CC BY
84
УДК 94 (470) "19/..."
Кириллова Алина Игоревна
соискатель Камчатского государственного университета им. Витуса Беринга dom-hors@mail.ru
АНТИАЛКОГОЛЬНАЯ КАМПАНИЯ НА КАМЧАТКЕ В 1920-Х ГГ.
Kirillova Alina Igorevna
PhD applicant, Kamchatka State University dom-hors@mail.ru
ANTI-ALCOHOL CAMPAIGN IN KAMCHATKA IN 1920-S
Аннотация:
Данная статья посвящена исследованию опыта советских властей в борьбе с одной из самых сложных и актуальных социальных проблем КМНС - алкогольной зависимостью населения. Автор рассматривает достижения и недостатки советской антиалкогольной кампании в 1920-х гг. Особое внимание уделяется сложностям данного процесса.
Ключевые слова:
антиалкогольная кампания, коренные малочисленные народы Севера, Камчатка, контрабанда алкоголя, алкогольная зависимость.
Summary:
The author studies Soviet experience of struggle against the alcohol addiction of the population, which is one of the most complicated and urgent social problems of the North indigenous minority nations. The article describes achievements and limitations of the Soviet anti-alcohol campaign of the 1920-s. Special attention is given to the factors preventing from the success of the undertaken measures.
Keywords:
anti-alcohol campaign, indigenous minority nations of the North, Kamchatka, alcohol contraband, alcohol addiction.
Одним из главных зол Камчатки является браговарение и употребление контрабандного японского спирта.
Из отчета Камчатского губревкома за 1924-1925 гг. [1]
В XXI в., несмотря на прогрессивные тенденции в развитии человечества, остается множество социальных проблем, одной из которых является злоупотребление алкоголем. Особенно острой она является для коренных малочисленных народов Севера (далее - КМНС). По данным современных антропологов и медицинских работников, у представителей КМНС отсутствуют гены, способствующие снижению интоксикации организма при приеме алкоголя, что вызывает ускоренное опьянение и привыкание к спиртосодержащим напиткам [2]. О злоупотреблении алкогольными напитками писали еще первые исследователи Камчатки [3; 4], однако впервые о серьезности проблемы заговорили в советские годы. Именно в 1920-х гг. началась первая антиалкогольная кампания на Камчатке. На современном этапе развития обществ КМНС обращение к историческому опыту, анализ прошлого могут помочь в решении этой острой социально-гуманитарной проблемы.
Изначально борьба со злоупотреблением спиртом и другими крепкими напитками была связана с необходимостью поддержания общественного порядка. Так, 17 января 1923 г. Камчатский губернский революционный комитет (далее - губревком) запретил «ввоз всякого рода спиртных напитков, выгонку самогонки и других суррогатов» [5], а также ввел систему штрафов за продажу спирта и появление в общественных местах в состоянии опьянения. Размеры штрафов были достаточно высоки: за ввоз или продажу спирта при первичном нарушении платили от 300 до 1 000 руб. золотом, а при повторном нарушителю грозил штраф от 1 000 до 10 000 руб. или тюремное заключение; за появление в общественном месте пьяным штраф составлял до 25 руб. (за первичное нарушение), а при повторном нарушении лицо должно было быть предано суду [6]. Столь суровые меры, по мнению властей, должны были способствовать снижению количества пьяных дебошей и других правонарушений, а также сокращению объемов ввоза контрабандного спирта из Японии и США.
Местные революционные комитеты также проводили активную антиалкогольную кампанию: районными ревкомами были приняты запретительные циркуляры, которые ограничивали ввоз спирта и изготовление самогона и браги [7].
Однако такие инициативы губревкома и местных ревкомов зачастую не находили поддержки со стороны центральных властей: в апреле 1923 г. Дальневосточный революционный комитет (далее - Дальревком) разрешил торговлю спиртом, несмотря на протесты Камчатского губревкома [8]. Благодаря тому, что Камчатский губревком сумел обосновать необходимость
запрета продажи спиртосодержащих напитков в июне 1923 г. своим постановлением, он вновь запретил торговлю крепким алкоголем и изготовление браги и самогона [9], но в то же время Дальревком разрешил ввоз в Петропавловск 2000 ведер спирта. Местные власти Камчатки пытались активно сопротивляться этому нововведению, просили заменить спирт на хлеб, в котором население нуждалось гораздо сильнее [10].
