CC BY
92
УДК 5-05
Амалия Хазанович
О.И. ПАНЮКОВА,
зам. директора
ФГНУ ИОМНССДВ, г. Москва
Эта статья была написана после посещения Таймырского краеведческого музея и знакомства с судьбой Амалии Хазанович. Хазанович Амалия Михайловна (1912 - 1986), исследователь Севера. В 193637 гг. кочевала по таймырской тундре с долганами, затем с нганасанами, заведовала «Красным чумом», лечила и обучала грамоте аборигенов Севера.
Ключевые слова: Таймыр, Хазанович Амалия, аборигены Севера, красный чум, обучение грамоте.
Khazanovich Amalia is researcher of the North. In 1936-37, wandered with Nganasans in Taimyr tundra, was in charge of «the red tent», healed and taught literacy indigenous peoples of the North.
Keywords: Taimyr, Khazanovich Amalia, aborigines of the North, «red tent», literacy training
Стылые леденящие ветры господствуют на Таймыре. Морозный шорох пронизывает этот удивительный край белого безмолвия таинственностью и суровостью. Утрамбованный ветрами снег укрывает промерзлую землю. Метельный дым нередко соединяет землю с небом. Коренная зима царствует вокруг.
Время от времени фейерверки цветомузыки озаряют небо. Это северное сияние. Разноцветная световая бахрома то растягивается волнообразной гигантской лентой, то резко собирается, меняя густоту окраски, то распускается, словно фейерверк. Это древний Таймыр, которому всегда найдется, чем удивить нового человека. Величие и простор, богатство недр и строгая, неброская красота природы. А еще люди.
4 41
Эта статья — об Амалии Хазанович, удивительной женщине, которая посвятила свою молодость Арктике, её людям.
В статье подробно остановимся лишь на двух годах её жизни, определивших всю её дальнейшую судьбу.
Зачем молодая девушка, живущая в столице, отправилась в далекий и неизведанный край, обрекая себя на неимоверные трудности и лишения? И какой закон притяжения действует в северных широтах, который влечет сюда людей отважных, талантливых, сильных духом?
Социалистическое строительство на Таймыре, как и на всем Крайнем Севере, имело свои, присущие этому региону особенности. Одним из основных звеньев борьбы за подъем культуры населения явилась ликвидация неграмотности. К 1925 году на всем Крайнем Севере было 6 школ, а грамотность населения — чрезвычайно низкой. Среди коренных народностей Таймыра еще в конце 1920-х годов людей, умеющих читать по слогам или расписываться, насчитывались буквально единицы. Среди нганасан не было ни одного грамотного, среди ненцев Лапто-салянского родового совета — только один человек.
Для ликвидации неграмотности среди туземного населения в округе были организованы кочевые школы, а также Красные чумы, ставшие специфической формой культурно-просветительской работы среди кочевников. Красные чумы просуществовали на Таймыре вплоть до 1975 года. Работники Красных чумов кочевали по тундре вместе с оленеводами и охотниками, выполняя при этом обязанности библиотекарей, учителей и даже медиков, «Выполняли обязанности» — это будет неполной правдой, они жили этой жизнью, наполняя каждый прожитый день смыслом и новым содержанием.
О первом призыве 100 комсомольцев на освоение Арктики 14 апреля 1934 года в газете «Комсомольская правда» было напечатано постановление ЦК ВЛКСМ.
Молодая инструментальщица Московского завода механизации сельского хозяйства Амалия Хазанович написала в «Комсомольскую правду»: «Я готова посвятить себя работе на далеком Севере. Мне 21 год. Работала на Урале врачом. Радиолюбительница. Член ВЛКСМ с 1930 г. Сейчас работаю инструментальщицей на заводе ВИМЭ. Гибель «Челюскина», тяжелые условия спасения героев — всё это еще раз говорит о необходимости изучения Арктики...». В письме она также сообщила, что умеет завязывать морские узлы, имеет значки «Готов к труду и обороне» и «Ворошиловский стрелок», знает метеорологию, может вести культурную работу среди аборигенов Севера. «Хочу верить, что буду в сотне», — заключила она.
Амалия читала всё, что касалось освоения Арктики. Но в первую сотню поехавших на Север по комсомольской путевке Амалия не попала. В райкоме комсомола для нее было другое задание, ее от-
правили в колхоз Лыткарино Ухтомского района Московской области на культурно-массовую работу... Девять месяцев прожила Амалия в колхозе.
Наконец в мае 1936 года ее вызвали в Главное управление Северного морского пути и предложили поехать в Хатангскую культурную базу на Таймырском полуострове заведующей Красным чумом. Красный чум — то же, что и изба-читальня. В него впрягают оленей, и он передвигается вместе с кочевым населением. Содержание работы ей было знакомо, только условия значительно сложнее, но она согласилась.
