98. 04. 020. Рековская И. Ф. Современная религиозная ситуация в России (эволюция российской религиозности). (обзор) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

РОССИЙСКАЯ АКАЛЕМПЯГВАУГ

ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ информации по общественным наукам

СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА

РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 11

СОЦИОЛОГИЯ

4

издается с 1991 г.

выходит 4 раза в год

индекс РЖ 2

индекс серии 2.11

рефераты 98.04.001 -98.04.024

МОСКВА 1998

РОССИЙСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ

98.04.020. РЕКОВСКАЯ И.Ф. СОВРЕМЕННАЯ РЕЛИГИОЗНАЯ СИТУАЦИЯ В РОССИИ (ЭВОЛЮЦИЯ РОССИЙСКОЙ РЕЛИГИОЗНОСТИ). (ОБЗОР).

1. ВЕРУЮЩИЕ И АТЕИСТЫ

Основной целью ряда социологических исследований, посвященных современной религиозной ситуации, была оценка состояния массового религиозного сознания россиян, а также их отношения к государственной политике в сфере свободы совести.

В 1990-1992 гг. было проведено большое социологическое исследование религиозности в России в период “антикоммунистической революции”. Работа была прекращена в связи с недостатком средств,

В декабре 1995 г. Центром социологических исследований МГУ им. Ломоносова проведено исследование совместно с американскими социологами, специалистами РАН, научных и учебных организаций. Опрос осуществлялся в 70 субъектах РФ по выборке, репрезентативной для населения страны в целом. Общий объем выборки 3710 человек.

В 1996 г. началась работа над совместным проектом Академии Финляндии и Российской академии наук. Этот проект осуществлялся в рамках Всемирной программы изучения ценностей — единой системы опросов, проводящихся с ?0-х годов в разных странах мира. В марте-апреле 1996 г. финско-российская исследовательская группа провела опрос среди 1664 человек по всероссийской выборке. Результаты этого опроса оказались вполне сопоставимыми с более ранними данными, и это позволяет понять, что произошло с

российским сознанием за последние годы и как меняется отношение россиян к основным мировоззренческим проблемам.

Согласно опросу 1995 г., верующими считает себя половина россиян, хотя соблюдающих религиозные обряды среди них оказалось лишь 12,8%. Колеблющимися и безразличными к религии назвали себя 18,9% респондентов; около 30% опрошенных — неверующие, но уважительно относящиеся к чувствам верующих. И лишь 0,7% россиян, в подавляющем большинстве лица преклонного возраста, продолжают считать, что с религией необходимо бороться.

Самая многочисленная группа респондентов, считающих себя верующими, но не соблюдающих религиозные обряды, объединяет примерно в равной степени представителей всех категорий опрошенных и потому плохо структурируется. Существенное различие отмечено лишь по половому признаку: верующих среди женщин почти вдвое больше, чем среди мужчин.

На территории России проживают люди разных вероисповеданий. Согласно опросу, 71,9% верующих россиян исповедуют православие, '5,7% — ислам, 0,7% — протестантизм, 0,2%

— католицизм, 2,5% — буддизм, иудаизм, кришнаизм и т.д. Около 3% граждан, отнесших себя к группе верующих, в то же время сообщили, что не разбираются в религиях. Возможно, что среди 12,8% опрошенных, заявивших, что они принадлежат “просто к христианству”, немалая доля лиц также слабо ориентируются в религиях. Особую группу образовали 2,5% респондентов, верующих “в своего Бога”. Такое понимание веры демонстрируют в основном молодые люди, имеющие незаконченное высшее или высшее образование. Возможно, считают исследователи, это — проявление духовных исканий молодежи.

Изменение государственной гГолитики в отношении к церкви и верующим поддерживается подавляющим большинством россиян, независимо от их религиозных убеждений. 57,5% опрошенных считают, что государство должно поддерживать религиозность своих граждан. К такому мнению склоняются в большей степени жители сел и поселков городского типа, а также лица старше 50 лет.

Каждый третий респондент полагает, что государству следует оставаться нейтральным в отношении религиозности своих граждан. Эта группа опрошенных в большей степени представлена людьми с незаконченным высшим и высшим образованием-, среди них

преобладают жители крупных городов, мужчины (их на 12% больше, чем женщин).

Наблюдавшийся ранее дефицит информации о религии за последние годы был полностью удовлетворен благодаря огромному количеству литературы, теле- и радиопередачам, миссионерской и проповеднической деятельности духовенства и т.д. Однако за последние пять лет 41% респондентов не приобрели дополнительных знаний в этой области; у 24,6% уровень знаний возрос незначительно; у 16,5% — умеренно и лишь 12,2% существенно обогатили свое представление о религиозных традициях. Интерес к религиозным обрядам проявили в большей степени люди с достаточно высоким уровнем образования, более молодые, женщины больше, чем мужчины. В целом же уровень знаний в области веры в той или иной степени вырос у всех социально-демографических групп населения.

Сопоставление результатов исследований 1990-1992 гг. и российско-финского исследования позволило оценить “силу второго удара российского “идейного маятника” — от атеизма назад к религии”. Первый “ход маятника” — от религии к атеизму, начавшийся еще задолго до Октябрьской революции, достиг своей предельной высоты в хрущевские времена, считают исследователи. Но вскоре появились первые признаки того, что маятник начал свое обратное движение. “Как всегда, движение это началось в интеллектуальных кругах с обращений одиночек — Б.Пастернака,

А.Солженицына, А.Синявского, С.Аверинцева и др., сыгравших в этом обратном движении роль, аналогичную роли, сыгранной при первом “ходе маятника” людьми типа Д.Писарева, Н.Чернышевского,

Н.Добролюбова”. По мере нарастания общего кризиса социальной и идеологической системы признаков “религиозной волны” становится все больше, а в ходе “антикоммунистической революции” конца 80-х

— начала 90-х годов происходит крушение официальной атеистическои идеологии.

В обществе, в котором еще совсем недавно религия преследовалась и, казалось, была на грани исчезновения, установился, как считают К.Каариайнен и Д.Фурман, “прорелигиозный” и “проправославный” консенсус. Опрос 1996 г. показал, что “положительное” и “очень положительное” отношение к православию — убеждение 88% опрошенных, в то же время как о своем “отрицательном” и “очень отрицательном” отношении заявили

только 4%. Этот “прорелегиозный консенсус” так велик, что охватывает даже значительную часть атеистов. Так, 63% опрошенных (и 29% атеистов) считают, что церковь удовлетворяет духовные потребности людей; 55% (и 29% атеистов) — что она дает ответы на моральные вопросы; 43% — что она необходима (противоположного взгляда придерживаются только 3%). Эти “прорелигиозные” настроения активно эксплуатируются (и тем самым усиливаются) политиками, всеми своими дейртвиями демонстрирующими уважение и близость к церковным иерархам. “На официальном уровне торжественные богослужения уже практически заменили торжественные партсобрания. И православие стало выполнять чуть ли не роль “официальной идеологии””.

Означает ли это, задаются вопросом исследователи, что произошло массовое обращение к религии атеистического населения, и отвечают на этот вопрос отрицательно. Во-первых, в российском массовом сознании никогда не было столь же абсолютного, как в официальной идеологии, господства атеизма. Во-вторых, между “отношением к религии” и “отношением к Богу” — большая разница. Поданным российского исследования 1990-1992 гг., атеистов в 1990 г. было 16%, в 1991 г. — \\%, в 1992 г. — 8%. Поданным исследования

1996 г., атеистами назвали себя 6% опрошенных, что свидетельствует о некотором замедлении падения удельного веса этой мировоззренческой группы в населении. В опросах 1990-1992 гг. было обнаружено, что параллельно уменьшению числа людей, именующих себя атеистами, среди них уменьшается и процент тех, кто верит в разные современные парарелигиозные и паранаучные мифы — телепатию, астрологию, экстрасенсов и т.д. Те, кто сейчас называет себя атеистами, считают исследователи, — куда более “настоящие” атеисты, чем конформистские атеисты советской эпохи.

Удельный вес верующих, согласно данным исследования 1990-1992 гг., повысился за этот период с 29 до 40%, ас 1991 по 1996 г., по данным финско-российского исследования, — с 35 до 47%. Однако для того, чтобы определить не только масштабы, но и глубину происшедших за последние годы изменений, необходимо учитывать, что самоидентификация себя как верующих становится столь же “конформистской” как и самоидентификация себя как атеистов при советской власти. При более глубоком уровне рассмотрения этой проблемы выясняется, что только 38% “верующих” представляют себе

Бога как Личность, а 40% — как “жизненную силу”, только 45% верят в загробное существование души, 20% — в воскрешение мертвых, 52%

— в рай и 46% — в ад и только 49% “верующих” согласились с тем, что “жизнь имеет смысл, потому, что есть Бог”. Зато 30% “верующих” верят в переселение души и 41% — в астрологию. Посещение церкви не реже раза в месяц, по данным финско-российского исследования, было в 1991 г. на уровне 6%, а в 1996 г. — 7% (один из самых низких уровней посещаемости в Европе, ниже — только в Белоруссии и Латвии), и даже среди “верующих” оно было лишь на уровне 18%. Данные исследования 1990-1992 гг. показывали посещаемость церкви на уровне 9-10%, среди верующих — 21%. Это не значит, что она упала, но она и не возросла, хотя процент “верующих” возрос, а число функционирующих церквей удвоилось.

При анализе данных опроса 1996 г. исследователями была предпринята попытка выделить группу “серьезных”, “настоящих” верующих, которых они назвали “традиционными верующими”, — их оказалось ничтожно мало — всего 4%.

Абсолютное большинство русских, приходят к выводу исследователи, — не атеисты и не верующие. И хотя как “колеблющихся” и “неверующих” (но не атеистов) определили себя только 54% опрошенных, учитывая вышесказанное, их, видимо, на порядок больше. Эта зона “мировоззренческой неопределенности” растет давно, а при новом движении маятника — назад к религии — эта неопределенность усиливается еще больше, достигнув колоссальных размеров. Одно из крайних ее проявлений — распространение всякого рода паранаучных и парарелигиозных мифологем, эклектически соединяющихся друг с другом и с другими элементами сознания. Опросы 1990-1992 гг. показали рост веры в переселение души с 8 до 11%, а финско-российское исследование — с 17 в 1991 г. до 21% в 1996 г. И эта вера идет не от индуизма и буддизма, а от масскультуры, откуда и уфология, и экстрасенсорика, астрология, вера в колдунов, шаманов, образующая в сознании неструктурированные, неустойчивые соединения друг с другом. “Не религия побеждает в России атеизм; но религия и атеизм отступают перед ростом мировоззренческой неопределенности и идейной эклектики”.

Идея “возрождения России” включила в себя как необходимый компонент и “возрождение религии”, сделав его символом,

объединяющим очень разные мировоззренческие тенденции. Исследователи подчеркивают, что сегодня во всем мире происходит упадок жестких идейных систем — и религиозных, и не религиозных. “Россия “втянута” в эти всеобщие, мировые процессы, и та поверхность “религиозного возрождения”, и те эклектизация сознания и рост мировоззренческой неопределенности, которые мы прослеживали, ~ отражение и преломление в российской действительности этих процессов”.

2. НОВЫЙ ЗАКОН О СВОБОДЕ СОВЕСТИ: МНЕНИЯ И ОЦЕНКИ

Старый закон “О свободе вероисповеданий” был принят Верховным советом РСФСР в 1990 г., т.е. еще в “советское время” при Горбачеве. Тогда принятие этого закона было действительным прорывом в демократию, можно сказать, одним из ключевых моментов, обозначивших конец государственного коммунизма и начало новой эпохи свободы... Свобода совести в самом широком смысле (и, в частности, свобода религиозная) является первым пунктом и принципиальной основой современной демократии с ее идеей гражданского общества.

Статья 18 Всеобщей декларации прав человека (1948) гласит: “Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии, это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учениях, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных порядков”.

В ст. 19, где речь идет о праве на свободу убеждений и на их свободное выражение, в частности говорится: “Это право включает... свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ”.

Признание указанных положений в качестве норм жизни общества и государства означает, что данное общество и государство стремятся быть демократическими. Соответственно, непризнание есть свидетельство того, что общество и государство ориентируются в своей жизни на какую-то иную модель общественных отношений.

В годы советской власти позиция государства по отношению к Церкви была вполне однозначной: оно стремилось использовать

авторитетный институт с целью достижения торжества своих идей. В соответствии с этим формировались и церковно-государственные отношения.

За прошедшие со дня принятия в 1990 г. закона “О свободе вероисповеданий” годы в России “права граждан на свободное волеизъявление своих религиозных чувств и распространение своих религиозных взглядов и убеждений практически обеспечены”, — отметил Г. Михайлов, начальник отдела по связям с конфессиями и религиозными организациями аппарата правительства России, выступая 2 декабря 1996 г. на семинаре “Религия и государство в современной России” в Московском Центре Карнеги.

На начало 1996 г. в РФ функционировало около 20 тыс. религиозных организаций, представляющих более 50 конфессий и деноминаций. 13 тыс. религиозных организаций приобрели права юридического лица. Религиозным организациям передано для использования в функциональных целях более 4 тыс. культовых зданий. В данный момент невозвращенными остались лишь культовые здания, используемые в основном под учреждения культуры, науки и образования, перемещение которых требует больших финансовых затрат.

В последние годы религиозные организации стали активно участвовать во внекультовой деятельности, и это приветствуется государством. Однако эта активность зачастую порождает перекосы в государственно-церковных отношениях. “Эйфория от безграничной возможности высказываться по различным аспектам жизни общества и государства неизбежно приводит к отдельным ошибкам и просчетам, порой компрометирующим религиозную организацию”,

— отметил Г.Михайлов.

Михайлов подчеркнул, что Россия — страна с исторически устоявшимися религиозными стереотипами, тесно связанными с культурой, традициями, национальными особенностями населяющих ее народов. Многие религиозные течения, появившиеся в России в 90-е годы, воспринимаются народом как инородные и могут завоевать себе пространство, лишь потеснив традиционные религии. Не исключено, предположил Г.Михайлов, что разрушение сложившихся российских религиозных традиций и является конечной целью некоторых неорелигий.

В то же время недовольство общества и религиозных лидеров, по мнению Г.Михайлова, направлено не против всех, а лишь на организации, характеризующиеся тоталитарностью, сектантской замкнутостью, использованием методов психологической обработки адептов. По его данным, в новые культовые образования в России вовлечено от 3 до 5 млн. человек, из них 70% — молодежь от 18 до 25 лет, 70% — люди с высшим образованием; около 1 млн. — студенты, из которых 25% бросили учебу. “Фактически страна столкнулась с расцветом преступности в новом облике, относящемся к духовной и психической жизни людей”, — считает Г.Михайлов.

