CC BY
37
говорит факт удачного побега его из должалась, хотя нарастал процесс ,от-
Симбирской губернской тюрьмы. ступления революции, которая неот-
Боевая деятельность поволжских вратимо шла к.поражению, что и про-
эсеров на территории Мордовии про- изошла в июне 1907. г.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. ГАПО, ф. 43, оп. 1, д. 73, л. 6, 14, 33, 41. 4. ЦГИАЛ, ф. 1405, оп. 108, д. 6826, л. 7, 9,
2. ГАУО, ф. 108, оп. 36, д, 45, л, 32, 33. ' 10, 13; оп." 193, д. 29, л. 2.
3. ЦГА МССР, ф. 34, оп. 2, д. 33, л. 1 — 4.
АРХИВНЫЙ! ДОКУМЕНТ «КРАТКОЕ ОБОЗРЕНИЕ ГЛАВНЕЙШИХ ОБОРОТОВ НИЖЕГОРОДСКОЙ ЯРМАРКИ ПО ТОРГОВЛЕ С АЗИЕЙ» КАК ИСТОЧНИК ПО РУССКО-АЗИАТСКОЙ ТОРГОВЛЕ
Е. 3. ГРАЧЕВА, аспирант
В Государственном архиве Нижего-
•об ласти в сЬонде «Мате-
родскои риалы
ярма-
в фонде Н и ж е г о род с к ой рочной конторы» хранится
ма интересный с точки зрения
1 %
исследования русско-азиатской торговли в первой половине XIX в. документ — «Краткое обозрение главнейших оборотов Нижегородской ярмарки по торговле с Азией» [3, д. 760-а]. Он составлялся в самый разгар ярмар-о чем нетрудно догадаться по целому ряду признаков, а наличие карандашных исправлений и помет, сделанных по завершении торга и касающихся главным образом цифровых данных, свидетельствует о его глубокой проработке. Это неудивительно, поскольку
«заказчиком» являлось Министерство
*
финансов. В отношении министра за № 2123 от 21 мая 1836 г. нижегородскому военному губернатору четко поставлена задача: доставить сведения, «какие именно товары и в каком количестве и на какую сумму покупаются «а Нижегородской ярмарке для действительного вывоза как в Закавказские •наши провинции, так и в Азию российскими купцами, армянами, грузинами и другими азиатскими . народами»
13, д. 760-а, л. 2].
Таким образом, в дело № 760-а включены: запрос министра финансов, письмо из канцелярии Нижегородского военного губернатора и собственно «Краткое обозрение...» объемом в 18
л
рукописных листов. Отсутствие в последнем «о фи ц и а л ь но г о » оформления, даты, фамилий составителей свидетельствует о том, что мы имеем дело с рабочими материалами, которые, вероятно, стали затем основой для официального ответа высоким столичным инстанциям. Но тем более ценен, на наш взгляд, этот архивный документ, поскольку в нем могут быть и скорее всего имеются сведения, которые по каким-либо соображениям не включены в первый экземпляр отчета министру.
Определить конкретных авторов «Краткого обозрения...» не представляется возможным, но, по-видимому, в его составлении или корректировке принимал участие директор ярмарочной конторы А. И. Зубов.
Название документа отражает его
это довольно подробный
как о
характер отчет, содержащий
сведения
привозе азиатских товаров, тименте, так и о закупках отечественной производимое™», глав-
их ассор-«изделий
ным образом хлопчатобумажных тканей для закавказских провинций, государств Средней Азии, а также Ирана, Китая. Помимо этого мы находим здесь некоторые соображения, касающиеся перспектив торгового сотрудничества с перечисленными выше регионами, качества экспортируемых
российских товаров. Такие замечания скорее субъективны. Оценочные характеристики состояния торговых дел нас не всегда убеждают и, естественно, требуют сопоставления «Краткого обозрения...» с другими источниками, а также выводами исследователей.
Большая чзсть документа посвящена китайской торговле и ее основному товару — чаю различных сортов, поставляемому с Кяхты (район на границе Монголии и Китая, игравший роль «менового пункта» русских и китайских товаров. — Е. Г.). Столь пристальное взимание вполне объяснимо, поскольку в 30 — 40-е гг. XIX столетия чайная торговля на Нижегородской ярмарке имела большое значение. В 1836 г. чай составил 68 % от всей стоимости
азиатских товаров [3, д. 756]. Как отмечал современник, «сей предмет является первейшим на Нижегородской ярмарке потому, что он развивает здесь всеобщий торг» [5, с. 33]. Объяснялось это тесной связью чайной торговли с остальными отраслями ярмарочного торга.
