CC BY
341
Любовь Евстафьевна Моторина. Преподавала на кафедре философии Кировского государственного пединститута (сейчас ВятГГУ) в период с 1973 по 1980 г. В настоящее время профессор кафедры философии Московского авиационного института (национального исследовательского университета), главный редактор научно-образовательного журнала «Философское образование. Вестник Межвузовского центра по русской культуре Минобрнауки России», член редколлегии научного журнала «Кантовская студия» (г. Прешов, Словакия), директор межвузовского центра гуманитарного образования по содержанию и методике преподавания философии в вузах Российской Федерации.
Автор монографии «Феномен человека: методология исследования» (М.: МАИ, 2007), учебного пособия «Философская антропология» (М.: Высшая школа, 2009) с грифом Минобрнауки РФ, соавтор учебного пособия для аспирантов. «История и философия науки (Философия науки)» (М.: Инфра-М, 2012) с грифом НМС по философии Минобрнауки РФ.
УДК 1(091)(470)
А. E. Momopuna
АНДЖЕЙ ВАЛИЦКИЙ О РУССКОЙ ИДЕЕ И ОСОБЕННОСТЯХ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ*
В статье рассматривается интеллектуальная биография польского историка русской философии Анджея Валицкого (Andrzej Walizki); его анализ понятия «русская идея», интерпретация истории русской философии в контексте развития отношений русской философской мысли к Западу, а также оценок Западом русской философской мысли; подчеркивается значение его исследований для развития русской национальной идентичности.
In the article is considered the intellectual biography of Andrzej Walizki, a Polish historian of Russian philosophy; his analysis of 'Russian idea' concept, interpretation of Russian philisophy's history in the context of development relations of Russian philosophical thought towards West, and Western valuation of Russian philosophical thought as well; emphasized the significance of his studies for development of Russian national identity.
Ключевые слова: русская философия, русская идея, славянофильство, западничество, религиозно-философский Ренессанс, русская идея в современной России.
Keywords: Russian philosophy, Russian idea, Slavophilism, Westernism, religious-philosophical Renaissance, Russian idea in the modern Russia.
Исследование русской философии «со стороны» других культур позволяет приблизить и углубить наше понимание вопросов: что привлекает зарубежных аналитиков в истории русской философии? Какие ценности русской духовной культуры продолжают вызывать интерес ученых разных стран? Что означает понятие «русская идея»? Насколько взаимосвязаны «русский коммунизм» и особенности русской культуры? Эти вопросы продолжают оставаться в центре науч-
Работа выполнена при финансовой поддержке РНГФ, проект № 12-03-00029, тема: «Философское россиеведение за рубежом во второй половине XX - начале XXI вв.: направления, школы, центры».
© Моторина Л. E., 2013
ных дискуссий как отечественных, так и зарубежных исследователей русской философской мысли.
Среди зарубежных исследователей академическую известность приобрели работы историка русской философии Анджея Валицкого (Andrzej Walizki). Он относится к тем польским ученым, которые сумели во все времена сохранить интеллектуальную свободу, пренебрегая идеологическими запретами и всякого рода ограничениями. Он автор более двадцати книг на польском и английском языках. Ряд его монографий переведен на русский, итальянский, японский, испанский, украинский языки. Он окончил Варшавский университет (1953), является заслуженным профессором Польской Академии наук и университета Нотр Дам (Индиана, США), действительным членом Польской Академии наук (1998). Работал на факультете социологии Варшавского университета (1958-1960), в Институте философии и социологии Польской Академии наук (1960-1981). В качестве приглашенного профессора преподавал в университетах Англии, США, Австралии, Австрии, Дании, Японии, Швейцарии. Он - гражданин Польши и США. Среди его трудов нет ни одной книги, написанной на заказ или утратившей научную ценность.
