению как «находившуюся во владении своих предков (a maioribus suis possessam)» (Tac., Ann., XII, 50), и «не мог допустить, чтобы его брат Тиридат был лишен предоставленного им царства или чтобы он владел им в качестве дара другого властителя (sinebat fratrem Tiridaten dati a se regni expertem esse aut alienae id potentiae donum habere)» (Tac., Ann., XIII, 34). С другой стороны, и побудительные мотивы римлян историк оценивает как то, что их обязывало «к отвоеванию приобретенного некогда Лукуллом и Помпеем величие римского народа (dignum magnitudine populi Romani rebatur parta olim a Lucullo Pompeioque recipere)» (Tac., Ann., XIII, 34). Тем самым обе стороны во многом оказались заложниками своих имперских притязаний, что сделало достижение компромисса возможным лишь после того, как и римляне, и парфяне убедились в бесперспективности продолжения вооруженной борьбы, что, впрочем, потребовало значительного времени и обоюдных потерь.
Изначально же для восстановления контроля над Арменией римляне были готовы прибегнуть к дипломатическим, а в случае необходимости и к военным мерам. Очевидно, операция в Армении представлялось римлянам не слишком сложной задачей, и они были нацелены на оказание силового давления на Во-логеза с тем, чтобы заставить его отступиться от армянских земель, — подобные шаги, начиная с Августа, широко практиковались и обычно приводили к желаемым результатам. Организатором демонстрации военных сил Рима был на-
2 3
значен Корбулон2, однако четкого распределения функций Корбулона3 и сирийского наместника Умидия Квадрата не было произведено, что с самого начала подрывало римские усилия по стабилизации положения. Так, союзным царям было приказано «повиноваться, в зависимости от хода войны» либо Кор-булону, либо Квадрату, и последующий спор между ними из-за парфянских заложников (Tac., Ann., XIII, 8-9) явно не способствовал росту авторитета Рима на Востоке и слаженности действий полководцев. Тем не менее, назначение было обеспечено адекватными мерами по укреплению обороноспособности империи (пополнение армии, приказ союзным царям Агриппе и Антиоху подготовить войска, назначение в Малую Армению и Софену надежных римских клиентов Аристобула и Сохема — Tac., Ann., XIII, 7), и первый раунд борьбы, развернувшийся в 54—55 гг., остался целиком за римлянами, поскольку парфяне покинули Армению и выдали заложников. Тацит упоминает о «возобновлении дружбы (redintegrataque amicitia)» (Tac., Ann., XIII, 37), но подробности той части соглашения, которая касалась Армении и Тиридата, не сообщает. Видимо, главным итогом договора было прекращение военных действий и восстановление мирных и «дружественных» отношений Рима и Парфии, а вопрос о Тиридате мог остаться открытым. Характерно построение фразы у Тацита: по его словам возобновление дружбы «открывало путь новым благодеяниям (римлян) (novis quoque beneficiis locum aperiret)» — под этими новыми благодеяниями можно понимать только признание Тиридата армянским царем, и, стало быть, в действительности договор этого условия не содержал. Тем самым, Тиридат скорее обманывался в своих надеждах, и его восприятие договора отлича-
лось от взгляда римлян, которые полагали, что соглашение остановило агрессию парфян в отношении Армении, которая оставалась в римской сфере влияния. Бесспорно, Тиридат не был полноценным участником соглашения, и вообще на первых этапах конфликта он действовал как фигура, подчиненная Вологезу, который и должен был защитить его интересы, но, видимо, во время переговоров с римлянами сделал это недостаточно энергично, не решившись поставить вопрос об Армении ребром и надеясь на то, что ситуация в последующем позволит вернуться к этому вопросу вновь.
Следующие два года прошли спокойно, но какая-то военная активность в Армении была заметна, так как Тацит говорит о вялой и нерешительной войне (Tac., Ann., XIII, 34). Скорее всего, целью пребывания Корбулона в Армении было наведение порядка в отношении местного населения и сдерживание возможной парфянской агрессии, поскольку Тиридат не успокоился и продолжал организовывать мелкие рейды. Его брат Вологез не желал и не мог открыто вмешаться в борьбу, так как был занят подавлением мятежа в Гиркании и не хотел разрыва отношений с Римом. Позволено ли было Радамисту вернуться на армянский престол, вопрос спорный, и скорее действия Корбулона нужно трактовать как временный переход Армении под прямое римское управление4, но в любом случае Радамист был основным претендентом на власть в случае, если бы Армения не была аннексирована.
В 58 г. расклад сил становится более ясным. Очевидно, до этого времени Ти-ридат действовал в большей степени чужими руками, не желая быть виновником нарушения римско-парфянского договора, и довольствуясь возбуждением недовольства римскими действиями среди армянской знати. Лишь в 58 г. Тири-дат решился выступить открыто, причем в это раз он действовал самостоятельно, на что со всей очевидностью указывает то обстоятельство, что отныне переговоры с римлянами он стал вести лично (Tac., Ann., XIII, 37), а не только через своего старшего брата.
