CC BY
47
ском мире, которые, наряду с другими внутренними факторами, стали одними из основных причин массового протестного движения в ряде арабских стран в начале 2011 г.
В то же время очевидно, что существующие в арабских странах социально-экономические проблемы невозможно решить за короткий срок. Ясно также, что формирование демократической структуры власти - одно из основных требований протестных движений - само по себе также не решает данных проблем. Для их решения необходим взвешенный политический курс с социальной направленностью.
В арабских революциях начала 2011 г., нацеленных против коррумпированных авторитарных режимов, наряду с политическими силами, носителями общедемократических ценностей, участвовало и исламистское движение, которое на тот момент не являлось главной движущей силой протеста. Однако в случае затягивания решения острых социально-экономических проблем «исламский проект» снова может выйти на политическую авансцену. Причем его проповедниками способны стать как умеренные, так и радикальные исламисты.
«Партнерство цивилизаций: Нет разумной альтернативы», М., 2011 г., с. 24-41.
Ольга Бибикова,
кандидат исторических наук (ИВ РАН) АРАБЫ И ФРАНЦУЗЫ: ТРУДНОСТИ ВЗАИМНОГО ВОСПРИЯТИЯ
Рассматривая проблемы, возникшие в процессе адаптации арабских иммигрантов во Франции, следует проанализировать причины, которые определяют поведение принимающей стороны, а также иммигрантов.
Начнем с последних. На поведение иммигрантов оказывают свое воздействие три фактора: этничность, конфессиональная принадлежность и базовая культура, а также их взаимодействие с принимающим обществом. Все три фактора переплетаются и находятся во взаимозависимости. Следует отметить, что внутри иммигрантского сообщества конфессия не играет ведущей роли. Она отходит на второй план, уступая место происхождению. Подтверждает данное обстоятельство то, что выходцы из одной местности стараются держаться вместе. Для арабов это тем более характерно,
так как эндогамные браки до сих пор сохраняют свое значение и через них по-прежнему осуществляются внутриплеменные и внут-риродовые связи. Так, например, во Франции выходцы из одной местности объединяются для того, чтобы построить мечеть или арендовать помещение для молитвы. Многие молодые люди для того, чтобы жениться, едут на родину, где заключают брак с девушками из своего круга. Взаимопомощь между магрибинцами является обычным делом, и новички из группы недавно прибывших иммигрантов традиционно могут рассчитывать на поддержку соплеменников.
В этносах, где доминирует коллективистская культура, иммиграция становится средством выживания групповых сообществ. В диаспоре национальная и родоплеменная солидарность иммигрантов предполагает сохранение внутриобщинных (этнических, конфессиональных и земляческих) связей и механизмов, которые, с одной стороны, облегчают существование на чужбине, но, в свою очередь, тормозят адаптацию иммигрантов.
Механизм торможения заложен в этноцентризме, присущем как иммигрантам, так и принимающему социуму.
Этноцентризм - это взгляд на иную культуру сквозь призму своей. Проявление этноцентризма - явление многоплановое. Это и адаптивный механизм выживания и одновременно оправдание дискриминации в отношении тех национальных групп, которые рассматриваются в качестве враждебных. Таким образом, и иммигранты-арабы, и принимающее общество Франции обладают собственным этноцентризмом.
Древние общества демонстрировали этноцентризм через внутригрупповое сотрудничество и не воспринимали негативно враждебность по отношению к иным обществам, считая возможным убийство их членов. Отсюда толкование понятия «мы - они», где под «мы» подразумевается нечто положительное, а под «они» -иное, непохожее и даже враждебное. З. Фрейд в своей работе «Неудовлетворенность культурой» (1930) считал, что этноцентризм суть коллективный нарциссизм. По Фрейду, он имеет психологическую и социальную функции - создание среды для вытеснения агрессивных импульсов. Гарри Триандис из Иллинойсского университета пишет: «Большинство из нас знает только собственную культуру. Поэтому естественно, что ее мы будем рассматривать как стандарт, в сравнении с которым и будем выносить суждения о других людях. Чем больше другая культура похожа на нашу, тем она "лучше". В этом и состоит суть этноцентризма».