Принимая из рук президента Итальянской республики премию Бальцана 23 ноября 1998 г. [1], Валицкий заявил, что целью его научной деятельности была реализация «эмпатического подхода», который способствовал бы пониманию исторических и интеллектуальных особенностей русской интеллигенции. Главное, к чему он всегда стремился, - это превращение изучения интеллектуальной истории России в особую, признанную международным сообществом сферу научного исследования, при этом «быть как можно дальше от какого-либо протаскивания антирусских стереотипов». Без сомнения, что Анд-жей Валицкий много способствовал распространению неискаженных знаний о русской философии повсюду в мире, как на Западе, так и на Востоке [2].
В интервью нашему журналу «Философское образование» в марте 1993 г. в дни работы в Москве русско-американской конференции «Рус-
екая философия и Россия сегодня», Валицкий рассказал о том, как возник у него интерес к русской философии. «Личным другом моих родителей, - пояснил Валицкий, - был русский философ, творец так называемой "педагогики культуры", С. И. Гессен, который вместе со Сте-пуном издавал известный журнал "Логос". Я, будучи гимназистом, общался с Гессеном, и можно говорить о его влиянии на меня. Я собирался изучать философию, но в то время, когда я поступил в университет, философия там на несколько лет вообще была ликвидирована, это было началом полной сталинизации образования (шел сорок девятый год). Философию можно было изучать только после окончания какого-нибудь другого факультета.
Так как мой отец принимал участие в движении Сопротивления в Польше, его посадили в тюрьму. И мне дали понять, что человек с таким политическим положением, как я, может рассчитывать только на то, чтобы изучать русскую филологию, так как никто не хотел ее изучать, у меня не было конкурентов. Я интересовался русской культурой под влиянием С. И. Гессена и еще потому, что мой отец родился в Петербурге, дед работал в Петербурге врачом. Отец прожил в Петербурге 15 лет и хорошо знал русский язык. Так я стал русистом, потом решил вернуться к философии, тем более что знание русской литературы вывело меня через литературную критику в область общественной мысли России. Моя первая книга - "Личность и история" - появилась в 1959 году, когда мне было 29 лет. Я посвятил эту книгу Гессену. Это был сборник статей о славянофилах, западниках, о влиянии Шопенгауэра на Тургенева, об идее свободы у Достоевского... Затрагивались такие темы, которые в России тогда считались вообще невозможными.
Книга возбудила положительный интерес в Польше. А ваши философы сказали, что они лично симпатизируют моим взглядам, но вообще время еще не пришло... В 1960 году я поехал в Америку, встретил там знаменитого знатока русской культуры из Оксфорда Исайю Берлина, он очень поддержал мой интерес к истории русской мысли. Там же, в Америке, я познакомился и с другими специалистами. Моя вера в то, что следует заниматься именно этой проблематикой, еще более укрепилась. После польской "оттепели" 1955-1956 годов цензура стала мягче. Я чувствовал, что могу кое-что писать, пользуясь совершенно невероятной с советской точки зрения свободой. То, что я пишу, может появиться на Западе и будет воспринято там как совершенно нормальная, честная и, возможно, оригинальная интерпретация. Поэтому я подумал, что если мы с Советами связаны как единый политический блок, а у нас появилось гораздо больше свобо-
ды, то, может быть, это именно и есть моя обязанность - теперь продолжать заниматься русской культурой. Я написал историю русской мысли от просвещения до марксизма. Остановился на начале XX века, потому что знал: когда на сцену выйдет Ленин, тогда либо я пойду на компромиссы, либо у меня это снимут» [3].
Это интервью с А. Валицким мы рассматриваем как особый исторический документ, поскольку нельзя более точно выразиться о себе, чем это делает сам автор.
В июне 2012 г. А. Валицкий вновь посещает Москву, делает доклад на пленарном заседании юбилейной конференции «Александр Герцен и исторические судьбы России», организованной ИФ РАН, где накануне состоялась презентация русского перевода его книги «Философия права русского либерализма» [4]. В дни работы конференции спустя двадцать лет мы обратились с просьбой об интервью, на что Валицкий уклончиво ответил: с тех пор мои взгляды не изменились. Действительно, А. Валицкий очень последователен в своих выводах и критических оценках.