На послание Тиридата Корбулон ответил советом обратиться к императору, но затем все же дал согласие на личную встречу, которая, впрочем, не состоялась (Tac., Ann., XIII, 37-38). Кто был виновен в срыве переговоров в большей степени, судить сложно: по Тациту Тиридат готовил ловушку римлянам, которой Корбулон избежал, но субъективное отношение историка к своему герою, которого он причислял к немногочисленным деятелям, достойным императорской власти5, не позволяет в данном случае безоговорочно доверять его оценке. Вполне возможно, что Корбулон и Тиридат стали жертвой излишних подозрений в отношении друг друга, хотя объективно ничто не мешало заключению предварительного соглашения. Едва ли Тиридат мог готовить Корбулону западню, поскольку предыдущая и последующая его деятельность рисуют царя как разумного политика, не склонного к радикальным действиям. Тиридат не мог не осознавать, что убийством римского полководца он сам себя загонит в угол: в этом случае всякие надежды на признание со стороны императора были бы утрачены, и Тиридату пришлось бы в одиночку, без помощи брата, сдерживать римлян, разъяренных подобным коварством. Корбулон же мог бы проявить больше дипломатического такта и добиться приемлемых для обеих сторон условий встречи, не прибегая к сбору всего войска, что только напугало Тиридата.
Срыв переговоров побудил римского военачальника активизировать ход кампании, и к концу 58 г.6 было взято несколько крепостей, в том числе столичная Арташата (Tac., Ann., XIII, 39, 41; Dio Cass., LXII, 19, 4). В 59 г. Корбулон продолжил теснить противников, реальным воплощением чего стало взятие Тигранакерта. Парфяне по-прежнему были связаны войной с гирканами, которые в свою очередь увидели в римлянах потенциальных союзников и сами обратились с предложением о союзе (Tac., Ann., XIV, 25).
В 60 г. завершение основной кампании и окончательное изгнание Тиридата сделало возможным произвести назначение на армянский престол. Новым римским ставленником стал Тигран, прибывший из Рима, где он содержался при дворе императора (Tac., Ann., XIV, 26). Выбор Тиграна мог быть подкреплен тем, что его дядя Тигран V в свое время получил от римлян Армению, и он таким образом имел определенные законные права на царство. Для закрепления на троне Тиграну были приданы войска в составе тысячи легионеров, двух союзнических когорт и двух отрядов вспомогательной конницы (Tac., Ann.,
XIV, 26). Отдельные части Армении получили соседние цари Фарасман, Полемон', Аристобул и Антиох Коммагенский, которые, видимо, должны были содействовать Тиграну VI. Корбулон отбыл в Сирию на место умершего Квадрата, и, таким образом, римляне считали свою миссию выполненной, оставляя в Армении верного им царя, опиравшегося на поддержку римских войск и других союзников Рима.
Однако спокойствие было нарушено вторжением Тиграна в Адиабену, которое заставило Вологеза отказаться от миролюбивой позиции (Tac., Ann., XV, 1; Dio Cass., LXII, 20, 2). Тигран, который вряд ли бы решился действовать по собственной воле, скорее всего либо следовал указаниям Нерона8, либо использовал данную ему ранее римлянами возможность отвоевать земли парфянского вассала — правителя Адиабены9. На то, что это был не грабительский поход, а целенаправленная попытка захвата страны ясно указывает Тацит (Tac., Ann., XV, 1). Вологез, подстрекаемый Тиридатом и адиабенским властителем Монобазом, возложил на голову своего младшего брата диадему и направил в Армению войска. Парфянским силам удалось запереть Тиграна в Тигранакерте, но на этом их продвижение приостановилось: взять город им было не под силу, против них вели военные действия римские и армянские отряды, из Сирии римлянами было направлено два легиона, к тому же там оставался Корбулон, чье прибытие грозило окончательно склонить чашу весов в пользу Тиграна и римлян. Корбулон, со своей стороны, обнаружил очевидное нежелание ввязываться в войну: он посоветовал Тиграну сохранять спокойствие, Нерону дал рекомендацию назначить для Армении другого полководца, а сам остался в Сирии под предлогом большей важности обороны римской провинции (Tac., Ann., XV, 3), что было вполне обоснованно. Вполне возможно, что Корбулон не одобрял авантюру Тиграна, за которой угадывалась воля принцепса, что и побудило его занять такую уклончивую позицию10.
