CC BY
190
УДК 94(47).083:338.431
Д.В. Кузнецов
Омский государственный аграрный университет
имени П.А. Столыпина
АГРАРНАЯ РЕФОРМА П.А. СТОЛЫПИНА И КРЕСТЬЯНСКАЯ ОБЩИНА: НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА СТАРУЮ ПРОБЛЕМУ
Рассматривается проблема соответствия земельных отношений, образующихся в ходе осуществления Столыпинской аграрной реформы, древним формам общинной организации русского крестьянства. На основе анализа обширного и разностороннего фактического материала автор показывает, что, вопреки общепринятому и широко распространенному мнению, эти отношения не были чуждым явлением для традиций общинной жизнедеятельности русской деревни, а, напротив, соответствовали им и обеспечивали их последовательное возрождение в изначальной форме. Таким образом, благодаря Столыпинской аграрной реформе Россия вновь обретала утраченную когда-то национальную основу и возвращалась на свой исконный исторический путь развития. Этот вывод заставляет по-новому взглянуть на всю систему аграрных отношений, складывавшихся в русской деревне в ходе проведения аграрной политики П.А. Столыпина.
Ключевые слова: община маркового типа, однодворное хозяйство, вотчина, волость, тягло-административно-территориальная организация черного крестьянства, обособленные крестьянские дворохозяйства, вольнохуторская система расселения, мир, принудительный уравнительный коллективизм в землевладении и землепользовании, свободное объединение семейных хозяйств, общинное землевладение крестьян с индивидуальным владением приусадебным участком и пахотной землей, выборное крестьянское волостное самоуправление, дух хозяйственного индивидуализма, уравнительно-передельная система землевладения и землепользования, подворники, отрубники, хуторяне, новое - хорошо забытое старое, радикальная трансформация, традиции мирского (волостного) самоуправления индивидуальных хуторских хозяйств, «золотой век» русской деревни.
Реформы П.А. Столыпина в аграрной сфере социальной и экономической жизни России - явление сложное. В отечественной историографии они оцениваются неоднозначно. Противоречивость суждений и оценок столыпинских реформ обычно объясняется их «половинчатым», «ограниченным» характером, а также их незавершенностью. При всей противоречивости мнений историки, как правило, сходятся на том, что в конечном счете Столыпину не удалось ни разрушить крестьянскую общину, ни создать слой земельных собственников. И, как утверждает П.Н. Зырянов, «вообще во всей этой затее с хуторами и отрубами было много надуманного, доктринерского. Сами по себе хутора и отруба не обеспечивали подъем крестьянской агрикультуры и необходимости повсеместного их введения никем не доказано» [1]. В другой своей книге Зырянов также пишет: «Печать кабинетности и отвлеченности лежала на столыпинской реформе, и крестьяне боролись против реформы не по невежеству своему и инертности, а потому, что большинство их считало ее нелепой барской затеей, мешающей хозяйствовать и отвлекающей от коренного вопроса о земле» [2].
Утверждается также, что Столыпин насаждал русским крестьянам чуждый западный уклад, основанный на индивидуализме, разрушавший традиционные формы существования деревенской жизни, и поэтому крестьяне активно выступали против реформы. Например, по мнению В.Д. Полканова, «...реформаторы недооценили глубинную суть общинного землевладения. Дело в том, что община была не только экономической, но и социокультурной (да и политической) ячейкой российского общества. В ней получили развитие коллективистские ценности, принцип социальной справедливости. А потому трагическая ошибка Столыпина заключалась в том, что под натиском западных идей он посягнул на многовековой уклад крестьянской жизни, игнорируя российские традиции, российский менталитет.
Анализ ситуации показывает и то, что в столыпинской аграрной реформе изначально неверно была сформулирована сама концепция преобразования: "община или фермер". То
был серьезный просчет: повернуть ось России путем опоры лишь на частнособственническое крестьянское хозяйство, распродажу земли в частную собственность. За тысячелетнюю историю России крестьянская земля не продавалась никогда. И в этом отношении столыпинская реформа была именно тем "великим потрясением", против которого выступал в своей знаменитой думской речи Петр Аркадьевич» [3].
Аналогичную точку зрения отстаивает В.Б. Шепелева: «Сильно и образно бичуя своих противников слева, утверждая, что они хотели бы избрать путь радикализма, путь освобождения от "культурных традиций", Пётр Аркадьевич попытался на деле стать едва ли не радикальнейшим "взломщиком" исторического прошлого, духовных традиций, важнейших пластов "культурного кода" российского суперэтноса» [4].
Примеры подобных оценок можно продолжить, однако, думается, и приведенных высказываний достаточно, чтобы сделать вполне определенный вывод. В качестве аксиомы рассуждений берут известную схему русской общинно-коллективистской традиции. Активно высказываясь против идеи индивидуального хозяйствования, исследователи апеллируют к древней народной традиции, которая, согласно их позиции, состояла в уравнительном коллективизме и исконной артельности русской крестьянской общины, не приемлющей обособленных хуторов.
Анализ отечественной литературы позволяет выяснить, какое место в структуре общины занимала функция, регулирующая земельные отношения между ее членами в период становления и эволюции. Известно, что община сложилась еще в догосударственную эпоху существования народов и на ранних этапах истории была оптимальной формой организации жизнедеятельности населения. Если обратиться непосредственно к Восточной Европе, на территории которой происходил процесс складывания русского государства, то здесь - как утверждает Л.В. Милов - «формирование классового общества происходило под существенным воздействием природно-климатических условий. Следствием этого, по мнению автора, явилось многовековое существование в России общины маркового типа. Основной причиной жизнеспособности русской общины была ее несравненно более важная, чем в Западной Европе, роль в организации земледельческого производства. Именно в этом кроются ее большая внутренняя прочность и влияние... Подъем целины или залежи, или сведение леса были тяжелым и трудоемким видом сельскохозяйственного производства и требовали объединенных усилий нескольких хозяйств, а то и всей общины, т.е. кооперации» [5, с. 178-179]. Вместе с тем, исследователь признает, что хотя ключевые моменты цикла земледельческих работ (например, подъем целины) были связаны с производственными усилиями, по крайней мере, нескольких хозяйств, сам этот цикл почти весь «был объектом индивидуального, парцелльного труда крестьянского двора или малой семьи» [5, с. 179].
