CC BY
110
Будаев Э. В., Чудинов А.П. Нижний Тагил, Екатеринбург, Россия АМЕРИКАНСКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СОВЕТОЛОГИЯ: НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП
УДК 81'27 ББК Ш 100.3
Аннотация. Дана характеристика начального этапа в американской лингвистической советологии как направления в исследовании советской политической коммуникации.
Ключевые слова: лингвистическая советология, Советский Союз, США, политическая коммуникация, история науки._________________________________
Budaev E.V., Chudinov A.P.
Nizhny Tagil, Ekaterinburg, Russia THE INITIAL STAGE OF LINGUISTIC SOVIETOLOGY IN THE USA
ГСНТИ 16.21.27, 16.01.07 Код ВАК 10.02.19 Abstract. The paper reviews the initial stage of the US linguistic sovietology considered as the direction of research into Soviet political communication.
Key words: linguistic sovietology, the Soviet Union, political communication, history of science.
Сведения об авторе: Будаев Эдуард Владимирович, кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языгков.
Место работы: Нижнетагильская государственная педагогическая академия.
About the author: Budaev Eduard Vladimirovich, Candidate of Philology, Associate Professor of the Chair of Foreign Languages.
Place of employment: Nizhny Tagil State Social and Pedagogical Academy.
Контактная информация: 622031, Свердловская обл., г. Нижний Тагил, ул. Красногвардейская, д. 57. E-mail: aedw@rambler.ru
Сведения об авторе: Чудинов Анатолий Прокопьевич, проректор по научной и инновационной деятельности, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой риторики и межкультур-ной коммуникации.
Место работыг: Уральский государственный педагогический университет.
Контактная информация: 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, д. 26, оф. 219.
E-mail: ap_chudinov@mail.ru_______________________________________________________
About the author: Chudinov Anatoliy Prokopievich, Vise-rector for Academic and Innovative Activities, Doctor of Philology, Professor, Head of the Chair of Rhetoric and Intercultural Communication.
Place of employment: Ural State Pedagogical University.
Несмотря на то, что термин «советология» появился лишь в конце пятидесятых годов, реальная история лингвистической советологии начинается вскоре после возникновения Советского государства, когда в западных СМИ появились первые материалы, освещающие революционные изменения в России, в том числе ту роль, которую играли пропаганда и агитация.
В современной науке термин «советология» воспринимается как «зонтичный», как общее наименование целого ряда относительно автономных научных направлений: вполне
обосновано выделение политической, экономической, лингвистической, культурологической, юридической и иных видов советологии [Будаев, Чудинов 2009а, 2008, 2007].
Коммуникативные особенности революционного дискурса закономерно привлекали внимание зарубежных специалистов, которые стремились понять, почему народ поверил большевикам и как им удалось удержать власть. Эти материалы сначала носили исключительно информационный характер, они относились к дискурсу СМИ, но постепенно при изучении советской политической коммуникации начали использоваться научно-исследова-
тельские методики. Вместе с тем российские исследователи все чаще стремятся выявить специфику восприятия советской страны зарубежными специалистами [Касьянко 1987; Тихий 2000; Третьяченко 2010 и др.]. В подобных публикациях более полно представлены политическая и экономическая советология, тогда как
лингвистическая советология еще ждет своего описания: до сих пор не выделены хотя бы основные этапы ее развития. Однако ясно, что при ее периодизации невозможно в полной мере опереться ни на политическую историю Советского Союза, ни на историческую стилистику русского языка (историю русского литературного языка советского периода), ни на историю политической советологии. Вместе с тем данные всех названных научных направлений оказываются очень значимыми для правильного осмысления истории лингвистической советологии.
При рассмотрении истории лингвистической советологии мы выделяем пять основных этапов ее развития [Будаев, Чудинов 2009а, 2009Ь, 2008, 2007].