Устранить имеющиеся недостатки религиозной жизни, по мнению Г.Михайлова, возможно лишь в случае появления современной концепции государственно-церковных отношений. Закон о свободе вероисповеданий 1990 г. был одним из самых прогрессивных законодательных актов своего времени. Но, как считает Г.Михайлов, он свою роль, выполнил. Сегодня стали очевидными его недостатки, а сложность принятия нового закона заключается в том, что не всегда пожелания религиозных организаций укладываются в рамки Конституции, а иногда и здравого смыслк.

В заключение Г.Михайлов сообщил, что согласно его данным, “некоторые субъекты Федерации держат палец на курке. Если закон будет принят, то они не будут принимать своих правовых актов. Если мы затянем с этим документом, то, очевидно, будет новая волна правовых актов, не сочетающихся с Конституцией, и мы захлебнемся вместо того, чтобы как-то управлять этим процессом”.

О необходимости принятия нового закона, определяющего реализацию конституционного права граждан на свободу совести и вероисповедания и связанную с этим деятельность религиозных объединений, писал и юридический советник Московской Патриархии В.Н.Калинин. Среди наиболее существенных причин, подтверждающих правильность курса на новый закон, он называет необходимость приведения этого закона в соответствие с Конституцией России, принятой в 1993 г. и с другими законами, принятыми в последние три-четыре года; ликвидацию пробелов и недостатков закона, требующих исправлений и дополнений; разрешение правовым путем ряда выдвинутых религиозными организациями проблем, способствующих реальному, а не декларативному отделению церкви от государства.

Попытки принятия нового закона предпринимались дважды: Верховным Советом России в 1993 г. и Государственной Думой прошлого состава в 1995 г. В. Калинин выразил надежду, что принятие “очень нужного для России закона” будет способствовать демократии и охранять “физическое и духовное здоровье общества, народа”.

Правовой аспект религиозно-государственных отношений в России в настоящее время представляет собой одну из актуальнейших общественных проблем. Несмотря на формальное отделение Церкви от государства, ее кажущуюся самостоятельность, мы никогда не должны забывать о том, что она неотделима от нашего общества и играет важную роль в процессе формирования общественного сознания.

Поэтому не удивительно, что обсуждение нового закона “О свободе совести и религиозных организациях” вызвало неоднозначную реакцию как у ряда политиков, так и у деятелей церковных структур, особенно у тех, “которые приобрели большой опыт проведения директив большевизма в многострадальную Церковь. Учитывая это обстоятельство, — пишет М.Ситников, — становится ясно, почему самые настойчивые попытки внести губительные для закона дополнения и изменения были предприняты именно представителями церковной номенклатуры, сохранившейся со времен советской власти”.

Нет ничего удивительного и в том, что ее интересы совпадают с интересами отдельных политиков. Например, представители ЛДПР в свое время предложили “создать Священный Синод в составе правительства Российской Федерации из представителей иерархов религий коренных народов Российской Федерации”.

Нашлись противники инициативы Б.Ельцина по образованию Совета по взаимодействию с религиозными объединениями, утвержденного положением от 2 августа 1995 г. В первоначально созданный как коллегиальный орган, включающий представителей различных конфессий, проникло полтора десятка светских чиновников (заместителей министров, отдельных лиц, представляющих субъекты Федерации), которым вместо совещательного было предоставлен?) право решающего голоса и даже право вето. Таким образом, религиозные объединения, представленные в Совете, были лишены возможности самостоятельно организовывать свою совместную работу. Затем в Совет назначили

постоянного председателя из администрации президента, который произвел “реорганизацию” посредством разгона большинства сотрудников. По окончании всей операции единственно, что, пожалуй, еше отличало “обновленный” орган от Совета по делам религий при Совете министров СССР, считает М.Ситников, было положение, согласно которому нынешний Совет не обладает “контрольными и распорядительными функциями по отношению к религиозным объединениям”.

Окрыленные этим успехом сторонники советской модели взаимодействия Церкви и государства предприняли настойчивые попытки провести свой вариант проекта закона “О свободе и религиозных организациях”. После прохождения закона в первом чтении в июне 1996 г. была создана рабочая группа с участием представителей религиозных конфессий. Однако эта группа фактически повторила судьбу подобной же группы, работавшей над религиозным 'законодательством в 1993 г. Последний раз группа собиралась в конце декабря 1996 г. Больше к разработке закона группа не привлекалась, хотя отдельные ее члены, представлявшие правительство, администрацию президента, министерство юстиции и юридический отдел Московской Патриархии, продолжали участвовать в работе над текстом закона.

В результате в конце мая 1997 г. на заседании Комитета по делам религиозных объединений Госдумы появился текст, практически не имеющий никакого отношения к первоначальному. Накануне слушания закона во втором чтении председателю Госдумы Г.Селезневу были направлены письма представителей трех протестантских конфессий, а также Российского отделения Международной Ассоциации религиозной свободы (МАРС) с просьбой вернуться к первоначальному тексту закона. Однако их голос не был услышан, а окончательный вариант текста появился буквально за сутки до его рассмотрения депутатами Госдумы.

Согласно новому закону, все религиозные организации, созданные до вступления в силу данного законодательства, должны пройти перерегистрацию до 31 января 1998 г. При этом статус юридического лица получают .лишь те из них, которые смогут доказать, что существуют на данной территории не менее 15 лет, либо представят справку о том, что они находятся в составе централизованной религиозной организации того же исповедания.

Те, кто не сможет исполнить эти условия, из разряда религиозных организаций перейдут в разряд религиозных групп, т.е. лишатся правоспособности юридического лица. Это значит, что они не смогут ни арендовать помещение для молитвенных собраний, ни купить его, ни вступить в любые другие отношения, требующие юридического статуса. Они также не смогут приглашать для проповеднической деятельности иностранных граждан, так как это право дается законом исключительно религиозным организациям.

В то же время религиозная группа, вне зависимости от своего желания или нежелания регистрироваться в будущем, обязана уведомить местные власти о своем существовании. Для регистрации в качестве религиозной организации, по новому законодательству, необходимо представить не только заявление о регистрации, устав, протокол учредительного собрания, список лиц-учредителей, справку из органов местного самоуправления или из центральной религиозной организации, но и сведения об основах вероучения и соответствующей ему практике, в том числе историю возникновения религии и данного объединения. При этом выступать в качестве учредителя могут лишь граждане России, т.е. это право не распространяется на иностранных граждан и лиц без гражданства.

Перечисленные положения закона носят дискриминационный характер и противоречат целому ряду статей российской конституции. Тем не менее против принятия закона во втором чтении проголосовало лишь пять депутатов, за — 337 из 450.

В этих “играх” принимают активное участие и отдельные деятели самой Церкви. Так, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл дважды организовывал передачу своих поправок в думский Комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций: сначала через фракцию “Народовластие”, а затем через движение “Наш дом - Россия”. Несмотря на такую настойчивость, правовая экспертиза поправок и дополнений, предложенных митрополитом, квалифицировала их как противоречащие федеральному закону и Всеобщей Декларации прав человека.

Официальная позиция Патриарха Московского, изложенная в его рекомендациях к законопроекту и заявленная гораздо позднее, существенно отличается от поправок ОВЦС и юридической грамотностью, и корректностью позиции. Различие позиций разных

структур одной и той же Церкви еще раз убеждает в том, что в церковных структурах еще долго будут существовать разногласия между “государственничесгвом” и “исповедничеством”.

Перед третьим чтением в Комитет по делам религиозных организаций Госдумы были переданы протесты региональных муфтиев против выделения в тексте только “православия”, что ставит эту конфессию в лривилегированное положение. “Ислам — наследие не менее историческое, не менее духовное, не менее культурное, а следовательно, такая же неотъемлемая часть России”, — говорится в обращении имама Духовного управления мусульман Поволжья Мукадцаса Бибарсова. В результате в преамбулу закона было внесено дополнение “равно как и многомиллионный” в отношении ислама, а сам закон прозвучал так: Федеральное собрание принимает данный закон, “уважая православие как неотъемлемую часть общероссийского исторического, духовного и культурного наследия, равно как многомиллионный ислам, а также буддизм, иудаизм и другие традиционно существующие в Российской Федерации религии”.

23 июня 1997 г. российская Государственная Дума приняла новый федеральный закон “О свободе совести и религиозных объединениях”, а 4 июля закон был принят и Советом Федерации.

Кулуарность подготовки и стремительное принятие закона Думой, его беззастенчивое лоббирование руководством Русской православной церкви вызвали резкую международную реакцию как со стороны религиозных групп, так и со стороны правительственных должностных лиц высокого уровня. Президент Клинтон обсуждал закон непосредственно с президентом Ельциным, к нему же с ' просьбой вмешаться обратился и экс-президент Картер. 18 членов сенатского Комитета по ассигнованиям, который курирует оказание помощи России, направили совместное письмо президенту Клинтону, поддержав его усилия, предпринятые для того, чтобы убедить Ельцина наложить вето на законопроект. Сенатор Лугар направил президенту Ельцину письмо, подписанное 26 членами конгресса.

Подобная озабоченность была выражена и в других странах. Канада и Ватикан, так же как и Соединенные Штаты, критически высказались о законопроекте в Постоянном Совете Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. IV Всемирный Конгресс

МАРС, в работе которого приняли участие религиозные лидеры, представители правительств и ученые-эксперты по проблемам религиозной свободы из многих конфессий 30 стран, принял резолюцию, рекомендующую отвергнуть законопроект.

В России совместное письмо в Государственную Думу направили главы баптистов, пятидесятников и адвентистов, протестуя против законопроекта. Российский Хельсинкский комитет устроил пресс-конференцию, посвященную нарушениям прав человека, связанным с законом. Другая пресс-конференция по проблемам, связанным с этим законом, была устроена двумя расположенными в Москве организациями — Христианским юридическим центром и Институтом религии и права.

Президент наложил вето на законопроект. Спикер Госдумы Г.Селезнев и лидер КПРФ Г.Зюганов осудили решение президента и объявили его вето результатом вмешательства Запада во внутренние дела России. Почти одновременно резкое недовольство отклонением закона высказал Патриарх Алексий 11. Пресс-конференцию в поддержку закона глав “уважаемых” конфессий предстоятель РПЦ пропустил по болезни, однако посвятил президентскому вето специальное заявление, в котором пригрозил президенту созданием “напряжения между властью и большинством народа”.

Таким образом, пишет Н.Бабасян, обозначились, по крайней мере два направления напряжения: Президент — Дума и Президент — Патриарх, выступающий от имени “миллионов граждан России”. Оба конфликта попали под пристальное внимание доселе молчавшей российской прессы, и на Старой площади стали искать достойный выход из сложившейся ситуации. Одновременно с отклонением закона Ельцин дал своей администрации распоряжение урегулировать спорные вопросы с конфессиями и с Думой на базе президентского письма в Думу.

Уже 1 августа 1997 г. в администрации президента в рамках Совета по взаимодействию с религиозными организациями прошли первые консультации по закону с представителями конфессий. Однако на них были приглашены* лишь представители четырех “уважаемых” конфессий. 4 августа на встречу с теми же чиновниками были приглашены представители пяти других конфессий. Консультации, а точнее переговоры с представителями конфессий, были продолжены и велись на протяжении практически всего августа.

В результате, по словам, начальника управления президента РФ по вопросам взаимодействия с политическими партиями, общественными объединениями, фракциями и депутатами Государственной Думы А.Логинова, “удалось достичь очень хрупкого консенсуса и понимания: с одной стороны, необходимости изменения целого ряда положений закона и смягчения излишнего вмешательства государства в религиозную жизнь своих граждан, излишнего регламентирования государственно-религиозных отношений, с другой стороны, удалось отразить те позиции, которые, с точки зрения действующих в РФ конфессий, защищают их интересы. При этом нам удалось, — пишет он, — эту новую редакцию сделать такой, чтобы она сохраняла принципиальные положения этого закона и его структуру”. Проект поправок к закону по итогам этого совещания пошел в рассылку главам конфессий 26 августа, а за день до этого, 25 августа, в администрации президента состоялось совещание А.Логинова и сотрудника его управления с главой ОВЦС митрополитом Кириллом и управделами Московской Патриархии архиепископом Сергием, где и был окончательно доработан текст, одобренный затем срочно собравшимся “малым” Синодом.

Созданный в президентской администрации проект поправок сохраняет вектор, заданный Думой, и более того, еще менее демократичен, чем принятый Думой закон. Единственным достижением “президентского” варианта можно считать признаваемое теперь законом право исповедовать какую-либо религию или не делать этого не только за гражданами России, но и за каждым, в том числе “иными лицами, постоянно проживающими в РФ”. Все остальные дискриминационные моменты, присутствующие в законе, принятом Думой и отвергнутом президентом, сохранены. В частности, сохраняется деление на религиозные организации и религиозные группы, которые, как и прежде, не имеют прав юридического лица. Сохраняется и 15-летний испытательный срок для религиозных групп, желающих таковое лицо получить.

Нововведения появились и в перечне оснований для ликвидации религиозной организации. Согласно ч.2 ст. 1,4 нового текста, таковым основанием теперь является, кроме всех упомянутых ранее, еще и “воспрепятствование угрозой причинения вреда жизни, здоровью, имуществу, если есть опасность реального ее исполнения или применения насильственного воздействия, другими

противоправными действиями выходу гражданина из религиозного объединения” Представление о ликвидации религиозной организации, согласно компромиссному тексту, могут вносить не только прокуратура и регистрирующие органы, но и органы местного самоуправления.

В новой редакции иностранной религиозной организации может быть предоставлено право открытия своего представительства на территории РФ, однако указанное представительство “не может заниматься культовой и иной религиозной деятельностью, и на него не распространяется статус религиозного объединения”.

Значительные изменения появились и в преамбуле. Теперь уважаются “христианство, ислам, буддизм, иудаизм и другие религии и вероисповедания, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России”. За православием признается “особый вклад в становление государственности России, ее духовности и культуры”.

Неудивительно, что появление “согласованного” текста вызвало неоднозначную реакцию. Уже на следующий день, 27 августа, Палата по правам человека Политического консультативного Совета при президенте России решила провести заседание, посвященное новому тексту. Заседание прошло 28 августа 1997 г. в Фонде Сахарова.

После бурного обсуждения Палата решила:

1. Обратить внимание президента РФ на многочисленные (более 15 тыс.) протесты российских граждан и конфессий против нового закона, устанавливающего неравенство религиозных объединений перед законом и направленного на государственную поддержку только религиозных структур, существовавших в эпоху подавления религиозной свободы и гонений на верующих.

