CC BY
96
УДК 94(47).084.3:338.2
А. Ю. Давыдов
Адаптационный синдром: взаимоприспособление нелегального рынка и новой экономической политики
В статье исследуется взаимовлияние «мешочничества» и новой экономической политики, осуществлявшейся большевиками в первой половине 20-х гг. ХХ в. Обращается внимание на значительную роль мешочников среди первых нэпманов. Это способствовало тому, что свойственное мешочникам отношение к жизни и власти определили характер новых частных капиталистов, в большинстве своем не веривших в долговременный характер новой политики и живших одним днем.
The article examines the interaction between «private speculation» and new economic policy adopted by the Bolsheviks in the first half of the 1920's. The author draws attention to the significant role of speculators among the first Nepmen. This contributed to the fact that speculators’ peculiar attitude to life and power determined the character of the new private capitalists, most of them did not believe in the longterm nature of the new policy and lived for a moment.
Ключевые слова: Советская Россия, новая экономическая политика (нэп), «военный коммунизм», мешочничество, мешочники, снабжение, нэпман, продовольствие.
Key words: Soviet Russia, the New Economic Policy (NEP), the «military communism», private speculation, profiteers, supply, Nepman, food.
Политика Советского государства - особенно на ранних этапах - испытывала мощное адаптировавшее ее воздействие со стороны широких слоев населения. В известном смысле речь идет о своеобразном адаптационном синдроме, о создании народом защитных механизмов, которые приспосабливали прожектерские планы к реальной жизни. Применительно к военному коммунизму одним из центральных таких механизмов стало общенародное мешочни-ческое движение, основательному изучению которого посвящен ряд работ [4; 5; 21]. Вместе с тем нередко оно оказывало влияние и на эволюцию новой экономической политики. Как представляется, за некоторыми исключениями эта последняя проблема не получила должного осмысления [15, с. 150]. Определению значения нелегального рынка для адаптации новой экономической политики, приближению ее прожектерски настроенных творцов к реальности и будет уделено внимание в данной работе. При этом не следует за-
© Давыдов А. Ю., 2013
бывать, что нэп развивался под воздействием политических тенденций и традиций, сложившихся при военном коммунизме. Поэтому мы остановимся и на вопросе о преемственности между мешочниками Гражданской войны и нэпманами.
Новая экономическая политика отнюдь не стала решительным поворотом в сторону свободы рыночных отношений. До её введения российская экономика стала мешочнической; поскольку функции организации такой экономики были распределены между миллионами граждан, то и общество условно можно назвать мешочническим [18, с. 116]. На первых порах нэп представлял попытку использовать те теневые процессы, которые большевики безуспешно пытались подавить. Вот что писал по этому поводу современник изучаемых событий Л. Крицман: «Не нэп породила рынок, а загнанный в подполье в эпоху гражданской войны рынок породил и подталкивал дальше нэп» [11, с. 246].
Между тем экономическая политика первых месяцев после Х съезда РКП(б) представляется утопической, ибо по существу легализация рынка не состоялась. Дело в том, что с марта по осень 1921 г. становилась свободной лишь торговля в рамках «местного хозяйственного оборота» и серьёзного значения для налаживания товарообменных операций между хлебопотребляющими и плодородными регионами она не могла иметь. В самом деле крестьянин одной деревни ничего не мог продать крестьянину соседнего села. Стало быть, в первый период нэпа ситуация на рынке не претерпела кардинальных изменений. Сохранились в большинстве местностей и заградительные отряды, и реквизиции. Эволюция осуществилась лишь под давлением дельцов нелегального снабжения.
В начале нэпа сложились условия для невиданного подъёма нелегального мешочнического снабжения. Одна группа населения за другой снимались с государственного снабжения и, соответственно, новые десятки тысяч россиян пополняли армию нелегальных снабженцев. При этом жизнь мешочников сильно облегчало начавшееся в отдельных губерниях свёртывание заградительных отрядов. Стало проще передвигаться на дальние расстояния, в то время как еще недавно любой пассажир должен был располагать внушительным мандатом.