Первый из них - этап становления - относится к периоду с 1918 года до конца второй мировой войны. Особенности этого периода связаны с тем, что практически одновременно создавались и политическая лингвистика, и политическая советология, а левые идеи были весьма популярны в Северной Америке, Западной Европе и других регионах. В европейской политической лингвистике этого времени используются преимущественно общелингвистические методы и приемы исследования, тогда как на американском континенте преобладают исследования, выполненные в рамках общей теории коммуникации, социологии и политологии.
Второй этап приходится на период холодной войны, когда идеологическое противостоя-
ние было максимально обостренным и многим казалось, что близится начало третьей мировой войны. Именно в эти годы многие западные советологи стремились найти общие черты в советском и фашистском политическом дискурсе, хотя советским специалистам кощунственной казалась уже сама попытка такого сопоставления. Вместе с тем именно на этом этапе советология полностью сформировалась как научное направление, в котором использовались самые современные для того времени научные методы (контент-анализ, квантитативная семантика, риторическое исследование текста, структурные методы, анкетирование и др.). В этот период европейская советология испытывала максимальное идейное и методологическое воздействие с американской стороны. Это воздействие проявлялось не только в идейнополитической гегемонии, но в том, какие методы и приемы использовались при изучении теории и практики коммуникации в Советском Союзе.
Третий этап совпадает со временем «разрядки» в отношениях между Советским Союзом и США, между странами Варшавского договора и НАТО. Угроза прямого военного столкновения отчасти миновала, но сохранялась острая идеологическая борьба, которая сопровождалась боевыми действиями во Вьетнаме, в Афганистане и иных регионах. В эти годы арсенал советологии пополняется новыми методами и приемами (критический анализ дискурса, когнитивные исследования, психолингвистический эксперимент, психоанализ, дискурсивные методики и др.). Именно в этот период европейская советология активно использовала методы и приемы исследования, характерные именно для европейской науки, в том числе для французской школы анализа дискурса, для континентальной (Германия, Нидерланды, Австрия) школы критического дискурс-анализа. В период разрядки между американскими и европейскими специалистами обнаружились и существенные идеологические различия в оценке советского политического дискурса.
Четвертый этап относится к периоду перестройки и демонтажа советской системы, когда политические разногласия обострились уже внутри советской страны, а зарубежные консультанты все чаще начали выступать как эксперты по вопросам строительства новой политической системы в России. В эти годы активизируются сопоставительные исследования, начинается изучение роли концептуальных метафор в политическом дискурсе, постоянно обсуждаются новые политические термины (перестройка, гласность, ускорение) и особенности использования традиционных политических терминов (правые, левые, демократизация, свобода и др.), активно изучаются особенности индивидуальных стилей политических лидеров (особенно М.С. Горбачева). Различия между советской и западной политической коммуника-
цией в этот период часто воспринимались как временные, что нередко приводило к недооценке российских традиций и специфики политической коммуникации в нашей стране.
Пятую группу составляют исследования современного (с 1992 года) российского политического языка, которые, по-видимому, уже выходят за рамки советологии. В последние годы они нередко обозначаются зарубежными и отечественными специалистами как относящиеся к лингвистической «постсоветологии» (роэ1-эоу1е1о!оду). Возможно, этот термин воспринимается как не вполне удачный, но его внутренняя форма хорошо отражает направленность соответствующих исследований: исследуется дискурс, который, во-первых, установился после советского, а во-вторых - сохранил многие свойства советского дискурса.
Можно предполагать, что лингвистическая постсоветология со временем, в результате последовательной утраты признаков советского дискурса перерастет в исследование российской политической коммуникации, что может получить и терминологическое закрепление в виде термина (например, возможно обозначение «лингвополитическое россиеведение»).
В Советском Союзе долгие годы считалось, что вся советология основана на невежестве и клевете на социалистическое государство, а советологи - малограмотные лжецы, клеветники и агенты вражеской разведки, изначально ненавидящие все русское и советское. Разумеется, среди советологов было немало людей недостаточно информированных, ослепленных ненавистью или сознательно зарабатывающих себе на жизнь заказными разоблачениями и страшилками. Среди академических советологов действительно нередко встречались ушедшие в отставку сотрудники специальных служб или иных государственных структур. Можно предположить, что эти люди сохраняли те или иные связи со своими прежними работодателями и поэтому транслировали официальную точку зрения на Советский Союз, который в течение многих десятилетий враждовал со всем западным миром.