Например, по вопросу о своеобразии русской философии Валицкий во всех своих работах, утверждал, что он никогда не признавал какой-то особой уникальности русской мысли. Он объяснял русские культурные течения в компаративистском плане, показывая, что, хотя они оригинальны и интересны, все-таки самобытными и исключительными в абсолютном смысле их считать нельзя.
Валицкий четко обозначил свою позицию и в интервью: русская мысль, начиная с Просвещения и до наших дней, является частью европейской мысли. «Поэтому считаю, что, для того чтобы не брать на себя ответственность за все произошедшее в русской истории, русская философия должна показать, что все эти разговоры об уникальности русского исторического пути -большое преувеличение. Нельзя говорить о какой-то русской философии вообще. Авторы "Вех" критиковали определенную традицию русской мысли и действительно предупреждали об опасности. Но содержанием "русской идеи" является как раз то, что "Вехи" критиковали. Я не знаю, почему на конференции (имеется в виду конференция 1993 г. - А. М.) не говорили о Белинском, о Чернышевском как о носителях части русской идеи. Этот радикализм, включая и писарев-ский, тоже является частью русской идеи. Русский нигилизм, представляемый Писаревым, способствовал разрушению каких-то культурных основ. И он тоже принадлежал к русской идее. Получается противоречие: люди употребляют термин "русская идея" в положительном смысле, забывая о том, что, например, Бердяев, который одним из первых воспользовался этим понятием,
включал в него и анархизм, и нигилизм революционных демократов тоже.
Но ведь те, кто сегодня в восторге от русской идеи, отнюдь не в восторге от Писарева, Чернышевского... Значит, просто нельзя так обобщать. Солженицын утверждает, что всему виной марксизм, другие говорят: виноват не марксизм, а русская культурная традиция, без ее влияния на марксизм не произошло бы то, что произошло. Валицкий же на стороне тех, кто не считает во всем виноватой русскую культурную традицию. Именно люди, враждебно относящиеся к России и к русской культуре, подчеркивают специфику русской культуры в негативном смысле, в том смысле, в каком писал о ней Бердяев в книге "Истоки и смысл русского коммунизма": именно русская идея виновата в том, что появился большевизм. Такую точку зрения, которую я называю культурным детерминизмом, я полностью отвергаю. С другой стороны, восхищаясь русской культурой, противопоставлять ее европейской - значит лить воду на мельницу тех, кто заявляет: "Россия никогда не будет европейской страной"» [5].
Валицкий подчеркивает, что «русскую философию необходимо рассматривать в контексте мировой философии, учитывая связи, переходы и т. д. Какого-то установившегося значения русская идея не имеет. Разные мыслители, которые думали по-разному, пользовались этим термином. В том числе Бердяев, который написал целую книгу о русской идее. Он трижды высказывался по этому вопросу. Во-первых, в "Вехах" он критиковал всю эту специфически русскую традицию; но в "Истоках и смысле русского коммунизма" пришел к выводу, что именно определенные особенности русской традиции, в частности, мессианство и эсхаталогическая устремленность к Царству Божьему на Земле, то есть некая извращенная религиозность, с неизбежностью привели к коммунизму» [6]. Таким образом, позицию Бердяева Валицкий оценивает как двойственную. С одной стороны, замечает он, Бердяев эти идеи критикует как культурную причину торжества коммунизма, с другой - не может отрицать, что к нему самому это также относится, что он во всем этом тоже как-то участвовал.