Большинство национальных культур рассматривает себя через призму этноцентризма: Аристотель в свое время считал греков наиболее талантливыми людьми ойкумены, и, следовательно, им следовало властвовать; китайцы назвали свою страну «Поднебесной»; евреи считают себя «богоизбранным народом» и т.д. Этот список можно продолжить и в него обязательно попадут и французы, и арабы, и русские. Согласно теории социальной идентичности, у человека есть потребность воспринимать свои собственные группы исключительно позитивно. Так возникает групповой фаворитизм, обратной стороной которого являются негативизм и даже дискриминация иных групп. Человек склонен проявлять сильное внутригрупповое пристрастие по отношению к собственным группам и давать негативную оценку чужим группам и их членам. Такие межгрупповые пристрастия являются основной причиной возникновения предубеждений относительно чужих групп.
Теперь о принимающей стороне. Вот что пишут о французах Ник Янн (англичанин) и Мишель Сиретт (француз по матери), журналисты «Файнэншл Таймс»: «Французы считают себя единственной по-настоящему цивилизованной нацией в мире и уверены, что их задача - вести остальные народы за собой, освещая им путь ореолом собственной избранности». Подобные высказывания нередко можно услышать и от самих французов. Это предполагает наличие у них этнического предубеждения, негативной установки к людям, принадлежащим к иному этносу. Предубеждение основано на стереотипах восприятия, трактующих иной этнос в негативно окрашенных тонах. Факторами, способствующими формированию негативных стереотипов восприятия, являются иной внешний вид, поведение, не соответствующее нормам морали и этикета принимающего общества.
Однако само становление французского этноса происходило при участии многих этнических вливаний. «В Европе трудно найти этнически менее однородную нацию, чем французы», - отмечает этнолог Е.В. Мельникова. Известный французский социолог Огюстен Барбара пишет о французах: «Население Франции - полотно, сотканное из разных этнических групп, жителей разных регионов, собравшихся вместе, к которым, благодаря различным иммиграциям, происходившим более столетия, присоединились иностранцы из европейских и других, более далеких стран». Его высказывания подтверждают биологические исследования, которые провел Национальный научно-исследовательский институт медицины и здравоохранения (Ш8ЕКМ).
Ф. Бродель в этой связи утверждал, что «всех французов можно назвать потомками иммигрантов». Об этом же пишут ученые Н. Бансель и П. Бланшар: «Французское пространство» исторически пребывало в постоянном движении. Претензии относительно этнической чистоты и этнокультурной целостности французской нации совершенно необоснованны. Страна исторически постоянно находилась на пути переселенческих потоков. От присоединения Лангедока, Бретани, Мозеля и Корсики до аннексии Савойи и отвоевания Эльзаса и Лотарингии французская нация проявляла себя «постоянным завоевателем».
Анализируя историю становления французского этноса, Ф. Бродель писал: «В 1896 г. было только 291 000 итальянцев, они сконцентрировались на юге... Местные жители устраивали жестокие избиения, вели себя как расисты, в Алесе были даже случаи линчевания. Через 30 лет всеобщая враждебность обратилась на поляков, особенно многочисленных на севере Франции, вдвойне изолированных вследствие языкового барьера и обособленной жизни. И в том и другом случае католическая вера не объединяет, а, наоборот, разобщает людей. Французы насмехаются над докерами-неаполитанцами в Марселе, которые крестятся во время работы - поэтому их прозвали "кристо". Религиозные обычаи поляков, например, обычай целовать руку священнику, вызывают у жителей севера насмешки».
Теодор Зельдин, профессор Оксфордского университета, автор книги «Все о французах», писал: «Иностранец, приехавший во Францию на работу, должен быть толстокожим. Слесарь по ремонту холодильников, он из Испании, убежден, например, что никогда в жизни с ним не обращались так плохо, как в момент, когда он запросил разрешение на работу... Он испытал горькое разочарование, встретив в стране, которой издали восхищался как родиной свободы и антиколониальной борьбы, столько лицемерия и жестокости».
Современная иммиграция из стран Магриба во Франции воспринимается иначе, чем все предыдущие. Это иммиграция из стран, некогда бывших колониями Франции. В 1960-1970-е годы иммигрантов во французском обществе рассматривали как временных рабочих. А в начале 1980-х, после того как Национальный фронт Ле Пэна активизировался и выступил за ограничение натурализации иностранцев, оказалось, что колониальный стереотип араба как ленивого, нечестного и непокорного человека довольно популярен во французском обществе. СМИ сменили терминоло-
гию: вместо «иностранные рабочие» стали использовать термин «арабы», вкладывая в него негативный смысл.