Вместе с тем среди советологов были и талантливые ученые, которые, возможно, ошибались, но искренне стремились к объективности и смогли зафиксировать то, что оставалось скрытым для политически ангажированных авторов по обе стороны границы. Именно такие исследователи и заслуживают подлинной благодарности потомков. Следует, однако, подчеркнуть, что при обращении к публикациям западных специалистов практически всегда можно «вычислить» политическую ангажированность авторов, которая нередко проявляется в непосредственных обвинениях, негативных оценках и использовании всего арсенала мани-пулятивных приемов. К счастью, среди советологов всегда были специалисты, которые любили или хотя бы уважали нашу страну и изу-
чали советскую политическую коммуникацию с помощью объективных научных методов, используемых в современных гуманитарных науках.
Отметим также, что в США и иных западных странах некоторых советологов нередко подозревали в том, что они находятся под идеологическим влиянием коммунистической пропаганды и даже так или иначе связаны с советской разведкой и иными соответствующими организациями. Не секрет, что ученому в США (особенно в эпоху маккартизма) беспристрастно интересоваться СССР было настолько же небезопасно, насколько советскому исследователю проявлять непредвзятый интерес к Западу. С похожими проблемами сталкивались и западноевропейские ученые. Как отмечает Л. Франк, многие ученые, владевшие русским языком, боялись заниматься чрезвычайно политизированной советской проблематикой, предпочитая интересоваться темами, в которых они могли спокойно оставаться на почве научной объективности (например, размерами в ранней русской силлабо-тонической поэзии или немецкими переводами Антиоха Кантемира) [Frank 1965: 55]. Показательно, что одни и те же публикации нередко рассматривались на Западе как зараженные бациллами коммунизма, а в Советском Союзе - как грубые антисоветские пасквили.
Подозрения в симпатиях к Советскому Союзу могли негативно сказаться на академической карьере ученого и его материальном положении, поэтому не следует думать, что западные специалисты, изучающие Советский Союз, всегда были абсолютно свободными, искренними и беспристрастными. Атмосфера вражды негативно сказывалась на научном дискурсе по обе стороны «железного занавеса», хотя степень зависимости, разумеется, была неодинаковой.
Необходимо подчеркнуть, что у истоков начального этапа развития лингвистической советологии стояли не академические ученые, а журналисты.
Уже в 1917 году в американской прессе появилось множество публикаций о событиях в России. Практически все журналисты положительно оценивали Февральскую революцию как освобождение от царской тирании, как переход к демократической системе власти. Октябрьские события уже не вызвали полного единодушия, но поначалу они оценивалась преимущественно положительно и характеризовались как новый этап революции. Однако очень скоро произошло разделение на друзей и врагов советской России. Первые говорили о торжестве народовластия, вторые - о зверствах дикой необузданной толпы, подстрекаемой политическими преступниками. Красная Армия представлялась то как недисциплинированная шайка, которую в самом скором времени сметет народное восстание, то как вооруженный аван-
гард народа, сознательность которого гарантирует дисциплину. Как справедливо указывает современный российский специалист по истории, особенно негативно американцы относились к гражданской войне: большинство граждан США хорошо помнили о гражданской войне между южными и северными штатами [Тихий 2000].
В 1918 году вышла книга Луизы Брайант «Шесть месяцев в красной России», а год спустя появилась книга Бесси Биттик «Красное сердце Петрограда». По оценке советского специалиста Б. Гиленсона, «в этих книгах было немало верных и точных наблюдений, однако в них ощущалась известная импрессионичность манеры, чувствовалось, что их авторы поражены калейдоскопом сменяющихся событий, не всегда в состоянии точно уловить глубокие тенденции» [Гиленсон 1987: 334]. Публицистика этих авторов позднее активно использовалась в советологических исследованиях.