Прослеживая генезис крепостничества в русском государстве, Милов считает, что специфичность развития феодальных отношений в условиях существования общины маркового типа проявилась в системе сельского расселения крестьян в Х1У-ХУ вв., а отчасти в XVII в. Характеризуя эту систему, историк ссылается на результаты исследования, проведенного А.Я. Дегтярёвым. Дегтярёв в ходе своего изучения истории сельского расселения крестьян до XVII столетия пришел к выводу о полном господстве в русском государстве вплоть до конца XVI в. мелких одно- и двухдворных поселений. По обработанным А.Я. Дегтярёвым данным по 17149 поселениям, в северо-западной Руси было 70,6% одно- и двухдворных поселений [6-8]. По мнению Л.В. Милова, видимо, вплоть до конца XV в. этот тип сельского расселения был характерен и для центра страны. Однако уже с конца XV в. в центральных районах эта система сельского расселения постепенно сменяется другой, с преобладанием более крупного поселения (шесть дворов и более) [5, с. 183].
В сущности, эти выводы не противоречат результатам исследований известного дореволюционного специалиста по истории сельской общины средневековой Руси Н.П. Павлова-Сильванского, который в свое время установил, что «значительная часть деревень, описанная в наших писцовых книгах XV-XVI вв., состояла из одного двора. деревни в 2, 3, 4 дво-
ра возникли в результате деления деревни, одного дворохозяйства на части (имеется в виду распад патриархальной большой семьи и выделение сыновей). В писцовых книгах сохранились ясные следы единства деревни, состоящей из нескольких дворов. первоначальный тип деревни - отдельное пашенное хозяйство с отдельным двором» [9, с. 208]. Право на землю свободного крестьянина нередко называлось «вотчиной», так же, как и боярское владение [10-11]. Совокупность таких дворов составляла волость. Центром волости становилась совместно построенная относительно обособленными хуторами - хозяйствами (деревнями) церковь, а иногда и свой мирской монастырь, где хранилась казна общины, проводились мирские сходки, обучались грамоте дети, совершались благотворительные дела и т.д.
Что же касается «исконных» принципов землепользования, то Н.П. Павлов-Сильванский доказывает, что принципы эти были практически одинаковыми как в германской марке, ставшей фундаментом западноевропейской аграрной системы, так и в русской общине до ее закрепощения: «Члены волостной общины-марки, помимо права их на пользование общинными угодьями, владели землею на праве собственности. Они свободно распоряжались своими наследственными участками, как о том свидетельствуют многочисленные купчие и другие акты. У нас понятию "ГУФА" или МАКБИБ (земельная собственность крестьянина в марке) точно соответствуют термины "село земли" и "деревня". "Селом" называлось все хозяйство, двор с усадебной землей (дворище), пашни и пожни, и всякие угодья».
Сходство русской общины с немецкой маркой, по мнению Павлова-Сильванского, объясняется не заимствованием и не случайным совпадением, а одинаковым развитием под действием одинаковых условий и отчасти арийским родством русского права с германским [9, с. 43-47]. Особенно развитым было право частной собственности на землю на русском Севере. Продажа, заклад, обмен, отвод, дарение и прочие сделки относительно земли заключались северорусскими крестьянами без какого-либо вмешательства государственной администрации, по крайней мере, до первой половины XVII в. включительно [12-13]. Даже в после-опричные времена Судебник 1589 г. фиксировал на всей территории частную собственность черносошных крестьян на землю с правом передачи по наследству и продажи, с согласия родственников [14, с. 18].
По наблюдению А.Л. Шапиро, в писцовых книгах и других документах, отразивших характер аграрных отношений на северо-западе России в XV-XVI вв., «речь идет о частных собственниках, которые либо приобретают общинные земли, либо добиваются их приобретения. В одних случаях земля переходит к этим частным владельцам полностью, в других частично. в качестве общинных владений в рассмотренных документах выступали лесные, сенокосные, рыбные или охотничьи угодья. О пахотной и тем более усадебной земле в них не упоминается, т.к. усадьбы и пашня сравнительно рано перешли в распоряжение индивидуальных хозяев-общинников; община же распоряжается такими участками лишь тогда, когда они становятся выморочными. Источники XIV-XV вв. не дают оснований для предположения о существовании в это время общинной обработки или переделов земли. Усадебные участки, пашня, а иногда и луга находились в собственности индивидуальных крестьянских семейств» [15]. При этом историк ссылается на исследование А.И. Копанева, который рассматривает черносошное землевладение XV-XVII вв. как своеобразный синтез частной (в основном) и общинной крестьянской земельной собственности. «Мы имеем, - писал Копа-нев, - многочисленные факты продажи, обмена и завещания в монастыри волостными крестьянами своих земель. Это указывает на то, что крестьяне владели землей на правах частной собственности. Но несомненно также, что часть волостных земель была в общем владении всех крестьян волости - в распоряжении мира» [16]. В другом исследовании А.И. Копанев также отмечает, что на черносошном Севере в XVI в. «с частным владением на двор, усадебные и пахотные угодья, часть покосов и прилегающих к пашням лесов сочеталось общинное владение выгонами, промысловыми угодьями (часть рыбных ловель, охотничьи угодья, иногда сенокосы и т.д.) и лесами» [17]. Еще один крупный и авторитетный историк, Н.Е. Носов, также, ссылаясь на исследования А.И. Копанева, других авторов и на тысячи крестьянских
актов конца ХУ-ХУ1 вв., утверждает, что «черные крестьяне уже в это время имели реальное право продавать, покупать, менять, передавать по наследству, закладывать "по кабалам" и совершать любые иные операции со своими землями. И не только имели это право, но и широко им пользовались, как правило, без всяких санкций со стороны и волостных, и княжеских властей. Роль же черных волостей, помимо распоряжения не находящимися в частной крестьянской собственности общинными землями (в основном выгонами и лесами), сводилась в ХУ-ХУ1 вв. лишь к тягло-административно-территориальной организации черного крестьянства, охране интересов крестьянского мира и обеспечению его взаимоотношений с внешним миром - соседними феодалами и государственными властями» [18].
