А. С. Пушкин в поэтическом творчестве В. Строчкова Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Филология

Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (2), с. 260-263

УДК 82

А.С. ПУШКИН В ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ В. СТРОЧКОВА © 2014 г. О.О. Петелина

Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского graol@bk.ru

Поступила в редакцию 28.04.2014

Рассматривается явление деконструкции имени и образа А.С. Пушкина в поэтическом творчестве современного поэта Владимира Строчкова на материале четырех книг стихов автора: «Глаголы несовершенного времени. Избранные стихотворения 1981—1992 годов», «Наречия и обстоятельства», «Буколики плюс», «Пушкин пашет». Рассмотрение в данном контексте текстов В. Строчкова позволяет по-новому осветить переосмысление классической традиции в новейшей русской литературе.

Ключевые слова: А.С. Пушкин, В. Строчков, текстовая аппликация, аллюзия, реминисценция, образ.

Поэзия второй половины ХХ - начала XXI столетий активно обращается к именам и текстам поэтов-предшественников, творивших в эпоху Золотого и Серебряного веков русской литературы. Современная поэзия со свойственной ей цитатностью демонстрирует читателю диалог (а часто и полилог) текстов, имен, художественных методов и направлений. Современный, условно говоря, постмодернистский текст как одну из основных осуществляет функцию деконструкции - переработки старого материала и организации его по новым принципам. Одним из устойчивых объектов деконструкции в современной поэзии является творчество А.С. Пушкина. Людмила Зубова в своей статье «Деконструированный Пушкин. (Пушкин в поэзии постмодернизма)» [1] приводит яркие примеры данной деконструкции в текстах Д. При-гова, Т. Кибирова, А. Еременко, Л. Лосева, И. Иртеньева, в результате чего складывается впечатление, что А.С. Пушкин, действительно, обладает чертами центрального персонажа постмодернистской поэзии. В нашей же работе основное внимание будет уделено месту А.С. Пушкина в поэтическом творчестве современного автора Владимира Строчкова.

В первой книге стихов В. Строчкова «Глаголы несовершенного времени. Избранные стихотворения 1981—1992 годов» (1994) содержится стихотворение «Дай, Пушкин, лапу мне...». Обращение к имени великого русского поэта сопряжено здесь с темой поэтического творчества самого Строчкова, точнее, с моментом творческого кризиса автора: «Дай, Пушкин, лапу мне, / на счастье лапу дай: / я подзабыл, / как стих бежит по тропам» [2, с. 232]. Примечательно, что к имени А.С. Пушкина автор обра-

щается в связи с непреодолимостью ощущения языка как мертвого субстрата: «строка заподлицо / подогнана к строке / и не просунуть / ни судьбы, ни пальца, / ни щепки помысла; / и тесно, как китайцы, / лежат слова / на мёртвом языке» [2, с. 232]. Образ тропы, пробежав по которой стих автора обретает легкость, представляется реминисценцией - по-новому осмысленным В. Строчковым образом «народной тропы», содержащемся в стихотворении А.С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный»: это не просто народная тропа, а тропа поэта к поэту, путь оживления, преодоления косности поэтического языка. Говоря об этом тексте, нельзя не упомянуть о его связи с есенинским «Дай, Джим, на счастье лапу мне...»; любопытно, кстати, что Пушкин благодаря этому приобретает собачий, «киноцефаль-ный» статус, и этот нюанс при желании можно спроецировать на знаменитую пушкинскую фразу: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!».