Вполне закономерно, что в Советском Союзе максимально высокую оценку и широкую известность получила книга американского публициста Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир» (первой американское издание -март 1919 года; впоследствии книга была переведена на десятки языков и переиздана в самых разных странах). По существу, Дж. Рид показал технологию захвата власти большевиками, и в основе этой технологии было вовсе не вооруженное восстание и штурм Зимнего Дворца, а коммуникативные технологии - пропаганда и агитация. Как сообщает американский журналист, «день за днем большевистские ораторы обходили казармы и фабрики, яростно нападая на правительство» [Рид 1987: 42], обещая мир, землю и народовластие и проклиная врагов народа - капиталистов, контрреволюционеров и Керенского. Эту же мысль внушали своим читателям большевистские газеты, тираж которых постоянно возрастал. Яростные коммуникативные столкновения происходили на всевозможных митингах, собраниях, диспутах, съездах и конференциях. Американский журналист ярко продемонстрировал, что победа революции в 1917 году ковалась агитаторами и ораторами. Красная Гвардия и ЧК были созданы позднее. Подобные наблюдения представлены и в публикациях многих других зарубежных очевидцев российской революции. Это свидетельствовало, что революция и гражданская война в России начинались с коммуникативной войны. Российские технологии революционной пропаганды впоследствии тщательно изучались (а нередко - и применялись) специалистами из самых различных стран.
Сходную позицию по отношению к Советской России занимал знаменитый журналист, корреспондент газеты «Нью-Йорк пост» Альберт Рис Вильямс, который вполне оправданно считается первопроходцем в налаживании дружественных взаимоотношений между наро-
дами России и США. В 1919 году вышла из печати его книга «Ленин. Человек и его дело», позднее - «Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918». По возвращении в Америку Вильямс активно выступал в защиту советской власти, агитировал против интервенции Соединенных Штатов на Дальнем Востоке, вел пропаганду большевистских идей, читая лекции и выступая на страницах газет и журналов.
Однако многие американские журналисты высказывали совершенно иную точку зрения на Октябрьскую революцию и писали об анархии и терроре, о беззаконии и продовольственном кризисе. Например, А. Буллард, побывавший в нашей стране как представитель американского Комитета общественной информации, опубликовал книгу «Русский маятник» (The Russian Pendulum, 1918), в которой говорит об ужасах революции и гражданской войны, о тяжелых условиях существования и резко критикует публикации Джона Рида.
Изданная в том же году книга Джозефа Дж. Мерето «Красный заговор» отличалось резкой критикой большевиков, осуждением их внешней политики, «автократизма» Ленина и его стремления «распространить большевизм на все остальные страны».
В 1927 году на праздновании десятой годовщины революции в Советском Союзе побывал Теодор Драйзер, который рассказал о своих впечатлениях в книге «Драйзер смотрит на Россию» (1928). Писатель много говорит об успехах революции, но не скрывает и негативных впечатлений.
Совершенно иную позицию занимал корреспондент «Нью-Йорк таймс» в Москве (с 1921 по 1934 год) У. Дюранти, который в книге «Я пишу так, как мне хочется» (I write as I please, 1935) восхищался пятилетним планом и полностью поддерживал политику советского государства. Он резко осуждал западных журналистов, которые занимали антисоветскую позицию, писали о терроре, голоде и нарушениях прав человека.
Московский корреспондент «Юнайтед Пресс интернейшнел» с Юджин Лайонс сначала (1928 год) выступал как сторонник советских экспериментов, но в конце своего пребывания в нашей стране (1934 год) занял ярко выраженную антисталинскую позицию и жестко критиковал Советский Союз в книге мемуаров «Командировка в утопию», которая была опубликована в 1937 году.
Известный дипломат Джозеф Дэвис был послом США в Советском Союзе (1937-1938 гг.) и отразил свои впечатления в документальной книге «Миссия в Москву», которая отличалась просоветским характером.
В публицистических книгах, подготовленных журналистами и дипломатами, помимо прочего, содержится богатый фактический материал, много метких наблюдений над особен-
ностями российской (советской) политической коммуникации, а поэтому они могут рассматриваться как открывающие первый этап лингвистической советологии. Собственно научные исследования, для которых необходимы отточенная методология и некоторая «отстраненность», бесстрастность, принадлежали перу академических ученых.
