CC BY
30
Д. Р. Абдрахманова
АНАЛИЗ СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ
И УСЛОВИЙ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ФОРМ БУДУЩЕГО ВРЕМЕНИ В СРЕДНЕГРЕЧЕСКОМ ЯЗЫКЕ
В данной статье особый интерес представляет диахроническая перспектива. На материале средневековых текстов, с привлечением данных греческих диалектов делается попытка проанализировать синтаксические, морфологические и семантические изменения, связанные с выражением будущего времени в греческом языке. Эволюция модальных показателей намерения или желания (перифрастических конструкций с глаголами хотеть и иметь) в показатели будущего времени не раз привлекала внимание лингвистов. Грамматикализация показателей намерения — один из самых распространенных способов получения показателей будущего времени; именно таково происхождение будущего времени в балканских языках.
Употребление формы будущего (а не близких ей по значению) в значительной степени субъективно. Каждый раз существенную роль играет отношение говорящего к той информации, которую он сообщает. Любое утверждение о будущем представляет собой пусть даже и очень достоверную, но гипотезу. В определенной степени это фиксирует и грамматическая традиция, в греческом существует специальный термин для обозначения будущего времени: о jieMcov или jieWovra^ Xpovo^ (peXAoov/peXAovTa^ 'то, что должно произойти' или 'то, чему суждено случиться', причастие от др.-гр. глагола jieXXgo — намереваться). Для сравнения достаточно вспомнить хотя бы латинское название будущего времени — futurum ('то, что будет7, причастие от глагола sum — быть).
С точки зрения морфологии в древнегреческом языке существовала довольно симметричная система временных форм, в которой синтетические формы будущего противопоставлялись формам прошедшего и настоящего. Однако будущее время все же следует рассматривать вне этой «троичной» временной оппозиции, так как уже в классический период существовало, по крайней мере, одно важное отличие между планом будущего и небудущего. В сфере будущего морфологически не выражались аспектуальные значения, т.е. ситуация, отнесенная к будущему, никак не определялась с точки зрения характера ее протекания во времени (длительности, повторяемости и т. п.)1. Исключение составляла лишь форма так называемого перфектного будущего, которую, по-видимому, нельзя считать граммемой абсолютного времени, поскольку здесь значение следования (вне определеного временного плана) почти полностью замещает темпоральное значение глагольной формы2.
Наряду с синтетическими формами будущего времени, в древнегреческом существовали перифрастические конструкции, относящиеся к плану будущего. Особенно сложны для трактовки случаи употребления глагола piMco ('намереваться, долженствовать') в сочетании с инфинитивными формами разных времен. Очевидно, что в подобных перифрастических конструкциях доминируют модальные
© Д. Р. Абдрахманова, 2005
значения, такие, как интенциональность (или тенденция к осуществлению), возможность, необходимость. Темпоральный компонент им сопутствует, но обычно остается на втором плане.
Уже в эллинистический период становится заметна тенденция к редукции медиальных форм будущего времени. Этот факт можно объяснить тем, что у этих глаголов не совпадали формы будущего времени и аориста конъюнктива. Можно предположить, что в данный период формы будущего времени и конъюнктива уже воспринимались как почти синонимичные по содержанию, поэтому и «морфологически» они как бы «поддерживали» друг друга3.
Дальнейшее морфологическое выравнивание показателей (аффиксов и окончаний) будущего времени и конъюнктива аориста, в свою очередь, привело к следующим изменениям в грамматике (морфологическим и синтаксическим): 1) Полному совпадению формообразующих морфем в изъявительном и сослагательном наклонении;4 окончательному исчезновению оппозиций союзов e/’/sav, отеГотаи и их синтаксическому и семантическому выравниванию; теперь союзы Ьа, aav, отал могли вводить придаточные со сказуемым в изъявительном наклонении. 2) Формированию у некоторых глаголов новых форм аориста индикатива от основы аориста конъюнктива: есооа от бсооса (= fut.ind. et aor. coni.), асрцоа от афг)ооо (= fut.ind. et aor. coni.) по аналогии с сХиоа-Хоош (= fut.ind. et aor. coni.).
В койне для будущего характерна тенденция к «локутивной» («speaker-oriented») модальности, которая описывает точку зрения не субъекта ситуации, а говорящего. Отметим, что эта тенденция наиболее заметна в том случае, если субъект действия и говорящий совпадают. С лингвистической точки зрения важнее всего оказываются возможные точки соприкосновения двух сфер модальности. С другой стороны, существует такая семантическая зона, в которой значения оценочной («speaker-oriented») и ирреальной («agent-oriented») модальности объединяются; это — семантическая зона желания5. Будущее, таким образом, оказывается самым «эгоцентрическим» механизмом выражения временных отношений. Доказательством этого является то, что в раннем койне разные оттенки модальных значений могут выражаться особыми описательными конструкциями. Некоторые лингвисты полагают, что уже в текстах классической эпохи можно обнаружить сочетания модальных глаголов |д£Мсо, pouXojiai, otpsiAco с инфинитивными формами разных времен, которые предполагали реализацию ситуации в будущем6. Но, справедливости ради, нужно сказать, что такие случае крайне редки7. В среднегреческих текстах встречается большое количество описательных конструкций с глаголами 0£\со и exoj, которые содержат не только темпоральную, но и модальную семантику.