В статье «Русская идея» А. Валицкий затрагивает вопрос о возвращении к русской идее в постсоветской России. Согласно его оценкам отступление от марксистско-ленинской идеологии и отсутствие идеологических запретов создало в России идеологический вакуум и потребность в самоопределении. В этой ситуации русская идея, по его мнению, стала символизировать поиск национальной идентичности в сфере ценностей. Тема идентичности становится привлекательной для политиков, предвкушающих
новую форму идеологической интеграции государства. Отсюда Валицкий делает вывод: задача формулировки русской идеи в современной России означала, помимо всего прочего, создание канона философских традиций, которые можно было бы рассматривать как отличительно русские и поэтому заслуживающие продолжения [7].
В статье «Русская философия истории» А. Ва-лицкий тонко подмечает, что «есть что-то парадоксальное в том, что основоположником современной русской философии истории стал Петр Чаадаев, в совершенстве изучивший западную философию своего времени и провозгласивший Россию страной «без истории» [8]. Валицкий отмечает особую пристрастность русской интеллигенции к значимости истории. По его мнению, существовало много причин для такого пристрастного интереса к значимости истории. С его точки зрения, она была средством для определения русской национальной идентичности; выражала глубокую необходимость модернизации, ведущую к осознанию контраста между российской политической властью и ее социальной неразвитостью. И, помимо всего прочего, возможно, интерес к истории стал результатом дезинтеграции русской духовной культуры, выступая в качестве замещения религиозного мировосприятия.
В этой же статье он пишет: «Центральное место в секуляризованной истории занимал принцип прогресса, который отвечал на больной вопрос о том, что должно быть сделано. Поэтому русская интеллигенция XIX в. рассматривала приверженность прогрессу как наиболее существенную основу для самоопределения. Многие концепции прогресса могли функционировать также как секуляризованные теодицеи, или, точнее, как историодицеи, оправдывая и объясняя страдания прошлого и настоящего в качестве необходимой расплаты за торжество правды и правосудия в будущем. Более того: в стране в историческом смысле ретардной (замедленной, отсроченной. - А. М.) идея о неизбежных ступенях развития могла служить оправданием страданий в ближайшем будущем, предоставляя аргументы для точки зрения, что люди, живущие в настоящем, и даже целые поколения должны жертвовать собой во имя земного спасения их потомков. Отсюда становится понятно, почему идея неизбежного, всеобщего прогресса нашла в России не только полных энтузиазма сторонников, но также и мощных критиков» [9].
Анджей Валицкий признавал, что он с симпатией относится к русской культуре, но при этом ее европеизирует. Это особенно проявляется в его оценках славянофильства. Он характеризует славянофилов не как уникально русское явление, но как вариант общеевропейского течения
консервативного романтизма. То же самое он утверждает и относительно других течений русской мысли [10].
В 1964 г. Валицкий защитил докторскую диссертацию, посвященную славянофильству и сла-вянофильско-западническим спорам. Английское издание: The Slavophile Controversy (1973, 1975), итальянское издание: Una Utopia Conservatrice. Storia degli Slavofili (1973). Данная работа Ва-лицкого получила также известность в СССР среди историков русской философии - профессионалов. Выбор славянофильства для историко-философского исследования Валицкий объяснял тем, что славянофилы, как и другие представители русского консерватизма, почти полностью игнорировались советскими авторами, тогда как взгляды западников, если и рассматривались, то в искаженном виде, в духе известной «борьбы против космополитизма». Таким образом, монография Валицкого объективно восполняла пробел в исследовании философии славянофилов, существовавший в историко-философской науке. Соответствующие работы на русском языке отсутствовали, а немногие западные работы принадлежали славистам или историкам, слабо знакомым с историко-философской проблематикой. Новым в трактовке Валицким теоретического наследия славянофилов, по мнению М. А. Маслина, являлось соотнесение славянофильского противопоставления «Россия - Европа» с обоснованным немецким социологом Фердинандом Тённисом противопоставлением Gemeinschaft и Gesselschaft (община и общество). Валицкий также опирался на методологию Макса Вебера и Карла Мангейма, рассматривая славянофильство в качестве специфической разновидности европейского консервативного романтизма [11].