Стремление к компромиссному решению проблемы обнаруживал и Вологез: он вступил в переговоры с Корбулоном, завершившиеся подписанием соглашения, после чего парфянские войска очистили Армению (Tac., Ann., XV, 5; Dio Cass., LII, 20, 4). Аналогичный вывод римской армии и удаление из Армении
Тиграна VI, который после этого вообще исчезает из поля зрения античных историков, вызывают недоумение даже у Тацита, который является основным источником по данным событиям. Исходя из того, что Корбулон имел явное военное преимущество, едва ли это была вырванная парфянами уступка. Обозревая всю деятельность Корбулона в Армении, можно заметить, что он к тому времени ничего не имел против передачи армянского трона парфянскому принцу, как в конце концов и случилось. Если бы решение целиком зависело от него, то вполне вероятно, что многолетней военной кампании в Армении не потребовалось бы, и признание Тиридата состоялось бы намного раньше, без ненужных жертв, как с римской, так и с парфянской стороны. Примечательно, что на переговорах с Корбулоном Вологез дал обещание направить послов к императору (Tac., Ann., XV, 5), и эта рекомендация не могла исходить ни от кого иного, как от римского полководца, ранее давшего такой же совет Тирида-ту. Подобная настойчивость показывает, что лично Корбулон был готов допустить вступление на армянский престол парфянина, и все упиралось лишь в согласие императора11. Слухи о тайном соглашении Корбулона с Вологезом, о которых сообщает Тацит (Tac., Ann., XV, 6), весьма похожи на правду. Очевидно, что Корбулон осознавал бесперспективность насаждения в Армении слабых проримских режимов и увидел в Тиридате политическую фигуру, способную принести стабильность Армянскому государству и не уйти в откровенно анти-римскую политическую плоскость. Поэтому можно согласиться с тем, что Кор-булон мешал проведению политики Нерона, но при этом не выказывал открытого неповиновения12. Тем самым он скрыто подталкивал императора к решению, которое в конечном итоге и стало наилучшим выходом из сложившейся в Армении ситуации. В таком случае оставление Тиграном Армении было продиктовано Корбулоном, считавшим, что дальнейшее его пребывание у власти будет лишь дестабилизирующим фактором13.
Однако, в 61 г. надежды Корбулона на то, что принцепс примет его точку зрения, не оправдались: в Армению был направлен новый полководец Цезен-ний Пет (Tac., Ann., XV, 6; Dio Cass., LXII, 20, 4), который был настроен очень заносчиво. В Риме, действительно, осознали нежизнеспособность власти Тиграна VI или подобного ему правителя, но вместо предлагаемого Корбулоном компромисса замыслы императора обратились в совершенно противоположную сторону. Очевидно, в планы Пета и, следовательно, Нерона входил отказ от неудачной формы управления Арменией через зависимых царей и превращение ее в провинцию14. Грандиозные проекты Нерона по расширению территории римских провинций нашли воплощение и в последующих его акциях, поэтому Армении отводилась роль первого звена в цепи новых восточных провинций.
Войска, находившиеся в распоряжении римлян на Востоке, были разделены: оба полководца получили по три легиона, и Пету были еще приданы вспомогательные войска из Понта, Галатии и Каппадокии. К началу кампании 62 г. послы Вологеза вернулись из Рима ни с чем, и потому парфяне возобновили военные действия, что также входило и в планы Пета, рвавшегося в бой. Его поход был недостаточно хорошо организован — войска продвигались в спешке, не было даже как следует заготовлено продовольствия (Tac., Ann., XV, 8). Очевид-
но, что Пет не старался остановить грабежи, и местное население было настроено враждебно по отношению к римлянам. До Тигранакерта римская армия не добралась и вернулась в основной лагерь в Рандейе.
В ходе зимовки Пет продолжил совершать ошибки: массовыми отпусками он ослабил свои войска, к тому же разбросал их на большом пространстве. Во-логез воспользовался предоставившимся шансом и запер римскую армию в лагере, доведя ее до отчаянного положения. Попытки римского полководца договориться с парфянским царем закончились фактически капитуляцией армии Пета. Согласно условиям соглашения римляне должны были очистить Армению: им позволили беспрепятственно уйти, подвергнув, однако, унижениям и насмешкам (Tac., Ann., XV, 14-15; Dio Cass., LXII, 21).
Возлагать часть вины за Рандейскую катастрофу на Корбулона15, который будто бы допустил поражение своего коллеги, вряд ли справедливо. Какими бы напряженными ни были личные отношения Корбулона с Петом, сознательно позволить парфянам победить целую римскую армию Корбулон не мог, поскольку он оставался верен традиционной системе римских ценностей, превыше всего ставившей интересы государства. К тому же, Тацит пишет, что Корбу-лон двигался «кратчайшим (proximum) путем» и от Пета его отделяло не более трех дней пути, когда тот оставил Рандейский лагерь (Tac., Ann., XV, 12, 16)16.
Вместе с тем, неудача Пета должна была еще раз показать Корбулону правильность его собственной позиции в отношении Армении, и насколько это от него зависело, Корбулон пытался достичь компромисса с парфянами. Вологез также не хотел дальнейшей конфронтации: характерно, что в условиях соглашения с Петом не содержалось никаких гарантий Тиридату, и парфянский царь лишь получил возможность направить новых послов к Нерону (Tac., Ann., XV, 14). Очевидно, что парфянский правитель требовал, прежде всего, беспристрастного рассмотрения вопроса о судьбе армянского трона, рассчитывая, что по справедливости Нерон передаст Армению Тиридату. Именно поэтому Вологез так легко пошел на переговоры с Корбулоном и согласился на вывод своих войск из Армянского царства в обмен на уничтожение римских укреплений за Евфратом (Tac., Ann., XV, 17). Корбулон вполне мог убедить Вологеза в возможности благоприятного для его брата решения принцепса.