Таким образом, община вольных крестьян не посягала на регуляцию землевладения и хозяйственной деятельности своих членов, ее функция ограничивалась правилами мирского самоуправления: защита от внешних административных или иных давлений, взаимопомощь, совместное церковное строительство, благотворительность и т.д. Наличие этих форм совместной организации позволяло русским крестьянам выполнять такие трудоемкие работы, как расчистка леса, порослей, кустарников, выкорчевка пней, осушение болот и т.д., которые в силу суровых природно-географических условий Европейской России и необычайно напряженного бюджета рабочего времени русского земледельца необходимо было выполнять в максимально короткие сроки. В любом новом крае, где происходила русская крестьянская колонизация, очень быстро образовывались крестьянские общины, форма землепользования была захватной, т.е. каждый крестьянин мог взять столько земли, сколько хотел. Общины - коллективные деревни - возникли из-за уплотнения населения, а земельный дефицит приводит к уравнительной системе землепользования. Если крестьяне выселялись в новый район, где земли было достаточно, то форма землепользования вновь становилась захватной, а общиной становилась волость (несколько отдельных крестьянских дворов). Общины-волости были широко распространены в Сибири еще в начале ХХ в. [19]. Добавим также, что в Сибири обособленные крестьянские дворохозяйства назывались заимками. В сущности, эта едва ли не самая древняя заимочная форма сибирской общины [20; 21], широко распространенная еще 100 лет назад, представляла собой позднюю копию вольнохуторской системы расселения, которая доминировала в сельской общине европейской России 500 и ранее лет назад, т.е. до закрепощения. «Земля, освоенная по праву захвата, - писал Н.П. Павлов-Сильванский, - представляет собою полную собственность лица, ее захватившего» [9, с. 238].
При этом внутренняя сущность крестьянской общины оставалась неизменной - она была самоуправляющимся «миром». Н.П. Павлов-Сильванский писал по этому поводу: «В общине легко различаются два элемента: 1) мир, мирское самоуправление; 2) общинное землевладение или землепользование с переделами земли. переделы появляются впервые в XV-XVI вв. под внешним, помещичьим или правительственным тягловым влиянием. мир существовал у нас задолго до того, как возникло общинное землепользование» [9, с.50]. По этому поводу Ю.П. Бородай справедливо подчеркивал, что «Различение двух элементов общины чрезвычайно важно, поскольку в расхожей литературе очень прочна тенденция отождествлять общинные отношения с системой совместного землепользования и круговой поруки, т.е. сводить всю их сущность ко вторичному, чисто фискальному по своей функции элементу, навязанному извне. Из этого расхожего представления и исходят авторы, пытаясь "вывести" артельно-социалистические черты из "древних" мирских традиций» [22, с. 105].
Исходя из всего вышесказанного, представляется, что введение хуторской системы Столыпиным наряду с местным самоуправлением объективно есть не что иное, как возрождение древних, давно забытых докрепостнических принципов мирской организации русской деревни, освобожденной от круговой поруки и принудительного уравнительного коллективизма в землевладении и землепользовании, навязанных русскому крестьянству бюрократи-ческо-крепостнической системой абсолютистского государства. «Выход русской деревни из общины рассматривался реформатором и как естественный процесс ее возвращения на круги своя, избавления от исторических деформаций крепостничества, и как закономерный этап в
развитии мирового сельского хозяйства» [23, с. 402]. По сути, Столыпин завершал дело, начатое и незаконченное реформой 1861г., - освобождение крестьянина с землей. Община становилась свободным объединением семейных хозяйств - тем, чем она была до введения в России крепостного права. Слабые общины отмирали, жизнеспособные сосуществовали наряду и вместе с хуторскими наделами. Иными словами, П.А. Столыпин своей реформой разрушал не все общины [24, с. 126, 151-153], а, главным образом, передельные. Беспередельные общины, отказавшиеся от земельно-распределительной функции, не разрушались, а преобразовывались, в них проводилось землеустройство.
Основной целью землеустройства, как известно, было уничтожение многополосицы, чересполосицы, дальноземелья. Вследствие этого ликвидировались многие, а иногда все сопутствующие недостатки. По закону 29 мая 1911 г. предусматривалось не только улучшение земельной площади крестьян, но и передача земли в личную собственность домохозяина без дополнительных актов, сразу по утверждении проекта землеустроительными комиссиями. Не нужно было предварительно выходить из общины для укрепления земли за собой, как до принятия этого закона. Часть угодий (в основном пастбища, лес и сенокосы), как правило, должны были оставаться в общинной или групповой собственности [24, с. 191, 198, 203]. Именно такой порядок существовал в русской общине в эпоху средневековья1.
