CC BY
31
на теоретическом уровне, однако ситуация является более проблематичной на практике: различные системы ценностей, культурные особенности и миропонимание затрудняют преподавание иностранного языка в смешанных языковых группах.
Таким образом, в статьях рассматривались различные аспекты коммуникативного процесса, его возможные составляющие (еда как возможный способ вторичного означивания), точки зрения на него (коммуникация как социальное действие) или же междисциплинарные исследования (стиль как часть коммуникации).
М.А. Знаменская
2017.04.022-026. КОРРУПЦИЯ, ВЗЯТОЧНИЧЕСТВО, КОРМЛЕНИЕ: Лингвистический анализ феномена. (Сводный реферат).
2017.04.022. КАРПОВ Д.Л. «Всё нормально решим»: Слова с потенциальным коррупционным значением // Соц. и гуманит. знания. -Ярославль, 2016. - Т. 2, № 1. - С. 48-52.
2017.04.023. СЕРЕДИНА А.Ю., ТАХТАРОВА С.С. Ассоциативный эксперимент как инструмент исследования концепта CORRUZIONE в итальянской лингвокультуре // Язык и культура. - Новосибирск, 2016. - № 23. - C. 199-204.
2017.04.024. СОСИПАТРОВА А.В. История метафорического истолкования термина «коррупция» // Лингвокультурология. - Екатеринбург, 2015. - № 9. - С. 218-223.
2017.04.025. ШАЙ Р.В. Язык взяточничества.
SHUY R.W. The Language of bribery cases. - Oxford: Oxford univ. press, 2013. - 280 p.
2017.04.026. ШИПИЦЫНА Г.М. Историко-лингвистический взгляд на концепт ВЗЯТОЧНИЧЕСТВО // Урал. филол. вестн. Сер. Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива. - Екатеринбург, 2016. -№ 2. - С. 296-305.
Ключевые слова: концепт; коррупция; взяточничество; взятка; мзда; кормление; метафора; картина мира; значение слова; семантика; прагматика; когнитология; лингвокриминалисти-ка; судебная лингвистика.
Г. М. Шипицына в работе (026) представляет историко-линг-вистический взгляд на социально значимый концепт ВЗЯТОЧНИЧЕСТВО. Основная цель статьи состоит в определении этноязыковых и
собственно языковых факторов, помогающих осмыслить взяточничество как социальный порок - преступное обогащение чиновников. Анализируются системное лексическое окружение слова «кормление» и соответствующая фразеология.
Автор считает, что слово «кормление» в словосочетании «кормление бояр на воеводстве» изначально обозначало «управление», а не «преступное обогащение». Слово «кормление» образовано от слова «корма» в значении «задняя часть судна». Родственные слова: кормило - «руль у судна, подвешенная к корме лопасть»; кормчий - «управляющий ходом судна»; кормщик - «рулевой на судне»; кормильство - «управление, руководство, наставление»; словосочетание кормчая книга - «сборник правил, законов для управления чем-либо»1 (026, с. 298). Несмотря на это автор отмечает, что в современном понимании слово «кормление» чаще ассоциируется со словом «корм», которое является более частотным по словоупотреблению и не ограничено специальной сферой функционирования.
«Кроме того, современное понимание семантики слова кормление (бояр на воеводстве) только как "мздоимство" обусловлено архаизацией неосновного значения этого слова, актуального для Руси ХШ-ХУ1 вв., "система вознаграждения бояр, осуществлявших судебно-административные функции, путем предоставления им права облагать население управляемой ими местности в свою пользу"2» (026, с. 299). В современном значении слова кормиться проступают и его диахронические смыслы. «Значения двух действий - "управлять чем-либо (территорией, коллективом подчиненных, учреждением или кораблем)" и "кормиться от этого управления (нечестно добывать средства для своего обогащения)" - были омонимичными значениями, но в определенный исторический период слились в единую лексему как связанные между собой семемы одной и той же лексемы, эксплицированные в многочисленных сочетаниях слов» (026, с. 300).
