CC BY
166
УДК 81.282
Баженова Татьяна Евгеньевна
кандидат филологических наук, доцент Поволжская государственная социально-гуманитарная академия (г. Самара)
tatyabazhenova@yandex.ru
Долгова Елена Юрьевна
кандидат филологических наук, доцент Поволжская государственная социально-гуманитарная академия (г. Самара)
leo6371@yandex.ru
АРЕАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИХ ВАРИАНТОВ ДИАЛЕКТНЫХ СЛОВ В САМАРСКИХ ГОВОРАХ
Статья посвящена обобщению результатов картографирования диалектной лексики самарских говоров. Объектом анализа являются однословные наименования, которые отражены на картах регионального атласа. В статье выделяются основные группы слов, функционирующих в самарских говорах в качестве обозначения земельных наделов сельскохозяйственного назначения при доме и в поле. Особое внимание уделяется характеристике многозначных слов. При картографировании многочленных диалектных соответствий принципиальное значение имеет типология диалектных различий лексико-семантического уровня и иерархические отношения тех дифференциальных признаков, по которым они противопоставлены друг другу. Лексический потенциал диалектных слов анализируется с точки зрения территориальной дистрибуции на основе соотношения диалектных лексических особенностей с главными фонетическими характеристиками самарских говоров. Авторы выделяют лексические единицы, ареалы которых вписываются в общую картину противопоставления генетически родственных говоров северной и центральной части территории и южнорусских говоров на юге Самарской области. Выявленная связь типов отношений многозначности и синонимии с их ареальной характеристикой актуальна для общей теории лингвистической географии. Описанные закономерности лексико-семантического варьирования создают базу для дальнейшего теоретического осмысления феномена высокой вариантности формы и содержания слова в диалектной системе.
Ключевые слова: русский язык, диалект, русские народные говоры, диалектная лексика, диалектология, семан-
Говоры самарского Поволжья представляют собой интереснейший объект лингвистического картографирования. Как уже отмечалось в лингвогеографической литературе, здесь наблюдается сочетание диалектов всех трех традиционно выделяемых диалектных типов, позволяющее разграничивать три основные диалектные зоны: 1) северные и северо-западные районы, где бытуют в основном окающие говоры влади-мирско-поволжского типа; 2) центральные, западные и восточные районы, где сосредоточена значительная часть вторичных среднерусских акающих говоров; 3) южные и юго-восточные районы, для которых характерно преобладание южнорусских говоров [8, с. 49]. На первый взгляд, это соотношение зон напоминает классическую картину территориального расположения говоров, однако она нарушается тем, что в окающем или акающем массиве достаточно много вкраплений инодиалектных систем не только в пределах административного района, но и в пределах одного села [см., в частности: 14, с. 77-102], что создаёт впечатление диалектной пестроты. Эта картина создается благодаря сложившимся на нашей территории диалектным различиям фонетического и морфологического уровня. На уровне лексики черты типологического сходства наших говоров с говорами классических типов ещё более размыты, поэтому долгое время проблема генетической, структурно-типологической и лингвогеографической интерпретации вторичных говоров на территории Самарского края решалась без привлечения данных лексического
уровня [см.: 9, с. 135]. Между тем в диалектологии в последнее время успешно применяется методика лингвогеографического исследования переселенческих говоров, основанная на использовании ареальной характеристики диалектного слова в качестве самостоятельного критерия при определении специфики диалектного ареала и вну-тридиалектного членения [7; 13; 12; 10, с. 103-105; 5, с. 12-17]. По мнению Н.С. Ганцовской, «сейчас можно с уверенностью сказать: невозможны никакие обобщающие ареальные исследования без использования лексических данных» [5, с. 40].
Как известно, наиболее полным воплощением системного похода к диалектному языку, отражающим многообразие междиалектных соответствий, являются лингвистические атласы. Значительным шагом вперед в изучении диалектной лексики самарских говоров явилось создание лексического тома регионального атласа. На его картах отражена лексика, записанная на территории Самарского края преимущественно в 1940-е - 1980-е гг. для Х тома ДАРЯ и поволжского атласа [1]. Большая часть этих материалов, собранных экспедиционным путем, ранее не картографировалась и обобщающему описанию не подвергалась. Массовый материал, привлеченный для картографирования, позволил увидеть определенную упорядоченность в лингвогеографическом распространении части лексем.