Внутри арабского социума во Франции тоже происходили неоднозначные процессы. Так, по мнению С. Гири, редактора журнала «Форин Афферс», первый конфликт по вопросу ношения мусульманскими девочками хиджаба в школах в 1989 г. способствовал интеграции мусульман. А. Бубекер из университета Меца отмечал, что «"история с хиджабом" школьниц стала одним из первых сигналов неприятия ассимиляции. Стало очевидно, что интеграционистская политика в системе образования скрывает фактическую дискриминацию».
Дальнейшие события - попытка алжирской «вооруженной группы» летом 1995 г. взорвать бомбы в парижском метро (из-за поддержки французским правительством военного режима в Алжире) - привели к еще большему размежеванию арабов и французов. Последние стали смотреть на арабов-мусульман как на пятую колонну, угрожающую безопасности страны. В то же время Винсент Гейссер из Национального центра научных исследований считает, что исламофобия во Франции, в отличие от других европейских стран, - главным образом интеллектуальное явление, порожденное элитами, и происходит не столько от небезопасности, сколько от расизма.
Исследования, проводимые в ряде европейских стран, отмечают, что иммигрантам чрезвычайно важно осознавать, что процесс интеграции имеет двусторонний характер. Однако анализ ответов опрошенных иммигрантов (с учетом принадлежности к разным поколениям) показал, что среди тех, кто родился в Европе, в 6 раз больше людей, чувствующих себя «иностранцами», чем среди тех, кто принадлежит к первому поколению иммигрантов. Парадокс заключается в том, что первое поколение, некогда приехавшее по контракту, не ставило перед собой задачу адаптироваться и на склоне лет вращается среди соплеменников своего поколения, плохо знающих язык принимающего общества. Эти люди предпочитают жить в своем закрытом и изолированном мире, по-прежнему придерживаясь национальных традиций. А их дети, родившиеся в Европе, получившие хотя бы среднее образование, имеющие паспорта и право на социальный пакет, постоянно натыкаются на проявления дискриминации. «Мой отец - француз, а мать - туниска. Что касается меня, то я - грязная арабка», - сказала моя респондентка - служащая отеля. Именно знание французского языка и знакомство с французскими обычаями и стереоти-
пами поведения заставляют ее сделать подобный вывод. Каждодневная бытовая дискриминация создает у иммигрантов второго поколения чувство отчуждения принимающим обществом.
«Знакомьтесь: мой сын - дважды инвалид: во-первых, он -араб, во-вторых, - выпускник университета». Так представил имам своего сына в популярных комиксах «Дело о платке». В этом высказывании содержится намек на то, что безработица во Франции особенно тяжело проявляется при первом трудоустройстве выпускников вузов, а для арабов-иммигрантов, имеющих диплом, устройство на работу становится неразрешимой задачей.
Выраженной этнической дискриминации во Франции нет, ибо все прекрасно знают, что это не соответствует демократическим лозунгам и политкорректности. Тем не менее есть расслоение по социальному признаку, где иммигранты в основном представлены низшими слоями общества. В этом смысле французское общество довольно закрытое, жестко стратифицированное. И если в детстве все вроде бы равны, то по мере их взросления социальные барьеры растут и начинают совпадать с этническими.
Ситуация обостряется, когда образуются национальные кварталы, где автохтонное население оказывается в меньшинстве, или когда возникает конкуренция на рынке труда. Территориальная сегрегация порождает изоляцию от остального населения и возникновение на этой почве этнической солидарности, которая не всегда конструктивна. Последнее обстоятельство, усугубляющееся в условиях экономического кризиса, создает кризисную ситуацию. Территориальная сегрегация этноса всегда опасна.
Любопытно свидетельство азербайджанца Рея Бабаева, находившегося в начале декабря 2005 г. в Ницце: «По словам азербайджанцев, которые временно или постоянно проживают во Франции, наших соотечественников в этой стране практически всегда принимают за арабов, так как наша кожа смугла, а волосы в основном темные. Лишь знакомым французам удается объяснить, что к арабам мы не имеем никакого отношения. Обыкновенные прохожие же принимают азербайджанцев за арабов. Азербайджанцы, с которыми мне удалось поговорить, рассказывают, что после погромов, которые устроили арабы (речь идет о волнениях, прокатившихся по всей стране после гибели двух арабских мальчишек, сгоревших в трансформаторной будке), страдают и наши соотечественники. Прохожие на улицах кидают им вслед какие-то колкости, называя "вонючими арабами". Продавцы магазинов, которые ежедневно их с радостью встречали и провожали, перестали с ни-
ми даже здороваться. Страдают и представители многих других национальностей... На самом деле все дело в социальном кризисе, который поразил Францию, в нехватке рабочих мест для мигрантов. Кстати, местные и иностранные СМИ очень сильно приукрашивают все те беспорядки, которые происходят во Франции». Как передает Рей Бабаев, «во Франции безработными считаются около 11% населения. Среди молодых арабов уровень безработицы достигает 55%. После этих цифр выводы напрашиваются сами собой».