1 Словарь русского языка ХГ-ХУП вв. - М.: Наука, 1975-2008. - Вып. 1-28. -
Режим доступа: https://vk.com/page-23433303_44073106.
2
Словарь русского языка / Под ред. Евгеньевой А.П.: В 4 т. - 2-е изд., испр. и доп. - М., 1981-1984. - Режим доступа: http://www.slovari.ru/default.aspx? р=240.
Автор отмечает, что «амплитуда колебаний семантики их внутренней формы развивается по метонимической модели полисемии в направлении: корм (пища) ^ корм (содержание) ^ корм (управление территорией с правом обеспечивать угодное для себя содержание поборами с населения) ^ кормъ / корма (управление судном). Поскольку последняя составляющая этой модели характеризуется отрывом от ядерной архисемы со значением "пропитание", эта семантика организует омонимичный вариант группы слов, номинирующий объекты управления судном: корма, кормило, кормити (управлять кораблем), кормник, кормщий, кормчий, кормщик, кормовщик (рулевой на судне, а также старший в промысловой (рыболовной) артели), кормовое (судно), кормчая (книга), кормщичий и др. Слово "кормило" в значении "средство, устройство для управления" сохранилось в архаичном фразеологизме высокого стиля у кормила правления (власти) - "стоять, быть во главе управления чем-либо"1» (026, с. 301-302).
Г.М. Шипицына заключает, что «пример семантического развития слова кормление иллюстрирует тот факт, что языковые процессы развития многозначности слова отражают исторически мотивированное восприятие этого слова сознанием народа, а также изменения в этом восприятии, обусловленные меняющейся картиной мира» (026, с. 302). На основе анализа паремий делается вывод, что «в народной картине мира у взяточничества отсутствует ореол осуждения, оно представляется как нормальное деяние, приравнивается даже к обычаям народа. Взяточничество всесильно: Когда деньги говорят, правда молчит; Если золото всплыло, правда потонет; Стоит крякнуть да денежкой брякнуть, так все и будет2. Речь идет не о моральных принципах социума, а о конкретной модели поведения, которая позволяет самым быстрым и, главное, -абсолютно надежным способом решить всякую проблему. Прагматическим аспектом значения в этих поговорках провозглашается нормальное и привычное в обществе поведение людей как важная составляющая общенародной картины мира» (026, с. 304).
1 Этимологический словарь современного русского языка / Сост. Шапошников А.К.: В 2 т. - М., 2010. - Т. 1. - 584 с.
2 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка / Под ред. Бо-дуэна де Куртене И.А. - СПб.; М.: Тов-во М.О. Вольфа: Рус. яз.: Медиа, 2003. -2800 с.
Историко-лингвистический анализ концепта ВЗЯТОЧНИЧЕСТВО продолжается в работе А.В. Сосипатровой (024). Автор рассматривает смысловой контент, стоящий за метафорами, репрезентирующими в юридическом дискурсе и дискурсе современных СМИ такой значимый термин уголовного права, как «коррупция». Материалом исследования являются современные тексты СМИ в период 2000-2014 г. («Комсомольская правда», «Наука и жизнь», «Эхо» и т.д.).
Автор обращается к этимологии слова «коррупция» и указывает на то, что в римском праве слово corrumpere имело значение «разламывать, портить, повреждать, обесчестить девственницу», но в то же время и «подкупить судью»1. Однако отмечается, что еще в средние века «прилагательное corruptibilitas означало бренность человека, подверженность человеческого тела разрушению, но отнюдь не взяточничество» (024, с. 219). Со ссылкой на работу Г. К. Мишина2 отмечается, что латинский термин «corruptio» происходит от двух корневых слов «cor» (сердце, душа) и «ruptum» (портить, разрушать, развращать), в связи с чем «сущность коррупции не в подкупе и продажности должностных лиц, а в разрушении целостности объекта, в том числе и государственной власти» (024, с. 220). Наряду с этим актуализируется морально-нравственная составляющая семантики слова, указывающая на разрушение духовного начала в человеке.