Итак, 1 июня 1936 г. она отправилась в далекий путь. Из Москвы до Красноярска она добралась на паровозе. В Красноярске купила билет на пароход до Дудинки. Вместе с ней на пароходе плыла группа Малого театра из двадцати двух человек вместе с народной артисткой Верой Николаевной Пашенной и заслуженным артистом Костромским.
Ее поразила природа тайги. Часами она стояла на палубе, любуясь дикой красотой реки, ее своеобразными берегами, отвесными скалами, низко склонившимися над рекой. На пароходе Амалия Хазанович познакомилась с Георгием Кублицким. Вот как он писал о ней: «Девушка с быстрой речью, с насмешливыми глазами за выпуклыми стеклами роговых очков». Утром на восьмые сутки была уже в Дудинке. Вот, что писала она, впервые приехав на Таймыр: «Не перестаю поражаться разительным картинам: у берега, рядом с большим пароходом, ныряет в волнах «ветка» (лодка, выдолбленная из целого дерева, очень мелкая и неустойчивая), на которой приплыли долганские рыбаки; недалеко качается на поплавках гидроплан, и тут же на берегу, стоят упряжки оленей...».
Амалии Хазанович предстояло еще пролететь 1200 км до Хатанги. 3 августа 1936 г. она наконец-то оказалась в Хатанге. По её воспоминаниям «... тяжелый бомбардировщик, ведомый полярным летчиком Павлом Головиным, приводнился на реке Хатанге, на высоком берегу которой расположился поселок из 24 домов». На следующий день после прибытия в Хатангу она встретилась с начальником культбазы Михаилом Федоровичем Даниловым. Из его рассказа она узнала, что Хатанга — самый отдаленный район Таймырского национального округа. Только самолеты связывают ее с Большой землей в летнюю пору. Болотистая тундра плохо приспособлена для наземного транспорта. Площадь Хатанг-ского района — 636 тыс.кв.км. Население района — долганы, нганасаны, якуты и старинные русские поселенцы. На каждого жителя приходится около 200 кв.км. Всё население кочует с оленьими стадами в поисках пастбищ. Зимой для перевозки груза и пассажиров между Дудинкой и Хатангой устанавливается санная дорога. По ней цепочкой растягиваются станки — объединение нескольких хозяйств в одном месте. На карте эту дорогу нельзя начертить, так как она меняется 1-2 раза в месяц, потому
что жители тундры перекочевывают с места на место в поисках мха — ягельника, корма для оленей. Начать работу ей предложили в таком поселенском пункте — на станке Исаевском, который расположен между Волочанкой и Хатангой. Для проведения культурной работы ей предложили помещение, которое могло легко передвигаться следом за кочевым. Этим помещением был балок.
Вот как он выглядел: два больших полоза, на которых был настлан пол, сбитый из строганных досок. Четыре высоких бруса составляли углы будущего «дома-балка». Несколько тонких перекладин заменяли потолок, небольшая рама с ручкой весьма отдаленно напоминала дверь... Амалия занялась обустройством своего будущего жилища. Обои ей заменила красивая цветная материя, натянутая на
деревянный каркас. Сверху был натянут нюк — чехол из оленьих шкур, чтобы было тепло. Сверх ню-ка — чехол, который предохранит мех от сырости. Размеры балка были невелики: длина 4,3 м, ширина 2 м, высота 1,8 м. И вот в этом балке надо было поставить печку, нары для сна, скамейки, стол, ящики с культинвентарем, кое-какие вещи и продукты. Получалось, что даже одному человеку будет тесно в этом балке, где же тогда поместятся ученики, как проводить собрания. Тогда она занялась конструированием мебели. Придумала складной стол. Во время занятий его «крылья» поднимались и удлиняли стол на два с лишним метра. В сложенном виде получался маленький столик 65x60 см. Для облегчения нары сделала в виде фанерного ящика с крышкой. Днем, во время работы постель хранилась в ящике, а нары служили диваном. Скамейки тоже задумала с фанерными стенками. Внутрь складывались всевозможные вещи, чертеж ей помог выполнить радист. Столяры Северной енисейской строительной конторы тщательно отделали мебель. Железную печку ей сделал долганин Петя Необутов, ученик механической мастерской культбазы. Железная печка создавала в балке для Амалии особенный уют. Когда в ней загорался огонь, на дверке ярко светились слова: «На память от П. Необутова 1936 г.». Закончив обустройство балка, она начала собирать оборудование для Красного чума. Не хватало хороших патефонных пластинок, киноаппарата, настольных игр и многого другого. Ей помогли комсомольцы,
они сделали все, что могли. Из белой рулонной бумаги сшили тетради. Вырезали из журналов и газет снимки и приготовили альбом. Сами нарисовали разрезную азбуку. Собрали во всех учреждениях и конторах карандаши. Каждый обладатель патефона пожертвовал одной - двумя пластинками.