Эпиграфом к стихотворению В. Строчкова «Из недошедшего» (1992) является цитата из пушкинского «Евгения Онегина»: «Так он писал темно и вяло.» [3, с. 111]. Она служит своеобразным камертоном, помогающим осуществить правильную настройку читательского восприятия. Ироническое отношение к романтической лирике эпигонского толка, пронизывающее пушкинскую характеристику творчества Владимира Ленского, очерчивает и «горизонт ожидания» того, кто решит обратиться к указанному тексту Владимира Строчкова. «Градус» иронии повышается и благодаря «рифме» имени Владимир (оно принадлежит и пушкинскому герою, и самому автору), и благодаря деконструкции стихотворения А.С. Пушкина

«Я вас любил»: «Я вас любил. Этот факт, быть может, / не вспоминать обо мне поможет / вам, но ничем не поможет мне», «То, что в душе не совсем угасло, / нежным огнём лампадного масла / еле приметно, но не чадя, / теплится возле смутного лика» [2, с. 360]. При этом указанный текст В. Строчкова необыкновенно лиричен. Отметим, что пушкинское «Я вас любил» звучит у В. Строчкова и позже: в виде текстовой аппликации (приема, состоящего в использовании в качестве строительного материала фрагментов другого текста без указания на источник), сочетающей одновременно иронию и серьезность, оно представлено в стихотворении «Я вас любил. Любовь еще, быть может...», написанном в 2003 году и вошедшем в книгу стихов В. Строчкова «Наречия и обстоятельства» (2006).

Образ поэта-пророка, вошедший в русскую поэзию с именем А.С. Пушкина и бытующий в одноименных стихотворениях других русских классиков, фигурирует у В. Строчкова в произведениях, получивших предсказуемое название «Пророк» и включенных в его дебютную книгу и сборник «Буколики плюс» (2010). Первое из них, датированное 1983 годом, не содержит каких-либо ярких аллюзий и реминисценций, связанных с пушкинским творчеством. Во втором же «Пророке» Строчкова, написанном в год выхода упомянутого выше сборника, заглавный образ снижен до «усталого неумехи», находящегося на склоне своих дней, имеющего черты ребенка, что передает удачно введенная деталь излюбленной пушкинской ножки: «Но он туда еще не хочет, / капризничает, не идёт / и толстой ножкою топочет, / и стула ножку ножкой бьёт» [4, с. 27]. Кроме того, через деконструкцию образа ученого кота из всем известной пушкинской сказки, соединенной с имплицитным упоминанием героя американских комиксов и кинофильмов («батман» = движение классического танца = Batman, Бэтмен), он наделяется признаками едва ли не сумасшедшего: «то водит медленно павану, / то входит разом в аппетит, / миг - фуэте вокруг дивана, / бац, бац, батман - и вдруг летит, / летит, летит, в полете дремлет, / а то порой отжмурит глаз / и, обводя края и земли, / налево сказывает сказ, / направо песню завывает / с припевом «мать твою етит!»/ а сам все время забывает, / зачем летит, куда летит» [4, с. 27]. Вместе с тем пророк из «Буколик плюс» изображается автором как сторонник теории малых дел: «Не пел с кудрявым комсомолом, / не в ногу с партией шагал, / не жег сердца людей глаголом, / так, павшим ранки прижигал» [4, с. 27]. Не удивительно поэтому,

что на склоне своих дней он (пророк и провидец) предстает перед смертью-старухой обычным человеком - немного жалким и немного смешным.

Деконструкция образа пушкинского пророка встречается также в стихотворениях В. Строчкова «Подайте бедному поэту» (2003) и «Жил пророк со своею прорухой» (1990), вошедших соответственно в «Наречия и обстоятельства» и «Глаголы несовершенного времени». В последнем стихотворении, казалось бы, отсутствуют приметы размышлений о поэтическом даровании и его предназначении, однако именование лирического героя (старика из «Сказки о рыбаке и рыбке»), превратившегося в «трижды героя», пророком, переводит восприятие идеи стихотворения в тематическое русло поэтического творчества и сопряженных с ним тягот, выпадающих на долю «прораба духа». Стихотворение «Подайте бедному поэту» раскрывает тему материального неблагополучия поэта и его музы в современном мире. Контраст между высоким и низким, поэтическим и материальным усиливается посредством столкновения пушкинского фитоморфного образа и обсценной лексемы: «Подайте бедному поэту / на дольней лозы прозябанье, / поскольку он иссох, промокнул, / иссякнул и насквозь прозяб, / прохрип, проскрип, прото, проэто.../ подайте, люди, разъ.. .баю, / что подошел под ваши окна / и руку протянул, прося» [5, с. 194]. Несмотря на то, что перед нами не разговор книгопродавца с поэтом, а просьба о подаянии нищему милостыни, автору удается сохранить ироничный, оптимистичный тон: «Подайте гадкому утенку / на чистку перышек и смазку / и очиненье рулевого / самолетучего пера. / Увидят гордые потомки / его лебяжую оснастку, / и на штыке у часового / взойдет трехгранное ура» [5, с. 195].