В эпоху Нового времени наметилась тенденция в истолковании природы коррупции посредством обращения к понятийной сфере «медицина». «На изменение отношения к коррупции повлияли активное экономическое развитие и рост капитализма в Европе, в результате которого коррупция стала восприниматься как признак "больного" общества» (024, с. 220).
Сильнейший импульс для развития коррупции в России дала система кормления, на основе которой содержались наместники, активно злоупотреблявшие своим служебным положением. Так, в некоторых славянских языках (например, в сербском) «коррупция» понималась как «взятка». В русском языке коррупция также опре-
1 Богуш Г.И. Коррупция и международное сотрудничество в борьбе с ней:
Дис. ... канд. юр. наук. - М., 2004. - 194 с. - С. 17.
2
Мишин Г.К. Коррупция: Понятие, сущность, меры ограничения. - М., 1991. - 34 с.
делялась как подкуп взятками, продажность должностных лиц, политических деятелей1.
А.В. Сосипатрова констатирует, что в современных словарях отражено актуальное значение слова «коррупция»: 1) совращение, подкуп; 2) порча, упадок; 3) извращенность, превратность; 4) расстройство, расшатанность, плохое состояние здоровья2. Утверждается, что «первое и основное значение коррупции как подкупа восходит к древнерусскому ее пониманию; второе значение - к латинской традиции, где главным признаком считалось именно разрушение того или иного объекта; третья дефиниция коррупции как извращенности и аморальности действий относится, скорее всего, к римскому праву, в котором одно из значений коррупции отсылает к сексуальному насилию над девственницей; и четвертое определение - к эпохе Нового времени с ее представлениями о "больном" коррумпированном обществе» (024, с. 221).
На основе проведенного анализа текстов современных СМИ автор определяет, что при характеристике феномена коррупции широкое распространение получают морбиальные метафоры, создающие представление о коррупции как о серьезной болезни российского общества: «Коррупция - это язва, это болезнь, подрывающая любое общество изнутри» («Эхо», 2013). Причин, вызывающих «болезнь» государства, достаточно много, однако при описании действия коррупции особенно актуализируется признак органического разрушения и разложения «тела».
«При использовании в СМИ для репрезентации феномена коррупции метафор вещества метафорическое переосмысление получают слова, обозначающие металлы и фазы их существования. Ржавчина как определенная фаза существования металла характеризуется как что-то разъедающее, мучащее государственные структуры и реализует признак разрушительного воздействия: Коррупция - ржавчина, раковая клетка, которая поражает весь организм изнутри ("Комсомольская правда", 2010)» (024, с. 222).
Сексуальная метафора репрезентирует коррупцию как продажную любовь: «Мне кажется, коррупция намного древнее даже той профессии, которая считается древнейшей» («Наука и
1 Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. - М., 2010. - С. 250.
2
Дворецкий И.Х. Латино-русский словарь. - 2-е изд. - М., 1976. - С. 220.
жизнь», 2009). Основанием для метафорической экспансии послужили такие значимые свойства, как отказ от своих нравственных установок ради получения выгоды, извращенность и превратность коррупционного поведения, а также укоренившийся, длительный характер этого явления.
На основе обзора метафор, участвующих в осмыслении феномена коррупции в разные исторические эпохи и в современной политической действительности России, А.В. Сосипатрова приходит к выводу, что «в современной массовой коммуникации при характеристике феномена коррупции активно используются различные метафоры, выявляющие значимые признаки данного явления, но в целом работающие на создание крайне негативного образа российской коррупции: морбиальная метафора восходит к восприятию коррупции как болезни, метафора вещества - коррупции как разрушения, распада, сексуальная метафора - коррупции как продажности» (024, с. 222).