Вместе с тем, закон от 14 июня 1910 г. значительно упрощал порядок выхода из подлежащих землеустройству общин, в которых не было переделов после 1861 г. В них не нужно было получать разрешение сельского схода, а только требовалось подать заявление. С конца 1910 г. уже отдельно регистрировались заявления домохозяев таких общин. За 1910-1915 гг. их было подано 618 тыс., или почти на 200 тыс. меньше, чем из общин с переделами (811,5 тыс.) за те же годы. Вероятно, это объясняется тем, что в беспередельных общинах, по существу, было подворное, а не общинное землевладение [26; 27]. Такая община с подворным владением была уже гораздо ближе к исходному типу - хуторскому, преобладавшему в черносошных волостях средневековой северо-восточной и северо-западной Руси вплоть до 2-й половины XVII в.
Следовательно, дух хозяйственного индивидуализма в русской общине не только сохранялся, но и укреплялся. «Во всех общинах, - отмечает В.Г. Тюкавкин, - была не коллективная собственность, как позднее в колхозах, а подворная форма владения, обработки и пользования земельными участками. Земля делилась между дворами, и домохозяин мог сдать участок или его часть в аренду. Каждая семья обрабатывала свои полосы отдельно, и все производство в общине было не коллективным, а индивидуальным. Некоторые элементы коллективизма все же были в работе: вместе начинали сев, сенокос, уборку, одни семьи равнялись на других. Но это больше связывалось не с общинной собственностью, а с соседским образом жизни в деревне» [24, с. 185]. Поэтому говорить об искусственном насаждении Столыпиным среди крестьян индивидуализма не приходится. Столыпин не прививал индивидуализм, а развивал.
При этом он учитывал психологию сельского обывателя, который стремился по объективным или субъективным обстоятельствам создать общинные союзы, уже будучи собственником. Так, отвечая губернаторам, Столыпин заявлял: «Нельзя не принять на вид и того обстоятельства, что, по твердо установившейся практике, последующее расселение уже существующего сельского общества на хутора не влечет за собою уничтожения этого общества как административной единицы» [28]. Поэтому он рекомендовал гибко подходить к вопросу образования новых сельских обществ: «Из хуторян, водворившихся в пределах одного имения или в ближайшем друг от друга соседстве, может быть образовано административное сельское общество, если такая мера вызывается какими-либо хозяйственными или административными соображениями» [28].
Эти слова четко и однозначно показывают, что Столыпин своей реформаторской политикой в аграрной сфере, вопреки утверждениям многих критиков, пытавшихся упрекнуть его в разрушении вековых принципов и форм общественного (мирского) самоуправления, лежа-
щих в основе традиционного уклада деревенской жизни, отнюдь не покушался на эти принципы, а напротив свидетельствуют, насколько тонко и глубоко он понимал психологию русского крестьянина и одновременно с каким уважением относился к его ментальным установкам. И эта позиция была не только лишь личным мнением самого П.А. Столыпина. Она лежала в основе всей государственной землеустроительной политики правительства.
О том, что правительственные землеустроительные органы, осуществляя политику ликвидации общинно-передельной системы землевладения и землепользования, отнюдь не стремились при этом уничтожить традиционную систему мирского устройства жизни русских крестьян, предполагавшую совместное решение многих административно-правовых вопросов деревенской жизни, свидетельствует высказывание, пожалуй, самого известного специалиста в области землеустройства - А.А. Кофода, который также опровергал утверждение об оторванности хуторского хозяйства от проблем сельских обществ: «По мере того, как положение хуторянина становится все более и более обеспеченным - в нем опять пробуждается охота к общественным делам, и в странах, где крестьяне давно уже расселились на хутора, общественная жизнь процветает, как нигде» [29]. Жизнь на хуторе формировала в крестьянине уважение к собственности, ответственность за экономические последствия своих действий. На основании собственного опыта Кофод отмечал: «Во всех деревнях, где крестьяне перешли на хорошо округленные хуторские участки, прекращаются после расселения всякие споры о захватах земли, о потравах, порубках и т.п., а в связи с этим прекращаются также драки» [29].
Наряду с преобразованиями в области земельных отношений П.А. Столыпин намеревался осуществить реформу местного самоуправления, т.е. крестьянское самоуправление включить в работу земства, которое по реформе 60-х гг. XIX в. было весьма верхушечным, барским. Столыпинский законопроект «Об установлении главных начал устройства местного самоуправления» отменял сословно-дворянский принцип местной власти. Волость представляла собой по новому положению сплошной территориальный округ. В ее состав входили все земельные владения «без различия сословия и положения их владельцев». На такой основе в отдаленном будущем должна была осуществляться и интеграция двух культур - дворянской и крестьянской. Распорядительный орган волости организовывался на выборных началах. Реформа местного самоуправления, направленная на восстановление в освобожденной деревне старого, исходного «первого элемента общины», т.е. мирских правил, повсеместно принятых на Руси до закрепощения крестьян, была призвана стать политическим оформлением аграрного законодательства [22, с. 111].
Исходя из этого положения, вполне естественно поставить вопрос о необходимости выработки более глубокого и правильного методологического подхода при определении сущности крестьянской общины, четко дифференцировав понятия общины как «мира» (или сельского общества) и общины как уравнительно-передельной системы земледелия. Можно предположить, что эти два элемента, по определению Н.П. Павлова-Сильванского, являются двумя видами, существовавшими в рамках одного типа - общины как системы социальной организации жизнедеятельности русских крестьян. При этом мир (сельское общество), как вид, был частной, и притом гораздо более древней формой существования крестьян. Его можно интерпретировать как общину в узком смысле слова. Этот первоначальный, исконный вид сельской общины входил составной и главной частью в общину как тип социальной организации, как общину в широком смысле слова, представляя собой ее сущностную сторону, ее ядро. Наряду с этим, община как уравнительная система с переделами земли представляла собой другой, гораздо более поздний вид, который начал складываться примерно с конца XV и особенно в XVI-XVIII вв. под внешним правительственным или тягловым влиянием. Этот второй вид общины наложился на первый вид - мир (сельское общество) - и обусловил существование общины как типа в широком значении, как теперь уже сложной, комбинированной социальной системы, состоящей из двух видов (или элементов, по определению Н.П. Павлова-Сильванского).