Прибывшие в Рим весной 63 г. парфянские послы предложили признать Ти-ридата, который был готов принять корону из римских рук. Невозможно согласиться с Тацитом, что такие условия были издевательством со стороны парфян, просивших то, чем они уже владели (Tac., Ann., XV, 25). В данном случае римский историк противоречит сам себе, так как несколькими главами ранее он сообщает, что условия договора с Корбулоном о выводе парфянских войск с армянских земель были выполнены (Tac., Ann., XV, 17). Общая линия поведения Вологеза была лишена какого-либо коварства или надменности в отношении римлян, и несомненно, что парфянский царь был вполне искренен, желая разрешения конфликта на справедливых, как он полагал, условиях. Недовольство Нерона было вызвано срывом своих планов, и было принято решение продолжать войну, так как договор с парфянами воспринимался как бесславный мир (Tac., Ann., XV, 25).
Для обеспечения успешности новой кампании были приняты во многом
беспрецедентные меры по концентрации военных сил Рима на Востоке. Корбу-лону были переданы все военные силы, и наместники, а также союзные цари
17
обязаны были ему повиноваться17 (Tac., Ann., XV, 25). В Армению были переброшены дополнительные войска — XV легион и подразделения из Иллирии и Египта.
Капитуляция Пета была серьезным ударом по авторитету императора, и Нерону необходимо было переломить общественный настрой в Риме в свою пользу. Несомненно, события в Рандейе должны были породить массу слухов, обыгрывающих глубину поражения Пета. Примечательно, что Тацит сомневается даже в том, имело ли место проведение воинов Пета под ярмом18 (Tac., Ann.,
XV, 15), хотя при всем желании римского полководца скрыть подобный позор было невозможно, учитывая, что в состав армии Пета входило два легиона и вспомогательные отряды. В такой ситуации для Нерона крайне важно было реабилитироваться: несмотря на все свои отклонения от традиционно принятой в римском аристократическом обществе модели поведения, он понимал, что внешнеполитические поражения подрывают его престиж императора. С одной стороны, забыть о поражении Пета должны были заставить успехи Корбу-лона, на которого император возлагал большие надежды. С другой, Нерон имел возможность продемонстрировать римскому обществу территориальные и политические приобретения в более «безопасных» с военной точки зрения регионах.
Первой жертвой такой политики стало Понтийское царство, аннексированное вместе с Колхидой, очевидно, около 63 г. Причины присоединения Понта к провинциальным землям объясняются по-разному, и, видимо, они в самом деле носили комплексный характер. Так, по мнению С.Ю. Сапрыкина, среди мотивов Нерона было желание укрепить границы с Арменией и Парфией и не допустить дальнейшего роста могущества Полемона19, с чем трудно не согласиться. Д. Браунд полагает, что аннексия была вызвана стремлением обеспечить силы Корбулона и, возможно, неспособностью Полемона поддерживать
20
порядок , что также можно принять, но с оговоркой, что некомпетентность понтийского царя в поддержании спокойствия на управляемой им территории ничем не подтверждается и потому кажется весьма сомнительной. Еще более спорными выглядят предположения Т. Миттфорда и Д. Мэджи об аннексии Понта как подготовке к Кавказскому походу и захвату Иберии и Албании21 и
гипотеза Г. Халатьянца, что Рим присоединил Понт, чтобы легче бороться с
22
аланами22. В разгар борьбы за Армению приготовления к аннексии более северных областей выглядели по меньшей мере преждевременными, да и аланская проблема еще только вырисовывалась на горизонте и явно не относилась к числу самых актуальных для римской внешней политики. Вместе с тем, можно выделить еще одну возможную цель, преследование которой имелось в виду, а именно — поддержание образа императора как успешного завоевателя. Создание новых провинций, независимо от того, сопровождалось оно военными усилиями или нет, относилось к числу наиболее славных деяний любого принцеп-са, и таким образом Нерон мог поправить свой пошатнувшийся авторитет. Очевидно, что Полемон II был настолько покорен римской воле, что безропотно принял решение Нерона — так, Светоний и Аврелий Виктор пишут, что Пон-
тийское царство было обращено в провинцию «с согласия Полемона» (Suet., Ner., 18; Aur. Vict., De Caes., V, 2). Таким образом, Понт был аннексирован даже без какого-либо формального предлога.