Следует отметить, что сам факт беспорядков можно рассматривать как модель поведения, навязываемую обществу с экранов телевидения. Характерно, что гибель болельщика «Спартака» Егора Свиридова в декабре 2010 г. в Москве вызвала серьезные беспорядки в столице. Около 5 тыс. молодых людей, в основном молодежь от 15 до 20 лет, собрались на Манежной площади. Тот факт, что убийцей оказался выходец из Дагестана, вывел на улицу российских националистов, в результате чего акция получила характер межнационального конфликта. Вслед за Москвой беспорядки прошли в Санкт-Петербурге и Ростове. Очевидно, что в эпоху глобализации такого рода действия стали средством выражения своих эмоций и требований, которым пользуются молодые люди, входящие во взрослую жизнь без всяких надежд на достойное трудоустройство и реализацию своих мечтаний. Миф о том, что наличие в стране иностранцев мешает или является источником всех бед, весьма популярен в тех странах, где много гастарбайтеров. На самом деле - это социальный миф, который как бы отвлекает общество от понимания неспособности правительства решить социальные проблемы.
«Повседневное насилие в театре и кино», так назывался коллоквиум, организованный зимой 2010 г. в Университете имени Поля Валери в Монпелье. Действительно, сегодня практически каждый телеканал показывает сюжеты, в которых фигурирует насилие. Другой популярной темой являются мошенничество, разбой, коррупционные скандалы, хищения в крупных размерах и т.д. И тот и другой фактор создают атмосферу стресса. Социологи считают, что в этих условиях молодежь становится циничной, ибо вера в светлое будущее уже даже не зарождается... Ситуация уязвимости, угрозы утраты работы или перманентное ее отсутствие вызывают как реакцию агрессию. Идет невротизация, стресс, происходит разрушение психики, ослабевают социальные связи, ибо в таких условиях не хочется общаться с более удачливыми сверст-
никами. Психологи объясняют появление агрессии как реакцию на раздражители. Это своего рода психологическая защита, которая способствует сохранению чувства собственного достоинства. Выходцы из стран Магриба в европейских государствах находятся в специфических условиях, которые влияют на их психику: старая (родительская) система координат, бывшая на родине, утрачена, а новая - чужда, ибо она построена на других ценностях. Не случайно, что между представителями первого поколения гастарбай-теров и их детьми, родившимися в Европе, возникает отчуждение, ибо опыт старшего поколения, основанный на культурных традициях арабской родины, в новых европейских условиях остается невостребованным.
Надо также отметить то обстоятельство, что родившиеся во Франции арабы испытывают трудности по возвращении на родину. Особенно это касается социальной сферы. Зачастую поездка на родину предков вызывает глубокое разочарование, однако это отнюдь не способствует стремлению магрибинца, имеющего французское гражданство, немедленно изменить свой менталитет и сделаться стопроцентным французом. Более того, оставшиеся на родине родственники стремятся присоединиться к тем «счастливчикам», которым удалось получить французское гражданство. Отметим также особенности французской бюрократической машины, которая после ухода из своих бывших колоний не предусмотрела, что смешанные браки станут источником новых иммигрантов. Журнал «Экспресс» описывает ситуацию, когда алжирская семья, благодаря французскому гражданству своей прабабушки, которое она получила в тот период, когда Алжир был территорией Франции, смогла переехать во Францию. В конце концов, благодаря французскому гражданству прабабушки, из Алжира во Францию выехало 52 человека!!! И это не единичный случай. Автор статьи указывает, что всего, таким образом, из Алжира выехало 80 тыс. человек, а это примерно население небольшого города, например, Кольмара. Суды ряда городов - Нима, Монпелье или Марселя -завалены заявлениями на получение французского гражданства подобными алжирскими семьями. Очевидно, что это пример того,
как Франция расплачивается за свое колониальное прошлое...
