CC BY
233
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2018. № 1
В.Г. Кузнецов*
АРИСТОТЕЛЕВСКАЯ ТЕОРИЯ КАТЕГОРИЙ
И ПРОТОТИПИЧЕСКИЙ ПОДХОД
В статье рассматривается классическая теория категорий и попытка ее критики с позиции теории прототипов Э. Рош. Выделяются три этапа эволюции концепции прототипов с постепенным снижением критического содержания. Отмечается также позитивная роль прототипического подхода к описанию структуры категорий и его влияние на приложения теории искусственного интеллекта.
Ключевые слова: категории, классическая теория категорий, понятие, высказывание, логика, необходимые и достаточные условия, прототипи-ческий эффект, категоризация, базовый уровень категоризации, когнитивная модель, искусственный интеллект.
V.G. K u z n e t so v. Aristotelian theory of categories and prototypical approach
The article is devoted to the classical theory of categories and attempt of its criticism from the position of the theory of prototypes of E. Roche. The author singles out three stages of evolution of prototypes concept with a gradual decrease of the critical content. It is also noted the positive role of the prototypical approach to the description of the categories structure and its influence on applications of the theory of artificial intellect.
Key words: categories, classical theory of categories, the concept, proposition, logic, necessary and sufficient conditions, prototypical effect, categorization, basic level categorization, the cognitive model, artificial intellect.
Приведем знаменитый отрывок из четвертой главы «Категорий» Аристотеля: «Из слов, высказываемых без какой-либо связи, каждое означает или сущность, или качество, или количество, или отношение, или место, или время, или положение, или обладание, или действие, или страдание. Сущностью является, коротко говоря, например, человек, лошадь, Количество — это, например, в два локтя, в три локтя. Качество — например, белое, сведущее в грамматике. Отношение — например, двойное, половинное, большое. Где — например, на площади, в Ликее. Когда — например, вчера, в прошлом году. Положение — например, лежит, сидит. Обладание — например, обут, вооружен. Действие — например, режет, жжет.
* Кузнецов Валерий Григорьевич — доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и методологии науки философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: +7 (903) 500-62-74; e-mail: walery-kus@yandex.ru
Страдание — например, его режут, жгут. Каждое из перечисленных слов не означает никакого утверждения, <или отрицания>, но утверждение <или отрицание> получается в следствие связи этих слов друг с другом: ведь всякое утверждение <или отрицание>, по-видимому или истинно, или ложно; из слов же, высказываемых вне всякой связи, ни одно не является ни истиною, ни ложью, как, например, человек, белое, бежит, побеждает» [Аристотель, 1978, т. 2, с. 55]. В этом отрывке важными являются четыре положения. Первое: категории могут обозначать нечто без связи друг с другом. Второе: категории не имеют истинностной оценки. Третье: связи категорий в форме утверждения или отрицания образуют высказывания, которые могут быть оценены как истинные или ложные. Четвертое: выделяется категория сущности, в этом отрывке, по крайней мере, своим местом в общем списке категорий.
Рассмотрим категорию сущности. Она выражается в языке единичными или общими именами. Сущности бывают первичными или вторичными. Обозначают конкретный предмет мысли или множество вещей. По форме мышления — это понятия (единичные, общие или нулевые). Проблемы, связанные с пустыми терминами, пока оставим в стороне. Общее понятие, представляющее пример конкретной категории сущности, имеет конкретные закрепленные за ним объем и содержание, т.е. множество предметов и их признаков, которые мыслятся в данной категории. Такие признаки являются необходимыми и достаточными для отнесения конкретного предмета к данной категории и для отличия этого предмета от других предметов мысли, не относящихся к данной категории. Поскольку необходимые и достаточные признаки являются к тому же и общими, можно относить какой-либо предмет мысли к определенной категории по признаку общности его с другими членами категории. Это положение очень важное. Все элементы, которые составляют объем множества данных категориальных предметов, одинаковы по своим свойствам. У этого множества нет центра и периферии, нет образцов, которые лучше или хуже представляют все множество.