Основное внимание Рима, между тем, было приковано к Армении, поскольку только успешное решение армянского вопроса могло полностью восстановить репутацию императора. Несмотря на воинственные настроения в Риме, Корбулон продолжал придерживаться прежней линии, предпочитая дипломатические методы для урегулирования конфликта. Хотя военные действия против мятежных армянских аристократов велись, Корбулон вступил в переговоры с Вологезом и Тиридатом, которые также склонялись к компромиссу (Tac., Ann., XV, 27-28). Возросшие полномочия Корбулона23 позволили заключить предварительное соглашение, которое мало отличалось от первого Рандейского договора. Новым пунктом стало только обязательство для Тиридата лично явиться в Рим к императору для получения диадемы — несомненно, что Нерон придавал большое значение этой символической процедуре, которая должна была выставлять его в победоносном свете. В остальном это было соглашение, к достижению которого давно уже стремились и парфяне, и Корбулон. В назначенный день в присутствии обоих войск Тиридат сложил перед изваянием императора диадему с тем, чтобы Нерон возложил ее на него в столице империи (Tac., Ann., XV, 31; Dio Cass., LXII, 23, 3).
Пышно обставленный визит Тиридата в Рим, произошедший в 66 г., был разрекламирован как блестящая победа и сопровождался закрытием храма Януса24 (Suet., Ner., 13). Прием армянского царя позволил Нерону укрепить
2 5
свою власть и вернуть часть популярности у городского плебса25. Однако на практике первоначальные намерения императора в отношении Армении оказались нереализованными, и восторжествовала «умеренная» программа Корбулона26.
Восторженные оценки по поводу личных заслуг Нерона в установлении дли-
27
тельного мира на Востоке27 здесь вряд уместны. Римская политика к концу правления Нерона вернулась к тому, с чего все начиналось: военные усилия
Рима на протяжении целого десятилетия оказались потраченными впустую.
28
Поэтому предположения о сознательном отказе Нерона от Армении28 или выборе варианта с номинальным сюзеренитетом29 кажутся натянутыми. Настойчивый отказ вести какое-либо серьезное обсуждение парфянской кандидатуры на армянский трон вплоть до второго Рандейского соглашения показывает, что Нерон изначально не был намерен терпеть парфянское присутствие в Армении. Несомненно, что для Нерона примирение с Тиридатом было вынужденной мерой: ход событий показал бесперспективность продолжения борьбы и заставил пойти на предлагаемый парфянами компромисс, который при этом был представлен в виде торжества римского оружия и дипломатии.
Бесспорно, что соглашение было крупным успехом Парфии, но и считать римлян побежденными и отказавшимися от Армении30 выглядит слишком поспешным выводом. Внешне Армения продолжала оставаться зависимым царством, и Тиридат проявлял лояльность к римским интересам, не остановившись даже перед тем, чтобы переименовать Арташату в Неронию (Dio Cass., LXIII, 7, 2). Мудрость Корбулона проявилась в том, что он рано осознал — Армения под
властью парфянского царевича не обязательно должна представлять угрозу интересам Рима, - и способствовал решению проблемы в приемлемой для римской и парфянской сторон форме. Как показали дальнейшие события, Армянское государство даже под властью Аршакидов оставалось в сфере римского влияния и было избавлено на протяжении длительного времени от политических катаклизмов, не раз сотрясавших его в предшествующие периоды.
Отношение к Риму Тиридата было неоднозначным. С одной стороны, как представитель парфянского царского дома он не был желанным для Рима армянским правителем, и римское сопротивление его попыткам утвердиться в Армении неминуемо вызывало прилив антиримских настроений. На протяжении долгих лет Тиридат в открытой или скрытой форме вел борьбу с римлянами и их ставленниками. Однако, как показывает анализ сообщений Тацита о переговорах Тиридата с Корбулоном, тот проявлял готовность к компромиссу и занимал гораздо более гибкую позицию, чем Нерон. Вместе с тем, лишь военные неудачи римских войск позволили Тиридату и парфянам добиться принятия римлянами их предложений. После того, как в Риме возможность признания Тиридата принципиально стала приниматься, споры лишь касались частностей — а именно, внешнего оформления процедуры соглашения. В этом вопросе Тиридат также был готов пойти на уступки, согласившись явиться лично в Рим, от чего он первоначально уклонялся.
Внешне статус Тиридата как зависимого от Рима царя не подлежал никакому сомнению — римляне постарались придать акту коронации царя императором подобающую торжественность и даже помпезность. Бесспорно, в глазах участников этого пышно обставленного действия Тиридат признавал себя клиентом императора. Разумеется, царь объявил себя другом римлян и дал гарантии своей лояльности, в том числе оставив в столице Империи своих братьев и правителя Адиабены Монобаза. Однако в реальности унижение царя перед Нероном было меньше, чем это может показаться с первого взгляда. Как известно, во время путешествия по территории Римской империи Тиридату должны были оказываться знаки уважения как консулу (Tac., Ann., XV, 31), и царская процессия напоминала триумфальную (Dio Cass., LXI, 1,2).