И вот 18 октября она попрощалась с Хатангой и отправилась на станок Исаевский. До станка Иса-евского было 260 км. Он был седьмым по счёту на оленьем тракте. На станке было шесть балков. В первый же день ее прибытия балок, т.е. Красный чум, посетили почти все жители станка. Их удивила чистота в балке. Ведь у них в балках не убрано, накурено, на полках грязная посуда, всюду разбросаны куски меха и лоскутки материи. В станке было несколько мужчин-долган, которые могли немного выражаться на русском языке. Всего на станке было пятнадцать мужчин и двенадцать женщин, дети школьного возраста учились в интернате. Ей надо было со всеми хорошо познакомиться, узнать не только их имена, но и кто они, как живут. Вскоре она провела первое собрание. Во время собрания обсудили то, как они будут учиться, как потом каждый сможет взять в руки книгу и прочесть ее. Переводил ее слова на долганский язык Никита Налтанов, председатель Затундро-Якутского кочевого Совета, передовой человек в районе. После собрания согласие на учебу дали девять взрослых мужчин. Женщины остались с детьми. Начались занятия. Но тех, кто не учился, разбирало любопытство, что же делают в Красном чуме каждый вечер мужчины, имеющие уже взрослых детей. Сначала любопытные заглядывали в окно, потом стали приходить на занятия, но в серьезность этих занятий не верили и уходили посмеиваясь. На занятия приходили мало, а на собрания почти все, в том числе и девушки. На этих беседах Амалия говорила о том, что учиться надо всем: взрослым мужчинам, женщинам, девушкам и детям. Переводчиком все время был Никита Налтанов. И через месяц четыре девушки-долганки пришли на занятия в Красный чум. С учебой росла их дружба. Исаевцы с удовольствием познавали новые для них понятия, незнакомый им мир. Для того, чтоб хоть как-то изменить отношение кочевника к своему быту, Амалия Хазанович воспользовалась Международным Женским Днем, который решила отметить широко.
Перед праздником она показала жителям станка фотоснимки знатных женщин, рассказала об их работе и почете, которым их окружают. Чтобы нганасанские женщины навели порядок в своих балках, Амалия провела соревнование «За самый чистый балок». Избрала из женщин комиссию, которая помогала бы готовиться к проведению праздника. Балки становились чище, но даже в чистых балках всё еще не знали вкуса к чистой одежде, мылу и горячей воде. Уговоры Амалии действовали мало. Тогда после очередного собрания она превратила свой балок в баню и на глазах у собравшихся деву-
шек вымылась. То же самое она предложила сделать остальным, одна из них робко последовала ее примеру. Всегда грязная и лохматая, девушка предстала перед подругами в другом виде. Тут же было постирано ее грязное платье и фартук.
Вскоре исаевские девушки вызвали на соревнование все Красные чумы Таймырского округа. В соцдоговоре стоял пункт о еженедельном мытье тела горячей водой и стирке белья. Исаевцы тщательно готовились к празднику 8 марта. Каждый из обитателей шести балков старался сделать так, чтобы его балок был самым чистым, чтобы все мылись, а платья стирались. Девушки торопились сшить новые платья, мужчины ходили к Амалии подстригать свои длинные волосы. На станке появился еще один балок — подкочевал к ним Спиридон Бетту с женой, сыном и невесткой. У него был большой белый балок и вокруг него множество нарт, и высоких санок с хозяйственной утварью. Председатель кочевого совета Никита Налтанов рассказал, что Спиридон — шаман, который будет всячески мешать работе Красного чума.
Наступило 8 марта 1937 г. На улице — 42 градуса мороза. Нарядные исаевцы встречали гостей, приезжающих с разных концов тундры. В балках негде было повернуться, и митинг устроили на улице. Саночки гостей послужили скамейками. Амалия рассказала, как учатся женщины и девушки станка, как чисто стало в балках, как часто научились они готовить пищу. Исаевские женщины получили премии за образцовое состояние балков, за свою личную опрятность и опрятность всей семьи. Девушки-долганки смущенно принимали подарки: скатерти, махровые полотенца, разноцветные ленты.
