CC BY
121
АНТОН ЧЕХОВ И АЗ ИЗ НЕСИН
Мустафа Йылмаз
Аннотация. В статье предпринята попытка в ходе компаративного анализа установить генетическую связь между творчеством А.П. Чехова и турецкого писателя ХХ в. Азиза Несина на материале сопоставления их рассказов «Двое в одном» и «Слава богу» и оценки А. Несином творчества Чехова.
Ключевые слова: Антон Чехов, Азиз Несин, художественное влияние.
Summary. The article considers the reconstruction of the genetic links between works of Anton Chekhov and Turkish author Aziz Nesin (based on analysis of their short stories Two in one and Glory to God) and A. Nesin's assessment of Chekhov's works.
Keywords: Anton Chekhov, Aziz Nesin, artistic influence.
В этой статье мы проследим рецепцию А.П. Чехова и его художественное влияние на творчество известного и в России турецкого юмориста и сатирика Азиза Несина (19151995). Начнем с того, как произведения Чехова появились в Турции и какова была литературная и общественная реакция на них.
Тюрколог Л. Алкаева в 1982 г. в статье «Русская классика в Турции» указывает на определенное сходство социально-экономического уклада дореволюционной царской России и Турции после основания в 1923 г. республики Л. Алкаева считает, что начиная с 1930-х гг. турецкая литература явно перекликалась с русской по характеру тематики: сатирическое обличение произвола властей, судьба "маленького" человека, взаимоотношения интеллигенции и народа, жизнь крестьян, "исповедальная тема" и др. Турецкие писатели творчески заимствовали идеи из богатого наследия русской литературы, им были близки
ее психологизм и гуманизм. «Итак, вполне закономерным и естественным представляется общее духовное воздействие более развитой литературы на молодую литературу турок, становившуюся на твердую национальную почву» [1, с. 99-100].
В турецкой литературе чеховское влияние прослеживается с 1920-х гг., особенно оно заметно в творчестве турецкого прозаика М.Ш. Эсендала (1884-1952). Эсендал был политиком. В начале десятилетия он был отправлен послом в Баку, где изучал русский язык и познакомился с творчеством Чехова. В 1924 г. Эсендал вернулся на родину и начал публиковать переводы Чехова и собственные рассказы. В турецкой литературе именно он популяризировал чеховские принципы малой прозы.
Влияние Чехова на творчество Эсендала - это хорошо изученная тема. Турецкий исследователь Хюлья Арслан убедительно доказывает «сильное воздействие произведений Чехова на
343
344
Эсендала» и то, что «он со временем "присвоил" чеховскую манеру письма и написал в этом духе более двухсот рассказов» [2, с. 109]. К тому же Арс-лан обращает внимание на то, что знакомство с творчеством А.П. Чехова оказало заметное влияние и на две стороны культурной жизни Турции: во-первых, оно «стало толчком к новой волне интереса к новеллистике и развитию жанра короткого рассказа, а также дало новый импульс развития национального театрального драматического искусства». Исследователь справедливо отмечает, что «мир А.П. Чехова открыл возможность турецкой культуре и литературе по-новому взглянуть на процессы, происходившие внутри турецкого общества, и тем самым подняться на более высокий уровень художественных и нравственных обобщений» [там же, с. 125].
В 1930-е гг. произведения Чехова бурно переводятся на турецкий. Ими переполнены газеты, журналы. Появляются первые отдельные издания его рассказов. Но этот интерес не ограничен Чеховым и русской литературой. Тридцатые годы ХХ в. в Турции можно назвать десятилетием ознакомления с мировой литературой. Однако переводы этих лет имеют свои недостатки. Известный тюрколог В.А. Гордлевский говорит, что эти переводы далеко не адекватны и имеют серьезные проблемы в части целостности и верности [3, с. 466]. В эти годы творчество Чехова привлекло внимание и известного турецкого поэта Назыма Хикмета. Он был одним из тех, кто переводил Чехова для газет и журналов.
Турецкие зрители впервые увидят чеховские пьесы в начале 1940-х гг. В 1943-м Стамбульский городской театр поставил «Вишневый сад». В 1945-
1949 гг. издательство Министерства образования Турции опубликовало пятитомное собрание сочинений Чехова. В этом десятилетии переводы Чехова, по наблюдению другого тюрколога М.С. Михайлова, имеют более профессиональный характер [4, с. 95]. Можно утверждать, что в 1940-е гг. интерес к творчеству Чехова в Турции приобрел более распространенный, глубокий характер. С тех пор чеховские произведения беспрерывно публикуются в Турции, его пьесы ставят на стамбульских и анкарских сценах, выходят статьи, исследования и монографии, посвященные его творчеству [5; 6].