Процедура коронации тоже получила неоднозначные оценки: к примеру, А.А. Степанян полагает, что произошедшее в Риме действие нельзя считать коронацией в полном смысле слова, поскольку символом власти армянских царей кроме диадемы, сложенной перед изображением императора и полученной назад в столице Империи, была еще и тиара, в которой Тиридат прибыл в Рим (Suet., Ner., 13, 2), что показывает, что собственно царский титул он приобрел не от римлян, а от Вологеза, короновавшего своего брата еще ранее31. М.Т. Гриффин выдвинул предположение, что Тиридат мог воспринимать инвеституру как зороастрийско-митраистский обряд, а не как часть установленной
римлянами процедуры, и таким образом выражал покорность Нерону как во-
32
площению Митры, что было менее унизительно в представлении парфян32. В частности, на определенное влияние зороастрийских обычаев в ходе организации приема Тиридата может указывать ссылка Тацита на то, что римские сановники должны были приветствовать царя поцелуем (Tac., Ann., XV, 31), что
33
было характерно для иранских, а не римских традиций33.
Бесспорно, что оценка личной встречи Нерона с Тиридатом отличалась с римской и парфянской точек зрения: если римляне акцентировали внимание на факте преклонения царя перед императором и получения им власти из рук Рима, что было широко разрекламировано, то отношение парфян было иным. В отличие от римлян, воспринимавшим инвеституру как чисто политический акт, парфяне могли вкладывать в нее прежде всего религиозное содержание. Удивительно сильные симпатии парфян к Нерону, продолжавшие жить даже после смерти императора34 (Suet., Ner., 57, 2), нашли отражение и в последующей политике Тиридата: хотя в Рим он отправился по суше ввиду религиозных ограничений, обратно уже двигался по морю (Dio Cass., LXIII, 7, 1). Оценка
этого шага Э. Сизеком как изменение мировоззрения Тиридата и превращение
35
его из иранского принца в эллинистического монарха на службе Рима35, может быть оспорена во второй своей части: мировоззрение, действительно, поменялось, но не стало римским, оставаясь в рамках зороастризма.
Образ Нерона на Востоке в конце его правления и после смерти принял некую новую религиозную окраску, что может объясняться либо посвящением
Нерона в культ Митры, что повысило авторитет императора среди восточных
36
народов36, либо, и это кажется более вероятным, восприятием императора как воплощения Митры37. Последнее предположение позволяет объяснить неожиданное решение Тиридата отказаться от прежних предрассудков, поскольку он являлся свидетелем морских прогулок Нерона. Переименование Арташата в Неронию также имело не только политическую, но и религиозную подоплеку: конечно, подобным образом Тиридат благодарил императора, снабдившего его архитекторами и деньгами для отстройки города и вообще признавшего его власть, но переименованный город мог стать центром поклонения Нерону, причем не в традициях римского императорского культа, а по митраистским обычаям.
С этим можно связать и гарнийскую надпись38, поставленную от имени Тиридата. Слово Гелиос вряд ли было приложимым к царю эпитетом39 — скорее это было обращение к своему покровителю Нерону40. Известно, что Митра обычно выступал рядом с солнцем и даже отождествлялся с ним, а также то, что в восточной части Империи обращение к Нерону как к новому Аполлону и новому солнцу было весьма распространено41. Поэтому очень привлекательно видеть в Гелиосе, к которому царь обращается, обобщенный образ верховного божества, в котором сочетались не только иранские, но и греко-римские элементы, заключавшиеся в признании божественной природы Нерона и наложении на него черт Митры. Таким образом, почитание Нерона продолжалось и после его смерти, поскольку надпись датируется 77 г., причем инициатива в этом исходила от царя, резиденция которого располагалась в Гарни.
Данная реконструкция позволяет выделить во взаимоотношениях армянских царей с Римом совершенно новый элемент, проявившийся при Тирида-те — восприятие Нерона как божества, что делало подчинение ему отчасти даже почетным. Это снимало остроту парфяно-римского конфликта и позволяло Ти-ридату как правителю сохранить высокий статус, поскольку он склонялся не перед властью другого монарха, а перед обладателем божественной силы. В таком контексте фраза Тиридата, обращенная к Нерону, «владыка, я потомок Ар-
шака, брат царей Вологеза и Пакора, твой раб42; и я пришел к тебе, мой бог, чтобы почтить тебя, словно Митру» (éyœ, Séapota, 'ApaáKou mèv EKgovoç, Otiologaíaou 8è Kai naKÔpou tœv Paailéœv àSelfôç, aoç 8è Soàlôç eimi. Kai ^10ôv te ppoç aè tov ¿mov 0eóv, ppoakuv»aœv ae œç Kai tov MíGpav) (Dio Cass., LXIII, 5, 2), имела полностью буквальное содержание. Таким образом, преклоняясь перед божеством, Тиридат ничуть не унижал свое царское достоинство, которое выражалось путем указания на принадлежность к царской династии. При этом проблема оформления своей власти решалась Тиридатом весьма оригинально, но последовательно: в политическом отношении он должен был чтить старшую ветвь Аршакидов, управлявшую Парфией, в то время как Рим в лице Нерона отождествлялся с покровительством божественного характера. Это давало возможность одновременно поддерживать сбалансированные отношения и с Парфией, и с Римом, что при прочих условиях было сложно осуществимо. Конечно, данная конструкция выглядит слишком идеализированно, но в представленном виде она должна была не только устраивать парфян и Тиридата, но и тешить самолюбие Нерона. Правда, отношения на этой основе могли строиться лишь короткое время — до смерти Нерона, так как Флавии не удостоились столь высокого уважения со стороны парфян, оплакивавших память прежнего императора.