Однако в византийских текстах VII—XII вв. подобные перифрастические конструкции достаточно редки, а синтетические формы будущего по-прежнему употребляются как в произведениях так называемых ученых авторов, так и в текстах, написанных на «народном языке». Именно в этот период окончательно произошли морфологические изменения в системе будущего, наметившиеся еще в ранний период койне. Отметим эти изменения в морфологии глагола:
1) глаголы с основой на плавные (verba liquida); слитные на -ш; глаголы, которые образовывали так называемый аттический футурум (на -i^oo), а также бЛАощ, opvopi и eAaovco, наряду со слитной формой будущего времени, образуют и новую сигматическую: Prodr. Ill 419bb: fut. ind. okreiprjaei (< огктегрсо);
2) крайне редко встречаются формы будущего времени от глаголов на -pi (кроме 5i6copi и dpi) и почти не встречаются супплетивные формы будущего;
3) все большее количество глаголов, образовывавших в древности медиальную форму будущего времени, теперь имеют, как и в настоящем, форму действительного залога в будущем: apapidvco (Cecaum. 51,16: cqiapxtjoex^), -avraoo (Cantac. 152,20: coiavTTjoev, 66,14: ouvavTrjaei), уЛР^10^ (Porphyr. de Caer. 480,12: уцраоег), paxopai (Cantac. 1104,24: аоццахцсюисп);
4) причастие будущего времени почти всегда выступает в сочетании с глаголами движения8, реже — в составе причастного оборота. Довольно часто употребляется субстантивированное причастие. В текстах, написанных на «народном» языке, уже встречается крайне редко: Prodr. Ill 299: dkeyfov фх£таг — начнет бранить;
5) форма оптатива будущего времени очень редка (особенно от слитных глаголов, глаголов с основой на плавный и на -pi), а в текстах, написанных на «народном» языке, уже почти не существует10;
6) инфинитив также присутствует лишь в определенном синтаксическом и семантическом контексте, после verba dicendi, potendi, putandi et volendi (eoxsoOai, oiopai, (ЗооЛорси, ёпаууЕЛЛшбси, pnopcb, 5uvapai): Prodr. 1106: el5sKojincoaeiv rjdeXec, mi Xa(3ew mi nXavr\oeiv— и если бы ты хотел похвалиться, похвастаться, ввести в заблуждение.
Характерно, что здесь инфинитив будущего времени появляется в одном контексте с инфинитивом аориста, т. е. обе формы имеют одинаковое грамматическое значение. Постепенно утрачивается грамматическая семантика времени, и можно предположить лишь присутствие аспектуальной семантики. В текстах, написанных на «народном» языке, часто употребляется субстантивированный инфинитив11, который всегда употребляется с артиклем среднего рода то: Chron. Могеа 339: то ccKoboe.iv — услышать;
7) синтетические и аналитические формы futurum exactum можно обнаружить лишь у некоторых авторов (Psellos Chron. 96,33; Cantac. I 92,12-13), но эти случаи единичны {eiprjaojiai, цецугроцаг, хевмц^оцаг). Очевидно, формы futurum exactum окончательно утратили значение предварительного действия и указывают на отношение действия к плану будущего12. В. Маньен отмечал:"1е redoublement du futur III marquait l'intensite <...> grace a lui, la resolution, la promesse, la menace, etc. etaient notees avec plus de force";13
8) формы страдательного залога встречаются лишь в изъявительном наклонении (в основном от глаголов I спряжения с основой на смычные); еще реже можно встретить инфинитив и причастие будущего времени страдательного залога (см. табл. 1).
Таблица I. Сигматические формы будущего времени разных наклонений (VII-XII вв.)
Activum et Medium Passivum
Ind. Opt. Inf. Par;. Z Ind. Opt. Inf. Part. z Z/Z
Malalas 58 — 1 3 62 10 — — — 10 72
Theophanes 76 7 21 19 123 6 — 1 3 10 133
Porphyrog. 158 1 3 4 166 10 — 1 1 12 178
Ducas 288 1 12 39 340 30 — — 3 33 373
Ptochoprodr. 33 — 1 34 34
Dig. Acr. (G,E) 74 1 2 77 2 — — 2 79
Следует привести некоторые статистические данные, иллюстрирующие частоту употребления «сигматических» форм будущего времени у византийских авторов VII—XII вв. Для нашего исследования мы специально выбирали произведения разных жанров14.