К числу основоположников лингвистической советологии как науки и политической коммуни-кативистики в целом справедливо относят Уолтера Липпманна (1889-1974), который в годы Первой мировой войны писал пропагандистские листовки для армии союзников во Франции, а затем занялся изучением проблемы эффективности политической агитации и пропаганды. Многие его идеи уже давно воспринимаются как аксиомы и прописные истины, соответствующие исследования стали своего рода базой для формирования понятийно-терминологического аппарата политической лингвистики. Например, в современной науке активно используется предложенное У. Липпманном понятие «процесса определения повестки дня» (agenda-setting process), т.е. высвечивания в политической коммуникации одних вопросов и замалчивания других. Таким образом, ученый разграничил такие явления, как реальная актуальность той или иной проблемы и ее «значимость» в восприятии общества, а также охарактеризовал определение повестки дня как важный прием манипулирования политическим сознанием.
У. Липпманн разработал эффективную методику применения контент-анализа как инструмента для исследования общественных представлений о политике. В частности, еще в 1920 году У. Липпманн совместно с Ч. Мерцем опубликовали исследование корпуса текстов газеты «The New York Times», которые были посвящены Октябрьской революции в России [Lippmann, Merz 1920]. Анализ показал, что среднему американцу невозможно было составить сколько-нибудь объективного мнения о происходящих событиях ввиду антибольшевистской предвзятости публикуемых текстов. Это исследование продемонстрировало, что в большинстве текстов желаемое выдавалось за действительное (статьи убеждали читателей в скором крушении большевистского государства), не позволяя читателям делать собственые выводы и прогнозы.
Теоретические выводы У. Липпманн совмещал с практической политической деятельностью и оказывал влияние на принятие решений на самом высоком уровне. Так, будучи советником президента В. Вильсона, исследователь участвовал в составлении знаменитых «14 тезисов», в корне изменивших внешнеполитический курс США, в том числе и отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Вообще тесная переплетенность теории и практики, научно-академической и собственно политической деятельности - характер-
ная черта американской советологии. Из среды советологов вышли несколько Государственных секретарей, сенаторов, широко известных советников президентов США.
Важную роль в становлении лингвистической советологии сыграл Пол Лазарсфельд (1901-1976), активно занимавшийся изучением пропаганды (в том числе коммунистической) в Колумбийском университете. В 1937 г. он руководил исследовательским проектом по изучению воздействия радиовещания на американскую аудиторию. Впоследствии этот проект вылился в создание «Бюро прикладных социальных исследований» - исследовательского института, который занимался вопросами политической и массовой коммуникации. Вместе со своим коллегой Р. Мертоном П. Лазарсфельд разработал метод опроса фокус-группы, который применялся для сбора данных об отношении рядовых американцев к различным политическим проблемам, среди которых важное место занимало отношение к тоталитарным идеологиям и соответствующим режимам.
Среди ведущих американских советологов называют также профессора Гарольда Лас-свелла (1902-1978), которому принадлежит заслуга значительного развития методики контент-анализа и ее эффективного применения к изучению языка политики. С помощью контент-анализа Г. Лассвеллу удалось продемонстрировать связь между стилем политического языка и политическим режимом, в котором этот язык используется. По мнению исследователя, дискурс политиков-демократов очень близок дискурсу избирателей, к которым они обращаются, в то время как недемократические элиты стремятся к превосходству и дистанцированию от рядовых членов общества, что неизбежно находит отражение в стилистических особенностях языка власти. Языковые инновации предшествуют общественным преобразованиям, поэтому изменения в стиле политического языка служат индикатором приближающейся демократизации общества или кризиса демократии. Использование этой методики позволило сделать вывод о том, что политический язык советской элиты на протяжении двадцатых-сороковых годов все дальше и дальше уходил от демократических традиций.