После митинга на морозе все ели жирный суп, сваренный из оленьего мяса, который был очень вкусный. Пили чай с конфетами и печеньем. По традиции день был закончен массовыми играми и национальным танцем «Хейро», в котором участвуют почти все. «Хейро» — это хоровод. Танцующие становятся в круг, крепко держа друг друга под руки. Движутся по часовой стрелке, переставляя правую ногу сзади левой, в такт шагу кричат: «Хейро, хей-ра, хейро, хейра...». Такой танец продолжается несколько часов, но до конца выдерживает не каждый. Правая нога постепенно перестает подчиняться однотонному ритму, и человек выпадает из круга. Круг смыкается, а танец продолжается, пока не останется один человек. Амалия была довольна прошедшим днем. «То что увидели гости на станке Иса-евском, не могло не вызвать у них размышлении. А это уже хорошо», — размышляла она, ложась спать. Утром 9 марта решено было «аргишить» на новое место, т.е. пастбище. С утра один за другим потянулись в путь балки, а за ними грузовые санки и нарты. Аргиш длился пять часов. Новое место для стойбища было выбрано на высокой горе. Вокруг балков были сделаны снежные завалинки, кололи дрова, расставили вещи, а вечером был проведен
очередной урок. Поначалу, когда Амалия учила долган писать цифры, многие считали это бесполезной работой, но когда они стали самостоятельно решать задачи, то полюбили арифметику. Так же дело обстояло и с письменностью. Как-то к ним на станок приехала врач — Ольга Якушева. Она обследовала всех жителей, оказала больным помощь. А когда уехала, поручила молодой красночумовке следить за жителями, помогать им. Она подробно проинструктировала Амалию и оставила ей кое-какую медицинскую литературу. Теперь Амалия не только учила, но стала и в какой-то мере помогать больным. Сначала она давала лекарства, клала компрессы. Потом к ней стали приходить на перевязки и за средствами от боли в животе. К ней стали приезжать и больные за сто и больше километров. Тяжелых она отправляла в районную больницу. Однажды к ней даже приехал нганасанин. Нганасаны кочевали в самых глухих уголках тундры, даже на факториях они были редкие гости. Нганасанину надо было перевязать палец. Амалия помогла ему. О его «исцелении» узнало всё население Затундро-Якутского и Вадеево-Нганасанского кочевых Советов, что было в пользу красночумовки. Приезжали и шаманы за лекарством, но их просьбы носили провокационный характер. Однажды к ним на станок приехал гость. «...Шибко ученый человек. Сам русский, а нашу говорку знает», — сказал про него Никита Налтанов. Каждый новый человек на станке, прибывший «сверху» от Дудинки, — это «живая газета» с «Большой земли». Гостем был Андрей Андреевич Попов — этнограф, старший научный сотрудник Института археологии, антропологии и этнографии Академии наук СССР, начальник экспедиции по изучению этнографии нганасан. «Экспедиция» состояла из одного человека. Из беседы с ним вечером в Красном чуме Амалия узнала, что нганасаны — самый северный народ мира и самые загадочные. Ня танса (самоназвание нганасан), что означает «олений народ», всегда насчитывается от 700 до 900 человек — в равновесии с численностью оленей в Таймырской тундре. Нганасаны — природные тундровики, прекрасно приспособленные к суровой заполярной жизни. Нганасанин, увидев еле различимую в дали упряжку, уверенно называет имя каюра, узнавая его оленей по ритму бега. Без труда определяет своих оленей в чужом стаде в полторы тысячи голов, не знающий арифметики, окинув взглядом огромное стадо, скажет, все ли олени на месте.
С XVII века, когда на севере Таймыра появились царские чиновники и купцы, нганасане были обложены Ясаками. Грамотой царя Михаила тобольскому воеводе, князю Трубецкому предписывалось ежегодно высылать «горячего вина 15 ведер для угощения старейшин остятских и самоедских, чтобы приучить их к исаку». Спаивая нганасан, царские воеводы делали их более сговорчивыми и легко обирали. Нганасаны спасались от грабежа, уходя всё дальше и дальше в самые северные районы тундры.
Несколько веков такой жизни наложило на нганасан свой отпечаток. Они отличались замкнутостью, недоверием к другим народам, постоянно кочевали далеко в тундре, и, если подходили краю леса, где кочевали долганы, якуты, то либо за дровами, либо для того, чтобы приобрести немного муки, соли, сахару и охотничьих припасов. Жили нганасаны хуже, чем долганы. Вместо удобных нартенных балков у них были холодные шестовые чумы, которые отапливались внутри костром. Нганасаны пользуются исключительно меховой одеждой. Меховые штаны, рубахи, обувь надевают на голое тело. Наиболее оригинальной представляется нганасанская обувь (фаяиму), больше нигде не встречающаяся. Она не имеет выемов в подъеме и представляет как бы цилиндрический чехол. Зимняя обувь шьется исключительно из белого камуса — меха оленьих ног. У нганасан преобладает натуральное хозяйство. Зимой они подкочевывают к краю леса. Широко пользуются услугами фактории, продают шкуры песцов, оленьи постели, мясо дикого оленя и покупают посуду, охотничьи припасы, сахар, муку, сухари, сушки. Очень любят хлеб. Но летом они снова уходят на самый край Таймыра, частью к озеру Таймыр, частью к реке Подкаменной, к хребтам Дахса-Керяка, где летом часто пасется дикий олень.