На первом этапе одной из основных конструкций, которая постепенно вытесняла древнегреческий «сигматический» футурум, было сочетание глагола 'иметь' с инфинитивом15. В классическом языке эта конструкция обозначала возможность (поссибнлитив) или вероятность (пробабилитив), где глагол ёхсо, скорее всего, являлся показателем ирреальной «нелокутивной» модальности («agent-oriented», по определению Дж. Байби). Однако постепенно модальный предикат ёхсо практически целиком перешел от выражения внутренней модальности к выражению внешней, к обозначению внешней возможности и эпистемической необходимости (или уверенности, ассертив). Важное отличие значений оценочной модальности от значений ирреальной модальности — это то, что оценка всегда производится говорящим, в то время как необходимость и возможность характеризуют субъекта ситуации16.
Несколько примеров употребления глагола ёхсо с инфинитивом аориста для обозначения будущего можно обнаружить уже в тексте «Лавсийской истории», который датируют примерно 420 г. н. э.:
104,1: олал'/р aov £fpai fyei акц ip а\Ха щ
— отец твой проживет еще долгие годы;
104,16: аиоколо^ fyeic, X£iporovf]6 fjuai
— тебя сделают (= рукоположат) епископом.
Подобных примеров можно привести довольно много, в основном из произведений, написанных на «народном» языке:
Prodr. Ill 382а (IV 499): тi naQeiv oXeyav
— после таких слов, что он должен претерпеть?;
Acrit. Gr-F. 429: ^C£tS yeviaOat
— что с тобой должно случиться?
В позднее средневековье происходит окончательное исчезновение инфинитива и замещение его особой синтаксической конструкцией с «конъюнктивом балканского типа» и частицей va (< Tva)17. Начиная с XII в. после глагола ё\со в его футу-ральном употреблении можно обнаружить уже не инфинитив, а конъюнктивную конструкцию с личной формой глагола:
Erotocr. 49,16: та jiatia цоо ddaxovoi va Sovat exeivov tov xpayovdicnr]
— я должна увидеть своими глазами того, кто поет;
56,11: к' ёусоха va aov ла ло)М
— я должен о многом тебе рассказать.
Следует учесть, что в каждом конкретном случае исследователю приходится решать вопрос, действительно ли данная конструкция или форма принадлежали сфере разговорной речи. При разборе средневековых текстов именно материалы современных диалектов позволяют предположить, какие элементы принадлежали живому разговорному языку и могли повлиять на формирование современных языковых моделей, а какие функционировали только на уровне письменного текста. В этой связи уместно обратиться к одному из периферийных диалектов греческого языка, например к говору греко (greco) деревни Галлициано в Калабрии, на юге Италии18. При анализе его особенностей необходимо учитывать, что почти все носители греко являются двуязычными и их основной язык итальянский, вернее,
его романский диалект. В диалекте греко существуют лишь четыре финитные формы глагола: настоящего времени, имперфекта, аориста и конъюнктива аориста. Основным отличием глагольной системы греко от системы временных форм новогреческого глагола является отсутствие отдельной формы будущего времени (не существует вовсе частиц а<; и 0а). При этом греко изобилует перифрастическими оборотами с глаголом ех00 и конъюнктивной конструкцией «уа + личная форма глагола» (всегда только в аористе!). Такие обороты могут обозначать действие, относящееся к будущему:
[ехо па ргап'ск'Бо йп сИхаЧега...Нт Ьга'пс1еуо к>: ge/nari # ]
.. .прокетоп ус! паугрёцяй тг]у корг|...0а тг)У паутрЁцлв то Геуарг)
— я должен выдать дочь замуж... выдам ее в январе.
[еп ехе1е па Чре1е рейге'го ц) 'дгесо? # ] ср. ТЧ0а пег; в новогреческом!
Деу Лете "ггеОгро^" сгса еЛХцушз (тг)д ЕЛЛаба$);
— Вы не говорите «тесть» по-гречески (в Греции).
Тем не менее в греко нельзя выделить отдельную граммему будущего, так как глагол ех00 сохраняет модальное значение необходимости (дебитива), т. е. является, скорее, показателем ирреальной модальности. Обороты со значением ирреальной модальности описывают ситуации, которые не происходят в реальности. В том случае, если они сочетаются с глаголом настоящего времени, действительно создается контекстный эффект близкого будущего (ситуация также характеризуется отсутствием альтернативы: если X необходимо, то не-Х невозможно). Однако в говоре греко эта конструкция может сочетаться и со значением прошедшего времени. Тогда модальный оттенок необходимости сохраняется, а контекстный эффект близкого будущего естественно утрачивается:
В. Ме та побш пцуспуатЕ ото охоЛею — Вы пешком ходили в школу?
О. [ те 1а 'ро51а .. .та Чхате па 'рате # ] — Пешком... но мы должны были.