Для приграничного обмена с китайцами в Нижнем Новгороде закупались большие партии пушнины, мануфактурных и других промышленных изделий. Согласно исследуемому документу, в 1836 г. для Кяхты было приобретено «одной только белки до 1 млн. шкурок, мерлушки — до 100 тыс. шт., плиса — около 4 млн. аршин, сукна — до 40 тыс. кусков, нанки — 540 тыс. кусков» [3, д. 760]. Мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе, так как он требует са-. мостоятельного рассмотрения.
Наиболее весомыми и ценными являются два последних раздела «Краткого обозрения...», характеризующих связи ярмарки с купцами Средней Азии, Закавказья и Ирана, К сожале-
нию, в документе отсутствуют данные-о численности, персональном составе восточного купечества. Представленье лишь ассортимент и количество привезенных ими товаров, а также перечислены те виды российских изделий, на которые отмечалось «преимущественное требование» со стороны «азиат-ц ев ».
Основными товарами, которыми
I
торговали на ярмарке среднеазиатские купцы, были хлопок, хлопчатобумажная пряжа и ткани (в основном, бахта — плотная набивная ткань, употреблявшаяся низшими сословиями), пушнина, бирюза. Ассортимент при-, возимых товаров был довольно стабилен в течение первой половины XIX в., что подтверждается документами. То же самое можно сказать относительно закупавшихся для Средней Азии российских изделий. Таксе постоянство, видимо, имело смысл, хотяг по свидетельству современников, снижало прибыли азиатских купцов, тортовые обороты которых были связаны-с Россией.
В подтверждение приведем выдержку из записок П/И. Демезонаг русского путешественника, побывавшего в 1834 г. в Бухарском ханстве по поручению оренбургского военного губернатора В. А. Перовского. Он писал: «Купцы, торгующие с Россией, ввозят (в Бухару. — Е. Г.) уже в течение многих лет одни и те же товары, не думая ни об улучшении, ни о с.озда-нии других отраслей торговли, и в результате успешного развития русской промышленности цены на их товарь* быстро снижаются» [4, с. 82 — 83].
С 30-х гг. XIX в. исследователями отмечается тенденция к сокращению количества хлопчатобумажной пряжи и увеличению доли хлопка в среднеазиатском экспорте вообще и в привозе этих товаров на Нижегородскую;, ярмарку в частности [1]. На это обращено внимание и в рассматриваемом-нами документе. В нем зафиксиров^,, но, что хлопка на ярмарку поступило в-
1836 г. 32 000 пудов, а «пряденой бумаги» — 19 000 пудов [3, д. 760-а^ л. 12, об. 13].
Заметим, что имеются в виду хлопок и пряжа, привезенные самими бухарскими и хивинскими купцами. Среднеазиатский хлопок, поставляющийся в Астрахань, перерабатывался там. На ярмарке астраханскими армянами продавалась красная бухарская бумажная пряжа, пряденная и окрашенная в Астрахани. В 1836 г., по данным «Краткого обозрения...», её было в продаже до
8 000 пудов [3, д. 760-а, л. 15]. Характерно, что цена такой пряжи почти в три раза превосходила цены на неокрашенную, собственно бухарскую пряжу (140 руб. против 65 руб. за пуд). Но даже вместе с астраханской общее количество хлопчатобумажной пряжи было меньше, чем хлопка.
Причину сокращения привоза пряжи на ярмарку авторы «Краткого обозрения...» видят в распространении в России «механического прядения бумаги», которое, по их мнению, «должно неминуемо усилить привоз этого материала (хлопка. — Е. Г.) из Центральной Азии... И если большие мануфактуры, действующие машинами, удвоили в последние три года привоз хлопчатой бумаги из Америки и уменьшили несколько привоз пряденой бумаги из Англии, то мелкие бумаго-прядильни... произведут то же самое последствие относительно Бухарин и Хивы» [3, 760-а, л. 12]. Таким образом, вопросы изменения соотношения доли хлопка и его полуфабрикатов в экспорте ставятся авторами документа в закономерную связь с развитием русской промышленности.
Весьма важным товаром, привозившимся в Нижний Новгород среднеазиатскими купцами, были меха, особенно бухарская мерлушка. Спрос на нее был постоянен, а сбыт обеспечен. В «Кратком обозрении...» отмечается, что меха «продаются на ярмарке частью кяхтинским торговцам, частью же для Лейпцига по выгодной для бухарцев цене от 500 до 550 монетою за сто (шкурок. — Е. Г.)» [3, д. 760-а, л. 13]. Все бухарские и хивинские товары, привезенные на ярмарку в 1836 г., оценивались в 3 млн. 400 тыс. руб. Другой документ сооб-
щает значительно большую цифру — 4 млн. 595 тыс. руб. [3, д. 756, л. 38 об.].