Эта особенность категории сущности связана с ее положением в системе категорий Аристотеля. Все аристотелевские категории предназначены для описания действительности в широком смысле слова (возможного или реального мира), для способа «сказывания» о ней, построения «высказываний». Однако взятые отдельно, без связи друг с другом категории не являются ни истинными, ни ложными. Категории, которые по своей логической форме являются понятиями, не имеют истинностных характеристик. Только высказывания, в которых устанавливается осмысленная связь между
категориями, получают истинностную оценку. С этой точки зрения, аристотелевская теория категорий предназначена для установления связи между языком, мышлением и действительностью, для познания и понимания бесконечного многообразия вещей. Хотя принято считать, что Аристотель не придерживался строгого понимания категорий и что природа категорий практически остается не проясненной до сих пор, я, тем не менее, полагаю, что теория Аристотеля не могла не иметь, по крайней мере, интуитивных оснований. Возможно, 10 введенных Аристотелем категорий представляют собой первую попытку внедрения интуитивного аппарата видения мира человеком. Природа категорий для него очевидна. Аристотелевская категоризация — это способ человеческого мысленного схватывания мира: категория сущности предназначена для того, чтобы вести речь о субстанции, которая фиксируется в понятии терма, а остальные об акциденции, которые описываются предикаторными выражениями. Всякая вещь, если на нее направлено наше мышление, восприятие, познание или рассуждение, так или иначе должна попасть под одну из рубрикаций. Другие живые существа, когда речь идет о восприятии ими окружающей среды, будут иметь другую, если можно так выразиться, «категоризацию», другое восприятие и выработанное в ходе их эволюции отношение к миру, в котором они живут. Природа создает человека с аппаратом, приспособленным к его особой человеческой экологической нише, к его мезокосмосу. Поэтому в современных исследованиях появляется понятие «человеческая категоризация».
Однако отсылка к интуитивной природе категорий все-таки похожа на отказ от решения проблемы. Видимо, это послужило поводом, если не причиной критического отношения к аристотелевской теории категорий, которая, к тому же, давно уже получила статус классической, безоговорочно признаваемой, лежащей в основе влиятельных философских концепций в области гносеологии, онтологии, логики.
Первая настоящая атака на теорию категорий Аристотеля началась в 70-е гг. прошлого века, когда ее даже назвали ложной (как потом оказалось, поспешно), а идущую от Аристотеля логическую традицию (линия Аристотель — Порфирий — Северин Боэций — средневековые мыслители о проблеме универсалий — Лейбниц — Буль — Фреге — Рассел — современная логика — А. Тьюринг — искусственный интеллект) и ее плодотворность поставили под сомнение. Началось с исследований и публикаций психолога Элеоноры Рош.
Дж. Лакофф выделяет три этапа в исследованиях Э. Рош, каждый из которых отличается от других особой интерпретацией по-
лученных результатов и особым отношением к классической теории категорий.
Первый этап исследования Рош — экспериментальное изучение цвета и эмоций. Исследование восприятия цвета жителями Новой Гвинеи, говорящих на языке дани, показало, что у испытуемых имеется две базовые категории для обозначения цвета: mili и mola. Mili — темно-холодный, психологически соответствующий грустному, даже подавленному настроению. К нему относятся черный, зеленый и синий. Mola — светло-теплый, сопровождающий хорошее, радостное настроение. Цвета белый, красный, желтый являются «хорошими примерами», представляющими эту базовую категорию. Заметим, что подобные цвета являются психологически реальными. Как отмечала Рош, они имеют таковой статус, даже если у испытуемых нет языковых средств для их выражения. Кроме того, было показано, что указанные категории являются базовыми и для носителей английского языка, их названия легче запоминаются, используются для иллюстрации «хороших примеров». Это психологически естественные семантические категории1. Экспе-
1 Признаться, я был очень удивлен интерпретацией этих «результатов». Это же давно очевидные факты. Они, в частности, используются в цветомузыке. В книге А.И. Цветаевой и Н.К. Сараджева «Мастер волшебного звона» приводятся интересные документальные свидетельства. Отмечается, что существуют цвето-то-нальные ассоциации, соответствующие психологическим характеристикам цветовых восприятий. Мажорные тональности соответствуют красному, оранжевому, желтому цветам, они являются центральными категориями для оптимистически мотивированного настроения. Минорные тональности — пессимистически грустные, соответствующие им цветовые гаммы имеют сероватый оттенок. Авторы данной книги приводят документально подтвержденные сведения: «Однажды между Римским-Корсаковым, Скрябиным и Рахманиновым зашел разговор на тему звука и цвета. Скрябин и Римский-Корсаков были радостно поражены, узнав соответствие между собой: звук ре, оказывается, у обоих вызывает представление о желтом цвете, солнечном. Рахманинов же только иронизировал. Тогда кто-то из присутствующих обратился с вопросом.