Объектом нашего анализа в данной статье послужили однословные наименования земельных участков, наделов, угодий, составившие одну из
© Баженова Т.Е., Долгова Е.Ю., 2015
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова .¿к № 2, 2015
105
наиболее многочисленных лексических групп и широко представленные в современных самарских говорах. Семантическим центром, объединяющим всю лексику землепользования в единую группу, является гиперсема 'использование в сельском хозяйстве', которая дополняется семантическими компонентами 'местоположение', 'степень пригодности', 'стадия обработки', 'цель использования'. На основании семантических признаков мы попытались разделить диалектные наименования земельных участков в самарских говорах на несколько групп:
1) наименования участка земли сельскохозяйственного назначения при доме (усадьба, усад, позьмо, нива, загон, загонка и др.);
2) наименования обрабатываемого участка земли в поле (нива, жнива, кулига, майдан, клин, загон и др.);
3) наименования участка земли, выделяющегося хорошей травой (кулига, ильмень);
4) наименования единиц меры площади земли сельскохозяйственного назначения (позьмо, пай, лан, кулига);
5) наименования оставшегося необработанным участка земли (кулига, кулижка, обсевок);
6) наименования неудобной земли, пустоши (залог, ильмень, лядина).
Как известно, характерной особенностью диалектной лексики является конкретизация денотативного компонента значения, расширение и усложнение его структуры, что особенно свойственно той части лексики, которая связана с обозначением жизненно важных для носителей говора реалий: природных, бытовых и т.п. Это в полной мере относится к диалектной лексике, связанной с земледелием и полеводством, дающей широкий спектр оттенков значения.
Среди земледельческих терминов наиболее широкое распространение в самарских говорах получило общерусское слово усадьба, которое зафиксировано как наименование участка земли под огородом и калдой при доме. Ср. примеры употребления слов: Дом, когда на месте продаётся, то, конечно, с усадьбой, со всем огородом (Муранка Шигон.); На усадьбе калда, гарот - это садитца овошш, агурцы, тыква, ну там кто что сумеет, дыни и свёклу (Услада Шигон.). Кроме того, данная лексема широко употребляется в других значениях: 1) весь земельный надел одного хозяина, на котором находится дом, двор, огород; 2) земельный участок под домом и хозяйственными постройками. Наряду с ним встречается словообразовательный вариант усад, по употребительности значительно уступающий слову усадьба.
По В.И. Далю, усадьба, усада - это в первую очередь жилье и прилегающая к нему территория [6, т. IV, с. 510], причем подразумевается усадьба только помещичья, тогда как на практике ещё в прошлом
веке этот термин имел довольно широкое толкование: как правило, крестьянские избы с наделами также назывались усадьбами. Широкая известность этого слова в самарских селах, среди которых немало таких, в которых помещичьего землевладения не было, является тому доказательством.
Лексемаусадьба в значении 'земля под сельскохозяйственными угодьями' фиксируется на всей территории Самарской области в говорах различной типологии (в 87 населенных пунктах из 165, нанесенных на карту, причем в 38 из них - как многозначное). А вот его словообразовательный вариант усад, несмотря на спорадичность, отмечен только в говорах с владимирско-поволжской (окающей) основой.
Слова усадьба и усад обладают прозрачной внутренней формой, которая вполне соответствует значению выделенного переселенцу участка земли. Прозрачностью внутренней формы отличается и второе по употребительности в самарских говорах слово позьмо, которое также служит обозначением земельного участка при доме. Ср. примеры употребления: Раньшы-та не за домом гналис, а за пазьмом. Если многа земли, то говорят: «Йех, какое пазьмишша-та!» (Горбуновка Шигон.); Сколько у вас усаду? Десять соток пазьмы (Муранка Шигон.). Лексема позьмо как обозначение земельного надела при доме зафиксирована на лексической карте в 49 населенных пунктах, причем в 16 из них наряду с другими значениями.