Затруднительно объяснить такое серьезное разночтение. Либо это не-д о б рос о вестность чинов ни ко в, поскольку одни данные предназначались для отправки в Министерство финансов, а.другие оставались' в конторе, ■ либо в первом случае не учитывался водный транспортный путь, который среднеазиатскими купцами использовался мало. Так, на запрос астраханского военного губернатора от 7 октября 1836 г. в Нижегородскую ярмарочную контору о сведениях, «кто из хивинцев С каким именно товаром и на каком судне и когда именно отправился с ярмарки в Астрахань», смотритель судоходства Виноградов, один из чиновников конторы, отвечал: «По делам вверенной мне пристани не видно, кто бы из хибинцев с каким товаром отправился с ярмарки водным путем в Астрахань, куда преимущественно отправились армяне и персияне» [3, д. 756]. Среднеазиатские товары по Волге провозились в основном армянскими торговцами, реже среднеазиатскими.
Во взаиморасчетах приезжавших на Нижегородскую ярмарку русских фабрикантов и среднеазиатских купцов широко практиковался «вымен», когда в обмен на хлопок или хлопчатобумажную пряжу приобретались ткани: ситцы, нанка, кисея и др. Помимо этого в Среднюю Азию вывозились «сукно и сахар российских фабрик, канцелярское семя, киноварь и другие москательные товары» [3, д. 760-аг
л. 14].
Л§рс и д с ко -з а к а в к а з с к а я то р г о в л яг осуществлялась на ярмарке тифлисскими армянами и персиянами, а также астраханскими армянами. Главным товаром, поставлявшимся ими в Нижний Новгород, были небольшие партии шелка-сырца: шемаханского, ка~ шанского, горского или джоринского (последний производился на Кавказе). Судя по ценам, наиболее качественными были шемаханские и кашанские
шелка (от 445 до 480 руб. и 580 руб.
соответственно) [3, д. 760-а, л. 14 об., 15]. Один из исследователей отмечал, что «шелк, привозимый из Кашана ...
щ
идет на основу шелковых тканей, приготовляемых на русских фабриках»
[6, с. 258].
Общая стоимость шелков на ярмарке в 1836 г. составила, согласно документу, свыше 550 тыс. руб. «Всех товаров, — указывают авторы «Краткого обозрения...», — привезено тифлисскими армянами и персиянами на
1 500 ООО руб. Приблизительно в такую
/ •• j »
же сумму можно оценить товары, поставленные на ярмарку из Астрахани. Их перечень тот же: хлопчатобумажная пряжа, хлопок, выделанные меха, шелк-сырец» [3, д. 760-а, л. 14 об., 16 сб.].
Нужно сказать, что для закавказ-ско-персидской торговли 1836 г. стал знаменательным. Это связано с изменением таможенной политики России. Со времени назначения министром финансов Е. Ф. Канкрина (с 1823 г.) правительство России преследует наряду с фискальными и протекционистские
цели. Закрытие в 1831 г. по правительственному указу транзитного пути через Закавказье привело к тому, что «армянские торговцы предпочли перенести свою посредническую деятельность на новый путь сбыта»
[2, с. 76].
То есть основная масса закавказских армян, специализировавшихся на перепродаже европейских товаров в Персии, не отказавшись от транзитной торговли, стала доставлять их по маршруту Трапезунд (Турция) — Эрзе-руМ — Табриз. Некоторые из них начали переправлять русские товары из Москвы и Нижнего Новгорода в северные провинции Ирана. Именно прекращение транзитной торговли в Закавказье авторы исследуемого источника называют основной причиной того, что некоторые виды товаров «требовались ныне опять в первый раз в значительном количестве и раскуплены армянами при самом начале ярмарки» [3, д. 760-а, л. 16 об.]. Это прежде всего касается сукна, успешности продажи которого, согласно документу, немало способствовали зна-
чительные закупки его тифлисскими армянами.