Для культурной жизни Турции в 1930-1940-е гг. очень важен политический перелом, обусловленный, прежде всего, такими международными событиями, как Гражданская война в Испании и Вторая мировая война. Хотя Турция не приняла участия в войне, она сильно ощущала возрастающее напряжение между западными странами Европы, США и Советским Союзом. Внутри страны это напряжение отразилось в поляризации интеллигенции на двух противоположных полюсах: противники и сторонники Советского Союза, а точнее - антикоммунисты и коммунисты. Взгляды разошлись. Все переосмысливалось. Антикоммунисты начали чаще ассоциировать с коммунизмом все пришедшее из России. От этого и Чехов получил свою долю. Самый известный анекдот в турецком языке про коммунизм вышел из одного чеховского рассказа - «На гвозде», который был впервые переведен в 1943 г. «По Невскому плелась со службы компания коллежских регистраторов и губернских секретарей. Их вел к себе на именины именинник Стручков». У входа
они замечают что-то настораживающее: «На стене торчал большой гвоздь, а на гвозде висела новая фуражка с сияющим козырьком и кокардой. Чиновники поглядели друг на друга и побледнели. - Это его фуражка». Услышав, что он разговаривает с женой Стручкова, компания тихо выходит обратно [7, с. 41]. Этот рассказ превратился в злой анекдот, который целится в систему ценностей среднего турецкого мужчины: коммунист приходит к себе домой вечером и в прихожей видит чужой головной убор. Значит, жена занята, и он уходит до тех пор, пока она не освободится. Коммунисты, мол, таковы! Речь не идет о простом народе: среди него мало кто знает, кто такой Чехов и его рассказ «На гвозде». Но каждый турок хотя бы раз слышал этот анекдот.
Один из тех турецких писателей, на творчество которых оказал влияние Чехов, - это сатирик и юморист Азиз Несин. Он начал свою карьеру журналистом в начале 1940-х гг., а примерно через десять лет вошел в литературу. Из иностранных языков Несин знал только английский, а русскую литературу, в том числе и произведения Чехова, читал в переводе. Поэтому он не имел такого полного представления о творчестве русского писателя, как, например, Эсендал. Но, видимо, это нисколько не мешало Несину восхищаться творчеством Чехова, что он и высказывал откровенно в своих записках, интервью и др. В процессе анализа этого материала мы убедились, что Чехов является для Несина неким критерием, по которому можно измерить свой творческий путь и оценить свои произведения и произведения других писателей.
Хорошим примером тому служат записки Несина, которые он вел в
1981 г. в Москве, где поправлял здоровье. В записках Несин подвергает критике некоторые произведения Тургенева, Горького и Шукшина. Он выделяет в них олицетворение как общий прием и спрашивает себя, было ли это у Чехова? Вот фрагмент из этих записок, характеризующий особое отношение Несина к Чехову:
«Чтобы ярче отражать психологию человека, [писатели] порой пользуются параллелизмами с природой или вещами. А порой делают наоборот: объясняют вещь или природу с помощью человеческой психологии. (Это большая чушь). Это есть и у Горького, и у Шукшина, и у Тургенева. <...> Вот пример из Тургенева: <...> "Небольшой деревянный домик с мезонином, выкрашенный розовою краской, стоял посреди сада и как-то наивно выглядывал из-за зелени деревьев". <... > В каком положении какой-то дом может стоять и выглядывать наивно, или хитро? Какая нам польза, писателю или читателю, от такого приема -пользоваться человеческой психологией, чтобы объяснить вещь и природу? <...> Есть ли у Толстого такие приемы? Не припоминаю сейчас. Надо перечитать. Я знаю, что у Чехова нет, или мне так кажется, может быть, такого не могу ему приписывать. Я должен перечитать Чехова» [8].
Наше компаративное исследование творчества Азиза Несина позволяет утверждать, что это замечание в записях для себя имеет не критический (он высоко ценил и русскую классику, и современную ему литературу ХХ в.), а эстетико-стилевой характер: писатель формирует свой способ современной художественной коммуникации. Как пишет Н.С. Выгон, «колоссальное воздействие творчества Чехова на ли-
345
346
тературу ХХ века - и отечественную, и мировую - уже стало фактом литературоведческого сознания. Открытые им возможности малой формы, анекдотического сюжета или лишенной традиционной композиционной четкости "истории", новая повествовательная интонация, в которой переплетаются голоса героев и автора, подтекст и связанный с этим особый чеховский психологизм определили новый путь художественной прозы ХХ века» [9, с. 115]. Так же, как для его русского предшественника М. Зощенко, несатирическая новеллистика А. Чехова становится базойдля осмысления современной специфики комизма: «О современном юморе. Все коротко. На 3 секунды. Все напряжено. Нельзя скучать. Природа ушла вовсе, а если и есть, то смешная <...>» [10, с. 5].