В некоторых говорах в слове позьмо закреплено представление об участке земли определенного размера, поэтому в ответах информантов встречается употребление этого слова в качестве единицы измерения площади, надела. Ср.: Пазь-мо - шышнатцать сотак вроди (Ольгино Шигон.); Пазьмо - ана раньшы была дваццать сажен (Ки-нель-Черкассы); Он жывёть в пазьме Тысячновых (Криволучье-Ивановка Красноарм.).
Информанты указывают собирателям на то, что слово позьмо относится к реалиям эпохи традиционного крестьянского уклада: Усадьба, а кауда в идиналичности жыли, - пазьмо (Жигули Ставр.); Их нарезали межевые и называли позь-мы (Печерское Шигон.); Дяды высилились на позь-мы (Лебяжка Безенч.), поэтому в ряде говоров для обозначения земельного надела зафиксировано сочетание лексем усадьба и позьмо (21 населенный пункт). В лексических материалах встретились описательные конструкции, которые разграничивают земельный надел сельскохозяйственного назначения и участок, отведенный под строительство: приусадьбенна земля; усадьбинное пазьмо; усадьбенно место. По-видимому, в составных наименованиях отразился процесс вытеснения старых специальных обозначений земельных участков (место, пазьмо) новым универсальным наименованием (усадьба).
В СРНГ слово позьмо зафиксировано преимущественно в восточных говорах - тамбовских, пензенских, рязанских, саратовских, оренбургских говорах и в русских говорах на территории республики Марий Эл; однако в специальных исследованиях оно отмечено также в говорах центральных [2, с. 172] и в казачьих говорах Волгоградской области [3, с. 193]. Как показывают лексические карты, оно имеет узкий протяженный ареал в сред-неволжских говорах, захватывающий южные районы Пензенской области, значительную часть Саратовской области (западные районы и северовосточная часть правобережных районов), правобережную часть Ульяновской области. На территории Самарской области мы видим его продолжение в районе Самарской Луки и примыкающим к нему правобережья и левобережья Волги (Шигонский, Сызранский, Ставропольский, Безенчукский, Красноярский районы), далее - в северо-восточных районах (Сергиевский, Похвистневский, Шенталинский, Клявлинский), где сосредоточены преимущественно окающие говоры. На востоке области в Кинельском, Кинель-Черкасском, Бога-товском, Борском районах оно может встретиться также в акающих говорах, в том числе и в говорах южнорусских. Ареал слова позьмо, очевидно, имеет дальнейшее продолжение в восточном направлении, о чем свидетельствуют фиксации этого слова в атласе русских говоров Башкирии [11, с. 95].
Среди наименований обработанного, занятого чем-либо участка земли в поле частотным на нашей территории является слово нива, зафиксированное в 67 населенных пунктах из 165, нанесенных на карту.
Слово нива, отраженное в СРНГ в 27 значениях [15, вып. 21, с. 215-219], на территории Самарской области реализуется в пяти основных значениях: 1) поле (о.н.); 2) поле под хлебными посевами; 3) засеянное поле; 4) сжатое, убранное поле; 5) огород.
Наибольшим индексом репрезентативности обладает общерусское значение 'поле'. Оно зафиксировано в 38 населенных пунктах области -фактически повсеместно в тех районах, где оно употребляется. В других значениях лексема нива фиксируется реже. На карте ЛСВ 'поле под хлебными посевами' (8 сел) образует довольно плотный ареал в окающих и акающих раннепереселенче-ских говорах, группирующихся на западе и северо-западе области в Шигонском, Ставропольском, Безенчукском и Кошкинском районах.
ЛСВ 'засеянное поле', 'сжатое поле', 'огород' встречаются спорадически, однако основная масса этих значений лексемы нива сосредоточена в говорах западной части области, наиболее ранних по времени образования. Здесь, кроме того, зафиксированы другие единичные значения этой лексемы. Так, в с. Демидовка Сызранского райо-
на слово нива, помимо основного значения 'поле', имеет метонимическое значение 'зеленый молотый хлеб'. При этом источник метонимии - ЛСВ 'хлебное поле' - фиксируется только в соседнем с. Заборовка того же района.