В «Кратком обозрении...» при указании цен либо общих сумм оборота всегда имеется дополнение «монетою» или «ходячею монетою». И это не случайно: среднеазиатские, армянские, иранские купцы свои товары сбывали в основном за наличные деньги, большую часть которых в виде звонкой монеты вывозили за пределы России. На это имелись веские причины. Уже упоминавшийся нами П. И. Демезон так описывал экономическую ситуацию в Бухаре 1834 г.: «Деньги стали редки. Почти все узбекские и таджикские торговцы, погрязшие в долгах и чрезвычайно стесненные в делах, вынуждены прибегать к услугам индийцев, единственному богатому сейчас слою в Бухаре» [4, с. 83], располагавшему к тому же так необходимыми при торговых операциях наличными деньгами. С ним соглашается И. В. Виткевич, побывавший в Бухарском ханстве в 1836 г.: «Его (золота. — Е. Г.) так мало в Бухаре, что два-три червонца можно достать с величайшим трудом» [4,
с. 105].
В Иране в первой половине XIX в. сложилось такое же положение. Русский консул в Гиляне (северо-западной иранской провинции) отмечал, что деньги «в сем крае составляют предмет внутренней торговли, товар, который сбывается с 20 и 25 % барыша» [8, с. 131]. Вполне объясним чрезвычайный интерес восточных торговцев к русской золотой и серебряной монете, вывоз которой после правительственного разрешения 1830 г. стал одним из главных стимулов посещения Нижегородской ярмарки. Лишь на треть или четверть вырученных от продажи денег они покупали необходимые им товары, остальная же прибыль в виде звонкой монеты отправлялась за рубеж [7, с. 237].
Разумеется, детально изучить все аспекты исследуемой нами проблемы, ограничиваясь только материалами «Краткого обозрения...», невозможно. Но, безусловно, имеющиеся в нем сведения относительно размера торгово-
\
го оборота, перечень привозившихся на ярмарку азиатских и экспортирующихся в указанные нами регионы русских товаров, некоторые данные, отражающие влияние на ход торговли
правительственных решении, позво ляют квалифицировать «Краткое обозрение главнейших оборотов Нижего родской ярмарки по торговле с Ази ей»~йак весьма ценный источник.
* -
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
4
1. Богородицкая Н. А. Нижегородская ярмарка как сырьевой рынок для хяопчатобу-мажной промышленности России в 30 — 50-е гг. XIX в. // Верхнее и Среднее Поволжье в период /феодализма. Горький, 1985. С. 84 — 93.
2. Витчевский В. Торговая, таможенная и промышленная политика России: со времен Петра Великого до наших дней. СПб., 1912. 362 с.
3. Государственный архив Нижегородской области, ф. 489, оп. 286.
4. Записки о Бухарском ханстве: Отчеты
П. И. Демезона и И. В. Виткевича. М.: Наука, 1983. 149 ¿.
5. Зубов А. И. Описание Нижегородской ярмарки. СПб., 1839. 76 с.
6; Мельников П. И. Нижегородская ярмарка в 1843, 1844, 1845 гг. Н. Новгород, 1846. 278 с.
7. Остроухое П. А. Нижегородская ярмарка в 1817 — 1867 гг.-// Историч. зап. М., 1972. Т. 90. С. 209 — 243.
8. Русско-иранская торговля: 30 — 50-е гг. XIX века: Сб. док. М.: Наука, 1984. 249 с.
Журналистика и филология
МЫСЛЬ И СЛОВО
(ОПЫТ СТИЛИСТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА)
П. Н. КИРИЧЕК, кандидат исторических наук
Мысль и слово у публициста-классика нераздвоимы. Кто их разрывает, тот лишает душу тела. И все же рискну сказать по отдельности: неистовый репортер Эгон Эрвин Киш прекрасно мыслил. И столь же превосходно ни-сал. А еще он блистательно доказал, что поиск слова неотделим от поиска правды. Эволюция мировоззрения Киша незамедлительно подправляла его
мышление. Микронная идейной позиции тут
нюан-
творческое
корректировка
же оборачивалась тончайшими сами в словосложении. Как это похоже на эффект зеркала, отражающего
падающий свет с той же силой и под
#
тем же углом...
Молодой Киш подчеркнуто беспри-
страстен. Даже аполитичен. В начале журналистской карьеры он сравнивал репортера со свидетелем на суде. Его дело — дать честные показания, а приговор пусть выносят другие. Киш тогда бился за справедливость «вообще» и признавался, что к погоне за правдой его подстрекает спортивный интерес. Объективистский подход к действительности (по его же определению: «материализм плоский, статический») накладывал вето на прямое (через немаскируемое «я») творческое самовыражение.
В знаменитом репортаже «Шестидневные гонки» [1], написанном в 1924 г., Э. Киш виртуозно прячет авторскую позицию в кружевной вязи