Влияние Чехова на творчество Несина, в основном, проявляет себя в перефразировании и переосмыслении мотивики. Тому прекрасный пример - рассказ Несина «Слава богу», который написан в 1957 г. по мотивам чеховского «Двое в одном» (первый перевод на турецкий - 1943). Трамвай в Стамбуле. На задней площадке теснится восемь человек, в том числе и рассказчик. Рассказ открывается портретными деталями, которые, как правило, не характерны для несинов-ской прозы: старик, обутый в домашние туфли из грубой шерстяной материи, поверх которых были надеты галоши. У него на голове старая, свалявшаяся меховая шапка. Другой, средних лет, - в кепке и с корзиной яиц, прикрытой сверху соломой. «И всю дорогу пассажиры только и говорили об этих яйцах». Разговор быстро доходит до актуальных повседневных проблем: дороговизна, дефицит, квартир-
ный вопрос. В разговоре не принимают участия только рассказчик и еще один пассажир в кожаной куртке, с черными усами. «Шесть пассажиров, каждый по очереди, делились своими горестями, и каждое заявление встречалось сочувственно: - Да-а-а! - Верно! - Ты прав!» Чем дальше разговор, тем более возбуждена компания: «Эти люди, словно не домой шли, усталые, после целого дня работы, а на митинг протеста против дороговизны». Но когда трамвай отходит от очередной остановки, человек в кожаной куртке, с черными усами, который все время тихо слушал, наконец-то не выдержал и закричал: «Кто сказал, что нужную вещь нельзя найти? Слава богу, у нас все есть!» Рассказчик пугается за этого человека, ведь он один против семерых. Но все идет по другому пути: «Я оглядел каждого. А они уставились на человека в кожаной куртке. На площадке воцарилась тишина. <...> Семеро совсем опешили. Первым пришел в себя обладатель корзины с яйцами: - Слава богу, конечно, все можно найти!» Другие пассажиры, как бы говоря «Аминь!», тоже повторяют: «Слава богу!» После этого разговор приобретает противоположный характер. Каждый начинает нахваливать то, на что только что жаловался. Затем на каждой очередной остановке пассажиры начинают сходить с трамвая, при этом не переставая повторять: «Слава богу, слава богу!» Наконец, человек в кожаной куртке и рассказчик остаются наедине. Человек спрашивает: «А вы что думаете?» Рассказчик поднимает плечи, втягивает голову, разводит руки в сторону, как бы говоря: «Не знаю, что могу сказать!» Человек в кожаной куртке еще раз спрашивает и, не дожидаясь ответа, отме-
чает: «Сейчас все они поносят меня. Я знаю, чем они дышат, даже когда говорят "Слава богу". Им что ни скажи, всему будут поддакивать. Такой народ - ни богу свечка, ни черту кочерга. <... > Так как же, есть ли у нас дороговизна?» Рассказчик говорит «Слава богу!» и выскакивает из остановившегося трамвая. Слава богу, что отвязался от человека в кожаной куртке [11, с. 191-195].
Как мы уже говорили, рассказ «Слава богу» был написан в 1957 г. В те годы в Турции у власти была Демократическая партия. Несмотря на свое название, она не воздерживалась от полицейских методов борьбы против диссидентов и тех простых граждан, которые были недовольны общей ситуацией в стране. Азиз Несин часто использовал мотивы конфронтации простого человека с властями. Таков и контекст рассказа «Слава богу». К концу его выясняется, что человек в кожаной куртке, с черными усами -просто водитель. Но его вид и уверенность в себе вызывают у пассажиров другие мысли, хотя они открыто и не произнесены автором. Все думают, что он либо полицейский агент, либо сторонник правительства. В 1950-е гг. это означало немалую силу, которой следует опасаться, что и делают пассажиры, в том числе и рассказчик.
В «Двое в одном» Чехова рассказчик, «лицо высокопоставленное», едет вечером в конке и там видит человечка, напоминающего одного из его канцелярских служащих - Ивана Капитоныча. Только он не был так согнут, как тот, не казался пришибленным. Он свободно говорит о Гамбите, о Бисмарке и т.п. Его слушал весь вагон до тех пор, пока он не заметил «лицо высокопоставленное». Тотчас
же спина его сгибается, лицо моментально киснет [12, с. 9].