При этом на севере области в Клявлинском, Шенталинском и Похвистневском районах слово нива не употребляется даже в общерусском значении. Отсутствие фиксаций слова нива на севере, юге и в центральной части области мы рассматривали как факт функционирования в указанном значении общерусской лексемы поле. Ввиду этого при картографировании семантических вариантов отсутствие в говорах лексемы нива в значении 'поле' становится значимым. Лексема нива как обозначение земельного участка может быть противопоставлена общерусскому слову поле и диалектному слову кулига.
Слово кулига в народной земледельческой терминологии самарских говоров для обозначения земельного участка в поле, на лугу и в лесу употребляется довольно широко (в 76 из 165 населенных пунктов). Лингвогеографический анализ материала показал, что на территории Самарской области оно используется в значениях: 1) участок земли в лесу, поляна; 2) участок земли на лугу, заливной луг; 3) участок обрабатываемой земли в поле; 4) полоска земли, мера площади; 5) участок поля, луга, оставшийся необработанным, огрех; 6) мера скошенной травы.
Подобные варианты значения данного слова встречаются во многих русских говорах [15, вып. 16, с. 60-64]. Для адекватного отображения семантических вариантов слова в самарских говорах мы соотнесли выявленную нами систему значений с лексико-семантическими вариантами, представленными в СРНГ. Словарь содержит 31 значение слова кулига, подтверждая диффузность его семантической структуры. Методика семного анализа слов позволила выделить в качестве гиперонима значение 'участок земли' и определить тем самым первую ступень в структуре значений и в выборе графических символов: а) 'участок земли в лесу' (= 'лесная поляна, на которой иногда косят траву'),
б) 'участок обрабатываемой земли' (= 'участок земли в поле', 'обработанный участок земли');
в) 'участок земли, который выделяется хорошей травой' (= 'заливной луг'). Указанные ЛСВ составляют самую многочисленную группу и функционируют в 61 населенном пункте области. Среди них наиболее распространенным в наших говорах является ЛСВ 'участок земли в лесу' (ср. в СРНГ: «лесная поляна или поляна среди кустов, на которой иногда косят траву») зафиксирован в 33 населенных пунктах. Второе по частотности значение слова кулига - 'участок обрабатываемой земли в поле' - зафиксировано в 15 населенных пунктах; ЛСВ 'участок земли на лугу' - в 13.
География сел говорит о том, что распространение трех основных ЛСВ слова кулига отмечено на карте преимущественно в севернорусских и среднерусских окающих и акающих говорах, имеющих общую (владимирско-поволжскую) основу (в 42 населенных пунктах из 61). Кроме того, ареал этих значений располагается на северо-западе и западе Самарской области, где бытуют наиболее ранние по времени образования переселенческие говоры. В восточной и юго-восточной части Самарской области ЛСВ 'поле' образует точечные ареалы в южнорусских говорах Кинель-Черкасского, Борского, Нефтегорского и Большеглушицкого районов.
Дальнейший анализ семантической структуры слова кулига позволил выделить дифференциальные семы 'обработанный, занятый чем-либо участок' и 'участок земли, оставшийся необработанным'. В СРНГ эта оппозиция представлена значением 'часть луга, оставшаяся нескошенной; часть поля, оставшаяся несжатой; незасеянный участок поля', которое противопоставлено другим значениям, содержащим семантический компонент 'обрабатываемый, засеянный участок земли в поле' [15, вып. 16, с. 61]. Данный ЛСВ слова кулига наблюдается и в самарских говорах, по крайней мере в 11 населенных пунктах области, где это слово зафиксировано со назначением 'огрех, необработанный участок', причем в 7 селах бытуют окающие говоры, а в остальных - южнорусские говоры. Основной ареал лексемы кулига в значении 'участок необработанной земли в поле, на лугу' располагается на западе и северо-западе области, но разрозненные фиксации данного ЛСВ отмечаются также на севере, юге и в центре области.
Второй ЛСВ данной оппозиции 'обработанный, занятый чем-либо участок' чаще встречается в южнорусских говорах Сергиевского, Пестравско-го и Большечерниговского районов области.