В стихотворении В. Строчкова «Insecta Po-etae Dionica» («Насекомые поэты») (2002) в виде засушенных насекомых, лежащих в «уютной расправилке», представлен целый ряд пророков, в числе которых оказываются и В. Строчков с А. Левиным, и Бог: «Мы все в уютной распра-вилке, / тихи, милы и хороши, / раскинув крылышком души, / лежим в тиши, / в эфирном обмороке сроков / распяты в ящике пророков. / Вот эта бабочка Набоков, / метелик Пушкин, блошка Блок, вот жук Толстой - шесть босых ног, / вот мошка Бог» [5, а 350]. Литературное, творческое начало объединяется с божественным, сотворяющим. В контексте пушкинского «Пира во время чумы», представленного в виде аллюзии, возникает образ множества пророков, крохотных у «бездны мрачной на булавке», чу-

262

О.О. Петелина

жих, не понятых у себя на Родине: «Такая, в общем, аксиома: / в родимом чуме жди облома» [5, с. 351]. Данный образ формируется в результате осмысления содержащейся в стихотворении аллюзии на известный тютчевский текст «Silentium» («Впадая в ватные слои, / молчи, скрывайся и таи» [5, с. 351]), а также возникновением ассоциативной связи с выражением «Нет пророка в своем отечестве» - о верных суждениях, уме, которые у себя, среди своих часто оказываются не оценены (по евангельскому сказанию, передающему слова Иисуса Христа о том, что не почитать пророка могут разве что только в своём доме или в своём отечестве). Стихотворение В. Строчкова демонстрирует отъединение поэта-творца от суетного мира, «утех чумного пира», возникает образ своеобразной энтомологической коллекции -собрания насекомых, отобранных по определенному признаку (в нашем случае, литературному и божественному), засушенных и наколотых специальной энтомологической булавкой. В описании суетного мира («Лира / бежит утех чумного пира, / и, забубонные умы, / забавам матушки чумы / не рады мы» [5, с. 350]) содержится аллюзия на пушкинский текст: «И рады мы / Проказам матушки зимы» [3, с. 132].

Диалогом с Пушкиным пронизано и такое стихотворение из «Наречий и обстоятельств», как «Автоапология», датированное 1999 годом. Оно, согласно «предупреждению» в названии, представляет собой самовосхваление, чрезмерное и неумеренное. Автор заявляет о самоощущении себя в качестве поэта-классика (использованное в свой адрес выражение «сукин сын» вновь возвращает читателя к «собачьему» обличью Пушкина) и для определения собственной творческой самодостаточности использует аллюзию на стихотворение А.С. Пушкина «Не пой, красавица, при мне...»: «Так не пой, красавица, ты при мне, / не пой этих Песен Песен», «Удались в овсы, / за межу, в терновник - / и молчи. Молчи! Затыкаю уши. / Я тупой прозаический сукин сын. / Но зато самый лучший» [5, с. 264, 265].