— Скажите, пожалуйста, освещение сцены Вашей оперы «Алеко», конечно, было согласовано с Вами? Мне помнится, сцена была освещена ярко-желтым прожектором?
Рахманинов отвечал утвердительно.
— А в какой тональности написана Вами эта опера? — последовал неумолимый вопрос. И, видимо, со смущением уже отвечал Рахманинов:
— В тональности ре мажор.
Любопытно, что у трех композиторов тональность ре мажор соответствовала одному и тому же цвету» [А.И. Цветаева, Н.К. Сараджев, 1988, с. 87].
И далее: «...Скрябин связывал три цвета и звука очень определенно. Остальные были для него туманнее. Но единство музыки и цвета было его идеей. Итак, фа мажор он видел в красном цвете, фа-диез мажор казался ему в голубоватых оттенках, ре мажор, как было уже сказано, солнечно-желтый, соль мажор — эта тональность представлялась ему оранжевой» [там же].
рименты с детьми дали такие же результаты2. Далее расширение экспериментальной базы происходит за счет распространения результатов «исследования цвета на другие категории, в первую очередь категории физических объектов... Во всех случаях, — по мнению Лакоффа, — были обнаружены явления асимметрии (названные прототипическими эффектами); испытуемые оценивали некоторые члены категории как в большей степени представляющие категорию в целом, чем другие члены. Наиболее репрезентативные члены категории были названы "прототипическими" членами» [Дж. Ла-кофф, 2011, с. 64—65]. Прототипический подход сопровождался критикой классической теории категорий. Эта критика была направлена на основное содержание теории категорий: на необходимые и достаточные признаки категорий. Утверждалось, например, что в классике нельзя точно определить степень принадлежности элемента множеству (заметим, что в классике это и не определяется. Если все необходимые и достаточные признаки являются общими, то о какой степени принадлежности может идти речь?). Человеческие категории не равномерны по их восприятию, точнее, элементы, относящиеся к данной категории, могут быть не одинаковыми по своему психологическому содержанию, отличаться набором признаков, характеризующих асимметрию. В категории имеются центр и периферия. В центре находится прототип, тесно связанный с базовым уровнем категоризации. Это наиболее яркий, «хороший» пример, психологически и семантически четко представляющий восприятие человеком данной категории. Относительно центра формируется периферия. Классический подход не дает возможности различать градуированность по заданной шкале, степень принадлежности рассматриваемого образца по отношению к множеству примеров, составляющих объем категории. Очень часто в качестве примера приводится категория «птица». Малиновка в этой категории — прототип, а курица, пингвин, страус — периферия. Периферийные признаки выражены нечетко. Например, эксперименты с детьми выявили, что периферийные признаки в про-
Цветовые тона, близкие к солнечному, способствуют оптимистическому радостному настроению. Сумрачные, ночные тона — грустные, мечтательные. В частности, эти факты давно известны в технической эстетике и дизайне.
2 К этому этапу относятся следующие публикации Э. Рош (Э. Хайдер): Heider E.H. "Focal" color areas and the development of color names // Developmental Psychology.
1971. Vol. 4. P. 447—455; Heider, E.H. Universals in color naming and memory // Journal of Expirimental Psychology. 1972. Vol. 93. P. 10—20; Heider E.H., Olivier D. The structure of the color space in naming and memory for two languages // Cognitive Psychology.
1972. Vol. 3. P. 337-354; Rosch E.H. Natural categories // Cognitive Psychology. 1973. Vol. 4. P. 328-350; Rosch E.H. Cognitive representations of semantic categories // Journal of Experimental Psychology: General. 1975. Vol. 104. P. 192-233.