Следует отметить, что политика Камчатского губревкома в вопросе употребления и распространения алкогольных напитков не отличалась абсолютным постоянством. Так, 6 сентября 1923 г. был разрешен официальный отпуск 50 бутылок вина для организации спектакля-пикника комиссией Последгол (комиссия по ликвидации последствий голода) [11]. Исключения делались властями не только для вин, но и для более крепких напитков: 19 сентября 1923 г. для организации благотворительного вечера-концерта в помощь пострадавшему от землетрясения трудовому населению Японии комиссия по сбору средств просила 50 бутылок водки, коньяку «Орел» 20 бутылок, ликеру «Крем-де-Мокосо» 6 бутылок, ликеру «Пепермент» 6 бутылок, виски 10 бутылок, киевской наливки 15 бутылок, вина «Муха» 20 бутылок и вина «Клорет» 20 бутылок [12]. Таким образом, полного запрета на распространение алкогольных напитков на Камчатке не было, оно было строго регламентировано и находилось в руках губревкома, население региона все так же употребляло спиртное, причем, не только в Петропавловске и других оседлых населенных пунктах, но и в корякских, эвенских кочевьях, ительменских и алеутских селениях [13; 14; 15]. Алкоголь доставлялся туда контрабандистами и выменивался у местного населения на пушнину; причем, «мягкая рухлядь» скупалась у охотников по крайне заниженным ценам. КМНС, населявшие Камчатку, были зависимы от употребления спирта еще в досоветское время.
Местные советские власти вели активную борьбу с контрабандой алкоголя [16]. К 1925 г. в Петропавловске была открыта официальная торговля спиртом: появилось отделение Гос-спирта, что привело к сокращению привоза контрабандного спирта и выгона браги на 90 %, но лишь в самом городе и его окрестностях [17]. В удаленных от Петропавловска селениях, на рыбалках, ситуация оставалась прежней. По данным местных властей борьбу с контрабандой осложнял ряд факторов: обилие удаленных рыбалок, в том числе и японских, недостаточность штата сотрудников милиции, отсутствие у них необходимого количества боеприпасов и плавательных средств [18]. Камчатская таможня не получала достаточной материальной и технической поддержки от краевой, так было отказано в ходатайстве об оснащении отделения таможни на Охотском побережье катером в силу отсутствия средств у краевой таможни в г. Хабаровск [19]; служащие милиции и таможенники совершали рейды на частных плавательных средствах, но необходимой систематичности рейдов таким образом обеспечить не удавалось. О мало-успешности борьбы милиции свидетельствуют следующие данные: в течение одного года в черте действия Таможни (район Петропавловска) было проведено 23 задержания на сумму 1 747 руб. 25 коп., а вне зоны действия Таможни - 31 задержание на сумму 3 706 руб. 71 коп., главной статьей контрабандного ввоза был японский спирт и спиртные напитки [20]. Также медленно и малоэффективно шла и борьба с самогоноварением. Несмотря на то, что согласно Декрету СНК от 20 декабря 1922 г., 75 % штрафных сумм за незаконное изготовление спиртных напитков шло на премирование сотрудников милиции и лиц, способствовавших обнаружению мест изготовления таковых, на Камчатке, в силу отсутствия средств в местном бюджете, премии практически не выплачивались [21]. Все это снижало активность населения в борьбе с незаконным оборотом и изготовлением спирта. Не менее важным фактором, тормозившим антиалкогольную кампанию, была прибыльность изготовления так называемой «браги» или «зюйды»: она пользовалась широким спросом среди КМНС Камчатки, на нее выменивались ценные сорта пушнины и дефицитные продовольственные товары. При низком уровне организации снабжения населения и недостатке товаров первой необходимости, спирт и спиртосодержащие вещества даже в удаленных районах Камчатки были доступны и пользовались значительным спросом у коренного населения.