Между тем отход от «военно-коммунистических» позиций затягивался. В 1921 г. при введении продналога советское государство ещё раз попыталось, не допуская свободной торговли, развернуть товарообмен с помощью огосударствлённых кооперативных органов. Деревенским потребительским обществам поручалось собирать крестьянские излишки и распределять полученные из городов промышленные изделия. Были составлены районные и сезонные
эквивалентные таблицы, изобретено множество счётных единиц - в одном месте счётной единицей становился один пуд коры, в другом один аршин ситца и т. д. Видному финансисту Л.Н. Юровскому пришло в голову удачное сравнение с договором царя Соломона с царём Хирамом об обмене кедрового и кипарисового леса на пшеницу и кипарисовое масло, изложенным в третьей книге царств [29, с. 132].
К тому же заранее определялось неравноправное положение крестьянской стороны. В среднем на одну единицу промышленной продукции приходилось три сельскохозяйственной. Только оторвавшиеся от действительности идеалисты и не понимавшие положения на нелегальном рынке «кремлёвские мечтатели» могли всерьёз поверить, что народ будет жить по выдуманной ими новой товарообменной схеме. Большевистские власти упорно забывали, что миллионы простых людей в то время имели запасной выход -мешочничество, нелегальный рынок.
Крестьяне предпочли обменивать продукты не в огосударст-влённых потребительских лавках, а у мешочников. Один из руководителей кооперации М. Хейсин писал в 1921 г.: «Мешочник - хозяин своего товара, он его менял, перепродавал, комбинировал и вовремя, с необходимыми товарами являлся владельцу хлебных излишков. И пока кооперация пыжится над одной какой-нибудь товарной ценностью вроде мануфактуры, вольный добытчик хлеба переделывает в товар, который находил применение в данном месте. Худо, что всё прикрывается кооперацией» [24, с. 20].
По данным Наркомпрода, среди субъектов народного хозяйства самыми активными участниками товарооборота стали «мешочники, главным образом мешочники-спекулянты» [23, с. 62]. Толпы нелегальных снабженцев двинулись в Челябинскую губернию, в Сибирь, в Ташкент. В Совнарком одна за другой поступали телеграммы с сообщениями о новом массовом подъёме «ходаческой опасности» (ходоками называли мешочников) из продовольственных комитетов: Оренбургского (19 апреля 1921 г.), Екатеринбургского (5 мая), Харьковского (19 и 30 мая), Ростовского-на-Дону (3 и 19 июля), Тюменского (1 июля) и т. д. [6, с. 56-57].
Поскольку центральные власти делали акцент на ограничение рынка, региональные работники Наркомпрода по привычке восприняли новую экономическую политику как кратковременную либерализацию (так называемое «льготничество» периодически вводилось и в период военного коммунизма). Вскоре они решили, что пришло время качнуть продовольственный маятник в другую сторону. В итоге районы Сибири, Украины, Северного Кавказа, Туркестана уже в начале лета были объявлены «забронированными». Там снова за-
крывались местные рынки, вводились запреты на передвижения на дальние расстояния, государственным органам запрещалось выдавать любые разрешения на поездки в указанные регионы. Борьбу с мешочниками на железных дорогах возглавил сам Ф.Э. Дзержинский, ставший весной 1921 г. наркомом путей сообщения (оставаясь руководителем ВЧК и НКВД). Воссоздавались заградотряды [6, с. 57-59; 22, с. 306; 19, с. 346-347].
Нелегальный рынок приспосабливался следующим образом. После Кронштадтского мятежа и массовых забастовок Советское государство вынуждено было идти на уступки труженикам заводов. Рабочим и служащим разрешили создавать добровольные потребительские общества (ДПО). Представители этих самодеятельных кооперативов получили право обменивать в деревнях «натурализованную» зарплату - сапоги, галоши, ситец - на муку. В Москве было официально зарегистрировано 420 ДПО, в Петрограде - 500, на деле их имелось гораздо больше. По сути дела, под прикрытием этих обществ мешочники-профессионалы получили свободу действий. Членов ДПО называли «организованными» мешочниками в отличие от «неорганизованных» или «индивидуальных». И те, и другие не обращали внимания на товарообмен с его таблицами эквивалентов. Их товарные и денежные запасы в несколько раз превышали резервы руководившего официальной кооперацией Центросоюза, и потому они целиком преобладали на рынке [6, с. 59-60; 22, с. 306; 19, с. 346-347].