В поздневизантийских памятниках, а точнее, в произведениях «народной поэзии», становится весьма употребительной конъюнктивная конструкция с частицей уа< "(у а:
Ргос1г. I 162-3: юозд уа апЛсоог] епоуш ооо ка! уа ое аирт] ерпр6<; тг|д
ка!, Ь.у тихл ка! апобЕ1рг| ое, уа ое Е^еосроутиМсл]
— может, она набросится на тебя, будет валять по полу, а если получится, то и поколотит, все косточки тебе пересчитает.
Употребительность этой перифрастической конструкции демонстрируют статистические данные, полученные методом сплошной выборки форм будущего в двух самых популярных произведениях той эпохи — сатирах Птохопродрома и поэме «Дигенис Акрит» (см. табл. 2).
Особые сложные конъюнктивные конструкции в значении, близком к футу-ральному, можно обнаружить в «Хронике Морей», памятнике начала XIV в. После частицы уа вместо личной формы глагола в обороте употребляется аналитическая форма, состоящая из глагола £х&> в конъюнктиве и инфинитива (с усечением конечного согласного -у). Нередко такая конструкция зависит от уегЬа Уо1епсН е! сНсепсН:
Н 3140: ка1веХа уа аас; еитег каьуа пас, 6хрг]р)аа
— ия вам скажу и вам поведаю.
Таблица 2. Способы выражения будущего в поэме «Дигенис Акрит» (Гротго-Ферратская и Эскуриальская версии) и сатирах Птохопродрома
Колич. строк Fut. class. Coni. аог. в значении Futurum va + inf./ coni.аог. aq + inf./ coni.аог. Opt. PERIPHRASTIC A
£X« +inf./ coni. аог. 0e\cd +mf./ coni. аог. peW&»+inf./ coni. аог.
01^ Асг. G 3681 75 36 19 22 12 3 2 1
Е 1855 4 16 141 31 0 3 11 1
Ptoch. 1347 34 9 79 34 4 0 1 1
В настоящее время конъюнктивные обороты с частицей уст нередко употребляются в разговорном греческом для выражения будущего времени. В цаконском диалекте на Пелопоннесе, наиболее архаичном диалекте современного греческого языка, в отрицательных предложениях, наряду с формами будущего времени ет ва уга/и, о ва уга/и, в конце XIX в. была зафиксирована описательная конструкция ет /я па — я (не есть) для того, чтобы19. Следует отметить, что самые последние описания этого диалекта были составлены еще в середине прошлого века, поэтому едва ли мы можем делать какие-либо определенные выводы о функционировании этих форм в цаконском.
В среднегреческих текстах перифрастические обороты с глаголом 0£\со по частоте употребления в футуральном значении, безусловно, уступали всем остальным, однако именно эта конструкция, начиная с XIV в., становится основной при выражении семантики будущего. Хотя существует мнение, что такие обороты весьма неоднородны и употребляются беспорядочно, можно выделить наиболее часто встречающиеся модели.
0£\со урафЕх(у) (урспу£1(у)). уже к началу новой эры глагол 0е\со частично утратил свою семантику: в папирусах и надписях этой эпохи выражение веХсо бобуаг могло обозначать как 'я дам', так и 'я хочу дать'20. Важно, что в таком обороте бгЛоо почти всегда сочетался с инфинитивом аориста и очень редко с инфинитивом настоящего времени. Замечательный пример удалось обнаружить в тексте Птохопродрома, здесь перифрастические конструкции используются наряду с «синтетическими» формами:
Ргос1г. III390-1: кяг тате веХа уа Ида топщ той веЛегс; аорегу,
(IV 509-510): ка! алрааегд кш'Ажспстехд той е^содеи то илиХауо£
— тогда хочу я посмотреть, как ты его потащишь за ворота, будешь толкать и пинать вон.
0£\со уа урасрсо (урац/со). В результате исчезновения инфинитива и замещения его конъюнкгивным оборотом новое сочетание глагола 0е\со с личной формой смыслового глагола и частицей уа стало конкурировать с более «старой» инфинитивной конструкцией:
Prodr. Ill 390-1: кш тоге веХы va i5a
— тоща хочу я посмотреть.
Erotocr. 26,16: ebe cpaXsidv apjovTiKfj ве vavat dcvadpefifievog
— тебя воспитают (= выкормят) в благородном гнезде.
0е va > 0a va > 0av > 0a ypdcpco (урспусо). По мнению И. Психариса, личные формы глагола 0е\со подверглись серьезным фонетическим изменениям (имеется в виду стяжение форм 1-го и 3-го л. ед. ч.), прежде чем произошло их слияние с частицей va. Так, примерно между XIII и XV вв. появилась форма 0£$ (< ОеЛек;), а между XIV и XVII вв. — форма 0е (< OeAei).21
Chr. Могеа 2089: Xouiov av в ёд, асрёшц цад, та каотр}] ш aiapijg
— так, владыка, если желаешь, ты получишь крепости.
Erotocr. 14,18: ле }юо, лад вед va (ЗоувувЗ, а' Итога боиХега fieyaXtj
— скажи, как мне помочь в этом труде великом.