Палата заявляет, что принятие нового закона без концептуальной его проработки неминуемо приведет к возникновению межрегиональных конфликтов. Тысячи верующих и их объединений, переживших гонения в годы советской власти, в случае принятия такого закона будут вынуждены уйти в подполье, что приведет к серьезным негативным последствиям.

2 Обратить внимание президента РФ на грубейшие нарушения регламента, допущенные Государственной Думой при принятии закона, дающие основания считать принятый парламентом

текст нелегитимным и провести служебное расследование по процедуре принятия.

3. Считать необходимым вернуться к законопроекту, подготовленному в декабре 1996 г. рабочей группой Комитета Государственной Думы по делам общественных объединений и религиозных организаций и получившему одобрение большинства религиозных объединений. Направить президенту РФ постатейные поправки к закону, принятые на основе проекта, подготовленного рабочей группой.

4. Просить президента РФ продолжить консультации с религиозными объединениями и не принимать поспешных решений по так называемому “согласованному” варианту, учитывая, что данный вариант вызывает возражения старообрядческих, протестантских церквей (более 3,5 тыс. религиозных объединений) и значительной части мусульман.

5. Обратиться к президенту РФ с просьбой провести проверку деятельности администрации президента по связям с общественными объединениями, возглавляемого А.Логиновым, в связи с проводимой Логиновым кампанией по поддержке антиконституционного закона и предпринятыми им попытками сорвать заседание президентской Палаты, что вынудило Палату в срочном порядке перенести заседание из здания администрации президента РФ в Центр-музей им.

А.Д.Сахарова”.

1 сентября состоялось заседание президентского Совета по взаимодействию с религиозными организациями, на которое журналисты допущены не были. По словам участника заседания депутата В.Борщева, запланированной единодушной поддержки инициативы президентской администрации не получилось. “Обсуждали тот вариант, который предложен рабочей группой администрации президента. В этом варианте, действительно, есть некоторые улучшения, в частности преамбула не вступает в противоречие с Конституцией. Выделение тех или иных конфессий существует во многих странах. Тут пошли по этому пути и выделили православие, но в то же время поставлены в один ряд мировые религии. Хотя по этому поводу тоже были разные точки зрения, были и претензии.

Также решен вопрос насчет статуса российской организации: теперь таких не будет. Но есть другая сложность: право использовать в

названии слово “российская” и его производные только за теми организациями, которые существуют в течение 50 лет. Это проблема.

По-прежнему остается неясным пункт о 15-летнем барьере для

регистрации.......Довольно активно выступили представители

конфессий, прежде всего пятидесятников, адвентистов, баптистов, и они довольно резко выразили свое несогласие с тем вариантом закона, который приняла Дума...”

Президентская редакция закона появилась в Государственной Думе 4 сентября. К ней прилагалось обращение 13 лидеров религиозных конфессий в поддержку закона. Между тем, уже 11 сентября четверо подписавших текст этого документа — представители католиков, баптистов, адвентистов и пятидесятников

— в письме на имя Б.Ельцина объявили о своем несогласии с “согласованным” вариантом и призвали президента не допустить принятия закона в таком виде.

Однако уже на следующий день в Думе появилась “уточненная редакция отдельных положений” проекта закона в редакции президента, представленная А.Котенковым. Наиболее серьезные уточнения касались преамбулы и ст.9 закона (“Создание религиозных организаций”). Преамбуле в результате был придан более светский характер. Также признавался не “особый вклад православия в становление государственности России”, а “особая роль православия в истории России”. Абзац же об укреплении “сотрудничества государства с религиозными объединениями, существующими в РФ и пользующимися поддержкой общества” был и вовсе исключен. В то же время уточнения, внесенные в ст.9 закона, которая предоставляла право образования местной религиозной организации как гражданам России, так и “иным лицам, постоянно и на законных основаниях проживающим на территории РФ”, “иных лиц” из этой статьи изъяли. Таким образом, хотя согласно преамбуле закона право на свободу совести и вероисповедания дается каждому, правом на создание местных религиозных организаций обладают лишь граждане России.

Уточнения были благосклонно приняты Комитетом по делам религиозных организаций Госдумь1, и 18 сентября Совет Думы принял решение о рассмотрении закона на ближайшем пленарном заседании Думы, т.е. на следующий день.

19 сентября у входа в Госдуму, чтобы выразить свой протест против закона, собрались верующие различных конфессий, среди них были католики, баптисты, пятидесятники, харизматики, кришнаиты и даже православные. Направлявшийся в Думу В.Жириновский дал им ценный совет: “В России главная религия — православие, — объявил он. — Все остальные — домой, в Европу. Собрали чемоданы и на Белорусский вокзал”. Чуть позже, в зале заседаний лидер ЛДПР высказался еще более определенно: “Если сейчас нам из Патриархии скажут: принять закон — примем. Скажут: не принимать закон — не примем. Но не те будут нам указывать, кто стоит перед зданием Госдумы, и не вице-президент США”.

С докладами по новой редакции закона перед депутатами выступили представитель президента в Думе А. Котенков и руководитель думского комитета по делам религиозных организаций В.Зоркальцев. “Сегодня рассматривается закон, который вы хорошо знаете и за который мы с вами трижды проголосовали конституционным большинством, — заявил В.Зоркальцев. — То, что мы сейчас называем редакцией президента, есть лишь корректировка ряда его конкретных статей, но это тот же закон. Он, по существу, проходит следующую стадию — идет борьба за подпись президента”. Закон, по словам В.Зоркальцева, “создает барьер на пути религиозной экспансии в Россию, препятствует развитию тоталитарных сект, ограничивает действие иностранных миссионеров и при всем этом создает условия для деятельности наших традиционных религий и конфессий”. На позиции несогласных с законом председатель комитета остановился отдельно. “Примечательно, что все конфессии, представители которых отозвали свои подписи под розданным вам заявлением, имеют свои руководящие центры за рубежом, — заявил

В.Зоркальцев. — Я говорю это для тех, кто считает наш закон неприемлемым и собирается голосовать против него. И я хочу поставить вопрос: с кем вы, дорогие коллеги?”

Закон был принят большинством голосов (358 против 6 при 4 воздержавшихся). Против закона проголосовали: пятеро

“яблочников” — А.Арбатов, В.Борщев, М.Глубоковский, А.Кузнецов,

В.Шейнис и один независимый депутат — Ю.Рыбаков. Среди воздержавшихся оказались Т.Астраханкина (КПРФ), двое

представителей фракции “Народовластие” и независимый депутат Г.Старовойтова.

В ответ на новую волну протестов 20 сентября был созван брифинг для российских и иностранных журналистов, на котором заместитель главы администрации М Комиссар, начальник ГПУ при президенте Р Орехов, а также Г Сатаров и В Никонов убеждали собравшихся, что большинству религиозных организаций появление закона ничем не грозит

Несколько раньше в Гааге на конференции по проблемам свободы совести А.Логинов сообщил, что принятый закон “создает лучшие условия для религиозной свободы России”. По окончании выступления А.Логинова прямо в зале сделал заявление профессор права Ю Розенбаум, который назвал день принятия этого закона “днем позора российской демократии”. Прокомментировав отдельные конкретные статьи закона, противоречащие как российской конституции, так и подписантам по правам человека, Ю Розенбаум также высказал сожаление, что на конференции в Гааге “не обсуждали этот закон и не дали ему должной резкой оценки. Таким образом, конференция молчаливо благословила этот закон”. В то же время, по мнению одного из сопредседателей конференции, профессора международного права Франса Альтинга фон Гейзау, “важнее дальше продолжать диалог, чем сегодня выражать протесты по поводу закона, который мы не сможем на самом деле изменить. К тому же мы не имели самого последнего, окончательного текста этого закона”

Однако несколько позднее, уже после вступления закона в силу, Гейзау провел тщательный анализ данного закона. Он отметил, что 28 февраля 1996 г Россия вступила в Совет Европы и в тот же день ее представители подписали Европейскую конвенцию прав человека. Согласно ст 9 конвенции, свобода религии есть право личности, а не территории или страны. Оно охраняет личность от государства, если то покушается на свободу по идеологическим или политическим мотивам Согласно ст 9 п.2, возможность ущемления государством свободы свидетельствовать о своей религии или убеждениях должна быть строго ограничена законом.

Концепция, положенная в основу нового закона, — совершенно иная Его основополагающий принцип — это не свобода личности, а свобода российской территории как традиционно православной Соответственно этому, он направлен не на защиту личности от государственного вмешательства, а на охрану российской

территории от вмешательства зарубежных религиозных объединений. По мнению митрополита Кирилла, возглавляющего Отдел внешних церковных сношений Московской Патриархии, только Русская православная церковь существует в России на законных основаниях, и этот статус должен охраняться государством

Такое требование не идет на пользу свободе православных верующих, что подтверждает история. После того как Петр I подчинил Церковь государству, последовали законы XIX в., требовавшие от священников доносить о важных сведениях политического порядка, полученных на исповеди, что противоречит канонам православной Церкви. Опыт отношений с Советом по делам религий при коммунистическом режиме был катастрофическим для православной Церкви и для всех других религиозных общин. Восстановление государственной бюрократии, необходимой для проведения предусмотренных^ законом процедур регистрации религиозных объединений, не дает никаких гарантий, что независимость и свобода православной Церкви будут соблюдаться.

Кроме того ошибочна сама концепция. Православная вера не является национальной русской верой, это универсальная, вселенская вера, которую большинство русских исповедует в лоне Русской православной церкви. Территория российского государства населена множеством народов, которые исповедуют множество верований и убеждений. Даже исповедующие православие русские принадлежат к разным Церквам. В современном государстве свобода религии может быть обеспечена только на основе концепции, которая вдохновила написание ст. 9 Европейской конвенции прав человека.

Разные традиции, сложившиеся в результате религиозных конфликтов, пишет Гейзау, являют нам карту, на которой в большинстве европейских государств имеется главная Церковь, представляющая большинство населения, несколько Церквей меньшинств и большое число других религиозных объединений. Среди этих традиций Гейзау различает четыре типа.

Во-первых, это традиция Англии и скандинавских стран, где Реформация породила явление “утвердившейся (господствующей, государственной, официальной) Церкви”. В Финляндии их две — лютеранская и православная. Статус Церкви определен законом. При монархии король или королева являются также и главой Церкви. Со времен Просвещения и главным образом с тех пор, как вступила в

силу Европейская конвенция, развитие шло двумя путями: подчиненность государству заменялась автономией, а привилегированное положение — равенством всех религиозных объединений.

Вторая традиция — это страны с католическим большинством, такие, как Италия, Австрия, Испания, Португалия, Бельгия (с момента ее независимости) и Ирландия (с 1922 г.). Привилегированное положение католической Церкви в этих странах обеспечивается конкордатом между Святым Престолом и государством (Италия, Австрия, Испания и Португалия) или политическим большинством в парламенте (Бельгия и Ирландия). Во всех этих странах независимость католической Церкви была гарантирована. Демократизация конституций, обмирщение общества и принятие Европейской конвенции привели к тому, что это привилегированное правовое положение уступило место принципу равенства всех религиозных объединений, особо декларированному в конституции.

В таких конфессионально смешанных или сильно обмирщенных странах, как Голландия, .Германия и Франция, религиозное законодательство основано на принципах нейтральности государства, независимости религиозных объединений и отделения Церкви от государства.

Греческая Церковь нераздельно объединена в вероучении с Великой константинопольской церковью и со всякой христианской Церковью, пребывающей с ней в общении. Церковь независима и поддерживает свою автокефалию. На этих основаниях Греческая Церковь пользуется привилегированным положением и статусом Корпорации государственного права. Другим православным Церквям на территории Греции предоставлены те же блага. Согласно ст. 13 конституции, свобода совести в области религии нерушима. Имеется свобода исповедания “любой известной религии”, и священнослужители “известных религий” подвержены тому же контролю и несут те же обязанности, что и священники господствующей религии. Теркин “известные религии” подразумевает только отсутствие тайных культовых учений.

Система регистрации, вводимая новым законом о свободе совести и религиозных объединениях, идет вразрез с постулатом, согласно которому возможность государственного вмешательства во

внутреннюю жизнь Церквей должна быть строго ограничена; это путь, противоположный тому, по которому пошло развитие права и его применения в других странах. Ни в одном европейском государстве нет подобной системы регистрации. Согласно ст. 11 конвенции и государственному праву, каждое религиозное объединение имеет право создать ассоциацию гражданского права и получить юридическое лицо. Во всех европейских странах власти воздержались от определения того, чем является религия или конфессия. В случае спора о характере объединения решение в каждом конкретном случае принимает судья. Вступление в силу нового закона о свободе совести и религиозных объединениях, резюмирует Гейзау, равно отказу придерживаться обязательств, которые Россия приняла в день вступления в Совет Европы.

Даже после принятия закона Госдумой борьба против него продолжается. 22 сентября состоялось заседание Российского отделения Международной Ассоциации религиозной свободы (МАРС). Предложения, прозвучавшие на нем, были иногда диаметрально противоположными. Секретарь Палаты по правам человека при президенте России Л. Левинсон высказался за проведение маршей и митингов протеста против закона. Сотрудник Российской академии госслужбы Р.Лопаткин, напротив, заявил, что главное сейчас — толкование закона, а также необходимость создания государственного органа, который бы следил за его исполнением.

Заместитель председателя Российского союза евангельских христиан-баптистов Ю.Сипко, объясняя отсутствие реакции на протесты конфессий, сказал: “Президент сдался перед Патриархом. Совет Федерации сдался. Дума сдалась. Кирилл диктует, Зоркальцев записывает”.

Результатом двухчасовой полемики стало заявление

российского отделения МАРС, в котором говорится, что оно “будет добиваться отмены дискриминационных положений этого закона, исходя из духа и буквы Конституции и, в частности, ее ст.55, в соответствии с которой “в Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина”.

О несоответствии закона Конституции и его

дискриминационном характере говорилось и на состоявшейся 23 сентября в Фонде Сахарова пресс-конференции. “Сегодня мы имеем

дело с законом о свободе совести и религиозных объединениях, — заявила Л.Богораз. — Но ведь существуют и другие объединения граждан. Начинается с наступления на религиозные объединения, а завтра пойдет наступление на любые объединения. Стоит только допустить такую вещь в одном, очень важном пункте — свобода совести, как дальше начинает раскручиваться этот виток, и все мы оказываемся в неправовом пространстве, когда с каждым из нас можно сделать практически все, что угодно”.

3. РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ

Перестройка, декларировавшая приоритет прав личности перед приоритетом прав и требований государства, провозгласила одним из неотъемлемых прав человека в первую очередь свободу совести. Однако в течение 70-летней истории советского государства — не столько светского, сколько воинствующе атеистического, в котором принадлежность человека к какой-либо конфессии воспринималась как свидетельство его социальной маргинальное™, — свобода совести не была для подавляющего большинства населения первоочередной необходимостью, вытекающей из рациональных потребностей личности.

Дореволюционная государственническая доктрина также не слишком дорожила правами отдельной личности. Если в странах, переживших Реформацию, личностно понимаемая свобода лежит в основе культурного бытия, определяющего и экономический и политический уклады, то в России именно реформируемое “сверху” православие сразу приобрело статус государственной религии. Вследствие этого была исключена сама возможность равноправного партнерского участия иных конфессий, с учетом их специфических интересов, в решении социальных проблем, которые отдавались на откуп государственным институтам, а следовательно — официальной Церкви. Пагубность подобного односторонне этатистского подхода к организации религиозной жизни была осознана уже в середине прошлого века славянофилами, участвовавшими в разработке и реализации Великой реформы 1861 г., которые предложили сделать сельский приход структурообразующей ячейкой пореформенного общества в противовес засилью централизованных церковноиерархических структур.

Гражданское общество на Западе формировалось, опираясь на низовые объединения свободных граждан — самостоятельно сложившиеся группы людей, каждая из которых внутренне была объединена общим восприятием этико-богословских и мировоззренческих проблем, которое не обязательно совпадало с мнением прочих существовавших в государстве групп.

В России “реформированная патриархом Никоном Церковь получила статус института, безальтернативно доминирующего в своей сфере, но подчиненного унитарному государству, что исключило для самой Церкви опираться на низовые общественные процессы”.

В условиях современных российских реалий при декларированной ныне действующей легитимной властью ориентации на либеральные ценности, представляется, что основой формирования нового общества должен явиться индивид с его системой личностных воззрений и приоритетов. Попытка противопоставления коллективных и индивидуальных ценностей, символизирующих противостояние ’’самобытности” России и “унифицированности” Запада, не выдерживает критики. В любой стране, относящейся к “христианской цивилизации”, коллектив формируется из индивидов, и “западное” общество атомизировано не в большей степени, чем современное российское, на что указывают социологические исследования последнего времени. “Необходимым условием существования либерального общества, — считают М.Жеребятьев и В.Смирнов, — является, в том числе, наличие равноправных конфессиональных институтов, свободных от влияния государства, которые позволяют индивидам реализовывать свои разнообразные религиозные потребности”.

Парадоксом постсоветской действительности явилась подмена интересов государства интересами политических группировок, чье функционирование в либеральном обществе должно отвечать тем же требованиям, что и деятельность конфессиональных объединений. Апелляции некоторых политиков к “авторитету” РПЦ в квази гражданском постперестроечном пространстве объективно помещают русское православие, представленное РПЦ (МП), в разряд исключенных из гражданского общества. “Российское православие могло бы служить мощным фактором развития гражданских структур,

— считают М.Жеребятьев и В.Смирнов, — если бы оно не претендовало на некий аморфный глобализм, касающийся всего и

вся, и не считало бы априорно чуть ли не всех жителей России своими “чадами””. Авторы констатируют, что, являясь номинально самой крупной по числу структур конфессией России, РПЦ (МП), в силу неукоснительного соблюдения принципов внутренней корпоративности, остается выключенной из процессов формирования гражданского общества и в то же время претендует на роль идеолога новой России.

В настоящее время даже специалисты-религиоведы не всегда владеют информацией о том, что именно происходит внутри епископата РПЦ, — этой сложной и важной для общества структуры. Традиционная закрытость епископата долгое время была вполне объяснима нежеланием давать информацию о себе коммунистическим властям. Однако в настоящее время стала постоянной практика тесного общения высших иерархов РПЦ с первыми лицами государства. Кроме того, претензии РПЦ на роль духовного лидера общества не позволяют откладывать ее детальное изучение. За последние годы в светской печати появилось много материалов, посвященных деятельности рядовых членов Церкви — клириков и мирян, их социальной и политической роли в жизни общества. Однако совершенно неисследованной остается особая фуппа священнослужителей РПЦ, от которой в силу ее административного положения реально зависят убеждения и поведение миллионов людей России и стран ближнего зарубежья — епископат РПЦ.

На 1 августа 1997 г. в штате РПЦ насчитывается 96 епископов, прямо подчиненных Московской Патриархии (включая Патриарха), еще 52 епископа, находящихся на служении в Православных Церквах, имеющих различную степень подчинения Московской Патриархии: Украинской (37), Белорусской (10), Молдавской (2), Латвийской (1), Эстонской (1), Японской ПЦ (1). Таким образом, общее число епископов — 148. Они руководят 123 епархиями (76 — МП, 33 — Украинской ПЦ, 14 — иные ПЦ), две епархии не имеют своего Владыки (Камчатская и Горловская) и потому временно управляются другими епископами. Один украинский епископ временно запрещен в служении. 24 епископа носят титул викарного архиерея (29 — МП, 3 — Украинской ПЦ, 1 — Молдавской ПЦ). Шесть викариев в России и один на Украине возглавляют различные синодальные отделы,

остальные трудятся непосредственно в епархиях, помогая правящим архиереям.

В возрастную группу 1925-1936 гг. рождения входит сам Патриарх и четверо из шести постоянных членов Синода (они составляют чуть более 25% от численности епископата — 39 человек). Важнейшими факторами, оказавшими влияние на их жизнь и психологию оказали война и прессинг хрущевского наступления на Церковь. Епископы 1937-1956 гг. рождения, составляющие 60% от общего числа епископата (86 человек), в настоящее время доминируют в Церкви. Группа епископов, родившихся после 1956 г. составляет 15% (22 человека) и успела зарекомендовать себя людьми, действующими без оглядки на государство, ревностными борцами за отстаивание интересов православия.

Социальная среда, из которой вышли будущие епископы, выглядит следующим образом: из рабочих — 38 человек; из крестьян

— 39; из служащих - 23; из священнослужителей 18; нет сведений — 30.

16 епископов родились в Москве и Ленинграде; 15 — в Центральной России; 7 — в Центрально-Черноземном районе; 3 — на Северном Кавказе; 12 — в Поволжье; 2 — на Урале; 7 — в Сибири и на Дальнем Востоке; 17 — на Украине; 7 — в Белоруссии и Молдавии, 6

— в Центральной Азии; 1 — в Прибалтике; 3 — в дальнем зарубежье.

Образовательный уровень епископата до получения ими духовного образования: среднее и неполное среднее образование — 73; среднее техническое — 27; незаконченное высшее — 10; высшее — 18; ученая степень — 1; нет данных — 25. В целом уровень светского образования невысок. Люди с высшим и незаконченным высшим образованием составляют среди епископов менее 20%. Среднетехническое образование получили также менее 20% епископов, в основном родившихся в России. Остальные епископы вообще не имели никакого светского образования, кроме обязательной средней школы. Одной из причин малого количества лиц с высшим и среднетехническим образованием среди епископов являлся негласный запрет на их прием в семинарию. Эти ограничения были введены в 1959 г. и строго соблюдались до начала 80-х.

Основными учебными заведениями, готовившими епископов, были московские и ленинградские духовные школы (МДШ и ЛДШ). Формально уровень богословского образования епископов очень

высок. 120 человек (81% от общего числа) закончили полный курс богословского образования: семинарию (ДС) и академию (ДА). 78 из них (52,7% от общего числа епископов и 65% от числа епископов, окончивших академию) стали кандидатами богословия и получили ученую степень.

Одной из важнейших, как выражается Н.Митрохин, “кузниц кадров” был и остается отдел внешних церковных сношений (ОВЦС): 10 российских епископов сделали карьеру, работая в нем, и еще 11 продолжительное время были его сотрудниками.

Анализ этих сведений говорит о том, что существует очень узкий круг епископов, осуществляющих руководство РПЦ, а в основном архиереи действуют только в пределах своей епархии. Таких “провинциалов” в Церкви подавляющее большинство — 112 человек (включая викариев), или 75,6%. У них нет никакого опыта работы в руководящих церковных структурах. Более того, в руководстве Церковью практически отсутствует ротация кадров. Должности председателя ОВЦС или управляющего делами МП считаются в Церкви наиболее важными и на них назначаются заслуженные епископы с большим опытом церковного администрирования.

Для того, чтобы Церковь выступала в социально-политическом пространстве как реальное сообщество христиан, т.е. людей, разделяющих определенные цели и ценности, необходимо, считает А.Кыржелев, соблюдение как минимум двух организационных условий: наличия лидеров и соответствующего интеллектуального обеспечения. Институциональными (или каноническими) лидерами в Церкви являются епископы, они же, в частности, участвуют в коллегиальных органах управления. Чтобы превратиться из номинальных лидеров в лидеров реальных, епископат, во- первых, должен захотеть этого, а во-вторых, выделить из своей среды людей, обладающих соответствующими -качествами, но при этом готовых преследовать не личные, а действительно общецерковные цели. Эти люди должны также сочетать в себе церковность со способностью действовать в светском обществе, учитывая его реальную структуру и тенденции развития.

Судя по поведению нашего священноначалия, именно этого епископат делать не хочет: его вполне устраивает нынешний сакральный авторитет. Епископы предпочитают, чтобы Церковь в социальном пространстве оставалась только культовым институтом, а

общецерковная реакция на общественно-политические процессы имеет характер исключительно официальных заявлений и деклараций, как правило общего характера. Вопрос о необходимости услышать голос так называемого “церковного народа” даже не ставится.

В нашей Церкви — крупнейшей Православной Церкви в одной из крупнейших стран мира — до сих пор не существует исследовательского центра, который бы занимался социологическими исследованиями, теоретическими разработками, богословским обоснованием церковной позиции по тем или иным вопросам. Не существует и общецерковной печати, на страницах которой проводились бы серьезные дискуссии на церковнообщественные темы, в которых, под эгидой канонической власти, могли бы участвовать представители различных внутрицерковных течений и точек зрения, а также независимые эксперты и специалисты-обществоведы.

Все это касается не только общественной активности Церкви, но и решения внутрицерковных проблем. Уже в течение нескольких лет в церковной среде существует своего рода идеологическая конфронтация между двумя группами православных христиан, по ряду вопросов церковной и общественной жизни порой радикально расходящихся друг с другом. Церковные споры в Москве так или иначе влияют и на периферию, втягивая в них все больше клириков и мирян. Чтобы установить мир церковный, нельзя обойтись без гласного и спокойного обсуждения спорных вопросов с участием представителей разных точек зрения, но обязательно под эгидой канонического священноначалия, полномочия которого никоим образом не ставятся под сомнение ни одной из сторон. Однако, “традиция, инерция православного церковного сознания, скорее, лишь утверждает православных церковных лидеров в нежелании вообще искать ответы на запросы и вызовы нашего времени, укрепляет привычку жить параллельно внешнему миру, не рискуя участвовать в его “опасных играх”, которые уводят от “единого на потребу”. Ведь так будет вернее: можно сохранить авторитет Божественного и избежать искушения впасть в “западный антропоцентризм”, которым всегда пугают православные, когда заходит речь о необходимости для Церкви больше внимания обратить на дела человеческие”.

Резкое противостояние в среде московских православных священников и мирян, составляющих их непосредственную паству, обозначилось накануне Архиерейского Собора РПЦ 1994 г., когда на конференции “Единство Церкви” столкнулись две почти антагонистические “партии”. Во многих выступлениях на конференции, направленных против деятельности “либеральных” священников Александра Борисова и Георгия Кочеткова, отчетливо звучала одна мысль: вы — “не нашего духа, вы стилистически выпадаете из традиции, предлагаемые вами “новшества” изменяют атмосферу и строй сложившейся к сегодняшнему дню церковной жизни”. Это вкусовое отношение к церковной практике — богослужению, благочестию, душепопечительству, языку проповеди, манере поведения и т.д. — позволяет настаивать на своей правоте, не прибегая к какой-либо аргументации.

Спустя полтора года после конференции “Единство Церкви”, противоположная партия провела свою церковно-общественную конференцию “Время Церкви”. Она выявила определенную степень консолидации “либеральной” части церковной интеллигенции — священников и мирян, которая недвусмысленно заявила о своих взглядах на состояние церковной жизни, диагностировала ее болезни и наметила пути их излечения.

Партия, которую условно можно назвать “охранителями”, сделала акцент на единстве Церкви, т.е. на ее “пространственном” статическом аспекте. Люди чуждого склада и “неканонического” стиля должны быть исключены из этого целого, чтобы целое не разложилось изнутри. “Охранители” призвали священноначалие покончить с деятельностью “либеральных” священников. В качестве обоснования такой позиции выступают своего рода прагматизм и “реализм”: любые изменения в церковной жизни, сколь бы они ни были “правильны”, угрожают' внутренней стабильности и безопасности Церкви, осажденной современным мировым безбожием; с другой стороны, опыт последних лет убеждает, что церковная иерархия не желает и или не способна осуществлять широкомасштабные программы церкдвной реконструкции, а поэтому призывать к изменениям бессмысленно.

Партия церковных “либералов” выступила под девизом “Время Церкви”, т.е. на первый план выдвинула исторический, динамичный аспект ее бытия. Если Церковь должна реагировать на внешние

вызовы и принимать решение, значит она нуждается не только в наличии неповрежденной традиции, но и в неких критериях, каковыми могут быть лишь основополагающие “христианские принципы”. Впрочем, реформаторы вдохновляются не одними только богословскими идеями, но и опытом Поместного Собора 1917-1918 гг., который был в большей степени реформаторским, чем реставраторским, и лишь в силу известных причин не закончил свою работу.

Тема взаимоотношений церкви и государства весьма неоднозначна. Государство по- прежнему хочет использовать церковь, как и другие политические силы, но со своей стороны и церковь проявляет желание использовать государственные силы как для внешней, так и для внутренней пользы. Официально Церковь высказывается против превращения Православия в государственную религию и официальную идеологию, о чем неоднократно заявлял и святейший Патриарх Алексий II. Вместе с тем она все чаще выступает за “интеграцию”, о чем говорят даже те архиереи, которые не являются “ястребами”.