Задачей работы (023) является установление места и значения концепта СОКШ7Ю№; в итальянской картине мира. А.Ю. Середина и С.С. Тахтарова применяют метод свободного ассоциативного эксперимента, утверждая, что «ассоциативный эксперимент помогает рассмотреть не только семантику концепта, но и языковые стереотипы и специфические черты менталитета» (023, с. 200). В эксперименте участвовали 45 представителей итальянской лин-гвокультуры в возрасте от 20 до 60 лет. Группа была сбалансирована по гендерному признаку. Респондентам было предложено дать до пяти ассоциаций к слову-стимулу соптюпе, в результате чего было получено 200 реакций, из которых 94 являются уникальными.
Ассоциативный анализ слова-стимула соптюпе показал, что большинство реакций являются словоформами - существительными в именительном падеже (96% от количества всех ассоциаций), реакции-словосочетания составляют приблизительно 2,7%, реакции-сказуемые - 0,7%, реакции-предложения - 0,4% и реакции-причастия - 0,2%. Вербальные ассоциации были распределены по следующим семантическим группам:
1) ассоциации, связанные с оценочным компонентом понятия, эмоциями, абстрактными понятиями, например: 1ттогаШа /
moralita (нравственность / безнравственность1) - 8, disonesta (непорядочность) - 5, malaffare (разврат) - 4, giustizia / ingiustizia (справедливость / несправедливость) - 5 и др.;
2) ассоциации, связанные с политической деятельностью, например: politica (политика) - 24, potere (власть) - 6, stato (государство) - 4, dovere (долг) - 2, governo (правительство) - 2, dirigenti (руководители высшего звена) - 2, leggi (законы) - 2 и др.;
3) ассоциации, связанные с деньгами, взятками, например: tangente (подкуп) - 14, appalto (откуп) - 8, denaro (деньги) - 7, soldi (деньги) - 6, concussione (взяточничество) - 5, mazzetta (пачка; взятка) - 4 и др.;
4) ассоциации, связанные с преступной деятельностью, например: mafia (мафия) - 17, criminalita (криминальность) - 4, omer-ta - 4 - (омерта (взаимное укрывательство, круговая порука) - «кодекс чести» у мафии)), illegalita / Legalita (противозаконность / законность) - 2, estorsione (вымогательство) - 2, riciclagio (отмывание) - 2 и др.;
5) ассоциации, связанные со сферой распространения коррупции, например: calcio (футбол) - 3, cattolicesimo (католицизм) -3, polizia (полиция) - 2, avvocati (адвокаты) - 2 и др.;
6) ассоциации, связанные с последствиями коррупции, например: burocrazia (бюрократия) - 5, crisi (кризис) - 4 и др.;
7) ассоциации, связанные с социокультурными и правовыми явлениями, например: clientelismo (клиентела) - 3, favoritismo (фаворитизм) - выдвижение работников не по деловым качествам) - 1, individualismo (индивидуализм) - 1, servilismo (сервилизм; угодливость) - 1 и др.;
8) ассоциации, связанные с географическим положением, например: Russia (Россия) - 2, Italia (Италия) - 2 и др.;
9) ассоциации, связанные с именами политических деятелей, например: Renzi (Маттео Ренци) - 1, Marino (Иньяцио Марино) - 1 и др.;
10) индивидуально-личностные ассоциации или ассоциации, не вошедшие ни в одну из групп: mano (рука) - 3, corrotto (коррумпированный) - 2, contro i fondamenti della fede cristiana (против ос-
1 Здесь и далее перевод с итальянского языка на русский язык авторов статьи. - Прим. реф.
нов христианской веры) - 1, l'Italia e penúltima nella classifica sulla corruzione in Europa (Италия занимает предпоследнее место в рейтинге коррупции в Европе) - 1, bella quanto corrotta (такая же коррумпированная, как и красивая) - 1.
В результате обобщения полученных данных авторы пришли к следующим выводам. «Понятие коррупции в сознании итальянской нации носит резко негативный характер, коррупция - порицаемое явление, которое вносит разлад в итальянское общество и государственный строй. У носителей итальянского языка и культуры коррупция в основном ассоциируется с политикой, властью, государством, долгом, правительством, руководителями высшего звена, законами и т.д. Отсюда следует, что политика - одна из самых коррумпированных областей итальянского общества. Среди итальянцев бытует мнение, что в католических странах уровень коррупции выше, чем в протестантских, и что католицизм благоприятствует развитию коррупции» (023, с. 202).