55,13: кш 5sv вед е ирегд Siacpopdv ало тrjv ща ад тi)v аХХг]
— и не найдешь различия между ними.
Предположительно по аналогии возникли стяженные формы 0epev, 0ете и 0eve, но это произошло сравнительно поздно, лишь к XVI в., когда они были зафиксированы в Grammatica linguae graecae vulgaris С. Порция (1638 г.)22.
Начиная с XVII в. встречается множество примеров употребления кратких форм 0е\со с конъюнктивным оборотом, особенно в критских комедиях, поэме «Эротокрит» и народных песнях острова Хиос. При этом, в отличие от конструкции 0£\£iva, которая могла сохранять оттенок желания или намерения, оборот 0е va (> 0a va в результате ассимиляции) стал регулярно использоваться для выражения действия, относящегося к будущему:
Erotocr. 33,25: ца о cpofiog в a va tov крат if
— но его охватит страх.
56,13: 0[id6i ва va fteivafiev, каг вёХегд fiou урогкцоег
— мы вместе останемся, и ты обо мне услышишь.
Thumb I а 2: еуа Грагкод )'£ууц6цкп, Грашод davdcneQava
— греком родился, греком и умру.
0a va > 0av > 0а урасрсо (урсаусо). Этот процесс завершился достаточно быстро, вероятно, уже в XVI в., поскольку форма с частицей 0а (она полностью соответствует современной новогреческой) часто встречается в поэме «Эротокрит» и комедии «Эрофили», эпирских народных песнях и песнях острова Хиос23. Позднее эта форма получила еще большее распространение, хотя параллельно существовали и более древние конструкции.24
0а па va ypacpco (урспусо). После того как сформировалась новая конструкция с частицей 0а, преимущественно в «разговорных» жанрах (народных песнях и комедиях), появился и новый оборот с глаголом движения па(у)со в будущем времени и личной формой глагола в конъюнктиве:
Passow 266,8: EdQ], отрсоае г' аХоуо, в а ласа va noXejirjoco
— конюх, оседлай лошадь, пойду сражаться.
По мнению И. Психариса, так образовалась еще одна аналитическая конструкция для выражения будущего времени, аналогичная обороту с aller (Je vais ecrire) во французском.25 Вот несколько примеров из хиосских песен:
Kanell. 18,7: кг еуд ва лбе va TtavTpevxco, va пара паХкцкарг
— а я выйду замуж, найду молодца.
33,22: ца elv' то стлпг ца$ цакроа там лои ва л6с va jieiva
— но дом наш далеко, и куда я пойду жить?
Эта форма, скорее, является не временной, а проспективной, и создает контекстный эффект близкого будущего. Глагол па(у)со можно считать показателем линейного аспекта. Интересно, что это значение занимает особое место в системе ас-пектуально-таксисных отношений новогреческого глагола. Оборот с глаголом движения в проспективном значении употребляется также в диалектах: в понтийском, например, эта конструкция еще более упростилась (исчезла частица va и личные формы глаголов примыкают друг к другу):
[ е'уо 0а 'рао a'niyo ] [ *'paten 'parten ]
— я пойду — открою — идите — возьмите
Компоненты этой конструкции не утратили линейно-синтагматической самостоятельности, и в данном случае не следует говорить о грамматикализации всего оборота или морфологизации па(у)со в понтийском. Так, например, глаголы могут быть расположены дистантно:
[ k e'pien i ya'ri.at e'kuksen.aton so kafe'nion ]
1 2 3 4 5 6 7
и — стала — его жена — звать его — в — кафе
1 — кот; 2 — глагол па(у)со, 3sg. Ind. Aor.; 3 — «его жена» (аффикс притяжательности?); 4 — глагол со знач. 'кричать, звать', 3sg. Ind. Aor.; 5 — личн. местоим., Асс. sg, masc.; 6 — locat.; 7 — «кафе».
0еХсо ypacpco (уренрео) и 0eXei ypacpco (урспрсо). Кроме вышеупомянутых конструкций, в позднее средневековье существовали еще две возможности выражения будущего времени, которые, однако, практически не были реализованы.
1) две личные формы (глагола 0еХсо и смыслового глагола) могли примыкать друг к другу без помощи частиц или аффиксов: 0еХсо ypacpco (урсирсо), 0e\ei^ ypacpEic; (ypdipEis), 0e\ei ypacpti (ypcnjjEi)... etc.;
2) иногда к неизменяемой форме 0e\ei присоединялись спрягаемые формы смыслового глагола: 0eXei ypacpco (ypcupco), 0eXei ypacpEi^ (ypdijjEuj), 0eXei ypacpEi (ypaipEi).. .etc.
Обе конструкции крайне редки, но первая встречается все же чаще, чем вторая:
Chr. Makh. 27: каг aiei8ij еюаг Фраууос, вё\ег£ efaatv Kovpxeat/g
— и потому что ты франк, ты должен быть рыцарем.