Поэтому, когда исследователи обосновывают тезис о том, что «в ходе столыпинской аграрной реформы происходило разрушение общины», то имеется в виду разрушение общины как второго, более позднего вида - уравнительно-передельной системы. При этом всегда следует учитывать, что сохранялся и восстанавливался в прежних, давно утраченных правах первый вид общины как самоуправляющегося мира в рамках общины - социокультурного типа в широком смысле.
И мир - самоуправляющееся сельское общество, и уравнительно-передельную систему землевладения и землепользования, и систему социальной организации жизнедеятельности крестьян в целом правомерно называть словом «община». Только в первом и втором случаях нужно говорить об общинах как видах в узком значении, а в третьем - об общине как типе в широком значении, состоящем из этих двух видов. Иными словами, для обозначения всех трех форм можно употреблять одно понятие «община», но оно будет иметь три разных значения:
1. «Мир», самоуправляющееся сельское общество - первый вид общины в изначальном узком смысле.
2. Уравнительно-передельная система землевладения и землепользования - второй, гораздо более поздний вид общины в узком смысле.
3 . Система социальной (а также, очевидно, и культурно-религиозной) организации жизнедеятельности крестьян - сложный тип общины в широком смысле, состоящий из двух простых отмеченных видов.
Вопрос о разграничении двух видов общины в рамках одного типа общины как социальной организации важен именно потому, что «после выхода домохозяев из общины (как уравнительно-передельной системы - Д.К.) они юридически оставались членами общества (мира - Д.К.) и имели право голоса на сходе, хотя известны случаи, когда общинники требовали изгнать их со схода. Последнее признавалось властями нарушением закона. Следовательно, выход крестьян из общины не ликвидировал сельское общество (мир - Д.К.) и главное - сельский сход, который должен был решать вопросы и общей хозяйственной жизни, и помощи вдовам и сиротам, и ремонта дорог и общественных колодцев, и многие другие.
С другой стороны, и в подворной деревне, в том числе и хуторской, где не было общины (как второго вида в узком смысле слова - Д.К.), были сельские общества (миры - Д.К.) и сходы, которые решали почти все те же вопросы, за исключением лишь поземельных отношений: сходы в подворной деревне не могли отрезать часть земли и передавать ее другим, хотя и вторгались в вопросы севооборотов, начала сева, борьбы с сорняками и др.» [24, с. 178]. По наблюдению В.Г. Тюкавкина, «массовый выход крестьян из общин не означал ликвидации сельских сходов в деревнях и не должен был ликвидировать. положительные стороны "мира": его функции переходили к сельскому обществу, которому также было свойственно коллективное решение вопросов на сходе, в коллективном решении вопросов самоуправления или появления бытовых трудностей» [24, с. 179]. Иными словами, при ликвидации общины как передельно-уравнительной системы земледелия и подворники, и отрубники, и хуторяне оставались членами сельского общества - «мира» в прежней терминологии - наделенного весьма широкими правами волостного самоуправления.
Между прочим, этот важный аспект не вполне отчетливо осознавался такими крупными и авторитетными исследователями крестьянской общины, принадлежавшими к либеральному и народническому направлениям, как А.А. Кауфман, К.Р. Качоровский и др. Например, А.А. Кауфман явно преувеличивал, когда сравнивал сибирских крестьян-заимщиков с робинзонами на необитаемых клочках земли. Ведь он сам признавал, что заимщики входили в состав общины - мира. Обобщая свои результаты сибирских исследований, А.А. Кауфман пришел к выводу, что освоив известную территорию, община - мир резервирует пользование ею только за своими членами - их она допускает, посторонних лиц она не допускает до занятия земли в черте освоенной территории [30; 31].
О давнем существовании личной крестьянской собственности в северных районах средневековой Руси сам П.А. Столыпин был компетентно осведомлен. Эти знания он приобрел, очевидно, от своего родного дяди - известного исследователя, публициста аграрника -Дмитрия Аркадьевича Столыпина. На протяжении жизни последний был увлечен проблемами реорганизации сельского хозяйства, устройства сельского быта, стал автором многих серьезных работ о путях совершенствования земледелия, опубликованных в России и за рубежом. Основательно занимаясь изучением «писчих» книг древнего Новгорода, Пскова и некоторых других городов, Д.А. Столыпин убедился, что общинная система землевладения и землепользования возникла в Русском государстве вместе с появлением крепостного права в XVI в. [32], т.е. относительно поздно.
Исходя из всего изложенного, можно заметить, что, очевидно, П.А. Столыпин своими преобразованиями не столько разрушал русскую общину, сколько восстанавливал ее древний, исконный облик с ее первым исходным элементом, который она имела до закрепощения и которого впоследствии лишилась, а именно, мирское (волостное) самоуправление при индивидуальном владении пахотной землей отдельными крестьянскими хозяйствами. Разрушал же он вторичную, чисто внешнюю, не свойственную традиционной русской общине фискальную бюрократическую функцию, навязанную ей (общине) абсолютистско-крепостнической государственной системой. Эта фискально-бюрократическая функция заключалась в мелочной опеке и регламентации хозяйственной жизни и деятельности крестьянина-земледельца.
Именно поэтому утверждения, что Столыпину не удалось разрушить общину, не вполне соответствуют истине, так как Столыпин разрушал не общину вообще как тип социальной организации крестьянства в широком смысле данного понятия, а общинную систему землевладения и землепользования как один, и причем поздний вид в узком смысле, т.е. ту закостенелую форму общины, которая держала крестьян в полукрепостной зависимости через механизм уравнительных переделов земли и круговой поруки.