Таким образом, оформление властного статуса Тиридата заняло более десятилетия, в результате чего был достигнут определенный компромисс, который при этом по-разному воспринимался римской и парфянской сторонами. Римляне продолжали упорствовать в своей оценке Армении как клиентского государственного формирования, и для них было важно продемонстрировать внешние атрибуты зависимого положения Тиридата. Для самого же армянского царя высший авторитет старшей, парфянской ветви рода Аршакидов был вне сомнений, поскольку даже своим троном Тиридат был во многом обязан Вологезу, и обращение за римским признанием было для него вынужденной мерой, значимость которой, впрочем, могла быть подменена признанием божественной природы Нерона, что вытесняло необходимость следовать указаниям Рима из политической в религиозную сферу.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Тацит отмечает, что среди самих римлян возникали определенные разногласия по вопросу видения интересов Рима в этих событиях: по его словам префект Це-лий Поллион и прокуратор Каппадокии Юлий Пелигн, будучи подкуплены иберами, предали Митридата и признали Радамиста, в то время как центурион Кас-перий и наместник Сирии Квадрат пытались остановить иберов и сохранить в Армении порядок (Tac., Ann., XII, 45-49).
2. Наиболее подробный анализ информации Тацита о восточной кампании Корбу-лона дан у К. Гилмартина (Gilmartin K. Corbulo’s Campaigns in the East // Historia. 1973. Bd. XXII. Hft. 4. P. 584-625).
3. Видимо, первоначально Корбулон являлся военным наместником и лишь в 63 г. получил imperium maius (Sherk R.K. Roman Galatia: The Governors from 25 B.C. to A.D. 114 //ANRW. Bd. 7. 2. Berlin;New York, 1980. P. 985, 987).
4. Ф.Я. Коське даже полагает, что римляне изначально были настроены на захват
Армении (Коське Ф.Я. Армянский поход Нерона и сопротивление народов Востока римской агрессии. Автореферат... к.и.н. М., 1951. С. 11-12).
5. Benario H.W. Imperium and Capaces Imperii in Tacitus // AJPh. 1972. Vol. 93. № 1. Р. 26.
6. Несмотря на то, что «армянские» вставки в «Анналах» Тацита имеют точные временные привязки, при изложении событий историк нередко выходил за рамки того или иного года (подробнее см. Кудрявцев О.В. Источники Корнелия Тацита и Кассия Диона по истории походов Корбулона в Армению // ВДИ. 1954. № 2. С. 135-136), и потому определение точной хронологии событий наталкивается на известные трудности. За основу взяты хронологические расчеты М. Хэммонда (HammondM. Corbulo and Nero’s Eastern Policy // HSCPh. Vol. 45. 1934. P. 81-104).
7. Имена Полемона и Фарасмана, впрочем, являются восстановлением, сомнения в правомерности которого остаются (Barrett A.A. Annals 14.26 and the Armenian Settlement of A.D. 60 // CQ. 1979. Vol. 29. № 2. Р. 465-469).
8. О.В. Кудрявцев полагает, что таким образом Нерон хотел помочь гирканам (Кудрявцев О.В. Рим, Армения и Парфия во второй половине правления Нерона // ВДИ. 1949. № 3. С. 52), но последующее быстрое заключение Вологезом мира с гирканами (Tac., Ann., XV, 2) практически исключает такую возможность, так как подобная римская операция должна была хотя бы в общих чертах согласовываться с гирканами.
9. Халатьянц Г. Очерк истории Армении в связи с общим ходом событий в Передней Азии. Период I: древняя история. М., 1910. С. 278.
10. Hammond. Op. cit. P.92. Г. Халатьянц объяснял все страхом войны у Корбулона (Халатьянц. Ук. соч. С. 280), но предположение М. Хэммонда выглядит более убедительным.
11. Б. Кэмпбелл полагает, что Корбулон действовал с одобрения Нерона, который тоже имел в виду возможность признания парфянского ставленника (Campbell B. War and diplomacy: Rome and Parthia, 31 B.C. — A.D. 235 // War and society in the Roman world. L.,N.Y., 1993. P. 230), но очевидное нежелание Нерона вести переговоры с парфянами лишает это предположения обоснования.