322: fiapvvco ае веХа! XaXsi too
— я тебе насолю! — говорит ему.
Erotocr. 55,13: каг 5ev вед е upeig 5iacpopdv,
— и не обнаружишь различия.
После исчезновения инфинитива форма ypacpEi из конструкции 0еХсо ypacpEi стала восприниматься как личная (3-е л. ед. ч. наст. вр.). По аналогии с оборотом 0eXei ypacpEi, который стали считать сочетанием двух личных форм глагола, могла появиться форма 0ёХсо ypacpco, где также изменялись обе формы.
Вторую конструкцию, как ни странно, удалось обнаружить уже в новогреческом тексте — стихотворении Д. Соломоса «Фарракоорєуг|»26: «Та трауоббга цои таАєуєс, ока• тоСко цоуоу 6єу вєХєг толщ, то Ото цоуоу 5єу вєХєі тдскоЪащ» — Все песни ты мне спела, только эту не споешь, только эту не услышишь? Далее употреблена также синонимичная форма с элизией вё\' &ХШ'
Таблица 3. Исторический обзор аналитических конструкций со значением будущего
XII в. VI-XI вв. XIV в. ’ XV в. XVI в. XIX-XX вв. (диалекты)
8X00 + inf. єхоо + inf. GXffl + inf.27 єх<в + inf. ЕХШ + inf. ?
ЭеХсо + inf. ЭеЛоо + inf. 0ЄЛ(В + inf. 0єХсо + inf. ©eXco + inf. 7
va + coni. — va + coni. va + coni. va + coni. va + coni.
— — exco va + coni. єхш va + coni. Exco va + coni. EXffl va + coni.
— — va £x<b + inf. — — —
— — 0eXgl> va+coni. 0eXoo va+coni. 0eAa> va+coni. 7
— — 0Є va + coni. ©є va + coni. —
— — — — ©a va + coni. —
— — — ©av/0a+coni. 0a + coni.
— 0e\go Ypaq>a> ©eXco урасрсо 0єЛоо ypatpcD
? 0єЛєі урасрсо
Показательно, что в случае эволюции беАса (г)уа урасрсо > 0а урасрсо до определенного момента происходили вполне объяснимые фонетические и морфологические изменения (редукция конечного согласного (-V) и замещение инфинитива конъюнктивной конструкцией с финитной формой глагола), которые в койне были универсальными и затронули самые разнообразные грамматические модели. Только появление и закрепление конструкции с безличной формой глагола веХег урасрсо предопределило развитие в направлении «формализации» лексической единицы средствами синтаксических механизмов и дальнейшей «морфологиза-ции» синтаксической категории. Несмотря на омонимию с личной формой глагола вёХсо 'хотеть', в сочетаниях типа вёХег урасрсо в форме веХег уже действительно доминирует грамматическое, а не лексическое значение. Эта словоформа занимает фиксированную позицию относительно второго компонента оборота, не может подвергаться инверсии или располагаться дистантно, а также присоединять клитики28, хотя ранее формы веХсо даже при употреблении в футуральном значении не предполагали таких ограничений.
Впервые формы «новогреческого» будущего, т. е. формы с префиксом 0а, достаточно регулярно встречаются в критских комедиях XVII в. Но стоит заметить, что в других текстах, созданных на Крите примерно в то же самое время, в начале XVII в., префиксальная форма будущего встречается крайне редко. В целом можно даже вывести следующие закономерности: 1) чем богаче рукописная традиция текста, тем больше в нем представлено футуральных перифрастических конструкций (как, например, в тексте комедии «Кадзурбос»); 2) в рукописях как раз те фрагменты, в которых встречаются формы с 0а, имеют наибольшее количество разночтений и сложнее всего поддаются реконструкции.
При этом появление тех или иных конструкций для выражения будущего зависит не только от рукописной традиции, но и от характера текста (жанра произ-
ведения, его языковых и стилистических особенностей) и даже от происхождения самого автора.
Далеко не все новогреческие диалекты унаследовали из койне «универсальную» конструкцию с префиксом 0а для обозначения будущего времени (через ассимиляцию 0e\ei va > 0е va > 0a va > 0av > 0a). С точки зрения употребления форм будущего времени все диалекты греческого можно разделить на три группы (= зоны):
1) диалекты, в которых существуют две отдельные формы будущего времени — будущее длительное и будущее мгновенное. Они не отличаются друг от друга по темпоральному значению, но противопоставлены в рамках категории аспекта: будущее длительное представляет собой имперфектив, будущее мгновенное — перфектов. Сюда относятся современный новогреческий литературный язык, большинство материковых и островных диалектов, а также цаконский.
2) диалекты, в которых представлена одна форма будущего времени, в которой таким образом нейтрализуются аспектуальные противопоставления. Эта единственная форма образуется, как правило, от основы настоящего времени, или им-перфектова. В основном это диалекты Малой Азии (понтойский, каппадокийский), а также крымские диалекты (мариупольский).