Значительное место в творческом наследии Гарольда Лассвелла занимают исследования, посвященные коммунистической риторике. В 1939 году он совместно с Дороти Блюменсток издал книгу «World Revolutionary Propaganda: A Chicago Study» («Мировая революционная пропаганда: чикагское исследование») [Lasswell, Blumenstock 1939] (фрагменты на русском языке см. [Лассвелл, Блюменсток 2007]), которая начинается знаменитой фразой «Мы живем в век пропаганды». Столь важная роль, которую авторы приписывают пропаганде, связана с реальной социально-политической ситуацией, сложившейся в мире в 20-30-е гг. прошлого ве-
ка. Анализ, представленный Г. Лассвеллом и Д. Блюменсток, характеризуется детальностью проработки вопроса и целым набором ранее не применявшихся методов исследования, которые позднее вошли в методологический фонд зарубежной теории и практики политической коммуникации, но по ряду причин малоизвестны отечественным читателям.
Итак, на первом этапе развития американской лингвистической советологии ведущую роль играли журналисты и политики, которые создавали свои статьи и книги на основе личных впечатлений. Значительно позднее появились фундаментальные исследования, созданные по всем правилам академической науки.
Сопоставляя публикации исследователей из Европы и Америки, можно заметить, что до Второй мировой войны европейские специалисты обращались преимущественно к изучению изменений в системе языка, обусловленных революцией и новым политическим режимом. Они активно фиксировали семантические и лексические неологизмы, новые словосочетания и клише, отмечали изменения в стилистической окраске слов. Соответственно американские исследователи предпочитают рассматривать методы и приемы использования языка как средства воздействия, активно обращаются к прагматике речевой деятельности в политической коммуникации, умеют выделить наиболее существенные факты и ярко их представить.
Среди ведущих американских специалистов не было единства в антисоветской направленности: одни из них избегали прямых оценок, другие - писали о Советской России с заметной симпатией, третьи - были настроены критически и к политическому режиму и к его речевой практике. Едва ли не все советологи «первой волны» искренне любили Россию, хорошо знали ее историю и культуру, но их оценки часто носят субъективный характер, а их политические симпатии слишком сильно сказывались на характеристике советской действительности.
ЛИТЕРАТУРА
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Лингвистическая
советология. - Екатеринбург, 2009а.
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Лингвистическая
советология как научное направление // Политическая лингвистика. 2009Ь. № 3 (29).
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Лингвистическая
постсоветология // Политическая лингвистика. 2008. № 2 (25).
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Эволюция лингвистической советологии // Политическая лингвистика 2007. № 3 (23).
Гиленсон Б. А. А.-Р. Вильямс // Новая и Новейшая история. 1984. № 7.
Касьянко В.И. Правда и ложь о Стране Советов. - М., 1987.
Лассвелл Г., Блюменсток Д. Методика описания лозунгов // Политическая лингвистика. 2007.
№ 3 (23).
Рид Дж. Десять дней, которые потрясли мир. -М., 1987.
Тихий К.Т. Американцы о стране Советов 19211933 гг. - Владивосток, 2000.
Третьяченко Е.А. Россия в восприятии политических и общественных деятелей США 1917-1945 // Вестник Нижегородского государственного лингвистического университета. Выпуск 8. - Нижний Новгород, 2010.
Bourke-White M. Eyes on Russia. - New York: Simon and Schuster, 1931.
Davies J. Ed. Mission to Moscow. - New York:
Simon and Schuster, 1941.
Duranty W. I write as I please. - New York: Simon and Schuster, 1935.
Elias R.H. Theodore Dreiser: Apostle of Nature. -N. Y., 1949.
Frank V.S. Soviet Studies in Western Europe (Britain) // The State of Soviet Studies [Ed. by W. Laqueur, L. Labedz] - Cambridge, MA: MIT Press, 1965.
Lasswell H., Blumenstock D. World Revolutionary Propaganda: A Chicago Study. - New York; London: Alfred A. Knopf, 1939.
Lippmann W., Merz Ch. A Test of the News // The New Republic. 1920. Vol. 33(2).
© Будаев Э.В, Чудинов А.П., 2010