В работах (022) и (025) взяточничество рассматривается с позиций лингвокриминалистики и судебной лингвистической экспертизы.
Д.Л. Карпов исследует эвфемизмы с потенциально коррупционным значением в текстах с коррупционной тематикой. Автор предполагает, что «существует лексика, которая в русском языке имеет потенциально коррупционное значение, эти слова имеют более высокую частотность употребления в текстах с коррупционной тематикой, следовательно, могут служить одним из маркеров появления ее в тексте. Выявление таких слов-сигналов может помочь при следственных действиях, а также при экспертизе текста по таким делам» (022, с. 49). К таким слова-сигналам может быть отнесено слово «решить».
На основе анализа значений данного слова, представленных в современных толковых словарях, и значений, актуализируемых в реальных ситуациях общения, рассматриваемых в процессе судебного разбирательства, автор заключает, что слово «решить» помещается в контекст передачи «благодарности». «Удачное "решение" влечет за собой оплату услуги, сочетание слова "решить" и слов со значением "благодарность / оплата" в коррупционном контексте с большой степенью вероятности указывает на противоправные действия: реализуется сюжет "незаконного действия - незаконной его
оплаты"» (022, с. 50). Таким образом, «помимо основного, общеязыкового значения слово "решать" получает дополнительные коннотации: "разрешить проблему за определенную плату", "разрешить проблему незаконным путем"» (022, с. 51).
Отмечается также и изменение валентности слова («решить вопрос»), которое вместе с приобретенными семантическими оттенками «неофициального решения проблемы» свидетельствует об уникальном жаргонном значении слова «решать» в коррупционном контексте. Данное слово можно отнести к маркерам текста коррупционного содержания и на основе частотности его словоупотребления в сходных контекстах, но совершенно не связанных между собой ситуациях общения.
Монография Роджера В. Шайя1 (025) состоит из 15 глав и ориентирована на три ключевые аудитории: лингвистов, адвокатов и представителей судебной власти. Автор рассуждает о том, какую роль играет язык в вопросах определения факта передачи и получения взятки. Первая глава написана как введение, в ней раскрывается структура монографии. Во второй главе кратко представлена история вопроса, приводятся сведения о том, как формировалось определение понятия «взятка», в каких законодательных рамках (на территории США) применяется это понятие. Под взяточничеством в общем смысле слова понимаются передача и получение взятки или настойчивая просьба об оказании персональной (частной) услуги в виде действия официального лица, рассматриваемые как уголовно наказуемое преступление.
1 Роджер В. Шай - заслуженный профессор лингвистики в Университете города Джорджтаун, редактор серии «Oxford Studies in Language and Law», автор 16 монографий и многочисленных статей по судебной лингвистике, среди которых такие работы, как: The language of fraud cases. - N.Y., 2016. - 312 p.; Speaking of language and law (co-ed. With Solan L. a. Ainsworth J.). - N.Y., 2015. - 368 p.; The language of murder cases. - N.Y., 2014. - 288 p.; The language of sexual misconduct cases. - N.Y., 2012. - 240 p.; The language of perjury cases. - N.Y., 2011. - 222 p.; The language of defamation cases. - N.Y., 2010. - 260 р.; Fighting over words. - N.Y., 2007. - 246 p.; Linguistics in the courtroom: A practical guide. - N.Y., 2006. - 160 р.; Creating language crimes: How law enforcement uses (and misuses) language. - N.Y., 2005. - 194 p.; The language of confession, interrogation, and deception. - Thousand Oaks (Ca), 1998. - 216 p.; Language crimes: The use of abuse of language evidence in the courtroom. - Oxford, 1996. - 232 p. Персональная страница Р.В. Шая в сети Интернет: http://www.rogershuy.com/ae_forensic.html. - Прим. реф.