Власти ничего не оставалось, как сдаться и согласиться с существованием свободной торговли. Тем более что именно ограничения, создаваемые государством на пути развития рыночных отношений, представляли питательную среду для мешочничества. После введения осенью 1921 г. свободы торговли, вольной купли-продажи зерна и изготовленных из него продуктов нелегальные снабженцы переключились на торговлю спичками и солью. Хотя эти последние довольно долго оставались монополизированными товарами, государственные органы торговли не смогли обеспечить ими население. «Торжествующий частный рынок вступал в свои права», - писал в декабре 1921 г. тульский «Продовольственнокооперативный и сельскохозяйственный вестник». Постепенно по мере легализации товарно-денежного хозяйства потребность в нелегальном снабжении отпадала. В большинстве районов активизировалась работа коммерческих и получивших хозяйственную самостоятельность кооперативных снабженческих и торговых организаций. Уже в 1921 г. перевозка продовольственных грузов по железным дорогам увеличилась более чем вдвое [17, № 10, с. 14; 27, с. 186].
Между тем ещё в 1922-1923 гг. нелегальные снабжение и торговля получали широкое распространение в тех районах, в которых крестьяне не выполняли продналога. В частности, в этот период сибирских крестьян обложили весьма обременительным налогом; в итоге, чтобы иметь хоть какой-то доход от собранного урожая, они продавали продукты мешочникам. В ответ на это Совнарком в августе 1922 г. распорядился «закрыть рынки» и выставить заградительные отряды в тех местах, где не удавалось собрать налог. Недоимщиков подвергали репрессиям: революционные трибуналы работали с большой нагрузкой [16, с. 134]. Сибирь вернулась к временам военного коммунизма. Нелегальный рынок незамедлительно отреагировал на это, и регион снова стал местом мешочнического паломничества.
На Северо-Западе мешочничество временно модифицировалось в контрабанду - через эстонскую границу контрабандисты тайно провозили спирт, чай, какао. По железнодорожным путям Бологое - Псков и Псков - Петроград они доставляли запрещённые крепкие спиртные напитки в специальных плоских бидонах, жестяных поясах, особых бандажах и корсетах [25, с. 33-34]. К середине 1920-х гг. по мере укрепления государственной границы контрабанда почти сошла на нет.
Середина нэповского десятилетия ознаменовалась легализацией в целом рыночных отношений, установлением нормального товарооборота между городом и деревней, налаживанием снабженческих и распределительных структур. Необходимость в мешочни-ческом движении отпала, и оно было изжито. К тому времени 20 % перевозимых по железной дороге хлебных грузов, 22 % всего оптового товарооборота и более 60 % розничного приходилось на долю частных предпринимателей, выступавших в роли конкурентов государственных и кооперативных хозяйственных органов [30, с. 50].
Как складывались судьбы нелегальных снабженцев в 1920-е гг.?
С введением нэпа произошло резкое расслоение слоя мешочников и их пути разошлись. Многие мешочники во время своих тяжелых и опасных экспедиций за хлебом теряли здоровье и становились инвалидам [2, с. 83]. Другие пополнили армию безработных, были и те, кто вернулся к станкам или к крестьянскому труду.