В 1925 г. борьба с распространением спирта среди КМНС перестала носить сугубо правоохранительный порядок, то есть предприниматься лишь для пресечения правонарушений. Местные власти приняли постановление «О борьбе с эксплуатацией, обманом, спаиванием туземного населения Камчатской губернии» [22]. Согласно этому постановлению в регионе вводилось лицензирование на право торговать в стойбищах туземных народов Камчатки, запрещалась лавочная и развозная торговля, особенно спиртосодержащими веществами. Таким образом, в 1925 г. власти полуострова признали существовавшую давно гуманитарную проблему алкоголизации КМНС, а также массовые махинации и обман населения. Данной проблемой озаботились на краевом уровне, к 1925 г. Далькрайисполком принял постановления о борьбе с пьянством, о запрете ввоза наркотических средств и т.п. [23]. В 1926 г. Пленум Комитета Севера единогласно запретил ввоз спирта в отдаленные районы, где проживали малые народности
[24], то есть проблема была признана на государственном уровне, были предприняты попытки ее решения. Однако политика властей в этом вопросе оказалась непоследовательной: Далькрайисполком во избежание контрабанды разрешил продажу спирта в некоторых пограничных местностях, в том числе и в местностях с туземным населением [25]. В октябре 1926 г. на всей территории Дальневосточного края (в том числе и на Камчатке) было введено в действие постановление ЦИК и СНК СССР от 23 октября 1925 г. «О ставках особого патентного сбора на право торговли хлебным вином (водкою), водочными изделиями, коньяком, виноградными, плодово-ягодными и изюмными винами и пивом», а также на Дальнем Востоке было разрешено открытие заведений, производящих продажу алкогольных напитков. Этим же постановлением разрешалось функционирование «рюмочных», «распивочных», пивных и других заведений, где население могло приобрести алкоголь разной степени крепости. Таким образом, период «сухого закона» в регионе завершился.
Несмотря на попытки ограничить доступ коренного населения к спиртосодержащим напиткам, они оставались самыми ходовыми товарами на стойбищах, спиртом расплачивались с каюрами, проводниками, на него же выменивались шкурки пушных зверей, изделия местных мастеров и мастериц из кости и бивней животных, кухлянки и т.п. Представителей КМНС продолжали обманывать и спаивать. Самым сложным в проведении антиалкогольной кампании была пропаганда запрета на распитие алкоголя несовершеннолетними, ведь согласно общинным традициям, глава семьи-добытчик обязан был угощать всех членов семьи, в том числе и детей. Это приводило к ранней алкоголизации детей у коренного населения, формированию прочной зависимости.
В целом, советская антиалкогольная кампания на раннем этапе носила противоречивый характер, была рассогласованной на разных уровнях власти: с одной стороны, полный запрет на распитие и распространение спиртосодержащих напитков, высокие штрафы на местном уровне, с другой стороны, стремление центральных властей утвердить свою монополию на их изготовление и продажу, а также пополнить государственный бюджет за счет «винной монополии». Однако и местном уровне запретительная политика также властями выдерживалась не всегда. Не менее важными характерными чертами борьбы с алкоголизацией населения была ее волнообразность (от тотального запрета до активной торговли спиртными напитками) и отсутствие необходимых финансовых средств, оборудования и кадров для предотвращения контрабанды. Следует упомянуть о значительных объемах спирта, ввозимых свободно плававшими в территориальных водах Камчатки японцами и представителями американских торговых компаний. Зарубежные дельцы получали значительные прибыли от контрабанды спирта, в начале 1920-х гг. он являлся основной статьей нелегального ввоза. Активной борьбе со спаиванием населения препятствовали и такие объективные факторы, как удаленность кочевий и поселений КМНС друг от друга и от регионального центра, слабая административная сеть в регионе, недостаток образованных медицинских кадров (врачи, фельдшеры, медсестры), которые могли бы помочь в проведении антиалкогольной кампании.