* * *
В конце XX в. ученые обратили внимание на социально-психологический феномен, который они обозначили как этниче-
ский парадокс современности: несмотря на то что особенности этнической культуры стираются, этническое самосознание растет. Примером этого могут служить армянские диаспоры в Европе. Похожие процессы проходят в сообществе берберов и кабилов, которые, находясь в диаспоре, осознали свою национальную специфику: именно в условиях эмиграции во Франции они создали берберскую письменность.
Формирование единого европейского правового пространства - сложный и порой противоречивый процесс. Одним из последствий экономической глобализации в мире стало дальнейшее спонтанное сближение различных правовых систем через их взаимодействие и взаимопроникновение в ходе международного общения, а также создание единых правовых пространств в рамках глубокой интеграции, осуществляемой рядом международных объединений. Другими не менее важными, чем экономическая глобализация, причинами формирования сходных правовых стандартов являются гуманизация и социализация права, претворение в жизнь универсальной концепции прав человека. Однако в европейской Конституции изначально не было места национальной идентичности. И хотя европейское право всегда развивалось на базе национальных законов, оно не учитывает того факта, что население Евросоюза - это уже не только автохтонные европейцы.
Кроме того, европейская конституционно-правовая культура тесно связана с христианством, формировалась во многом под его прямым воздействием и не учитывает наличия в европейском пространстве иных религиозных систем. Как пишет Джозеф Вейлер, известный публицист и профессор международного права в университете Нью-Йорка и директор программы «Мировая школа права» в Школе права при университете Нью-Йорка, «в своей резолютивной части Конституция Европы отражает однородность европейских конституционных традиций. Она полностью отстаивает идеи свободы религий и свободы от религий, как это и должно быть. Преамбула же Конституции ЕС должна отражать европейскую разнородность». «Главной целью Европейского союза, -по мнению Дж. Вейлера, - должны быть конституционная толерантность, терпимость к конституциям других, признание других идентичностей. Вам необязательно быть такими же, как другие, чтобы жить с ними в мире. Это то, особенное благородство, которое всегда было присуще европейской интеграции».
В своей книге «Христианская Европа» Джозеф Вейлер пишет: «Религия может оказывать деструктивное влияние на полити-
ку и на международные отношения. Но на все более секуляризующемся Западе мы часто забываем о том, что такое религиозная страсть. Когда кто-то становится террористом по религиозным соображениям, мы объясняем это дурными материальными условиями его жизни. Это типичная марксистская, т. е. материалистическая, интерпретация: причина не в вере как таковой, а в том, что он несчастен, голоден, угнетен и потому обращается к религии, как к опиуму для народа. Мол, достаточно повысить уровень жизни - и религиозный экстремизм исчезнет. Даже удивительно, какое сильное влияние эта марксистская чушь оказала на политическое мышление Запада. Секуляризация государства лишила Запад способности понимать всю серьезность обязательств в других частях мира».
Вопрос об идентичности не возникает в однонациональном обществе, однако и в таком социуме вопрос о происхождении индивида остается актуальным. Этническая идентичность - это осознание и переживание личностью своей принадлежности к какой-либо этнической общности с одновременным принятием ее норм, критериев, ценностей на морально-этическом уровне. Чувство этнической идентичности формируется в процессе социализации и является динамическим образованием, поскольку в любом возрасте под влиянием внешних обстоятельств возможно его переосмысление и трансформация. Однако европейский социум порой отторгает иммигрантов.
Особенно сложно происходит адаптация выходцев из Алжира. Последствия франко-алжирской войны 1954-1962 гг. тяжело сказались на обоих народах. В результате франко-алжирской войны погибло около 700 тыс. алжирцев, а Четвертая республика перестала существовать. В последние годы алжирские интеллектуалы, в том числе живущие во Франции, предпринимают усилия для того, чтобы рассказать правду об этой войне. В частности, премьера фильма «Вне закона», впервые показанного на Каннском фестивале, вызвала резкую полемику и реакцию протеста со стороны нескольких депутатов французского парламента. По случаю премьеры в Каннах были приняты беспрецедентные меры безопасности: на пресс-показе у журналистов отбирали бутылки с водой (как в аэропорту), а на знаменитой каннской красной ковровой дорожке дежурила Национальная гвардия. Режиссер фильма Рашид Буша-реб сказал: «Это - нарыв, который существовал многие десятилетия. Теперь этот нарыв вскрылся, и я надеюсь, что мы, наконец,
сможем спокойно обсудить эту тему, выслушав позиции обеих сторон».