12. Hammond M. Op. cit. P. 93.
13. М. Хэммонд полагает, что Корбулон частным образом дал согласие на его устранение (HammondM. Op. cit. P. 93).
14. Magie D. Roman rule in Asia Minor. Princeton; N. J., 1950. Р. 558; Коське Ф.Я. Поход Пета в Армению и поражение римской армии при Рандейе (из истории борьбы армянского народа с римской агрессией) // Из истории древнего Рима. М., 1960. С. 81.
15. Моммзен Т. История Рима. Т. IV. Ростов-на-Дону, 1997. С. 295; Hammond. Op. cit. P. 99; Кудрявцев. Ук. соч. С. 57; Коське. Поход Пета в Армению... С. 90.
16. Н. Дебевойз также подчеркивает эти обстоятельства (Debevoise N.C. A political history of Parthia. Chicago; L, 1969. Р. 190).
17. Видимо, его полномочия напоминали полномочия Помпея (Кудрявцев О.В. Провинция Каппадокия в системе римской восточной политики (17—72 гг.) // ВДИ. 1955. № 2. С. 58).
18. Светоний приводит это как реальный факт (Suet., Ner., 39, 1).
19. Сапрыкин С.Ю. Понтийское царство. Государство греков и варваров в Причерноморье. М., 1996. С. 339.
20. Braund D. Georgia in antiquity. A history of Colchis and Transcaucasian Iberia 550 BC — AD 562. Oxford, 1994. P. 176.
21. Mittford T.B. Cappadocia and Armenia Minor: Historical Setting of the Limes //
ANRW. Bd. 7. 2 Berlin;New York, 1980. S. 1178; Magie D. Op. cit. Р. 562.
22. Халатьянц. Ук. соч. С. 292.
23. О.В. Кудрявцев оценивает состояние дел таким образом, что «фактически правительство предоставило Корбулону вести войну по своему усмотрению» (Кудрявцев О.В. Рим, Армения и Парфия... С. 59).
24. Правда, существует предположение, что это произошло еще до прибытия Тиридата в Рим (Гриффин М.Т. Нерон. Конец династии. М., 1999. С. 190).
25. Сизек Э. Нерон. Ростов-на-Дону, 1998. С. 294, 313.
26. Hammond. Op. cit. P. 100; Кудрявцев. Ук. соч. С. 57-58; Magie. Op. cit. Р. 561.
27. Грант М. Нерон. Владыка земного ада. М., 2003. С. 151; ShotterD. Nero. New York, 2004. P. 39-40. Н.В. Лысенко пишет даже о «геополитической гениальности» Нерона или его советников, что выразилось в примирении с Парфией и направлении усилий на ликвидацию аланской угрозы (Лысенко Н.В. Военно-политическая история аланов. Ранний период: II в. до н.э. — II в. н.э. СПб., 2007. С. 487).
28. Моммзен. Ук. соч. Т. IV. С. 290; Кянджунцян И.Г. Армяно-римские отношения в эпоху принципата. Диссертация... к.и.н. Ереван, 1953. С. 73.
29. Henderon B.W. The Life and Principate of the Emperor Nero. L., 1903. P.159-161.
30. Халатьянц. Ук. соч. С. 287; Коське. Армянский поход Нерона... С. 13-14.
31. Степанян А.А. Рандейский договор и коронация Тиридата Аршакида в Риме // ИФЖ. 1976. № 3. С. 178.
32. Гриффин. Ук. соч. С. 358.
33. Степанян. Ук. соч. С. 180.
34. М. Чарльзворт объясняет это пышным приемом Нерона (Charlesworth M.P. Nero: Some Aspects // JRS. 1950. Vol. 40. P. 72), но несомненно причины уважения и даже почитания парфянами Нерона имели более глубокую основу.
35. Сизек. Ук. соч. С. 358.
36. Чернышов Ю.Г. Социально-утопические идеи и миф о «золотом веке» в Древнем Риме. Ч. II. Ранний принципат. Новосибирск, 1992. С. 41.
37. Гриффин. Ук. соч. С. 358.
38. Тревер К.В. Надпись о построении армянской крепости Гарни. Л., 1949; Аракелян Б. Результаты работ Гарнийской археологической экспедиции в 1949—1950 гг. / Гарни. I. Ереван, 1951. С. 65; Мурадян Г.С. Греческая надпись Трдата I, найденная в Гарни // ИФЖ. 1981. № 3. С. 90.
39. Такой вариант перевод дает Г.С. Мурадян (Мурадян. Ук. соч. С. 90).
40. Тревер К.В. Очерки по истории культуры древней Армении (II в. до н.э. — IV в. н.э.) М.; Л., 1953. С. 187-189.
41. Shotter. Op. cit. P. 39.
42. Правда, по мнению А.А. Степаняна, в данном случае Дион Кассий использовал этот термин ретроспективно и взял его из своей эпохи — в действительности же Тиридат именовал себя другом императора (Степанян. Ук. соч. С. 181-182).