Так же Амалия узнала, что до последнего времени нганасаны активно сопротивлялись организации у них ликбеза. Много и подолгу рассказывал АА. Попов Амалии Хазанович о нганасанах, и в конце всегда добавлял, что нужно много поработать среди нганасан, чтобы они приняли к себе учителя, чтобы они поняли пользу грамоты, учебы. Нелегкая это задача, но вместе с тем и благородная... Молодая женщина с большим вниманием слушала рассказ Попова и думала: «А почему бы мне не попробовать свои силы, почему бы не использовать опыт работы у долган, на новом кочевье с нганасанами». Эта мысль уже не покидала ее. В апреле она составила докладную записку на имя начальника Хатангской культбазы с просьбой включить ее в культбригаду для летнего кочевания с нганасанами, а в крайнем случае — отправить ее одну. Письмо с нарочным ушло в Хатангу. А тем временем на станке шли экзамены. Смотреть приехали представители райкома партии и комиссии. Экзамены прошли хорошо. Молодую учительницу поблагодарили за отлично проведенную работу, ликвидацию неграмотности среди населения Исаевского станка.
11 апреля 1937 г Амалия попрощалась с исаевца-ми. Они помогли ей собраться. За зиму она подружилась с ними, полюбила их. Они тоже привязались к ней. При прощании ей дали гостинцев, а провожать вышли ее все жители станка.
В Хатанге она встретила 1 мая. Вопрос о летнем кочевании с нганасанами был уже решен. Амалии предстояло поехать одной, потому что культбрига-ду собрать не удалось. Она стала готовиться к новому пути. Путь предстоял быть трудным и тяжелым.
Учить нганасан и жить с ними будет нелегко. Она знала, что есть шаманы и кулаки, которые ведут большую работу против школ. Они убеждают родителей в том, что детей в интернате учат бросать семью, что обученных детей будут увозить из района. Она должна была разъяснить всё это и многое другое нганасанам.
Амалия знала, что женщина у нганасан, считается поганым существом. Поэтому войдя в чум, должна пройти с правой стороны костра на середину и при этом не перешагнуть ни через одну вещь, валяющуюся на полу, а всё убрать перед собой. Если же на пути встретятся ноги спящего человека, нужно их подтолкнуть, чтобы спящий проснулся и убрал ноги, но ни в коем случае не перешагивать через них. Выходить из чума как женщинам, так и мужчинам нужно с той стороны, с которой вошел в чум. Женщинам нельзя перешагивать через костер. Женщина-долганка не может сказать своего имени, если ее спросят. Сказать ее имя позволено только мужчине. У нганасан даже мужчина не может назвать своего имени и имена людей старше тебя. Имена других называет старший из присутствующих, при этом не называя себя. Обычно при появлении гостей женщины уходят из чума, старшая может остаться, чтобы ухаживать за гостями. Любовь к детям среди долган и нганасан очень велика. Они никогда не ругают детей. Вопрос о добровольной посылке детей на целую зиму в интернат чрезвычайно сложный для них, поэтому надо много терпения, много убедительных доводов.
Все наставления Амалия старалась записывать в свой блокнот. На летнее кочевание Амалия с собой взяла малокалиберную винтовку, тысячу патронов к ней для охоты и стрелковых соревнований, патефон с пластинками, канцелярские принадлежности, кое-что из посуды, также захватила кинжальчик (финский нож), который носят в футляре на поясе. По рассказам АА. Попова она знала, что нганасаны возвращаются к полосе леса, которая находится возле Хатанги, не раньше ноября. Ей нужно было взять с собой полугодовой запас продовольствия, ведь в тундре ничего не купишь. За шесть месяцев ей предстояло прожить весну, лето, осень, зиму — все четыре времени года.
Для Красного чума она не могла взять много вещей, но и без наглядных пособий не смогла бы проводить работу. Поэтому она взяла часы, календарь, компас, свечи, альбомы, журналы, географическую карту, азбуку, буквари, разные настольные игры и волейбольный мяч с сеткой. Для библиотеки взяла несколько учебников, советскую и зарубежную литературу. Немало хлопот доставил ей выбор продуктов. Нельзя было взять ни много, ни мало. Она взяла 32 кг сахара, 22 кг крупчатки, 160 кг муки сеянки, 16 кг соли, 10 кг пшена (этого количества ей оказалось мало), 1 кг байхового чая, 16 кг сухого компота, ящик (24 кг) сливочного масла, несколько банок консервированного молока и какао, 500 грамм
сухого какао, 2 кг шоколадных конфет и 3 плитки шоколада. Чтобы помогать больным, ей дали прекрасную аптечку, наделили литром спирта на всякий экстренный случай и большой банкой ртутной мази. Почти все вещи она уложила в простые мешки и фанерные ящики. Весь багаж уложили на двух санях. Спальный мешок и большая оленья шкура, служившая одновременно матрацем и ковром, поместились на третьих станках.