Церковь нередко выступает против национализма, закрытости, антиэкуменизма, фундаментализма, интегризма, но нередко от ее имени высказывается и противоположная точка зрения. Пример такого рода — это третий Русский Народный Собор, прошедший в конце 1995 г. в Москве. Собор явился собранием русских общественных движений, представлявших разного рода национальные силы. Этот Собор (как и первый, и второй Соборы) организовывался при самом деятельном участии церкви — прежде всего Отделом Внешних Церковных Сношений. В нем активно участвовали церковные лидеры — и не только они. Церковь явно стремилась расширить свое влияние на общество, стараясь не потерять его прежде всего в кругах национально-патриотических. Нельзя не отметить, что к прежнему, как бы уже традиционному для таких Соборов составу национально-патриотических сил добавились коммунисты и представители властей. Таким образом, явственно обозначились некоторые новые точки пересечения интересов, возникшие в связи с новой расстановкой общественно-политических сил.

В феврале 1997 г. было объявлено о создании сразу двух новых общественных объединений, определяющих себя как “православные”

и претендующих на общероссийский статус: “Россия православная” и “Союз православных граждан”.

Учредительная конференция движения “Россия православная” была отмечена большим количеством высоких гостей, представляющих различные государственные структуры. Среди них

— Владимир Шумейко, ныне возглавляющий общественно-политическое движение “Реформы — новый курс”, в недрах которого, по его словам, и родилась идея нового православного общественного движения. Председатель “России православной” Александр Буркин является также членом совета движения “Реформы — новый курс”, он также — генеральный директор акционерного общества “Купина”, президент Российского союза антикваров, член общественного наблюдательного совета по воссозданию Храма Христа Спасителя, а также член одной из палат Политического консультативного совета при Президенте России.

На конференции прозвучали приветственные послания Президента России, спикеров обеих палат парламента, а также мэра Москвы. Управляющий делами Московской Патриархии архиепископ Солнечногорский Сергий прочел адресованное участникам конференции приветствие Патриарха, от себя добавив, что “основной целью движения должно быть не укрепление и поддержка Русской Православной Церкви, но, наверное, укрепление нашего общества, светского общества с внесением в это общество наших прекрасных традиций православия”.

Среди целей движения значатся такие, как “содействие объединению усилий мирян и клира РПЦ для конструктивной консолидации общества”, а также “выдвижение кандидатов в депутаты представительных органов государственной власти и местного самоуправления”. Последнее не оставляет сомнений насчет реальных устремлений организаторов движения.

В отличие от “России Православной” “Союз православных граждан” участие во власти своей целью не ставит. Он создается на базе уже действующего несколько лет Православного Политического Совещания (ППС), на очередном заседании которого и была принята Декларация, где провозглашается создание Союза. В декларации обозначены три направления будущей работы Союза: объединение и поддержка всех православных, “возрождающих и отстаивающих традиционный образ жизни, утверждающийся на незыблемом

основании христианской нравственности”; поддержка государственных и общественных движений, политических партий и движений православной ориентации; посильное влияние на законодательную деятельность представительной власти с целью разработки и принятия законов, соответствующих нормам христианской этики. По словам одного из постоянных участников ППС протоиерея Владислава Свешникова, Союз будет заниматься “координацией всех национально- и религиозно-ориентированных движений, у которых есть политические амбиции и стремления”. Главное отличие “Союза православных граждан” от других организаций его лидеры видят не в декларируемых принципах, а в живой работе. Примером “живой работы” В.Лебедев назвал принятое на заседании Обращение Союза к Президенту, правительству и другим госструктурам по поводу антинациональной деятельности Российской ассоциации “Планирование семьи” (РАПС). В обращении предлагается закрыть все региональные центры этой организации вместе с 43 филиалами Российского общества по контрацепции, прекратить эксперименты по половому воспитанию в школах, поликлиниках и т.д., Государственной Думе — отклонить принятие “Закона о репродуктивных правах граждан” и приступить к разработке и принятию закона о религиозном и нравственном образовании, где были бы специально оговорены форма и рамки преподавания в школах предмета об отношении полов, основанного на православной культурной традиции. “Союз православных граждан” намерен опубликовать это обращение, после чего, возможно, обратиться со своими предложениями непосредственно в государственные органы, от которых зависит решение данных вопросов. Руководство Союзом будет осуществлять Православное Политическое Совещание, т.е. некий “круглый стол”, в который входят главы и представители организаций, вступивших в Союз. Таких организаций — 25, среди них Конгресс Русских Общин (КРО), Союз Православных братств, общество “Радонеж” и другие.

Набирающий силу церковный фундаментализм выступает под лозунгом “держать предания отцов и старцев”. Современные христиане, по мнению его сторонников, обязаны хранить и блюсти обрядовые формы XIX в., как гарантию сохранения чистоты веры. Идеология фундаментализма примитивна и не имеет ничего общего с богословскими глубинами той веры, на которой .паразитирует

Ксенофобия, болезненная закрытость ко всем чужим, сектантское объявление экуменизма “ересью XX в.” сопровождаются провокациями и преследованиями по отношению ко всему сколько-нибудь живому и свободному внутри православной церкви.

В ряду антицерковных действий фундаментализма наиболее известны такие факты, как запрещение в священнослужении одного из немногих последователей древневизантийской и древнерусской духовной традиции, всемирно известного архимандрита Зинона (Теодора). Блокирована дерзнувшая перейти на русский язык в богослужении и адаптировать его для детей и молодежи самая большая в Херсоне Община Сретенского храма, все пять клириков которой недавним указом Управляющего Херсоно-Таврической епархией архиепископа Иллариона извержены из сана. Под сильным давлением православной прессы находится даже митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир, в самом мирном тоне высказавшийся в одной из своих рождественских проповедей в защиту нового календарного стиля в церкви. На последнем ежегодном епархиальном собрании духовенства Москвы подверглись атаке авторы программ радиостанции “София” священник Георгий Чистяков и священник Владимир Лапшин. Протоиерей Николай Кречетов потребовал, как на партсобрании, путем голосования (т.е. нарушая те самые каноны, о которых так много говорят) лишить их священного сана, чему воспротивился святейший Патриарх Алексий II.

К этому же ряду можно отнести и преследование Сретенского братства и поддерживаемого им прихода Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Состоявшийся три года назад насильственный роспуск приходской общины Владимирского собора нынешнего Сретенского монастыря сопровождался тенденциозными конференциями и дезинформацией общественности со стороны церковных СМИ: “Русский Вестник”, “Радонеж”, “Русь державная” и пр. За три года творцы гонений выпустили несколько сборников, названия которых говорят сами за себя: “Сети обновленного православия”, “Современное обновленчество — протестантизм “восточного обряда”; серию изданий*11 Православие или смерть” и т.д. Однако община Успенского храма под духовным руководством ректора Свято-Филаретовской высшей православно-христианской школы священника Георгия Кочеткова продолжала расти и

насчитывает сегодня более двух тысяч человек активных членов — в основном это интеллигенция и молодежь. Кроме уставных богослужений здесь проводилась катехизация — годовая подготовка взрослых к крещению или к первой сознательной серьезной исповеди и причастию, причем каждый год ее проходили около тысячи человек. Прихожанами, членами братства практикуются постоянные встречи для совместного изучения Священного Писания и Предания. Многие известные православные богословы и церковные деятели, такие, как протоиерей Иоанн Мейендорф, митрополит Сурожский Антоний, архиепископ Михаил (Мудьюгин), академик С.С.Аверинцев и др., видели в практике прихода Успения в Печатниках всестороннее и полнокровное возрождение православной церковной жизни в современной России.

Один из идеологов крайнего церковного фундаментализма, нынешний игумен Сретенского монастыря Тихон (Шевкунов), рассуждая о деятельности отца Георгия Кочеткова, оценил ситуацию таким образом: “Все эти три года дискуссии продолжаются, а между тем эти силы неуклонно усиливаются”. Для того, чтобы разрушить крепкую церковную общину, ее противники прибегли к новой тактике. Отец Георгию назначили “помощника” — молодого священника того же фундаменталистского направления — отца Михаила Дубовицкого. Первое, что сделал отец Михаил, появившись на приводе Успения, так это “выразил свое неудовольствие” настоятелю. “Неудовольствие” 28-летнего выпускника Курской семинарии, самоуверенного, но невежественного, вызвала служба в храме. Евангелие читалось по-русски, непонятные славянские слова в молитвах были русифицированы, прихожане пели молитвы хором. Всю эту практику, уже когда-то одобренную Поместным Собором 1917-1918 гг. и благословленную в свое время на одном из приходов патриархом Сергием (в бытность его московским митрополитом), отечественные фундаменталисты, вслед за карловацкими раскольниками, считают ересью. Община не приняла отца Михаила. Противостояние отца Михаила и общины продолжалось два месяца, а в воскресенье, 29 июня, в день Всех святых, в земле Российской просиявших, это противостояние вылилось в драку в алтаре во время богослужения. Своим Указом от 1 июля 1997 г. патриарх Алексий II запретил отца Георгия в священнослужении.

Происшествие в храме Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках и последовавшие за ним события вызвали сильный резонанс не только в церковно-общественных, но и в светских средствах массовой информации. Материалы об общине отца Георгия Кочеткова появляются в московских и российских газетах. Полемика в печати между защитниками православного священника и сторонниками позиции Московской Патриархии становится острее и, похоже, выльется в поднятие принципиальных вопросов церковного и гуманитарного права.

4. МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В РОССИИ

Не только коммунистическое, но и дореволюционное прошлое России во многом противоречит идеалам свободы и прав человека, а значит, и свободе совести. Многие западные историки, например А.Тойнби, выделяли нашу страну из европейской цивилизации, имея в виду при этом, что Россия — не совсем христианская цивилизация. Действительно, в истории России можно найти много “своеобразного” — сакрализацию власти, относительную неразвитость правового сознания, слабость гражданского общества, изоляционизм в духовной жизни. Преследования неправославных христианских меньшинств — старообрядцев, протестантов, русских католиков были более суровы и продолжались дольше, чем в большинстве других христианских стран. Однако следует иметь в виду, что логика развития христианской цивилизации, несмотря на все “национальные особенности”, неотвратимо работала в России. Крещение Руси в 988 г. неизбежно должно было в итоге рано или поздно привести к провозглашению свободы совести, равно как и других прав человека.

Призывы Московской патриархии к национальному единству, стабильности, укреплению русской государственности при полном отсутствии в ее призывах даже упоминаний о ценностях свободы, демократии, прав человека оказываются удобной идеологической ширмой для любой власти и укрешшют авторитарные тенденции в ней. Неудивительно, что власть охотно укрепляет позиции руководства Московской патриархии, оказывая ему материальную и политическую поддержку.

Понятие “традиционной конфессии” постепенно становится привычным, не вызывающим сомнений аргументом в пользу привилегий. На одной из конференций, посвященных свободе вероисповедания, адвентистский пастор в ответ на упоминание об особых правах традиционных конфессий сказал: “Мы тоже

традиционные — мой отец сидел в тюрьме за веру, дед сидел в тюрьме за веру, при царе прадед традиционно сидел в тюрьме за веру. Для адвентистов в этой стране такая традиция”. Вслед за адвентистами эти слова могли бы повторить русские баптисты и католики, пятидесятники и толстовцы. Представители катакомбного православия и старообрядцы могли бы также внести в беседу о традиционности много интересного. Признание очевидного — религиозного многообразия России, богатства ее духовного опыта, далеко выходящего за рамки православия, существенного вклада религиозных меньшинств в ее историю и культуру — необходимое условие религиозно-общественной жизни страны- “Не национальное единство, а осознание духовного, культурного и религиозного многообразия нашей Родины — вот чего мы должны достичь. Только после этого через взаимотерпимость и взаимную солидарность может быть достигнуто здоровое единство страны”, — считает А.Пчелинцев.

Российское государство, почти не замечая отдельного гражданина, его интересов и прав, вступает в отношения не с гражданами, а с корпорациями, кликами, элитами. Такой подход практикуется и в отношении религии. Православие — это патриарх Алексий II (с членами Синода и другими епископами), баптисты — это брат Ковальчик,. католицизм — это иностранец папа Римский и его представители в Москве, лютеране — это кто-то в Германии и т.д. Но религия для государства, считает А.Пчелинцев, — это в первую очередь не церковные начальники, а верующие граждане страны, их интересы и права должны первенствовать в политике государства, которое должно быть особенно чутким к этому различию, учитывая, что руководство многих конфессий и в первую очередь РПЦ по объективным историческим причинам духовно и психологически оторвано от своей паствы.

Свобода совести — пока;только наша желанная цель, на пути к которой еще предстоит сделать многое. В 1993 г. образован Христианский юридический центр (ХЮЦ), президентом которого стал известный юрист Владимир Ряховский, а вице-президентом —

Сергей Тюрин ХЮЦ — впервые образованное в России объединение юристов-христиан, цель которого — защита прав и религиозных свобод граждан. В своей деятельности ХЮЦ руководствуется принципами христианского межконфессионального сотрудничества. В Центр обращаются граждане и представители церквей из различных регионов России по вопросам защиты их конституционных прав и свобод. Кроме того, верующие специалисты Центра являются экспертами Государственной Думы по вопросам религиозного законодательства, представляют конфессии России в Общественной палате при Президенте, принимают активное участие в работе различных правительственных и общественных комиссий по вопросам прав человека, свободы совести и правового регулирования деятельности религиозных организаций.

В начале 1994 г. Христианским юридическим центром учрежден Институт религии и права, который непосредственно занимается научно-исследовательской работой по изучению практики применения действующего религиозного законодательства и разработками рекомендаций по его совершенствованию.

А) Католическое присутствие в современной России

Если раньше в России все христианские исповедания страдали от пресса коммунистического государства, то с приходом демократии все большее место занимает проблема межцерковных отношений. В последние годы много говорят о католической экспансии. Однако оснований для таких утверждений нет, что подтверждается множеством фактов. Большая часть того, что в России до революции принадлежало Римской Церкви, ей до сих пор не возвращено. Из 13 католических храмов в Петербурге сейчас только два принадлежат исконным владельцам, из них один (посвященный Лурдским явлениям Девы Марии) оставался действующим практически без перерыва все советское время. Открытой для богослужения оставалась и одна церковь в Москве. За минувшее время успели полностью восстановить и заново освятить менее 20 храмов по всей России. Вместе с тем, по примерным оценкам, в стране проживает около

3 млн. человек, для которых возвращение к религии предков означает обращение именно к Римско-католической церкви. Потенциальные католики — это потомки многочисленных переселенных немцев,

литовцев, поляков. Что касается последних, то речь идет о жертвах не только сталинской политики, но и царских преследований. Эти народы не смогли сохранить традиционную веру, оказавшись лишенными священников, религиозного образования, храмов и в большинстве случаев — устойчивой среды обитания, определенной культурной атмосферы, предполагающей религиозный компонент своим стержнем.