По-видимому, примерно к такому же выводу пришел и Д.Б. Струков, утверждая, например, что «столыпинский вариант укрепления мелкой крестьянской собственности ускорял саморазрушение вторичного, деформированного крепостнического слоя традиции, при этом социальное ядро национального уклада - традиционная семья - получала от реформы дополнительные стимулы и преимущества» [23, с. 405-406].
В заключение следует подчеркнуть, что если попытаться исследовать проблему на макроуровне, а именно так ее и нужно решать, рассматривая в гораздо более широкой, чем это принято, исторической ретроспективе, то нетрудно заметить, что своей реформой в области организации форм поселений и собственно земельных отношений Столыпин не вводил в русскую деревню ничего принципиально нового. Его «новое» - это хорошо забытое старое, поэтому мнение о том, что столыпинская реформа была явлением кабинетным, канцелярским, отвлеченно-доктринерским, чуждым русскому национальному духу и менталитету крестьян, является, на наш взгляд, поверхностным и ошибочным, противоречащим реальной исторической действительности. Столыпин разрушал не общину вообще, а общинную систему землевладения и землепользования, т.е. ту относительно позднюю закостеневшую форму общины, которая насильственно удерживала наиболее самостоятельных, трудоспособных, инициативных крестьян в полукрепостной зависимости через механизм круговой поруки. Иначе говоря, предполагалась не ликвидация общины как типа социальной организации крестьянства, а ее видовое перерождение, т.е. радикальная трансформация с восстановлением древних форм жизнедеятельности, обусловленных традициями мирского (волостного) самоуправления индивидуальных хуторских хозяйств и других поселений аналогичного типа, получившими свое наиболее полное воплощение в период т.н. «золотого века»русской деревни (примерно с 1460-х до 1560-х гг.). Таким образом, благодаря столыпинской аграрной реформе Россия вновь обретала утраченную когда-то национальную основу и возвращалась на свой исконный исторический путь развития. При этом право крестьян на свою землю закре-
плялось на законодательном уровне и приобретало надежную гарантию защиты со стороны государства.
Примечание
1 «.Даже во 2-й половине XV в. в северо-восточной Руси преобладали так называемые черные земли, для которых было характерно общинное землевладение крестьян с индивидуальным владением приусадебным участком и пахотной землей, а также выборного крестьянского волостного самоуправления под контролем княжеской администрации» [25].
Библиографический список
1. Зырянов, П.Н. П.А. Столыпин: политический портрет / П.Н. Зырянов. - М. : Высшая школа, 1992. -С. 60, 123.
2. Зырянов, П.Н. Крестьянская община Европейской России. 1907-1914 гг. / П.Н. Зырянов. - М. : Наука, 1992. - С. 139, 254.
3. Полканов, В.Д. Уроки Столыпинской аграрной реформы / В.Д. Полканов // П.А. Столыпин и исторический опыт реформ в России. - Омск, 1997. - С. 87-90.
4. Шепелева, В.Б. К вопросу о современной историографической ситуации относительно реформаторской деятельности П.А. Столыпина / В.Б. Шепелева // П.А. Столыпин и исторический опыт реформ в России. -Омск, 1997. - С. 53.
5. Милов, Л.В. О причинах возникновения крепостничества в России / Л.В. Милов // История СССР. -1985. - № 3. - С. 178-201.
6. Дегтярев, А.Я. Русская деревня в XV-XVI веках. Очерки истории сельского расселения / А.Я. Дегтярев. - Л., 1980. - С. 38, 49, 103-107.
7. Дегтярев, А.Я. Сельские поселения Северо-Запада России / А.Я. Дегтярев // Аграрная история Северо-Запада России XVI века. - Л. : Наука. - Т. II. - Разд. II. - Гл. 2. - С. 145.
8. Осьминский, Т.И. Население новгородских пятин в конце XV в. / Т.И. Осьминский // Аграрная история Северо-Запада России (вторая половина XV - начало XVI в.). - Л. : Наука, 1971. - Т. I. - Разд. III. - Гл. 1. -С. 324.
9. Павлов-Сильванский, Н.П. Феодализм в России / Н.П. Павлов-Сильванский. - М. : Наука, 1988. - 690 с.
10. Алаев, Л. Частная собственность на святой Руси / Л. Алаев // Новое время. - 1991. - № 10. - С. 38.
11. Раскин, Д.И. О формах черного крестьянского землевладения XIV-XVII вв. / Д.И. Раскин, И.Я. Фраянов, А.Л. Шапиро // Проблемы крестьянского землевладения и внутренней политики России. - Л., 1972. - С. 8.
12. Швейковская, Е.Н. Нормы обычного права в земельно -распорядительных сделках крестьян Русского Севера первой половины XVII в. (по материалам Сольвычегорского уезда) / Е.Н. Швейковская // История СССР. - 1985. - №. 2. - С. 96-111.
13. Копанев, А.И. Крестьянское землевладение Подвинья в XVI в. / А.И. Копанев // Проблемы крестьянского землевладения и внутренней политики России. - Л., 1972. - С. 103-137.
14. Стариков, Е. Община: от русской марки к уравнительным переделам / Е. Стариков // Знание-сила. -1994. - № 3. - С. 18.
15. Шапиро, А.Л. Черная волость / А.Л. Шапиро // Аграрная история Северо-Запада России (вторая половина XV - начало XVI в.). - Л. : Наука, 1971. - Т. I. - Разд. II. - Гл. 1. - С. 54.
16. Копанев, А.И. История землевладения Белозерского края XV-XVI вв. / А.И. Копанев. - М. ; Л., 1951. - С. 90.
17. Копанев, А.И. Крестьянское землевладение / А.И. Копанев // Аграрная история Северо-Запада России XVI века (Север, Псков. Общие итоги развития Северо-Запада). - Л. : Наука. - Т. II. - Разд. I. - Гл. 1. - С. 13.