Попытка обратить внимание французской общественности на острые моменты во франко-алжирских отношениях была не случайной. Дело в том, что в последние годы во Франции началась дискуссия по поводу колониальной экспансии Франции. Под вопрос была поставлена национальная мифология, основополагающий для коллективной идентичности образ Франции, в котором соединялись «революционные ценности и мессианский универсализм, республиканский правопорядок и неукоснительная терпимость к Другому, "цивилизаторская миссия" и страх различий». Это началось с выдвижения своих претензий к властям со стороны тех, кто считает себя жертвами колониальной экспансии. Франция оказалась не готова к пересмотру своего колониального прошлого. В 1990-х годах интерпретация колониализма приняла односторонний характер, подтверждением чего стали памятники павшим бойцам ОАС, сооруженные в Тулоне, Перпиньяне и некоторых других городах, а также музеи: Музей истории французской колонизации Алжира (1830-1962) в Монпелье, Музей алжирской войны и деколонизации Марокко и Туниса в департаменте Тарн, Музей французских репатриантов из колоний в пригороде Лилля, Национальный мемориал Заморской Франции в Марселе, наконец, Национальный центр (Cite) истории иммиграции на месте бывшего Музея колоний в Пор Доре (Париж). Таким образом, налицо стремление «позитивно» пересмотреть и интегрировать колониальный период в историю страны.
Переосмыслению колониальной истории на официальном уровне положил начало бывший президент Франции Жак Ширак. Открывая монумент Памяти гражданских лиц и военных, погибших в Северной Африке 11 ноября 1996 г., он подчеркнул «важность и богатство работы, которую проделала там Франция и которой она должна гордиться».
Ж.-П. Шевенман, бывший в период между 1997-2000 гг. министром внутренних дел, в журнале «Нувель обсерватер» выступил с лозунгом «Перестанем стыдиться!». При этом он призывал не только помнить о насильственном утверждении колониального режима, но и учитывать позитивные моменты колонизации. К ним он относил школьное образование, которое, по его словам, стало «интеллектуальным оружием освобождения».
Но главным документом подобного переосмысления колониального прошлого стал Закон от 23 февраля 2005 г., в котором
была зафиксирована «признательность женщинам и мужчинам, участвовавшим в работе, которую Франция проделала в бывших французских департаментах Алжира, Марокко, в Тунисе, в Индокитае и на всех территориях, где она ранее установила свой суверенитет» (ст. 1). Закон вызвал весьма противоречивую реакцию. Правые встретили его восторженно, как признание колонизации «великой эпопеей» в истории страны, некоторые даже увидели здесь моральную компенсацию за закон, принятый в мае 2001 г., который признал рабство «преступлением против человечества». Одновременно закон вызвал бурю возмущения среди выходцев из французских колоний во Франции и населения стран Магриба. Спустя 11 месяцев президент Ж. Ширак был вынужден вернуть ст. 1 закона от 23 февраля в Национальное собрание для доработки.
Французские исследователи считают, что ситуация, возникшая вокруг «колониального ревизионизма», является проявлением «кризиса национальной идентичности», в котором нашли выражение и структурный кризис экономики, и нарастающие трудности интеграции мигрантского населения, и идейно-теоретические сложности признания культурных различий. Многие указывали на то, что современное настороженное отношение во Франции к мусульманской религии имеет истоки в колониальном прошлом.
Мир глобализуется, и проблемы миграции существуют практически везде. Есть два стратегических подхода к интеграции мигрантов: принцип «мультикультурности» и принцип «плавильного котла». Первый предполагает, что нации должны сохранять своеобразие, жить рядом, сохраняя свою идентичность. И школы в таком случае могут быть разные. Второй, на который сделали ставку США, требует выравнивания всех иммигрантов по некоторым параметрам - язык, культура, образование.
Советская национальная политика, при всех ее перекосах, следовала в этом же направлении. Американский подход к миграционным проблемам работает до определенного предела: если поток мигрантов слишком велик, то нация-реципиент не успевает их ассимилировать. Так, приток испаноязычных соседей из Латинской Америки в США сегодня достиг такого масштаба, что в США начинают опасаться, как бы страна не перестала быть англоязычной. Кроме того, несмотря на пресловутый «плавильный котел», в Америке приезжие из других стран стараются держаться своими общинами, взаимодействовать при необходимости, хотя стычки между ними иногда происходят.