цессе научения формируются нечетко. Категоризация понимается в данном случае как психологический процесс оформления, создания представления о категориях. Этот процесс имеет опытную природу, у человека отсутствует врожденный аппарат категоризации. Еще одним часто приводимым примером является категория «мебель». В ней стул и стол — прототипы. Кушетка, журнальный столик — периферия. Тумбочка для телевизора вообще не понятно, где расположена. Или категория «дерево». Для жителей северных широт дуб, береза — прототипы, пальма — периферия. Когда испытуемых просили нарисовать птицу, мебель или дерево, их рисунки были более похожи на «хорошие примеры». Правда, нарисовать мебель вообще — задача вряд ли выполнимая. Видимо, экспериментаторы не различали понятия мебель и предмет мебели. Такое тонкое отличие приведено в книге Анны Вежбицкой: «Птица — таксономическое понятие, соотносимое с определенным "типом живых существ". Между тем мебель — отнюдь не таксономическое понятие — это СОБИРАТЕЛЬНОЕ понятие. которое соотносится с совокупностью предметов различных типов. Нельзя сказать "три мебели", но можно — "три птицы"; нельзя представить себе или нарисовать предмет мебели вообще, но можно нарисовать птицу вообще» [А. Вежбицкая, 2011, с. 100]. Здесь следует сделать еще некоторые важные замечания. Дж. Лакофф, описывая экспериментальную методику, позволившую получить такие концептуально существенные для прототипического подхода результаты, пишет: «Испытуемых просят оценить по шкале, скажем, от одного до семи, насколько хорошо представляют категорию (напр. категорию ПТИЦА) различные ее члены (напр. малиновка, курица и т.д.)» [Дж. Лакофф, 2011, с. 65]. Это основной пункт методики, связанный с прямой оценкой. Однако совершенно очевидно, в задании содержится информация, которую нужно доказать, информация наводит на искомый ответ. Подсказка изначально до эксперимента содержит указание на неравномерность категории, просьбу найти примеры, хорошо представляющие категорию ПТИЦА. А. Вежбиц-кая по этому поводу пишет: «.методология Рош имеет тенденцию порождать результаты, ожидаемые и желаемые исследователями» [А. Вежбицкая, 2011, с. 96]. А ведь результаты такого «эксперимента» будут главными аргументами против аристотелевской теории категорий. Интересно отметить мнение Б.М. Величковского относительно прототипического подхода Э. Рош. Описывая данный подход как состоявшийся в когнитивной психологии факт, как сложившуюся парадигму, Величковский выражает сомнение по поводу корректности экспериментальной методологии Рош: «.эта теория приобрела большую популярность не только в психологии,
но и вне ее, особенно в теоретической лингвистике. Надо сказать, однако, что, несмотря на заявленный интерес к анализу естественных категорий, значительная часть работ Рош проводилась со студентами университетов, причем на материале специально подобранных абстрактных семантических областей. Иначе говоря, возможно, что и сами эти работы были недостаточно экологически валидны» [Б.М. Величковский, 2017, т. 2, с. 37]3. Я позволю себе представить на рассмотрение следующий мысленный эксперимент. Допустим, что испытуемыми будет произвольная группа студентов, неважно какой специальности. Этой группе будет задан следующий вопрос: «Существуют ли птицы, не имеющие перьев, клювов, крыльев, пары ног, не несущие яйца, не высиживающие птенцов?» Вряд ли найдется хоть один человек, который оспорит наличие перечисленных признаков. Следовательно, эти признаки являются общими для всех птиц. Каждый из них не может не принадлежать всем птицам, значит, он необходимый. Вся совокупность этих признаков отличает данную категорию от других категорий, т.е. они являются достаточными. И что-же мы в результате этого эксперимента получили? Ответ однозначен: результат свидетельствует о справедливости классической теории категорий. Итак, в наличии у нас — два разных эксперимента относительно одной и той же категории с противоположными результатами. Спрашивается: какой правильный? Я полагаю, что следует различать естественные категории, которые допускают классическую интерпретацию в терминах необходимых и достаточных признаков, и психологическую интерпретацию этих же категорий в терминах прототипического подхода, когда речь идет о человеческом восприятии этих же кате-
3 Критика программы исследования естественных семантических категорий Рош Величковским опирается в основном, за исключением исследований категоризации цвета, на выбор Рош нерелевантного исследовательского материала и на несоответствующий выполнению задачи подбор опрашиваемого в эксперименте контингента. Величковский предлагает сравнить методологию Рош с другими вариантами исследования категоризации, которые, по его мнению, более соответствуют исследованиям именно естественных категорий: «Для проверки этого предположения (относительно методологической точности подхода Рош. — В.К.) особенно интересны этнографические исследования категоризации. Такие исследования интенсивно проводились в последние годы. Их результаты в ряде отношений не подтвердили представления Рош о структуре категорий. Во-первых, этнографические данные ставят под сомнение организующую роль собственно прототипов — вместо перцептивно наиболее частотного или типического эту роль часто выполняет «самое важное» с практической точки зрения. Во-вторых, базовые понятия в таких исследованиях обычно оказываются более конкретными, чем у испытуемых Рош. Например, у индейцев айтца-майя из Гватемалы базовая категория для птиц — это индейка (из-за ее вкусного мяса и особого культурного значения), а для змей — наиболее ядовитая, хотя и сравнительно редкая в этом регионе разновидность» [Б.М. Величковский, 2017, т. 2, с. 37—38].