Вместе с тем в период военного коммунизма определилась тенденция концентрации капиталов в руках некоторых мешочников-спекулянтов. Этот процесс очевидцы и исследователи называли «первоначальным накоплением» [10, с. 38]. И даже пророчили нелегальным снабженцам большое будущее. «Сухаревка завоёвывает Красную площадь во имя превращения всей Москвы в Нью-Йорк
или Чикаго», - такие перспективы, явно сгущая краски, рисовал в начале 1920-х гг. экономист В.В. Шер [28, с. 11]. Он был прав лишь в том отношении, что спекулятивное мешочничество периода военного коммунизма выступало объективной основой возникновения нового, нэпманского предпринимательского слоя. В годы «военного коммунизма» за счёт мешочничества и спекулятивных операций было обеспечено «буржуазное накопление» в размере 150 млн руб. [20, с. 55]. Уже первые месяцы нэпа обнаружили наличие в стране сильного частноторгового капитала. Это мы наблюдали при рассмотрении причин провала товарообмена 1921 г.: размеры частного капитала были по крайней мере в 7-8 раз больше капиталов Центросоюза [17, № 8-9, с. 4; 6, с. 59-60].
К оставшимся на рынке крупным мешочникам нэп предъявил особые требования. Надо было не только располагать деньгами, но хорошо изучить конъюнктуру и уметь приспособиться к постоянным и резким валютным колебаниям. «С введением свободной торговли мешочничество численно сократилось, приобретая характер частной торговли», - читаем в отчёте о деятельности Владимирского губернского экономического совещания за 1921 г. В отчёте Самарского губэкосо обнаруживаем такую чёткую формулировку: «Качественно остались наиболее квалифицированные мешочники» [6, с. 131]. Под этими последними понимались опытные дореволюционные торговцы, профессионально занимавшиеся в годы Гражданской войны спекулятивным нелегальным снабжением. Думается, именно их капиталы выделялись своими размерами в первые годы нэпа. Они в первую очередь образовали основу, из которой выросли 450 млн руб., составившие в 1924 г. - по данным Наркомата внутренней торговли - весь частный торговый капитал страны [13, с. 59]. Согласимся с видным экономистом М. Жирмунским, который в своих вышедших в свет в 1924 и 1927 гг. исследованиях проводил такую мысль: торговля при нэпе в основном представляла легализованное мешочничество [7, с. 7].
Нелегальное снабжение «военного коммунизма» эволюциони-
П ^ V
ровало поэтапно. В первые месяцы новой экономической политики мешочники-спекулянты легализовали свой «бизнес» посредством покупок патентов и на первых порах становились бродячими коробейниками или разносчиками товаров. Затем они регистрировали мелкие предприятия. Удачливые деревенские мешочники вкладывали деньги в хлеботорговлю [8, с. 50; 9, с. 662; 12, с. 202]. Гонимые в прошлом мешочники становились комиссионерами, а также владельцами лавок, мастерских, магазинчиков.
Процесс эволюции мешочничества в легальную частную торговлю протекал довольно быстро. Примечательно, что уже к концу
1921 г. Петроград, который несколько месяцев тому назад являл собой ряд пустых улиц с заколоченными досками витринами и закрытыми дверями магазинов, ожил. На каждом углу открывались лавки, везде запестрели вывески. Такое оживление предпринимательской активности стало возможным в результате накопления спекулянтами более или менее значительных (для своего времени) товарных и денежных запасов. Достаточно было их только с соизволения власти легализовать.
Особенности социального облика новой (нэпманской) буржуазии во многом объясняются её родословной - генетической связью с мешочничеством. Предприниматели постоянно осознавали неустойчивость своего положения, отсюда - их крайняя осторожность и сильное стремление утаить истоки и размеры заработков. Наверняка, официальные данные характеризуют лишь малую легализованную часть нэпманских богатств. Кроме того, полученный при военном коммунизме опыт научил российских буржуа 1920-х гг. концентрировать силы, прежде всего, на налаживании отношений с большевистскими властями; в таком свете перспективные хозяйственные достижения выглядели вторичными.
Знаток русской жизни, публицист А. Большаков в 1927 г. выразил широко распространенное мнение о частных предпринимателях в таких словах: «Некоторые ловкие люди, не боявшиеся рискованных приключений или же умевшие "ладить" с начальством, здорово разжились в эти времена» [1, с. 121]. Нэпманам вряд ли стоило завидовать. Они не питали иллюзий насчёт долговременности установления в стране капиталистических порядков и, можно сказать, жили на бочке с порохом. Накопления потому использовали в целях приобретения валюты, краткосрочных займов. Солидно поставленные частные предприятия были редчайшим исключением [26, с. 7].