К сожалению, одной доброй воли этих граждан страны для восстановления полнокровной церковной жизни на практике оказывается недостаточно. Создание настоящего католического прихода обрастает трудностями и проблемами, связанными с позициями разного уровня властей.

Яркий пример — ситуация в Москве: если количество православных храмов в ней выросло за последние годы более чем в пять раз, то католических — лишь на 1/4. Несмотря на все решения московского правительства, по-прежнему часть католической церкви Непорочного Зачатия Девы Марии на Малой Грузинской улице занята государственным складом. Третья католическая церковь города, посвященная святым первоапосталам Петру и Павлу, находящаяся в Милютинском переулке, остается в полном владении государственного учреждения, требовавшего равноценной компенсации за возвращение храма. В старом же действующем храме святого Людовика отсутствует отопление.

В других городах к этим проблемам добавляются новые. Во Владимире община легко и быстро получила храмовое здание, ставшее первой восстановленной и заново освященной католической церковью на территории России. Однако за возвращение расположенного рядом дома приходского священника требуют денежного возмещения, превышающего возможности общины.

В Смоленске, где сохранилось здание католического прихода, также потребовали денег. Однако требованиями выкупа дело не ограничилось, в силу вступили факторы “идейного” порядка. Смоленск является одним из самых заметных примеров неблагоприятных межконфессиональных отношений, поскольку приехавшего туда польского священника отца Птолемеуша Кучмика обвинил в прозелитизме- митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, никоим образом не подтвердив эти обвинения.

Нижегородский владыка Николай в течение шести месяцев отказывается от встречи с пастырями новой католической общины, стремящейся исполнить именно то, чего от них настоятельно требовало священноначалие Русской православной церкви — согласовывать с ним свои действия. Состоявшаяся все-таки беседа показала, что Николай не желает мириться с появлением пусть даже незначительной группы “инославных”. Естественно, что далеко не все православные епископы придерживаются подобного образа мыслей. ^

Искажение реалий в вопросе о “католической экспансии” вызвано, видимо, запоздалой реакцией патриархии на политику Ватикана 20-х годов нашего столетия, когда русская тема на некоторое время стала главной заботой папы Пия XI. “Сейчас вопрос стоит совсем иначе — европейские католики, сталкивающиеся с необходимостью противостояния культуре потребления и вседозволенности, ожидают от русских христиан взаимопомощи и сотрудничества перед лицом общих проблем. Иначе чем дурным парадоксом, — считает А.Бармин, — такой сдвиг во времени, вызванный страхом Московской патриархии перед латинской угрозой, не назовешь”.

Б) Русское протестантство

Русское протестантство появилось ненамного позже европейского, а его предшественники были известны на Руси за 200 лет до Реформации. Союз православной церкви и государства не предусматривал для них места в русской жизни: с самого начала его представители не только спорили и писали опровержения “на люгоры и на кальвины”, но и казнили “еретиков”. На протяжении последующих веков бывали послабления, но в принципе гонения на протестантов не прекращались: вся история русского протестантства с XVI в. до 1990 г. — история непрерывных преследований.

Особенно изощренные формы они приняли во второй половине прошлого века, когда началось “великое пробуждение”, как именуется в русской протестантской мысли подъем евангельского движения в России. Он происходил в трех районах империи: в северной столице (евангелизм поначалу среди высшей аристократии), на Украине (штунда среди крестьян) и на Кавказе (баптизм среди

ссыльных сектантов, 1 преимущественно молокан и духоборцев). Первые два движения подавлялись особенно жестоко, поскольку речь шла о “совращении православных”, что каралось беспощадно.

Баптизм, первоначально распространившийся среди молокан и духоборцев, преследовался не так жестоко, поскольку “совращения православных” тут не усматривалось. Более того, в 1879 г. Государственный совет высказал мнение, что “секте баптистов” следует предоставить право исповедовать свое учение и отправлять богослужение. На этом основании некоторые другие протестанты постарались “записаться в баптисты”. Позднее власти начали подверстывать все появившиеся в России протестантские деноминации “под баптистов”, не обращая внимания на их возражения. До сих пор, даже в научных исследованиях баптизм считается не одной из разновидностей протестантизма, а его собирательным обозначением.

Поскольку о преследованиях “баптистов” позаботилось еще царское правительство, гонения на них со стороны пришедших к власти большевиков начались на десять лет позже, чем гонения на православных., Однако, когда началось раскулачивание, “сектантов”, в силу их зажиточности, поголовно объявили кулаками и ссылали всех без изъяна, а не по разверстке. Особенно тяжко пришлось протестантам после второй мировой войны: в большевизме нарастало шовинистическое начало и в протестантах и католиках видели исключительно “агентов чуждого влияния” со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Именно в годы жесточайших преследований со стороны властей отношения между протестантами и православными были тесными и дружественными как на низовом уровне, так и на уровне иерархов и пресвитеров. Эти же годы были отмечены и созданием в 1944 г. на объединительном съезде Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов (ВСЕХБ). Позднее во ВСЕХБ вошли пятидесятники, меннониты, некоторые другие объединения. В 1966 г. от Союза откололись около 15% евангельских христиан-баптистов, считавших греховной регистрацию церквей и создавших Совет Церквей ЕХБ. Раскол продолжается по сей день.

Изменения, происшедшие после 1985 г., резко ухудшили межконфессиональные отношения, что единодушно отмечается почти всеми руководителями протестантских Деноминаций.

“Камертон, определяющий тональность межхристианских отношений в нашей стране, — отмечает И.Подберезский, — находится в руках Русской православной церкви, и, по мнению многих протестантских лидеров, этот камертон издает неверные звуки. Нет недостатка в утверждениях, что именно протестанты (“баптисты”) являются главными врагами “истинного христианства” в России”. Господствующая церковь (а протестанты отнюдь не отрицают особую роль православия в России) изображает себя гонимой со стороны инославных и отказывает последним в праве на существование.

Прежде всего протестантов обвиняют во вторжении на “каноническую территорию” православия. Те, кто апеллирует к неприкосновенности “канонической территории”, разумеют под ней именно запретность области исторического бытования православия для всех других конфессий. Однако это совершенно неприемлемо: никогда православие не существовало одно на территории России и уж тем более никогда не будет.

Вторым идет обвинение в прозелитизме, без которого не обходится ни одно послание патриарха к пастве, у иерархов рангом поменьше оно вообще не сходит с уст, а для “православной общественности” является стержневым. Под прозелитизмом обычно понимают переход (“переманивание”) из одной веры в другую. (Это никем и не приветствуется.) Что же касается перехода из неверия в ту или иную веру и споспешествование такому переходу, то это не прозелитизм, а обращение в христианскую веру. Деятельности такого рода Евангелие прямо требует от всех христиан.

Разговоры о том, что у протестантов России большие, чем у православных, финансовые возможности благодаря помощи из-за рубежа, не имеют под собой оснований. Зарубежные протестанты действуют обычно самостоятельно, только 10% из них координируют свою деятельность с русскими протестантскими деноминациями; помощь если и оказывается, то вполне сопоставимая с той, которую западные христиане оказывают РПЦ.

“Нигде в мире христиане не.-отзываются так дурно о других христианах, как у нас, и это вовсе не служит к чести России”, — подчеркивает И.Подберезский. Протестантов обвиняют в коварстве: распространяют бесплатно Библию — заманивают к себе; по-своему рассуждают о Священном Писании — хотят его извратить; не

признают церковной иерархии — покушаются на самое главное, что есть у человека, его церковь; оказывают благотворительную помощь

— хотят переманить к себе человека, воспользовавшись его стесненными обстоятельствами.

Однако положение первенствующей церкви обязывает — это осознается и руководством РПЦ. Свидетельство тому — конференция “Христианская вера и человеческая вражда”, проведенная летом 1994 г. по инициативе Московской патриархии. И сам факт проведения конференции, и ее ход, и принятые решения показывают, что патриархия понимает необходимость возобновления диалога христианских конфессий. Между тем и после конференции нападки на инославных не прекратились. Справедливости ради следует сказать, что несоблюдение власть придержащими своих же законов — обычно не выражение продуманной политики гонений, а следствие отсутствия “всякой продуманности, отсутствия такта и деликатности в решении вопросов чрезвычайно деликатных, каковыми, несомненно, являются вопросы религиозные. Государство российское всегда проявляло неуклюжесть по отношению даже к господствующей церкви во времена симфонии, чего уж ждать в других случаях. Президент Российской Федерации ведет себя так, будто он президент одних православных, хочется думать, это не со зла, а потому, что как-то само “так получается”, — считает И.Подберезский.

В) Религиозно-политические движения мусульман современной России

Религия и этнос, религия и нация, национальные движения под религиозными знаменами, религиозный фактор в межнациональных отношениях — эти проблемы привлекают внимание научной общественности. Воздействие религии и ее институтов на этнонациональные процессы не однозначно. В сложные периоды жизни этносов религия становилась средством сохранения их культурной самобытности, действенным фактором борьбы за национальную независимость. В свою очередь и религия испытывала на себе влияние этнического самосознания исповедующих ее народов. Вероучения, религиозные традиции и культовая практика проходили своеобразную “этнизацию”, приводившую подчас к

возникновению новых вероисповеданий, воспринимающихся общественным сознанием как национальные религии.

Для любой религии, наряду с сегрегирующей функцией, ведущей к противостоянию последователей разных вероисповеданий, характерна коммуникативная, интегрирующая и регулятивная функции, которые способствуют установлению связей между единоверцами, поддерживают конфессиональную общность, регулируют поведение людей.

В те исторические периоды, когда в обществе наличествуют острые конфликтные политические отношения, различные силы активно стремятся использовать религиозный фактор в своих интересах и тем самым способствуют усилению практически всегда существующих межконфессиональных противоречий.

В вероучительных текстах мировых религий зафиксированы многие общечеловеческие нравственные ценности и нормы, идеи всечеловеческого единства, но там же канонизированы стереотипы, отражающие межплеменные и межэтнические противоречия и конфликты прошлых эпох, сосредоточены призывы беспощадно бороться против иноверцев и неверующих. Важная роль российских духовных центров в формировании отношений между этноконфессиональными сообществами объясняется рядом причин. Во-первых, огромным наплывом в религиозные общины новых групп верующих, еще не усвоивших конфессиональных нравственных требований. Во-вторых, тем, что религиозные наставники, значительная часть которых пришла из среды неофитов, не успела должным образом впитать в себя религиозные нравственные предписания. В-третьих, тем, что переходное кризисное время, характеризующееся небывалым обострением межнациональных и межконфессиональных отношений, нуждается в новых подходах к решению возникших проблем, особенно в формировании цивилизованных отношений между вероисповедными и этническими сообществами.

Важным фактором, сдерживающим перерастание конкуренции вероучений в конфликт между концессиями, является обеспечение государством равенства религий и религиозных объединений перед законом. Между тем этот принцип нередко нарушается, в том числе и высшими органами государственной власти России и должностными лицами самого высокого ранга, что весьма негативно сказывается на

межнациональных отношениях. Можно привести многочисленные факты нарушения конституционного принципа равенства религиозных объединений перед законом. Так, значительной частью населения страны было воспринято постановление бывшего Верховного Совета РСФСР от 27 декабря 1990 г. “Об объявлении 7 января (Рождества Христова) нерабочим днем”. Едва ли может вызвать различные мнения в этом отношении и утвержденное 27 июля 1992 г. Президентом России “Протокольное старшинство российских официальных лиц”, в соответствии с которым Патриарх Московский и всея Руси обозначен официальным лицом, занимающим 18 позицию на “иерархической лестнице”, а руководители других конфессий помещены на последнее, 38-е место. А факт освящения Белого дома — резиденции правительства многонациональной страны — священниками Русской православной церкви? Таких примеров — множество. И население реагирует на такую практику соответствующим образом..

Социологический опрос, проведенный Российским независимым институтом социальных и национальных проблем по всероссийской выборке весной 1993 г., показал, что лишь 27% респондентов уверены, что принцип равенства религиозных объединений перед законом реализуется в России на практике, противоположного мнения придерживаются 40%; некомпетентными в этом вопросе признали себя 33% опрошенных. Среди религиозных меньшинств лишь большая часть буддистов (54%) довольна воплощением этого конституционного принципа, среди мусульман — лишь 20%, среди протестантов — 6%, 18% последователей других религий и ни одного католика.

Роль религиозного фактора в межнациональных отношениях будет постоянно возрастать и потому, что политики на федеральном уровне и национальные элиты в регионах все активнее стремятся использовать возможности религий в интересах политической мобилизации, а также потому, что определенными кругами постоянно инициируются настроения в пользу превращения России в православную державу, а русского православия — в государственную религию. Эти призывы сочетаются с заявлениями о “губернизации” регионов, скорейшем отказе от существующих национально-государственных форм самоопределения, а также о введении института военного духовенства в армии. Такого рода заявления,

проекты и действия будоражат общественность, способствуют сплетению межконфессиональных и межнациональных противоречий в один узел, усиливая их взрывоопасный потенциал

Между тем, социологические исследования показали, что среди опрошенных русских принцип отделения церкви от государства поддерживают 67%, против этого выступают 33%. Аналогичные данные среди православных составляют соответственно 60 и 40%. В мусульманской, буддийской, иудейской культуре такие лозунги вызывают не только решительное неприятие, но и желание противодействовать. В мусульманской среде оно выражается в выдвижении контрлозунгов типа "Превратим Татарию в мусульманскую республику!” или “Даешь исламское государство Дагестан!”

В таком же направлении действует и пропаганда идей исламизации ряда республик в составе России, выдвигаемых экстремистски настроенными мусульманскими фундаменталистами. Ряд политиков считает, что победа рыночных реформ приведет к изживанию и межнациональных, и межконфессиональных конфликтов. Однако опыт многих стран мира, и прежде всего Югославии, Великобритании, Канады, Ливана свидетельствует об обратном.

Исследования показывают довольно высокий уровень интерналистского сознания у населения. При этом степень интернационализации сознания у верующих несколько ниже, чем у неверующих: за равные права всех народов высказывается 79,0% неверующих и 70,7% верующих в Бога. Вполне объяснимо, что в вероисповедных группах доля “голосующих” за равенство всех народов России оказалась больше среди мусульман (80,0%), нежели среди православных (69,0%).

Распад СССР больно ударил по экономике России, отрицательно сказался на жизненном уровне населения, его социальном самочувствии, негативно отразился на межнациональных и межконфессиональных отношениях на всем постсоветском пространстве. Отрицательная оценка распада СССР характерна для гораздо большей доли мусульман (70,(7%), чем православных (59,2%).