горий, формировании знания о них. Разумеется, при этом ответ на вопрос о чистоте экспериментов Рош содержит значительную долю сомнения. Такой подход более близок к «народной психологии». Но, тем не менее, он был принят.
Второй этап связан с оформлением теории когнитивной репрезентации человеческих категорий. Положение о том, что прототи-пичность репрезентирует деятельность категориального познания, берется за основу технических приложений этой концепции. Теория Э. Рош, видимо, не без ее прямого участия, начинает использоваться в приложениях искусственного интеллекта, критически расширяя границы символьного подхода, а для некоторых задач полностью замещая его. Программисты начали различать, с одной стороны, объективные категории с общими признаками, соотносимые с числовыми и символьными представлениями, функционально привязанными к конкретной области исследования и не зависящие от субъекта восприятия, а с другой стороны, человеческие категории, восприятие которых основано на прототипиче-ском подходе и на неодинаковом положении членов категории относительно базового центра. Предметы, относящиеся к таким категориям, психологически воспринимаются как имеющие разное содержание. Такой подход, на мой взгляд, не отрицает классической теории категорий. Вполне нормальной будет ситуация, когда все члены категорий будут иметь общие признаки без центра и периферии, а восприниматься будут на основе прототипическо-го подхода. Объективное описание категорий следует отличать от человеческой категоризации, т.е. психологического процесса приобщения человека к восприятию и пониманию этих категорий. Этот процесс связан с обучением, образованием, внешними экологическими условиями существования, с наличием эмпирического опыта и многих других обстоятельств, учет которых зависит от конкретного положения индивида. Прототипический подход предоставляет дополнительный инструментарий, позволяющий некоторые задачи решать лучше численно-символьной методологии. Хороший пример применения прототипического подхода приводит Джордж Люгер. Причем он берет только результаты исследований психологов, совершенно не интересуясь вопросом, как они получены. Этот пример относится к техническим применениям искусственного интеллекта, в частности к концептуальной кластеризации, где решается проблема формирования и классификации разных категорий на основе неклассифицированных данных. В этой области исследований символьный подход и классическая теория категорий все меньше и меньше оправдывают возлагаемые на них ожидания. Традиционные алгоритмы концеп-
туальной кластеризации основаны на представлении объектов в виде числовых или символьных свойств. Такие алгоритмы формируют категории по принципу максимального сходства репрезентаций. «Однако, — замечает Дж. Люгер, — алгоритмы кластеризации на основе подобия неадекватно учитывают роль семантических знаний при формировании кластеров. Например, созвездия на небесной сфере описываются не только взаимным расположением звезд, но и существованием обычных человеческих понятий, таких как «большой ковш».