Французские власти допустили немало ошибок в своей национальной политике. Беспорядки в парижских пригородах в ноябре 2005 г. имели причиной не религию, а отчаяние от безысходности. «То, что этот взрыв был воспринят как свидетельство провала интеграции магрибинцев, указывает на менее различимую проблему: общество склонно патологизировать FII (Français issus de l'immigration - французы иммигрантского происхождения)». Обратившись к имамам, чтобы те повлияли на хулиганов, Н. Саркози, бывший в то время министром внутренних дел, только укрепил ошибочное впечатление, что ситуация на улицах связана с исламом.
Интеллектуалы Франции находятся в плену идеологии. Часть правых и большинство левых демонстрируют себя поборниками равных возможностей, однако они не обращают внимания на бытовую дискриминацию. Н. Саркози на посту министра внутренних дел предложил жесткий законопроект иммиграционной реформы и провел массовую депортацию нелегалов. Но в тот период это было адресовано сторонникам Ле Пена, с которым Саркози конкурировал на президентских выборах. Готовясь к своей президентской кампании, Саркози старался заработать очки в глазах различных этнических групп.
Как отмечает философ Тарик Рамадан, живущий в Швейцарии, французский политический класс применяет сейчас «двойной стандарт»: «В теории обсуждается политическое единство республики, а на практике применяется политическая стратегия мобилизации потенциальных электоратов». Игнорирование дискриминации создает реальную опасность того, что французские мусульмане привыкнут к обращению с ними, как если бы их религиозная и этническая идентичность была решающей, и их политическое поведение действительно станет определяться этим. В худшем случае лишенная права голоса группа может начать воспринимать себя маргинализованным меньшинством, отойдет от республиканских ценностей и выступит за наднациональную мусульманскую общину (умму) как за альтернативное общество. Опросы показывают, что французское население в целом поддерживает программы, направленные на устранение дискриминации иммигрантов, пока те лишь немного отклоняются от республиканского эгалитаризма.
Совершенно очевидно, что французским политикам пора отказаться от чрезмерной республиканской риторики. Кроме того, назрела необходимость рассеять широко распространенное заблуж-
дение, будто ислам по своей сути является радикальной религией и несовместим с французским республиканизмом.
То, что французы называют «контрколонизацией» или «теневой, демографической колонизацией» (имеется в виду увеличение легальной и нелегальной иммиграции в европейские страны. -О.Б.), на самом деле - естественный процесс, связанный с изменением антропологической модели в мире. Численность европейцев сокращается; по некоторым данным, сейчас они составляют 21% от мирового населения, а к концу века ожидается сокращение до 8%. Речь идет о том, что европейцы могут стать этническим меньшинством. Поэтому в этой ситуации настоятельной необходимостью становится атмосфера доброжелательности в обществе, ибо именно она является гарантом уверенности в завтрашнем дне, стимулирует стабильность межнациональных отношений и сохранение гуманитарных ценностей. Надо помнить о том, что к Другому надо относиться так, как мы бы хотели, чтобы относились к нам. В этой связи уместно вспомнить высказывание немецкого философа Иммануила Канта (1724-1804): «Не страшно быть опровергнутым, страшно быть непонятым»...
«Зарубежный Восток и современность: Тридцать лет спустя», М., 2011 г., с. 133-143.
И.Титаренко,
доктор философских наук,
Южный федеральный университет (г. Таганрог) МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ: ТОЛЕРАНТНОСТЬ ИЛИ БОРЬБА ЗА КУЛЬТУРНУЮ ИДЕНТИЧНОСТЬ?
Возникновение феномена глобализации, понятого как процесс становления единого взаимосвязанного мира, сегодня мало кем оспаривается и ставится под сомнение. С социокультурной точки зрения глобализация часто трактуется как постепенное эволюционное формирование общечеловеческой культуры, связанное со стиранием существующих национально-культурных особенностей. При этом исследователи в качестве объективных проявлений глобализационных процессов указывают на все возрастающее единообразие предметов потребления, распространение поведенческих стереотипов, стандартизацию навыков и приемов профессиональной деятельности, универсализацию форм общения людей.