Сами деятели нелегального рынка по «мешочнической» привычке считали введение новой экономической политики очередным этапом дарования властью «льготничества». И все время ожидали, когда же льготу отберут. В годы Гражданской войны у них выработалось что-то вроде «синдрома нелегала». По большому счёту, на протяжении ряда лет от чрезвычайно настороженного отношения к рыночным вольностям российские буржуа так и не избавились. Они повлияли на эволюцию нэпа, особенно на ранней его стадии; но и нэп целиком определил их своеобразный облик и специфическое поведение.
Список литературы
1. Большаков А.М. Деревня. 1917-1927 гг. - М., 1927.
2. Григорьев Л. Очерки современной деревни. Кн. 1. - М,. 1924.
3. Германов Л. (Фрумкин М.) Товарообмен, кооперация и торговля. - М.,
1921.
4. Давыдов А.Ю. Мешочничество и диктатура в России. - СПб., 2007.
5. Давыдов А.Ю. Нелегальное снабжение российского населения и власть. Мешочники. 1917-1921 гг. - СПб., 2002.
6. Дмитренко В.П. Торговая политика Советского государства после перехода к нэпу. - М., 1971.
7. Жирмунский М.М. Частный капитал в товарообороте. - М., 1924.
8. Жирмунский М.М. Частный торговый капитал в народном хозяйстве СССР. - М., 1927.
9. Карр Э.История советской России. - М., 1990.
10. Колокольников П. Экономическое обозрение // Союз потребителей. -1919. - № 1-2. - 20 янв.
11. Крицман Л. Героический период великой русской революции. - М.; Л.,
1926.
12. Кузовков Д. Основные моменты распада и восстановления денежной системы. - М., 1925.
13. Ларин Ю. Советская деревня. - М., 1925.
14. Морозов Л.Ф. От кооперации буржуазной к кооперации социалистической. - М., 1969.
15. Орлов И.Б. Проблемы единой экономики // Россия нэповская. Исследования. - М., 2002.
16. Петрова Е.Г. Роль Сибири в снабжении Советской республики продовольственной в 1920-1922 гг. // Сибирь и Дальний Восток в период восстановления народного хозяйства. Вып. 4. - Томск, 1965.
17. Продовольственно-кооперативный и сельскохозяйственный вестник. 1921. - № 8-9. - 30 нояб.; № 10. - 15 дек.
18. Развитие советской экономики. - М., 1940.
19. Сибирский революционный комитет (Сибревком). - Новосибирск,
1959.
20. Суворова Л.Н. За фасадом «военного коммунизма»: Политическая власть и рыночная экономика // Отечественная история. - 1993. - № 4.
21. Фейгельсон М. Мешочничество и борьба с ним в пролетарском государстве // Историк - марксист. - 1940. - № 9.
22. Феликс Эдмундович Дзержинский: Биография. 3-е изд. - М., 1986.
23. Фрумкин М. Товарообмен в период военного коммунизма // Вопр. торговли. - 1929. - № 11.
24. Хейсин М. Отклики кооператора // Производсоюз. - 1921. - № 20-24.
25. Чадаев В. В гуще повседневности. - Л., 1924.
26. Частный капитал в народном хозяйстве СССР: материалы комиссии ВСНХ / под ред. А.М. Гинзбурга. - М.-Л., 1927.
27. Четыре года продовольственной работы. Статьи и отчетные материалы. - М., 1922.
28. Шер В.В. Социалистический Компрод и индивидуалист-мешочник // Вестн. Моск. обл. союза кооперативных объединений. - 1919. - № 3-4. - 8 мая.
29. Юровский Л.Н. Денежная политика Советской власти. - М., 1928.
30. 4-й съезд Советов. Стенографический отчет. - М., 1927.