Если мы перечитаем «Слава богу» Несина вместе с рассказом «Двое в одном» Чехова, то увидим достаточно сходных мотивов, чтобы уверенно говорить о художественном заимствовании первого у второго. Хронотоп сохранен: вместо конки - трамвай. «Лицо высокопоставленное» из рассказа «Двое в одном» заменил «человек в кожаной куртке, с черными усами». Но самое интересное, что героя Чехова Ивана Ка-питоныча заменил не один, а несколько, точнее, семеро стамбульцев. И либеральная речь Ивана Капитоныча трансформирована в полуполитический разговор о бытовых проблемах 1950-х гг. в Турции. И действительно, когда человек в кожаной куртке вступил в спор, семеро стамбульцев опешили и изменили цвет, как хамелеоны, так же, как Иван Капитоныч, услышав смех «лица высокопоставленного» и узнав его шубу. Стамбульцы тотчас же прекратили жалобы и начали нахваливать прогресс в стране, то есть правительство.
В несиновском рассказе особого интереса заслуживает внимание к портретным деталям: «обутый в домашние туфли из грубой шерстяной материи», «на голове старая, свалявшаяся меховая шапка», «в кожаной куртке, с черными усами» и др. Как мы уже говорили, употребление таких описательных деталей не характерно для несинов-ской прозы. Поэтому, на наш взгляд, они свидетельствуют о свежем впечатлении Несина от рассказа Чехова. В «Двое в одном» такие детали («куний воротник», «человечек в заячьей шубенке») играют важную роль.
В «Слава богу» Несин обрамляет чеховские мотивы политико-бытовой атмосферой 1950-х гг. в Турции. Но при
347
348
этом обнаруживается, что у писателей разные фокусы видения. Если Чехов рассказывает об определенном типе, о «нем», то Несин ломает голову над «нашим» поведением, поведением народа. Он заинтересован судьбой народа и интеллигента, который чувствует себя ответственным перед народом и считает себя частью этого народа. Будучи именно таким художником, он часто говорит не о «я» или «он», а именно о «мы». Не случайно, что Ивана Капито-ныча заменяет не один человек, а группа людей. Как раз в этом Несин отличается от Чехова, который склонен размышлять об определенных типах и определенных случаях, избегая слишком широких обобщений.
У А. Несина в этом рассказе можно уловить разочарование писателя в своем народе: «Эти люди, словно не домой шли, усталые, после целого дня работы, а на митинг протеста против дороговизны». Рассказчик пугается за человека, ведь он один против семерых, если начнется ссора [11, с. 192]. Однако они не идут на митинги, и ссора не начинается. Эти люди не способны ни на коллективную, ни на индивидуальную защиту своих позиций или прав. Как говорит человек в кожаной куртке: «Такой народ - ни богу свечка, ни черту кочерга» [там же,с. 194].
Итак, творчество Чехова впервые вошло в турецкую литературу в 1920-е гг., пользовалось большой популярностью в 1930-е и, начиная с 1940-х, регулярно переводится на турецкий язык. Азиз Несин был одним из тех турецких художников, в творчестве которых прослеживается влияние Чехова. Имя Чехова - одно из чаще всего встречающихся в его записках, интервью и подобных материалах. Несин восхищался его творчеством и видел
его неким мерилом, которым можно оценить свои литературные достижения. В произведениях Несина присутствуют мотивы и повествовательные стратегии, художественно заимствованные из чеховской прозы.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алькаева Л.О. Русская классика в Турции (к вопросу о влиянии русской литературы на турецких писателей) // Русская классика в странах Востока. - M., 1982.
2. Арслан Х. Роль перевода в общественной жизни Турции и диалог культур: Дис. ... канд. культурологии. - M., 2007.
3. Гордлевский В.А. Чехов в Турции // Гордлевский В.А. Избранные сочинения. - Т. II. - M., 1961.
4. Михайлов М.С. А.П. Чехов в Турции // Научные доклады высшей школы. - Филологические науки. - 1960. - № 4.
5. Zeki Baçtimar. Çehov. Hay at ve Sanat Hikâyesi. - Istanbul: Yenigün yayinevi, 1960.
6. Özdemir Nutku. Anton Çehov: Viçne Bahçesi // Türk Dili. -1960. -№ 1.
7. Чехов А.П На гвозде // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит.им. АЖ. Горького. - M.: Наука, 1974-1982. Т. 2. [Рассказы. Юморески], 1883-1884. - M.: Наука, 1975.
8. Неопубликованные записки Азиза Неси-на. Архив Детского фонда им. Азиза Несина. Без шифров.
9. Выгон Н.С. Юмористическое мироощущение в русской прозе: проблемы генезиса и поэтики - M.: Книга и бизнес. - 2000.
10. Зощенко М. Н. Тэффи // Рукописный отдел Пушкинского Дома (ИРЛИ АН РФ). -Ф. 501. - Оп. 1. - Л. 1-17.
11. Несин А. Слава богу // Несин А. Если бы я был женщиной. - M., 1961.
12. Чехов А.П. Двое в одном // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького. - M.: Наука, 1974-1982. Т. 2. [Рассказы. Юморески], 1883-1884. - M.: Наука, 1975. ■
EK