Исследования показывают серьезную озабоченность общественного мнения состоянием этнонациональных и этноконфессиональных отношений в стране. Подавляющее

большинство опрошенных (84,6%) однозначно полагают, что межнациональные конфликты могут привести к развалу Российского государства.

Серьезность положения с межнациональными конфликтами побуждает население размышлять над тем, с помощью каких мер можно снять накал страстей. Подавляющее большинство опрошенных уверены, что нельзя использовать военные средства для преодоления таких конфликтов, противоположного мнения придерживаются 25,6% опрошенных. Вероисповедные различия накладывают определенный отпечаток на эти суждения. Если среди мусульман готовы поддержать военные средства для решения этой задачи 20%, то среди православных респондентов — 28,4%. Против же военных методов высказывается подавляющее большинство мусульман (63,3%) и менее половины (49,3%) православных. Более решительное отвержение силовых методов преодоления конфликтов, грозящих целостности России, мусульманами объясняется не особенностями исламского вероучения, а, скорее всего, опасением представителей этноконфессиональных меньшинств, что такие методы могут быть использованы против их сообществ (как это уже было в Чечне и в Северной Осетии).

Оценки возможности религии способствовать налаживанию хороших отношений между людьми разных национальностей в мировоззренческих группах, по понятным причинам, очень резко отличаются. Так, среди верующих в Бога 48,2% заявляют, что они видят в представителе любой национальности своего ближнего, среди неверующих респондентов, разделяющих такое мнение лишь 12%. Вместе с тем, исследователи отмечают, что к людям ряда национальностей проявляется прямая неприязнь значительной части верующих. Так, к азербайджанцам среди них положительно относится 60,2%, отрицательно — 14,5%, к армянам, соответственно, 59,9 и 15%, к грузинам — 36,7 и 12,1%, к евреям 34,5 и 21,5%. Сопоставляя различные данные исследования, авторы приходят к выводу, что отношение к религии не является решающим в подходе человека к различным национальностям, здесь действует множество факторов: и история взаимоотношений народов, и традиции, и принадлежность человека к той или иной цивилизации, и его общая культура и многое другое.

Среди последователей наиболее распространенных в стране конфессий отношение к православию выглядит следующим образом: среди мусульман положительно относятся 60,4%, отрицательно — 2,8%, среди протестантов положительно относятся 46,9%, отрицательно — 8,2%, среди иудаистов положительно относятся 69,2%, отрицательно относящихся нет, среди буддистов также нет относящихся отрицательно, а положительно относящихся 60,0%.

Отношение православных к вероисповеданиям религиозных меньшинств заметно критичнее. К исламу положительно относится 31,7% православных, отрицательно 17,6%. К католицизму — 37,9 и 9% соответственно, к протестантизму 32,1 и 10,9%, к иудаизму — 29 и 16,4%, к буддизму 34,6 и 11,3%.

Отмечается достаточно высокий уровень национальной нетерпимости “реформенной” молодежи, отличающий в этом отношении ее от старших поколений, что может привести к нарастанию неблагоприятных тенденций. Степень национальной и конфессиональной неприязни среди русских выше, чем среди национальных меньшинств, и она имеет тенденцию к усилению. Среди причин такого положения можно назвать попытки установления этнократических режимов в ряде суверенных республик в составе Российской Федерации, превращение русских в разорванную нацию и даже в дискриминируемое меньшинство в ряде молодых государств на территории бывшего Советского Союза, катастрофическое этнодемографическое развитие русских, угроза вестернизации подрастающего поколения, опасения за судьбы русского православия и т.д.

В пользу реализации призывов определенных кругов русской интеллигенции и православных религиозных деятелей объявить Россию православной державой высказывается большинство (61,2%) православных (против 38,8%). Подавляющее большинство остальных конфессиональных сообществ — от 68% католиков и 79,6% мусульман до 100% иудаистов решительно выступают против превращения России в православную державу, будучи уверены в том, что это привело бы к резкому обострению межнациональных конфликтов на территории России. Данные, полученные в ходе исследования, показывают, что само выдвижение подобных лозунгов способно негативно влиять на настроения в среде национальных меньшинств.

Усилению таких тенденций способствует активная пропаганда средствами массовой информации идеи превращения России в православную державу, сочетающейся с планами “губернизации” страны, т.е. ликвидации национально-территориальных образований. Если к этому добавить многочисленные акции властных структур, направленные, в нарушение Конституции, на повышение статуса Русской православной церкви, а следовательно, снижение статуса других религиозных объединений, то будет понятно, почему значительная часть мусульманского населения страны высказывается за необходимость создания религиозных политических партий: они надеются, что такие партии будут добиваться неукоснительного выполнения требований Конституции Российской Федерации, которая провозглашает равноправие народов, равенство религиозных организаций перед законом. Нельзя не отметить и то, что средствами массовой информации, определенными политическими деятелями активно наделяются образом врага “лица кавказской национальности”, “мусульманские фундаменталисты”.

Летом 1995 г. почти одновременно в нашей стране заявили о себе два светских мусульманских общественно-политических движения — “Нур” (“Свет”) и “Союз мусульман России”. Тогда же прошел I Учредительный съезд конгресса тюркских народов России. Главная идея, пронизывающая программные документы, — национальное возрождение этнических меньшинств в России, защита их прав и интересов. Эти события вызваны к жизни целым рядом причин. Среди них, кроме вышеуказанных, следует упомянуть: а) серьезные потери народов мусульманской культуры в своем национальном развитии за последние десятилетия (особенно это относится к этнокультурной самобытности и духовности); б) бурный рост национального самосознания народов; в) накопившееся чувство ущемленности; г) понимание невозможности эффективно отстаивать свои права и интересы в одйночку. Осознание этих причин побуждает определенную часть интеллектуалов и других активных представителей народов мусульманской культуры искать пути объединения усилий в борьбе за сохранение и развитие своей этнической самобытности, родного языка, культуры, традиций.

Говоря о причинах- возникновения мусульманских политических движений, нельзя не обратить внимания на влияние внешнего фактора — активизации экстремистского крыла исламского

фундаментализма за рубежом. Исламская партия возрождения (ИПВ), созданная (как всесоюзная) 9 июня 1990 г. в Астрахани, и давшая жизнь целому ряду партий подобного рода в бывших республиках Советского Союза, в России не обрела более или менее солидной базы. Одна из причин состоит в том, что провозглашенная рядом лидеров этой партии цель — создание исламского государства

— не нашла поддержки у широких кругов мусульманского населения страны. А участие Партии исламского возрождения Таджикистана, вышедшей из недр ИПВ, в вооруженной кровопролитной войне способствовало еще большему снижению интереса мусульман России к этой партии.

И “Нур” и “Союз мусульман России” в своих программных документах отвергают как идеи клерикализации государства, так и сепаратистские поползновения. Среди лозунгов этого движения следующий: “Мусульмане за единство, территориальную целостность и процветание Российской Федерации»”. И “Союз мусульман”, и “Нур” идут на широкое взаимодействие с официальным духовенством и исламскими институтами, лояльно относящимися к государству.

Возникновение названных общественно-политических движений мусульман и, особенно, их стремление участвовать в выборах в Государственную Думу, вызвало неадекватную реакцию многих средств массовой информации, а также у руководства Русской православной церкви, считавшей, что это “может привнести конфронтацию в православно-мусульманские отношения и породить новый раскол в обществе”. Между тем, свои списки кандидатов в депутаты Государственной Думы на выборы 1995 г. представило в Центризбирком движение “Христианско-демократический союз — Христиане России”, в который было включено 126 человек. Исследователи отмечают отсутствие диалога между двумя вновь образованными мусульманскими движениями, которые видят друт в друге скорее соперников, чем союзников.

К сотрудничеству с другими, немусульманскими, политическими партиями скорее имеет расположенность “Союз мусульман России”. После того, как Центризбирком отказал в регистрации федерального списка его кандидатов в депутаты Государственной Думы, его руководство призвало сторонников движения отдать свои голоса за кандидатов избирательного объединения “Наш дом — Россия” (НДР). Движение “Нур” также

ищет себе союзников: в печати сообщалось, что его руководство тяготеет к диалогу с ЛДПР.

В отличие от Исламской партии возрождения у “Нура” и “Союза мусульман России” на местах довольно много сторонников. Первое из них имеет свои отделения почти в 50 регионах, второе — более, чем в 60.

Одним из средств преодоления межконфессионального противостояния, по мнению А.Нуроллаева, могла бы стать Российская ассоциация межрелигиозной гармонии, в которую вошли бы на добровольной основе как религиозные деятели, так и миряне любых вероисповеданий. Необходимость ее создания осознают и верующие и нерелигиозные граждане России. 61% опрошенных высказались в поддержку такой идеи, не согласились — лишь 10%. Среди верующих соответственно 62 и 8%.

5. Новые религии: прежние и современные гонения

“О порядке регистрации, открытия и закрытия в Российской Федерации представительств иностранных религиозных организаций” — так называется постановление правительства России № 130 от 2 февраля 1998 г. Оно является логическим продолжением закона “О свободе совести и религиозных объединениях”, точнее его тринадцатой статьи “Представительства иностранных религиозных организаций”. “Иностранной религиозной организацией именуется организация, созданная за пределами Российской Федерации в соответствии с законодательством иностранного государства”, — так написано в постановлении. Представительство иностранной религиозной организации в России действует только от имени этой организации и не является самостоятельным юридическим лицом.

В постановлении определяются довольно сложный порядок регистрации представительств министерством и органами юстиции России, все необходимые для этого документы и заявления. Регистрирующий орган, если сочтет нужным, может запросить у иностранной религиозной организации дополнительные сведения. Если все документы будут соответствовать установленной форме, а в деятельности организации не будет обнаружено ничего, противоречащего Конституции Российской Федерации, представительство регистрируется. Однако срок его работы очень

ограничен — всего три года, по истечении которого нужно снова проходить всю эту бюрократическую процедуру. В постановлении написано, что “представительства не могут заниматься культовой и иной религиозной деятельностью, и на них не распространяется статус религиозного объединения”. Это положение автоматически сводит на нет деятельность всех зарубежных религиозных организаций и объединений в России. Эта абсурдная идея делает бесполезным само постановление и ставит под сомнение свободу религиозных объединений в России.

Пропагандистская война против новых религиозных движений достигла апогея и уже переходит в преследования, принимающие пока формы истерических постановлений и законопроектов Госдумы, фактического запрещения деятельности “сект” и “иностранных миссионеров” в десятках антиконституционных региональных законов, административного произвола, в том числе со стороны местных органов юстиции, отказывающих неугодным общинам в регистрации без каких-либо правовых оснований.

Свою лепту в религиозную дискриминацию внесла и третья, судебная, власть в лице Хорошевского суда Москвы, отказавшего Комитету защиты свободы совести в иске к “профессору”-антикультисту Дворкину, обвиняющему новые религиозные объединения (законопослушные и общественно полезные) в совершении постоянных избиений, изнасилований и ограблений своих членов, в подготовке к убийствам и захвату власти.

При объективном отсутствии в России каких-либо преступных деяний со стороны перечисленных в книжке Дворкина сообществ (мормонов, Свидетелей Иеговы, Общества сознания Кришны, Церкви Христа, Церкви объединения, миссии “Семья”, Саентологической церкви, Богородичного центра, общины Виссариона) автор “разоблачает” их мифическую “криминальность”

— голословно в брошюре, столь же голословно в суде, куда он представил распечатки из “Интернета”, неизвестно кем “опубликованные”. Дворкин — глава Центра Иринея Лионского, ведущего российского подразделения международной антикультистской сети (официальное подразделение Московского Патриархата); он также — вице-президент крупнейшего оплота антикультистов Диалог-центра, расквартированного в Дании.

Утверждения о постоянных избиениях и изнасилованиях в “деструктивных культах” — не случайная оговорка, не оплошность автора, а продуманный ход, предпринятый с целью вывести новые религиозные движения за пределы нормальных гражданско-правовых отношений в область “борьбы с преступностью”.

В соответствии с представлениями части идеологов властных структур Русская Православная церковь нуждается в режиме наибольшего благоприятствования, поэтому гонения на ее конкурентов при существующих подходах просто необходимы.

Являются ли, однако, все перечисленные Дворкиным объединения действительно конкурентами господствующего православия? Можно ли говорить о конкурентоспособности “Семьи”, насчитывающей в России несколько десятков членов, или Церкви объединения с несколькими сотнями верующих, или две-три тысячи кряшнаитов, действующих к тому же вне христианского пространства? И пусть даже через саентологические организации проходит на порядок больше народа, но там очень высока текучесть: лишь небольшой процент участников остается в саентологической церкви больше года.

Следует признать, что основными “тоталитарными” конкурентами РПЦ, выступающими на одном социальном поле, являются Свидетели Иеговы. Именно они показали поразительную способность к развитию в современной России. Конечно их численность (примерно 100 тысяч) не идет в сравнение с многомиллионной православной паствой, но они собирают верующих, готовых к самоотверженной религиозной жизни, чем представляют противоположность большинству довольно аморфных приходов РПЦ. В нашей стране, где несколько тысяч потомственных свидетелей, подвергавшихся преследованиям, официально признаны жертвами политических репрессий и реабилитированы (равно как и не столь многочисленные репрессированные кришнаиты), они снова вынуждены идти по порочному кругу преследований.

Приглашенным Комитетом свидетелям — прошедшему десятилетия ссылок и гонений руководителю российских Свидетелей Иеговы Василию Калину, репрессированному в советские годы кришнаиту Владимиру Критскому, также репрессированному председателю исполкома Центра обществ сознания Кришны в России Сергею Зуеву — уже приходилось слышать такую же абсурдную

клевету от коммунистических судей и кагебистов. Дворкин, заменив слова “шпион” и “маньяк” на “зомби с промытыми мозгами”, предлагает вместо тюрем и спецпоселений освободить общество от инаковерующих с помощью спецлечебниц.

Он ратует за “Создание сети “загородных реабилитационных центров”, т.е. мест, куда можно было бы вывезти жертв сектантства на более или менее длительное время для изъятия их из сектантской среды и прохождения первого (обычно самого болезненного) периода реабилитации и адаптации к самостоятельной жизни. Естественно, что каждый из таких центров должен быть связан с местной реабилитационной командой. Такие центры желательно организовывать в удалении от крупных городов, при сельских приходах или небольших монастырях”.

Немаловажная деталь: в то время как друг Дворкина, немецкий пастор антикультист Томас Гандоу рассказывал в суде, что “иеговисты” сами виноваты в том, что попали в концлагеря, в Москве проходила встреча верующих — бывших узников концлагерей Штутхоф и Равенсбрюк, приуроченная к премьере видеофильма “Мужество Свидетелей Иеговы перед лицом нацизма”. Как говорится, комментарии излишни.