При определении категорий не все свойства имеют одинаковый вес. В зависимости от контекста каждое свойство может стать более важным, чем другие, а простая метрика подобия не позволяет выделить главные признаки. Человеческие категории в гораздо большей степени определяются целью категоризации и априорными знаниями о предметной области, а не внешним сходством» [Дж.Ф. Люгер, 2003, с. 418]. Исследования когнитивных психологов, многочисленных сторонников прототипической категоризации, показывают, что человеческие категории формируются на основе прототипического подхода, имеют центр и периферию, не содержат общих свойств для элементов. Человеческая категоризация происходит на основе выработанных опытным путем категорий базового уровня, которые включают психологически наиболее важные признаки предметов. И далее Люгер критикует традиционный подход в приложениях искусственного интеллекта как не учитывающий новые наработки в области исследования человеческого интеллекта: «Обычные средства представления классов и их иерархии, в том числе логическое представление, иерархия наследования, векторы для знаков или деревья решения, не учитывают этого, хотя это очень важно не только для ученых-когнитологов, целью которых является познание человеческого интеллекта. Это имеет большое значение и для построения полезных приложений искусственного интеллекта. Пользователи оценивают программу в терминах гибкости, робастности и соответствия ее поведения человеческим стандартам. И хотя вовсе не требуется, чтобы все алгоритмы искусственного интеллекта учитывали параллельность обработки информации мозгом человека, все алгоритмы изучения категорий должны оправдывать ожидания пользователя относительно структуры и поведения этих категорий» [там же, с. 420]. Попытки использовать человеческую категоризацию привели к созданию некоторых интересных систем искусственного интеллекта. Так, в частности, система COB-WEB использует некоторые особенности человеческого познания, ее алгоритм включает понятия базового уровня, степень принадлежности элемента множе-
ству, но она оценивает принадлежность к категории не семантическим набором прототипических свойств, а степенью вероятности появления прототипа. А успешность самой программы оценивается полезностью категории, критерием которой является соотношение с базовым уровнем [там же, с. 419—424]. Общая характеристика системы COB-WEB выглядит следующим образом: «Этот алгоритм достаточно эффективен и выполняет кластеризацию на разумное число классов. Поскольку в нем используется вероятностное представление принадлежности, получаемые категории являются гибкими и робастными. Кроме того, в нем проявляется эффект категорий базового уровня, поддерживается прототипирование и учитывается степень принадлежности. Он основан не на классической логике, а, подобно методам теории нечетких множеств, учитывает "неопределенность" категоризации как необходимый компонент обучения и рассуждений в гибкой и интеллектуальной манере» [там же, с. 424]. Такая радикальная интерпретация прото-типичности не была принята Рош. Но, как часто случается, ее концепция продолжает существовать и развиваться независимым от автора образом.
Третий этап связан с пересмотром основных положений концепции и отказом от некоторых из них4. Э. Рош считает, что про-тотипический подход не является однозначной и точной моделью ментальных репрезентаций. Дж. Лакофф об изменениях на этом этапе пишет: «Многие из тех, кто читал ранние работы Рош, не прочитали ее более поздние работы, где она отказалась от прежней интерпретации результатов своих экспериментов. Как следствие, не является широко известным, что Рош отвергла идеи, что прототипические эффекты непосредственно отражают структуру категории и что прототипы конституируют репрезентации категорий» [Дж. Лакофф, 2011, с. 68]. Рош отказывается от претензии считать свою концепцию теорией. Называет прототип «грамматической фикцией», она удобна для демонстрации «степени прото-типичности». А для основной темы нашего разговора важно, что Рош отказывается от прямой критики аристотелевской теории категорий, но ослабляет ее значимость, помещая ее в один ряд с другими способами представления категорий. Видимо, с этим нужно согласиться.
Оснований для отказа от классической теории категорий нет. На примере категории птица ясно, что все птицы имеют одинако-
4 Основные работы этого периода: Rosch E. Principles of categorization // Ed. E. Rosch, B.B. Lloyd, Cognition and categorization. Hillsdale, 1978; Varela F., Thompson E, E. Rosch. The embodied mind: Cognitive science and human experience. Cambridge, MA, 1991.
вый набор характеристических признаков. Они имеют крылья, перья, строят гнезда, откладывают яйца, высиживают птенцов, имеют пару ног. С этой точки зрения, никакого центра и периферии нет. К чести Э. Рош, она это поняла, быстро изменила свою позицию и, отказавшись от критики Аристотеля, переориентировалась на разработку психологической теории человеческой категоризации. То есть речь пошла об изучении психологических особенностей восприятия человеком объема категорий. Онтологический и логический аспекты были оставлены в стороне. На деле оказалось, что аристотелевское понимание категорий не изменилось, а исследование было направлено в область когнитивной психологии. В этой части, если отвлечься от высказанных критических замечаний, оно оказалось весьма ценным. Почему? Потому что было осознано, что исследование категоризации тесно связано с обучением человека, с развитием и расширением его памяти и практического опыта в целом. Понимание мира человеком и «вложение» в его сознание знания о мире возможны только через категории, а процессу категоризации люди учатся, научаются практически с помощью наставников и даже иногда без них. В этом отношении теория прототипов, будучи соотнесенной с эволюционной эпистемологией, хорошо объясняет, что, например, для человека северных широт дуб — это прототип, а пальма — периферия, а для жителя экваториальной Африки в точности наоборот. Очевидно, что интуитивное восприятие категорий зависит от их экологической ниши.