Примечательно, что семантический компонент 'участок земли' послужил причиной возникновения метонимического варианта 'полоска земли, мера площади', зафиксированного в 8 населенных пунктах области. Упомянут этот вариант и в СРНГ, как характерный для самарских говоров: «Мера площади [какая?]. Духовщ. Сарат., 1946-1947. Богатое. Куйбыш. Земля вся кулигами размерена. Кулига лесу. Куйбыш.» [15, вып. 16, с. 63]. На территории нашей области в середине XX века данное слово могло служить обозначением любого небольшого участка земли и употреблялось в наречном значении - кулигами 'местами' (о всходах посевов, травы). Об этом свидетельствуют контексты словоупотребления, зафиксированные в СРНГ: «Картошки нынешний год какие-то неровные, кулигами, то хорошие, то совсем никудышные. Куйбыш., 1945-1964» [15, вып. 16, с. 62].
Спорадически на территории Самарской области отмечается употребление слова кулига с ком-
понентом 'трава' в семантике. СРНГ приводит подобный вариант значения: «Луг с хорошей сочной травой. Даль [без указ. места]. Дмитриев. Курск., 1908. Куйбыш., Соль-Илецк. Чкал.» [15, вып. 16, с. 61]. Вероятнее всего, значение 'трава' сформировалось путем метонимического переноса: «луг с хорошей сочной травой - трава». В с. Криво-лучье-Ивановка Красноармейского района слово кулига приобретает дополнительное, частное значение: так здесь называют лужайку, а в с. Благо-датовка Большечерниговского района кулига - это еще и трава, годная на сено. Заметим, что дополнительные значения слово кулига приобретает исключительно в южнорусских говорах.
Таким образом, наблюдается интересная закономерность: основные значения слова функционируют в севернорусских и близких им генетически среднерусских говорах, а дополнительные значения, то есть семантическое развитие, слово приобретает преимущественно в южнорусских говорах.
В 50 из 165 населенных пунктов слово кулига неизвестно. При этом в соседствующих селах может наблюдаться как отсутствие, так и наличие слова в говоре. Этот факт, а также спорадичность и частотность фиксаций данного слова указывают на то, что оно привнесено на нашу территорию какой-то частью переселенцев. В системе значений слова на нашей территории немалую долю занимают производные, осложненные дифференциальными семами, варианты, что указывает на его неархаический характер.
В говорах исконных территорий слово кулига имеет значение 'участок бывшего леса, расчищенного под пашню' и встречается преимущественно в севернорусских говорах, а также в восточных среднерусских говорах, верхне-деснинских, кур-ско-орловских и межзональных южнорусских говорах. Многим говорам западной зоны данное слово неизвестно [17, с. 86], зато на восточных территориях, в Сибири и на Алтае, оно распространено довольно широко [16, вып. 5, с. 333].
При подготовке семантических карт мы сталкивались с неоднозначностью в выстраивании системы картографируемых ЛСВ. Значение диалектных лексем этой группы, как правило, характеризуется диффузным характером, что осложняет их систематизацию и картографирование. Отражение на лингвистической карте многочленных лексико-семан-тических оппозиций явилось объективно трудной задачей, поскольку при картографировании большое значение приобретает типология диалектных различий лексико-семантического уровня и иерархические отношения тех дифференциальных признаков, по которым они противопоставлены друг другу.
Определенные трудности возникли на этапе классификации значений в гиперо-гипонимиче-ском отношении и подборе графических вариантов к тому или иному значению слова. При картогра-
фировании многочленных лексико-семантических оппозиций значками одной конфигурации мы обозначаем ЛСВ, обозначающие участок земли и имеющие общую гиперсему 'использование в сельском хозяйстве'. Дифференциальные компоненты 'местонахождение в поле', 'стадия обработки', 'выращиваемая культура' находятся в метонимических отношениях и реализуются, таким образом, через оппозицию «часть - целое». Для обозначения ЛСВ, содержащих сему 'местонахождение в поле', применяются значки одинаковой конфигурации с различным цветовым наполнением. Так, ЛСВ слова нива 'огород' имеет максимальное количество дифференциальных признаков в семантической структуре, поэтому оно, метонимически коррелирующее с главным ЛСВ карты 'поле', обозначается значком с контрастной заливкой. Выделение цветом условных обозначений одинаковой конфигурации, нанесенных на карту, используется также для фиксации пересекающихся ареалов.