3 мая 1937 г. начинается новая страничка из дневника жизни Амалии Хазанович.
Из воспоминаний Амалии Хазанович узнаем, что провожать ее вышли почти все знакомые. В своем дневнике она пишет: «... чувствовалось большое тепло, исходящие от всех провожающих. Все понимают, что отправиться мне одной на летнее кочевание с нганасанами — самой отсталой народностью Севера — дело трудное. Но у меня было хорошее настроение и это передалось другим...» Дальше Ама-лия описывает трудности поездки с нганасанами: «...Женщина у нганасан под большим гнетом и всё что касается женщины — ... «грех», «поганое». Никогда ни один нганасанин не сажал на свои нарты женщину. Долгое пререкание прекратилось само собой. Когда я, наконец, села на санку к Югаптэ. Он опешил, «закон», «вера» были нарушены, и он хотел хоть как-нибудь оградить себя от «греха». Он быстро выдернул из-под меня оленью постель, предложив сидеть на голой санке. Я, конечно мягко, возразила, и он сдался. Вековые устои начали колебаться уже с момента выезда. Это чудесно!» Амалия писала о нганасанах: «Все они черные брюнеты, глаза карие, цвет кожи шоколадный от ветра и солнца. Некоторые сидели за низеньким столом пили чай, остальные курили трубки». Ее всё время посещали обитатели чумов. Кто просил пособку от рези в глазах, кто просто приходил смотреть. Однажды к ней пришел старик (имени не назвал) с жалобой на боли в спине и на кашель. Она предложила натереть ему спину скипидаром, и он согласился, ее руки почернели от его спины — настолько он оказался грязным. Так начиналось ее шестимесячное кочевание вдали от друзей, руководителей, без какой-либо связи.
Путь на основное стойбище — стойбище Асянду Васентэ, занял несколько дней. Длинный путь истощил оленей, и возчик заявил Амалии, что ей надо написать записку Васентэ, чтобы тот прислал новых оленей. Амалия не знала, как написать ему, поэтому она ее нарисовала.
Такой грамоте Амалию научили долганы во время работы на Исаевском станке. Необыкновенное письмо отправилось на стойбище к Васентэ, который через два часа приехал и привез столько оленей, сколько было указано в записке. Это так же была победа Амалии, с ней считались, и это внушало надежду, Приехав на стойбище Асянду, Амалия написала в своем дневнике: «Здесь жизнь первобытна, не украшена культурой, не облагорожена этикетом,
не утончена в обращении. Люди говорят так, как думают, делают, как чувствуют и, если записи в дневнике — откровения, то в этом ничего удивительного нет — здесь сама жизнь обнажена передо мной, как блудница перед любовником. Я ее — жизнь вижу, ощущаю, воспринимаю во всей ее наготе, со всеми изгибами, извилинами, выпуклостями, язвами, красотами и интимностями».
В первое время, когда говорили об учебе, она показывала как пишутся буквы, цифры. Заинтересованность была. Но учебу еще не начинали. Она говорила, что заниматься надо всем. В тоже время она знала, что мужчины не захотят заниматься вместе с женщинами. Поэтому поначалу она решила заниматься с мужчинами, а уже потом, постепенно привлечь и женщин. Первым на учебу согласился Асянду Васентэ, так как ему понравилось то, как однажды Амалия помогла ему произвести расчеты по перевозкам и получить заём. Но Асянду заявил, что сначала выучится он, а потом уже другие, и, что с ним могут заниматься только старшие мужчины. Это сильно срывало ее план обучения, она боялась, что не сможет выполнить его. Поэтому другим она просто показывала журналы, фотоальбомы, рассказывала сказки, а также и сложные произведения. Проводила беседы о гигиене, о семье, комсомоле, временах года. Говорила о преимуществе артели, при создании которой было бы разделение труда, что облегчило бы жизнь кочевников. Расширяла их кругозор. По беседам нганасан между собой в чумах она была уверена, что ее понимают.