18. Носов, Н.Е. О двух тенденциях развития феодального землевладения в Северо-восточной Руси в XV-XVI вв. / Носов Н.Е. // Проблемы крестьянского землевладения и внутренней политики России. - Л., 1972. - С. 65-67.
19. Лурье, С. Российская государственность и русская община / С. Лурье // Знание-сила. - 1992. -№ 10. - С. 4.
20. Сухотина, Л.Г. Формы землепользования, земледельческие системы и орудия труда в сибирской деревне второй половины XIX в. / Л.Г. Сухотина // Вопросы истории Сибири. - Вып. 3. - Томск, 1967. - С. 58-59.
21. Горюшкин, Л.М. Сибирское крестьянство на рубеже двух веков (конец XIX - начало XX) / Л.М. Го-рюшкин. - Новосибирск, 1967. - С. 235.
22. Бородай, Ю.М. Кому быть владельцем земли / Ю.М. Бородай // Наш современник. - 1990. - № 3. -С. 102-119.
23. Струков, Д.Б. Столыпин / Д.Б. Струков. - М. : Вече, 2012. - 544 с.
24. Тюкавкин, В.Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа / В.Г. Тюкавкин. -М. : Памятники исторической мысли, 2001. - 303 с.
25. Мунчаев, Ш.М. История России : учеб.для вузов. - 3-е изд., изм. и доп. / Ш.М. Мунчаев, В.М. Устинов. - М. : Инфра-М-Норма, 2000. - Разд. 1. - Гл. 2. - С. 66.
26. Мацузато, К. Столыпинская реформа и российская агротехнологическя революция / К. Мацузато // Отечественная история. - 1992. - № 6. - С. 197.
27. Анфимов, А.М. Неоконченные споры / А.М. Анфимов // Вопросы истории. - 1997. - № 6. - С. 55.
28. П.А. Столыпин: Грани таланта политика. - М., 2006. - С. 274.
29. Столыпинская реформа и землеустроитель А.А. Кофод: Документы, переписка, мемуары. - М., 2003. - С. 143.
30. Раскин, Д.И. О формах черного крестьянского землевладения XIV-XVII вв. / Д.И. Раскин, И.Я. Фрая-нов, А.Л. Шапиро // Проблемы крестьянского землевладения и внутренней политики России. - Л., 1972. - С. 30.
31. Александров, Б.А. Возникновение сельской общины в Сибири (XVII век) / Б.А. Александров // История СССР. - 1987. - № 1. - С. 54-68.
32. Сидоровнин, Г.П. П.А. Столыпин. Жизнь за отечество / Г.П. Сидоровнин. - М. : ТЕРРА - книжный клуб, 2002. - С. 31, 34.
D. V. Kuznetzov
Omsk State Agrarian University of name P.A. Stolipin STOLYPIN'S AGRARIAN REFORM AND PEASANT COMMUNITY: NEW VIEW ON AN OLD PROBLEM
The article is devoted to the problem of correlation between rural lands relations which are forming during implementation of a Stolypin's agrarian reform, to ancient forms of community-based organization of the Russian peasantry is considered. On the basis of the analysis of an extensive and versatile actual material, the author shows that contrary to the standard and widespread opinion these relations weren't the alien phenomenon for traditions of communal activity of the Russian village, and opposite according to them and provided their consecutive revival in an initial form.
Important and valuable is that P.A. Stolypin their agrarian transformations not only destroyed the Russian community, how many restored its ancient, original appearance with its first original element that it had before the enslavement and she subsequently lost, namely, profane (County) Government in individually owned arable land by individual farms.
He was destroying a secondary, purely external not peculiar tradition-consulting for the Russian community fiscal bureaucratic function imposed on it (the community) absolutistsko-feudal system of Government. This fiscal bureaucratic function was to control and regulate the economic life of a peasant-farmer.
Purpose of agrarian reform as the author stresses, "was not the Elimination of the community, such as the type of social organization of the peasantry, and its varietal, rebirth, the radical transformation of the recovery of ancient forms of life, from the mundane (Parish) traditions of self-government of individual farm households and other settlements of similar type, obtaining its most complete expression in the period of the so-called"golden age"of the Russian village (from about 1460 to 1560's.). Thus, owing to a Stolypin's agrarian reform Russia found again the national basis lost once and came back to the primordial historical way of development.
This makes for a fresh look at the whole system of agrarian relations, formed in the Russian village of agrarian policy P.A. Stolypin.
Keywords: community of markovy type, odnodvornyfarm, ancestral lands, the volost, the tyaglo-administrative-territorial organization of the black peasantry, the isolated peasant dvorokhozyaystvo, freefarm system of resettlement, the world, compulsory leveling collectivism in land tenure and land use, free association of family farms, communal land ownership of peasants with individual possession of a personal plot and an arable land, elective country parishself-government, spirit of economic individualism, leveling and reefficient system of land tenure and land use, podvornik, otrubnik, the farmers, new - well forgotten old, radical transformation, traditions of wordly (parish) self-government of individual farm farms, "the Golden Age" of the Russian village.
References
1. Zyryanov P.N. P.A. Stolypin: politicheskiy portret [Stolypin: political portrait]. Moscow. High school. 1992, pp. 60, 123.
2. Zyryanov P.N. Krestyanskaya obshina Evropeyskoy Rossii. 1907-1914. [Peasant community of the European Russia. 1907-1914]. Moscow. Nauka. 1992, pp. 139, 254.
3. Polkanov V.D. P.A. Stolypin and historical experience of reforms in Russia. Omsk, 1997, pp. 87-90.
4. Shepeleva V.B. K voprosu o sovremennoy istoriograficheskoy situatsii otnositel'no reformatorskoy deyatel'nocti P.A. Stolypina. [To a question of a modern historiographic situation of rather reformatory activity P.A. Stolypin]. Omsk, 1997, pp. 53.