Для диалектных различий семантического уровня характерно несовпадение структурных признаков картографируемых слов и их лингвогеографи-ческих характеристик. Диалектное слово в одном из своих значений может давать на карте несколько небольших ареалов и входить в состав основных группировок нашей территории, а в других своих значениях - не иметь ареальной характеристики вообще. Например, слово кулига в значении 'земельный участок в лесу, поляна, на которой иногда косят траву' зафиксировано на территории области на севере и северо-западе в окающих и акающих говорах с владимирско-поволжской основой. Ему противопоставлены другие значения этого слова, имеющие узко очерченные и точечные ареалы по говорам различной типологии.
Выявленная в исследовании связь типов отношений многозначности и синонимии с их ареаль-ной характеристикой актуальна для общей теории лингвистической географии. Описанные закономерности лексико-семантического варьирования в говорах Самарской области создают базу для дальнейшего теоретического осмысления феномена высокой вариантности формы и содержания слова в диалектной системе.
Примечание
Сокращенные названия районов Самарской области: Безенч. - Безенчукский, Красноарм. - Красноармейский, Ставр. - Ставропольский, Шигон. -Шигонский.
Библиографический список
1. Баранникова Л.И. Атлас русских говоров Среднего и Нижнего Поволжья. - Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2000. - 103 с.
2. Батырева Л.П. Наименования приусадебной земли в говорах Ивановской области (на материале
письменных текстов и живой разговорной речи) // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 2008 / Ин-т лингв. ис-след. - СПб.: Наука, 2008. - С. 171-178.
3. Брысина Е.В. Усадьба и приусадебное хозяйство в лексике донских говоров // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 2006 / Ин-т лингв. исслед. - СПб.: Наука, 2006. - С. 190-196.
4. Ганцовская Н.С. Роль лексики в типологической характеристике ареала // Известия Волгоградского гос. пед. ун-та. - 2008. - Вып. 7. - С. 37-40.
5. Ганцовская Н.С. Костромской акающий остров как объект ареально-типологического изучения // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Русская филология. - 2008. - № 3. - С. 12-17.
6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - 2-е изд., репринт. - Т. IV - М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1955. - 684 с.
7. Долгушев В.Г. Лексика вятских говоров в аре-альном и ономасиологическом аспектах: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 2006. - 38 с.
8. Зиброва Т.Ф., Барабина М.Н. Атлас говоров Самарского края. - Самара: Самарский университет, 2009. - 115 с.
9. Зиброва Т.Ф., Барабина М.Н. 25 лет диалектологической работы в Самарском университете // Вестник Самарского государственного университета. - 1996. - № 1. - С. 133-138.
10. Здобнова З.П. Русские говоры на территории Башкирии // Лингвогеография, диалектология и история языка. - Кишинев: Изд-во «Штиинца», 1973. - С. 101-106.
11. Здобнова З.П. Атлас русских говоров Башкирии: в 2 ч. - Ч.1 / изд-е Башкирск. ун-та. - Уфа, 2000. - 176 с.
12. Кудряшова Р.И. Специфика языковых процессов в диалектах изолированного типа (на материале донских казачьих говоров Волгоградской области): дис. в виде науч. доклада . д-ра филол. наук. - Волгоград, 1998. - 61 с.
13. Мызников С.А. Русские говоры Среднего Поволжья: Чувашская Республика, Республика Марий Эл. - СПб.: Наука, 2005. - 636 с.
14. Скобликова Е.С., Глебова А.В. К проблеме интеграции окающих говоров Среднего Поволжья // Вопросы русской диалектологии: межвуз. сб. - Куйбышев: КГУ, 1982. - С. 77-102.
15. Словарь русских народных говоров / гл. ред. Ф.П. Филин, Ф.П. Сороколетов. Вып. 1-46. - М.; Л.: ИЛИ РАН, 1965-2013. (СРНГ)
16. Историко-этимологический словарь русских говоров Алтая / под ред. Л.И. Шелеповой. Вып. 1-7. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2007-2013.
17. Чайкина Ю.И. Вопросы истории лексики Бело-зерья // Очерки по лексике севернорусских говоров. -Вологда: Вологод. гос. пед. ин-т, 1975. - С. 3-187.