Стихотворение «Постмодерниана», содержащееся в книге стихов В. Строчкова «Пушкин пашет», представляет собой замечательный образец индивидуального осмысления истории двух ярчайших веков русской литературы - XIX и ХХ, состоящей, в рамках школьной традиции, из отдельных великих имен. В. Строчков иронизирует над этой традицией, утверждая наличие тесных внутренних литературных связей, используя прием контаминации создает обобщенные образы русских поэтов и писателей пу-

тем объединения, совмещения их имен и фамилий, творческих реалий. Одновременно он полемизирует с теоретиками постмодернизма, структурализма и деконструктивизма на тему жизни и смерти Автора: «Шел трамвай десятый номер мимо кабака, / в том трамвае кто-то помер, дуба дал слегка: / Пушкин, Лермонтов, Жуковский, Блок и Мандельштам, / Слуцкий, Бродский, Заболоцкий - все усопли там. / Автор помер, вот так номер! Кличут докторов: / Ай, и ладно, умер-шмумер, лишь бы был здоров!» [6, с. 28].

Итак, деконструкция Пушкина и пушкинского наследия в творчестве В. Строчкова занимает важное место. Анализ приведенных выше стихотворений не является исчерпывающим: стихотворений, в которых так или иначе деконструирован образ великого русского классика, у В. Строчкова множество («Мышкин-Норышкин нарыл себе титул», «Читая Пушкина, я Пушкина читал», «Выпьем, милая подружка...» и др.). Деконструкция реализуется через цитаты, текстовые аппликации, многочисленные аллюзии и реминисценции. С чем это связано? Можно предположить, что с авторской симпатией, ощущением близости творческих методологий в работе с языковым материалом, со всеми пластами языка - в пределах литературной нормы и вне её, балансируя на грани возможностей языка, бесконечных по своей природе. Два века спустя имя великого русского поэта не перестает звучать и быть живым в текстах многих современных поэтов, которые знают, что «Пушкин это наше всё», но для которых важно, чтобы это изречение не стало штампом, потерявшим смысл и сооружившим великую стену между «солнцем русской поэзии» и нынешним читателем.

Список литературы

1. Зубова Л. Деконструированный Пушкин (Пушкин в поэзии постмодернизма) [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/document/ 390753.html (дата обращения 29.04.2014).

2. Строчков В. Глаголы несовершенного времени. Избранные стихотворения 1981-1992 годов. М.: Диас, 1994. 416 с.

3. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Т. 5. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1978. 527 с.

4. Строчков В. Буколики плюс. Таганрог: НЮАНС, 2010. 32 с.

5. Строчков В. Наречия и обстоятельства. 19932004. М.: Новое литературное обозрение, 2006. 496 с.

6. Строчков В. Пушкин пашет. Таганрог: НЮАНС, 2010. 32 с.

A.S. PUSHKIN IN THE POETIC CREATION OF V. STROCHKOV

O.O. Petelina

The paper presents a phenomenon of deconstruction of the A.S. Pushkin's name and image at the poetry of a modern poet V. Strochkov on the material of the four books of his poems: «Verbs of imperfect (incomplete) tense (time). Selected poems of the 1981—1992 years», «Adverbs (dialects) and circumstances», «Bucolic plus», «Pushkin plows». Analysis of the V. Strochkov's texts at such context promotes new reflection of the classic tradition in the contemporary Russian poetry.

Keywords: A.S. Pushkin, V. Strochkov, text application, allusion, reminiscence, image.

References

1. Zubova L. Dekonstruirovannyj Pushkin (Pushkin v poe'zii postmodernizma) [E'lektronnyj resurs] Rezhim do stupa: http ://www. ruthenia.ru/document/

390753.html (data obrashheniya 29.04.2014).

2. Strochkov V. Glagoly nesovershennogo vremeni. Izbrannye stixotvoreniya 1981-1992 godov. M.: Dias, 1994. 416 s.

3. Pushkin A. S. Poln. sobr. soch.: v 10 t. T. 5. L.: Nauka. Leningr. otd-nie, 1978. 527 s.

4. Strochkov V. Bukoliki plyus. Taganrog: NYu-ANS, 2010. 32 s.

5. Strochkov V. Narechiya i obstoyatel'stva. 19932004. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2006. 496 s.

6. Strochkov V. Pushkin pashet. Taganrog: NYu-ANS, 2010. 32 s.