В своем письме от 22 июня 1937 года товарищу Данилову она писала «Занятия с Васентэ уже начала. О других лучше не заикаться. Благодаря А.А. Попову, провели проработку-изучение Конституции. О привитии культурных навыков пока молчу — научила только мыть посуду. Всемерно оказываю медицинскую помощь. Сама усиленно веду словарную запись слов и учусь разговорной речи... учу их кулинарии. Взаимоотношения со всеми обитателями очень хорошие». Письмо было в обычном желтом конверте, на лицевой стороне конверта было написано «Срочно» и адрес. Конверт был запечатан красным сургучом, который прикреплял к нему гусиное перышко. Для неграмотных это означало слово «срочно». Письмо она положила под песцовую ловушку в надежде, что когда придет охотник, увидев письмо, передаст его русским. Такое письмо в тундре называлось «падерка». Письмо дошло. Но весь его путь не был установлен, неизвестно кто из охотников, кочевавших по берегу Хатангского залива, нашел письмо. Но известно, что сородичи-долганы Попигайского района передали его Клавдии Поротовой. От нее оно попало к уполномоченному райисполкома Федору Спиридонову, который доставил его в Бухту Кожевникова Болотникову. Последний этап письмо преодолело в радиоэфире, пробыв в пути полтора месяца. Н.Я. Болотников сохранил письмо как реликвию и вручил его через 35 лет
в Московском филиале Географического общества Амалии Михайловне. Сейчас письмо хранится в архиве.
В стойбище у Амалии был любимец — трехлетний малыш Лямо. Она сшила для него одежду, искупала его и одела во все новое. Маленький Лямо стал похож на европейского мальчика. С самого начала своей работы она вела атаку на грязь, за чистоту, за мытье, но результатов не было. Но после четырех месяцев ее пребывания 50-летний старик Тамтымаку, которого замучили вши, решил смыть с себя всю грязь, нарушив веру. От мытья он получил огромное удовольствие, о котором всем рассказывал. Мужчины явно завидовали, женщины злословили. Но все втайне ждали, что с ним случится после нарушения веры. Борясь за чистоту, Амалия сама стирала мужчинам рубашки, показывала, как надо чистить посуду. Всемерно оказывая медицинскую помощь, она делала компрессы, перевязки, смазывала ртутной мазью, давала лекарства и прочее. Вылечила даже Хыты Купчика от солитера, за что он был ей безмерно благодарен. Однажды у Амалии с мужчинами стойбища возникли разногласия. Ее даже хотели выгнать или оставить на стойбище у долган, а на обратном пути забрать. Но тактичное поведение, умение переубеждать, настоять на своем помогли ей, и она осталась с нганасанами.
В своем дневнике она писала: «Лично я, не жалея, отдаю свои знания, свой труд до конца, до предела моих сил, хотя переношу великие трудности. Здесь я учусь у жизни». Взаимоотношения Амалии с жителями станка были необычные. Мужчины ее втайне уважали, но не показывали этого. В их глазах это была просто женщина, но с ружьем за плечами, ходившая на охоту, умевшая стрелять даже лучше их, ведь у нее был значок «Ворошиловского стрелка». Она давала дельные советы, к которым они прислушивались и следовали. Слова «Баба — ум короткий, а правильную говорку сказала», направленные в ее сторону, она слышала не раз.
Восхищению их не было предела, когда они увидели, как Амалия катается на «ветке» по воде и спокойно ею управляет. Она смогла завоевать авторитет среди мужчин. После одной из самых удачных охот все охотники, с которыми она кочевала, принесли ей по оленьему языку. Это было высшей степенью уважения. Васентэ даже сочинил песню про Амалию на нганасанском языке, которую Асянде перевел Амалии на русский язык: «Амалия — маленький начальник после Карабанова и Данилова. Ама — умная девка. Амаличка беда веселый человек, век смеялась, век всех веселила». Амалия очень обрадовалась, услышав эту песню, которая была посвящена ей. В песне был такой куплет: «Придет на Балахню, станем вести слыхать. Ама большое собрание соберет, об артели станет говорить». Услышав это, Амалия была довольна тому, что все ее уговоры, беседы на эту тему подействовали, были, не напрасны, что все ее труды не пропали даром. И вот
М 47
наконец-то на 6 октября (по дневнику Амалии и на 4.10. по ее книге) было назначено собрание об организации артели. К собранию готовились за несколько дней. На собрание были приглашены представители всех нганасанских стойбищ. Чтобы все приехали, Амалия нарисовала повестку, которую отправила с нарочным. Это означало, что в чуме Ва-сентэ через три дня состоится собрание жителей Вадеево-Нганасанского кочевого совета, на которое приглашаются все жители. Там и обозначили фамилии семей: Лансака, Коноро, Керго, Асянду, Хорьби, Муомде, Турдагиных, Костеркиных, Окко, Купчик и Тыймы. К повестке она пришила перышко куропатки, что означало «срочно».