Идея обучения категоризации без учителя, когда его функцию выполняет мезокосмос (экологическая ниша, условия культурно-биологической эволюции) была положена в основу создания систем искусственного интеллекта, альтернативных символьному вычислительному подходу. Классическая традиция искусственного интеллекта основана на гипотезе, что человеческий мозг и связанный с ним разум являются вычислительными системами, которые работают аналогично основанным на символьном подходе цифровым вычислительным устройствам. Ссылаются при этом на философское наследие, выделяют, в частности, Томаса Гоббса, который говорил, что «мышление есть лишь расчет». А кроме него ссылаются на авторитет таких великих мыслителей, как Аристотель, Лейбниц и многих других. Вся мощь современной вычислительной техники и нейронауки, основанной на обработке информации, ее вычислении для объяснения процесса получения знания, опыта и результатов познания, а также для интерпретации процессов восприятия, категоризации, мышления, способов логических рассуждений и пр. была направлена на создание искусственного
интеллекта. Но оказалось, что такой подход имеет предел. Этим пределом является сам живой человек, в том числе, как это ни парадоксально, конкретный разработчик таких систем. Он не является логико-математическим вычислителем и живет по законам, не подчиняющимся символьным интерпретациям.
Поэтому не является неожиданным, что возникает другой подход, изначально казавшийся полностью альтернативным. В основу нового подхода легла коннекционистская модель. Коннекцио-низм — это подход к созданию искусственного интеллекта на основе моделирования работы нейронных сетей. Тезис — функция нейрона определяется его связями с другими нейронами — является базисом доктрины коннекционизма. Интересно, что коннекцио-низм совместим с прототипическим подходом. Многие трудные задачи искусственного интеллекта решаются при помощи неявного нахождения центра категории, «хороших примеров», относящихся к данной категории. Компьютерные программы начали составлять так, чтобы обучение происходило без учителя, машина должна случайным образом создавать набор прототипов. То есть в саму методику было заложено важное свойство человеческой категоризации — представлять категории, понимать их с точки зрения объема и содержания путем постепенного формирования признаков типических представителей, среди которых выделяются наиболее типические, базисные концепты.
В заключение хотелось бы отметим, что аристотелевская теория категорий до сих пор является полезным инструментом объяснения адаптации человека и его мышления к условиям окружающей среды. Она составляет основу классической логики, понимания ее законов и принципов. Сама постановка проблемы соотношения классической и неклассической логики с логикой естественного мышления немыслима без изучения категориального фундамента, который был заложен Аристотелем. История свидетельствует о том, что было огромное количество попыток критики Аристотеля. И что в результате мы имеем? Трудно вспомнить авторов таких попыток, их концепции стерты с карты памяти человечества, а имя Аристотеля является символом научного отношения ко многим областям человеческой деятельности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аристотель. Категории // Аристотель. Соч.: В 4 т. М., 1978. Т. 2.
Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.
Вежбицкая А. Семантические универсалии и базисные концепты. М., 2011.
Величковский Б.М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: В 2 т. М., 2017. Т. 2.
Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: что категории языка говорят нам о мышлении. Кн. 1: Разум вне машины. М., 2011.
Люгер Дж.Ф. Искусственный интеллект: Стратегии и методы решения сложных проблем. 4-е изд. М., 2003.
Цветаева А.И., Сараджев Н.К. Мастер волшебного звона. М., 1988.
Heider E.H. "Focal" color areas and the development of color names // Developmental Psychology. 1971. Vol. 4.
Heider E.H. Universals in color naming and memory // Journal of Expiri-mental Psychology. 1972. Vol. 93.
Heider E.H., Olivier D. The structure of the color space in naming and memory for two languages // Cognitive Psychology. 1972. Vol. 3.
Horgan T., Tienson J. (eds.). Connectionism and the philosophy of mind. Dordrecht, 1991.
Horgan, T., Tienson J. Connectionism and the philosophy of psychology. Cambridge, Mass., 1996.
Pinker S., Prince A. On language and connectionism: Analysis of a parallel distributed processing model of language acquisition // Cognition. 1988. Vol. 23.
Rosch E.H. Natural categories // Cognitive Psychology. 1973. Vol. 4.
Rosch E.H. Cognitive representations of semantic categories // Journal of Experimental Psychology. General. 1975. Vol. 104.
Varela F., Thompson E., Rosch E. The embodied mind: Cognitive science and human experience. Cambridge, MA, 1991.