Рассуждая о специфике взятки как наказуемого законом действия, автор разграничивает понятия политического лобби и взяточничества, указывая на тот факт, что лоббирование (в частности, финансовая поддержка в его рамках) обычно направлено на политические фигуры, которые склонны поддерживать лоббируемые идеи. Описываются различия в работе субъектов, вовлеченных в процесс судебной экспертизы: сбор улик и анализ доказательств. Р. В. Шай отмечает, что методы сбора языкового материала, используемого впоследствии в качестве доказательной базы, накладывают определенный отпечаток и на процедуру лингвистической экспертизы, зачастую ограничивая коммуникативную ситуацию, в которой происходит передача взятки, непосредственным актом передачи взятки.
В третьей главе представлены лингвистические способы актуализации коммуникативного события «взятка». Коммуникативное событие (speech event) не только предсказывает параметры того, что может быть вербализовано коммуникантами, но также предписывает последовательность речевых действий в рамках конкретного события. Например, нарушение правил протекания коммуникативного события «деловая встреча», «судебное слушание», «продажа» в лучшем случае может удивить коммуникантов, в худшем - к ужасным последствиям (025, с. 45-46). Под нарушением норм коммуникативного события подразумевается нарушение ритуализированных социальных отношений, изменение последовательности предоставления информации и типа предоставляемой информации (025, с. 50).
При проведении лингвистической экспертизы речевого материала, рассматриваемого как улика в судебном разбирательстве по факту взяточничества, первым делом автор предлагает определить, относится ли конкретное коммуникативное событие к событию «взятка». Зачастую оно может быть представлено как коммуникативное событие «обычная деловая беседа». Затем необходимо определить лингвистические маркеры, свидетельствующие о понимании объектом взятки того, что это взятка. Подсказки могут обнаруживаться на уровне вербализации «повестки дня» - тем, которые коммуниканты обсуждают, к которым возвращаются, проявляют повышенный интерес в процессе речевого взаимодействия.
Автор выделяет пять основных фаз в коммуникативном событии «взятка»: 1) вербализация проблемы (problem); 2) приглашение к обсуждению возможных путей решения проблемы (proposed negotiation); 3) формулирование предложения (offer); 4) заключение соглашения (completion); 5) расширение условий соглашения (optional extension). Например (025, с. 67):
1 фаза
Agent: My colleagues and I would see Law X proposed and enacted, but we need the support of congressmen like you to do it. Do you have the clout to do this? (Агент полиции: Мои коллеги и я хотели бы, чтобы законопроект Х был рассмотрен и принят, но нам потребуется поддержка со стороны конгрессменов. Обладаете ли Вы необходимым для этого политическим влиянием?1)
Congressman: I have the ability and power to offer such a bill, but it all depends on what you have to say. Tell me more. (Конгрессмен: Я располагаю возможностями и властью, чтобы предложить законопроект, но все зависит от того, что Вы предложите. Расскажите поподробнее.)
2 фаза
Agent: I have the resources if you'll introduce and support it. You can call it a campaign if you wish. (Агент: При условии, что Вы предложите и поддержите этот законопроект, я располагаю ресурсами. Можете считать это кампанией в свою поддержку.)
Congressman: Hmm. This could be dangerous. It will require a lot of work to me to do this. (Конгрессмен: Хмм. Это может быть опасно. Потребуется приложить много усилий.)
3 фаза
Agent: How would $50 000 for sponsoring the bill sound to you? (Агент: 50 000 долларов в качестве спонсорской поддержки компенсируют усилия?)
Congressman: That's more like it. (Конгрессмен: Звучит неплохо.)
4 фаза
Agent: Okay, here's $50 000 for you to support the bill. (Агент: Хорошо, держите 50 000 долларов на поддержку законопроекта.)
Congressman: Okay. (Конгрессмен: Хорошо.)
1 Здесь и далее перевод с английского языка на русский язык наш. -Прим. реф.