Объектом историко-философского исследования Валицкого было и русское народничество. Начавшиеся в СССР в 20-30-х гг. исследования идеологии революционного народничества были прекращены по прямому указанию Сталина после выхода в свет в 1937 г. «Краткого курса истории ВКП (б)». И возобновились только в 60-х гг. В 1965 г. на польском языке была опубликована двухтомная антология русского народничества с большим предисловием Валицкого. Он выступил в Оксфорде с курсом лекций о народничестве в качестве участника семинара Исайи Берлина. Итогом этих лекций стала его вышедшая на английском языке монография «Спор о капитализме. Исследования социальной философии русских народников» (1969, 1989) [12]. Впоследствии эта книга была переведена на испанский, итальянский и японский языки.
В отличие от советских авторов, описывающих преимущественно идеологию революцион-
ного народничества, Валицкий, по мнению М. А. Маслина, не проводит резких различий между революционным и легальным народничеством, делая акцент на его теоретическом содержании в качестве специфического идейно-философского течения. Специально анализируется теоретический спор между народничеством и марксизмом, в особенности народническая критика того, то Валицкий называет «историческим детерминизмом» марксизма [13].
Нельзя обойти вниманием и обобщающее исследование истории русской мысли от Просвещения до Владимира Соловьева и раннего марксизма. Соответствующая работа на польском языке была опубликована в 1973 г. На английском оно публиковалось в 1979 и 1980 гг. [14] До сих пор эта большая монография, отмечает М. А. Маслин, остается наиболее подробным и достоверным, основанным на первоисточниках изложением процесса развития русской философской мысли XVШ-XIX вв., имеющимся на английском языке. К сожалению, до сих пор не существует русского перевода этой ценной книги [15].
В заключение хотелось бы отметить, что Ва-лицкий различал национальную идентификацию и вероисповедание. Он говорил, что это разные вещи. Он также различал европеизацию и вес-тернизацию. Европеизация, по его мнению, предполагает, что вы становитесь частью Европы, но не ценой потери собственной культуры, своей национальной идентичности. Ведь все европейские страны сохранили четко выраженную культурную специфику. Вестернизация же - это подражание странам Запада. В интервью он подчеркнул: «Если вы хотите сказать, что в русской культурной традиции много таких черт, которые препятствуют европеизации, то есть успешному прохождению реформ, я с вами полностью согласен. Но именно поэтому я дистанцируюсь от той точки зрения, что эти черты являются чем-то, от чего Россия избавиться не может, что характерно для русской культуры по самой ее сущности. Я думаю, что культура всех народов подвержена изменениям, и нет, поэтому, какой-то неизменной сущности русской культуры, что русская культура, оставаясь самой собой, может как-то изменяться. В этом смысле я защищаю Россию от русофобских обобщений, представляющих Россию пленницей собственной культуры. У каждой страны есть своеобразие, у России оно просто более резко выражено, чем у многих других стран [16].
Те же принципы Валицкий высказывает по отношению к вопросу о возможном будущем объединении Церквей: не просто переход православных христиан в католицизм, а союз на основе равноправия с соответствующим признанием их различных традиций.
С выводами А. Валицкого можно соглашаться, по ряду вопросов можно вступить с ним в дискуссию, но несомненно одно: его работы вносят значительный вклад в понимание истории русской философской мысли, русской национальной идентичности и продолжают сохранять свое значение для развития национального самосознания в современной России.
Примечания
1. Номинация премии: Культурная и социальная история славянства от Екатерины Великой до Октябрьской революции: Анджей Валицкий (Польша - США).
2. См.: Маслин М. А. Анджей Валицкий. Интеллектуальный портрет польского историка русской философии // Гуманитарные науки. 2012. № 4(8). С. 91-92.
3. «Русская мысль является частью европейской мысли» (Интервью с проф. Анждеем Валицким) // Философское образование. 1998. № 1. С. 11-12.
4. Валицкий А. Философия права русского либерализма. М.: Мысль, 2012.