Таким образом, при проведении антиалкогольной кампании среди КМНС на современном этапе следует учитывать опыт советских властей, строго выдерживать единую линию на всех уровнях власти, соблюдать принцип систематичности. Решение данной социальной проблемы является одной из важнейших гуманитарных задач наших дней.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ ГАКК - Государственный архив Камчатского края Губревком - губернский революционный комитет Дальревком - Дальневосточный революционный комитет Далькрайисполком - Дальневосточный краевой исполнительный комитет КМНС - коренные малочисленные народы Севера Райревком - районный революционный комитет РГИА ДВ - Российский государственный архив Дальнего Востока СНК - Совет народных комиссаров ЦИК - Центральный исполнительный комитет
Ссылки:
1. РГИА ДВ ф. Р-2422 Оп.1. Д. 570. Л. 40.
2. Боринская С.А., Козлов А.И., Янковский Н.К. Гены и традиции питания // Этнографическое обозрение. 2009. № 3.
С.117-135.
3. Бергман С. По дикой Камчатке. Петропавловск-Камч., 2000.
4. Гапанович И.И. Местное население Камчатки, Северная Азия // Общественные науки. 1925. № 5. С. 40-52.
5. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1020. Л. 49.
6. Там же.
7. ГАКК ф. Р-225. Оп. 1. Д. 1. Л. 18.
8. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1020. Л. 120.
9. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1020. Л. 164-165.
10. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1020. Л. 345.
11. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1020. Л. 368.
12. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1020. Л. 377а.
13. Бергман С. Указ. соч.
14. Гапанович И.И. Указ. соч.
15. Редько Б.А. Алеуты Командорских островов // Производительные силы Дальнего Востока. Хабаровск-Владивосток, 1927. Вып. 5. С. 69-112.
16. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1020. Л. 383.
17. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 570. Л. 40.
18. РГИА ДВ ф. Р-2413. Оп. 4. Д. 27. Л. 231.
19. РГИА ДВ ф.Р-2422. Оп. 1. Д. 570. Л. 79.
20. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1160. Л. 168.
21. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1160. Л. 136.
22. РГИА ДВ ф. Р-2422. Оп. 1. Д. 1160. Л. 453-454.
23. РГИА ДВ ф. Р-2413. Оп. 4. Д. 21. Л. 248.
24. РГИА ДВ ф. Р-2413. Оп. 4. Д. 21. Л. 247.
25. РГИА ДВ ф. Р-2413. Оп. 4. Д. 21. Л. 384.
References (transliterated):
1. RGIA DV f. R-2422 Op.1. D. 570. L. 40.
2. Borinskaya S.A., Kozlov A.I., Yankovskiy N.K. Geny i traditsii pitaniya // Etnograficheskoe obozrenie. 2009. № 3.
P.117-135.
3. Bergman S. Po dikoy Kamchatke. Petropavlovsk-Kamch., 2000.
4. Gapanovich I.I. Mestnoe naselenie Kamchatki, Severnaya Aziya // Obshchestvennie nauki. 1925. № 5. P. 40-52.
5. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1020. L. 49.
6. Ibid.
7. GAKK f. R-225. Op. 1. D. 1. L. 18.
8. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1020. L. 120.
9. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1020. L. 164-165.
10. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1020. L. 345.
11. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1020. L. 368.
12. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1020. L. 377a.
13. Bergman S. Op. cit.
14. Gapanovich I.I. Op. cit.
15. Red'ko B.A. Aleuty Komandorskikh ostrovov // Proizvoditel'nie sily Dal'nego Vostoka. Khabarovsk-Vladivostok, 1927. Issue 5. P. 69-112.
16. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1020. L. 383.
17. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 570. L. 40.
18. RGIA DV f. R-2413. Op. 4. D. 27. L. 231.
19. RGIA DV f.R-2422. Op. 1. D. 570. L. 79.
20. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1160. L. 168.
21. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1160. L. 136.
22. RGIA DV f. R-2422. Op. 1. D. 1160. L. 453-454.
23. RGIA DV f. R-2413. Op. 4. D. 21. L. 248.
24. RGIA DV f. R-2413. Op. 4. D. 21. L. 247.
25. RGIA DV f. R-2413. Op. 4. D. 21. L. 384.
- 3б0 -