Agent: It's a deal [takes out the cash and hands it over]. (Агент: Договорились. - Достает наличные и передает конгрессмену.)
5 фаза
Agent: Do you have any friends in Congress that might be willing to support this bill? (Агент: У Вас есть друзья в Конгрессе, готовые поддержать этот законопроект?)
Обязательными неотъемлемыми фазами реализации коммуникативного события «взятка» являются третья и четвертая (025, 229).
Главы с четвертой по 13 являются иллюстрациями судебной лингвистической экспертизы по делам о взяточничестве. Р.В. Шай шаг за шагом описывает 12 судебных дел, по которым он проводил лингвистическую экспертизу или выступал в качестве консультанта, начиная со случая, в котором факт передачи взятки представлен с помощью лингвистических средств на эксплицитном уровне (глава 4); переходя к случаю, в котором дело по факту передачи взятки было прекращено (глава 5); рассказывая о случае закамуфлированной взятки, рассматриваемом в главе 6; анализируя случай, в котором факт взятки был доказан, несмотря на то что подозреваемый отказывался признать этот факт (глава 7); рассматривая случай вовлечения в уголовное дело по факту взяточничества (глава 8); описывая акт коммуникации, в котором передача взятки не была основной целью коммуникантов (глава 9); случай неумелого отказа от взятки (глава 10); случай, в котором интенция передачи взятки была закодирована и не определялась на лексическом уровне (глава 11); дело, в котором в ходе коммуникативного события «взятка» собеседники прибегли к стратегии манипулирования фактами (глава 12); и дело, в котором обвинение о взяточничестве было необоснованным (глава 13).
Наряду с анализом отдельных слов или высказываний, в которых эксплицитно представлено содержание коммуникативного акта «взятка» (smoking gun expression), автор неоднократно подчеркивает необходимость учета в процессе лингвистической экспертизы более крупных языковых структур в привязке к ситуативному и даже социокультурному типам контекста, в которых совершается противоправное действие, для установления причастности к этому действию конкретных субъектов, доказательства или опровержения их вины при изучении устных и письменных мате-
риалов. На основе анализа контекстной информации эксперт проясняет, использовал ли агент полиции методы принуждения, проводилась ли проверка на добровольность действий коммуникантов, предъявляли ли служители закона и порядка обвинения подозреваемому, использовали ли они манипулятивные стратегии в процессе сценирования факта передачи взятки и т.п. Автор утверждает, что иногда именно анализ более широкого контекста коммуникативного события «взятка» опровергает вину подозреваемого.
Вторым важным моментом становится последовательность в применении лингвистических средств в ходе судебной экспертизы. Во-первых, необходимо определить коммуникативное событие (speech event). Во-вторых, речевые структуры, которые актуализируют конкретное событие (schemas). Далее предлагается определить повестку дня (conversational agendas), задаваемую в речи коммуникантами посредством обращения к определенным темам, и динамику вовлеченности в обсуждаемые темы, заданные другими коммуникантами. Затем выявить речевые акты (speech acts) и их уместность. Следующим шагом является определение речевых стратегий (conversational strategies) и побудительной составляющей высказываний коммуникантов в ответ на реплики других участников общения. И лишь затем определяется семантическая, грамматическая и фонологическая неоднозначность и сложность (semantic, grammatical, and phonological ambiguity and complexity) в речи коммуникантов в привязке к тому, каким образом более широкий контекст может разрешить эту неоднозначность. В главе 14 автор еще раз обосновывает необходимость соблюдения данной последовательности.
В главе 15 обсуждаются проблемы проведения лингвистической экспертизы, актуализировавшиеся в связи с использованием в качестве доказательств устно-речевых материалов, полученных посредством аудиозаписи речи коммуникантов.
Л.Р. Комалова
2017.04.027. МУРАВЬЕВА Н.В. ДОКУМЕНТНАЯ ЛИНГВИСТИКА. - М.: Термика, 2016. - 612 с.
Ключевые слова: деловой язык; деловой текст; официально-деловой стиль; функциональная стилистика; Общероссийский