5. Milov L.V. About the reasons of emergence of a serfdom in Russia. History of USSR. 1985, no. 3. pp. 178201.
6. Degtyarev A.Ya. Russkaya derevnya v XV-XVI vecah. Ocherki istorii sel'scogo rasseleniya. [The Russian village in the XV-XVI centuries. Sketches of history of rural resettlement]. Leningrad, 1980, pp. 38, 49, 103-107.
7. Degtyarev A.Ya. Rural settlements of the Northwest of Russia. Agrarian history of the Northwest of Russia of the XVI century. Leningrad, Nauka. Vol. II. Section II. Chapter 2. 145 p.
8. Osminsky T.I. Population of the Novgorod parts five areas at the end of the XV century. Agrarian history of the Northwest of Russia (the second half ofXV - the beginning of the XVI century). Leningrad, Nauka. 1971. Vol. I. Section III. Chapter 1. 324 p.
9. Pavlov-Silvansky N.P. Feodalizm vRossii. [Feodalizm in Russia]. Moscow, Nauka, 1988, 690 p.
10. Alayev L. Private property in sacred Russia. Modern times. 1991, no. 10, p. 38.
11. Raskin D.I. Frayanov I.Ya. Shapiro A.L. Problems ofpeasant land tenure and internal policy of Russia. Leningrad, 1972, p. 8.
12 .Shveykovskaya E.N. Norms of a common law in land and administrative transactions of peasants of the Russian North of the first half of the XVII century. (On materials of the Solvychegorsky district). The History USSR, 1985, no. 2. pp. 96-111.
13. Kopanev A.I. Problems ofpeasantland tenure and domestic policy of Russia. Leningrad, 1972, pp. 103-137.
14. Staricov E. Community: from the Russian brand to leveling repartitions. Knowledge-force, 1994, no. 3, 18 p.
15. Shapiro A.L. Black parish. Agrarian history of the Northwest of Russia (the second half ofXV - the beginning of theXVI century). Leningrad, Nauka, 1971. Vol. I. Section II. Chapter1. 54 p.
16. Kopanev A.I. Istoriya zemlevladeniya Belozerskogo kraya v XV-XVI vv. [History of land tenure of Belozersky edge of the XV-XVI centuries]. Moscow, Leningrad, 1951, 90 p. and further.
17. Kopanev A.I. Peasantland tenure. Agrarian history of the Northwest of Russia of the XVI century. (North, Pskov. General results of development of the Northwest). Leningrad, Nauka, Vol. II. Section I. Chapter1. 13 p.
18. Nocov N.E. About two tendencies of development of feudal land tenure in Northeast Russia in the XV-XVI centuries. Problems of peasant land tenure and domestic policy of Russia. Leningrad, 1972, pp. 65-67.
19. Lurye S. Russian statehood and Russian community. The Knowledge - force, 1992, no. 10, 4 p.
20. Sukhotina L.G. Land use forms, agricultural systems and work tools in the Siberian village of the second half of the XIX century. Questions of history of Siberia. Vol. 3, Tomsk. 1967, pp. 58-59.
21. Goryushkin L.M. Sibirskoye krest'yanstvo na rubezhe dvuh vecov (conets XIX - nachalo XX). [The Siberian peasantry at a turn of two centuries (the end of XIX - the beginning of XX)], Novosibirsk, 1967, 235 p.
22. Borodai Yu.M. Whome to be the owner of land. Our contemporary. 1990, no. 3, pp. 102-119.
23. Strukov D.B. Stolypin. [Stolypin]. Moscow, Veche, 2012, 544 p.
24. Tyukavkin V.G. Velicorusskoye krestyanstvo i stolypinskaya agrarnaya reforma. [Great Russian peasantry and Stolypin agrarian reform]. Moscow, Monuments of historical thought, 2001, 303 p.
25. Munchayev Sh.M., Ustinov V.M. Istoriya Rossii [Historyof Russia]. Moscow, Infra-M-Norma, 2000, Section 1. Chap. 2. 66 p.
26 .Matsuzato K. Stolypin reform and Russian agrotechnological revolution. National history. 1992, no. 6, 197 p.
27. Anfimov A.M. Unfinished disputes. Questions of history. 1997, no. 6, 55 p.
28. P.A. Stolypin: Grani talantapolitika [P.A. Stolypin: Facets of talent politician]. Moscow, 2006, 274 p.
29. Stolypinskaya reforma I zemleustroitel' A.A. Kofod [Stolypin's reformandland surveyor A.A. Kofod]. Moscow, 2003, 143 p.
30. Raskin D.I., Frayanov I.Ya., Shapiro A.L. About forms of black peasant land tenure of the XIV-XVII centuries. Problems of peasant land tenure and domestic policy of Russia. Leningrad, 1972, p. 30.
31. Alexandrov B.A. Emergence of a rural community in Siberia (the XVII century). History of USSR. 1987, no. 1, pp. 54-68.
32. Sidorovnin G.P. P.A. Stolypin. Zhizn' za otechestvo [P.A. Stolypin. Life for the fatherland]. Moscow, The TERRA - book club, 2002, pp. 31, 34.
© Кузнецов Д.В., 2014
Автор статьи - Дмитрий Викторович Кузнецов, кандидат исторических наук, доцент, Омский государственный аграрный университет им. П.А. Столыпина, e-mail: kudv86@mail.ru.
Рецензенты:
К.И. Могилевский, кандидат исторических наук, Аналитическое управление аппарата Государственной думы, Фонд изучения наследия П.А. Столыпина;
Ю.П. Родионов, кандидат исторических наук, доцент, Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского.