Следует отметить, что в данном случае Россия не является исключением. Даже в славящихся своей религиозной терпимостью Соединенных Штатах реакция на последнюю волну новых религий в 1960-е годы была достаточно негативной. Там сразу же возникло сильное “антикультовое” движение, деятели которого объявили, что религиозные поиски молодежи — это не что иное, как злонамеренное “промывание мозгов”, осуществляемое алчными гуру и полоумными лжепророками. Однако стать вполне респектабельным “антикультовому” движению все же не удалось. В 1984 г. Ли Колман пишет, что в новых религиозных движениях не обнаружено ни одного доказательства “манипулирования сознанием” или какого-либо вредного воздействия на здоровье и психику, что постоянно утверждается в антикультовой литературе. Социологи Энтони и Роббинс подчеркивают, что такого рода наукообразные теории используются в политических целях и что привлечение психиатрии к подавлению альтернативных религий представляет серьезную угрозу гражданским свободам. В 90-х годах волна антикультовых обвинений в США, где она зародилась, уже схлынула, а ее лидеру Маргарет

Сингер — по представлению Американской психологической ассоциации — Верховный Суд США запретил выступать в судах на аптисектантских процессах. Применение теории “промывания мозгов” по отношению к новым религиям было признано ненаучным и не имеющим юридической силы.

Согласно многочисленным исследованиям проблемы терпимости к новым религиям, наиболее толерантными в этом отношении оказались США; далее по убыванию следует Голландия, Великобритания, Италия, Франция и Германия. На уровень терпимости к новым религиям влияют различные факторы: отношение к ним традиционных религий , государства, общества. В протестантских странах к новым религиям, судя по всему, относятся лучше, чем в католических. Это можно связать с характером самого протестантизма, предполагающего разномыслие, диалог и в конечном итоге религиозную терпимость. Правда, зто касается либерального протестантизма, который как раз доминирует в США, .Голландии и Великобритании; протестантский фундаментализм, напротив, порождает скорее религиозную нетерпимость.

Аналогичная картина и в католических странах. Так, в весьма секуляризованной Франции к новым религиям относятся хуже, чем в Италии, а между тем при одинаковом уровне номинальной религиозности (более 90%) число активных членов Католической церкви составляет в Италии 30-31%, а во Фракции около 12%. Для того чтобы прояснить ситуацию, обратимся к вопросу об отношениях новых религий с государством.

Когда последняя волна новых религий докатилась до Италии, она была встречена Церковью досИггочно враждебно. Вместе с тем в новых религиях немаловажную роль играли элементы восточной религиозности, а Ватикан, проникнувшись духом Второго Собора, как раз налаживал диалог с индуизмом и буддизмом. Поэтому со временем диалогический подход стал распространяться и на новые религии, находя себе место в официальных документах Ватикана (доклад кардинала Аринзе в 1991 г.). Католики, не готовые к подобному диалогу, практикуют “рационалистический” подход, в котором предпочтение отдается научному анализу новых религий, а не их демонизации.

Во Франции формально церковь отделена от государства, что не мешает ей призывать правительство к защите “католической

культуры”, в том числе и от “иностранных сект”. Подобные призывы раздаются и из кругов, далеких от церкви, и тогда речь идет о защите “национальной культуры”. Неудивительно поэтому, что Католическая Церковь Франции выступает против новых религий в теснейшем альянсе с самой агрессивной “антикультовой” организацией АДФИ (Ассоциацией защиты семьи и личности). Такой подход в большей мере роднит Францию с Германией, нежели с католической Италией.

Германское “антикультовое движение” — сильнейшее в Европе. Религиозная активность немцев неуклонно падает. В связи с этим отчуждением от религиозных институтов новые религии, вероятно, и воспринимаются большинством немцев (и французов) не столько как религиозное, сколько как общественное явление. Этому способствуют и некоторые из новых религий, по разным соображениям не склонные подчеркивать свою религиозную природу. Отсюда — представление об “общественной угрозе” и настойчивые требования к государству обеспечить безопасность граждан.

Итак, сравнение ряда европейских стран и МША позволяет заключить, что самый высокий уровень терпимости к новым религиям там, где Церковь полностью отделена от государства, а традиционные религии и общество не рассматривают новые религии как угрозу собственной безопасности и не призывают на помощь государство.

В России традиционные религии, и прежде всего православие, воспринимают своих новых конкурентов крайне негативно. Как известно, Архиерейский Собор 1994 г. осудил деятельность большинства новых религий в России. Однако этим Церковь не ограничилась, и время от времени ее иерархи призывают на помощь государство — против новых религий. Общество также отнеслось к новым религиям по преимуществу отрицательно: это и до конца не преодоленное тоталитарное сознание и опасение угрозы культурному и национальному достоянию России. Поэтому российское “антикультовое” движение — это союз весьма разномастных сил, к которому примкнули и психиатры, и представители правоохранительных органов, подчеркивающие, что новые религии — криминальная угроза, что они опасны для психического здоровья общества.

В немалой степени распространению негатива в отношении новых религиозных движений и иностранных миссионерских организаций способствуют и СМИ, которые не только формируют в массовом сознании образ так называемых “сект” как деструктивных организаций, но и зачастую содержат косвенные призывы к разжиганию религиозной розни.

Согласно справке, подготовленной МВД, “в России в последние годы получили распространение религиозные организации, в том числе не зарегистрированные секты, представители которых культивируют асоциальность, отрицание конституционных обязанностей, подвергают риску нравственное, психическое и физическое здоровье граждан...

...Используя религиозное прикрытие, иностранные представители указанных организаций создают разветвленные управляемые структуры, позволяющие собирать социально-политическую, экономическую, военную и иного рода информацию о процессах, определяющих стратегическое положение России”.

Из Информационного материала Минздрава России, направленного руководителям региональных органов здравоохранения: “...Официально зарегистрировано на конец 1995 г. более 6 тыс. сект. К примеру, в Москве отмечено около 80 сект корейского происхождения. Наблюдается криминализация сект. Выявлена общность природы преступных и тоталитарных сектантских организаций во внутренней структуре, применяемым средствам и методам...

...Для организации помощи в условиях воздействия деструктивных религиозных образований необходимо: 1. Обеспечить профилактику вовлечения в них населения путем законодательного ограничения и запрещения их деятельности в связи с опасностью нанесения ими вреда здоровью -граждан, предусмотреть, по примеру ряда стран, при бракосочетании процедуру информирования граждан о деятельности тоталитарных сект... 4. В целях проверки законности деятельности отдельных религиозных организаций на предмет воздействия их на здоровье человека принять Постановление Правительства РФ “О порядке проведения медицинской экспертизы факторов риска для здоровья в связи с деятельностью религиозных организаций... 6. По согласованию с Московской Патриархией и во взаимодействии с Минздравмедпромом России организовать в

некоторых православных храмах пункты медико-психологической помощи пострадавшим от деструктивных религиозных организации ”

Как отметил председатель Независимой Ассоциации психиатров России, “и Минздрав, так же как и МВД, пытается придать инструктивному письму характер безобидного информационного материала. Кстати, очень интересно, что это письмо миновало психиатров Министерства здравоохранения, почему-то им занимался отдел связей с общественностью.”

В информационном материале Минздрава приводится цифра — 6 тыс сект. Откуда такая цифра? — задается вопросом А.Пчелинцев. По данным Минюста, сегодня у нас зарегистрировано 13 тыс. религиозных организаций. Из них православных — 7100, 2,5 тыс. — мусульмане и большинство — протестантский мир. “Если мы всех, кроме православных, считаем сектами, то — да. Но “секта” — это оскорбительный термин, и когда говорят “секта”, пытаются тем самым оскорбить людей, которые принадлежат к религиозным меньшинствам, как-то дискриминировать их. К сожалению, мы сегодня наблюдаем вновь карательную психиатрию...”

Утверждение о грубом вреде психическому здоровью и деформации личности от “тоталитарных сект” было впервые сформулировано в России в 1994 г. в заключении проф. Ю.И.Полищука на основании 11 писем родителей и непосредственного исследования одной больной, по поводу которой психиатрическая больница № 4 официально ответила, что ее психическое заболевание не связано с посещением религиозной организации. Из этого хорошо видна изначальная предвзятость указанной формулировки, которая спустя месяц получила лишь более развернутое оформление в виде заключения комиссии под председательством проф. Полищука и 7 членов (4 психиатра, психолог и 2 юриста), опиравшегося уже на 56 писем родителей и исследование 11 пациентов из пяти различных религиозных организаций. В дальнейшем фразы этого заключения просто переписывались во многих исковых заявлениях в суды на новые религиозные организации. Таким образом, опорой всех этих исков были не установленные надлежащим образом достоверные факты, и не научные исследования, а сходные жалобы и описания родителей

совершеннолетних молодых людей, вступивших в религиозные организации.

Заключение этой комиссии было дезавуировано как научно несостоятельное обеими всероссийскими психиатрическими организациями, в том числе и Пленумом российского общества психиатров, главным ученым секретарем которого является проф. Полищук. Все вышеизложенное показывает, что вновь появляется практика, за которую официальная советская психиатрия вынуждена была принести формальное покаяние. Ясно, что корни, которые ее питали, не выкорчеваны. Для удовлетворения настоятельного социального заказа потребовалось даже изобретение новых, никем не используемых терминов: псевдорелигиозный бред и сектомания (Ф.В.Кондратьев). Хотя мера несоответствий и подтасовок так велика, что ставит “проповедь” антикультистов вне науки, именно она повлекла распоряжение мэра Москвы № 642-РМ от 19 августа

1997 г. о создании к финансировании на базе Московской ПБ № 8 им. Соловьева (гл. врач Чугунов) и Центральной Московской психотерапевтической поликлиники (гл. врач Бойко) “службы медико-психологической помощи пострадавшим от псевдорелигиозных организаций”.

Характерной особенностью идеологии антикультистов является их отношение к народу как к несмышленым детям, которых необходимо опекать, водить за ручку. Профессор Кондратьев пишет: “У русского народа фоновая нервно-психическая слабость внутренней интеграции, слабость “я”, податливость чуждым влияниям, духовная инфантилизация”. Это — безнадежно устаревшее умозрительное представление, никогда не подтвержденное научно. Любой народ как раз силен своей индифферентностью ко всяким крайностям, как мирским, так и духовным. Попытки вести народ, а не служить ему — особенность тоталитарных и теократических государств, — подчеркивает Ю.С.Савченко.

Список литературы

1 Бабасян Н Новый закон о свободе совести детектив с продолжением // Церковно-общественный вестник — М , 1997 —№ 22 — С 1-2 — Спец прил к “Рус Мысли”

2 Бабасян Н Новый закон о свободе совести Мнения и оценки // Там же — № 20

-С 1-2

3 Бабасян Н Свобода совести в неправовом пространстве // Там же — № 24 — С 1-

2

4 Бармин А Католическое присутствие в современной России // Религия и права

человека На пути к свободе совести — М Наука, 1996 — Вып 3 / Сост

ВоронцоваЛМ идр — С 122-132

5 Гейзау Франс А М Альтинг фон Россия, Европа и свобода религии // Русская мысль - М , 1997 - № 4194 - С 6-7

6 Жеребятьев М , Смирнов В Новая Россия конфессиональное пространство и гражданское общество // Церковно-обществ вест — М , 1997 — № 22 — С 8

7 Каариайнен К , Фурман Д Е Верующие, атеисты и прочие (эволюция российской религиозности)//Вопр философии — М , 1997 — С 35-52

8 Калинин В Н За новый закон о свободе совести // Церковно-обществ вест — М , 1997 -№10 - С 5

9 Корнеева К Новые православные движения // Там же — № 10 — С 6

10 Кочетков Георгий, свящ Церковь и государство в современной России //

Континент — 1997 —№89 — С 220-228

11 КыржелевА Церковь и политика Ст 2//Церковно-обществ вест — М ,1997 — №8 -С6

12 Левинсон Л Новые религии Старая ложь и современные гонения // Экспресс-хроника — М , 1997, 6 июня — № 23 — С 2

13 Лекторский Д Семь лет свободы совести // Церковно-обществ вест — М , 1997

- № 24 - С 2

14 Митрохин Н Епископы Русской Православной Церкви как социальная группа // Русская мысль — М , 1998 — 26 марта-1 апр — № 421555 — С 20

15 НуруллаевАА Общественное мнение об этноконфессиональных отношениях // Национальное и религиозное — М , 1996 — С 32-47

16 Нуруллаев А А Религиозно-политические движения мусульман современной России причины возникновения, программные цели, перспективы // Обновление России трудный поиск решений — М , 1996 — Вып 4 — С 160-169

17 Нуруллаев А А Религиозный фактор в межнациональных отношениях // Возрождение культуры России — СПб, 1996 — Вып 4 — С 71-80

18 Нуруллаев А А Цивилизованные межконфессиональные отношения — важное условие предупреждения и разрешения межнациональных конфликтов // Национальное и религиозное — М , 1996 — С 123-140

19 Подберезский И В Быть протестантом в России / Ин-т религии и права — М , 1996 - 382 с

20 Подберезский И Новое исполнение старой “симфонии”9 // Религия и права человека На пути к свободе совести — М Наука, 1996 — Вып 3 / Сост ВоронцоваЛМ идр — С 133-145

21 ПчелинцевА Религия и права человека//Там же — С 7-11

22 Религиозная ситуация в России Точка зрения правительства // Церковно-обществ вест — М , 1996 — № 5 — С 1

23 Сафронова Е С Буддизм и православие Й*России Из истории взаимоотношений // Религия, церковь вРоссии и за рубежом — М , 1997 — № 9/10 — С 90-100

24 Ситников М Мэр и чувство меры // Церковно-обществ вест — М , 1997 — № 23 -С 2

25 Ситников М Столкновение интересов или борьба мнений9 Продолжается обсуждение поправок к закону “О свободе совести и религиозных организациях // Там же - М , 1996 - № 1 - С 111

26 Тоталитарные секты и права человека Проблема обсуждалась в Палате по правам человека Политического Консультативного совета при Президенте России // Гам же - 1997 - С 9

27 Уварова В И , Перелыгин А И. Современная религиозная ситуация в России (по данным социологического опроса) // Религия, церковь в России и за рубежом — М , 1997 -№9/10 — С.101-107

28 Фаликов Б Как относятся к новым религиям на Западе и в России9 // Церковно-обществ. вест — М., 1997 — С 8