3) диалекты юга Италии и Калабрии (греко-калабрийский, говор греческой деревни Карджезе близ Аяччо на Корсике), в которых отсутствует особая форма будущего, но существуют иные способы выражения футуральносто (еусо и va с конъюнктивной конструкцией).
Существенно, что далеко не все диалекты унаследовали из койне единую модель (показатель 0а из сочетания глагола веХа с конъюнктивной конструкцией) для выражения будущего и в некоторых периферийных диалектах есть совершенно иные футуральные конструкции. Данные новогреческих диалектов, несомненно, могут прояснить те семантические и функциональные изменения, которые происходили в среднегреческом языке. До сих пор подобного анализа не проводилось, поэтому представляется целесообразным проверить полученные нами данные на материалах современных греческих диалектов.
Summary
In the later Byzantine period the principal exponents of futurity began to be replaced steadily by 0e\cd «will» (originally «wish») or £\0) «have» used as auxiliaries with infinitive periphrasis or subjunctive construction. The details of this development, however, are far from clear. In this paper we try to clarify several controversial aspects in the diachrony of future tense forms in middle Greek.
1 Отсутствие аспектуальных значений не создает вакуума в семантике будущего, напротив, семантическая зона будущего более обширна и разнородна. Можно также говорить о том, что в древнегреческом аспектуальные «объективные» значения (т. е. описывающие некоторые реальные параметры ситуации, преимущественно связанные с физическим временем), уступили место модальным «субъективным» значениям, которые описывают оценку говорящим реальных ситуаций и/или ситуации, не существующей в реальном мире.Доказательством этого могут служить особые случаи употребления личных форм будущего в относительных придаточных предложениях и причастия будущего времени в обороте рагйар!шп со^ипсЬнп (для выражения цели, отрицание рг|). Значение намерения (интенционалъностъ) или «активного» желания принадлежит семантической зоне желания, которое является в некотором смысле центральным модальным значением, поскольку содержит все основные компоненты модально-
2 Доказательством этого может служить тот факт, что перфектное будущее чаще употреблялось в сочетании с другими глагольными формами, а не самостоятельно. Античные грамматики (Дионисий Галикарнасский VI, 43) считали, что эта довольно редко встречающаяся форма относилась к сфере ближайшего будущего {оцет' 6ki\ovpeXXav).
3 Формы будущего времени и аориста конъюнктива ранее также были близки по содержанию и,
что очень важно, морфологически. В активном и медиальном залоге показателем времени в обоих случаях был аффикс -о-, но в аористе соответствующий соединительный гласный был долгим. Все же формы 1-го л. ед. ч. в активном залоге (пспбЕй-о-со) и 2-го лица ед. ч. (пспбеи-о-^) в медиальном совпадали полностью. Но решающую роль в процессе отождествления двух времен сыграли фонетические изменения, происходившие в койне. Это монофтонгизация дифтонгов и последовавшая за ней утрата противопоставления гласных по долготе. В египетских папирусах II-III вв. н.э. сочетание ei регулярно отождествляется с tj / х] и даже с г (в позиции как долгого, так и краткого гласного), тоща как о часто появляется на месте со, и наоборот. Но очень важно, что в формах будущего времени и конъюнктива такая «путаница» в орфографии началась как минимум за пять веков. Следовательно, ошибки вряд ли были связаны только с фонетическими изменениями. Причина как раз в том, что формы будущего времени и конъюнктива, очевидно, стали «смешиваться» гораздо раньше, и писец в III в. до н.э. ошибался потому, что не понимал, какую именно грамматическую форму он употребляет: e^wjiev
P. Alexandr. 4,14 (III в. до н.э.); оцяорсп. Р. Оху. 1293,41 (117-138 гг. н.э.)
4 «Парадоксальную» форму можно обнаружить во фрагменте коптской надписи V в. н. э., где на греческом языке описываются подвиги царя нубийцев Силко:
£лдрвт]оа та<;х^рп£ ашсм, aieidf] dcpiXovmjooDowцгт' фои
Здесь долгое время видели явное влияние коптского, родного языка автора надписи, который, якобы, «слово за слово» перевел текст с коптского на греческий. А. Тумб полагал даже, что это imperfec-tum futuri: я захватил их страну, потому что они собирались <должпы были> напасть на меня. Скорее всего, это вовсе не будущее время, а аорист изъявительного наклонения. Дело в том, что морфологическое выравнивание окончаний будущего и конъюнктива аориста привело к совпадению окончаний настоящего времени в индикативе и конъюнктиве, т. е. оформлению той системы, которая существует в новогреческом.