5. «Русская мысль является частью европейской мысли». С. 6-7.
6. Там же. С. 8.
7. Валицкий А. Русская идея / пер. с англ. Л. Мо-ториной // Гуманитарные науки. 2012. № 4 (8). С. 99.
8. WALICKI, ANDRZEJ. Russian philosophy of history. In E. Craig (Ed.), Routledge Encyclopedia of Philosophy. L.: Routledge. Retrieved August 05, 2003. P. 2. URL: http://www.rep.routledge.com/article/E081
9. Ibid. P. 1-2.
10. «Русская мысль является частью европейской мысли». С. 7.
11 Маслин М. А. Указ. соч. С. 89.
12. Walicki A. The Controversy over Capitalism. Studies in the Social Philodophy of the Russian Populists. Clarendon Press, 1969, 2-nd ed. University of Notre Dame Press, 1989. (Данные приводятся по: Маслин М. А. Анджей Валицкий. Интеллектуальный портрет польского историка русской философии. С. 91.)
13. Маслин М. А. Указ. соч. С. 90.
14. Walicki A. A History of Russian Thought from the Enlightment to Marxism. Stanford University Press, 1979, and Clarendon Press, 1980.
15 Маслин М. А. Указ. соч. С. 90.
16. «Русская мысль является частью европейской мысли». С. 10.
Олег Николаевич Новоселов (1939-2011), кандидат философских наук. В Кировском государственном педагогическом институте (ныне ВятГГУ) работал в течение 26 лет (1972-1998 гг.) -сначала старшим преподавателем, а с 1981 г. в должности доцента по кафедре философии. Защитил в Институте социологии АН СССР кандидатскую диссертацию на тему «Деятельность директора в управлении развитием предприятия (объединения)».
В 1982-1987 гг. руководил Лабораторией социологических исследований, под его руководством было проведено десять крупных социологических исследований на промышленных предприятиях г. Кирова. В период с 1983 по 1985 г. был деканом факультета русского языка и литературы.
В 1998 г. Олег Николаевич перешел на работу в Кировский филиал Московского гуманитарно-экономического института на должность профессора, несколько лет возглавлял кафедру общегуманитарных дисциплин, преподавал философию, логику, социологию.
Мы публикуем в несколько сокращенном виде главу из книги О. Н. Новоселова «Русская православная судьба. Религиозно-философское исследование» (Киров, 1997).
УДК 141.201
О. Н. Новоселов СПОКОЙНАЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ
В статье через формулу «спокойная неопределенность» раскрываются типические черты русского характера, его противоречивость, сильные и слабые стороны, связь особенностей русского характера с православием и русской историей.
The article in the formula of "quiet uncertainty" revealed typical features of the Russian character, his contradictions, strengths and weaknesses, communication features of the Russian character with Orthodoxy and Russian history.
Ключевые слова: русская история, русский характер, православие, религиозность, антиномия.
Keywords: Russian history, Russian nature, Orthodox, religious, antinomy.
© Новоселов О. H., 1997
Спокойная неопределённость - вот поистине лучезарный образ, который полнее всего выражает характерное состояние русского народа и в прошлом, и сегодня.
Странным и даже несовместимым может показаться сочетание этих двух слов. Как правило, условием спокойствия, прежде всего душевного, является определённость, а состояние неопределённости порождает беспокойство. И тем не менее спокойная неопределённость - вполне естественное русское состояние, предполагающее покой, устойчивость, безмятежность в условиях неопределённости: вот я стою на распутье дорог, я - перед выбором и, тем не менее, я спокоен. Почему так? - Вероятно, потому, что от моего выбора, от выбора, совершаемого моим умом, мало что зависит. Мой ум спокоен и душа спокойна потому, что не от них зависит мой завтрашний день: во мне и вне меня есть нечто такое, что ведёт меня.
Покой на Руси - самое характерное и природное, и душевное, и национальное состояние.