День собрания состоялся. На него приехало более 15 человек. Приехали не все, но и это для собравшихся было значительно. Собрание началось с доклада Амалии. Все слушали ее с большим вниманием, и переводившего ее доклад на долганский язык Попова, и Васентэ, говорившего по-нганасански. Задавали много вопросов. В товарищество записалось 10 хозяйств. Председателем избрали Асянду Ва-сентэ. Товарищество назвали «Ленинский путь». Подписанный всеми присутствующими протокол Устава Амалия взяла с собой для утверждения в Хатангский райисполком. Так закончилось ее летнее кочевание с нганасанами. Об ее отъезде жалели, приглашали приезжать зимой в теплом балке. Амалия была растрогана и забыла обо всех мытарствах шестимесячного кочевания.
Газета «Правда» от 31 августа 1937 года писала: «В тундре кочует в Красном чуме комсомолка Амалия Хазанович. Эта изумительная девушка, смелая, самоотверженная, отдающая все свои силы просвещению националов. Народ ее полюбил, даже шаманы бессильны помешать ликвидации неграмотности». Пятого ноября 1937 года Амалия въехала в Хатангу. Ее волновали все новости и перемены, произошедшие за время ее отсутствия. Сразу по ее приезду она была избрана секретарем участковой избирательной комиссии по выборам в Верховный Совет СССР по Вадеево-Нганасанскому округу. В ее обязанности входило: составление точных списков и выдача справок на право голосования. Участок был очень большой и трудный, но Амалию это не смущало, она шутила по этому поводу: «Жизнь на полозьях становится моей родной стихией». От чума к чуму, отстоящему нередко за 70 и более километров, ездила она, проводя агитационную работу. Составляла списки избирателей, объясняла процесс тайного голосования. Но оказывается, «шибко большой грех делали, писали в один список мужиков и баб. Раз бабу сверху писали, мужики болеть станут, несчастья будут».
День 12 декабря 1937 года запомнился всем жителям тундры. Впервые в голосовании участвовали женщины. Байдену Лапсака — 103-летняя избирательница сказала: «Более 200 лет прожила на земле (ведь у нганасан год считался за два) — первый раз
сегодня поняла, что я настоящий нганасан — человек».
После выборов Амалию Хазанович отправили на зимнюю работу в Таймырскую группу к нганасанам, чтобы закрепить успехи культурно-политической работы. Вместе с ней приехала опытная фельдшерица — Гути Борисовна Шоломович. Переводчиком с ними поехал бывший ученик Амалии — Коля Налтанов. На стойбище, куда они направлялись, уже знали о том, что летом Амалия кочевала вместе с Асянду Васентэ. Поэтому нганасаны их приняли, хотя и со словами: «Шибко нехорошо, когда две бабы». На новом стойбище у Амалии было 17 учеников. Учащиеся жили и на том стойбище, где проживала сама Амалия, и за 10, и даже за 30 километров от него. Съезжались они обычно рано утром. Обучение поднимало авторитет школ. Любовь и уважение неутомимым трудом завоевала и фельдшер. К Шоломович потоком шли нганасаны. Время в работе шло незаметно. Кончилась полярная ночь. Кочевники стали переезжать на новые места, отходили на север.
Весной 1938 года Амалия вернулась в Хатангу.
Так завершилась двухлетняя работа в таймырской тундре.
Говорят, что люди, пожившие в высоких широтах, сталкиваются с непременной загадкой — их неудержимо снова тянет на Север. Преодоление вот в чем секрет, вот где скрывается истинный магнит. Именно в преодолении проявляется человеческий характер, высвечиваются лучшие его качества. И Север для этого предоставляет наибольшие возможности.
Арктика захватила Амалию Хазанович и не отпускала целых пятнадцать лет, с 1936 по 1951 г. Вот вехи ее дальнейшей биографии: работник отдела культуры и комсомольского отдела политуправления Главсевморпути, коллектор Нордвикской нефтеразведочной экспедиции (1940-1946), младший научный сотрудник Арктического института (Нордвик, 1947-1948), старший техник-метеоролог Хатангской аэросъемочной экспедиции (19481952). С октября 1957 года по 1972 год старший экономист Управления переписи населения ЦСУ РСФСР, с июня 1972 года — старший экономист Управления переоценки основных фондов ЦСУ РСФСР. Но те два кочевых года ее жизни на Севере были поистине звёздными! И еще одно, без чего успех был бы невозможен, и, наверное, это было главным — уважение к культуре северного народа.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Друзья мои нганасаны. Из таймырских дневников Амалии Хазанович, М. Сов. Россия, 1986. - 169 с.
Чукова Ю. Москвичка из тундры. Документальный очерк // http://www.outdoors.ru/book/namore/alm1990/ 1990-3^р
Мунирова АА. Здесь осталось мое сердце / http://www. partner-online.ru/2826.htm