5 Bybee }. Morphology: a Study of the relation between meaning and form. Amsterdam, 1985. P. 165.
6 Mandilaras B. G. The verb in the Greek non-literary Papyri. Athens, 1973. P. 257.
7 Cm.: Soph. El. 89; Ph. 762; PI. Gorg. 521; Prot. 317; Rep. 596a; Phaed. 95.
8 Magnien V. Emplois et origines du futur grec. Paris, 1912. P. 112.
9 Цит. по критическому изд.: Hesseling D. C., Pernot H. Poemes prodromiques en grec vulgaire. Amsterdam, 1910. P. 119. — В своем критическом издании X. Айденайер принимает другое чтение: cmva Хе^со £pXETCtl ка™. щкрот 6 Хоуод (IV 35) (см.: Eideneier Н. Ptochoprodromos. Neograeca medii aevi 5. Koln, 1991. P. 141).
10 Banescu N. Die Entwicklung des griechieschen Futurums von der friih byzantinischen Zeit bis zur Gegenwart. Bukarest, 1915. S. 29-30; см. также: Tonnet H. Note sur la constitution du futur grec moderne / / Cahiers Balkaniques 3.1982. P. 105-119.
11 Об инфинитиве в cp.-rp. см.: Banescu N. Die Entwicklung... S. 33, Mackridge P. The Medieval Greek Infinitive in the light of modern dialectal evidence // <PiXeXAi]v. Studies in Honour of Robert Browning. Venice, 1996. P. 201-202; Tonnet H. Note sur le replacement de rinfinitif par le subjonctif en grec / / Cahiers Balkaniques 7.1985. P. 105-118.
12 A. Jl. Берлинскому мы обязаны замечанием, что такие значения были у формы Futurum Exactum еще в классическую эпоху, но эта проблема требует более детального анализа.
13 Magnien V. Emplois et origines du futur grec. P. 280-281.
14 При подсчетах были также учтены данные Н. Банеску (Banescu N. Die Entwicklung... S. 69).
15 Исторически форма будущего времени в романских языках восходит к сочетанию инфинитива с презенсом глагола habeo 'иметь'. Первоначально (по-видимому, уже в поздней латыни) эта конструкция выражала долженствование (ср. англ. I have to go, построенное по аналогичной модели), а впоследствии развила значение будущего времени. Произошла утрата линейно-синтагматической самостоятельности компонентов этой конструкции, так что в большинстве современных романских языков показатель будущего времени — обычный глагольный суффикс (ср. исп. те darn 'он мне даст' из те dar ha или dar те ha, букв, 'он-имеет мне дать'). Исключение составляет лишь румынский язык. Обе формы румынского будущего времени — сложные (ср. рум. va ctnta и vafi cintat). Современный греческий, эволюционируя в том же направлении, остановился буквально «в нескольких шагах» от обычного аффиксального будущего: частицу 0а в новогреческом можно считать аффиксом, но об этом следует говорить отдельно.
16 Bybee }■ Morphology: A study of the relation between meaning and form. Amsterdam, 1985. P. 165-169.
17 Joseph B. The synchrony and diachrony of the Balkan Infinitive, a study in areal general and historical linguistics. Cambridge, 1983. P. 394.
18 Katsogiannou М. To ргща ото eXXr|viK6 iSiapa тг|д Kcrrco ГгаХ1а<; // МеХетес; уга xr|v еХХг)У1кг] уХсоооа 15.1995. Р. 542-552.
19 О цаконском диалекте см.: Deffner М. Archiv fur mittel- und neugriechische Philologie. Athen, 1880. S. 83; Pernot H. Introduction a l'etude du dialecte tsaconien. Paris, 1934. P. 242.
20 Dieterich K. Untersuchungen zur Geschichte der griechischen Sprache von der hellenistischen Zeit bis zum 10. Jahrhundert nach Christo. Leipzig, 1898. $. 245-246.
21 Psichari J. Essai de phonetique neo-grecque. Futur compose du grec modeme / / Mem. la Soc. Linguis-tique 5.1884. P. 8.
22 Об этом упоминает И. Психарис (Ibid. P. 12).
23 Banescu N. Die Entwicklung... S. 109.
24 Стоит упомянуть очень редкие формы ЭеХсг и 0аХа, которые существовали в эпирском и некоторых других диалектах: Erotop. 121,1: EOEva прютауспщоа, рЕ OEva 0еХа £г|асо.
25 Psichari J. Essai de phonetique neo-grecque. P. 6.
26 Цит. no: Alexiou S. A. EoXoopou, Пощрсгш каг Пе^а. ASqva, 1994. P. 54.
27 Уже в Хронике Махераса + inf. несколько раз используется в значении перфекта, по аналогии с формой Е?ха + inf., которая в этом тексте употребляется регулярно для обозначения плюсквамперфекта (Aerts W. J. Periphrastica. An investigation into the use of Eivai and e^eiv as auxiliaries or pseudo-auxiliaries in Greek from Homer up to the Present Day. Amsterdam, 1965. P. 182-183).
28 Joseph B. D. Morphology and universals in syntactic change: Evidence from Medieval and Modem Greek. New York, 1990. P. 143-145.
Статья поступила в редакцию 22 ноября 2004 г.
